Поскольку французский, а часто и немецкий, наши дворяне знали с детства (английский тогда почти не учили), каждый памфлет, будучи ввезен в Россию, прочитывался многими. Отсюда и уверенность, что «Петербург построен на костях», вера в басни про «потемкинские деревни», про дивизию, которой Павел I велел маршировать прямиком на Индию и остановленную уже чуть ли не у Твери, про указ о назначении митрополита Филарета командиром гренадерского полка, который (указ) якобы подмахнул пьяный Николай I, и в тому подобный вздор. А главное, вера в то, что у нас самая кровавая в мировых анналах история.
Одновременно с этим на Западе формировалась иная, нарциссическая традиция подачи собственной истории. О ней в своей «Истории Европы» замечательно высказался уже цитировавшийся Норман Дэвис: «Европейские историки часто подходили к своему предмету как Нарцисс к пруду: они искали в нем только отражение своей красоты». Дэвис ясно указывает на огромную опасность такого «стиля самовосхваления»: «Провоцирующие рознь установки западной цивилизации — верный путь к катастрофам». Беда в том, что огромный массив самовосхваляющих исторических сочинений исправно переводился, начиная с XVIII века, на русский язык, и все их содержимое бралось в России на веру. Контраст с «кровавой и косной» империей не мог не порождать необратимые установки в головах читателей.
Эта беда не миновала и отечественных историков. Интеллигент внушаем и почтителен к «Европе», так что минимум с середины XIX века многие либералы сами того не замечая, уже смотрят на свою родину сквозь чужие, изначально неблагосклонные очки. Вздор мало-помалу перетекал в российскую публицистику, впитывался сознанием в качестве доказанных истин.
Среди наших историков были, конечно, и другие тенденции, но западный взгляд (особенно на протяжении шести с лишним либеральных и радикальных десятилетий от воцарения Александра II до 1917 года) брал верх. «Русская история стала искажаться задолго до коммунистической власти: страстная радикальная мысль в нашей стране перекашивала русское прошлое соответственно целям своей борьбы» (А.И. Солженицын).
Свой вклад в антирусскую риторику внесли и основоположники марксизма — да такой, что некоторые их труды были негласно запрещены(!) к изданию в СССР86. Эти труды не остались, однако, не прочитанными учениками основоположников в старой России, и кое-кто из них полностью принял мнение Маркса-Энгельса о «гнусности» русской истории.
Взгляд на «плохую» отечественную историю был радостно подхвачен большевистскими смердяковыми, попал в школьные учебники, упрочился в подкорке у правых и левых (пусть и с разными мотивировками). Когда, начиная с 60-х, в СССР стали просачиваться запретные книги из-за рубежа, оказалось, что ветхие идеи продолжают жить и там, хоть и слегка обновленной жизнью. Общественный заказ и логика холодной войны подтолкнули развитие старых мифов на Западе в предсказуемом направлении: большевизм стал изображаться как естественное продолжение исторического пути России, от века прозябающей под знаком «парадигмы несвободы».
Современный российский учебник для 10-х классов «Отечественная история» (сочинительницы Жарова Л.Н. и Мишина И.А.) описывает рубеж XIX-XX вв. в таких замечательных выражениях: «полуазиатская деспотическая власть царя..., забитость крестьянства»; «российское государство, вырываясь из оков варварства...» и проч.
То, как в стране принято освещать свой исторический путь, бесконечно важно для духа нации. Многие слышали выражение: «Битву при Садовой выиграл прусский школьный учитель», это довольно избитый афоризм. Мало кто, правда, ответит на вопрос, что же именно внушил этот самый учитель своим ученикам, и о какой битве речь. Это стоит знать.
Победа прусского войска над австрийским в 1866 году при Садовой (ныне в Чехии) открыла дорогу к объединению Германии. Произошло это два поколения спустя после унизительного Тильзитского мира 1807 года, по которому Пруссия утратила половину территории и населения и должна была, казалось, навек расстаться с мечтой о германском единстве. Вопреки жестоким реалиям (Венский конгресс 1815 года утвердил раскол Германии на 39 государств), эти два поколения воспитывались отнюдь не в унынии и пораженчестве. Не смирившись, казалось бы, с очевидным, «прусский учитель» внушал своим ученикам, что Германия разделена не навек, что немцы заслуживают лучшей участи, он воспитывал в них высокий дух, патриотизм, веру в свои силы, он пересказывал им слова Фихте о немецком величии. И этого оказалось достаточно!
