Маньяк по субботам - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

КОТ ГРАФА ШУВАЛОВА

В пятницу вечером, заканчивая телевизионную программу, московский диктор улыбнулся:

— На прощание поговорим о приятном. Несмотря на трудности, которые переживает наша страна, жизнь продолжается. В Санкт-Петербурге через неделю откроется международная выставка кошек. Уже дали согласие на участие фелинологи Германии и Финляндии. Украшением выставки станет кот графа Шувалова породы русская голубая. Разные истории рассказывают про этих кошек. Якобы еще викинги брали русских голубых в походы. Разведением этих животных занималась сама Екатерина Великая. Полагают, что в прошлом веке их, всех до единой, вывезли из Архангельска иностранные купцы. Как бы то ни было, после революции порода считалась утерянной. Казалось — навсегда.

Диктор отложил листок с текстом, взглянул в объектив телекамеры и снова улыбнулся:

— Но есть свидетельство, что один из бывших служителей Шуваловского дворца сумел сохранить несколько кошек. Он держал их у себя дома, а перед своей смертью принес их обратно во дворец, где разместилось морское училище. В парке, на берегу Финского залива, их заметил потомок графа Шувалова, живущий и ныне в Санкт-Петербурге. Биолог по профессии, он сумел восстановить славную старинную породу русских голубых. Шувалов утверждает, — продолжал диктор, — что Елисей (так зовут кота, представленного к выставке) по характеру спокоен, скромен и послушен. Он не склонен к бродяжничеству и предпочитает домашний уют. Чтобы доказать свое расположение хозяину, трется о его лодыжки, затем поднимается на задние лапы, обнимает ногу лапами и при этом тихо мурлычет. У кота потрясающие охотничьи инстинкты. Делая головокружительные прыжки, он может выловить в квартире всех мух, комаров и даже моль. Он способен часами караулить мышку и, сделав мощный бросок, обязательно схватит ее.

На экране мельком показали Шувалова и крупным планом — кота Елисея. Внушительный оказался котище, мне понравился.

Зазвонил телефон, я снял трубку.

— Частное детективное агентство Ярослава Грая. У телефона Виктор Крылов.

— Я бы хотел поговорить с Граем, — услышал я приятный мужской голос.

— О чем, можно спросить?

— У меня частный вопрос.

— Как доложить, кто спрашивает?

Мой собеседник обстоятельно доложил о себе.

— Подождите немного. — Я прикрыл ладонью трубку и посмотрел на Грая. — Если хотите приобрести котенка из хороших рук, предоставляется удобный случай — с вами хочет поговорить граф Шувалов Александр Николаевич, председатель клуба любителей кошек «Котофеич», о нем только что рассказывали по телевизору.

— Что ему нужно? — спросил Грай, отрываясь от своих занятий. Одна рука Грая висела на перевязи, другая вращала окуляр микроскопа, на предметном столике которого лежала револьверная пуля.

Грай отодвинул микроскоп и нажал кнопку на селекторе телефонного аппарата, чтобы разговор был слышен и мне.

— Слушаю вас, Александр Николаевич.

— Вы Грай?

— Да.

— Я обращаюсь к вам от имени моих товарищей фелинологов. Мы хотели бы встретиться с вами и проконсультироваться. Завтрашнее утро у вас занято?

— Скажу вам честно, Александр Николаевич, я в жизни не держал кошек и ничего в них не понимаю.

— Я вам все расскажу, и вы поймете. Перед нами встала проблема, и мы хотели бы разрешить ее с вашей помощью. Так как насчет завтрашнего утра?

— Я не зоолог и не юрист. Я — детектив.

— Я собрал о вас некоторую информацию. В девять тридцать для вас не рано?

На прошлой неделе, защищая своего клиента, Грай был вынужден вступить в схватку сразу с тремя боевиками. Убегая, один из них послал пулю, которая застряла в плече детектива. После выписки из больницы обычный распорядок жизни Грая изменился. Ему приходилось ходить на перевязки и на процедуры, доктор категорически на этом настаивал. Правда, Грай и не спорил с врачом, ему самому хотелось побыстрее выздороветь — что это за детектив с одной рукой? А другая даже на перевязи беспокоила его. Он не признавался в этом, но я-то видел.

Вместе с пулей Грай получил страховку, которая позволяла ему дней десять не работать. Но Грай только что открыл свое агентство и не хотел закрывать его даже на день, чтобы не потерять клиентов. Так что ему требовался помощник. Он позвонил в наше районное Авторское отделение милиции старому знакомому, начальнику уголовного розыска Георгию Головатому и спросил, нет ли у того на примете молодого человека в помощники или в ученики, не робкого, способного действовать самостоятельно.

Георгий рассказал Граю про два выстрела на улице Пушкина, про то, как мы с ним ликвидировали банду, и, признаюсь, несколько приукрасил мои заслуги.

В общем, кроме злополучной пули и страховки Грай получил еще и меня. Я поступил к нему на службу как медбрат, сиделка, телефонистка, как помощник на все про все, смотря по обстоятельствам, и — как оперативный сотрудник.

О том, почему я не остался в Старой Ладоге на ферме, расскажу в другой раз. Сейчас это свежая рана, и ее тревожить не могу.

Так я поселился в Автово, на проспекте Стачек, дом 126, в старинном двухэтажном особняке. Дом принадлежал бывшему рыбаку, капитану Алексею Бондарю. Прежде здесь жила его большая семья. Но тридцать лет проплавал по морям рыбак, растерял всех родственников и к старости остался один в доме. Чтобы не скучать, сдал комнаты Ярославу Граю под частное сыскное агентство. При этом сказал: «Какой же моряк не умеет готовить?» — и взял на себя обязанности повара.

Кирпичный особняк был зданием древним, едва ли не петровских времен. Тогда умели и любили строить надежно, чтобы дом был как крепость и зимой углы не промерзали. Шесть окон по фасаду в два ряда, крылечко в пять ступенек, козырек над крылечком, а над козырьком — причуда хозяина — прикреплен спасательный круг с траулера. Название траулера стерлось, но сам круг капитан подкрашивал красной краской каждый год. Он был заметен издали и стал местной достопримечательностью. Во входную дверь встроен иллюминатор, и если открыть «броняшку», то есть бронзовый круг, который прикрывает стекло, то можно увидеть, кто пришел в гости.

Еще здание украшала башенка, выдвинутая вперед со второго этажа с круглым, тоже словно иллюминатор, окном наверху. На шпиле башенки вместо флюгера крутился, ловя ветер, «колдун» — выкрашенный красными полосами мешок из прозрачной ткани, зауженный к концу. Такие любят мастерить для своих нужд метеорологи, летчики и моряки.

Наш особняк, в ряду таких же крепких зданий старой постройки, стоял лицом к заливу на гребне холма, вдоль которого протянули шоссе. По склону сбегали деревья, в самом низу покрылся льдом старинный пруд, за ним повторяли извивы холма асфальтированная дорога и трамвайная линия.

За трамвайной линией, в прежние времена широкой полосой километров в пять, а ныне — поуже, рос камыш, за ним, как голубая сталь кинжала, блестела ровная полоска воды — Финский залив — начало морской дороги на Запад. На нее и смотрели окна домов. Когда-то отсюда наверняка было видно, как петровские галеры уходили на войну со шведами… Отсюда еще мальчишкой Бондарь видел, как уходят и возвращаются в гавань рыбацкие суда.

Внутри дом весьма уютен. В прихожей возле двери вешалка, слева — рабочий кабинет Грая, там стоит и мой стол. Справа — комната, которую мы называем библиотекой, в ней действительно стоят шесть шкафов с книгами, принадлежащими Бондарю. Еще там есть стол, диван. Но с таким же успехом библиотеку, можно было бы назвать и мастерской — у окна небольшой верстак и ящики с инструментом.

За библиотекой находится кухня, или камбуз, как ее называет старый капитан. Напротив нее — столовая, или кают-компания, где втроем едим, гоняем в свободное время чай и смотрим телевизор.

Два пролета лестницы наверх — там мы живем. Грай — над своим кабинетом в комнате с башенкой. Я — над кают-компанией, и Бондарь — над библиотекой. Над кухней находится кладовая, где сложен реквизит, принадлежащий Граю и необходимый ему для работы. Наши съестные припасы хранятся в подвале.

Повесив трубку после разговора с Шуваловым, Грай вопросительно посмотрел на меня:

— Как полагаешь, этот новоявленный граф Шувалов — самозванец, или из потомственных? И зачем мы ему понадобились?.

Грай старательно подчеркивал слово «мы» — видимо, сам привыкал к тому, что он теперь не один, и приучал меня к этой мысли. Про графа Шувалова я ничего не мог сказать. Грай раскрыл настольную записную книжку:

— Давай позвоним нашему консультанту, ответственному секретарю газеты «Вечерняя Нева» Дмитрию Кокорину. Набери-ка мне его домашний номер.

Дмитрий оказался дома и сразу ответил. Грай нажал кнопку на селекторе и снова разговаривал, не снимая трубки, так что я мог все слышать.

— Нам нужна информация о графе Александре Николаевиче Шувалове, — сообщил Грай.

— Добрый вечер, Ярослав, — послышался свежий голос из динамика. — Мы сейчас готовим материал по этой международной кошачьей выставке, и я вчера просматривал наше досье. Там много про кошек и мало про Шувалова. Откуда он взялся среди кошатников — неизвестно. Выскочил, словно черт из бочки. Человек состоятельный, среди этих любителей вообще много зажиточных людей. Я понимаю, что этого мало, но, может быть, вас интересует что-то конкретное? Наклевывается интересное дело?

— Дела никакого еще нет, есть предварительный разговор, Шувалов хочет обратиться к нам за консультацией. Интересно бы узнать, как его семья сумела выжить в нашем городе после революции.

— Я думаю, что это семейная тайна, он вряд ли ее раскроет. Может быть, поэтому и обращается не в милицию, а к частному детективу?

— Возможно, — задумчиво произнес Грай.

— Если будет что-то интересное, могу я рассчитывать узнать в числе первых?

— Разумеется, Дмитрий.

После разговора с газетчиком Грай придвинул к себе микроскоп и снова стал внимательно изучать пулю, недавно убившую одного из его клиентов. Я же время от времени поглядывал на его руку, висящую на перевязи, и незаметно покачивал головой: сантиметров десять левее, и… и сейчас он был бы уже на небе, давал отчет Господу Богу и Артуру Конан Дойлу.

Оторвавшись от микроскопа, Грай предупредил:

— Завтра, Виктор, начнется первое ваше дело в моем агентстве. Предупреждаю: это — испытание. Выдержите его — мы и дальше станем вместе работать. Если нет, то не обижайтесь…

* * *

В субботу с утра мело. На моем подоконнике даже вырос маленький декабрьский сугробик. Я встал еще затемно, в семь часов, и вышел на кухню.

— Боишься первого клиента проспать? — рассмеялся Бондарь, задрав шкиперскую бородку.

— Помочь не нужно? — смутился я.

— На камбузе — флотский порядок. Ты вон дорожку от снега расчисти перед домом. Большая лопата в подвале.

Около входной двери в нашем доме судовой колокол со старого траулера. Когда с улицы дергают за ручку — бронзовый язычок бьется в колокол. Сначала я вздрагивал: казалось — пожар! Но привык довольно быстро и стал находить в звоне колокола удовольствие — звонил он мягко, заливчато, звук имел, что называется, малиновый.

В девять двадцать раздался звон колокола, и я подумал — вот пришли люди, у которых случилась беда.

Открыл дверь и впустил посетителей — сразу семь человек. Они вошли, отряхивая от снега шапки и воротники, вытирая неги о толстый мат, собственноручно сплетенный Бондарем из корабельного троса. Я принял у всех одежду, повесил на крючки и проводил в кабинет, расположенный слева от входа. В кабинете вдоль двух стен — полукругом большой диван, напротив стол Грая и сейф, рядом с дверью мой стол.

Шувалов оказался высок, почти с меня, но плечи уже, изящен. Я бы назвал его лицо породистым, хотя с трудом бы объяснил, в чем эго выражалось. Может быть, все дело в тонких чертах лица, твердом взгляде темных глаз, в обаянии силы, исходящей от человека?

Шувалов внес, держа за ручку, пластмассовую, импортного производства коробку с дырочками наверху и по бокам — любители кошек называют его кейсом.

— У двери поставлю, не возражаете?

— Пожалуйста, — ответил я. Хотя изнутри не доносилось ни звука, нос подсказал, — в коробке кто-то живой.

Гости расположились на диване. В центре, где валиками выделено главное место, сел Шувалов.

Вошел Ярослав Грай. Лицо бледное — рука, висящая на перевязи, сегодня сильно беспокоила.

Грай сделал легкий поклон головой.

— Доброе утро! Я и мой помощник Виктор Крылов к вашим услугам.

Он прошел к своему столу и сел на вертящийся, с колесиками стул. Грай неплохо смотрелся на фоне стенда из черного бархата, на котором поблескивали клепкой старинные пистолеты — коллекционное оружие.

Шувалов представил пришедших с ним людей, а я записал их имена в блокнот для памяти.

Рядом с Шуваловым, председателем клуба «Котофеич», села его заместитель Ирина Харитонова, приятная молодая женщина. Ирина старалась прикрыть глаза длинной пушистой челкой, но я сразу заметил, что ее левый глаз немного косил, и казалось, что она очень уж стреляет глазами по сторонам.

Кассир клуба Копейкин — человек серьезный, важный, с плотно сжатыми губами. Активист Геннадий Дмитриев — носатый крепышок в башмаках на удлиненном каблуке, с неестественно замедленными движениями. Наверняка, думал я, он соображает медленно, неторопливыми движениями рук прерывая речь и выигрывая время для обдумывания ответа.

Еще один активист, Валерий Верхов, хмуро поглядывал на меня из-под лохматых подвижных бровей, словно старался напугать. Зачем это ему понадобилось? Я сразу взял Верхова на заметку — не люблю, когда меня пугают. Он не так уж и крепок, наверняка грудь у него цыплячья, если снять пиджак и жилетку. Но гонору и энергии на троих.

Секретарь клуба Надежда Молчанова — девушка лет двадцати трех с толстой русой косой, которую она ленивым движением головы эффектно забрасывает за плечо. Надежда села на стул, достала блокнот, но ничего не записывала.

Герман Еремин — рослый, уверенный в себе молчун лет сорока — задержался в прихожей, чтобы выкурить сигарету, потом сел рядом с Ириной.

— Я сначала хотел пойти в уголовный розыск Автов-ского микрорайона, — начал Шувалов. — Но посоветовался со знакомым из милиции, понял, что в районном отделении мою просьбу сочтут несерьезной, это для них мелковато. Мне рекомендовали обратиться к вам, в частное агентство.

— Что-нибудь произошло с кошками? — спросил Грай. — Да, именно об этом я и хочу поговорить с вами.

— Но, повторяю, я ничего не смыслю в этих животных, — напомнил Грай.

— Чтобы было понятнее, может быть, придется начать издалека. К тому же, — улыбнулся Шувалов, — я долгое время старался держаться подальше от милиции и не могу преодолеть некоторую робость перед карательными органами.

— Можно ли спросить, почему? — поинтересовался Грай. — Вы родились в России?

— Ваш вопрос мне понятен. Именно об этом я и хотел рассказать. Почти все семейство Шуваловых в те времена, когда пришел к власти гегемон, отправилось из Петербурга — туда… — Он посмотрел в окно, где на краешке горизонта был виден б хорошую погоду Финский залив, а за ним туманились вдали Финляндия, Швеция, Норвегия… — Оставшиеся Шуваловы насильственным образом оказались отправлены туда, — и он поднял голову и посмотрел наверх, где над нашим потолком находилось небо. — Мой отец, когда ему было восемнадцать лет, оказался в тифозном госпитале. Рядом с ним умирал рабочий парень такого же возраста, и отец за ним ухаживал. Парнишка пожалел отца: «Если ты выживешь, тебя все разно убьют. Я наших знаю. Возьми мои документы, я уже не жилец, а ты помогал мне, как мог». Так мой отец сменил имя. Когда в конце своей жизни он мне все эго рассказал, я спросил, можно ли взять свою фамилию, и услышал ответ: «После моей смерти». Так сильно он боялся. Теперь ситуация в стране изменилась, я смог наконец стать Шуваловым. Меня признали родственники, живущие за границей, помогли стать на ноги.

Шувалов вздохнул, явно переживая что-то про себя. Хотя по его лицу было видно, что он полностью владеет своими эмоциями и у него можно узнать только то, что он сам пожелает сказать.

— А теперь маленький экскурс в далекую историю, — предупредил Шувалов.

Грай уселся поудобнее.

— Никому неизвестно, как появились русские голубые кошки. Есть только легенды, — начал рассказ Шувалов. — Полагаю, что выводить их начали лет триста назад в боярских вотчинах, которые теснились вокруг Москвы. Там были свои конюшни, свои псарни. Царь приглашал на охоту, и следовало являться с собаками. Псам жилось неплохо, но и людям тоже нравилось. Недаром царь Алексей Михайлович издал указ — вольных людей, которые записывались в крепостные холопы, следует бить кнутом и ссылать на Лену. Хозяйство бояре вели натуральное, на усадьбах, в амбарах и погребах собирали большие запасы продуктов. Сюда на кормежку сбегались полчища мышей и еще — черные крысы, разносчики чумы, от которой тогда гибли целые народы. Нам трудно теперь представить, как много значили кошки для наших предков. Появление русских голубых в Европе связывают с именем императрицы Екатерины Великой, которая якобы подарила английской королеве на коронацию пару русских голубых кошек. Дальнейшая история русских голубых печальна. Чистопородные животные, которые остались в Зимнем дворце и в других домах, растворились среди уличных кошек. Порода исчезла, русские голубые погибли, как погибло многое из того, чем гордились наши деды.

— Более позднюю историю я знаю. Для ленинградских кошек она тем более печальна, — согласился Грай. — В блокаду практически всех кошек съели. Когда сняли блокаду, в наследство от нее достались полчища крыс. Леонид Пантелеев сделал запись в блокадном дневнике в январе 1944 года: «Котенок в Ленинграде стоит 500 рублей». Сравним — за 50 рублей можно было с рук купить килограмм хлеба, а сторож получал зарплату 120 рублей. Пришлось собрать по стране и привести специально в Ленинград два эшелона кошек. Старожилы вспоминали — чтобы получить кошку, приходилось отстоять очередь. Расхватали их быстро, многие вернулись ни с чем.

— Видите, как тесно связана история кошачьего рода с историей людей? — усмехнулся Шувалов. — Судите сами. У нас в квартире, сколько я помню, всегда жила кошка. Я с удовольствием возился с ней. Когда отец открыл мне нашу тайну, я поехал в пригород, на берег Финского залива в Шуваловский парк, посмотреть на огромный дворец, в котором жил мой дед. Во дворце располагалось морское училище. Множество курсантов находились внутри здания, у входа стоял дежурный и внутрь меня не пустил. Около входа я заметил двух кошек — необыкновенных, голубых! Кошки сильные, хорошие охотницы. В зубах одна принесла крысу и положила к ногам дежурного. Он достал припрятанный кусочек колбасы и угостил кошек. Видно было, что их здесь знают и любят. Я рассказал об этом отцу. Он в го время был уже плох и не мог ходтъ. Отец заволновался, глаза заблестели, сказал, что, судя по описанию, это и есть та самая знаменитая русская голубая, которую он считал погибшей. Больших трудов мне стоило подкараулить одну кошку у Шуваловского дворца и схватить. Но я не успел убежать. Курсанты заметили меня и поймали. Сгоряча хотели дать взбучку, но я все им рассказал — про отца, про дворец, про кошек, что я биолог и хочу восстановить! породу, считавшуюся утерянной. Курсанты поверили мне, отдали кошек и сказали, что неподалеку, вроде, жил старик, который прежде служил во дворце и сохранил кошек с самой революции. Старик не так давно принес им в корзинке двух этих кошек, сказал, что собирается умирать, оставить животных некому. Еще сообщил, что у его соседей тоже есть такие же кошки, две или три.

