1 октября, среда, время 14:25.
Позиции 70-го стрелкового корпуса близ местечка Бастуны (на пути от Вильнюса к Лиде).
Полковник Ильичёв, комкор.
Полковника потряхивало. Не дай бог никому так вляпаться. И грозное начальство рядом, в полном составе. Кузнецов (командарм 3-ей армии) далеко, и он сейчас не совсем начальник. Новый, вот он, чуть позади генерала Павлова, генерал-лейтенант Никитин…
Мы же всё сделали, как надо! Как фрицы смогли взломать в течение нескольких часов трёхслойную оборону? По словам комдива-23, собственным впечатлениям и докладам вырисовывается удручающая батальная сцена.
Поначалу неторопливые немецкие танки резко ускоряются, не дожидаясь конца артподготовки. И успевают проскочить минный заслон. Ну, пусть пять танков из шести, один всё-таки попался. Первая линия обороны смята, минный заслон взорван, дежурный взвод окончательно растоптан следующей волной атаки. Еще семь танков при поддержке пехоты.
Танковый авангард громит миномётное прикрытие и позиции лёгкой артиллерии. Только и успели сорокопятки «разуть» один танк. Рыча и фыркая, «тройка» крутится на заглублённом миномётном гнезде, превращая в фарш не успевшего удрать вслед за товарищами красноармейца.
Удары дальнобойных гаубиц почти не причиняют наступающим вреда, танкам нет нужды держать дистанцию между собой меньше пятидесяти метров. Своё слово сказали зенитчики, спалив пару танков, и тут же были уничтожены ответным огнём. Вторая ЗСУ на другом фланге успела уйти, и полковник не знал, наказывать их за это или хвалить. Надо разбираться.
Разворачивание примыкающих к прорыву подразделений проходит в целом успешно, но разрыв линии обороны увеличивается. Если бы не…
Генерал Павлов.
— Если бы не парни с 122 ИАПа, тебя бы до самой Лиды гнали.
В моих словах ни капли упрёка. Это ж война, дело житейское. Корпус из новобранцев, чего от них ждать? Столкнулись с профессионалами войны. Тут не успели, тут чуток замешкались, вот и результат.
И хоть нет в голосе ни грамма обвинений, полковник ещё больше сникает и смурнеет. Впечатлительный какой. Тоже необстрелянный, как и его бойцы.
— Нэ тушуйся, Фомич! — Никитин заходит к полковнику с другой стороны и хлопает того по плечу. А я не удерживаюсь от того, чтобы подкинуть перцу на свежие раны.
— Почти на двадцать километров за сутки отступили. Это у нас рекорд, да, Семёныч? У тебя какой самый плохой результат?
— До восьми километров, Григорыч. Это когда вы мне приказали отступать шибче…
Делаю страшные глаза и затыкаюсь. Семёныч тоже понимает, что сболтнул. Хотя, что уж теперь?
— Тогда нам их надо было заманить. Видишь, Егор Фомич? Семёныч намеренно фрицев в ловушку втягивал, и то, больше восьми километров в сутки не мог сделать.
Ильичёв то краснеет, то бледнеет, но в целом обсуждение идёт спокойно. А чего нам? 20-ая танковая дивизия вермахта, обидчица полковника, изрядно потрёпанная, сейчас, истекая кровью, отчаянно пытается выдраться из бульдожьей хватки 13-ой армии. Чудом вырвались из котла, ещё раз промяв оборону 70-ого корпуса.
— Григорыч, корпус надо усилить, — Никитин заводит ту же песню под названием «дай-да-дай, дай побольше!», — полсотни танков подбросишь?
— Танковый батальон хочешь организовать?
— А то ж…
— Пока своими силами обойдись. Первые же поставки танков — твои. Как раз кадры подготовишь, пока технику получишь.
Он прав. Корпус надо делать моторизованным. Танковый батальон в резерве сильная штука. Сам же Никитин доказал сегодня утром. Немецкие танки рванули от атакующих тридцатьчетвёрок, как черти от ладана. Во встречном бою им ничего не светит. Ни по калибру пушек, ни по толщине брони.
— Только учти, 21-ый стрелковый корпус (17, 24, 37 сд) я у тебя забираю в резерв фронта. 2-ой корпус, так и быть, оставляю тебе. — Как-то незаметно вышло, что Никитин сконцентрировал в своих руках огромную мощь за счёт соединений, ранее бывших под непосредственным командованием фронта. Как бы ни больше 10-ой армии.
Сейчас, если вооружиться биноклем, наверное, можно углядеть, как над горизонтом клубятся мошки. Соколы полковника Туренко и генерала Рычагова устроили весёлую воздушную резню с остатками 1-го флота люфтваффе. Бои идут над отступающей 20-ой панцердивизией.
— Семёныч, а тебе потом не жалко будет корпус Кузнецову возвращать?
На моё лёгкое ехидство Никитин досадливо шевелит усами. Ухмыляюсь. И сразу новую вводную:
— Ты в курсе, что я тебя на своё место целю? Так что учись думать обо всём фронте, а не только своей армии.
— Мэня?! — судя по степени удивления, Никитин такой коленкор не обдумывал.
— Есть три кандидатуры. Даже для преемников нужен резерв. Ты, Климовских и Рокоссовский. Ты на первом месте.
— А ты, Грыгорыч? — Никитин чешет затылок.
— Товарищ Сталин пока ничего не говорит, но чую, прикидывает, какую дыру мной заткнуть.
Мы помаленьку двигаем к броневику. Это не мой, Никитин выделил. Ильичёв тихонечко топает сзади. Кажется, полковник приходит в себя. Это он сначала думал, что всё пропало. А затем увидел мою ухмылочку и то, как резко Никитин задвинул фрицев на место.