О роли Иогана Готлиба Фихте надо сказать особо. В своих «Письмах к немецкому народу» он говорил о высшем призвании немцев стать средоточием «свободной разумности» в мире, духовно возглавить все европейские народы и спасти их «от внутреннего разложения и надвигающегося упадка»87. Фихте призвал к реформе школы как к главному средству спасения Германии, молодежь которой низкопоклонствовала перед всем иностранным. Фихте был услышан школьными учителями, и произошло чудо: новая, патриотично воспитанная молодежь начала возрождать Германию.
В любой стране школьники учат не историю вообще, а национальную версию истории (см.: М. Ферро «Как рассказывают историю детям в разных странах мира», пер. с франц., М., 1992). За что хвалит уже цитировавшийся Ален Безансон школьный учебник, написанный знаменитым французским историком Эрнестом Лависсом? Вот за что: «Парижская коммуна казалась ему столь печальным эпизодом, что он даже не упомянул о ней, не желая, чтобы школьники что-нибудь об этом узнали»88.
Это относится не только к учебникам. Совсем неспроста даже у образцовых («standard») историков Англии полностью отсутствует критическая рефлексия. Один из самых известных среди них, Джордж Тревельян, даже не упоминает о чартистском движении в своем мощном труде «Социальная(!) история Англии». Вы вообще не встретите у Тревельяна ничего, что бросало бы слишком явную тень на социальные отношения в его стране в каком бы то ни было веке. В том же духе писал его родной дед, знаменитый английский историк Томас Маколей, так писали и пишут все «большие» английские историки89.
Российские историки, пожалуй, полезли бы на стену от подобных рекомендаций. Не говоря уже о публицистах. Как заметил писатель Александр Кабаков, «мы постоянно и страстно клеймим самих себя и свою страну за все истинные и надуманные провинности. А большая часть образованных людей и вовсе считает обличение государства и общества своей миссией»90. К «надуманным провинностям» принадлежат, конечно же, и мифы о том, что нам чужда свобода.
С нашей памятью случился странный выверт. Прорыв России из тоталитарной ловушки к свободе не был инстинктивным актом, это был в высшей степени осознанный выбор и целенаправленное действие. Прошло совсем немного лет, но об этом, похоже, все забыли. России необходимо повторно осознать свой выбор. Как мольеровскому герою, который, пока ему не объяснили, не осознавал, что говорит прозой.
Хотя бы ради самосохранения общество должно постоянно пропагандировать положительные константы о себе, какими бы прописными они ни были. В российском случае, правда, их еще предстоит сделать прописными. Но это совершенно необходимо. Мы те, кем себя ощущаем, и наша страна — это то, что мы знаем о ней. Как вы яхту назовете, так она и поплывет.
Люди положительных установок, имеющие отношение к СМИ, должны постоянно напоминать своей аудитории, что мы живем в открытом обществе, что в России свободный и демократический строй при всех его первоначальных изъянах. У нас либеральная в лучшем (а не в худшем) смысле этого слова конституция, многопартийные представительные органы, двухпалатный парламент, неподцензурные СМИ, неподцензурное книгоиздательство, свободный въезд и выезд (для своих), законодательно обеспеченное местное самоуправление. В стране свобода предпринимательства и частной инициативы, взлет гуманитарного образования, полная культурная свобода. Суды независимы и доступны, возможна апелляция в международные суды. В современной России сформировалась публичная сфера, в которой ведутся открытые политические дискуссии, значительная часть которых составляет критика власти, действуют неправительственные организации. Российские политики находятся под пристальным вниманием публики, выносящей свои суждения о них. Российские СМИ, включая крайне задиристый интернет, представляют собой одну из важнейших опор демократии в стране. Это ли не победа традиций свободы и собственности?
