Казалось бы, соображения, которые принял во внимание полковник Латышев, должны были сыграть решающую роль и для отмены обвинения по статье 58-3 УК РСФСР — ведь Протопопов-Медер получил иностранное гражданство давным-давно, когда никакого СССР на свете не было. Но не тут-то было.
11 июля 1947 года тот же полковник Латышев утвердил обвинительное заключение по обвинению Алексея Протопопова-Медера в преступлениях, предусмотренных ст. 58-3 УК РСФСР. Это обвинительное заключение, подписанное 7 июля оперуполномоченным контрразведки лагеря № 199 капитаном Аникиным, почти дословно повторяло то, которое было составлено 27 августа 1946 г. майором Герасимовым, с той разницей, что о национальности и гражданстве Алексея Михайловича было сказано, что он русский, принявший австрийское подданство в 1918 г.
Капитан Толкачев, неудачно пытавшийся выполнить указание начальства и «пришить» военнопленному Протопопову-Медеру обвинение в измене родине, от участия в деле был отстранен.
Капитан Аникин составил список лиц, подлежащих вызову в судебное заседание трибунала: Чегодаев-Саконский, Березлев, Шевченко-Шевцов, Вифлянцев, Клеев, К. Волкорез, Г. Волкорез, Ленивов, Телегин, Коцовский, Белый, Рентельн.
1 августа Алексей Протопопов-Медер направил в военный трибунал, где должно было слушаться дело, жалобу-ходатайство. Содержание ее мало отличалось от поданной 5 июня.
4 августа его вызвали в административное помещение 4-го лагерного отделения 199-го лагеря для военнопленных. В небольшой комнате за столом, покрытым красной скатертью, сидели четверо военных: председатель военного трибунала войск МВД капитан Сопин, члены трибунала капитан Сидоренко и старший лейтенант Волков, секретарь трибунала старшина Тетерин. Ни представителя обвинения, ни адвоката в комнате не было. Это был очень плохой признак.
Выслушав Протопопова-Медера, изложившего свою биографию, председатель трибунала разрешил ему заявить имеющиеся ходатайства… Они были несложными: привлечь свидетелей, которые могли бы подтвердить австрийское гражданство подсудимого, предоставить защитника — адвоката Чернину, работу которой готов был оплатить подсудимый из заработанных в лагере денег, приобщить личные документы, подтверждающие австрийское гражданство подсудимого и изъятые у него в июле 1945 года.
Трибунал удалился на совещание, и через несколько минут было оглашено определение:
«Рассмотрев в судебном заседании ходатайство обвиняемого Протопопова-Медера Алексея Михайловича о допущении адвоката для защиты его интересов, о вызове свидетелей по делу, указанных в списке обвинительного заключения, и о приобщении к делу изъятых у него во время пленения австрийского и немецкого паспортов в подтверждение подданства, военный трибунал
ОПРЕДЕЛИЛ:
ходатайство обвиняемого Протопопова-Медера о допущении защиты и вызова свидетелей удовлетворить, а в приобщении указанных им документов — отказать, так как в деле имеется справка, из которой видно, что документы, австрийский и немецкий паспорта, у обвиняемого Протопопова не изымались, дело слушанием отложить, а обвиняемого Протопопова-Медера А. М. этапировать в лагерь № 525 МВД СССР гор. Прокопьевск, по месту нахождения свидетелей».
Заседание трибунала продолжалось 55 минут. Обвиняемого увели.
Закрытое судебное заседание военного трибунала войск МВД началось в 18 часов 18 октября 1947 года, в городе Сталинске Кемеровской области.
Секретарь трибунала старшина Ищенко зачитал состав суда: председательствующий капитан юстиции Горелик, члены — младший лейтенант милиции Бирюкова и сержант Туз. Видимо, организаторам суда дело представлялось настолько простым и ясным, что разрешить его могли и милиционер, и сержант из лагерной охраны.
То, что члены суда не имели юридического образования и должны были полностью полагаться на председательствующего, свидетельствует о том, что состав суда был специально подобран с целью вынесения заранее предрешенного обвинительного приговора.
Было объявлено и об участии адвоката из местной юридической консультации, защищавшего интересы подсудимого. Это была женщина по фамилии Пирская. Адвокат Чернина, очень хорошо вникшая во все обстоятельства дела Алексея Протопопова-Медера, давшая ему немало ценных советов, к участию в процессе допущена не была.
Видимо, власти решили подготовиться к судебному заседанию так, чтобы неожиданностей не было, и чтобы военнопленный Протопопов-Медер получил полной мерой все, что ему полагалось по предписанию из Москвы.
Секретарь объявил, что подсудимый доставлен под конвоем в зал судебных заседаний и что все вызванные в судебное заседание свидетели, за исключением Березлева, Белого, Вифлянцева и Рентельна, также доставлены под конвоем. О последних было объявлено, что их местонахождение трибуналу неизвестно. Это могло означать все, что угодно, в том числе и то, что этих людей уже нет на свете. Но в любом случае и без того невысокие шансы подсудимого стали еще ниже.