— Возможно ли это? — усомнился Грай.

— Вы знаете тот район?

— Неплохо.

— Шуваловский дворец стоит на значительном отдалении от плотной застройки, среди большого парка, напоминающего лес. За парком небольшие дома, даже поселки. Есть где кошкам спрятаться, подкормиться, у кого поселиться. Не забывайте, голубые — искусные охотники, непревзойденные мышеловы.

— То, что вы говорите, удивительно, — улыбнулся Грай. — Ожившая легенда.

— Дальше было еще интереснее, — продолжал Шувалов. — Я нашел двух соседей покойного старичка, у них оказалась еще пара — кот и кошка. Местные жители высоко ценили голубых за красоту и умение ловить мышей. С их помощью я и восстановил породу. У меня появилась возможность развернуться, показать свои способности. И вот тог — международная организация ФИФЕ признала эту породу как новую, зарегистрировала ее.

— Хорошо бы посмотреть, — попросил Грай.

— Копейкин, — попросил Шувалов, — откройте, пожалуйста, кейс.

Копейкин поднял ящик.

— Ставьте сюда, на мой стол, — предложил я.

Шувалов не вытерпел, сам открыл дверцу, позвал: «Елисей, выходи!»

Из походного домика вышел котище, потянулся, сонно посмотрел на хозяина, приветствовал его негромким: «Мр-р-р-н-н-н…»

Я двадцать два года прожил в тверской деревне, у нас всегда были коты — смекалистые, ловкие, старательно охраняли подпол и амбар: мышь поймают и крысу задушат, а птичка зазевается — и ее сцапают. Я понимал толк в кошках.

Кот мне сразу понравился. Изящно и тонко сложенный, с клиновидной головой, на стройных длинных ногах. Короткая блестящая шерсть его была ровного голубого цвета, а по голубому шел серебристый блеск. Кот блестел, словно луна на ночном небе.

— Приглядитесь. — пояснил Шувалов, — уникальный серебристый блеск ему придают светлоокрашенные кончики волос.

Грай тоже был восхищен.

— Умели наши прадеды красоту создавать и ценить! — И перешел на деловой тон. — Предысторию я узнал. Так в чем проблема? Для чего вам понадобился сыщик?

Кот посмотрел, правильно ли я веду записи в блокноте, оглядел комнату, спрыгнул со стола и пошел вдоль стен, все обнюхивая. Затем выбрал тихое местечко у меня под столом.

— Перед вами родоначальник Елисей, — продолжал Шувалов, снова усевшись на диван. — Котят от него я отдаю в самые надежные руки. Таких кошек в городе было всего одиннадцать особей. Но дело в том, что эти редчайшие животные стали пропадать у тех людей, которым я их отдаю.

— Теперь, пожалуйста, подробнее, — попросил Грай, — называйте имена и адреса хозяев.

Верхов докуривал уже третью «беломорину». Странный тип. Может быть, даже больной. Ему надоело бросать на меня устрашающие взгляды, и он взялся за Грая.

— Зря вы распинаетесь перед сыщиком, Александр Николаевич. Ему это непонятно и неинтересно. Я по глазам вижу.

Грай отреагировал мгновенно.

— Действительно, в разведении кошек я ничего не понимаю, хотя сочинения монаха Менделя изучал. Но вот найти жулика — это моя работа. Давайте пари: ставлю десять к одному, что я эту задачу решу. — И он уставился на Верхова. — Спорим?

Верхов не выдержал упорного взгляда, заерзал на диване.

— Уж не считаете ли вы, что я кошек умыкнул?.. Найдете вы вора, держите карман шире! Людей, вон, сколько пропадает в городе, их с собаками ищут, сыскать не могут, а тут — кошки. Как найти? Не найдешь, ты уже простреленный, — видно, доискался уже.

Я подумал, что с Верховым у нас будут проблемы. Заниматься воспитанием этого седого, со сморщенным лицом человека уже поздно. Грай, очевидно, пришел к такому же заключению и повернулся к Шувалову.

— Начали пропадать год назад — сибирки, сиамки, персидские кошки, — рассказывал Шувалов. — Сначала мы не сильно переживали, возьмет человек другого котенка, вырастит. А теперь стали пропадать коты-чемпионы!

— Почему же они пропадают?

Верхов закурил четвертую «беломорину» и зло хмыкнул:

— Ну, к кому мы пришли, он же ничего не знает!.. Конкуренция обострилась! Появилась возможность зарабатывать на кошках большие деньги. Раньше были настоящие любители, тихо себе растили кошечку, радовались ей. Теперь пошли выставки одна задругой, кошки набирают звания: кандидат в чемпионы, чемпион, кандидат в гранд-чемпионы, европейский чемпион… Чем выше звание кота, тем дороже котенок от него. Котенок от европейского чемпиона персидской кошки, знаете, сколько стоит? Миллион! Кошки стали дорогим товаром. Пришли новые люди, жадные, злые, обострилось соперничество. Новичок — ничего не знает, его в клубе выучат, он получит звание международного судьи и раскалывает клуб, уводит людей, организует свой клуб. Кошек соперников начали травить, — возбужденно продолжал Верхов. — Появились кошачьи колдуны. Можно нанять такого колдуна, и он сделает так, что у вашего соперника «машинка» слабее работать станет. Представьте себе, что в городе десять кошек одной породы, скажем, сиамской, и всего два кота. Владелец одного из них приглашает колдуна, и тот делает так, что у кота-соперника падает потенция. И вот он — хозяин положения, к нему идут, с каждого помета он берет себе котеночка и делает немалые деньги на этом.

Копейкин перебил Верхова:

— Частая вязка кота гробит. Так бы кот жил шестнадцать лет, а если он станет делать вязку каждую неделю — проживет всего восемь лет. Изнашиваются коты, как люди.

Грай поднял брови.

— И кто же с кем борется? Нельзя ли конкретнее?

— Идет брожение постоянное, старые клубы раскалываются, создаются новые… Это сложный процесс, — заговорили четверо разом, и я не знал, что записывать.

— В основе деятельности вашего клуба — коммерция? — повысил голос Грай, и все замолчали.

— Нет, — ответил Шувалов, — Наша цель — и в уставе это записано — гуманизация общества через внедрение культуры общения с кошками.

— Откуда же вы средства берете?

— Частная деятельность не запрещена. В клубах немало состоятельных людей.

— Сколько же может стоить кот? Не чемпион, а рядовой?

— Представьте себе, к английскому лорду приехал в гости эмир из Кувейта и увидел белого кота. Они любят все белое. Просит — продайте. Лорд отвечает — не продается. Эмир уже загорелся, он хочет именно такого кота, начинает спрашивать, искать. Сколько он может заплатить?

— А если в наших условиях?

— Считайте, кот делает одну вязку в неделю, с каждой вязки ему положен котенок, который стоит пятьсот долларов. Сколько стоит такой кот?

Грай пошевелил губами, удивленно покачал головой.

— Пятьсот долларов?

— Да, такова цена хорошего породистого кота.

— Ну, а ваш русский голубой?

— Ни один из них не был еще продан, это родоначальники, им цены нет.

Грай оглядел всех, остановил взгляд на Верхове.

— Проблема в целом становится мне ясной. Думаю, старые пропажи рассматривать не будем. Как говорится, следы остыли. Хотя хотелось бы узнать — вот украли чемпиона: можно ли его привезти на выставку под другим именем?

— Украденного кота не выставишь, он будет узнан, — развел руками Шувалов. — На выставке нужно назвать отца и мать, нужна родословная. Украденный кот выпадает из игры. Ведь чтобы вырастить чемпиона европейского масштаба, нужно о ним работать десяток лет, не только поддерживать форму, ухаживать, кормить витаминами, выгуливать, но и регулярно выставляться.

Верхов хмыкнул.

— До революции — читайте очерковую литературу — шкурки котов собирали по деревням и шили из них рукавицы и шапки. Потом этот промысел забыли, как и многие другие — разучились выделывать шкурки, валять валенки, шить дубленки… Теперь мы вспоминаем прошлое и постепенно возвращается кошачий промысел. Считается, что кошачий мех не прочен. Может, это и так. Но я уже сам видел на Невском людей в шапках из кошки. Полушубки из кошки шьют.

— Шуба из чемпионов? — усмехнулся Грай.

— Ну, это было бы слишком дорого, — вмешался Копейкин.

Верхов огрызнулся на него:

— Я сам видел, шубка из шкурок обыкновенных кошек, а оторочка из дорогих, сиамских.

Шувалов прикрыл глаза рукой.

— Бедные!

Верхов повернул голову к Шувалову:

— Скажу вам больше, Александр Николаевич, я слышал легенду, что где-то в городе шьется царь-шуба из ваших кошек — русских голубых. Дело не в цене, а в принципе.

Копейкин крякнул:

— Коты эти — государственное достояние. За них на международных выставках будут долларами платить, а тут какой-то… гм-гм… шубу шьет. Это безобразие надо прекратить.

Шувалов открыл глаза, сухо спросил:

— Согласны ли вы взяться за это дело, Грай? Теперь мы вам все объяснили.

Грай посмотрел на меня:

— Виктор, что скажешь?

Я стал размышлять вслух:

— Дело необычное. Может быть, это первый на свете кошачий детектив. Все может оказаться сложнее, чем мы предполагаем. Непонятно даже, с чего начать…

Грай принял решение.

— Мы беремся, но потребуется аванс. Шестьдесят долларов.

Он сдвинул брови — не любил говорить о деньгах.

Шувалов посмотрел на кассира. Тот крякнул, пошевелил широкими плечами.

— Такой расход мы, наверное, выдержим.

— Сумму окончательного гонорара назовем потом.

Кассир поспешил уточнить:

— В разумных пределах, строго в разумных пределах. Ведь впереди выставка, надо платить за аренду помещения, надо… все надо.

Шувалов подвел итог:

— Это становится делом принципа. Из восьми кошек новой породы пять украдены, исчезли. Каждая оставшаяся на вес золота.

— Теперь расскажите, — попросил Грай, — как исчезли ваши кошки.

— Я живу на проспекте Стачек, в большом сталинском доме напротив метро «Автово», — начал рассказывать Шувалов. — Дома у меня пожилая мать, плохо слышит и почти не видит. Она нечаянно заперла в кладовке кота, а кошка бегала по квартире. Когда я пришел вечером домой, кот орал в кладовке — не терпит охотник закрытых дверей, а кошка исчезла бесследно. Кот перед вами, домой везти боюсь, не знаю, куда деть его.

— Царапины на двери или на замке есть? Вы не присматривались, не ковырялся ли кто в замках?

— Есть мелкие царапинки на замке, но, может, это сделал я сам — знаете, лампочки на лестнице пропадают, а в темноте приходится подбирать ключ из связки, он не лезет, нервничаешь, торопишься.

— Покажите ваши ключи.

— Вот, один французский, другой ригельный.

— Что ж, весьма солидные замки, мальчишка или просто прохожий с улицы их не откроет.

— Вы хотите сказать, что профессионал справится с этими замками?

Грай повернулся ко мне.

— Виктор!

— Ваш ригельный замок можно открыть морковкой. А с этим французским минуты три возни, пока не подойдет отмычка.

Шувалов растерялся.

— Я всегда был высокого мнения о русских умельцах. Значит, нашелся Левша, которому наши замки нипочем.

— Что сообщите вы, Верхов?

— Я живу на улице Мориса Тореза в большом доме. В квартире, кроме меня, жена, два взрослых сына. Я сам закрыл дверь на цепочку, когда мы ложились спать. Утром встаем — нет кота. Дверь закрыта, цепочка на месте.

— Форточка?

— Форточка открыта, но у нас восьмой этаж. Кот все-таки не идиот.

— Замок не поврежден?

— Никаких следов-царапин, или еще чего, на замке нет.

— Значит, тайна закрытой комнаты?

— Двери во все комнаты открыты, чтобы воздуху больше было, и — никаких шумов, никаких следов. Милиционер в нашем же доме живет. Пришел, посмотрел, ничего сказать не смог.

Дмитриев покрутил носом, откашлялся.

— У меня было так: утром ушел на завод, жена отправила старшего сына на работу, младшего в школу и сама пошла на фабрику. Младший пришел из школы, он в восьмом классе — дверь закрыта, кошки дома нет. Форточка тоже открыта, но кошка прежде туда никогда не лазала. Мы живем на Васильевском острове в старом фонде. Теоретически, она, конечно, могла выпрыгнуть, но, как сказал Верхов, кошка же не идиотка. Что об этом думать, я не знаю.

Ирина покосила глазом из-под челки на меня, записываю ли, и быстро, как выученный урок — видно, рассказывала не раз, — затараторила:

— Мы с мужем в разводе, но я ему полностью доверяю, у него есть ключи от квартиры, сын живет чаще у мужа, но приходит поиграть с кошкой. Я работаю в гостинице, ухожу на сутки и оставляю еду кошке на весь день. Утром я пришла с работы — кошки нет дома. Судя по тому, сколько съедено, она исчезла в первой половине дня, плотно поела и — исчезла. Сын приходил поиграть с ней, но не нашел и оставил мне записку с вопросом — где кошка?

— И тоже никаких следов?

— Никаких.

— Часто вы не ночуете дома? — спросил Грай Ирину.

Я думал, что она вспыхнет и надерзит. Но, видно, я плохо разбираюсь в женщинах.

— Иногда мне приходится ночью дежурить в гостинице. Часто езжу за город к подруге и остаюсь у нее. Тогда я прошу последить за кошкой соседку по лестничной площадке, оставляю ей ключи.

— Соседка не могла позариться на кошку?

— Не думаю, у них там полна коробочка, людям жить негде. К тому же я ее давно знаю, она часто помогает мне по дому… А почему вы спросили, где я ночую? Вы мне не доверяете?

— Я никому не верю, только фактам. Виновным может оказаться любой. Даже кто-то из вас.

— Неплохая догадка, — хмыкнул Верхов, — Стоило мне ради этого тащиться такую даль.

— Сколько русских голубых осталось в городе? — спросил Грай.

— Три, — ответил Шувалов, — Мой Елисей и еще две — у Копейкина и Молчановой. Вот наши адреса.

— Итак — для чего их воруют? Есть версия, что из них, по принципиальным соображениям, шьют редкостную по цене шубу.

— Я тоже слышал эту байку, — согласился Шувалов. — До какой моральней низости должен человек опуститься, чтобы пойти на это!

— Причем здесь мораль? — разозлился Дмитриев. — Кто-то получает шубу из уникального зверя, небывалой расцветки, с удовольствием носит ее и даже гордится ею: такая шуба — одна в мире! А на мораль и историю ему наплевать.

Верхов цинично усмехнулся:

— Мораль — дело переменчивое. Носим же мы шапки и рукавицы из собаки, а она тоже друг человека. На севере специально собак длинношерстных для шапок выращивают. Да и куда опускаться? Многие сейчас живут вообще без морали, главное — выжить. Любой ценой. Или разбогатеть. Тоже любой ценой.

— Вы несносны, Верхов, со своей демагогией, — стрельнула на него глазом из-под челки Ирина. — Я про это знать не хочу, мне противно. Не за этим мы сюда пришли, давайте делом заниматься.

— А вы слышали про так-то шубу? — спросил ее Грай.

— Да, слышала. Все кошатники говорят про эту шубу. Но это выдумка, анекдот.

— А вам, Ирина, пойдет такая шуба, — засмеялся Верхов.

Ирина дернула плечом и отвернулась.

— Другая версия, — продолжил Грай. — «Неизвестный», назовем его пока так, ворует кошек, чтобы стать монополистом на рынке.

— Ворованного кота невозможно выставить. Его лучше отравить! — не согласился Шувалов. — Я узнаю своего кота и скажу: «Отдай!» Кошачий мир тесен.

— А если станут продавать котят?

— Я узнаю и сына, и внука своего кота.

— Разве это возможно? — поинтересовался Грай.

— Узнают же лошадники детей от знаменитых рысаков и других коней по голове, крупу, ногам, копытам, по бегу… Так и я узнаю.

В Верхова словно вселился бес противоречия.

— Вы слишком хорошо думаете о людях, Александр Николаевич! Наши кошки еще не успели облагородить общество до такой степени. Ворованного кота можно продать через третьи руки в другой город и написать ему в карточку — родители неизвестны. Вот он и снова участник выставки. У вас останутся документы, у него будет кот. Идентифицировать кота невозможно. Как вы докажете, что это ваш кот? Даже если он вас узнает — это ничего не докажет.

— Я не верю в такую низость, — ответил Шувалов. — Скажите нам, Грай, как вы полагаете действовать, с чего начать?

— Не могу пока сказать, Александр Николаевич.

— Ни черта он нам пообещать не может, этот самодеятельный детектив! — взвизгнул Верхов.

— Что вы думаете, Копейкин?

— Нужно соглашаться, пусть начинает действовать. Если мы увидим, что ничего не получается, разорвем соглашение.

— Вы принимаете такие условия, Грай?

— Да. Если пойму, что зашел в тупик, тотчас поставлю вас в известность.

— Вы согласны, Копейкин?

— Да, ведь нам его рекомендовали как лучшего частного детектива в Санкт-Петербурге.

— Ирина, что вы скажете?

— Я не услышала плана конкретных действий, но, полагаю, нам надо начинать.

— Геннадий, что вы скажете?

— Я не думаю, что он сможет прийти ко мне домой и вынуть, словно фокусник, кота из шляпы, но пусть он найдет этого жулика, пора с ним рассчитаться, и пусть сумеет защитить трех оставшихся русских голубых. Я надеюсь получить от них котенка и начну все сначала. Что касается оплаты — нас тут пятеро пострадавших, нам надо заплатить по десять долларов, из кассы добавить еще десять и выдать эти деньги как аванс. Что вы скажете на это, Грай?

— Не буду обнадеживать — нет почти никакой информации. Мой клиент Шувалов, или клуб «Котофеич»?

— Вас нанимает клуб, — ответил Копейкин. — Наши условия: если нельзя найти пропавших кошек, то надо схватить жулика и сохранить оставшихся трех кошек. С них мы можем снова поднять породу.

Елисею надоело сидеть внизу, он прыгнул ко мне на стол, чтобы наблюдать за всеми.

Грай встал, прошелся по комнате, словно набирая сил для нового серьезного дела, остановился у моего стола, протянул руку к коту.

Елисей понюхал руку, лизнул.

— Ага, он признал меня, — рассмеялся Грай. Присел, заглянул в зеленые глаза. — Ты расскажешь мне, кто увел твою подружку?

И вдруг — бац — кот дал ему крепкого тумака лапой.

Грай отпрянул.

— Вот так поступили с твоей подружкой?

— Мр-р-н-н… Мр-р-н-н… — ответил кот.

— Куда спрятать кота? — спросил Шувалов. — Нести домой — страшно. Не верю ни в какую чертовщину, но деле так поворачивается, что скоро поверю и в домового, и в барабашку, и в кого угодно.

Грай посмотрел на меня.

— Виктор, что ты скажешь, если мы предложим коту погостить у нас?

Я обрадовался.

— Капитан Бондарь вчера жаловался, что мыши напали на его upIласы. Думаю, хороший охотник на мышей нас выручит.