По каждому из названных пунктов возможны и даже неизбежны оговорки: что делать, 15 лет — слишком малый срок, особенно для такого огромного и неоднородного общества, как наше, чтобы рассчитывать на быструю отладку всех демократических механизмов. Российским законодателям безделье не грозит.
При этом никто не запрещает оппозиции утверждать, что ничего вышеперечисленного в России на самом деле нет, что у нас полицейское государство, авторитарный режим, идет удушение бизнеса, удушение СМИ, удушение свобод, сдача позиций по всему миру, демократия похоронена, страна распродана на корню, стариков хотят выморить, чтобы не тратиться на пенсии и заиметь их квартиры, Стабилизационный фонд — это наши репарации Америке, нами правит «вашингтонский обком» (вариант: полковник КГБ, мечтающий стать царем), страна живет в режиме управляемой (или уже неуправляемой) катастрофы. И еще многое, многое, многое другое.
* * *
Нам активно навязывают безнадежный портрет сегодняшнего российского общества, чтобы мы, чего доброго, не назвали яхту правильно. Кто-то очень хочет, чтобы мы сами в него уверовали, подхватили, махнули на себя рукой, чтобы усвоили в качестве автопортрета.
Такие вещи понятнее на примерах. 17 июня 2005 года российские информационные агентства, а следом зв ними и интернет-порталы порадовали мир заголовками: «ВЦИОМ: 82% россиян — за цензуру на телевидении». Были также заголовки «Даешь цензуру!», «Подавляющее большинство россиян уверены, что цензура на ТВ нужна», «Россияне требуют цензуры на телевидении», «Народ говорит, чтоб замолчать» (и т.п.). И боюсь, многие торжествующе воскликнули: «Кто бы сомневался!»
Уже месяц спустя поисковая машина «Яндекс» сообщала, что данное утверждение повторено на 19640 интернет-страницах, а «Rambler» насчитал даже больше — 26440. Легко себе представить и комментарии.
Откуда взялась эта «новость»? Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ), проведя очередной ежегодный всероссийский опрос населения (в 153 населенных пунктах в 46 областях, краях и республиках), установил, что только один(!) процент опрошенных высказался за цензуру политических сюжетов. Мало того, свыше половины (51%) участников опроса высказалось за расширение возможностей оппозиции выражать свое мнение на центральных каналах телевидения, в том числе 26% — за выделение ей специального эфирного времени, 25% — за более активное привлечение лидеров оппозиции в уже существующие программы. Только 35% опрошенных посчитали, что эти лидеры и так уже достаточно представлены на ТВ.
Откуда же взялось утверждение о «82% россиян», якобы выступающих за цензуру на телевидении? В ходе того же опроса ВЦИОМ установил, что, по мнению респондентов, цензура на телевидении нужна при показе передач со сценами секса и насилия (57% и 49% опрошенных, соответственно), 30% считают, что следует ограничивать рекламу сомнительных товаров и услуг, по 24% высказались за недопуск на ТВ фильмов, пропагандирующих криминальный образ жизни и за цензуру рекламы продукции интимного характера. Далее, каждый седьмой россиянин обращает внимание на недопустимость использования грубой лексики на ТВ и на аморальность телепередач вроде «Большого брата», «Окон», «Дома-2», «За стеклом». Чуть меньшее беспокойство у наших сограждан вызывает эстрада, смакование подробностей катастроф и терактов, освещение личной жизни людей без их разрешения (4-8%). Крайне редко респонденты указывают на необходимость цензуры детских, образовательных программ (2%) и политических сюжетов (1%). То есть, новость следовало озаглавить: «За политическую цензуру на ТВ — только 1% жителей России». (И будь возможна цензура пошлости, я голосовал бы за нее.)
Цель заголовка про «82% за цензуру» ясна: в нашем политизированном обществе люди обязательно решат, прочтя такой заголовок, что речь идет о политической цензуре. Сегодня, когда добрая половина аудитории российских СМИ за недосугом ограничивается одними заголовками, родился мощный способ манипуляции сознанием: ложные заголовки. И хотя Интернет пестрит ими, мы еще не оценили по достоинству силу нового оружия.
