— Так вы того, не робейте, во всяком случае не теряйте точку опоры. Суетится около меня и маленький Островский, уцепился за руку:
— Можете мне поверить, обойдется, не Бог весть что… Вот дверь распахнулась. В дверях коридорный:
— Готов?
— Готов!
— Выходи.
Выхожу. Коридорный потянул за руку, крепко схватил за лацканы. Наскоро ощупав, обернулся к разводящим:
— Забирайте!
Разводящие подхватили меня под руки и таким образом я опять зашагал по ковровым красно-зеленым дорожкам к следственному корпусу.
— Проходи… Садись, вот тут…
Лейтенант Котелков ткнул пальцем на стул у дверей.
— Курить хочешь?
— Нет, не хочу.
Он отодвинул какие-то бумаги, всматривается в меня, покосился на карандаш, повертел его и застучал по столу.
— Ну, так что же нам делать дальше с тобой?
— Я не могу понять вас, действительно не могу.
— Ишь ты!
— Клеветать на себя не стану… Котелков отбросил карандаш.
— А… а, контра!… успели гады обработать, заправили мозги… кто подбивал?
— Никто.
— Слушай, я ведь так пока, по-хорошему. Будешь говорить, нет?
— Что говорить?
— Ну так, поговорим еще… Слышишь, контра! (Котелков ухватился руками за стол)… хотел тебе добра — добра не понимаешь… Обласкаем, сволочь! Это будь покоен…
Вдруг он схватился за массивное пресс-папье.
— У… у… гад… какая харя!
Я невольно пригнул голову, заслонился руками.
— Ну, ну, — проворчал Котелков, усаживаясь снова в кресло, — я тебя обласкал бы, но здесь нельзя.
Вот он выпрямился в кресле и такое лицо сделал, с удивлением смотрит на меня:
— Э… э, чего ты расселся? А ну-ка, встать! Сейчас увидим, какая ты птица. А ну, в угол! Руки по швам!.. Вот так, часиков пять постоишь — умней станешь. Ни слова не противореча, стал в угол, спиной к нему, слышу, как он снял телефонную трубку, набирает чей-то номер:
— Владимир Захарович? Котелков говорит… да… да… да. Они там интересуются, что делать?… что?… Нет, я объяснить не могу… да. Вы будете у себя? Ага, хорошо… да… да, привели, да, он у меня, да, хорошо… Я вам позвоню, да. Положил трубку. Проворчал что-то.
Чем же все это кончится? Ну, просто надо вытерпеть: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…
— Ты что там шепчешь? Молишься?.. Молись, молись! Типичный антисоветчик!
Может, сказать ему одной фразой, что все это ложь? Или еще проще: ничего не говорить?
— Повернись!
Котелков забарабанил пальцами по столу.
Поворачиваюсь. Он смотрит на меня в упор, не мигая. Глазные щели расширились, воспаленные глаза надвигаются на меня, будто гипнотизируя, приоткрылись зубы:
— Нану и Леву знаешь?
— Нану и Леву?
— Да, Нану и Леву?
— Знаю.
— Что, мерзавец, тебе этого не достаточно?
— Про что это вы?
— Ты не можешь понять?.. Слушай, кончай крутить мозги — "про что". Ишь, христосик!… "Про что это"? Я тебе вот что скажу: мы пока так с тобой, по-хорошему, понимаешь?
— Что вы хотите от меня?
— Нану и Леву знаешь?
— Да, слегка.
— Слегка, говоришь?
— Да, слегка.
— Ну, хорошо, а знаком давно?
— С тридцать шестого года.