И вот уже все громче звучит недовольство тех интеллигентов, кто приняли демократическую революцию 1989-91 годов как свою, и даже сильно пострадав (материально) от ее победы, держались молодцами все 90-е, но сломались теперь. В интеллигентской среде все более становится дурным тоном находить в современном российском государстве (якобы зашедшем куда-то не туда) что-то положительное и вообще считать его легитимным. Тот, кто с этим не согласен, рискует услышать, что он «либо дурак, либо провокатор». Таковы правила нового идейного конформизма нашей интеллигенции. Алгоритм внутреннего разложения СССР начал, как в дурной пародии, воспроизводиться в демократической России.
Мы живем ныне в совсем другой, по сравнению со временами «Вех», стране. Интеллигенция не стала единой, но деление на передовую и непередовую как-то исчезло. Благодаря всеобщему среднему образованию дистанция между интеллигенцией и народом резко сократилась. Сегодня настроения и моды практически мгновенно транслируются в толще интеллигенции в любых направлениях и далее — во все социальные слои.
Что общего между серединой 80-х и 2006 годом? Пустые магазины тогда — и изобилие сегодня. Пыхтящие драндулеты — и пробки из иномарок. Зерно, покупаемое в Канаде, — и зерно, продаваемое в Канаду. Люди, досиживающие за «самиздат», — и разливанное море свободы. Граница на внутреннем замке от своих — и 20 миллионов выезжающих только в дальнее зарубежье ежегодно…
Ну и что? Социальные потрясения и революции всегда случаются почему-то не в самое тяжкое время, а позже, когда жизнь становится легче — вся мировая история подтверждает, что общество реагирует с «лагом» в несколько лет. Не подошли ли мы к опасному порогу?
Сегодня в России растут две вещи: уровень жизни и общественное недовольство, и неясно, кто обгонит. Возможно, ближайшие годы опаснее для России, чем мы полагаем.
Полтора десятилетия назад, несмотря на все тяготы, миллионы людей говорили себе: «Ничего, потерпим, зато выйдем из тупика». Сегодня миллионы говорят себе (и другим): «Терпеть больше нет сил», и в авангарде таких настроений, разумеется, интеллигенция. Самовнушение это или нет, неважно. Представления о реальности и есть реальность.
Улучшение жизни несомненно, но оно не может коснуться сразу всех, так не бывает. В теорию, что все плохо и будет плохо, верят даже те, кто весьма ощутимо повысил свои жизненные стандарты. Постоянно слышишь: «У меня лично дела неплохи. Но что делается в стране!». В стране — это значит на экране. В стране происходит только то, о чем сообщает ТВ, а о чем не сообщает, того в стране нет.
Но на всех каналах действуют простые правила: «Даже если новость нейтральна, она должна быть окошмарена» (специальное словцо на ТВ) и «Позитива не бывает — бывает реклама. Вот расценки». После сюжета о туберкулезе в российских тюрьмах нам покажут праздник цветов — но в Риме. Даже самые ненаблюдательные зрители заметили, что уже много лет подряд про дивный Приморский край, прекрасный Владивосток принципиально сообщается только плохое. Возможно, это сознательная кампания по уменьшению капитализации тамошних объектов.
Мало хорошего, впрочем, услышишь и про другие регионы, как и про Россию в целом. Для того же, чтобы не дать нам опомниться, нас опять и опять кормят басней, будто СМИ — «всего лишь зеркало».
Ведущие ТВ запугивают аудиторию обещаниями катастроф, нагнетая страх перед будущим. За последние 12 лет миллионы супружеских пар в России не родили еще одного ребенка не потому, что не могли себе это позволить или не хотели, а потому, что каждый день на них обрушивались пророчества о распаде страны, грядущем голоде, социальном взрыве, коммунистическом реванше, нашествии китайцев, пришествии баркашевцев, новом противостоянии с Западом, новых Чернобылях, далее везде.
Кто-то поддерживает и направляет весь тот «злобный стёб, который катится по стране, включая страницы школьных учебников и высшие политические и научные трибуны, с которых нас убеждают в гибели государства» (В.А. Тишков, академик РАН84). Пренебрежительные и уничижительные оценки России давно стали общим местом в печати и эфире. Аудитория, особенно простая, почти перестала это замечать — привыкла, как привыкают к вони.