Можно побиться об заклад, что эти «82 процента» будут еще месяцы и годы всплывать в статьях и трактатах. Среди авторов этих статей и трактатов много людей, потерпевших личный крах, который они принимают за крах национальный. Масса ликования гарантирована в текстах о России на сайтах ИноСМИ.Ру и ИноПресса.Ру. Не ударят лицом в грязь и похожие на публицистов «свои», они еще раз объяснят, сперва «там», а назавтра, ради безотходного производства — здесь, что 82% русских ненавидят свободу, а мы что говорили?! Так навязывается (формируется, подтверждается) образ — и для внешнего употребления, и для внутреннего.
Самое поразительное, что и для внутреннего. Яхте все время норовят дать неверное имя. Профессор истории Александр Каменский (РГГУ), знаток русского XVIII века, рассказал 10 ноября 2005 года на своей лекции в клубе «Улица ОГИ», насколько его поразило телевизионное интервью «с разумным, на первый взгляд, господином». Господину был задан такой вопрос: «Как вы считаете, почему либеральный проект в России провалился?» «Если бы мне задали такой вопрос, — пояснил Каменский, — я бы сначала спросил: “Что вы имеете в виду под либеральным проектом, и почему вы уверены, что он провалился?” Но спрашиваемый, даже не дослушав, открыл рот и произнес длинный доклад, начинавшийся словами: “Либеральный проект провалился потому, что…”».
* * *
Наций без изъянов не бывает. Наш главный изъян — привычка ныть и жаловаться по поводу и без — сильно облегчил задачу тех, кто так умело навязывает нам, уже полтора десятилетия лет подряд, пораженческие настроения. «Главная беда российской элиты — уверенность в том, что корабль [яхта?] тонет» (Серафимовский клуб). Хотя он и не думает тонуть. Давайте усвоим раз и навсегда: катастрофы, которыми нам запугивают, станут возможны лишь если мы в них поверим.
Чтобы переломить подобные настроения, нужно не так уж много. Прежде всего, нам нужно вспомнить себя. У тысячелетней России счастливая историческая судьба и бесценный исторический опыт, у нее достойный зависти багаж, ни одной роковой червоточины и все козыри на руках. Мы не боимся жизни. Мы свободные, уверенные в себе и своей стране люди.
Легкость, с которой в начале 90-х у нас установился, пусть и несовершенный, но, без сомнения, либерально-демократический строй, должна бы поражать, но мы для этого слишком близки к событиям. Она начнет поражать поколение спустя. Эта легкость подтверждает пророчество С.Т. Аксакова, высказанное им в письме Александру II, о том, что России суждено «представить великое зрелище миру — тихого перехода к свободе».
Система ценностей исторической России воскресает в России новой и собирается жить долго и счастливо. Об этом говорит, среди прочего, крупное социологическое исследование, проведенное недавно Институтом общественного проектирования. Исследователи искали ответ на вопрос: произошла ли уже в России реформа общественного устройства и общественного сознания? На обширную анкету, предложенную социологами, ответили свыше 15 тысяч человек в возрасте от 18 лет (выборка, вдесятеро превосходящая ту, которая обычно признается достаточной и репрезентирующей все взрослое население России) из 408 населенных пунктов в 59 регионах. Главный вывод исследования: все слои российского общества приняли ценности свободы, демократии и частной собственности. То есть, приняли те самые реформы, о провале которых нам твердят справа и слева.
Помня, как трудно этот вывод доходит до наших СМИ, приятно удивляешься специальной акции интернет-портала «Росбалт». Он организовал журналистско-социологическую экспедицию с целью узнать, какова же истинная Россия. Любой выбор городов был бы уязвим для критики, поэтому просто отправились по 60-й, петербургской параллели. На ней оказалось пять городов: Белозерск в Вологодской области, Краснотурьинск на Урале, Стрежевой в Западной Сибири, Олекминск в Якутии и Магадан на Охотском море. Города разные по возрасту, развитию, численности и занятиям населения, уровню зарплат.