Когда все поднялись и стали выходить из кабинета, Герман Еремин, до этого сидевший молча и внимательно поглядывавший на своих товарищей, подошел к Граю и решительно заявил:

— Пока мы тут сидели, говорили, я кое-что вспомнил, сопоставил одно с другим, у меня в голове стало проясняться.

Герман остановил шедшую за ним Ирину Харитонову, взял ее под руку. — Ты знаешь владелицу питомника персидских кошек Анну Толстую?

Ирина вопросительно подняла голову:

— Анну многие знают, известная особа, мы встречались на выставках. Ее персидские кошки отменны.

— Конечно, Анна Толстая к нашему клубу никакого отношения не имеет. Но о ней идут разговоры, разные сплетни, ее жизнь кажется многим заманчивой… Вот я и подумал…

— И что же? — сказал Грай. — Это может насести нас на след?

— Я пришел к выводу, что теперь мы, наверное, сами сможем разобраться в этом деле. До свидания! Спасибо вам за то, что терпеливо нас выслушали.

Герман отпустил руку Ирины, лицо его стало хмурым, замкнутым. Не произнеся больше ни слова, сн торопливо оделся и ушел.

Посетители разошлись. Я закрыл за ними дверь. У нас появился клиент, и сразу время таинственным образом спрессовалось, стало давить на меня. Следовало срочно что-то предпринять, с чего-то начать. Но с чего? Я вошел в кабинет и ожидающе посмотрел на Грая.

— Как вы думаете, Герман Еремин действительно о чем-то догадывается?

— Может быть, он знает что-то. Им мы займемся в первую очередь…

Оказалось — Грай может рисовать левой рукой. На большом листе ватмана в центре он поместил графа Шувалова, очень похоже изобразил, с Елисеем на плече. От центра во все стороны шли стрелки. На конце первой висели шуба и шапка из шкурок котов.

— Эту идею разрабатываешь ты, — сказал Грай.

— Как?

— Думай. Сам думай, Виктор.

— Сейчас прикину… Вот справочник по городу, открываю страницу… Ищу скорняжные мастерские.

— Начни с Невского проспекта. Но не исключено, что нужная нам мастерская находится на окраине города и придется обойти все. Может быть, шапки из кошки шьет мастер-надомник, но эту версию пока отложим. Сейчас пообедаем, отправляйся. Хоть сегодня суббота, многие мастерские из-за финансовых трудностей открыты, работают.

На двух других с грелках он нарисовал важного Копейкина и застенчивую Надежду Молчанову с толстой косой до пояса. У них жили кошки, которых следовало охранять.

Грай взглянул на часы.

— Поспешим! Бондарь строгий капитан, не терпит, когда опаздывают на обед. У него морской распорядок: после обеда — адмиральский час.

Я не знал, что такое адмиральский час.

На обед был густой красный борщ, крепко наперченный, макароны по-флотски и компот.

— Живем, как на борту траулера, — улыбнулся я. Капитан хитро глянул на меия.

— Станешь критиковать камбуз — добавки не получишь.

— Разве это критика? Смотрите, ложка в борще стоит — высший балл!

Капитан заулыбался.

— То-то же, подставляй тарелку.

Я люблю все узнавать из первоисточника.

— Мне стало известно, капитан, что у вас после обеда адмиральский час. Если не секрет, это что такое?

Бондарь окинул меня критическим взглядом.

— Вымахал с каланчу, а еще салага. Живешь в морском городе и не знаешь, что такое адмиральский час. Вот нарочно не скажу, так и живи в неведении. Жаль, что ты ни разу в море не сходил.

— Зачем это мне?

— Вот подожди, наведаюсь в порт, договорюсь и отправлю тебя в Атлантику. Сходишь рейс-другой, и мы с тобой поговорим. Описать это словами невозможно. Человек возвращается оттуда иным. Сам поймешь, как море людей проверяет.

Грай ел крепко задумавшись, не замечая, что жует, и не видя нас. Капитан подмигнул мне, налил вторую тарелку борща и, ни слова не говоря, заменил пустую у Грая. Так же размеренно двигая ложкой, Грай начал уничтожать вторую порцию. Я затих — что будет?

Грай доел борщ и, не выходя из задумчивости, заметил:

— Хороший перец. Съел бы еще, да уж больно горит внутри.

— Пожар в желудке лучше всего залить компотом, — смутился капитан и поставил перед Граем кастрюлю.

— Зот что, Виктор, — вышел из задумчивости Грай. — Шуба из кошек подождет. Возьми машину, поезжай сейчас и понаблюдай за Германом Ереминым — куда он поедет, с кем станет говорить, кто к нему придет… А вечером, часов в девять, зайди и, если получится, сам с ним поговори. Если он не пойдет на контакт — убеди явиться сюда для конфиденциального разговора. Попробуем выяснить, какие соображения пришли ему в голову.

Я быстро собрался и поехал на нашей «Ниве» по проспекту Ветеранов. Ехать пришлось далековато — за лесной массив, над которым взлетают и садятся на Пулковский аэродром самолеты.

Герман с самого начала был мне подозрителен — я не доверяю мрачным людям с прижатыми ушами. Может, он тот человек, которого мы ищем?

Вот нужный дом, точечный, кирпичный.

Я поставил машину у соседнего дома с надписью по фасаду: «Междугородный телефон», и всмотрелся в окна на восьмом этаже. В декабре темнеет рано, сумерки начали опускаться на город. Некоторые окна уже осветились. Которые из них Германа? Я не знал, как расположена его квартира, и решил подняться, посмотреть.

Но прежде следует выяснить, дома ли он? Зашел на телефонную станцию и позвонил по автомату. Длинные гудки пояснили мне, что либо его нет дома, либо он не хочет ни с кем разговаривать.

У наружной двери дома сложная система вызовов: надо нажать две кнопки, вам ответит хозяин, вы объясните, кто пришел, и если он узнает вас по голосу и у себя дома нажмет нужную кнопку, то раздастся щелчок, дверь откроется. Прекрасная охранная система. Но… работает год-два и приходит в негодность. Я дернул ручку посильнее, открыл дьепь, поднялся на восьмой этаж.

Зайти в чужой дом еще не преступление. Я отыскал нужную кваргиру: оказывается, смотрел на дом с другой стороны. У себя ли Герман? Я прижал ухо к двери, но ничего не услышал. А если его нет дома, что же я, так и буду здесь торчать?

Решил действовать наудачу, меня словно кто-то подталкивал под руку. Не снимая перчаток, я нажал кнопку звонка. Внутри раздался переливчатый звон, но никто не отзывался. Подождал немного и на всякий случай решил подергать ручку двери. К немалому удивлению, дверь оказалась незапертой, подалась. Я прислушался — что там, в квартире, и осторожно вошел.

Мимоходом заметил — на вешалке шуба Германа и шапка, значит, он дома, но где же? Из передней прошел в комнату. За дверью, на полу, свалившись со стула, лежало тело хозяина квартиры. Из груди у него торчала рукоятка большого хлебного ножа. Вид трупа меня почему-то не шокировал, видно, я начинал привыкать к новой работе. Потрогал тело косточками пальцев — оно уже остыло и начинало коченеть.

Сколько было людей в доме? На столе чайник, печенье и две чашки. Значит, один гость, кто-то из своих. Как долго они сидели? Косточкой пальца потрогал чайник — уже остыл. Печенья съедено немного — всего четыре штучки. На краю гостевой чашки помады нет. Принюхался к чашке Германа — никаких посторонних запахов. Но, может, все уже выветрилось? Я стал размышлять. Наверное, ему подсыпали клофелин — от него человек быстро засыпает. Герман мужчина рослый, крепкий, с ним непросто сладить, и наверное, когда он начал отключаться или уже отключился, гость сходил на кухню за ножом и ударил хозяина в грудь. От удара Герман почти очнулся, попытался встать, но тут сердце остановилось и он упал.

На письменном столе у Германа телефон с электронной памятью АОН, сейчас узнаю, кто сегодня звонил, во сколько, откуда?.. Нет ничего, все стерто. Предусмотрительный убийца.

Я заторопился. Уже не хотелось заниматься детальным осмотром квартиры. Достаточно того, что следов борьбы не было и обыск не проводился. Попасться в чужой квартире — не шутка. Если меня обнаружат вместе с мертвым хозяином — уголовный розыск сразу захочет задать множество вопросов. Обдумывать ответы на них придется за тюремной решеткой неопределенно долгое время.

А ведь Грай наверняка рассчитывает на мою помощь, ему сложно вести оперативную работу с одной рукой.

Вышел из квартиры, в лифте содрал перчатки. Ну и дела с этими котами! Круто начинается! Но я был рад, что остался незамечен. Жив, могу свободно передвигаться, предпринимать действия, какие сочту нужными. В общем, понял, что повезло. Снова был бодр, готов к действию.

Торопливо выйдя на тротуар, повернул направо и уже сделал больше десяти шагов, как рядом затормозила милицейская машина. Открылась дверца, и мой старый знакомый, сержант Петренко из уголовного розыска нашего Автовского отделения милиции, крикнул:

— Послушайте, Виктор, откуда вы идете? Не от Германа Еремина?

Сердце мое упало в пятки и с трудом возвращалось обратно.

— Я заходил выяснить, где он проводит сегодняшний вечер.

— Выяснили? — подозрительно приглядывался ко мне сержант.

— Он не ответил на телефонный звонок и не открыл дверь.

— Не хотите подняться со мной?

Я согласился. А что было делать?

К сержанту подошла дворничиха в оранжевой безрукавке, надетой на ватник.

— Вы видели этого гражданина здесь? — спросил Петренко.

— Да, видела. Он зашел в дом минут пятнадцать-двадцать назад, а только что, перед вашим приездом, вышел.

— А прежде вы его не встречали?

— Нет, не встречала.

Мы поднялись наверх, и дворничиха открыла дверь. Сержант Петренко вошел в комнату, сразу увидел рукоятку ножа, торчащую из груди хозяина, и, поворотившись ко мне, зарычал:

— Зачем вы к нему приходили? Говорите откровенно, не вздумайте врать!

— Я уже объяснил вам цель моего пр’гхода и могу только повторить. То, что я вижу, снимает с Германа мои подозрения в воровстве кошек.

— Почему вы его подозревали?

— Мне не нравилось угрюмое выражение его лица, постоянно угрюмый человек кажется опасным. Но теперь вижу, что был не прав. А вот вы почему приехали именно сейчас? Мы ведь с вами сотрудничаем, так что не скрывайте.

— Ладно, расскажу. Нам позвонила женщина из клуба, сказала — у нее договоренность с Ереминым на вязку кошки. Она звонит ему, а он как в воду канул, на звонки не отвечает. Она встревожилась и позвонила нам…

В общем, я славно провел остаток дня. Приехала дежурная бригада криминалистов cg следователем Михайловым и начальником уголовного розыска Голсзатым. Я был задержан как подозреваемый. В районном отделении меня сначала допрашивал Михайлов — недоверчиво, зло, явно желая посадить меня в «Кресты» и «повесить» на меня убийство. Его сменил Головатый, говоривший рассудительно и полагавший, что я не пойду на «мокрое дело» без особых на то обстоятельств. Таких обстоятельств он не смог найти, и в десять часов вечера я был отпущен из Автовского отделения милиции под подписку о невыезде.

От отделения милиции до нашего дома три минуты хода пешком, если не торопиться. И я не спешил, пытаясь привести в порядок свои мысли и ощущения. Но ощущений было много, а мыслей, увы, кот наплакал.

Стол Грая оказался застелен газетой. На нем стояла металлическая масленка с завинчивающейся пробкой, лежала зетсшка. Зажав старинный пистолет ящиком стола, он ершиком чистил ствол.

— Что такой взъерошенный? — спросил Грай.

Чтобы успокоиться, я сел за свой стол и сделал три длинных вдоха.

— В нашем деле появился покойник, — произнес я как можно спокойнее.

— Шутки твои дурацкие, — занервничал он, макая ершик в масло. — Ты нашел Германа?

— Да, нашел. Мне не нравилась его угрюмая сосредоточенность, и уши прижаты, словно у маньяка. На телефонный звонок он не ответил, и я поднялся на восьмой этаж, чтобы посмотреть, что за квартира. Нам надо бы побывать там и попробовать найти что-нибудь — след, зацепку. Дверь оказалась незакрытой, и я вошел. Единственное, что сумел отыскать — чайник на столе, две чашки и хлебный нож в груди Германа, упавшего на пол.

Видимо, ранение не улучшило Граю характер, да и нервы у него расшатались. Мне показалось, что его хватит удар, так покраснело его лицо. В нашем деле, которое мы считали простым, бытовым, вдруг в первый же день появился покойник. Грай схватил вычищенный пистолет и, размахивая им, закричал:

— Черт побери эту каналью! Мало ему ворованных кошек — людей стал убивать!.. — погрозил пистолетом в сторону улицы. — Доберусь до тебя, держись, людоед! — ярость корежила Грая, он выскочил из-за стола и забегал с пистолетом по кабинету. — Я… я… бриться не буду, пока не схвачу негодяя! — Зная о его способности выстрелить в самый неожиданный момент, я был рад, что оружие без пули, и внимательно следил, чтобы он в гневе не выхватил из ящика стола заряженный пистолет.

В кабинет заглянул обеспокоенный Бондарь.

— Что-нибудь случилось?

— Да, — ответил я. — В нашем деле появился покойник. Мы в трауре и в гневе. Грай дал слово не бриться, пока не поймает убийцу. Я с сегодняшнего дня не стригусь.

— Ну, если это необходимо, чтобы заработать гонорар, — поднял брови Бондарь, — можно пойти и на такую жертву. Хотя клиенты вряд ли вас поймут.

Грай поднял старинный пистолет, прицелился в середину стенда с коллекционным оружием. Бондарь зажал уши, я закрыл один глаз.

Кремень незаряженного пистолета звякнул о пустую полочку для пороха. Грай тотчас успокоился, подхватил раненую руку и уставился в окно.

— Давай подробности.

Бондарь закрыл дверь, чтобы дать возможность шефу успокоиться, я стал рассказывать медленно, слово за словом, а в конце сделал собственный вывод:

— Приходил хорошо знакомый ему человек, которого Герман не мог подозревать. Герман угостил его чаем и сам выпил что-то, от чего стал плохо соображать, или совсем отключился. Тогда вдобавок он получил и нож в грудь. Наверняка, Герман что-то узнал о пропаже кошек.

Грай вернул вычищенный пистолет на стенд.

— Вопрос, — продолжал я, — Необходимо выбрать нового подозреваемого. Но не могу этого сделать — ни малейшей зацепки… Теперь о вашей клятве не бриться. Лучше вам забыть об этом, ведь придется выходить на люди, и все подумают — вы сошли с ума, ведь каждому не объяснишь, что этот злодей вывел вас из равновесия.

Грай мрачно отрезал:

— Я дал обещание, и его сдержу.

Во время позднего ужина мы угрюмо молчали, словно были солдатами роты, которая подверглась неожиданному обстрелу и понесла потери.

Перейдя в кабинет, я взял лист бумаги и стал записывать версии, которые мы могли бы расследовать, причем почти все они казались совершенно дикими:

«1. Обыскать квартиру графа Шувалова: посмотреть — не он ли зачинщик всех этих краж кошек с неведомой для нас целью. Быть может, в его документах отыщется какой-нибудь след, который укажет нам виновного;

2. Обыскать с той же целью квартиры всех членов совета клуба любителей кошек «Котофеич»;

3. Выяснить фамилии всех, кто мог знать о нашем расследовании, и поговорить с каждым;

4. Пригласить секретаря клуба Надежду Молчанову на ужин со списком членов клуба и потолковать с ней;

5. Попытаться выяснил», кто из членов клуба вдруг резко улучшил свое материальное положение;

6. С помощью милиции уточнить время гибели Германа. Попытаться найти в его доме свидетеля, который видел в это время незнакомого человека, показать ему фотографии членов совета клуба для опознания;

Попытаться ответить на вопросы: кому помешал Герман Еремин? Что он знал? У кого был мотив для убийства?»

Елисей запрыгнул на стол. Зелеными человеческими глазами, не мигая, посмотрел на меня, на Грая. Сел на список версий и, честное слово, попытался нам что-то сказать.

— Хороший кот за несколько дней чувствует выставку, — перевел я его мимику.

— Хороший кот за три дня чувствует, что его украдут, — мрачно усмехнулся Грай.

— Не шутите так, Бондарь сказал, что Елисей ему стал дорог, как ребенок.

— Петербургский клуб «Котофеич» спас, вырвал из небытия и почти обожествил русскую голубую кошку. И уже в жертву ей принесена человеческая жизнь.

Кот Елисей сделал метки всюду, куда удалось проникнуть, я даже видел, как он метил мою комнату. Я не осуждал его, по кошачьим правилам новую территорию следовало пометить, и тогда она считалась занятий. Кстати, метки его оказались не пахучи, можно терпеть.

Из нас троих кот выделил капитана Бондаря, так и вертелся около его ног, терся, мурлыкал, просился на руки. Но капитан фамильярности не терпел.

— И что это ты на руки прицеливаешься, хочешь на свитере метку оставить? Ну-ка, погуляй, в подвал сходи, мышку поймай…

Бондарь отыскал в подвале старую корзинку, очистил от пыли, положил на дно подушечку и поставил около черного хода, где спуск в подвал.

— Вот тебе пост, занимай его, это твое жилище, — и посадил кота в корзинку.

Кот корзинку обнюхал, брезгливо дернув носом, выскочил наружу и на наших глазах поставил на нее метку. Затем без разгона прыгнул на кухонную дверь, даже чуть проехался по ней, зацепился лапами за верх, подтянулся, залез на нее. Затем прыгнул еще выше, на старинный шкаф под потолок, уселся там и с торжествующим видом стал наблюдать сверху за нами — что станем делать?

— Может, шваброй его оттуда? — вслух подумал я.

— А зачем? — покачал головой Бондарь. — Нашел себе место, пусть сидит. Ну что ж, ночуй на шкафу. Спокойной ночи, Елисей, — попрощался капитан.

Я проверил засов на входной двери, мы разошлись по своим комнатам.

Шувалов предупреждал, что они придут. Узнают о новом товарище и обязательно заявятся. И утром они пришли.

Елисей прыгнул на подоконник, и мы с Граем посмотрели в окно. По дорожке к дому подходили четыре кота. Шувалов объяснил, что коты, живущие поблизости, образуют некое сообщество — «братство котов». Члены братства борются между собой за обладание определенным статусом — начальники и подчиненные, атаманы и бойцы, бригадиры и рядовые, чтобы иметь власть над кошками в своем районе.

На территории «братства» появился новый кот, и хозяева района пришли вызвать его на бой, чтобы выяснить, кто сильнее и, естественно, кто какое место в иерархической системе должен занимать. Это означало: ну-ка покажи, на что пл способен, прояви свое мужество, если хочешь, чтобы «братья» признали тебя своим равноправным товаоищем. Это был вызов на дуэль чести. Они показывали свое оружие — зубы и когти, они выли. Это был грозный зов.

Я посмотрел на Елисея. Если кот не чувствует себя достаточно сильным, пусть остается в доме, как в укрытии. Через некоторое время — может, через несколько часов — «братья-коты» уйдут. Слабак, не принявший вызова, уже не высунет носа на улицу.

Елисей бросился к дверям — закрыты, посмотрел на форточку — закрыта, тихонько заурчал: мол, отпустите, хозяева. Видно было, что он уже переступал лапками и выпускал коготки, он уже урчал гневно, он рвался в бой.

