Англия помешала мне жить счастливо.
Лейтенант Фур был человеком принципов. Он любил сопровождать каждое свое дело соответствующей церемонией, чтобы подчеркнуть его значимость и усилить впечатление.
Подгоняемый временем, он искал возможности торжественно обставить свой отъезд. Но вместо того чтобы дать прощальный обед, он решил устроить своей жене "последнее прости". На своем жутком армейском жаргоне он обрисовал ей свой замысел и, получив согласие, увлек ее в постель. В течение целого часа, сообщает нам Леонс Дешам, "супруги несколько раз осушали кубок любви". И добавляет с удивительным лиризмом: "Ноги Полины, взлетавшие в воздух, делали как бы знак прощания своему прошлому, с которым она собиралась порвать".
В конце концов Фур, "покинув райские кущи наслаждений, спустился на землю, не сомневаясь, что был в постели со своей женой последний раз". В пять часов вечера, думая, что судьба благосклонна к нему, он с легким сердцем покинул Каир.
Тем временем, "едва только улеглась пыль, поднятая лошадьми его эскорта", из соседнего дома вышел Жюно и предстал перед Полиной. Молодая женщина еще находилась под впечатлением "последнего прости" лейтенанта Фура. Она встретила Жюно в пеньюаре, едва отдышавшись. Щелкнув каблуками, он приветствовал ее, а затем произнес фразу, которую Бонапарт из предусмотрительности заставил его выучить наизусть:
— Гражданка! Главнокомандующий приглашает вас сегодня вечером на обед во дворец Эльфи-бея.
Полина, слегка удивившись такой оперативности, ответила с готовностью:
— Я приду.
Вечером, сидя справа от главнокомандующего, "она освещала своей красотой ассамблею, собравшуюся в ее честь". С замечательной способностью к адаптации, которой обладают женщины, бывшая служанка из Каркассона сразу же освоилась с новой ролью фаворитки. В полночь она вместе с Бонапартом стояла у двери на правах хозяйки, провожая гостей.
Когда все разъехались, главнокомандующий, весь вечер демонстрировавший нежность и предупредительность, проводил молодую женщину в свою спальню и там приветствовал ее в новом для нее доме тем же способом, каким днем Фур попрощался с ней.
В то время как во дворце Эльфи-бея любовники наслаждались друг другом, лейтенант катил в своем экипаже в сторону Александрии. В Ом Динаре — первой станции смены лошадей, он разорвал конверт, предназначавшийся для него, и прочел приказ с подробностями его миссии:
"Судно, на котором Вы отплываете, доставит Вас на Мальту. Вы передадите имеющееся у Вас письмо адмиралу Вильневу и коменданту Мальты. Командующий военно-морскими силами Мальты предоставит Вам другое судно, на котором Вы доберетесь до Италии, откуда дилижансом доедете до Парижа и там передадите прилагаемые депеши членам правительства.
Вы останетесь в Париже 6—10 дней, после чего также дилижансом возвратитесь в порт Неаполитанского королевства или в Анкону. Обратный путь Вы должны проделать не в Александрию, а в Дамьет. Перед отъездом из Парижа постарайтесь увидеть одного из моих братьев, члена законодательного собрания. Он передаст Вам необходимые документы.
Я рассчитываю на Ваше усердие во всех непредвиденных ситуациях, которые могут возникнуть на пути выполнения Вашей миссии и которые не должны помешать Вам доставить депеши правительству и привезти обратно послания от него.
Бонапарт".
Этот текст, который произвел большое впечатление на Фура, поставил задачу перед историками: верил ли Бонапарт в успех этого вояжа? Ведь в те времена на Средиземном море хозяйничали англичане, и их корабли постоянно курсировали вдоль берегов Александрии. Маловероятно… Хотя бы потому, что информация, которая содержалась в послании Директории, была незначительной: оккупация Суэца генералом Боном, экспедиция в глубь Египта, предпринятая Дезе, реорганизация армии, стягивание турецких сил в Сирии… Чтобы удалить неудобного мужа, Бонапарт не колеблясь мог пожертвовать военным кораблем и его экипажем. Но, как писал Марсель Дюпон, "великие люди имеют слабости, перед которыми отступил бы любой честный человек".
Фур отплыл 28 декабря на сторожевом корабле "Охотник", которым командовал капитан Лоранс. Он не стал скрывать от лейтенанта трудности предстоящего путешествия.
— Прямо напротив нас, — сказал он перед тем, как поднять якорь, — находится английская эскадра, состоящая из трех барков и одного фрегата. Я не хочу быть пессимистом, но думаю, у нас всего один шанс против четырех, что мы сможем прорвать блокаду. В любом случае нам надо выйти только ночью. "Охотник" — легкое судно, и если идти с погашенными огнями при благоприятном ветре и если не будет неприятной встречи, мы сможем к рассвету быть в шестидесяти милях от берега.