В последнее время всё яснее простая истина. Спокойствие командующего порождает огромную уверенность у подчинённых. От генералов до рядовых. Никогда и никто не видел и не увидит меня суетящимся и нервничающим. Огромный плюс, сам начинаю понимать. А чего мне? Даже если фон Бок разгромит мой фронт целиком, что это даст Германии? Да ничего особенного. К зиме вермахт разгромит три приграничных, — всего лишь приграничных! — округа и расстанется с мечтами о блицкриге. А блицкриг их единственный шанс победить СССР. И попробуй ещё разгроми мой фронт! Все зубы обломаешь. Потому я и спокоен, как обожравшийся удав. Прокололся, крупно прокололся корпус. Понёс заметные потери, — до тысячи человек убитыми и ранеными, три миномётные батареи, две гаубичные, ну, и по мелочи, — и что? Комфронта никакой трагедии не видит. Издевается над неумехой, ехидничает, но прямо на месте голову не откручивает. Пострадавшие части на пополнение и довооружение, перевод под другого начальника, создание мобильного танкового резерва…
— Ну, и обучение личного состава, — оборачиваюсь к задумавшемуся полковнику. — Их потому взяли, что шевелятся не так быстро, как надо. Тактикой артиллерийской дуэли с танками не владеют. С минным заграждением обдумайте, что не так. Ну, или ямы перед позициями выройте против танков…
— Там вражеская пехота будет накапливаться, Грыгорыч, — тут же возражает Никитин.
— Тогда за позициями. Да замаскировать, пусть проваливаются и под пушки подставляются. И под бутылки с бензином от пехоты. Кстати, их тоже не было?
Ильичёв снова прячет глаза. Ещё одно упущение.
— Вот занимайся и тренируй личный состав. Семёныч, выдели им пару трофейных танков, разбитые можно подвезти. Пущай бойцы их со всех сторон обнюхивают. Знакомое не так страшно, как неизвестное.
Сажусь в броневик. Ух, тут намного теплее. Осень вступает в свои права, воздух днём прогревается не выше пятнадцати градусов. Освежает.
— И ждите группу из отдела боевой подготовки. Они вас и покритикуют и помогут, — закрываю двери, махнув напоследок рукой.
30 сентября, вторник, время 15:05.
Сувалки.
По окраинам ещё вспыхивают короткие перестрелки, но на перекрёстках уже стоят танки с красными звёздами, по центральным улицам идут колонны войск 6-го мехкорпуса. Части, в основном тыловые, не успевшие выскочить, сдаются в плен. 46-ой армейский корпус СС небрежно отодвинут на северо-запад. Русских не смутишь разбитым носом в начале драки. Город будет обжит в течение пары суток, а передовые ударные группы, подкреплённые бронепоездом, идут дальше в направлении Каунаса.
С юга слабые линии обороны сувалкинского выступа растаптывают части 4-го стрелкового корпуса (3-я армия).
1 октября, среда, время 19:10.
Минск, штаб Западного фронта.
Генерал Павлов
Разглядываю карту. Мне нужен Каунасский ж/д узел. Кровь из носу. Если возьму, это будет ещё не победа, банк не беру, но лапу на него накладываю.
Сложно всё. Там не столько Каунас, там целый ряд городков: Кайшадорис, Гайжунай, Йонава. И очень неудобно расположены реки. Неман и две впадающие в него, Невежис и Вилия. И по каждой можно устроить линию обороны, которую можно взять только большой кровью. Стереть бы Кайшадорис… верчу в руках аэрофотоснимки. Блядский высер! Там эшелонов полно, и много цистерн. А горючее мне, как воздух, нужно!
А ещё ж/д линию от Сувалок до перегона Алитус — Мариамполе надо восстанавливать. И не быстро, а мгновенно. Хотя можно в обход составы гнать, через Инстербург. Огромное спасибо комдиву 36-ой кавдивизии, взял город. Героя заслужил честно.
— Дмитрий Григорич, тебе не кажется, что мы затеяли авантюру? — Вкрадчиво спрашивает Климовских. Мы вдвоём в моём кабинете вечеряем. Если не считать верного адъютанта за дверью.
— Да, немцы те ещё авантюристы. А мы у них учимся, — подтверждаю слова начштаба.
Кое-какая мысль меня давно точит. Как-то мне перестаёт нравиться эта гигантомания с мехкорпусами.
— Ефимыч, а ты не находишь, что танковые, то бишь, механизированные корпуса не слишком удачное сочетание родов войск. Да и танковые дивизии в целом…
— И что вам не так, Дмитрий Григорич? — На меня смотрят внимательные и умные глаза.
— Танковая дивизия в полтысячи танков. Вроде бы силища, но неповоротливая. У немцев, кстати, не так.
— Немцам просто танков не хватает. У них промышленность не справляется.
— Не в этом дело. На каждый танк надо не меньше отделения пехоты, а то и взвода.
— Или на взвод не меньше одного танка, — улыбается Климовских.
— Или так.
Молчим. Думаем.
— Менять структуру на ходу? — Сомневается начштаба.
— А как по-другому? Попросить у Гитлера передышку? Ты подожди, Адольф, мы тут войска переформируем, чтобы вас бить сподручнее было?
А вот думать, как изменить штаты пришлось долго. И пока безрезультатно. Но предварительное решение выношу волюнтаристким путём.
— Предложу Никитину в качестве эксперимента заменить в какой-нибудь танковой дивизии танковый полк на стрелковый. Рокировку сделаем с одной из стрелковых дивизий и получим две моторизованные дивизии.
— Слаживание опять проводить… — морщится Климовских.
— На лёгких целях потренируются, на частях второго эшелона. Рокоссовский, между прочим, именно так и формирует дивизии своего мехкорпуса, — Двойной Ка поначалу вынужден был так поступать, танков у него было чуть больше, чем ничего. Насколько знаю, он примерно так и делает, превращает чисто танковые дивизии с двумя танковыми полками в моторизованные с одним танковым полком. Танковые дивизии у него всё равно только на бумаге и были.
Начштаба вздыхает и принимается сочинять приказ. Я спускаюсь в подвал, надо и с Никитиным поговорить. С Рокки тоже. И кроме этого дел полно. До ночи работы хватит. Мне надо готовить козырь, игра начинается по-крупному и надо иметь, чем удивить проклятых немецких фашистов.
1 октября, среда, время 21:30.
Полесье, вокзал г. Ровно.
Идёт погрузка последнего 4-го батальона 214 воздушно-десантной бригады. Ночь — лучшее время для железнодорожных перевозок в военное время. Конечная станция назначения — Минск. Время прибытия — через сутки. Первый батальон уже на месте.
2 октября, четверг, время 09:20
д. Сенча, аэродром 3-его БАП 52 дальнебомбардировочной авиадивизии.
Полковник Филиппов Иван Васильевич, командир авиаполка, обладал типично славянской внешностью. Сними форму, отпусти бороду и получишь обычного крестьянина средне-русской полосы.