— Их четверо, они тебя исполосуют, — объяснял я Елисею, — а кот со шрамом не может участвовать в выставке, судьи снимут тебя с соревнований за малейший шрам, понимаешь?

Елисей не понимал, запрыгнул на подоконник, стал на задние лапы, когтями передних захватил пиджак и так рванул, что затрещала материя: мол, пусти.

— Англичане признают за котами права личности, — заметил Грай. — Не гражданства, но уже личности.

— Если мы его не пустим, он раздерет нас самих, — ответил я. — Шувалов велел, если кот сильно станет рваться на улицу — пустить.

Я открыл форточку. Елисей прыгнул наверх, оттуда в снег и выскочил на дорожку.

Огромный пятнистый кот, чувствующий свою силу и настроенный воинственно, встопорщил шерсть на спине и на хвосте, чтобы казаться еще больше. Прижал уши, то высоко завывая, то глухо ворча, на выпрямленных ногах с самым грозным видом направился к Елисею.

Я не узнал нашего домашнего, ласкового кота, он принял такой же боевой вид. Оба они застыли друг перед другом, чтобы нагнать на соперника страху и сбить с него спесь. Вибрировали у обоих кончики хвостов, грозный вой, сначала низкий, утробный, затем высокий, оглушающий, то замирал, то оживал, оглашая окрестности.

Елисей вырвался первым, значит он сильнее, отпрыгнул назад и вновь начал грозить. Снова они сблизились, снова падали на снег, снова поднялись, на снегу заалело красное пятно. Противник Елисея бросился на землю и замер недвижный — неужели убит? Нет — почувствовал страх перед мощью и выдержкой другого. Это остановило Елисея, и боевой дух, пыл его стали стихать. Он отвернулся, понюхал землю, повернулся и пошел к дому. Пестрый кот, видно, почувствовал себя побитым по всем правилам, вскочил и понесся в другую сторону быстрыми торопливыми прыжками, хотя его никто не преследовал.

Елисей вернулся к котам, взъероша шерсть и ворча, как бы спрашивая, кто еще хочет драться. Но ни один из них не принял вызова. Они посидели друг перед другом на дорожке, поглядывая друг на друга и почти не издавая звуков. Выражения морд мирные, даже дружелюбные. Елисей принят в братство котов. Я открыл дверь и позвал. Неторопливо, степенно, он вернулся в дом и снова превратился в ласкового домашнего кота.

* * *

Ходить по скорняжным мастерским, куда я отправился с утра в воскресенье, не такое уж интересное занятие. Я говорил, что хотел бы сшить шубу из кошачьих шкур, и спрашивал, нет ли у них мастера, который уже делал такую работу?

В одном ателье велели показать шкурки, в другом спросили, кто мех выделывал, в третьем, что нет нужды возиться с дерьмом… В тринадцатом повезло. Молоденький усатый скорняк хохотнул:

— Ты попроси Сергея Левитина, он, говорят, лихо шьет шапки из…

— А ты не в свое дело не лезь, — оборвал его приятель. И погнал меня. — Чего тут топчешься, видишь, люди делом заняты?

Домой я вернулся к часу дня. Выслушав ответ, Грай буркнул:

— Нормально, — затем поинтересовался: — Ты в пирке бывал?

— Целых три раза, — похвастал я.

— Есть возможность приятно провести середину дня. Сходи-ка ты в цирк.

— Это задание, или для расширения кругозора?

— У нас в Петербурге на гастролях единственный в мире кошачий цирк Юрия Куклачева. Посмотри представление, поговори, погляди кошек.

— А что надо выяснить?

— Я и сам не знаю что, попробуй понять, возможна ли у него, или у кого-нибудь из его людей, связь с нашим делом?

— А как я ему представлюсь?

— Придумай сам. И учти — это известный всему миру артист.

Приятное задание, но я бы не сказал, что легкое. Дневное представление начиналось в три часа, я приехал за сорок минут, чтобы успеть приготовиться. По дороге придумал несколько вариантов знакомства с Куклачевым, но все они не нравились.

На станции «Петроградская» я поднялся наверх из метро и прогулялся вдоль Дворца культуры имени Ленсовета, на сцене которого выступал Цирк кошек. Е двери Дворца входили мамы с детьми, самым маленьким зрителям было года по три. Тут у меня родилась идея. Я подошел к киоску и купил детский журнал «Костер».

Держа его в руках, смело подошел к билетерше:

— Я из журнала «Костер», к Куклачеву.

Сначала она загородила вход, потом разглядела журнал, улыбнулась доброжелательно. Я понял, что она журнал знает и любит.

— Подскажите, пожалуйста, как его найти? — усилил я натиск.

Она отступила, пропуская меня.

— Вон в ту дверь, и на сцену.

Размахивая журналом, как флагом, быстро дошагал до заветной двери. Потом спохватился, завернул в раздевалку, оставил там пальто и шапку.

За кулисами пошел осторожно, перешагивая через какие-то канаты, пробираясь между ящиками, среди свисающих сверху полотнищ, приглядываясь и прислушиваясь, чтобы с ходу не нарваться на неожиданности.

Подойдя к сцене, остановился. В зрительном зале темно и пусто. Зато сцена освещена, по краю горят разноцветные фонари. В свете прожектора стоял мужчина лет сорока, начинающий полнеть, в ярком, бело-красном костюме клоуна, с раскрашенным лицом, с пронзительным взглядом. В вытянутых руках над головой он держал кошку. Со спины его фотографировал, стоя на коленях и держа фотоаппарат на треноге, сухощавый тип с бородкой, похожей на недельную щетину, и изъяснялся по-английски. Энергичная молодая женщина переводила его слова и командовала Куклачевым.

Еще одна женщина в костюме клоунессы, как я понял из их разговора — Елена, жена Куклачева, — помогала ему.

Кошка быстро уставала, злилась. Куклачев ее успокаивал и снова поднимал. Затем пошли за другой кошкой. Артист сел на стул.

— Руки отваливаются…

Принесли другую кошку. Снова защелкал аппарат. Фотограф не успевал ловить момент, это раздражало артиста.

Я стоял метрах в пяти от них, стараясь не мешать, думал, фотограф уйдет. Куклачев несколько раз посмотрел на меня и сделал мне «рожицу», дал понять, что заметил.

Я уловил момент и подошел:

— Из «Костра», у меня задание, написать о вас, — и протянул ему журнал.

Куклачев взял «Костер».

— Какой журнал стал тоненький, и бумага тоненькая.

— Сейчас все журналы похудели.

— Лучше бы вы опубликовали мои рассказы, — попросил он.

— Они у вас с собой?

— Я их отдавал вашей женщине. Она работает еще у вас?

— Да, работает, — отвечал я, не моргнув глазом, — я спрошу у нее.

— Уже без двух минут три, пора впускать зрителей в зал, — предупредила Елена Куклачева.

— Вы идите в зрительный зал, в оркестровую «яму» и посмотрите концерт, — велел мне Куклачев, — потом поговорим.

— Может быть, я побуду за кулисами.

— В «яму»! — приказал он.

Я пошел и сел в «яму» на стул. Представление началось. Первое, что меня заинтересовало — кошки и не думали убегать со сцены. Кошки не забиты, и Куклачев потом подтвердил: кошки единственные звери, которых нельзя бить.

Не стану описывать вставные цирковые номера и трюки Куклачева-клоуна, ведь он окончил цирковое училище и прежде был обычным клоуном. Сам он о себе и о кошках много рассказывал со сцены. Оказалось, он — деревенский! Это наполнило меня гордостью — наши-то, вон, как могут подняться! И фамилия у него не цирковая, а настоящая.

Второе наблюдение — кошки его простые «мурзики», он их подбирал на улице, покупал на рынке, получал в подарок. Из породистых был один лохматый персидский котище, его подарили в Англии, очень злой, с ним трудно работать, потому что он кусался и царапался. И его оказалось невозможно укротить.

Я ждал — не выйдет ли на сцену русская голубая?

Что меня удивило: кошки понимали команды: лежать, сидеть, идти… Надо же, ума у них не меньше, чем у собак.

Под конец кошки расположились на фонарях, и Куклачев о них рассказывал, например, как одна на гастролях потерялась и пришла в Москву издалека, за двести километров, нашла его дом, пришла и мяукала на лестнице под дверями.

Когда закрылся занавес, я поспешил за кулисы. Два молодых клоуна уносили кошек в кейсах, убирали реквизит, а Куклачев уже снова работал — позировал, фотограф, который оказался шведом, уже щелкал затвором, молодая дама-переводчица оказалась из Америки, она писала про Куклачева книжку.

— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? — удивился я.

— А я местная, — ответила она, — из Петербурга.

Ну, я тоже начал «работать», выбирал моменты к задавал вопросы.

— Под занавес про вас сказали, что вы победитель конкурса цирковых актеров в Монте-Карло…

— Ой, не надо об этом писать, это было десять лет назад, ну, выиграл, ну, и ладно… Вы напишите, мы открыли в Москве «Кошкин дом», там и театр, и ветеринарная лечебница. Это в Москве, где уже работает триста театров! И люди туда идут…

— Сколько же у вас кошек?

— Пятьдесят, а собираюсь довести их число до ста пятидесяти. Лена, — попросил он, принеси газету… Вот, вся газета посвящена открытию «Кошкиного дома»…

И снова фотоаппарат щелк, щелк.

— Где вы держите своих кошек сейчас?

— Они уже закрыты, — ответила Елена.

Это мне показалось подозрительным. За кулисами оказалось много пустых помещений. Я решил попутешествовать и вдруг услышал яростное: «Мяу!», — со злым урчанием. По деревянной лестнице поднялся этажом выше, увидел открытую дверь. Там стояли клетки из проволоки в рост человека, с деревянными полочками, на которых лежали, сидели и прыгали коты. Один из молодых клоунов кормил их — отсаживал кошку из общей клетки в отдельный кейс, и давал ей миску с мясом, порубленным на кусочки, и с теплой водой. Удивительно, как быстро кот мог проглотить граммов триста мяса! Хотя, при таком соседстве, зевать и медлить не приходилось.

— Детский журнал «Костер» приветствует вас! — сказал я клоуну, и мы немножко поговорили.

— У вас всего один породистый кот, почему? — спросил я.

— Мы только что ездили выступать в Литву. Помещение, в котором пришлось жить и выступать, почти не отапливалось, декабрь, а батареи чуть теплые — топлива в городе мало. Так вот обычным кошкам хоть бы что, а у нас была одна породистая, та то ли воды холодной попила, то ли просто от холода заболела и тут же сдохла. Нам мно^го ездить приходится, эти обычные — неприхотливы.

— Вы не боитесь кошек?

— Эти мирные, ласковые. Вот «англичанин» еще диковат, шипит, когда откроешь клетку, надо быть осторожным, может цапнуть лапой или укусить. Один старый артист рассказывал, что привезли как-то камышового дикого кота и попробовали дрессировать. Так этот кот вцепился ему в руку, зубами и когтями, всеми четырьмя лапами, и, главное, никак не оторвать. Артисту потом пришлось идти к хирургу, руку ему зашили, он швы показывал. А эти спокойны, только «англичанин» полудикий, надо быть поосторожнее.

В клетках сидели около двадцати кошек, но ни одна не была похожа на ту, что меня интересовала.

Один кот — большой, мускулистый, с флегматичной физиономией — заинтересовался моим блокнотом и мной; потянулся ко мне, может, хотел поиграть.

— Бывай здоров, — сказал я ему и, попрощавшись с клоуном, ушел.

Домой я приехал к семи вечера.

— Что-нибудь узнал? — спросил Грай, ожидавший меня в кабинете.

— Не нашел никакой связи. Ни малейшей зацепки.

— Зря сходил?

— Нет, не зря. Теперь я знаю, что кошка живет с человеком четыре тысячелетия, и до сих пор — загадка для него. Кошка снимает стресс и очень полезна в доме.

Грай показал мне бумажку за дверью. На ней лежали две дохлые мышки.

— Специально оставил, чтобы тебе показать.

Елисей сидел на табурете и смотрел маленький телевизор. Когда на экране появилась птичка, он ожил, подбежал, прыгнул, бац по экрану лапой — пытался схватить птичку. Потом, несколько разочарованный неудачной охотой, вернулся на табурет и снова внимательно следил за экраном.

В кают-компании меня ожидал сюрприз — с Бондарем пила чай Надежда Молчанова, секретарь клуба «Котофеич». Тут же на стуле лежали ее приталенное пальто и меховой берет.

Надежда была явно расстроена и перепугана.

— Хорошо, что успел, — заторопил меня Грай. — садись записывай.

Девушка наградила меня величественным взглядом черных глаз и снова повернулась к Граю. Я ее не интересовал. Конечно, в ярком американском свитере, с рукой на перевязи, с боевой раной в плече, Грай выглядел внушительнее.

— Засиделась я с книжкой, — рассказывала Надежда, — потом свет погасила, лежу, заснуть не могу. Слышу, что-то с котом моим Велимором происходит, забеспокоился он, с батареи, на которой спал, спрыгнул, убежал к входной двери и топчется там. Страшно стало, я ведь одна в квартире, защитить некому. Кот не уходит от двери, видно, что-то чует. Я долго сидела на кровати, засыпать стала сидя. Вдруг слышу — в замке скребутся. Ну, думаю, пропала, бандиты лезут. Топорик у меня есть туристский, взяла его в руки, думаю, не дамся, защищаться буду. Дверь у меня еще и на цепочку закрыта. Поднялась, гляжу на эту цепочку, шевельнуться не могу. Вдруг слышу на лестнице пьяные вопли. Это сосед-алкаш с компанией возвращаются домой. Только поднялся сосед на наш этаж, слышу — двери в лифте закрылись, и лифт вниз пошел. Я занавеску отодвинула, смотрю — тень на снегу мелькнула. Но разве ночью разглядишь? Утром я к Шувалову, рассказываю: ко мне вор шел, да соседи спугнули. Что делать? Он велел никому не рассказывать и к вам пойти.

— Вот этот молодой мужчина, — Грай показал на меня, — пойдет с вами и посторожит кота.

— А он…

— Не беспокойтесь, он в нашем деле двоих стоит. Кстати, холост, борщ любит с перцем и макароны по-флотски.

Я вспыхнул — это зачем говорить?

— Только к окну его не сажайте, чтобы с улицы не заметили, — Грай подхватил раненую руку и, закусив губу, стал ее баюкать.

Под неодобрительным взглядом Бондаря, который не терпел спешки за едой, я наскоро перекусил, подал девушке приталенное пальто, обратив внимание, что выше и ниже талии у нее есть на что посмотреть, и поехал с ней на Суворовский проспект.

Проводив Надежду, но не доходя до ее дома, остался на улице. Понаблюдал. Ничего подозрительного не заметил и, стараясь не привлекать к себе внимания, проскользнул в парадную, пешком поднялся на четвертый этаж. Лестница была как лестница, средней запущенности, с металлическими дверями старинного лифта.

В квартире у Надежды я особо не таился, но к окнам не подходил. Она действительно сварила макароны с мясом, блюдо получилось отменным, и я ел, сидя на диване у стены.

Надя казалась доброжелательной, и, по-моему, не было услуги, которой она не могла бы оказать. Но тут таилась ловушка, и следовало держаться подальше от хозяйки с ее приторной улыбкой, вдруг сделавшейся прилипчивой.

Надежда работала пресс-секретарем в туристической фирме и могла иметь связи с различными людьми. У нас пока не было повода подозревать ее в похищении кошек, но на всякий случай я, как мог, осмотрел квартиру. Заинтересовали меня книжки в шкафу за стеклянными полками, так заставленные безделушками, что достать невозможно. Стал просматривать корешки — интересный подбор: Виктор Гюго, Эмиль Золя, Анатолий Франс, Шарль Бодлер, Теофил Готье. Дальше шли книги о кошках и «Похождения кота Мурра» Эрнста Теодора Гофмана. Я понял — Надежда коллекционирует книги о кошках.

Чуть не разбив стеклянную кошечку, с трудом вытащил пару книг, с удивлением обнаружил, что странички чуть склеены, после типографии их никто не смотрел — вот так коллекция! Полистал и вычитал, что в литературных кругах кошка вошла в моду в прошлом веке, что французские писатели того времени с удовольствием писали о них, одну из самых лучших книг о кошках написал Теофил Готье. Марк Твен увлекался кошками и много писал о них. Кот — постоянный персонаж в англоязычной литературе, доказательство тому: сказочные книги Редьярда Киплинга, таинственно-магнетические коты Эдгара По, обширный цикл, посвященный котам, известного поэта нашего времени Томаса Элиота…

Когда раздался неожиданный звонок в дверь, я вместе с книжкой спрятался в ванной комнате. Оказалось — сосед-алкаш зашел узнать, нет ли у нее выпивки в долг? Пока Надежда его выталкивала, узнал из книжки, что у наших с вами прародителей, древних славян, кот фигурировал в двойной роли — то как герой-змееборец, как былинный русский богатырь, то как чудовище — Кот-баюн, который сказывает сказки, сидя на столбе, но при этом напускает сон и «побивает весь люд».

— Богатая у тебя библиотека. — похвалил я Надежду, выйдя из ванной. — А кто еще из ваших собирает книги о кошках?

— У Шувалова большая библиотека. У Ирины Харитоновой тоже много книг, она умудряется даже где-то доставать книги о кошачьих питомниках. У Геннадия Дмитриева интересная коллекция — он собирает фотоальбомы о кошках. Вообще-то каждый при случае не упустит хорошую книжку…

Когда часовая стрелка подошла к десяти, девушка длинно зевнула.

— Мне рано вставать, приходится ложиться в десять, а то не подняться. — Она переоделась в спортивный костюм. — Мало ли что! — показала мне туристский топорик, спрятанный под подушку.

Я подмигнул Надежде, непонятно зачем, и тут заметил, что коса ее — русая толстая коса — исчезла. Значит, была фальшивая?! Я ахнул и тут же дал себе слово больше никогда не подмигивать секретарям клубов любителей кошек, носящим толстые косы.

Положил палец к губам, молчок, больше не разговариваем. Сам взял два стула и устроился около двери. На один сел, на другой положил ноги. Терпеливо ждал, отгоняя сон. Без четверти двенадцать Надин кот забеспокоился, подошел к двери. Значит, он что-то услышал или учуял. Я поднялся со стула. Двери у Нади двойные. Одна открывается внутрь, вторая — наружу. Наверное, наружную дверь приоткрыли, потому что пошел воздух в щели. Я нагнулся и потянул носом, — пахло лекарством. Кот от этого запаха словно сошел с ума — уткнул нос в дверь и не отходил, не шевелился, ждал, когда откроется.

Если бы я не прислушивался специально, ни за что бы не услышал, как в замок вставили ключ или отмычку, подобранную, вероятно, еще вчера. Тихонько щелкнул замок, дверь приоткрылась, кот тут же юркнул в щель.

Еще виден был кошачий хвост, а я уже рванул на себя дверь что было силы… Она подалась удивительно легко, и я отлетел к стеке. Кот юркнул за вторую дверь, которая тоже оказалась приоткрыта. И дверь тотчас захлопнулась. На лестничной площадке кот тихонько вякнул.

«Все, — мелькнуло в голове, — прощай, Велимор!»

Я навалился на наружную дверь. Она подалась, но как-то странно — вверху. Ударил ее плечом раз, другой, третий… Наконец сообразил, что ее подперли внизу, и мне не выйти.

Я завыл от злости и забарабанил в дверь — придется ждать, когда нас кто-нибудь выручит. Сзади раздался шорох. Надя стояла за моей спиной, босая, бледная, решительная. В руке крепко сжимала туристский топорик.