Одновременно в сознание наших соотечественников внедряется мысль, что против России сплетен мощный заговор, нацеленный на ее, как минимум, расчленение. На третьей кнопке едва ли не ежедневно можно услышать и об этом заговоре, и даже о соучастии в нем высшего российского руководства. Люди долгие годы боялись в это верить, но рано или поздно происходит качественный скачок. Соответствующее убеждение уже сложилось у миллионов.
Сциллы и Харибды
Сегодня дух российской нации недопустимо низок. Поднять его — не такая уж невыполнимая задача, давно существуют соответствующие психологические технологии. Это проще, чем поднять экономику, а с подъемом духа растет и экономика.
Сверхзадачу, как и задачи более низких уровней, не решить без участия СМИ, более того, роль СМИ — ключевая. Однако именно они оказывают наибольшее сопротивление. Это не значит, что журналисты безнадежны. Наоборот, 8 или 9 из 10 среди них — нормальные люди, то есть патриоты и государственники. Но в душе. А как члены журналистских коллективов они ведут себя иначе. Большинство органов печати и эфира продолжают считать недопустимыми любые проявления патриотизма, а само слово «патриот» у них ругательство или повод для иронии. Иногда, как у журналистки Елены Стишовой, это вырывается с трогательной прототой: «Чего доброго, прослывешь патриотом и потеряешь репутацию» (Независимая газета, 17 мая 2000). Более того, наши СМИ с тревогой(!) оповещают страну и мир, что уже не первый год в России на государственном уровне якобы внедряется патриотическая риторика, какой кошмар. Кстати, если таковая внедряется, значит, это какая-то невидимая и неслышимая риторика. Покажите, где она? Быть может, ее «внедряют» циники, готовые завтра, пусть только прикажут, внедрять, да еще много охотнее, прямо противоположное?
Что в действительности заметно, так это настойчивое внедрение ностальгии по СССР, телевизионные концерты «к 88-летию комсомола», худшие советские фильмы. Эти фильмы — неловкие и убогие, умильно напоминают миллионам людей (особенно людей попроще) о времени, когда у них еще были целы зубы и волосы и они не знали, что такое верхнее и нижнее давление. Кто-то лазил по водосточной трубе в женское общежитие, а теперь не может вспомнить, зачем. Виноваты же в давлении и одышке олигархи и банда Ельцина. Да и его преемники не лучше: никак не хотят вернуть то чудесное время. А ведь могут, когда хотят — вот вернули же советский гимн.
Этой ностальгией густо приправляют и разговорные передачи, каких на нашем ТВ десятки. Патриоты уже несуществующей страны козыряют неприязнью, а то и ненавистью к стране живой, всем своим видом и тоном подразумевая: кто же с нами поспорит? Хладнокровные ведущие — некоторые, говорят, с двумя паспортами — нисколько и не спорят. Уж не подобные ли мероприятия проводятся по графе «патриотизм»?
Обычная картина. В очередном «ток-шоу» спорят двое (или две группы) участников. На стороне левых (красных, розовых) — опытный нахрапистый демагог, артистичный, по-своему обаятельный, умеющий сбить с толку, увести от невыгодного поворота, с сотней домашних заготовок. Его противник лепечет какие-то правильные вещи, но его агрессивно перебивают, не давая закончить ни одну мысль. Его даже не жалко: он не видит, что, по сути, подыгрывает оппоненту. Тот вовсю пользуется придаточными оборотами: «Когда страна в катастрофе (потерпела поражение, гибнет, задыхается, стремительно нищает и т.д.), как вы можете настаивать на дачной амнистии (экологической экспертизе, прокладке газопровода, смене армейской формы и т.д.)?» Несчастный демократ, не заметив ловушку, начинает длинно мямлить про дачную амнистию. Зрители делают вывод: ага, значит, катастрофу он отрицать не смеет. То есть, он уже проиграл.
Другой случай. На этот раз на стороне правых тетка, перебить которую непросто, она сама кого хочешь перебьет. Но беда в том, что ее манеры трамвайного хама не подкреплены артистизмом, а скворчиный голос так неприятен, что рождает злобу даже в тех, кто полностью согласился бы с ее доводами, будь они изложены на бумаге.