Комполка с ординардцем и замполитом, что составляют всю его свиту, плюс бравый комбат-десантник со своим порученцем, наблюдают, как в небе распускаются белые цветы парашютов. Медленный и величавый ТБ-3 будто грядку в небе высаживает.
— Эх, сколько горючего тратится, — вздыхает комполка.
— Вчера ж пять бензовозов пригнали. Как раз на это дело, — возражает замполит.
— На две заправки не хватит, — хмыкает комполка.
— Мне сказали, пока три раза каждый не прыгнет, десантником считаться не может, — вступает в разговор комбат.
— А до нас не прыгали? — В голосе Филиппова очень большая надежда, которая испаряется после отрицательного ответа.
— Только с вышки.
К группе подбегает штабной лейтенант.
— Товарищ полковник, через пару часов прибывает эскадрилья У-2.
— Зачем?
— Приказ-шифрограмма. Наши лётчики будут в составе экипажей У-2 заниматься ночными бомбардировками. С целью обучения ночным полётам.
Приготовившийся огорчиться Филиппов по краткому размышлению не находит причин для досады. У-2 ест совсем немного, для обучения самое то, не надо гонять тяжёлые самолёты, которые жрут горючку, как стадо мамонтов. Обучать тоже надо. Днём ТБ-3 вообще выпускать нельзя. Слишком лёгкая мишень даже с истребительным прикрытием. Как ещё организовать то прикрытие при двойной или тройной разнице скоростей. Так что, хочешь — не хочешь, а все лётчики обязаны уметь летать ночью.
3 октября, пятница, время 21:40
Центр ж/д треугольника Каунас-Гайжунай-Кайшадорис.
Дюжина ТБ-3 по очереди заходит на точку сброса и высаживает в небе белые парашютные цветы. Ночь, высота около километра, есть надежда, что десант не заметят. Или заметят не сразу.
Приземлившиеся десантники, кто сноровисто и споро, а кто с матюгами шёпотом, пакуют парашюты и распаковывают ящики с боеприпасами и миномётами.
— Все парашюты закопать, замаскировать и запомнить места. Каждый взвод в своё место, — сам комбат и отмечает эти места.
Через сорок минут батальон выдвигается к Кайшадорису.
То же время. Штаб бомбардировочного авиаполка в Сенче.
— И куда такая спешка? — Тяжко вздыхает Филиппов.
— Война, Иван Васильевич, дорогой. — Чуть улыбается начштаба, капитан Далакишвили. — Кто успел, тот…
— Тот на кол и сел, — ворчит Филиппов, капитан веселится.
— Тогда уж кто кол успел наточить, генацвале…
Комполка отмахивается, изучает накладные. Снова горючее подвезли.
— Какой у нас запас, Калистрат?
— Около восьмидесяти процентов от всего объёма цистерн и бочек. — Докладывает капитан. — Только предупредили, что сегодняшние поставки — последние.
— Нам хватит…
На что хватит, то и сделаем, — домысливает Филиппов. Ворчание, оно по привычке. На самом деле, всё правильно. Фактор времени на войне, как бы ни самый главный. И Генерал об этом постоянно талдычит, и жизненный опыт подтверждает. Кто успел, тот и сел. Но не на кол, а на более выгодной позиции. Высоту занял, мост успел захватить, мало ли…
Поэтому второй рейс, почти туда же, только между Кайшадорисом и речкой Вилия, запланированный под утро, понятен. Два батальона лучше, чем один. Только оторопь берёт, как подумаешь, что там десантников ждёт. Километров за сто от линии фронта.
Второй рейс понятен, но, судя по наличию горючего, его полк или ещё пару батальонов закинет, или уже переброшенные будет снабжать.
4 октября, суббота, время 09:25
Подступы к городу Казлу-Руда. Полковой КП 6-го мехкорпуса.
Генерал-майор Хацкилевич.
— Ёлки-моталки… — генерал подавляет острый приступ желания ругнуться длинно и на полную катушку. Или неумение сказывается, всё равнобудет слабое подобие комфронта. Вот кто филигранно выражается. Но не злоупотребляет. И мы не будем. Комфронта всё время напоминает, какое у вас настроение, такое и у вашего войска. Хотя неплохое у него настроение, злое, так что…
— Еловую шишку им в немецко-фашисткую жопу с проворотом! — У-ф-ф! Даже легче становится. Кто это там хихикает? Непонятно. Это по голосу своих узнать легко, а по хмыканью и ржанью уже не просто.
Генерал снова приникает к стереотрубе. Видено-перевидено, но надо подумать и согласно заветам комфронта подчинённые не должны зреть командира в смятении. Семь остановленных артогнём танков, большинство «разутых», только один дымится. Ещё две тридцатьчетвёрки разнесены в хлам, с отрывом башки от детонации боеприпасов. Сейчас чадят, догорая.
Комфронта приказал не позже пятого числа если не захватить Каунас, то хотя бы начать штурм. Желательно успешный. Но рванули они, не зная броду и очертя голову. Отданный приказ противоречил собственным поучениям Павлова, но суть противоречия до него тем же комфронта была доведёна одним вопросом: «Ты за время рейда хоть на одно минное поле нарвался?». Разведка всё равно работает, хотя по большей части авиационная. Но скорость продвижения явно сказывается. Германцы не успевают выстроить оборону. В десяти километрах сзади разнесённые в пыль позиции 2-го армейского корпуса вермахта. 121-ую дивизию уничтожили практически полностью, 12-ая и 32-ая успели удрать. Но минное поле опять-таки соорудить не успели.
За отсутствие минных полей первое спасибо Павлову. По ночам надоедливо, как крови жаждущие комары, впереди летают лёгкие ночные бомбардировщики. У-2, в основном. Вывешивают осветительные бомбы, забрасывают мелкими, если кого заметят. Опять же разведка работает.
Второе спасибо Павлову за воздушного диспетчера. ТБ-7 наматывает круги над ними каждый день. Поддержка с неба сродни божественной помощи. Говорят, там какой-то еврейчик рулит. Ёлки-моталки! Одного народа с Христом. Так, в сторону опиум для народа!
По танкам фрицы садили из зениток. На железнодорожных узлах их всегда много. И безнадёжно сгоревшая пара танков попала под огонь 88-мм Флаков. Но тем самым обнаружили себя, и попали под раздачу по наводке небесного еврейчика. Повторять атаку что-то не хочется, но надо.