В семь часов вечера сторожевик поднял якорь и покинул порт. Встревоженный Фур отказался идти спать и оставался всю ночь возле капитана. Все двенадцать часов он стоял с ним на мостике, слушая свист ветра и скрип мачт, обращая внимание на малейшие посторонние звуки. Ему все время казалось, что вот сейчас из тьмы появится гигантская масса английского судна.
На рассвете он спустился в кают-компанию выпить бокал горячего вина. В этот момент раздался крик: "Парус за кормой!" Капитан Лоранс схватил подзорную трубу.
— Это англичанин. Он настигнет нас примерно через пять часов. Уничтожьте ваши бумаги. Нас могут захватить.
Фур, надеясь на чудо, предпочел спрятать драгоценные бумаги, аккуратно свернув их, в самую интимную часть своей одежды.
В полдень "Охотник" был задержан для досмотра. Его команда спустила паруса и была вынуждена опрокинуть пушки за борт. Два английских офицера поднялись на борт в сопровождении нескольких вооруженных матросов, и капитан Лоранс, его офицеры, вся команда и лейтенант Фур были доставлены на британское судно "Лев".
Как только англичане узнали, что лейтенант едет с поручением от Бонапарта, английский комендант позвал своих помощников.
"Его обыскали, — пишет герцогиня д’Абрантес, — раздев до нижнего белья, пытаясь найти то, что было спрятано в самом укромном месте."
Не найдя ничего интересного, англичанин спросил лейтенанта:
— Как ваше имя?
— Жан-Ноэль Фур!
"С этим именем, — продолжает герцогиня, — у капитана "Льва" были связаны самые свежие новости из Египта, и, если бы он был жителем Каира или Александрии, он бы хитро подмигнул, отметив такое забавное стечение обстоятельств".
Идея снова посмеяться над Бонапартом, привести его в замешательство "во время его любовной идиллии" показалась капитану именно тем замыслом, которым будут удовлетворены в Англии.
— Мсье, — обратился он к Фуру, — прежде чем возвратиться в Англию, корабль, которым ее величество оказала мне честь командовать, должен совершить рейс во внутренние моря. Я вынужден буду содержать под стражей офицеров команды "Охотника". И поскольку ваша миссия теперь закончена, я мог бы предложить вам многомесячный круиз. Но если вы дадите мне честное слово, что ваши действия не будут направлены против Англии, пока длится война, я буду счастлив доставить вас в то место Египта, которое вы соблаговолите указать.
— Я даю вам честное слово, — сказал Фур, обезумев от радости.
В тот же вечер капитан "Льва", довольный представившейся возможностью устроить забавную проделку, повез лейтенанта в Египет.
…И там Фуру суждено было узнать, что не все крокодилы плавают в Ниле.
Глубокой ночью лодка, спущенная со "Льва", причалила к берегу в небольшом заливе недалеко от Александрии. Рассвет застал лейтенанта на скалах, где он, стуча зубами от холода, радостно думал о том, что скоро увидит свою Беллилот. Около восьми часов утра египтянин, проезжавший мимо в повозке, запряженной ослом, согласился подвезти его, и к полудню лейтенант прибыл в город.
Он сразу же побежал к Мармону, коменданту Александрии, и рассказал ему о своем приключении:
— …Благодаря необычному милосердию английского офицера я смогу сделать приятный сюрприз моей жене.
Генерал, зная, что Бонапарт только что разместил Полину в роскошном дворце в двух шагах от своего, едва удержался от смеха, но подумал, что стоит быть поосторожнее.
— Мне кажется, — сказал он, — вам лучше остаться здесь, так как ваша миссия прервана, но не закончена. Я думаю, что генерал Бонапарт пришлет вам необходимые указания. И было бы неосмотрительно с вашей стороны проявлять инициативу, которая может ему не понравиться.
Фур покачал головой:
— Я думаю, что главнокомандующий поймет мое нетерпение. А кроме того, я потерял эти депеши. Я теперь как пустой саквояж. А что делать пустому саквояжу в Александрии? Если его необходимо вновь наполнить, я должен возвратиться в Каир.
Мармон, как ни смешно ему было, заволновался при мысли о скандале, который может разразиться. Не зная, какие еще придумать аргументы, он резко сказал:
— У меня нет повода задерживать вас здесь, лейтенант, но мой долг предупредить: если вы возвратитесь в Каир, то пожалеете об этом…
Фур улыбнулся:
— Без сомнения, главнокомандующий будет разочарован моей неудачей, но будет рад увидеть меня живым и невредимым, ведь англичане могли посадить меня в тюрьму. Я думаю, он простит меня…
Такая наивность, такая глупая уверенность привели Мармона в полнейшее раздражение. Но он подумал, что этот идиот заслуживает хорошего урока — и отпустил его…
Фур погрузился на джерму (египетское судно, ходящее по Нилу) и через шесть дней прибыл в Каир. Горя нетерпением поскорее обнять Полину, он побежал домой. Обнаружив, что дом пуст, он страшно удивился. Блуждая по пустым комнатам, заметил, что мебель покрыта толстым слоем пыли, а все вещи Полины исчезли."… И тогда, — пишет Леонс Дешам, — сев на свой дорожный сундучок, он задумался, взвесил все "за" и "против" и пришел к выводу, что, несмотря на свое звание лейтенанта стрелкового полка, он — рогоносец".
