Лысенко быстро связал арестованного, потрогал узлы, повернул голову к часовому:
- Теперь он никуда не денется. А все-таки присматривай.
- Так, - прошептал Тарновский, когда они вышли, - все ясно. Надо бежать. Сейчас это сделать труднее, но все равно надо. Чтобы найти врага. Найти и обезвредить.
Тарновский попробовал пошевелить руками и ногами. Руки, кажется, можно освободить. Вот только повозиться придется, но игра стоит свеч.
Связанным лежать неудобно, Тарновский расслабил мышцы, потянулся пальцами к узлам.
За шалашом послышался шорох. Тарновский прислушался. Шорох затих. Где-то невдалеке негромко покашливал часовой.
Связав Тарновского, Лысенко направился к комиссару. Несмотря на глубокую ночь, комиссар не спал, сидел за столом, склонившись над картой.
- Разрешите?
- А, это ты? - повернул голову Бабенко. - Что, новости какие есть? Давай входи!
Лысенко снял ушанку, сел к столу.
- Картой занимаетесь, товарищ комиссар?
- Да, картой. Понимаешь, есть опасение, что немцы разгадали наш маневр. Этот чертов фонарик заставил поломать голову.
- Да, худо получилось. И как его без присмотра оставили?
- Прозевали. Ну что ж, нет худа без добра, - сказал комиссар. - Зато мы теперь возьмем и назад повернем. И шарахнем там, где они не ожидают.
Лысенко быстро посмотрел на комиссара.
- Я не из-за этого зашел, товарищ комиссар. Я был в шалаше, где этот гад сидит. Связал его на всякий случай. Вот думаю, не удвоить ли караул? Волк, надо полагать, стреляный. Может между пальцами выскользнуть. Только во что я скажу, товарищ комиссар: тут что-то не так.
- Разберемся, проверим.
- Конечно, Григорий Макарыч. Да проверить трудно теперь, времени нет.
Послышался шорох, еловые ветки раздвинулись, и в шалаш вошел начальник особого отдела Ковалев.
- Товарищ комиссар, я к вам с Моховым. Проводник, который был с группой Бокарева, когда взяли Тарновского. Просит послушать.
- Разрешите идти, товарищ комиссар! - заспешил Лысенко.
- Идите. Здравствуйте, Иван Семенович! Проходите, садитесь. Что это сегодня всем не спится? Лысенко, вам...
- Григорий Макарыч, - откашлялся Мохов, - тут такое дело. Этот хлопец меня, раненого, из-под пуль вытащил, когда мы на засаду нарвались. И дрался он дай бог, хотя сам кровью истекал. Я, как вы знаете, с ним в госпитале был. Присмотрелся. Наш он человек, я вам как на духу скажу. Не мог он фрицам сигналы посылать, что-то тут не чисто. И сестричку, Катеньку, зазря подозреваете. Потянулись они друг к дружке, факт. Понятно: дело молодое. Вы не спешите его - к стенке, тут разобраться надо.
- Разберемся, - устало потянулся Бабенко. - Обязательно разберемся. Спасибо вам, Иван Семенович.
Мохов поднялся из-за стола. Ковалева комиссар задержал. Когда они остались одни, сказал:
- Теперь о главном. Новости есть?
- Есть, товарищ комиссар. Я шел следом за Лысенко, а тут навстречу Мохов. Ну, я его прихватил для конспирации, а он, оказывается, сам сюда путь держал, но это между прочим. А по делу: Лысенко очень интересуется Тарновским, в его шалаше был.
- Доложил, подстраховался, - усмехнулся комиссар. - Связал он его, видите ли. Очень боится, чтоб не сбежал. Лысенко не догадывается, что за ним ведется наблюдение?
- Не должен.
- Это очень важно. А Тарновский пусть бежит, если надумает. Не мешайте ему. Но проследите, чтоб далеко не ушел.
- А что с Лысенко, товарищ комиссар?
- Его брать пока рано. Усильте наблюдение. Возьмете после побега Тарновского, когда он зашевелится. Выделите опытных бойцов. У вас все?
- Все, товарищ комиссар.
- Хорошо. Имейте в виду: я "проговорился" Лысенко насчет нашего дальнейшего маршрута. Так что ему теперь в шапку дремать не придется.
- Как проговорились? - Ковалев вскочил. - Поднимать разведку!
...Выйдя от комиссара, Лысенко углубился в лес. Теперь поздно что-либо делать.
Игра проиграна, надо уходить, пока жив, черт с ним, с Тарновским!
Чувство опасности, острое, леденящее душу, гнало Лысенко из лагеря. Он все понял в ту минуту, когда комиссар "проговорился" о дальнейшем маршруте партизан: разгадан, разоблачен!
С заданием он не справился. Тарновский жив, сведения, которые он доставил, заполучить не удалось. А ведь поначалу все складывалось так хорошо! Внедрился в бригаду, ни у кого не вызвав даже тени подозрений, наладил связь, установил направление прорыва блокады... Тарновского под расстрел подвел, подбросив ему включенный немецкий фонарик, чтобы не впутываться самому. Ничего нет лучше - чужими руками... И все пошло насмарку. Не зря уже несколько дней чудилось, что за ним ведется слежка. Думал, чепуха, нервы... Оказывается, нет, не чепуха - под контролем каждый шаг.
А каждый ли?
Он бесшумно пробирался по лесу, чутко прислушиваясь: вот-вот, казалось, в лагере поднимется тревога, раздастся глухой окрик, и пуля свалит на сырую землю. Но тревоги не было.
Вскоре он понял, что минул посты, и облегченно вздохнул: удалось! Удалось уйти, черт побери!
Пройдя километра четыре, Лысенко успокоился. Теперь он с ненавистью и страхом думал не о партизанах, а о том, что и как доложит Келлеру. Он знал: шеф дорожил им и считал одним из лучших агентов. Если бы не это внезапное указание убрать Тарновского... СД каждый день получало бы важные разведданные, а он не оказался бы на грани провала. Так Келлеру и надо: теперь ни сведений о планах партизан во время блокады, ни своего человека в соединении!
Под старым дубом Лысенко остановился перевести дух. "Но ведь эта сволочь просто-напросто прикажет расстрелять меня за невыполнение задания, - подумал он. - Они все там помешались на этом Тарновском, меня шлепнут, едва только я скажу, что не смог его убрать. А-а, наплевать! Доложу, что убил, потому и пришлось уносить ноги. Кто это проверит! Да и вообще неизвестно, как с ним еще повернется..."
Глава 11
Партизанские отряды скрытно перебрасывались в район Залесья, туда, где формировался немецкий "заслон". Разгромить "заслон" и выйти в тыл основным силам карателей - вот задача, которую поставил комбриг Куневич.
Куневич был опытным, одаренным военачальником, но в душе всегда оставался простым и скромным человеком. Ел из общего котла, на привалах подолгу беседовал с бойцами, прислушивался к мнению командиров отрядов, нес наравне со всеми тяготы партизанской жизни. Его любили, относились с уважением и доверием.
После совещания, на котором были утверждены маршруты, комбриг задержал Бабенко, Капустина и Ковалева.
- Что нового по делу Тарновского?