— Пропал твой Велимор.

— Не уберег? Уснул?

— Жулик попался выше классом, опытней меня.

Нас выручил все тот же сосед-алкаш. Он сходил в ночной киоск, купил выпивку и около дверей, споткнувшись, упал.

— Кто тут доску положил? — ругался он, вставая. — И лампочку вывернули.

— Дима, выпусти нас — крикнула Надя ему сквозь дверь.

Послышалась возня, и дверь открылась. Оказалось, внизу ее подперли доской.

— О, да у тебя гость! — обрадовался Дима. — Ребята, пошли ко мне, я вам по рюмашке, угощаю…

Я отодвинул веселого алкаша и пошел ловить ночное такси.

* * *

Утром в понедельник я едва не проспал завтрак. Капитан Бондарь тряс меня за плечо.

— Вставай, Виктор, уже без четверти девять. Через пятнадцать минут за стол.

Я кое-как поднялся, полез под душ, и даже холодная вода не до конца разбудила меня.

На завтрак были оладьи с творогом, молоко и сыр.

Я пошарил глазами по столу:

— Где-то мясо вчера было…

— Мясо к обеду. Если хочешь, могу тебе быстро вареной картошки на сковороде разогреть.

— Хочу, — признался я, — давайте картошку со шкварками. Так, вроде, и не хочу, а как вспомню, что меня вчера так классно обманули, так прямо засосет внутри — целого поросенка съел бы.

Грай выслушал мой рассказ спокойно, не перебивая. Спроси: не заметил ли я что-нибудь на лестничной площадке в щель, когда туда проскальзывал кот.

— Увы, — признался я, — информация была только звуковая.

Грай не ругал за провал, а наоборот, даже как бы взбодрился.

— Вам моя неудача доставляет удовольствие? — спросил я, намереваясь всерьез обидеться.

— Ты принес важную информацию.

— Какую же?

— Против нас работает профессионал. Для кого он старается, предстоит еще выяснить. Но теперь понятно, кого искать.

— Ну, и где же он спрятался? Вы знаете? Где этот грязный тип, который увел у меня из-под носа кота? Я не прочь с ним пообщаться.

Грай усмехнулся:

— Я не колдун и не гадалка.

Я разочарованно махнул рукой.

— Тогда мы в луже. Кот пропал — не выполнено условие договора. Гонорара не видать.

— Не раскисай! — рыкнул Грай. — Дело только начинается. У боксеров есть выражение «стеклянная челюсть»… Так мы с тобой не имеем права иметь стеклянную челюсть. Нас бьют? Прекрасно. Значит, противник где-то рядом. Учись держать удар.

— Теоретически это понятно. А вот на практике?

— Пойди и разыщи Сергея Левитина. Исключительно для практики.

Я оделся и снова пошел на поиски. Грай разрешил мне пользоваться его машиной, старенькой «Нивсй». Ноя предпочитаю ходит© пешком. Не из экономии, а просто люблю ходить, душа просит.

Сегодня мне повезло. Уже в шестом по счету ателье сказали, где найти Сергея.

В шестнадцать тридцать, когда уже стало темнеть, я вошел во двор мрачного дома на Краснопутиловской, 24. На стене висел самодельный щит с надписью: «Скорняжные работы», и нарисована стрелка. Двор оказался средней захламленности, поэтому, не повредив ног, я пересек его, отыскал нужную дверь в полуподвальное помещение и спустился на три ступеньки.

Свежевыкрашенная дверь, еще пахнущая краской, открылась без скрипа, и я очутился в подвальчике, где горела яркая лампа и стоял столик. Дальнейшее загораживала натянутая на трубу желтая материя. Пахло шкурами и картошкой, жареной с луком. Слышалось шарканье скорняжного ножа.

Из-за занавески вышла молодая женщина с быстрым пронизывающим взглядом, с двумя золотыми перстнями на крепких пальцах.

— Вы что-то хотите заказать?

— Мне рекомендовали посоветоваться с Сергеем, как с известным мастером, умеющим обращаться с деликатным материалом — кошачьими шкурками.

— Вы от кого? — резко спросила она.

— Один из ваших клиентов порекомендовал.

— Что вам нужно?

— Я хотел бы сначала посоветоваться.

Решив, что толку ст меня не добьешься, она ушла за занавеску и негромко сказала:

— Там идиот какой-то пришел, не понять, что ему надо.

Шарканье ножа прекратилось. Из-за занавески вышел мужчина с жадными глазами, с волосами, зачесанными так, чтобы закрывали плешь, с ножом в руках и с завитками каракулевого меха на переднике.

Я сделал вид, что уронил шапку, нагнулся за ней и заглянул в глубину подвала. Увидел большой стол, на котором горкой лежали раскроенные каракулевые шкурки, в самом углу на плечиках висели готовые изделия, и среди них замегил рукав шубейки из обыкновенной кошки, отороченный молочно-кофейным мехом сиамки.

Левитин не одобрил мою любознательность. Он оказался человеком недоверчивым и грубым, вероятно, привык к постоянным заказчикам. Кулак с зажатым ножом он упер в стол и тоненьким голоском пропищал:

— Ну, я Сергей Левитин. Чего тебе?

— Я видел вашу шубку из кошки — вы талантливый мастер. Я себе хочу заказать шапку и рукавицы.

— Покажите товар. Шкурки при вас?

— Дома, я завтра…

— Кто тебе порекомендовал сюда прийти?

— Еще мне сказали, что у вас можно купить шубку женскую из кошачьего меха. Покажите, пожалуйста, я хорошо заплачу.

— Вы не из милиции? — спросил он прямо.

— Нет.

— Налоговый инспектор?

— Нет.

Сергей поднял руку с острым, как бритва, ножом и показал на дверь.

— Нечего тебе здесь вынюхивать. Уходи, у меня руки чешутся перекроить тебе кожу.

Я медлил. Тогда он пошел на меня, замахнувшись своим страшным ножом. Торопливо выбравшись во двор, я с огорчением подумал, что не все люди рады моему приходу. И как легко я ретировался с места разговора! Замахнулся скорняк и запросто обратил меня в бегство.

Грай с удовлетворением выслушал мой рассказ, но заговорил о другом:

— Как-то я вел дело о похищении пони из зоопарка, при этом был убит сторож и покалечена обезьянка. В тот раз мне сильно помог рассказ специалиста о жизни обезьян и пони. Просто «пища для ума». Полагаю и сейчас, — заметил Грай, — неплохо бы тебе совершить исторический экскурс в жизнь кошек.

— Зачем нам история? Я хочу любить нашего современного кота.

— Когда слушаешь лекцию — в голову могут прийти самые неожиданные идеи. История, как кремень, бьет в мозг и высекает искры. И сам удивляешься — как ты раньше-тс не догадался?!

Грай снял трубку и набрал номер.

— Алло, Дмитрий, я снова обращаюсь к вам за помощью — нам нужна срочная консультация у фелинолога «с хорошей родословной», у какого-нибудь эрудита, который часто ездит за границу и способен взглянуть на дело «с той стороны»… Да, вы правильно догадались, это связано с Шуваловым. Сейчас нечего рассказывать, но, когда появится материал, обещаю всю информацию передать вашей газете, вы первым узнаете имя жулика… Хорошо, мы с Виктором готовы и ждем звонка.

Я вышел на улицу и разогрел мотор нашей «Нивы». Только вернулся в кабинет, зазвонил телефон.

Грай нажал кнопку селектора, чтобы я мог слышать разговор.

— Записывайте адрес, — торопливо произнес Дмитрий, — Манежный переулок, дом 2. Вас уже ждет владелица питомника персидских кошек Анна Толстая. Вы возьмете у нее интервью для нашей газеты. Поезжайте втроем, свой эскорт представьте как покупателей.

— Анна Толстая? — удивился я. — Не та ли это дама, которую называл Герман Еремин в день своей смерти?

— Похоже, та самая. Будь внимателен, запоминай каждое слово, — предупредил Грай.

Собрались мы быстро. Для солидности Бондарь надел шубу из полярного волка, которую купил в свое время в Мурманске. Грай накинул на плечи кожаную куртку на меху, я украсил голову пушистой шапкой из русака.

По дороге не было никаких приключений. Я, правда, не знал, где находится Манежный переулок и хотел ехать к Манежу, где в прежние времена конногвардейцы обучались верховой езде, а теперь располагается городской выставочный зал.

— Поворачивай на Литейный, к Спасо-Преображенскому собору, — подсказал, не выходя из задумчивости, Грай.

Я знал этот собор, окруженный оградой из старинных, взятых «на штык» турецких пушек. Мы быстро нашли нужный дом и поднялись на второй этаж. Хозяйка питомника, крепко сбитая джинсовая женщина, темными быстрыми глазами внимательно рассмотрела нас. С интересом задержала взгляд на шубе Бондаря, скользнула по куртке Грая, бросила мгновенный взгляд на мою прекрасную шапку. Нечаянно я этот взгляд перехватил. Он оказался так выразителен, что захотелось уйти. Но удалиться было невозможно, и вместе со всеми я прошел в небольшую гостиную, сел на стул у двери.

Вместе с хозяйкой нас встретил полосатый мускулистый котище.

— Какой же это перс? — удивился я. — Обыкновенный дворовый кот.

Хозяйка улыбнулась:

— Это мой старый привратник Василий.

— Думаю, не раскрою большой тайны, — заметил Грай, поглядывая на животное, — если сделаю предположение: заводчик держит при себе, для маскировки, обыкновенного котяру, жизнь заставляет — чтобы не привлекать рэкетиров, для отвода глаз соседям, для разговора на работе, в гостях. А о некоем помещении, скажем, отдельной квартире, где разводятся породистые дорогие кошки — нигде и никогда ни словечка. Я не прав?

Джинсовая Анна подозрительно посмотрела на Грая. Проницательность гостя ее насторожила, и она «забыла» огветить.

Грай достал из кармана блокнот, шариковую ручку и улыбнулся, стараясь наладить контакт с обеспокоенной хозяйкой.

В комнате пахло свежестью, словно перед нашим приходом здесь был разбрызган хвойный экстракт. Но мой нос (я горжусь им!), весьма чувствительный, в первую минуту ощущал, как сквозь аэрозольную хвою пробивался незнакомый, приторный запах. Я решил, что так пахнет помещение в городе, где живет много кошек.

Грай сделал первую пометку в блокноте. И когда си выучился писать левой рукой? Лицо его оставалось невозмутимым, а ноздри хищно шевелились, ловя едва заметные запахи.

Бондарь, согласно инструкции, сидел важно, надувал щеки, изображая солидного покупателя.

Грай представился нештатным корреспондентом газеты «Вечерняя Нева», про нас сказал:

— Эти люди решили обзавестись парой хороших кошек, но еще не решили, на какой породе остановиться.

— Персидские кошки, — как бы невзначай заметила Анна, — самые популярные в мире и у нас в стране. До сих пор еще кошачий мир сотрясает персидская лихорадка. Цены на персов кусаются.

Может быть, она намекала на шубу Бондаря из полярного волка?

Старый капитан обиделся. Нарушив инструкции, небрежно приврал:

— Вы неправильно меня оценили. Я всю жизнь плавал по морям, ходил за границу, живу в двухэтажном особняке на проспекте Стачек. Хорошую кошку я куплю, не заходя в Сбербанк.

— Давайте сделаем так, — поспешил вмешаться Грай. — Вы, Анна, расскажете об истории одомашнивания кошек — это нужно мне для статьи в газету, а потом ваши покупатели, расширившие свой кругозор, зададут вопросы. Скажите, до кошек кто охранял жилище человека от мышей?

— Куницы, хорьки, ласки, генеты — маленькие грациозные животные, пропорциями напоминающие кошку, и даже полуприрученные змеи.

У Анны внутри будто щелкнула кнопка магнитофона, изменилось лицо, выражение глаз и даже голос. Я не сразу догадался, почему — она стала экскурсоводом, лектором, который повторяет един и тот же текст, поэтому способен вести рассказ и думать о своем.

— Кошка — самое загадочное домашнее животное. Человек приручал животных, которые приносили пользу ему, были полезны на охоте или сложили источником пищи. Кошка же сама решила, что человек ей полезен, и пришла к нему. Доказательстве этому — множество легенд. Произошло это около пяти тысяч лет назад. Самое раннее изображение кошки найдено в египетской гробнице и относится к 2600 году до нашей эры. Хотя никто не может определить — домашняя или дикая кошка изображена на рисунке. Нил разливался неравномерно, поэтому земледельцы не могли рассчитывать на ежегодный урожай и делали запасы. А если мыши и крысы уничтожали зерно в хранилищах, то людям грозила голодная смерть. Поэтому охотник за грызунами — кошка — была жизненно необходимым животным. Убить кошку считалось серьезным преступлением.

Анна стрельнула глазом в Бондаря и чуть заметно усмехнулась.

Бондарь, выполняя инструкции Грая, продолжал сидеть невозмутимо, как индеец, и лишь надувал щеки.

— Кошку приручить разве так сложно? — вслух удивился я. — Взял котеночка, вырастил дома, и пусть себе живет.

Анна с усмешкой посмотрела и на меня.

— Мне приходилось читать, — отозвался Грай от блокнота, в котором строчил левой рукой с удивительной скоростью, — что египтяне в низовьях Нила брали кошек на охоту, и те ловили дичь и собирали подстреленных птиц. Известны ли приемы, которыми пользовались охотники, дрессируя своенравных животных?

Магнитофон внутри Анны включился, глаза живо блеснули.

— У дикой кошки злобный, неукротимый нрав. Взятый в дом котенок на всю жизнь останется дикарем. Египтяне же укротили не только буланую кошку, охотницу за мышами, но и два более крупных вида: каракала и камышового кота. Их сделали помощниками на охоте по перу. Кот каракал, подкравшись к стае рябков или куропаток, успевал когтистой лапой поймать пять-шесть вспархивающих птиц раньше, чем они успевали разлететься. Такова невероятная быстрота реакции этого зверя. Мало в чем ему уступает и камышовый кот.

Перо Грая остановилось, он сжал кулак, как бы схватив что-то… Ио тут же расслабился. Чем это было вызвано, я не понял. Анна тоже заметила мгновенный «взрыв» интервьюера и, похоже, тоже захотела разгадать его смысл, вернувшись в рассказе к дикому коту.

— Увы, нам неизвестно, как дрессировали своих кошек египтяне, жившие до нашей эры, — пожала она плечами. — Каракал, он живет в Африке, Малой, Передней и Средней Азии, одна из красивейших кошек, похожая на рысь. Он длинноног и строен, но легче и изящней. У него «восточная» морда с раскосыми глазами и большущими черными кисточками на ушах. Питается он в основном птицами, поэтому прыгуч и невероятно активен. Индийские вельможи даже проводили состязания, чей каракал лучше. Каракала выпускали на стаю сидящих на земле голубей. Он подкрадывался, делал бросок и сбивал нескольких птиц. Удачливый охотник мог за одну атаку сбить… до двенадцати голубей. Зачастую хорошие охотничьи каракалы ценились даже выше гепардов. Использовали их, как и прирученных гепардов, для охоты на антилоп, лис, зайцев.

Грай сосредоточенно продолжал записывать, и Анна, следя за его рукой, добавила:

— Камышовый кот — самый крупный родственник домашней кошки. Живет на юге нашей страны, обитает в зарослях тростника. Он похож и на рысь, и на кошку — длинноног, имеет небольшие кисточки на ушах. Это сильная кошка, прекрасный охотник. Воды не боится, прекрасно плавает и может ловить рыбу на мелководье.

Грай больше не реагировал на «дикого кота», поднял голову и продолжал задавать вопросы:

— Расскажите, как начались гонения на кошек?

Анна вздохнула. Видно, ей не хотелось рассказывать об этом. Или ей перестал нравиться нос Грая, продолжавший втихомолку собирать информацию об ее доме.

— С конца восьмого века наступили тяжелые времена для кошачьего племени. Папа Георгий IX, основатель инквизиции, указывал, что черные коты состоят в свите дьявола, что сатана может принимать образ черного кота. И началась борьба против черных кошек, был отдан приказ преследовать их почитателей. Колдуньями стали считать многих одиноких женщин, доживавших свой век с ласковым зверьком. Ужасные церемонии проходили во многих городах — в железных клетках публично сжигали ни в чем не повинных животных; считалось, что с помо-щыо огня из черных котов можно изгонять дьявола. Ежегодно, в течение четырех столетий, сжигали кошек в городе Мотц и в других городах. Интерес к колдовству и ведьмам в семнадцатом веке вырос в Англии. Книгу о ведьмах написал сам король Яков и учредил должность правительственного искателя ведьм. Жестокие пытки принесли множество свидетельств таинственной связи между кошками и колдовством. Мания преследования перекинулась через Атлантический океан там в 1692 году проходили громкие судебные процессы над ведьмами.

— Ну, а как было у нас на родине?

— Наши предки не осквернили свои души гонениями на кошек. Еще во времена язычества они верили в сверхъестественную силу кошек, и одной из форм языческого жертвоприношения был варварский обычай закапывать кошку под фундамент строящегося здания. Его можно объяснить, как попытку с помощью кошачьего духа защитить дом от крыс и мышей. До сих пор, когда мы въезжаем в новую квартиру, первой впускаем туда кошку. Где она ляжет — там надо ставить кровать.

— Скажите, Анна, в различных странах люди по-особому относятся к одним и тем же кошкам?

— В Японии ценились особенно разноцветные, сейчас их называют черепаховыми. Японские моряки верили, что такая кошка способна отогнать злых духов моря. Во многих странах особенно счастливой считали белую кошку, в Англии, напротив, именно черная считалась приносящей счастье. На юге Франции верили в волшебных котов — матаготов, которые приносят счастье и богатство в дом. Помните Кота-в-сапогах? Gn настолько смел и хитер, что одолел людоеда и добыл своему хозяину королевскую дочь и королевство в придачу. Пророк Магомет обожал кошек и на лбу полосатых оставил метку в виде буквы «М».

— Этой буквы нет в арабском алфавите!

— Но метка и легенда существуют.

— Ваша эрудиция, Анна, восхищает. Можно ли уточнить время, когда в нашем отечестве появились кошки? Домашние, конечно.

— Раньше всего в Европе они появились в Причерноморье — шестой век до нашей эры, в Урарту и Ольвии, петому что эти государства имели обширные связи с древним миром, в том числе и с Египтом. Значительно позже в Риме — четвертый век нашей эры. До Англии добрались только через шесть веков. Примерно в то же время, в двенадцатом-четырнадцатом веках, кошки освоились на Руси. Правда, были малочисленны: в Ярославском Поволжье в курганах десятого-одиннадцатого веков останки кошек обнаружены лишь в двух из двухсот. Скифы тоже знали кошку, но в их курганах обнаружена лишь пока всего одна косточка домашней кошки.

— Откровенно говоря, я несколько опасаюсь черных кошек, — признался Грай. — Сам не знаю, почему.

— Наши предки считали, что черный кот мог пробежать между людьми и поссорить их. Белые считались предвестниками смерти. Ямщики вообще отказывались возить кошек — от этого, мол, лошади худеют и утомляются. Полагали, что из черной кошки можно извлечь кость, которая сделает человека невидимым; и еще шапку-невидимку и неразменный червонец у нечистой сипы можно получить в обмен на черную кошку. А кто убьет кошку; особенно трехцветную, тому семь лет ни в чем удачи не видать, славяне считали — трехцветная кошка спасает дом от пожара и прочих несчастий, а людей от лихорадки. По отношению к кошке определяли и характер человека: «Кто кошек любит, будет и жену любить». В России кошке не поклонялись, зато она избегла и гонений. «Кошка да баба в избе, ёжик да собака во дворе» — так русская пословица указывала место, которое отводилось кошке в ее близости к человеку.