Имея таких правых, наша интеллигенция почти поголовно (увы!) поверила в басню о «поражении России». Кстати, об этом «поражении» первыми заговорили именно либеральные и демократические СМИ. Начинали робко (так купальщица пробует воду пальцами ноги) — с того, что коммунисты проиграли информационную войну. Конечно, проиграли, и слава Богу, что проиграли. Однако вскоре вместо «информационная» наши либералы стали писать «холодная», а в последнее время даже «Третья мировая». «Коммунистов» же быстро заменили на «СССР», а позже, уже совсем по-воровски, на «Россию», и делают вид, будто все так и было. Какое-то время не обозначали победителя. Проиграли — а кому, неизвестно. Потом стали писать «Америке». Долгая иезуитская манипуляция или обычный алгоритм выхода подсознательного наружу?
Еще до завершения этих метаморфоз «поражение России» стало, не могло не стать, дежурным блюдом на коммунистическом столе. Выдать крах коммунизма за крушение отечества, негласно сделать коммунизм и отечество синонимами — какая находка! Уже с начала 90-х бывшие номенклатурные товарищи, чьи сладкие партийные карьеры были подстрелены на взлете, любили рассказывать, что СССР и советскую власть обрушило ЦРУ с помощью подлого заговора. (Но не объясняли, почему народные массы не встали живым кольцом на защиту обкомов и райкомов.) Поначалу товарищи рассказывали эту басню, в основном, друг другу, потом круг слушателей стал расти, и тут — такой подарок от либералов!
Впрочем, коммунисты и впрямь имеют все причины говорить о поражении — не от Америки, конечно, а на сугубо внутреннем фронте. Бедняги больше не могут наслаждаться такими превосходными вещами, как радиоглушилки и «характеристики от треугольника», соцсоревнование и соцреализм, железный занавес и партсобрания, Политбюро и политзэки, номенклатура и спецраспределители, Главлит и свобода слова в форме газеты «Правда», шизофреническое двоемыслие и выражение «не больше килограмма в одни руки», грязь, которую они каждую осень месили «на картошке», и гарантированный стукач на каждом курсе, в каждом цеху и взводе.
Время от времени ТВ показывает Брежнева, Косыгина, Андропова, Черненко. Знаете это чувство, когда обдает жаром стыда? Погружаешься, словно не пролетели долгие годы, в ту советскую жизнь — а это была ежедневная пытка стыдом, забыть ее невозможно. Не представляю, как жили те, кто гордился своим делом, каково им было за пределами лаборатории, конструкторского бюро, опытного завода, испытательного полигона…
О каком поражении России твердят наши диковинные демократы? Почему величайшее чудо ХХ века — избавление России от коммунизма — для них поражение? С кем вы, мастера культуры? Считать, что это поражение, могут только люди, полностью отождествившие себя с КПСС и КПРФ. Самостоятельное, без помощи чужих штыков (в отличие от германского, итальянского и японского случаев), одоление Россией тоталитаризма — ее величайшая победа, свидетельство ее огромной внутренней силы.
Антисистема
Ларчик прост. Липовые демократы, о которых речь, ненавидят не коммунизм, они ненавидят Россию — одни безотчетно, другие осознанно и даже не очень скрывая. Им психологически необходима вера в ее поражение — бывшее или будущее, и неважно от кого. В былые времена они уверяли (кто себя, кто окружающих), что у них антагонизм с советской властью. Время показало, с кем у них антагонизм. Вражда антисистемы направлена всегда и только на страну.
Что же это такое, антисистема? Заговор? Скорее консенсус. При консенсусе не обязательно требуется конспирологический механизм. Консенсус — всего лишь взаимопонимание единомышленников при реализации совпадающих пристрастий и антипатий. И, по возможности, кадровая политика.
Во все времена и в любой стране были, есть и будут люди, формально принадлежащие к культуре данной страны, но враждебные ей — кто осознанно, кто нет. Л.Н. Гумилев называл совокупность таких людей антисистемой. К ней издавна принадлежала часть российского дворянства и интеллигенции, частично совпадая. Эта антисистема проложила путь другой, большевизму. Новая антисистема, захватив в 1917 году власть, разрушила историческую Россию и затем (опять-таки, по Гумилеву), ради самосохранения сменила знак.