— Товарищ генерал! — Подбегает адъютант. — Прибыл взвод тяжёлых танков, только…
Под ожидающим взглядом продолжает:
— Только их всего два, третий сломался по дороге.
Хватит мне и двух, — приободряется генерал.
— Давай сюда комвзвода!
Какая им будет задача, только последний дурак не догадается. КВ пойдут вперёд, артиллерия раздавит выявленные огневые точки. Вслед роту Т-34 с пехотой и можно зацепиться за город. Дальше поглядим. Не справимся до обеда — оставлю здесь полк и танковую роту. На этот вшивый городишко хватит. Нас Каунас заждался.
5 октября, воскресенье, время 08:25
Минск, штаб Западного фронта.
— Два батальона десантников, высаженных близ Кайшадориса, атаковали город. Один батальон захватил вокзал и его окрестности. Зенитные подразделения уничтожены, частично зенитки захвачены. Второй батальон вошёл в город с севера, но его продвижение на соединение с первым пока остановлено. По их оценкам в городке до двух полков охранных и лёгких дивизий, включая различные тыловые службы.
— Продержаться, Иван Иосифович? — Дежурный вопрос задаёт Климовских.
— Сутки должны продержаться, но просят подбросить боеприпасы.
— Подбросим. Но только ночью. Организуйте, — Климовских и сам может, но у него и так голова пухнет. Начальнику оперативного отдела генерал-майору Семёнову не впервой.
Там, конечно, не только боеприпасы, но и… хотя, может, не надо.
— Продовольствия им не надо? — Уточнить лишним не будет.
— Нет. Они даже мешки с мукой, пшеном и сахаром используют для оборудования позиций.
Ну, да. У ж/д полотна не больно-то окопы выроешь. Прессованный щебень можно раскопать, но долго, муторно, и ни к чему портить то, что самим пригодится.
— Продолжайте Иван Иосифович.
Все слушают так внимательно, что поскрипывание стульев слышно.
— 11-ый мехкорпус у местечка Езнас, — это километрах в двадцати пяти по направлению к Кайшадорису, — смял позиции 28-го армейского корпуса и продолжает движение.
— Так что может и ни к чему слать боеприпасы десантникам? — Вполголоса замечает Копец.
— Боеприпасов много не бывает, — разочаровываю Иваныча, — так что не отлынивай.
— Железнодорожники заканчивают восстановление… обещают сегодня закончить, так что вопрос со снабжением 6-го мехкорпуса можно сказать… будем надеяться, — поправляется осторожный Семёнов, — что решится. Для полноценного снабжения 11-го корпуса надо захватывать Каунас. О делах небесных, наверное, лучше расскажет генерал Копец? — Семёнов смотрит в сторону главкома ВВС, тот с готовностью встаёт.
— Продолжаем держать небо под контролем. Фон Боку разгуляться не даём…
— Какие потери?
— С нашей стороны пять-шесть машин в день. От зенитного огня и в результате воздушных боёв. С немецкой чуть больше, семь-восемь, если не считать разгромленного аэродрома пару дней назад. Там около сорока самолётов разного назначения стояло.
— Сложности в том, что расстояние увеличилось в направлении Каунаса до ста километров и больше. Это дополнительный расход горючего и время подлёта. Свои аэродромы пока опасаемся ставить, линия фронта неустойчивая и сложной формы.
— Используйте немецкие. — Команда неоднозначная. Немцы о своих-то аэроромах всяко знают, потому могут атаковать без разведки. Но это можно поправить. На недоумение Копца даю разъяснение.
— Стройте взлётку рядом. Можно использовать постройки по их назначению, а старые полосы займите неисправной техникой. Своей и трофейной. Можно просто силуэты нарисовать. 22 июня же сработало.
Потом решали, где нам нужны аэродромы и сколько. Пока трёх хватит. Один бомбардировочный полк и пару истребительных или смешанных. И штаб 11 авиадивизии в Сувалки. А на её место 43-ю истребительную из Витебска. Корпус Рычагова — в район Лиды.
Там же, 13:05.
Долго предаваться унынию, что все мои задумки могут разбиться о бытовые и приземлённые проблемы вроде нехватки боеприпасов, — начинает ощущаться дефицит авиабомб по некоторым позициям, и особо, горючего, — мне не дают.
— Дмитрий Григорич, вас Москва вызывает.
— Иду, — со вздохом встаю и бью себя ладонью по лбу. Прямо, как по заказу. Если защитнику Родины чего-то не хватает, что надо делать? Попросить у Родины, пожалиться ей, глядишь, и подбросит. А как иначе?
Так что спускаюсь в подвал, — надо накрутить хвост связистам, давно пора переговорную наверху сделать, — довольно бодро. Трубка ждёт на столе, сержант затворяет за собой железную дверь.
— Как там у вас дела, товарищ Павлов? — Москва обычно предпочитает разговаривать со мной голосом товарища Сталина.
— Внешне неплохо, товарищ Сталин. Развиваем наступление на Каунас и другие города рядышком. Как только возьмём под контроль мощный железнодорожный узел, фон Боку станет очень скучно. Господство в воздухе над Литвой удерживаем.
— Пачиму сказали, что только внешне хорошо?
— Горючего и боеприпасов хватит только на пару дней боёв такой интенсивности. После этого движение… — хотел сказать «прекратится», но это явный перебор, — сильно снизится. Крупных операций проводить не сможем.
— Ми же вам послали два эшелона?
— Для заправки только одного тяжёлого бомбардировщика требуется семь-восемь тысяч литров. Правда, этого на три тысячи километров хватает. Иногда мы их используем. Недавно вот десант в тыл немцам забрасывали.
— Сколько вам надо горючего?
— Дюжина эшелонов на неделю. Примерно так. И авиабомбы мелких калибров, до десяти килограмм, заканчиваются. Тяжёлые тоже нужны, но они медленнее расходуются.
— Харашо. Будет вам горючее. А что вы планируете делать с фон Боком? Разгромить его?
— Полумиллионную группировку? Нет, конечно. Сил не хватит. Но сильно ослабить, потрепать, заставить отступить, это сможем. Да уже делаем. За дни наступления восемнадцать тысяч пленных взяли. Большая часть из тыловых подразделений, конечно, но для нас это лучше. Будет легче с трофейной техникой разбираться.
— Товарищ Павлов, ви замену себе подготовили?