Грай закрыл блокнот, показывая, что интервью для газеты окончено, и спросил, делая поворот в беседе:

— Я слышал, что русские голубые кошки резко подорожали. Это правда?

— На сегодняшний день цена их может доходить до цены моих персов.

— А чем можно объяснить это?

— Наш рынок необъятен, богатых людей все больше. И как бы ни подскакивали цены — они пока ниже мировых. Поэтому весьма прибыльное дело — экспорт кошек с хорошим русским фенотипом. Лишь корниш реке — единственная порода, сравнимая по цене с зарубежьем. Эти кошки стоят около пятисот долларов, их в Петербурге всего три-четыре штуки. И потом — инфляция! Один день участия в международных выставках, которые проводят, к примеру, клубы «Багира» и «Басгед», будет стоит пятнадцать долларов. Деньги вернутся, если кошка получит высокую оценку и ее котята подорожают. А если нет — увы!

Анна скосила глаза на Бондаря:

— Если у вас патриотизма много, а денег «кот наплакал», лучше пойдите на птичий рынок и купите исконно русскую сибирскую кошку, это обойдется всего тысяч в сто пятьдесят.

— Гм… Гм… — произнес поставленный в неловкое положение Бондарь, ведь он так и не успел посмотреть разводимых Анной персидских кошек.

— Ну вот, — язвительно заметила Анна, — я ждала журналиста и покупателей, а Йришди сыщики из милиции.

— Почему вы так решили? — поинтересовался Грай.

— По направленности ваших интересов. Я даже догадываюсь, какое дело вы расследуете.

Их взгляды встретились, произошла дуэль, в результате которой Грай решил, что прикидываться дальше нет смысла.

— И вы знаете разгадку?

Анна многозначительно промолчала.

Нос Грая, вероятно, собрал достаточно информации, и детектив сделал выпад:

— Вы сильно нервничаете, Анна, вас что-то беспокоит?

Она чуть побледнела.

— Не нужна ли помощь? — настаивал Грай. — Я бы сумел помочь вам освободиться от беспокойства, — и он выразительно потянул носом, давая понять, что разгадал ее секрет.

Плечи Анны опустились.

— Приходите через три дня. Я разгадаю вашу тайну с исчезновением русских голубых.

— У вас это получится?

— Кошачий мир тесен. Я случайно имею интересующую вас информацию.

Анна поднялась, давая понять, что время визита истекло.

У самых дверей Грай остановился.

— Вы просите три дня… А если сегодня?

— На сегодня ответы кончились… Ох, уж эти мужчины, никак не могут решиться пойти навстречу даме. Позвоните мне через три дня, я буду ждать вашего звонка.

И Анна бесцеремонно выставила нас за дверь.

Мы сели в машину и поехали домой.

— Ну, подставили вы меня, Грай, — простонал раздосадованный Бондарь. — Давно я так не краснел… Анна мне понравилась — деловая, мгновенно все соображает, и какой напор!.. А вообще-то, я не понял, о чем вы с ней рядились под конец.

— Кстати, и мне не понятно, — включился я в разговор.

В этот момент колесо машины попало в колдобину, которых на Литейном проспекте достаточно, и машину сильно тряхнуло. Грай подхватил раненую руку и взвыл:

— Осторожнее. Виктор! Ты же меня обратно в госпиталь отправишь! — Побаюкал руку и спросил: — Запах в ее квартире вам не показался странным?

Бондарь не колебался ни секунды.

— Пахло кошками и дезодорантом. На кухне утром жарили лук.

Я с капитаном не согласился.

— Наверное, мой нос чувствительнее. Просачивался сквозь аэрозоль чуть заметный приторный запашок.

— И ты почувствовал? — обрадовался Грай.

— Да, но что это было? Я решил, что запах от кошек.

— Похоже, это запах наркотика.

— Наркотик? — машину нашу занесло на оледенелой дороге, и я чуть не врезался в идущее рядом такси. Таксист покрутил пальцем у виска и губами показал: «Идиот!»

— Чуть приторный, напоминающий мяту запах, — уточнил Грай.

— Да, именно такой.

— Так пахнут анаша и марихуана — бледно-зеленая травка. Особенно сильно, если ее варяг или курят.

— Не похоже, чтобы Анна курила, — не согласился Бондарь. — А если хорошо упаковано, то не должно пахнуть.

— Когда насыпано, скажем, в чемодан или сумку, перевозится сразу большая партия, то запах именно такой, — возразил Грай.

— Надо иметь нос, как у собаки, чтобы разобраться в этом, — заспорил Бондарь.

— Я не могу категорически утверждать, но запах похож. И вы заметили, как она нервничала?

— Ну, мало ли из-за чего женщина может нервничать? Ждала журналиста, думала, интервью в газету попадет, хорошая реклама ее заведению. А пришел сыщик и спросил: «Скажите, какой длины был хвост у кошки Тутанхамона?» Покупатель тоже оказался липовым. Полтора часа потеряно, а толку никакого. Поневоле расстроишься, — защищал Анну Бондарь, — Вы категорически утверждаете, что на квартире у нее наркотик? Она его изготовляет или хранит?

— У меня пока только подозрения, — размышлял вслух Грай. — Но ее испуг и просьба на три дня отсрочить разговор, о многом говорят. Дмитрий Кокорин сообщил, что она часто ездит за границу. Если Анна связана с наркобизнесом, то она скорее всего курьер, перевозчик.

— Деловая женщина не станет связываться с преступниками! Она и на своих кошках большие деньги делает. Зачем ей голову в петлю совать? — не соглашался капитан.

— Ее могли подловить на чем-нибудл, или заставить. Скажем, пригрозили уничтожить питомник ее персидских кошек, и ей пришлось согласиться.

Я решил посмотреть, как у самого Грая с патриотизмом, и выдвинул предложение:

— Она просила три дня форы. Зачем? Значит, собирается расстаться со своим грузом. Ну, и пусть себе едет за границу, а иноязычные наркоманы кушают его на здоровье. Нас это не касается. Через три дня дама вернется и раскроет нам тайну пропажи русских голубых кошек. Мы за это получим приличный гонорар. У нас появилась ниточка! Надо же, с первого визита и такая удача. Случай, великое дело — случай!..

Когда мы подъехали к дому, я поставил машину у крылечка и прошел с Граем в кабинет. Усевшись за стол, шеф спросил сам себя:

— Интересно, кто сегодня в Большом доме дежурный? — снял трубку телефона и набрал номер. — Это Грай говорит, добрый день, Аркадий Ильич, — Грай поморщился, видно, знал этого человека. — Нет, сегодня ругаться не будем. Я только что побывал у одной дамы, недалеко от вас, в Манежном переулке, у Анны Толстой, мне показалось, 410 в ее квартире присутствует запах наркотика… Скажите, не числится ли она в нашей картотеке?

Аркадий Ильич в ответ, вероятно, сказал нечто ехидное, потому что у Грая появилась на лице болезненная гримаса:

— Я не делал обыск, и ничего определенного сказать нельзя. Она часто ездит за границу, может выполнять роль курьера… Да я вас понял, лично вы не меняетесь — завтра доложите по начальству, во вторник появится приказ. Попрошу потом сообщить мне о принятом решении.

Грай швырнул трубку, скрипнул зубами.

— Ты прав, Виктор, иноязычные наркоманы получат свою порцию зелья. Ну, а мы три дня ждать не можем.

Настенные часы пробили один раз — половина третьего, биологические часы подсказали мне, что давно пора обедать. Я сходил на кухню. Бондарь положил в мисочку мяса, налил в блюдечко молока и поставил на пол. Елисей в знак благодарности замурлыкал и принялся за еду.

Капитан передал мне записку: «Звонил граф Шувалов, он придет с членами клуба «Котофеич» в 18 часов».

На этот раз они явились вшестером. Увы, не было с ними Германа Еремина. Надежда Молчанова опять с косой, интересно, как она ее крепит? Девушка сердито хмурилась и на меня не смотрела.

Я заметил, на нее поглядывал Верхов, косым, недобрым взглядом, впрочем, он так смотрел на всех. В ответ она пренебрежительно дергала уголком рта. Я подумал, что им лучше сидеть подальше друг от друга, и посадил на разные стороны дивана.

Шувалов нервно барабанил пальцами правой руки по валику дивана. Что ж, его можно понять.

Грай радовал свежей повязкой, на которой висела бальная рука, и после прогулки по морозу щеки его порозовели.

— Я вас слушаю, — начал разговор Грай.

— Мы хотели бы получить объяснения по поводу смерти Германа Еремина.

— Убийцу ищет уголовный розыск. За объяснениями обращайтесь в Автовское отделение милиции. У нас договор об охране и поиске кошек. Связана ли смерть Германа с пропажей кошек — мы еще не знаем.

— Условия договора не выполняются, — сдержанно начал Шувалов, — У Надежды Молчановой пропал кот Вели-мер. Ваш сотрудник Крылов не справился с заданием, позволил чуть ли не выхватить из рук редкое животное. Если вы не способны справиться с жуликом, так и скажите. Вашу высокую репутацию мы знаем, и поэтому хотим услышать объяснение.

— Какое там объяснение? — буркнул Верхов, обращаясь к Шувалову. — Надо забрать аванс и уйти. Тупой парень этот Виктор, разве не видно? О чем говорить?

Меня от неожиданности передернуло. Сморчок в жилете, походя, обмазал меня грязью. Это была пощечина, я на минуту потерял контроль над собой, и шариковая ручка хрустнула в руках, сломавшись пополам.

Все сделали вид, что ничего особенного не произнесено. И Грай тоже спрятался за улыбкой, только глаза его напряглись.

— У вас своеобразный юмор, Верхов. Но мы можем позволить себе шутки только после окончания дела. Правильно, вчерашний день окончился неудачно, мы понесли Ион. Й я вполне согласен с вами — мы готовы расторгнуть договор и вернуть аванс.

— Я хочу понять, почему это произошло? — настаивал Шувалов.

— Вы пришли к нам в субботу. Сегодня понедельник, вечер. Поиск начат практически вслепую. Мы оказались рядом с осиным гнездом, и осы продолжают кусаться. Этого следовало ожидать. Мне жаль редкое животное, его пропажа — печальное событие, моя профессиональная честь задета. Но теперь мы знаем, кого искать. Виктор, расскажите, как похитили кота.

Мой рассказ занял четыре минуты и, должен отметить, произвел впечатление на всех, кроме Верхова, который тут же осклабился:

— Мальчишка! Надо было держать кота за хвост.

— Перестаньте, Валерий, — не выдержала Надежда Молчанова.

Захотелось встать и ответить, но Грай взглядом удержал меня.

Я решил завести в уме особый счет для Верхова, куда заносить все его выпады, чтобы потом разом ответить или предъявить счет. Меня смущало только, что Шувалов не реагирует на его реплики, значит, в чем-то согласен с ним. Или его воспитание не позволяет делать прилюдно замечания пожилым людям?

— Теперь, исключительно для проформы, — подчеркнул Грай, — я вынужден задать вам один и тот же вопрос: скажите, Александр Николаевич, где вы были вчера вечером с одиннадцати тридцати до двенадцати?

— Вы подозреваете, что я похитил кота, которого сам же и отдал Надежде Молчановой? — изумился Шувалов.

— Повторяю, мой вопрос — чистая формальность, но тем не менее попросил бы ответить на него.

— Вы хотите знать, есть ли у меня алиби?

— Да, вы правильно поняли.

— В это время я возвращался из гостей домой, какой-то частник подвез меня на «Москвиче», но удастся ли его найти, чтобы он подтвердил это — не уверен.

— Вы, Копейкин?

— Я встаю рано, поэтому вынужден ложиться рано. Я был дома и спал.

— Может ли это кто-нибудь подтвердить?

— Жена с дочкой спали в соседней комнате.

— Но у вас была возможность выйти незамеченным и вернуться?

— Да, но я этого не делал.

— Вы, Ирина?

— Я была у подруги за городом, там и осталась на ночь. Подруга может подтвердить это.

— Вы, Геннадий?

— У меня забарахлил телевизор, я сидел на кухне и чинил его. Домашние спали.

— Вы, Верхов?

— Жена и оба сына легли спать в одиннадцать. У меня заболела голова, я почувствовал, что не усну, и пошел прогуляться.

— Вы встретили кого-нибудь из знакомых?

— Какие знакомые в полночь?

— Значит, алиби есть только у Ирины Харитоновой.

— К чему эти бестактные вопросы? — не выдержал Геннадий Дмитриев. — Вы все еще нас подозреваете?

— Многие люди могли совершить эту кражу. Дело запутывается, становится затяжным и дорогим. Придется проверять алиби и связи многих людей. Для ведения расследования потребуется десяток опытных оперативных сотрудников, следует обеспечить их толковым руководством. Стоить это будет больше пятидесяти долларов в день, плюс дополнительные расходы… Попрошу вас, не перебивайте меня. Я отказываюсь проводить такую операцию.

— Но ведь что-то уже сделано! — воскликнул Шувалов. — Шаг вперед сделан!

— Можно предположить с достаточной вероятностью — мы нашли одно звено. Виктор обнаружил мастерскую, где шьют шапки и шубы из шкур кошек. Как шкурки туда попадают, через кого — неясно. Может быть, там пущены под нож и шкурки дорогих для вас русских голубых.

При этих словах Шувалов застонал.

— Ну, нашли вы эту поганую мастерскую, — проворчал Верхов. — Придете туда, а вам от ворот поворот. Кто же признается в таких делах?

— Резонное замечание, — согласился Грай. — У нас нет возможности заставить мастера говорить.

Копейкин зашевелился на диване.

— Предлагаю воздействовать на скорняка в интересах дела особым способом.

— Что за способ? — поинтересовался Шувалов.

— Старый, как мир — заплатить ему, и он выдаст необходимую информацию.

Ирина Харитонова дернулась было что-то сказать, но прикусила язычок. Может быть, оттого, что не было ее соседа Германа Еремина и не с кем стало посоветоваться? Наши гости заговорили разом, оценивая эту возможность.

Грай выждал две минуты и, повысив голос, заставил всех замолчать.

— Вижу, вы уже обсудили эту идею, и, хотя она не кажется мне привлекательной, я хотел бы услышать конкретный ответ — да или нет?

— Опишите нам скорняка, нуждается ли он в деньгах, — попросил Копейкин.

— Виктор, расскажите гостям о скорняжной мастерской, — приказал Грай.

Я рассказал, как нашел мастерскую Левитина, описал его горящие голодным огнем глаза.

— Семья молода, бедна, алчна, я полагаю, за приличную сумму они шепнут нам имя своего поставщика.

— Какую сумму вы считаете достаточной? — поинтересовался Копейкин.

— Это вы должны решить сами. Сначала нужно решить, стоит ли это делать. Что скажете, Александр Николаевич?

— Мне неприятна сама идея подкупа кого бы то ни было. Но если мы другим способом не можем узнать имя подлеца, который сводит на нет все наши усилия, я — за.

— Вы, Копейкин?

— Информация стоит дорого, но ее отсутствие обходится нам еще дороже. Я тоже — за.

— Ваше мнение, Ирина?

— Если все выскажутся «за», я присоединяюсь к общему мнению.

— Вы, Геннадий?

— Я столько денег на кошку угрохал и такие имел надежды на материальный успех, что откровенно говоря, думал — кошка будет меня кормить. Я готов раскошелиться.

— Вы, Верхов?

— Я подозревал, что этим может дело кончиться. Нам этих людей рекомендовали как лучших детективов в городе, мы на них надеялись. А они прозевали еще одного кота, они не способны проявить гибкость и изобретательность и снова просят у нас денег, чтобы купить какого-то подонка. Проклинаю тот час, когда согласился прийти сюда.

— Так вы за или против?

— Я так полюбил этого чертова кота, что ничего не могу поделать с собой. Готов на все ради его возвращения. Я — за.

— Вы, Надежда?

— Кот пропал, можно сказать, на моих глазах. Это бесстрашные жулики высокого класса. Если есть возможность разоблачить их тихо, без драки, я — за.

— В таком случае повторяю вопрос, — откашлялся Копейкин. — Какую сумму вы считаете достаточной?

После бурного обсуждения решили, что достаточно будет пятьсот долларов, каждый из них дает по пятьдесят, остальные средства пойдут из кассы клуба…

— Я надеялся, — простонал Копейкин, — русская голубая озолотит нас, а она пока — разоряет.

Я помог одеться всем, кроме грубияна Верхова. Он, пыхтя, сам влез в коричневое пальто на вате. Гости спустились вниз с холма, к трамваю, всего Две остановки до метро «Автово», Шувалов решил пойти пешком, и я напросился его проводить. Мы направились по дорожке на гребне холма, плавно изгибающейся вдоль шоссе. Я неплохой ходок, но Шувалов оказался так легок на ногу, что я едва успевал за ним.

Среди старых деревьев мелькнула кошка и перебежала нам дорогу. На всякий случай, я потихоньку три раза сплюнул через левое плечо, как делаю всегда в таких случаях.

Шувалов заметил и рассмеялся:

— Если вы такой суеверный, тогда давайте свернем, пройдем через улицу Морской Пехоты, если повезет, я вам покажу уличного кота, который стоит миллион.

Мы спустились с холма, пересекли шоссе и трамвайную линию, пошли по лужайке, лежащей перед домами.

— Вы, наверное, пошутили насчет миллиона? — спросил я как можно сдержаннее, потому что эта информация меня, прямо скажем, взволновала не на шутку.

— Нет, я серьезно. Иногда на улицах Петербурга можно видеть кота, который стоит больших денег.

— Откуда же ему туг взяться?

— После войны навезли со всех областей, поэтому теперь такого котяру можно встретить — ахнешь! Я видел трех, которые потянут не меньше чем на миллион каждый.

— Вы поймали их?

— Нет, хлопотно очень.

— А я бы рискнул… Да за миллион я тигра поймаю! У меня дед — охотник был, ходил на кабана, на медведя, на Гитлера…

Шувалов рассмеялся. Мы потопали по берегу речки Красненькой, нырнули под трамвайный мост и около вентиляционного выхода метро, окруженного деревьями и кустами, в свете фонаря, на асфальте увидели кота. Кэт как кот, на вид вполне обыкновенный, только полосатый весь до кончика хвоста. Я сразу придумал ему имя — Шлагбаум.

— И вы не ошибаетесь? — засомневался я. — Он действительно ценный?

— Вы занимаетесь кошками несколько дней. Чтобы научиться отличать плохого кота от хорошего, нужен год. А чем отличается хороший от очень хорошего — вы поймете через десять лет. А может быть, и никогда не поймете.

Я биолог и давно занимаюсь кошками. Вглядитесь, какая стать, глаза, уши, морда, окрас… Это же невиданный русский кот великолепных кровей! Полосатый, как шлагбаум, у него даже усы полосатые!

— Откуда же ему тут взяться?

— Это одна из тайн Петербурга. Может быть, в прошлом веке их вывели обладающие чувством юмора отставные солдаты, которые несли службу в полосатых будках. Может быть, сама природа-мать делает нам подарок, и это нужно заметить, подобрать животное, помочь ему выжить. Я уже год наблюдаю за этим котом, специально хожу на прогулку.

— А вы не пробовали пригласить кота в гости?

— Пробовал, — смутился Шувалов. — Но он не торопится сменить прописку.