Уже в наше время рутинная антисистема образца 80-х резко усилилась, получив пополнение в виде производителей чернухи из журналистов советского разлива. Неустанно выдавая ее на-гора, они реабилитируют (как им кажется) свое усердие коммунистических времен и мстят новой России за то, что эти времена ушли. Не менее сильно прирасла антисистема также политтехнологами и госчиновниками.
Судя по косвенным признакам, она не слишком многочисленна, но при этом весьма влиятельна, она везде и нигде, но распознать ее можно. Если для публичного политика патриотизм — это такое немножко странное поветрие или причуда, он принадлежит к антисистеме. Людям печати и эфира скрыть свою суть и вовсе немыслимо: отчуждение от своей страны выдадут оговорочки, словечки, придаточные предложения.
На беду, в течение 90-х антисистема сумела стать в России частью системы, и наоборот. Это привело к столь сложным конфигурациям и ситуационным перетеканиям, что понять кто есть кто издали трудно. Только дух постмодернизма мог сделать возможным такое слияние мира с антимиром без аннигиляции.
Чиновник, способный за взятку в сто тысяч нанести своей стране ущерб в миллиард (соотношение 1 : 10000), сознавая это, — безусловное порождение антисистемы. Чиновник, в обмен на виллу на Лазурном берегу позволяющий рейдерам захватить уникальное стратегическое производство для создания на его месте развлекательного центра, был бы невозможен даже в самом вороватом, но не пронизанном антисистемой обществе.
Однако специфическая коррупция такого рода — лишь побочный продукт, а не цель антисистемы. Цель, к которой стремится любая антисистема — заменить ненавистную ей культуру какой-то другой. Эта труднопостижимая цель редуцируется до более понятных: еще больше уронить дух нации, добавить безнадежности, расшатать государство, облегчить смену власти. Свою главную надежду антисистема увидела в левых и все увереннее делает ставку на них. А также на недовольную молодежь, протестный электорат, обойденную и (или) разочарованную интеллигенцию, «либеральную жандармерию», демшизу.
Хранители огня
Кто может исправить положение — или еще раз все погубить? Снова она, российская интеллигенция. Лишенная группового самосознания, она не является классом, кастой, орденом, корпорацией (и так далее), и не старается провести четкую границу между собой и всеми остальными. Наша современная интеллигенция по большей части скромна — но это не обязательно похвала ей. Иногда кажется, что она сама не знает себе цену.
С извинениями за необычно длинную цитату приведу отрывок из статьи историка и публициста Анатолия Уткина — я не подпишусь под каждым словом, но все равно не скажу лучше, чем он:
«Авангард населения страны — российская интеллигенция достаточно отчетливо представляет себе, что Россия — уникальная, единственная незападная страна, которая устояла перед Западом именно в силу создания национальной индустриальной базы. И устояла потому, что создала плеяду технических и гуманитарных специалистов собственного цивилизационного кода, а не некую «немецкую слободу» посреди Руси. Создана многомиллионная группа людей, способных соединить «сердце с разумом», западную трезвость и науку с русской эмоциональностью. По тяге к знаниям (ставшей буквально национальной религией), по пытливости и выходу на мировой уровень, по таланту овладения передовым техническим уровнем в России создано нечто особенное: провинция постоянно посылает своих талантливых образованных людей в университетские города. Готовность этих прирожденно талантливых людей скромно и без лишнего пафоса положить свою жизнь ради цивилизационного подъема, повышения общего уровня своего мира является уникальным и величайшим ресурсом страны. Не за «первым миллионом» тянутся эти юноши и девушки в мир науки; природная любознательность и природное чувство служения выдвинувшему тебя миру делают этот (едва ли не бесплатный) труд выражением гражданственного долга, продолжением традиции бестрепетного служения миру – от земских фельдшеров до создателей космических станций… Революция в науке дает шанс переступить через потерянное, воссоздать связь времен. Если маленькая Ирландия на голом месте (и без всякой научной традиции) сумела сделать свою страну Кремниевым островом, то почему наследники Курчатова и Капицы не могут повторить того же в Зеленограде и Долгопрудном? Патриоты создали петроградский физтех в безумном 1920 году. Можем ли мы сегодня в кризисной России быть менее серьезными в отношении нашего будущего? Они продержатся еще несколько лет. Позднее, если не сохранить преемственность, научных специалистов не будет. Не будет у нас — до 200 тысяч наших ученых уже мыкают горькую долю эмигрантов в более комфортабельных лабораториях Запада. Не менее важно опереться на основанную Петром российскую Академию наук. 15 лет назад она насчитывала в своих рядах миллион человек, ныне ее состав уменьшился в пять раз и она катастрофически стареет. Но на протяжении еще нескольких лет ее реанимация возможна, если не победит идея экономии на сером веществе нации».
