И с тех пор свирепо, ревом заглушая,
Ищет новой жертвы быстрая река.
Горные вершины, тайну сохраняя,
По своим ущельям эхо разнося.
Посмотри на запад — горная преграда,
И долине будто подошел конец;
Смертная долина, пути разветвляя,
Населила скромный городок Лиенц.
Суждено историей повторить трагедию
И горам высоким эхо сохранить,
И волной кипучею с силою свирепою,
За своим теченьем трупы укатить.
Что это там движется длинными колоннами,
Черной вереницею опускаясь с гор.
Вот подходят ближе, впереди их конные
И колонны длинные со множеством знамен.
Бурки на них черные, башлыки различные
И на шапках видны алые верхи.
Вот едут е лампасами, шпоры серебристые,
С-под фуражек вьются русые чубы.
Лица их веселые, видно, духом сильные,
Против солнца блещут острые клинки;
Песни льются звучные, эхо заунывное —
Это из Италии едут казаки.
А за ними женщины, старики, старухи,
Многие младенцев держат на руках;
Все они — изгнанники родины разрушенной,
Были они в ссылках, были в Соловках.
Не за преступления, ими не творимые,
И не за разгулы на родной земле,
А за их же счастье, ими сотворенное,
Их возненавидели в Московском Кремле.
Посредине, сгорбившись, голову повесив,
Дряхлый, седоусый, потускневший взор,
Потерявший силу и в лице невесел
Ехал на машине генерал Краснов.
Почему все веселы, генерал не весел,
Или он несчастье впереди видал?
Он объединениям всем противоречил[72],
А с разгромом немцев силу потерял.
Помнят они зимы — лютые, холодные,
Как из дома выгнали в тридцатом году
И на север вывезли семьи их голодные,
Бросив произвольно в снежную пургу.
Многие погибли, не вытерпев холод,
Много умирало там и от цинги,
Многих в могилу загнал лютый голод,
Мало их, случайно жизни сберегли.
А друзья, родные — дома оставались,