Рядом остановится пьяненький мужичок в пыльном ватнике, тоже уставился на кота и стал прислушиваться к разговору. Я оттолкнул пьяного:

— Нечего подслушивать… — и спросил Шувалова: — Не возражаете, если я возьму кота на воспитание?

— Если он пойдет к вам, берите. У него нет хозяина.

— Мой кот! — нахально громко заявил пьяный. — Мы здесь по вечерам гуляем.

Миллион, который я считал своей законной добычей, мог ускользнуть из рук. Кулаки сжались сами собой.

Шувалов удержал меня, предложил пьяному:

— Если он ваш, попробуйте взять.

— Мой, не сомневайтесь! Мурзик, Мурзик, пойдем до дому. Я тебе колбаски закусить дам, молочком запьем. У меня есть, не сомневайся.

Кот продолжал сидеть в величественной позе, не обращая на нас никакого внимания. Пьяный подошел к нему, наклонился, взял на руки, выпрямился и гордо посмотрел на нас:

— Я же говорил, что это — мой Мурзик! А вы — жулье! — Мужичок, чвыкая стоптанными валенками, пошел к домам, до которых было метров триста. Пронырливый пьяница уносил мою законную добычу! Я хотел ринуться вслед, но Шувалов взял меня за руку:

— Подождите, по-моему, кот здесь не один.

Я оглянулся, но никого не увидел. Шувалов же смотрел вниз. За оградой в кустиках что-то шевельнулось и послышалось тоненькое:

— Мя-я-у… Мя-я-у…

Кот на руках человека сердито завозился, зашипел.

— Тихо, Мурзик, сиди тихо, — пьяный сильнее прижал к себе животное.

— Мя-я-у… — вновь донеслось из кустов.

В свете фонаря мы увидели, что хвост кота предупреждающе бился из стороны в сторону. Но захмелевший налетчик не понимал звериного языка. Тогда кот взъерошил шерсть, взвыл, плюнул на вагник и вдруг растопыренной пятерней, выпустив страшные когти, хватил пьяного по лицу — раз, другой, третий…

— А-а-а-а! — взвыл бедняга и разжав руки. Сделав три прыжка, кот исчез в кустах. Мужчина потрогал лицо, увидел кровь на ладони и мигом протрезвел. — Вы что?! Распустили диких зверей, к дому не пройти! Еще немного, и горло бы мне зверюга порвал, а мои глаза? Милиция, караул! — промокнул лицо рукавом ватника и затрусил к дому.

— Видите, — удивленно покачал головой Шувалов. — Кот с необычным поведением. Это могло случиться и с вами.

«Прекрасно, — подумал я. — Мой миллион сторожить не надо. Голыми руками его не возьмешь. Пусть погуляет немного», — и проводил Шувалова до проспекта Стачек. Сам же торопливо вернулся домой.

Я не скрыл от Грая знакомства со Шлагбаумом.

— Зачем он тебе? — добродушно поинтересовался шеф.

Я ему напомнил, что крестьяне всегда кормились от скотины. Корову или поросенка здесь, в особняке, держать негде. А д ля кошки места вполне хватит. Можно даже поселить в моей комнате — кота и кошку — получится маленький питомник. Если детективное агентство прогорит, станем продавать котят и этим прокормимся.

— Главная драма в жизни человека, — вздохнул Грай, — это схватка человека со своей судьбой.

— Вы это к чему клоните?

— Крестьянская ты душа. Все еще не оставляешь мечту накопить денег и вернуться в деревню?

Я не знал, что ответить. Деревня моя тверская как-то уходила вдаль, зарастала оконной изморозью. А новая жизнь сыщика-детектива захватывала все больше.

— Я все еще на перепутье, — признался Граю.

— А если на перепутье — отдай этого Шлагбаума Надежде. Ты упустил ее кота — компенсируй потерю. Она подумает — хоть и никудышный Виктор сыщик, но человек благородный.

— Нет, — заявил я твердо. — Шлагбаум — мой единственный друг, это я сейчас понял. Друга я не отдам.

* * *

В четверг, в начале одиннадцатого, я вышел из дома размять ноги и пригласил с собой Елисея. Кот, действительно, не имел склонности к бродяжничеству, и не следовало опасаться, что удерет.

По соседству с нами, в полуподвале старого с колоннами дома, открыли большее кафе — шесть каменных ступенек вниз. Готовили там вкусно — ароматы подливок, вырываясь из открытых дверей, волновали прохожих. И, как я вскоре заметил, не только людей.

Из дыры под тротуаром, что находилась рядом с канализационным люком, неожиданно одна за другой выбрались три здоровенные крысы. Женщины, шедшие по тротуару, в страхе остановились. Рыжий кот, сидевший около дверей кафе, как птица, взлетел на макушку соседнего дерева. Обнаглевшие крысы не боялись разбойничать среди бела дня! Я растерялся, что делать?

Елисей тотчас забыл обо мне. Увидев смертельных врагов, уютный домашний кот сразу превратился в дикого зверя. Он обнюхал следы, выбрал позицию и засел у дороги, прижался к земле, напрягся, глаз не отводит от дверей кафе, и только кончик хвоста из стороны в сторону дергался, показывал охотничий азарт, напряжение, готовность к большой драке.

Я оглянулся — ни камня, ни палки — нечем коту подсобить, но он и не ждал от меня помощи.

Из низочка выглянула первая крыса, разведчица, увидела — путь открыт, выскочила и побежала по асфальту. За ней выбралась вторая — в зубах у нее польская колбаска. Следом выскочила третья крыса, даже по виду самая злобная, прикрывая тылы. Я понял: две крысы — солдаты, и одна — командир. Четвертым выскочил усач в жилетке, со шваброй в руках, хозяин кафе. Размахнулся, щелкнул по асфальту, похоже, попал последней крысе по хвосту. Та обернулась, с писком высоко прыгнула, целя в лицо. Хозяин кафе в ужасе отшатнулся. Крыса плюхнулась на землю и снова высоко прыгнула. Усач в панике отступил. Я хотел вмешаться, но как? Голыми руками крысу не одолеешь. Признаюсь, я решил, что и Елисею стало страшно от вида этих огромных прыгучих тварей, и я не осудил бы его, если бы он не тронул этот нахальный и злобный отрад.

Крысы уже добежали до середины дороги, когда Елисей сделал стремительный бросок и лапой с выпущенными когтями ударил первую. Она с писком покатилась. Не дав ей опомниться, кот ударил еще раз, еще и еще. Затем прыжок, укус сверху в загривок, и страшный враг с оскаленными зубами остался неподвижен.

Кот оказался около крысиного хода. Два сильных врага в упор смотрели на него, примеривались и пугали. Старшая крыса положила колбаску на снег и куснула своего солдата — это был приказ — вперед! Злобная крыса открыла рот, окрысилась, показывая зубы, побежала и прыгнула, стараясь напасть сверху. Кот знал — крыса больно кусает. Он поднялся навстречу и на лету ударил ее когтями. Крыса шлепнулась, поднялась и снова прыгнула. Но Елисей уже вскочил и так ударил, что прямо в воздухе располосовал ей бок. Затем напал сам и одним укусом прикончил.

Старшая крыса в эго время сунулась в свой ход, но застряла. Тогда задом полезла в щель и потащила колбаску за собой. Кот подоспел, когда виден был еще кончик колбаски, зацепил ее когтями и так рванул, что колбаска вылетела вместе с вцепившейся в нее крысой. Упасть на землю крыса не успела, в головокружительном прыжке кот поймал ее и ударом лапы располосовал живот. Крыса завертелась, завизжала, упав на лапы, бросилась на кота. Елисей отпрыгнул в сторону, ударом лапы разодрал ей бок, угостил ее несколькими быстрыми ударами, прижал к земле двумя лапами и сделал смертельный укус.

Кот посмотрел на поверженных врагов, затем стал ходить взад и вперед, видимо, успокаивая нервы. Кончик хвоста его мелко дрожал.

Усатый хозяин кафе, все еще держа швабру, как ружье, выглянул из низочка, увидел, что его враги недвижимы, крикнул рыжему на дереве:

— Слезай и поучись! — затем подошел ко мне. — Это ваш котище меня спас?.. Почему она прыгнула мне в лицо? Сумасшедшая?

— Это была крыса-солдат, ее работа — драться.

— Я боялся в кафе применить яд — сам отравишься. А крысоловки эти твари хитро обходили. Они яйца свежие у меня воровали — одна обнимала яйцо лапками и ложилась на спину, другие ее тащили по ступеням. А мой кот их до смерти боится. Они разом на него напали и покусали. Продайте мне вашего кота.

— Не продается, — гордо отвечал я. — Национальное достояние России, редчайшая старинная порода, лучший охотник в Европе.

— Будет свободное время — приходите в кафе с котом, — пригласил усач. — Угощение за мой счет…

К часу дня кассир Копейкин привез деньги.

— Постарайтесь найти со скорняком общий язык, — пожелал он мне, — и давайте поскорее закончим это неприятное дело.

— Надеюсь на здравомыслие Левитина, — ответил я, — он мне кажется человеком новой формации, с которым можно договориться.

Все было тщательно продумано. Через двадцать минут быстрой ходьбы я притормозил на Краснопутиловской у дома 24, вошел во двор.

Мы разработали два варианта. Если скорняк пойдет на контакт и откроет тайны получения кошачьих шкурок, то я ему отдам деньги сразу. Откажется говорить — постараюсь доставить к нам на Стачек, 126, где им займется Грай. Деньги должны были служить дополнительным аргументом, если моих слов окажется недостаточно.

Минута у меня ушла на то, чтобы пройти по двору до двери в полуподвал. Три ступеньки вниз, я рывком открыл дверь и… увидел человека, которого никак не ожидал здесь встретить — сержанта Петренко из уголовного розыска нашего Автовского районного отделения милиции. От неожиданности я сделал шаг назад, но Петренко пробасил:

— Всех впускаем, никого не выпускаем. Пришел — заходи.

Я начал лихорадочно соображать: что делает здесь сержант из бригады по расследованию убийств? И выпалил первое, что пришло в голову:

— Вы здесь случайно?

— Я по службе, а вот зачем вы пожаловали?

Неужели я опоздал? И наше кошачье дело так круто завернулось, что жулик перепугался и начал торопливо заметать следы?

— Что здесь случилось, скажите, Петренко?

— Сначала вы ответьте, что вам здесь надо.

— Я пришел к Сергею Левитину. Позовите его, пожалуйста. У меня с ним должен состояться конфиденциальный разговор.

— О чем вы с ним собирались потолковать, выкладывайте.

— Я… я должен посоветоваться с Граем, прежде чем ответить вам.

— Значит, вы ведете свое расследование?! А откуда вы узнали? Труп Левитина найден только сегодня утром, при нем не было документов, и мы с трудом установили, кто этот человек.

— Я не знал, что он мертв, я шел к нему, чтобы получить сведения по интересующему нас вопросу.

— Это не ваше ли расследование помогло ему так окончить жизнь?

— Что с ним произошло, если это не тайна?

— У пас с вами договор — обмениваться информацией по этому делу. Так что сначала вы говорите.

— Есть договор, но я должен поставить в известность Грая.

— Идет. Тело нашли мальчишки-лыжники сегодня в десять утра в Шуваловском парке. Его привезли, очевидно, на машине и сбросили с высокого переезда в незамерзающий ручей. Эксперт-криминалист считает, что он убит вчера вечером от двадцати до двадцати трех. Его сбила тяжелая машина и проехала по голове.

Я еще недостаточно привык к убийствам, к покойникам, все это меня сильно шокировало. Вчера я только разговаривал с Сергеем, а сегодня — он уже лежит в морге.

— Вы кого-нибудь подозреваете, Петренко?

— Никого. Я этим делом занимаюсь с утра.

— Вам удалось узнать, куда он ходил вчера вечером?

— Я только что говорил с женой. Она в шоке. Сообщила, что эту мастерскую они обстроили в долг, все держалось на его сказочном трудолюбии, и теперь все полетит кувырком… Он ушел в девять вечера. Кто-то принес ему записку, он завернул в бумагу шубку из кошачьих шкурок, сказал, что не знает, во сколько вернется. Теперь ваша очередь выкладывать информацию.

— Сейчас, не торопитесь, дайте позвонить.

Петренко отдернул желтую занавеску, и мы подошли к окну, у которого стоял большой стол закройщика, а в уголочке примостился телефон. Рядом, на облезлой тахте, сидела женщина. Я ее узнал только по широким золотым перстням, за сутки сна превратилась в старуху с безумным взглядом.

Она, вероятно, кинулась бы на меня, но у нее не хватило на это сил.

— Наденьте скорее на него наручники, — зашептала сна. — Я узнала его, это убийца, — и показала на меня пальцем.

— Вы его узнали? Когда вы его видели?

— Его зовут Виктор Крылов, он вчера приходил сюда и выглядывал и высматривал, предлагал большие деньги за что-то. Мужу пришлось взять нож, чтобы выгнать его. Это он убил, больше некому, у нас не было врагов. Наденьте же на него наручники, я боюсь его!

— Постарайтесь не волноваться, Левитина, сядьте, — он подал вдове стакан воды, — прилягте, постарайтесь уснуть… Я хорошо знаю Виктора, я сильнее его, сейчас он позвонит по телефону, я его арестую и уведу.

Петренко теперь несколько иначе смотрел на меня, видно, ее слова подействовали, он как-то напрягся, я увидел, что он стал осторожнее.

Не хотелось мне звонить при этой женщине, но иного выхода не было. К счастью, Грай оказался на месте.

— Слушаю, — ответил он.

— История с русскими голубыми обостряется. Сегодня утром в Шуваловском парке в десять утра ребята-лыжники нашли тело Сергея Левитина. Он сбит машиной и, вероятно, привезен туда и сброшен с мостика на шоссе в незамерзающий ручей. Убили его вчера вечером где-то от восьми до одиннадцати. Сержант Петренко вместе с капитаном Головатовым ведет дело, следов никаких не обнаружено.

— Вот дьявольщина! Я чувствовал, что дело осложнится.

— У меня тоже было такое впечатление. В скорняжной мастерской я встретил сержанта Петренко, он пришел на десять минут раньше и требует, чтобы мы поделились информацией.

— Так расскажи ему.

— Все с подробностями?

— Да, в этом деле они нам союзники, ничего не скрывай.

— Не забудьте покормить кота, да и мне что-нибудь оставьте, вдруг сержант надолго задержит меня.

Я повесил трубку и показал сержанту глазами на вдову.

Петренко отвел меня в кухоньку, отделанную легкой перегородкой, там был стол и две табуретки.

— Садись, — сказал он и достал из нагрудного кармана блокнот.

— Знаете, как выглядит кот породы русская голубая? — спросил я.

Он вытаращил глаза.

— Дайте блокнот, нарисую…

* * *

Мы собрались в тот же день в двадцать один час. После того, как меня отпустил сержант Петренко, я вернулся домой и начал обзванивать наших клиентов. Нс знаю, что могло решить еще одно собрание, но мы посчитали себя обязанными поставить их в известность. Копейкин был найден в ресторане «Балтика», Шувалов в Публичной библиотеке, Ирина Харитонова собиралась к подруге за город. Геннадий Дмитриев чинил на кухне телевизор, Валерий Верхов, укутавшись в шубу, играл в шахматы на садовой скамейке. Надя Молчанова оказалась на дежурстве в гостинице, и ее подменила на два часа подруга.

И бот мы здесь, все бушуют, кричат, спорят. Каждый по-своему оценивает ситуацию.

Оказалось, что Шувалов, когда нужно, становится резким и властным. Стоя перед столом Грая, он быстро говорил, помогая себе взмахами руки.

— Признаем мы это или не признаем, преднамеренно это или нет, но мы должны взять на себя моральную ответственность за смерть человека, за смерть Сергея Левитина. Не далее как вчера мы персональным голосованием решили его подкупить. Видимо, он знал достаточно много. Я весьма сожалею, что у нас не хватило ума додуматься до такой простой вещи… Самый острый вопрос — с какой целью убит Левитин? Хотел ли убийца остановить его, чтобы Сергей кого-то не выдал?

Усталый Грай едва сумел вставить в спор словечко, сообщив, что они с начальником уголовного розыска капитаном Головатовым уже начали прорабатывать эту версию.

Громче всех кричал Верхов, даже взвизгивал:

— Мы самые настоящие убийцы, судить нас надо!

Геннадий Дмитриев так же азартно возражал:

— Это дело случая, мы здесь ни при чем. Я даже считаю, что и моральной вины мы не несем за этого Левитина, и нечего нам время терять в бесполезных дебатах.

Остальные выступали не так резко, их мнения располагались между этими, крайними. А Надя Молчанова и Ирина Харитонова предпочитали не высказываться.

Потом Шувалов признался, что не сумел сохранить в тайне попытку подкупить Левитина и рассказал об этом одному человеку из клуба «Котофеич».

— А я тоже не думал скрытничать, — развел руками Верхов.

Оказалось, что и остальные не держали язык за зубами. Мы попробовали посчитать — человек сорок владело нашим секретом. От кого перепуганный жулик получил информацию — неизвестно. Но он сразу взялся за дело.

Как быть дальше?

Тут мнения членов клуба опять разошлись.

— Надо прекратить поиски! — требовал Верхов. — Нельзя допустить, чтобы из-за кошек убивали люде.

Кассир Копейкин стучал кулаком по дивану.

— Мы сделали ставку на новую породу, вложили деньги и обязаны защитить себя от воров. Что это за клуб, который не может себя защитить?

Опять заспорили. Грай сидел усталый и бледный. Я попросил всех замолчать, и Грай встал, покачивая больную руку.

— У нас продолжается полоса неудач и ошибок. Я принял ваше предложение подкупить Левитина и не подумал, какие могут быть последствия. Это моя ошибка.

— Что делать дальше? — спросил Шувалов.

— Наш договор следует расторгнуть, — заявил Грай. — И теперь без всякой оплаты я берусь найти негодяя. Считаю это делом чести. И ставить в известность клуб о своих действиях не буду. Надеюсь, понятно, почему.

— Нет, не понятно! — взвился Верхов. — Почему вы будете держать в секрете от нас свои действия?

Его поддержал Копейкин:

— Ведь это именно мы наняли вас для расследования дела.

— А потому стану держать в секрете, что, может быть, вы, Верхов, или вы, Копейкин, убили Левитина!

— Мы? — изумились оба.

— Да, вы, или кто другой из ваших, не исключено. Поэтому, не колеблясь, разрывайте наш договор.

Члены клуба опять заспорили, Шувалов настоял на голосовании, и, четыре голоса против двух, постановили: поручить Граю вести дальнейшее расследование.

Проводив гостей до крыльца, я вернулся в кабинет и увидел, что шеф сидит совершенно измученный, бледный. Хотел вызвать врача, но Грай попросил открыть форточку, свежий морозный воздух привел его в чувство. Я помог Граю подняться наверх и раздеться, а встревоженный Бондарь принес ему в постель крепкий чай с мёдом.

Я вырос в деревне, на свежем воздухе, и мне трудно подолгу оставаться в помещении, да и ноги требуют разминки. Поэтому быстро оделся и пошел прогуляться перед сном, проведать «своего» кота Шлагбаума. Прошел под трамвайным мостом, который мощно выгнул спину над шоссе, речкой Красненькой, железнодорожными путями. Осмотрел сквозь ограду заросли вокруг вентиляционной шахты метро. Наудачу поднялся в одну из парадных ближайшего дома. И дойдя до седьмого этажа, в окно я увидел его.