Неожиданно! Вроде давно такого ждал, но всё равно, как обухом по голове.
— Кандидатуры есть, товарищ Сталин. Но сейчас не время рокировку делать. Как говориться, коней на переправе не меняют. Надо паузу в боевых действиях дождаться.
— Мы понимаем. Никто не собирается вас выдёргивать в период наступления. А кого ви хотите?
— Думаю, Никитина Иван Семёновича. Он у меня самый активный. И в обороне работал и в наступлении, — немного искажаю, в контрнаступлении, но это мелочи, — Климовских его подстрахует, он и сам меня заменить может.
— Харашо. Успехов вам, товарищ Павлов. Да, чуть не забыл. Прибыли два танкера с горючим. Из Америки. Так что будут вам эшелоны с бензином.
— Отличная новость, товарищ Сталин! Всего хорошего.
Вечером полковник Виноградов доложил, что ж/д ветку, соединяющую Сувалки с Каунасом, восстановили. Есть контакт! Можно запускать бронепоезда. И вывозить трофеи на радость Мерецкову.
Из оперативных докладных:
6 октября, понедельник. Хацкилевич штурмует Каунас, над которым свирепствуют советские бомбардировщики. Чайки и пешки сверху, тяжёлые (по немецкой классификации Т-34 относится к тяжёлым) танки снизу.
В тот же день, 11-ый мехкорпус 3-ей армии, под командованием генерал-майора Терёхина Макара Фомича, вошёл в Кайшадорис. Город был взят сравнительно легко. Дивизии корпуса и авиация окончательно рассеяли две дивизии 28-го армейского корпуса вермахта и не дали отступить им в город. Тем самым спасли десантников от полного уничтожения. Два батальона из воздушно-десантного корпуса в ходе городских боёв убитыми и ранеными потеряли 50 % личного состава.
В ночь с 6-го на 7-ое ночными бомбардировщиками сильно повреждён мост Йонава — Гайжунай через реку Вилия.
7 октября через Сувалки и Казлу-Руда по восстановленной ж/д ветке к Каунасу выдвинулись два тяжёлых бронепоезда, «Аврора» и «Гефест». Вечером город был окончательно взят. В первых рядах штурмующих штрафной батальон численностью в полтысячи человек. Безвозвратные потери батальона — 60 %.
7 октября Голубев затребовал пехотного подкрепления и в район Сувалок отправился 47-ой стрелковый корпус. На его место в Слуцк и Барановичи 3-я и 4-ая дивизии Минского ополчения.
8 октября в район украинского Полесья в хозяйство Рокоссовского начали прибывать первые дивизии для формирования ударных армий для вторжения на Украину. Москва принимает решение о создании нового фронта (Украинского) под командованием Рокоссовского. Первая армия — 39-ая ударная, которую запланировано увеличить до четырёх корпусов (на настоящее время один моторизованный корпус и один стрелковый из трёх дивизий).
9 октября 4-ый стрелковый корпус (3-я армия) 70-ый корпус и 13-ая армия в целом занимают соответственно левобережье и правобережье Немана от Друнининскай до Каунаса. Блокирован Алитус, начинается неторопливая осада города. Хацкилевич (6 МК) при поддержке бронепоездов и авиации штурмует Гайжунай.
За период с 8-го по 12 октября западнее и восточнее Каунаса созданы аэродромы для двух истребительных авиаполков. Спешно создаются или осваиваются аэродромы в других местах.
10 октября войска фон Бока оставляют город Молодечно. Его занимают части 21-го стрелкового корпуса, что идёт по пятам немецких войск.
10 октября в Минск передислоцирован воздушно-десантный корпус. Других войск для защиты города не осталось, а десантникам надо доукомплектоваться и обучиться. Вновь заработал центр обучения новобранцев под Минском. Москва утвердила создание нового 32-го моторизованного корпуса.
11 октября Рычагов докладывает о создании ещё одного смешанного авиаполка. Истребители, штурмовики, лёгкие бомбардировщики. Новый полк Рычагова планируется перебросить в район Каунаса.
11 октября авиаразведка и войсковая разведка докладывает, что армии фон Бока двигаются в направлении Кайшадориса.
Ещё 24 сентября из Москвы пришло извещение о решении Ставки, оформленной через приказ НКО, о создании 1-ой воздушной армии в составе 4-ёх авиадивизий. 201-ая — истребительная, 215 и 216 — истребительно-штурмовые, 204-ая — бомбардировочная. На начало октября полностью сформированы две авиадивизии: 201 и 215. Частично 216. Нумерация авиаполков идёт, начиная с 239-го сквозным образом по всем дивизиям по порядку. У бомбардировочной авиадивизии автономная нумерация: 6, 38, 130, 248. Последний, 248-ой полк — истребительный, для сопровождения.
11 октября, суббота, время 09:10
Небо юго-восточнее Кайшадориса.
Н-ну! Н-не уйдёшь, гнида! — Невнятно рыча, старший лейтенант Кондратьев закладывает крен почти до вертикали, закручивая вираж выше пределов, указанных в ТТХ. До скрипа и развала машины на части. И всё-таки достаёт мессер левым крылом, вскрывает верх корпуса и кабину пилота, рыскнувшего в сторону и чуть не увильнувшего от таранного удара Як-7М.
Есть! — С огромным облегчением вздыхает старлей. Прикрыл увлёкшегося и прозевавшего атаку с фланга командира. И задницы, и свою и всей их команды прикрыл.
Что с самолётом? Взгляд на левое крыло, вернее, на то, что от него осталось. Чуть меньше трети крыла в лохмотья. Что с управляемостью? Заваливает, сильно заваливает налево. Правые закрылки до упора, летим почти прямо и в нашу сторону.
Что с ребятами? Ага, всё в порядке. Командир всё-таки достал того самого, что выбрал целью. Получивший таранный удар, колом валится вниз. Теперь шестеро против пяти… а нет, ещё подходит пара Яков и мессеры резко удирают. Ну-ну…
Вообще-то они приказ нарушили. Не ввязываться в бой без численного перевеса или хотя бы равенства. На него, конечно, давно все плевать хотели. Бывало, парой на шесть мессеров нападали. А что? Если неожиданно, то можно. Ударить, а затем не грех и удрать, скорость не намного, но больше. Только вот у них особый случай, у них кроме обычной боевой задачи всегда ещё одна, которую сам генерал Павлов поставил:
— Если Василий Иосифович погибнет, означать это может только одно: никого из вас уже нет в живых. И даже это не послужит вам оправданием. — Чуть погодя добавил, — вы — лучшие, вы справитесь.