Как видим, Анатолий Уткин говорит здесь, главным образом, про научную и научно-техническую интеллигенцию, как наиболее уязвимую часть сословия. Уязвимы и все остальные его части, но они точно выдюжат.
Кстати, уже действительно пора говорить о нашей интеллигенции как о самостоятельном сословии, не менее важном для России, чем «средний класс» для стран Запада. Есть ли идея, способная объединить это сословие? Есть, и она уже звучала на этих страницах. Это сознание того, что мы – и никто больше в мире – сумели победить два самых грозных тоталитаризма в истории – один вовне, другой внутри, значит, мы можем всё. Мы можем всё! Это надо понять сердцем, на это мы, интеллигенты, обязаны настраивать нацию.
Необходимым условием экономического роста
является подъем в области идейного производства.
(Серафимовский клуб)
Развернув приемы западных (и не очень западных, как Кундера) толкователей России в обратном направлении, очень легко изобразить исторический путь западноевропейских стран как кромешний ад. Легко, но контрпродуктивно. Повторю еще раз: будем уважать их трудный поиск гуманизации общественных порядков, защиты достоинства и прав людей. Но будем уважать и свой путь к тем же целям.
Утверждают, что решающими предпосылками прорывного развития той или иной страны в XXI веке является наличие в этой стране традиций свободы и собственности. Строгих доказательств нет, но звучит правдоподобно. Хотя я добавил бы сюда третье условие: культурную самодостаточность. Россия, к счастью, превосходно удовлетворяет всем трем условиям.
У нас замечательный народ. 22 ноября 2005 по ТВЦ зрителям было предложено в ответ на вопрос «Лично вас больше всего заботят проблемы…» выбрать один из трех ответов: «Пищи духовной», «Хлеба насущного», «Величия державы». Ответы были соответственно, я записал: 1352, 3359, 5442. Так отвечают потомки мининского ополчения и строителей империи.
Постоянные и, соглашусь, придирчивые сравнения с западными примерами, присутствующие в данном тексте, не следует воспринимать как нечто антизападное. Нет ничего презреннее попыток принизить какую-либо страну или народ. Повторю сказанное ранее: никого нельзя судить вне контекста времени и по более поздним, не имеющим обратной силы, законам. Наши западные современники так же далеки, во всех смыслах, от своих предков, как мы от своих, ну а недостатки, как известно, суть продолжение достоинств.
Все сравнения со странами Запада, к которым пришлось прибегнуть выше, диктовались необходимостью поместить то или иное явление отечественной истории во внешний контекст. Без этого обоснование отстаиваемой точки зрения оказалось бы почти невозможным делом.
Но откуда взялась нужда отстаивать очевидности? Как могли быть взяты на веру и усвоены ни с чем не сообразные вещи? Это часть более широкого вопроса о соотношении между реальностью и ее описанием. То, что люди «твердо знают» о своей стране, зачастую ошибочно, но это «знание» едва ли не важнее действительности. Французы, например, вполне уверены, что на земле нет женщин красивее француженок, американцы твердо знают, что их страна — самая свободная в мире, немцы убеждены, что немецкое качество невозможно превзойти, японцы не сомневаются, что они — самый трудолюбивый народ среди живущих. И хотя эти утверждения не соответствуют действительности, их носители уже своей убежденностью заставляют окружающих поверить, будто дело обстоит именно так и вести себя соответственно.
Печально, но факт: есть нации кичливые и некичливые. Первые склонны к бесконечному восхищению собой, вторые более скромны, к тому же редко подвергают критическому анализу восхищение первых. К сожалению, они вполне способны усваивать отрицательные мифы о себе — по большей части умело и намеренно сконструированные. К таким нациям относится, увы, и наша.