Это открытие привело Фура в ярость. Он быстро направился в клуб, где собирались офицеры Двадцать второго стрелкового полка, чтобы там узнать имя своего соперника. Когда Фур вошел, четыре лейтенанта играли в карты.
— Где Полина?! — заорал он. Все четверо посмотрели на него с досадой. Один из них встал, закрыл дверь и, вернувшись на место, сказал:
— Твоя жена у генерала Бонапарта… — И со всеми подробностями рассказал Фуру о том, как Полина предала его.
Так бедняга узнал, что его жена живет на улице Биркет-эль-Ратль в великолепном дворце по соседству с дворцом Эльфи-бея, что каждый день в три часа она отправляется к Бонапарту, и они вместе гуляют, что солдаты прозвали ее Клеопатрой и Нотр-Дам д’Ориент, что она является хозяйкой на обедах, которые дает генерал, и что к себе во дворец она возвращается только под утро. Затем лейтенант заверил Фура, что весь каирский гарнизон осуждает Полину, да и главнокомандующий заслуживает самых нелестных эпитетов.
Однако это совсем не утешило лейтенанта Фура. Не сказав больше ни слова, он возвратился к себе, взял хлыст и отправился на улицу Биркет-эль-Ратль.
Когда он подошел к роскошному дворцу, в котором теперь жила Полина, его гнев усилился. Стиснув зубы, Фур пересек двор, засаженный экзотическими растениями, прошел вдоль фонтанов с журчащими струями воды и потерялся в лабиринтах великолепных комнат, заполненных коврами, подушками, драгоценными безделушками. Навстречу ему попался слуга — он грубо оттолкнул его и пошел дальше, распахивая двери. И вдруг в одной из комнат увидел Полину: обнаженная, она сидела в золоченой ванне.
Увидев мужа, молодая женщина, уверенная, что он на Мальте, пришла в ужас. Она пыталась защищаться, звать на помощь, умоляла, но Фур схватил ее за волосы и отхлестал до крови-. На ее крики наконец сбежались слуги, не без труда оторвали Фура от его жертвы и вышвырнули на улицу.
Об этом случае тотчас доложили Бонапарту, и он явился к изголовью своей любовницы.
— Надо его арестовать и бросить в тюрьму, — слабым голосом сказала Полина.
"В первую очередь военный, а потом — любовник", как пишет Леонс Дешам, Бонапарт не хотел вторично совершить ошибку и коротко бросил:
— Этого я не могу сделать, но завтра ты потребуешь развода.
Естественно, целую неделю французы Каира только и говорили об этом деле. И больше всех усердствовал в осмеянии Фура генерал Бертье: "Бедняга Фур упустил свой шанс… Имея такую жену и будучи стрелком, он возвратился с пустыми руками".
Но Бертье напрасно насмехался. Послушаем Жозефа Тюркана, автора книги "Влюбленный Наполеон":
"Генерал Бертье, высмеивая несчастного лейтенанта, был далек от каких-либо сомнений в отношении собственной личной жизни, не подозревая, что в этот момент сам выступает в роли обманутого мужа. Любовницей Бертье была знаменитая мадам Висконти, от которой он был совершенно без ума и на которую молился не только в сердце, но и в своей военной палатке, где воздвиг алтарь с ее портретом в центре и каждый день преклонял колени в молитве. Но мадам Висконти изменяла ему в то же самое время, что и Полина своему Фуру, с Александром де Лабордом и постоянно была окружена стайкой очень молодых людей"…
Как говорится в народе, "наибольшие рогоносцы — это те, которые сами себе сооружают рога".
На следующей неделе произошло событие, которое отодвинуло на задний план скандал, вызванный Фуром.
Только что у арабов были выкуплены французы, бывшие у них в плену. Одного из пленных вызвал Бонапарт, чтобы получить от него сведения о расположении войск неприятеля. При первом же вопросе этот человек расплакался.
— Что с тобой? Почему ты плачешь? — спросил Бонапарт. Тот объяснил, рыдая, что арабы поступили с ним так же, как, скажем, поступал Генрих III с понравившимися ему юношами. Бонапарт расхохотался:
— О Господи! Вот уж трагедия! Наоборот, надо благодарить небо, что ты так дешево отделался. Ладно, не плачь больше и скажи, что ты видел в военном лагере?
Но несчастный был так поглощен своим оскорблением, что из него было невозможно вытянуть нужные сведения. И на вопросы, которые ему задавали, он наконец, плача, ответил, что из положения, в котором он почти постоянно находился, невозможно было ничего наблюдать.
Эта забавная история помогла Полине позабыть свои неприятности.