Поэтому и приходится вертеть головой, всё ли там в порядке. И только потом можно подумать о себе.
Сесть не получится, машину болтает, и маневрировать невозможно. Высота теряется, но Кайшадорис уже близко.
Когда самолёт на километровой высоте проходит кромку леса, снизу бьёт эрликон. И бьёт точно. В бок удар будто кувалдой, и повисает рука. Как-то трудно мне тринадцатый сбитый достаётся…
Як продолжает полёт, как ни в чём ни бывало, но через минуту вдруг резко уходит вниз и врезается в землю.
11 октября, суббота, время 11:40
Штаб 201-го авиаполка. Аэродром в 10 км северо-восточнее Каунаса.
Майор Ковтунов, комполка, обычно спокойный и сдержанный опытный лётчик, спокойствия на данный момент не испытывает. Только что сделал краткий доклад генералу Павлову и передал трубку мрачному полковнику Василию Сталину.
Геморрой тот ещё иметь у себя такого подчинённого, да выше по званию. Хорошо, что уважать можно не только за звание. Василий не стал прятаться и отпираться, сразу признал, что увлёкся и подставил своего лётчика. Теперь выслушивает дифирамбы от командования. Даже комполка слышно. Хотя вроде стихает буря, но по инерции Василий держит трубку не вплотную и майор всё слышит.
— Вась, вот честное слово, как-нибудь не поленюсь, лично прилечу и морду тебе отрихтую…
«Как он с ним!» — с холодящим живот восторгом думает комполка. Василий мрачно молчит.
— Ладно, Василий, не бери в голову. Всё бывает… слушай может всё-таки хватит тебе гусарить? Не пора ли делом заняться? Сколько самолётов ты сбил?
— Сегодня шестой…
— Ну, нормально же! У двух третей лётчиков такого не будет даже к концу войны.
— Дмитрий Григорич, не хочется в такой нехороший момент уходить. Конец — делу венец. С таким похоронным настроением как мне потом работать?
Что вполголоса бурчит Павлов, комполка не слышит.
— Обещаю, Дмитрий Григорич. Буду работать аккуратно. До свидания, — Василий осторожно кладёт трубку.
— Что сказал? — Ковтунову удаётся спрятать почти убитую надежду избавиться от такого неподъёмного подчинённого. Василий удручённо вздыхает, хотя слова его вполне оптимистичны.
— На моё усмотрение, Анатолий Палыч. Мне надо пару схем обкатать в боевых условиях, пару самолётов сбить, желательно мессеров…
— Тактические схемы меняются чаще, чем времена года, товарищ полковник.
— Значит, поучусь их менять…
Майор прикусывает язык, который только что подвёл своего хозяина. Жди теперь, когда он научиться менять тактические схемы.
12 октября, воскресенье, время 08:40
Ж/д пути западнее Кайшадориса. Бронепоезд «Гефест».
— Воздух! — Команда мгновенно переводит всех зенитчиков из режима ожидания в боевой. Только на неискушённый взгляд метания бойцов носят хаотический характер. Навстречу двум лаптёжникам угрожающе поднимаются стволы пушек и пулемётов.
— Как они нас заметили? Мы ж под маскировкой… — недоумевает командир бронепоезда.
Кажется, они попали. Восемь юнкерсов, за ними подтягиваются столько же мессеров. Парами, четвёрками, тем более одиночно, немецкие асы давно не рискуют летать. Наши прилетят, не позже, чем через десять минут, но их ещё выдержать надо.
Когда пикирующая пара бомбардировщиков снижается метров до восьмисот, бронепоезд открывает огонь. Один самолёт тут же кувыркается и падает в полусотне метров от полотна дороги. От взрыва сотрясается земля и вздрагивает бронепоезд. Второй, не доводя пикирование до конца, скидывает бомбы. По броне хлещут осколки, прямого попадания нет. А вот маскировочную сеть срывает. Положение хуже, чем голому на виду толпы.
Командир по телефону отдаёт команду тяжёлым пушкам. Они раскрыты, уйти не смогут, поездам невозможно тягаться с самолётами, даже самыми медленными. Но кое-что в запасе у него есть.
— Две пушки в одну сторону, две в другую. Угол стрельбы максимальный…
Трубку командир приказывает установить на дистанцию пятьсот метров. И волну бомбардировщиков встречают не только зенитчики, но и шрапнельные залпы тяжёлых МЛ-20…
13 октября, понедельник, время 09:55
Небо над Кайшадорисом. Воздушный КП генерала Павлова.
Рассматриваю сверху пострадавший бронепоезд. «Гефест», сбросив с путей искорёженную платформу с гаубицами и оставив разбитый тепловоз, отползает к Каунасу. Живучесть наше всё. Будь у него один локомотив, пришлось бы дожидаться помощи. И чего раньше дождались бы, не известно. Помощи или очередного, добивающего налёта. Ещё один броневагон разбит, но ходовая часть, видимо, целая.
Перевожу бинокль на город. Кайшадорис тоже пострадал. Фрицы вышли на окраины и были отброшены. Атаковать под бомбёжками и штурмовкой им не понравилось.
ТБ закладывает вираж, мне надо посмотреть, что там ещё творится. В Вильнюсе ещё есть какое-то движение, но такое, затухающее. Мне надо выбрать момент кое для чего.
Немцы меня удивили. Я бы сказал, разочаровали, если б они союзниками были, но раз враги, то приятно удивили. Оказались не так сильны, как ожидал. После попытки фон Бока прорваться к Лиде ждал удара в районе Алитуса, чтобы отрезать мою каунасскую группировку. Взять их в окружение и пережевать.
Ответ у меня был готов. Не сладко бы им пришлось. Собственно, фон Бок и попробовал. Но как только высунулся из леса в направлении Алитуса, тут же получил бомбовую припарку. И снова спрятался в лес. Он мог бы ещё пробиться к Каунасу, к нему тоже огромное урочище примыкает, но остерёгся. И правильно сделал, иначе я бы его войска в том лесу и похоронил бы. Вместе с лесом. Кассет с зажигательными бомбами у меня ещё много осталось.