Удостоверившись в «самоличности»[35] подсудимого, председатель разъяснил ему его право на отвод составу суда. Отвода не последовало.
Майор резерва югославской армии — инженер дирекции железных дорог А. М. Протопопов, 1939 г.
Выполнив остальные процессуальные формальности, председатель спросил, имеет ли подсудимый ходатайства по данному делу. Протопопов-Медер сказал, что он все же ходатайствует о вызове свидетелей Березлева, Вифлянцева и Дьяка, а также о доставке в судебное заседание отобранных у него органами МВД личных документов, из которых можно было бы установить его истинное подданство.
Адвокат Пирская заявила, что в части вызова свидетелей она поддерживает ходатайство подсудимого, а истребование документов следует отклонить, так как они никакого значения не имеют. В этом адвокат была права — для этого суда ничто не имело значения, поскольку приговор подсудимому был вынесен задолго до начала судебного заседания.
Выслушав ходатайства, суд определил: в истребовании документов отказать, в вызове свидетелей тоже отказать, поскольку их местопребывание неизвестно, а при необходимости огласить их показания, сделанные на предварительном следствии. Так же была решена и проблема с показаниями свидетелей Белого и Рентельна. Зато свидетеля Карла Дьяка решено было вызвать в зал судебного заседания.
Все доставленные в суд свидетели были под расписку предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний и удалены из зала. Словом, было сделано все, чтобы придать судебному заседанию видимость справедливости и объективности.
Огласив знакомое уже читателю обвинительное заключение, капитан Горелик разъяснил подсудимому суть обвинения и спросил, считает ли он себя виновным. Алексей Протопопов-Медер ответил, что сущность обвинения понятна, виновным себя ни в чем не признает, показания суду давать желает.
Посовещавшись с адвокатом, председатель объявил порядок судебного следствия: вначале допросы свидетелей, а потом — подсудимого.
Следует отметить, что приведенные ниже записи процесса являются не полной стенографической записью, а попутной записью секретаря суда. Следовательно, не воспроизведены вопросы свидетелям и подсудимому, в результате чего читателю зачастую приходится вычислять их из запротоколированных резюме ответов. В деле А. М. Протопопова, к сожалению, эти записи — единственное свидетельство того, что произошло на судебных заседаниях, и я привожу их полностью.
Большой казачий круг в Новом Саде. В 1-м ряду справа от А. М. Протопопова генерал-майор А. Н. Черепов. Югославия, 1932 г.
Казачий хор в Новом Саде. Югославия, 1934 г.
Первым был допрошен свидетель Чегодаев-Саконский.
«Я, Чегодаев-Саконский Николай Александрович, 1897 г. рождения, образование среднее, беспартийный, по специальности шофер[36], военнопленный, осужден 4 декабря 1945 года военным трибуналом Западно-Сибирского округа по статье 58-3 УК РСФСР, наказание отбываю в Кривощековской исправительно-трудовой колонии, подсудимого Протопопова знаю с Белграда, взаимоотношения с ним нормальные.
ПРОТОПОПОВ-МЕДЕР: Взаимоотношения со свидетелем Чегодаевым-Саконским нормальные.
ЧЕГОДАЕВ-САКОНСКИЙ: Оговариваюсь в том, что я точно не помню дат ввиду давности времени.
Познакомился я с Протопоповым-Медером в Белграде еще в 1941 г. В то время он был в чине лейтенанта, а затем стал капитаном. Я в то время был капитаном в должности адъютанта представителя белых эмигрантов в Сербии русского генерала Крейтера. По поручению немцев Протопопов-Медер в то время формировал сотню так называемых «самостийных казаков» из русских эмигрантов, часто заходил к нам в Управление, так как у нас в Управлении находилась картотека русских эмигрантов. Протопопов в то время был не как Протопопов-Медер, а просто Протопопов, и фамилию Медер я слышу впервые.
Руководство «самостийными казаками» исходило от немцев, Протопопов был их представителем. После формирования сотни «самостийных казаков», Протопопов выехал в город Лозницу (внутренняя Сербия) для пополнения 5-го запасного полка охранной группы. К какому это относится времени, я точно не помню. Цель формирования сотни «самостийных казаков» я не знаю. К моменту формирования этой сотни. Русский охранный корпус уже существовал. Он являлся одним из формирований для борьбы против советских войск под наблюдением немецкого командования. Сотня «самостийных казаков» была создана под руководством немецкого гестапо.
НА ВОПРОСЫ ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩЕГО СВИДЕТЕЛЬ ЧЕГОДАЕВ-САКОНСКИЙ ОТВЕТИЛ:
В период формирования сотни «самостийных казаков» Протопопов имел чин капитана охранной группы, причем форма одежды у него была охранной службы, не немецкой армии. Я настаиваю, что Протопопов в то время носил форму русских охранных войск, подчинявшихся немцам.
ПРОТОПОПОВ-МЕДЕР: По-видимому, свидетель Чегодаев что-то забыл и настаивает неправильно. Я в то время носил форму кадрового немецкого лейтенанта.