Подытоживая выводы экспедиции, Татьяна Чеснокова пишет: «Вопреки столичным представлениям никаких зон бедствия мы в провинции не увидели. В центре Белозерска или пригороде Краснотурьинска такие же краснокирпичные двухэтажные коттеджи под крышей из мягкой черепицы, как в питерских или московских пригородах. Соотношение запустенья и новых тенденций, пожалуй, такое же, как в Петербурге. А вот печальных примет большого города — бомжей, роющихся в помойках — мы в провинции не видели… Бытует мнение, будто провинцию не волнует стратегическая политика: лишь бы работа была, пенсии росли, работало здравоохранение и школы. Это неправда. Запрос на идеологию в российской провинции огромен. Люди хотят знать, к каким идеалам ведет их руководство, какой видит Россию-2030, Россию-2050, хотят участвовать в строительстве государства, разработке региональной политики».
Экспедиция проводила социологические замеры. «Уральцы по своим воззрениям оказались либеральнее жителей северной столицы. Они в большей степени склонны полагаться на себя, а не уповать на государство. Они терпимее относятся к чужому богатству. Они менее недоверчивы к Западу, тогда как большинство жителей Петербурга отличает склонность приписывать западному миру козни в отношении к России».
И заключительный вывод — одновременно правильный и ошибочный: «Российский народ по своим установкам вполне западен. Он рассчитывает только на себя, давно уже не ждет милостей от государства и хотел бы в большей степени заняться самоорганизацией своей жизни, самоуправлением на местах. Все что он имеет, он заработал своим трудом и видит прямую связь между эффективной и планомерной работой и результатом. В этом смысле ему вполне близки западные установки, народ их разделяет». Вывод верен по сути, только почему эти установки «западные»? Опять неудачное название яхты. Это установки наши собственные, просто мы об этом малость подзабыли.
Советская пропаганда твердила, что мы живем замечательно, и миллионы людей, вопреки убожеству своего существования, в это верили. СМИ новой России, настаивая на провале реформ, убеждают нас, что жизнь ужасна — и тоже не совсем без успеха. Тем не менее, большинство наших людей, ставших благодаря приватизации собственниками квартир (а теперь и земельных участков), ни за что не согласились бы вернуться в брежневское болото. Идея собственности не могла не победить в стране с тысячелетней традицией собственности.
Большинство жителей России выбирает в качестве главной жизненной ценности свободу в государстве, которое способно обеспечить порядок. И «именно те из наших сограждан, кто выбирает ценности либерального консерватизма, являются локомотивом развития в современной России, объединяя в своих условных рядах представителей наиболее динамичных социальных страт. Партия, опирающаяся на ценности либерального консерватизма, способна выиграть выборы и проводить политику свободы и развития… Важно только, чтобы сами российские либеральные консерваторы, в первую очередь в партии власти, осознавали свою историческую миссию и не боялись настойчиво ее осуществлять» (А.Зябрев, А.Механик. Похороны левого мифа. «Эксперт», № 17, 2005).
* * *
Ни одна реформа в мире не увенчалась полным воплощением задуманного. Все реформы были компромиссом с действительностью, притом отмечено следующее: чем с меньшей настырностью они проводились в жизнь, тем, в конечном счете, лучше удавались. Уверен, что это как раз нынешний российский случай. Наши соотечественники вновь распробовали собственность и свободу, и это главное. Остальное приложится.
Использованная литература:
Абрамов В.Ф. Демократическая практика российского земства. // Полис. № 3, 1995.
Абрамов В.Ф. Российское земство: экономика, финансы и культура. — М., 1996.
Абрамов В.Ф. Теория местного самоуправления на отечественной почве. // Полис. № 4, 1998.
Абсолютизм в России XVII–ХVIII вв. — М., 1964.
Авалиани С.Л. Земские соборы. — Одесса, 1916.
Акройд, Питер. Лондон: биография. — М., 2005.
Аксаков, Иван. «И слово правды…». — Уфа, 1986.
Аксаков, Константин. Краткий исторический очерк Земских Соборов. // Полное собрание сочинений. Т.1. — М., 1861.