Так что фон Бок хлебает полной ложкой то варево, что я ему приготовил. Логистическая ловушка. Ему после потери Каунаса пришлось отступать посуху. Ни одной попутной железной дороги у него нет. А это расход горючего, это систематические бомбёжки, и деваться некуда.
Внимательно рассматриваю, что происходит внизу и продолжаю размышлять.
Самое главное: мы сумели сделать то, для чего предназначены. Защитили страну. Германцы народ хозяйственный, и как только захватывают территории, тут же осваивают ресурсы. В том числе, мобилизационные. Сравнительно с той, неудачной историей, половина Латвии и Эстония остались за нами. Значит, нет эстонской дивизии «Ваффен СС», нет половины латышской. Есть чуть-чуть литовских националистов, которые сейчас в полной моральной заднице. Полными ужаса глазами любуются, как их хозяев дерут в хвост и гриву в разных позах.
Сформировали кое-какие подразделения из галицийских хохлов? Ну-ну… буду настаивать в Ставке на то, чтобы лишить Украину статуса союзной республики. И ещё кое на чём буду настаивать. Очень они удивятся, когда напорются на то, за что боролись.
Крым тоже уже не захватят. Поэтому поддержки от крымских татар немцы не получат. Туркестанских дивизий в вермахте тоже не предвидится. Ингуши и чеченцы будут честно воевать. С вайнахами отдельная история. Их здорово подвёл их национальный менталитет. У кавказских народов, в особенности чеченцев, культ силы. Ты можешь быть сколь угодно мудрым и образованным, чеченец тебя не будет уважать, если ты слаб. А тут на их глазах вермахт Красную Армию на пинках до самой столицы гонит. Прущее вулканом изнутри презрение к слабакам под красными знамёнами сдержать они не смогли. Как и уважение к немцам, носителям непреодолимой силы. Они не Сталина простить не могут за выселение, на себя злятся, что так прокололись. Красная Армия всё-таки надавала по хлебалам немцам и водрузила красный флаг над Рейстагом. Сами никогда не признаются, но чеченцы до желчи досадуют, что не поучаствовали в таком славном деле. Ну, теперь у них такая возможность будет.
Генерала Власова в плен не возьмут, — блядский высер, придётся с этим фруктом отдельно разбираться, — и РОА тоже не появится. Суммарно в том плохом для нас варианте Гитлеру удалось взять под контроль порядка семидесяти миллионов населения, одну треть мобилизационного потенциала СССР. Сейчас не более двадцати. Литва, часть Латвии, Западная Украина и часть центральной. Всё, это максимум, который уже идёт на спад. Не говоря уже о том, что мой фронт кусочек Восточной Пруссии отхватил, то бишь, коренной германской территории.
Обмозговываю один момент. Когда всё это началось? В какой момент капкан для вермахта окончательно и бесповоротно захлопнулся? Когда Прибалтийский и Киевский округа провалили оборону и открыли мои фланги? Да, когда они отступили, а я нет, вермахту пришлось сильно размазать свои войска. Так сильно, что без дыр в линии фронта не обошлось. Моя 10-ая армия фактически не взламывала немецкую оборону, она просто и непринуждённо вошла на германскую территорию. Это даже не наступление было, а почти обычная передислокация, не сложнее, чем вхождение Красной Армии в Западную Украину и Белоруссию в 39-ом году.
Но при этом 10-ая армия нешуточную угрозу создаёт. Сокращено подлётное время к Варшаве и, — о, ужас! — к Берлину. Ещё немного и к столице Германии фронтовые истребители начнут летать.
Группа армий «Юг» обречена. Либо им спешно надо уносить ноги. Опять же под непрерывными бомбёжками.
Что немцы могли сделать, когда ЗапОВО устоял? Надо было наваливаться всем вместе на меня одного, окружать целиком всю Белоруссию и Смоленскую область. Но для этого надо брать Киев, идти дальше. А чем брать? Резервов нет, коммуникации под угрозой, Одесса сопротивляется. Если бы они рискнули, я бы тоже рискнул и приказал бы Рокки ударить в южном направлении. Вот бы он повеселился.
Чем больше думаю, тем более склоняюсь к мысли, что когда мой фронт мало того, что устоял, но начал отгрызать кусочки обратно, вермахт попал в цугцванг. Любой ход — путь к поражению. Что ни сделай, только ближе к пропасти…
— Теперь летим на север, посмотрим, что там происходит, — лётчик кивает и снова берётся за штурвал.
Движение в Вильнюсе и окрестностях оценил, надо смотреть, как далеко ушёл авангард фон Бока и насколько он велик…
Думаем дальше. Демографические потери СССР вряд ли будут больше миллиона человек. Да пусть даже два. По сравнению с двадцатью, это микродоза. Децимация децимации. СССР этого не заметит. Ежегодный прирост у нас 2–3 миллиона человек.
Война войной, а репарации по порядку. Чего бы нам стрясти с Германии и побольше, вот в чём вопрос. И не только о материальном речь, оборудовании, станках и промтоварах. Москва пока ни сном ни духом о возможностях создания атомного оружия. Ракетное направление, которому в той реальности дали сильный толчок германские разработки, тоже в эмбриональном состоянии. Не только в этих областях немецкая наука сильно продвинулась. Нам ещё придётся их догонять.
Кроме военного наступления на Германию, надо думать и об экономической экспансии. Как бы сделать так, чтобы советский рубль котировался хотя бы на оккупированных территориях? Пользуясь военной обстановкой, довольно просто это сделать. Контрибуцировать какой-нибудь немецкий завод, а потом продавать его продукцию за рубли. В первое время у них будут проблемы с продовольствием. Аналогично, продавать за рубли. Но европейцам чтобы что-то купить, надо что-то продать. Найдут, что продать. Драгоценности, фарфор, мебель, что угодно можно в комиссионку военторга снести. Можно будет и заработать. На ремонте разрушенной инфрастуктуры, например. Требующейся нам, разумеется. Свою пусть сами отстраивают.
Свою нишу на европейском рынке искать придётся. В перспективе это нефтепродукты, своей нефти в Европе мало. Кое-какая сельхозпродукция, короче, будем разбираться. Если удастся в Восточной Европе запустить оборот советского рубля, то для СССР это будет победой негромкой, но не менее важной, чем взятие Берлина.
Такие мероприятия помогут предотвратить мародёрство. А зачем что-то отнимать, когда можно зайти в любой магазин или лавку и купить? Рубли у моих бойцов будут… и флаг в руки моему Мерецкову.