НА ВОПРОСЫ ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩЕГО СВИДЕТЕЛЬ ЧЕГОДАЕВ-САКОНСКИЙ ОТВЕТИЛ:
Я был эмигрантом. Эмигранты к Протопопову относились плохо. К формированию сотни «самостийных казаков» эмигранты тоже относились недоброжелательно. О том, что Протопопов немец и немецкого подданства, я узнал в 1945 году, будучи в 525-м лагере для военнопленных. О том, что Протопопов немец, я не знал. Знаком я с ним с 1941 года. В 1941 году немцем он себя не называл. По своему бывшему положению национальность Протопопова я бы знал. Войска, которые формировал Протопопов, частично несли охранную службу, а частично вели борьбу против хорватских партизан. Единица казачьего формирования тогда еще была небоеспособной, за исключением войск генерала Паннвица, которые вели борьбу против партизан Хорватии.
О том, что Протопопов служил в 5-м запасном полку, я точно не знал, возможно, он только был к нему прикомандирован. Я служил в 5-м запасном немецком полку с 25 ноября 1944 года, но, может быть, Протопопов служил в нем ранее, в чем я сомневаюсь. Политических убеждений его я не знал, он со мной ими не делился.
ПРОТОПОПОВ-МЕДЕР: Показания свидетеля Чегодаева-Саконского я не подтверждаю, так как он показал неправильно».
Далее суд перешел к допросу свидетеля Коцовского.
«Я, Коцовский Михаил Иванович, 1891 года рождения, образование среднее, беспартийный, бывший полковник царской армии, эмигрант с 1920 года, служил в немецкой армии в чине лейтенанта, русский, подсудимого Протопопова знаю давно, взаимоотношения с ним нормальные.
ПРОТОПОПОВ-МЕДЕР: Взаимоотношения со свидетелем Коцовским нормальные.
КОЦОВСКИЙ: Я Протопопова знаю с 1930 г. по совместному проживанию в городе Новый Сад (Югославия).
Он там работал помощником начальника секции по постройке железной дороги. На квартирах друг у друга мы не были, а в наших эмигрантских кругах он считался русским. Познакомился я с Протопоповым в моем учреждении. В наших эмигрантских кругах Протопопов иногда вращался. При разговоре с ним он мне говорил, что в городе Субботице он работал на эмигрантов. Позже я с ним встречался в Сербии (Белград), так как я был мобилизован в русскую охранную дружину и служил там командиром роты. Протопопов там служил командиром конского запаса, в чине капитана (точно не помню).
НА ВОПРОСЫ ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩЕГО СВИДЕТЕЛЬ КОЦОВСКИЙ ОТВЕТИЛ:
При формировании немцами русского охранного корпуса и казачьих войск Протопопов называл себя казаком. После должности командира конского запаса Протопопов был интендантом в чине майора. После этой встречи я не встречался с Протопоповым до 1943 года, так как был переведен в Лозницу на охрану рудника и встретился там с Протопоповым, который прибыл с сотней «самостийных казаков» в местечко Дубовье, где обучал их. С эмигрантами Протопопов встречался, но они к нему почему-то относились недружелюбно. Службу Протопопов нес хорошо, но почему-то в 1943 году его сняли с должности командира сотни «самостийных казаков» якобы за то, что он поругался с командиром батальона. За этот поступок он привлекался к суду чести. Также я слышал, что венгерским военно-полевым судом он был приговорен к смертной казни за взрыв мостов через Дунай при оккупации венграми Югославии. О том, что Протопопова разыскивают венгерские власти, я знал, но не знал причин. Задачи «самостийных казаков» я не знал. Но такое название «самостийные» они носили до войны. Поэтому их цель была отделиться в самостоятельное государство, но каким путем, я не могу знать. Кажется, как я слышал от солдат, путем вооруженной борьбы с властями в Советском Союзе. О том, что Протопопов называл «самостийных казаков» изменниками родины, я не слышал. О том, что Протопопов патриотически отзывался о Советском Союзе, я не слышал. Из местечка Дубовье Протопопов был отозван в штаб корпуса в Белград в конце 1943 года и работал там при штабе. После этого я слышал от Протопопова, что он поехал по железной дороге, куда — я точно не знаю. Поезд попал на мину, при крушении Протопопову ударило чемоданом по голове, после чего он якобы был признан невменяемым и находился на излечении в лазарете. В конце 1944 года я был направлен в распоряжение генерала Доманова в Северную Италию, где 26 апреля встретился с Протопоповым, который мне сказал, что он находится при офицерском резерве генерала Доманова и работает инструктором строевой подготовки офицерского состава. Там мы находились до капитуляции Германии, а после были переброшены в город Лиенц. Я не знаю, какие были взаимоотношения у Протопопова с «самостийными казаками». Генерала Шкуро я знаю, но разговаривать с ним мне не приходилось. За весь период знакомства с Протопоповым я не знал, что он подвергался преследованиям со стороны немецких властей. О том, что Протопопов вел подрывную работу против немецких войск, я не знал. В стане генерала Доманова я встретил Протопопова в чине майора немецких войск. Мне не известно, что русские охранные войска стали немецкими кадровыми войсками, а из слов Протопопова я узнал, что он майор кадровой немецкой армии.