Что у нас там? Кажется пора.
— Сержант, сигнал «Скальпель» Анисимову.
Связист козыряет и берётся за ключ. Анисимову уносится команда, он уже на старте. Вчера у него уточнял.
Между вильнюсским и каунасским лесом есть удобный прогальчик. Никитин со своей стороны подтягивает туда 20-ый мехкорпус и 2-ой стрелковый. Аэродромчик трофейный спешно освоен.
А с той стороны, — подлетаем туда ближе, — начинается гроза. Четвертьмиллионная группировка Анисимова вгрызается в уходящую гигантскую колонну немецких войск. Их там, в организуемом котле, останется не меньше ста тысяч. Выйти они уже не смогут. И больше мы переварить не сможем. Все четыреста или пятьсот тысяч воинства фон Бока взять невозможно. Получится анекдот о том, как мужик медведя поймал. А вот откусить сто тысяч, это нам по силам.
15 октября, среда, время 08:10.
Минск, правительство республики, зал заседаний.
Военный Совет Западного фронта.
— Итак, товарищи, — оглядываю длинные ряды этих самых товарищей, военных и гражданских, — Вильнюсский котёл, в основном сформирован. Ожидаемое количество пленных от ста до ста пятидесяти тысяч человек. Вам надо решить, что с ними делать. Сколько оставим себе, сколько отправим на большую землю. Надо приготовить запасы продовольствия, кормить эту прорву.
— Далее. По освобождению Вильнюса придётся восстановить ж/д узел. Немцы там что-то сделали, но по минимуму.
— После ликвидации котла военные действия стихнут. По наступлению зимы вермахт будет вынужден сильно сократить свою активность. К войне в зимних условиях они не готовы. А нам надо освоить захваченные территории. Кирилл Афанасьич, вы разворачиваете там сеть военторга. Магазинные полки заполните трофеями и продукцией наших колхозов и предприятий.
— Гражданским властям очень советую присмотреться к военнопленным. Мне уже докладывали, что в одном из колхозов фрицы сумели организовать пивоварню…
Оживление в зале. Смешки. «Баварское трофейное» кто-то уже пробовал. Я в том числе. Неплохое пиво, очень неплохое, свежему «Жигулёвскому», как минимум, не уступит.
— Думаю, надо включить немчуре зелёный свет. Пусть строят пивоварни, сыроварни, маслобойки, всё, что могут. Пусть работают сами и наших учат. Среди них есть рабочие разных специальностей и тут такое дело…
Беру паузу для обострения внимания.
— Вы все думаете, что знаете, что такое трофеи. Проверим. Что это?
Народ пожимает плечами. Слышу возгласы «Танки, пушки, пулемёты», «продовольствие и амуниция».
— Вот и говорю, что не знаете. Что сказал товарищ Сталин в 31-ом году? — Без упоминания имени вождя можно обойтись, но если есть возможность… — Он сказал: «Мы отстали от передовых стран на сто — сто пятьдесят лет. Если мы не догоним их за десять лет, нас сомнут». Так вот, товарищи, мы до сих пор их не догнали.
Поднимаю руку, успокаивая лёгкий недоумённый шум.
— Расскажу анекдот для лучшего понимания. Немецкая разведка выкрала чертежи нового советского супертанка. На своих заводах немцы сделали всё точно по чертежам, но почему-то получился паровоз…
В зале смешки.
— Пробуют ещё раз, ещё тщательнее сверяясь с чертежами. Опять получается паровоз. Немецкая бравая разведка выкрадывает с нашего завода инженера и привозит его в Германию. Его обступают немецкие коллеги, трясут перед ним чертежами и возмущаются. «Чего вы шумите, геноссе», — отмахивается наш. — «Вы же грубо нарушили технологию». «Варум? Где?», — кричат немцы. «А вот же! Смотрите, на каждом листе приписка «Доработать напильником»».
Моё лицо серьёзно и даже хмуро. Противоположно в зале смешки переходят в хохот. Терпеливо жду штиля.
— Это не совсем анекдот, товарищи. И по большому счёту смеяться не над чем. Вы знаете, что очень часто бывает так, что запчасть с одного нашего танка не подходит другому такому же и с того же самого завода? Наши рабочие сильно уступают немецким в уровне индустриальной культуры. Потому такие казусы и происходят. Причины понятны. Германия индустриализовалась на сто лет раньше России, и за этот срок сформировала культуру промышленного производства. Понимаете, куда я клоню?
Понимают или нет, но вывод давать мне.
— Индустриальная культура, вот важнейший трофей. И поэтому для наших партийных органов тут большое поле деятельности. Нашему рабочему надо перенять эту культуру. Впитать её. Это помимо многих технических достижений Германии, которых у нас пока нет.
— Например? — Фоминых желает уточнить.
— Например, аппараты искусственной вентиляции лёгких. Сейчас врачи в наших госпиталях осваивают несколько таких трофейных устройств. Есть и другие, там целый список, не о том речь. Речь о том, что трофеи это не только товары. Это и станки, которых у нас нет, и… и умение на них работать. А ещё лучше, возможность создавать такие станки. Это тоже трофеи и намного более ценные. Военному Совету, его гражданской части, надо как следует подумать об этом.
Заканчиваю так:
— Товарищи, вы наверняка понимаете, что за военную часть можно быть спокойным. Германию мы окончательно разгромим в будущем году. Никаких сомнений лично у меня нет. Теперь ваша забота, как наилучшим образом распорядиться плодами наших военных успехов. Окончательная победа впереди, но многое можно делать уже сейчас.
Пришлось ещё пару часов сидеть на Совете. Много мелких вопросов, которые лучше и быстрее решать напрямую. Например, почти во все города, включая Минск, можно возвращать эвакуированных, а также детей. Половина деток тихой сапой уже вернулась, по большей части сельских, но можно и всех. Только Брест под запретом, он в зоне доступности дальнобойной артиллерии. И надо возобновлять обычное обучение в школах.
С 17 октября эпизодические осенние дожди переходят в непрерывные, иногда целыми сутками. Крупные наступательные операции становятся невозможными. Госпожа Осень объявляет климатическое перемирие.
25 октября окружённая у Вильнюса группировка сдаётся. В плен попадает 128 тысяч солдат и офицеров.
Окончание главы 19.
Конец книги.