Шлагбаум стоял около ограды принадлежащего метро садика и величественно наблюдал, как пожилая женщина пыталась угостить его блеснувшей в свете фонаря серебряной рыбкой. С большим достоинством кот подошел ближе, понюхал подарок и принялся за поздний ужин. Женщина пошла дальше. Навстречу ей по пустынной лужайке двигался подросток со здоровенным псом-боксером. Тут меня охватил ужас. Парень дал собаке сигнал, и собака бросилась к женщине, стала басовито лаять, рваться на поводке, пытаясь укусить. Парень делал вид, что старается удержать собаку, но не в силах этого сделать, лицо его исказила болезненная, сладкая ухмылка. Отступая, женщина отбивалась продовольственной сумкой, кричала, звала на помощь. Но лужайка перед домами была пуста, а мелькнувшие на краю двое молодых ребят поспешно скрылись от греха подальше.

Лифт оказался занят. Негодуя и проклиная недоросля с нарушенной психикой, я побежал вниз, на каждом пролете бросая взгляд в окно. Когда добежал до третьего этажа, увидел вот что: отбиваясь сумкой, женщина отступила за кота. Шлагбаум не желал вмешиваться в драку, но и со своего места не уходил. Стоял, выгнув спину, взъерошив шерсть и подняв хвост, как флаг. Молодой человек, привыкший к безнаказанности, приказал псу заодно пугнуть и кота, подкормленного женщиной. Поводок был ослаблен, и пес с рыком кинулся на кота. Его пасть со страшными зубами была раскрыта, и мне показалось, что коту конец.

Но Шлагбаум не отступил ни на сантиметр. Растопыренной пятерней нанес мгновенный удар в нежный собачий нос. Боксер сел от неожиданности и боли. И в полсекунды получил еще серию мощных ударов острыми когтями по носу. Пес взвыл перепуганно и тонко, рванул и понесся прочь. Повалил хозяина, вырвал из руки поводок и поскакал по кругу от кота. Кот не отставал ни на шаг, мчался рядом и на бегу бил по морде, целя в глаз. Потрясенная собака с воплями умчалась прочь, растерянный подросток побежал следом.

Когда я выскочил на улицу, кота уже не было. Он исчез с остатками рыбы, то ли собираясь поужинать в более спокойной обстановке, то ли намеревался кого-то угостить.

Бедная, растрепанная женщина, размахивая руками и ругаясь, шла по улице. Подлого подростка с его псом не было видно нигде. Мой смелый кот не желал принимать поздравления. Я подумал, что когда поселю Шлагбаума у нас в доме, то всегда на ужин буду давать ему свежую рыбку.

Поздно вечером я делал приборку в кабинете. Это тоже входит в одну из моих многочисленных обязанностей. Шуваловский кот сидел на столе, щуря зеленые глаза, наблюдал за моими руками. За эти дни он ничуть не изменился. Не ластился ко мне, но и не дичился. Жил сам по себе. Каждый день спускался в подвал, ловил мышку, приносил и клал у дверей кухни. Он терпел нас возле себя, был невозмутим и непостигаем, как сама природа.

На ночь кот пошел ко мне и, многозначительно посмотрев в глаза долгим немигающим взглядом, улегся на кровать. Так мы и уснули вдвоем. Проснулся я от звона колокола. Удивился, кто это мог прийти в такую рань? Спустился вниз, открыл. На крыльце сидела… соседская уличная кошка!

Из камбуза появился наш Етисей и вдруг заговорил человеческим голосом:

— Здравствуй, Психея Хохлова!

Провел гостью в кают-компанию.

— Вы как раз к завтраку.

Кошка-гостья запрыгнула на стул.

— Хорошая погода, не правда ли, Елисей?

Я поставил на стол посуду. Кот извлек из-под буфета брюки бондаря, располосовал когтями и положил куски на тарелки.

— Они обильно политы валерьянкой. Редкое угощение.

Я стоял рядом и думал: может, у меня «поехала крыша?» — и с этим ощущением проснулся. Лунный свет заливал комнату, кот Елисей, растянувшись во всю длину, лежал в ногах. Поднял голову, спросил:

— Мр-р-н-нау?.. Мр-р-н-нау?..

Что могло означать увиденное? Поразмыслив, я решил, что это — мой первый профессиональный сон. Значит, я успешно вживаюсь в профессию сыщика. Придя к такому выводу, перевернулся на другой бок и тут же снова заснул.

Утром в среду Грай выглядел свежим, отдохнувшим. Помогая ему надеть рубашку, я спросил:

— Как станем продолжать расследование?

— Не знаю.

— Решили и от меня держать все в тайне? Тогда вам одному придется соперничать с уголовным розыском, милиция вас обставит, и гонорара нам не видать.

— Не трепись, — буркнул Грай.

— С, вы начинаете восстанавливать спортивную форму. Теперь, жулик, держись!

Грай осторожно положил руку на перевязь.

— Все же детектив без правой руки, — вздохнул я, — как без рук.

После завтрака звякнул колокол у двери. Я открыл дверь — на пороге стояли начальник уголовного розыска Автовского отделения милиции капитан Головатый и сержант Петренко. Я принял у них пальто и провел в кабинет. Головатый удобно расположился посередине дивана на обозначенном валиками месте. У них с Граем были сложные отношения, каждую встречу все зависело от того, союзниками или соперниками они оказывались в расследуемом деле. Оба гордые, независимые, они с трудом ладили друг с другом.

Районное отделение милиции находилось на соседней улице, и Головатому ничего не стоило заехать или даже зайти и узнать, что удалось наработать Граю, но… гордость не позволяла идти и кланяться. Ведь у Головатого целый штат сотрудников, а Грай работал один. Только теперь, после ранения, меня взял и еще иногда привлекал двух-трех оперативных сотрудников.

Сержант Петренко, хитрый, себе на уме, здоровенный и громогласный украинец, как он утверждал, из запорожских казаков, сел на стул около двери.

Что они хотели узнать на этот раз?

— Шуваловского кота можно посмотреть? — спросил Головатый.

— У нас не выставочный павильон, но раз пришли — взгляните, — отозвался Грай. — Виктор…

Я принес с кухни кота и поставил на свой стол. Петренко решил рассмотреть исторического кота повнимательнее, подошел ближе, даже опустился на одно колено. От восхищения не выдержал и дунул коту в физиономию.

Возмущенный кот отреагировал мгновенно — бац-бац-бац! — тут же надавал оплеух.

Петренко отскочил, схватился за щеки.

— Что это он?

— Если ты смотришь зверю в глаза, значит, хочешь напасть на него. И характер у кота строгий, — объяснил я.

К несчастью, кот выпустил когти, и случилось небольшое кровопролитие — на щеке у Петренко выступили четыре капельки крови. Пришлось идти в кают-компанию промывать рачки спиртом. Петренко не показал вида, но все равно обиделся. Кот мяукнул, прощаясь, и убежал в подвал по своим кошачьим делам.

— Никогда у нас так не было, чтобы из-за кота человека убили, — заметил Головатый.

— Нельзя сказать, что это обычный кот, он стоит миллионы. Заграница готова за него валютой платить.

— Сложная, запутанная цепочка для получения денег. А скорняк оказался в ней слабым звеном.

— Весьма запутаннее кошачье дело, — согласился Грай. — Мне о таких слышать не приходилось.

— И, говоря откровенно, вы его начали неудачно.

— Если вы за этим пришли, — вскипел Грай, — то незачем тянуть! Да, я свалял дурака, можете начинать смеяться. Не надо мне было слушать советы этих кошатников и соглашаться на подкуп Левитина.

— Не огорчайтесь, всякое бывает. Я начинаю поиск, отталкиваясь от вашего предположения, что есть какая-то цепочка для получения денег. Ее разрубили, изъяв слабое звено, чтобы не было утечки информации. Я не уверен, прав ли, и тоже боюсь остаться в дураках.

— Все может быть, — насмешливо прищурился Грай. — Интересно, за минувшие сутки вы много накопали?

— Поделиться информацией?

— Да, если есть чем делиться.

— Что именно вас интересует?

— Способен ли был Левитин похищать кошек из чужих квартир?

— Это осталось невыясненным. Жена утверждает — нет. Шкурки ему приносили готовые, выделанные.

— Шкурки приносили с клеймом мастерской?

— Нет, их обрабатывали в частном порядке. Где — узнать не удалось. Но обработка высокого качества, профессиональная работа.

— Удалось ли вам найти что-нибудь такое, за что можно зацепиться, потянуть ниточку?

Головатый осторожно достал из кармана полиэтиленовый конвертик, протянул Граю. Я подошел и тоже посмотрел. В конверте лежал обгорелый кусочек бумажки, остаток сожженного второпях письма. Слова располагались так:

«Прих…

срочн…

откол…»

— Где вы это нашли?

— На полу, в мастерской Левитина. Похоже, он сжигал записку, держа ее за середину. Бумажка обожгла пальцы, он ее бросил или уронил и, чтобы не вспыхнули обрезки меха на полу, затоптал ногой… Следы подметки хорошо просматриваются.

— Вы не возражаете, если я ее скопирую?

— Пожалуйста, но думаю, что много из старой бумажки не выжмешь. Жена Левитина сказала, что к ним зашел какой-то мальчишка — она слышала его голос, но не видела, — сказал Сергею несколько слов и, вероятно, передал бумажку. После этого Сергей быстро засобирался, завернул в упаковочную бумагу шубку из кошек, ушел и больше не вернулся. Она ждала его всю ночь, не знала, что думать. В одиннадцать угра я заехал за ней и повез в морг для опознания трупа.

Грай вернул конвертик.

— Отпечатков пальцев на бумажке не обнаружили?

— Один плохой, смазанный, мы проверили, это отпечаток пальца самого Левитина.

— А специнструмента у него не нашли — ну, отмычка там, домкрат, запасные ключи в наборе?

— Ничего такого нет. Валялись в столе несколько старых ключей, но с ними в чужую квартиру не попадешь.

— Сам он шкурки не мог обрабатывать, скажем, где-нибудь в другом месте?

— Нет, жена говорит, что знала бы.

— Вы доверяете ее показаниям?

— Не вижу для нее смысла искажать информацию. Хотя вот она утверждает, что убийцей является ваш помощник, Виктор Крылов. Она слышала, как они ссорились, и муж с ножом в руках выгонял Виктора, а потом сказал ей, что это очень опасный человек.

— Я знаю про эту ссору, Левитин оказался вспыльчивым человеком, не понравилось, что ему задают вопросы. Видно, знал грешки за собой.

— Я не подозреваю Виктора, но хотелось бы знать, где он был в понедельник вечером? От девяти до одиннадцати?

— В восемнадцать у нас были члены правления клуба «Котофеич», потом Виктор провожал Шувалова.

— Я не сомневался, что у него алиби. Но поймите меня правильно — все надо уточнять.

— Вы осмотрели место, где найден труп?

— Да, он лежал в ручье.

— Что-нибудь новое узнали? Он был убит в парке или привезен?

— Скорее всего привезен, но наверняка утверждать не можем. Он, по всему, погиб от удара грузовой машины.

— Это уже что-то. Но в большом городе найти грузовую машину… это вряд ли. Так вы убийцу не найдете.

— Найду, из-под земли достану, назло вам! — вспылил Головатый, — А вы в мои дела не лезьте, вы высоко любите высовываться, слишком стали заметны!

— Не преувеличивайте, я всего лишь ищу жулика — похитителя русских голубых кошек. Для этого я нанят. Надеюсь, этим вы мне не запретите заниматься?

Головатый свирепо смотрел на Грая, видя в нем удачливого конкурента, который, имея всего одного помощника, может найти убийцу и опозорить его, начальника уголовного розыска, вместе с его штатом.

Грай, несмотря на сердитый взгляд Головатого, не стушевался. За эти дни я уже привык к Граю, он платил мне деньги, учил, с ним я связывал свое будущее. Мне не понравилось, что на моего шефа рычат, поэтому, провожая гостей, я осуждающе смотрел на них и предупреждал:

— Пожалуйста, не хлопайте дверью, наш дом — исторический памятник.

Затем мы устроили небольшое военное совещание.

— У тебя есть какая-нибудь идея? — спросил Грай.

— Искать в городе грузовую машину, которая могла сбить Левитина, — дело, может быть, и стоящее, но оно потребует проверки тысяч машин, понадобится целая рота оперативных работников. Это нам не по силам.

— Согласен, эту ниточку не вытянуть. Вообще, положение сложное. Решение, которое мы приняли накануне, могло дать результат. Но надо было догадаться и поставить скрытую охрану скорняку. Мы кого-то потревожили, но кого? Со всеми, кто знал о попытке подкупа Левитина, милиция побеседует. Но, полагаю, это не приведет ни к каким результатам. Непонятно, кого искать, за кем наблюдать. Хоть какое-нибудь предложение у тебя есть?

— Собственной идеи нет, как нет и у вас. Но я могу подсказать, где ее найти.

Грай глянул на меня недоверчиво.

— Не знаю, кто вас учил вести расследование, — сказал я, — но, наверное, этот человек мог изобразить любое дело в графике. На книжной полке лежит большой лист ватмана, разрисованный вами. Загляните — там начертан план наших действий.

— Уже освоился в доме и начинаешь знакомить меня со своим юмором?.. Так вот, слушай: нам остается либо сидеть сложа руки, то есть отказаться от дела, либо пойти на авантюру — провоцировать жулика и убийцу к дальнейшим действиям. А когда он начнет действовать — схватить его.

— Я с детства мечтал работать подсадной уткой. Интересно, куда вы меня пошлете?

— Поезжай к кошколовам, попробуй их попугать. Спрашивай, кто из них в воскресенье вечером украл на Суворовском из квартиры кота, есть ли у них алиби? Спроси, кто убил Левитина? Покажи фотографию из морга, может, они знают Сергея, были у него клиентами.

Я приуныл.

— Непросто провоцировать кошколовов — ребята крутые, бока могут намять.

— А ты осторожнее, не лезь на рожон…

Прямо из кабинета я прошел на кухню. Бондарь кивнул на часы:

— Обедать еще рано.

— Конечно, — согласился я, — нарушать режим — грех. Но Грай дал срочное задание: послал в компанию головорезов. Мне их придется дразнить. Натощак не справлюсь.

— Бить станут? — посочувствовал капитан.

— Да, как провокатора. Если поймают.

— Ладно, выдам обед сухим пайком. Возьми сало из холодильника и сейчас яичницу с колбасой сделаю. Запьешь компотом, от завтрака остался. Станешь плотный, как мячик. Все тумаки начнут отскакивать бесследно.

Старый капитан жалел меня, но скрывал это за грубоватым юмором.

Городская справочная сказала, что у них контора кошколовов не числится. В телефонном справочнике я ее тоже не нашел. Пришлось звонить в «Вечернюю Неву».

Дмитрий Кокорин недоуменно поинтересовался:

— Что это вы за кошек взялись?

— Мыши одолели, — ответил я.

— По беспокоящему вас вопросу можете обратиться в комбинат по благоустройству города, — ехидно произнес Дмитрий и назвал телефон и адрес. — Бригадир группы по отлову бродячих животных Евгений Кулик.

Контора, где размещались кошколовы, находилась в небольшом грязном доме. Во дворе у забора стояли два больших железных ящика, в какие обычно жильцы и дворники выносят помои для свиней.

Оба эти бака были полны дохлых кошек, несколько голов со стеклянными глазами даже свешивались из-под крышек.

Я увидел эти баки. И хоть считал себя человеком бывалым, но тут словно на стену наткнулся — не мог идти дальше, ноги не шли. Сколько же надо было обшарить чердаков, подвалов, лестниц, чтобы наловить эдакую груду кошек! Я понимал, что количество диких кошек в городе должно быть ограничено, что они разносят болезни, опасные для человека. Но эти ящики… Надо же и к бездомным кошкам относиться как-то по-человечески. Они не виноваты, что бездомные.

Я стоял, как загипнотизированный, и не слышал, что подъехала машина.

Кто-то подошел сзади, хлопнул меня по плечу. Я вздрогнул и резко обернулся. Передо мной стоял рослый, с резкими чертами лица мужчина из тех, кто сначала бьют, а потом спрашивают. Обут он был в тяжелые ботинки с толстой подошвой, в руках держал рукавицы из грубой материи и палку с петлей на конце — страшное орудие своего труда. Позади стояла спецмашина — фургон. Мужчина был сильно раздражен и слегка покачивался, видно, принял с утра стакан и теперь явно нуждался во втором.

— Ах, ты, корреспондент поганый! — зарычал он на меня. — Я же тебя в прошлый раз предупреждал: больше не приходи. Видно, ты ничего не понял и опять здесь с фотоаппаратом шаришь, ишь, как на помойку уставился, оторваться не можешь. Знаю я таких писак-помоечников, сейчас я тебя проучу.

Мне сильно не понравилась приветственная речь кошколова.

Петлей он выхватил из бака облезлую, в лишаях, кошку и, размахивая ею, направился ко мне.

— Что, негуманно петлей ловить кошку за шейку?.. А ну-ка, погладь киску, не бойся, у тебя будет всего лишь лишайчик, и волосики полезут из головки, станешь ты лысеньким. Х-ха, испугался корреспондентик!.. Куда же ты пятишься?

Я решил сбить его с позиций.

— Мне нужен бригадир Кулик.

— Я Кулик, — притормозил мужчина.

— Может, для начала примем по стакану?

— С корреспондентами не пью, — прохрипел он, но предложение его заинтересовало. — Что тебе надо?

— Мне нужен человек, который кошку из чужой квартиры может увести.

— А ты кто такой?

— Заказчик.

— Заказчики нам по телефону в контору звонят, диспетчер вызовы принимает.

— А у меня особый заказ, в чаете ом порядке.

Он стоял, слегка покачиваясь, и по наморщенному лбу было видно, каких усилий ему стоили раздумья. Я решил обострить ситуацию.

— Кстати, где вы были в воскресенье в двенадцать ночи?

— А ты кто, легавый?

— Нет, я не из милиции, я частный…

— Ах, ты меня купить решил!.. — зарычал он и замахнулся палкой. Я нырнул ему навстречу и поставил ножку. Он грохнулся на асфальт. Я слегка надавил ему на грудь. — Говори, где был вечером в воскресенье?

Падение слегка протрезвило его.

— Дома, — прохрипел он.

— Кто может подтвердить?

— Мать не даст соврать.

Он посмотрел за мою спину. Я оглянулся. Открылись дверцы спецмашины, и из нее выпрыгнули двое мужчин в ватниках, с палками в руках. Настроены они были решительно и разошлись в стороны, окружая меня.

Я выбрал того, что казался менее разворотливым, сделал ложный выпад и, когда он махнул палкой, прикрылся локтем, пробежал мимо него.

Они быстро сомкнули строй и молча пошли на меня.

Я решил подлить масла в огонь:

— Где вы были в воскресенье в двенадцать ночи, говорите быстро.

Одна палка просвистела совсем близко от моей головы.

Я понял, что спровоцировал их достаточно эффективно, а в данный момент неразумно надеяться на вежливый ответ. И ретировался несколько быстрее, чем мог ожидать от себя.

Домой приехал без десяти пять. Наверное, имел вид несколько растрепанный, потому что Бондарь осторожно поинтересовался:

— Что, побывал в переделке?.. С тобой все в порядке?

Я заглянул в зеркало и увидел на лбу ссадину.

Когда я успел схлопотать по лбу? Хотя встречу с кошколовами нельзя было назвать холодной, вот сгоряча и не почувствовал.

— Заживет как на собаке, — беззаботно махнул я рукой.

— Ну-ка сядь, Виктор, — капитан выдвинул табуретку из-под стола. — Сейчас лечить буду.

— Стоит ли беспокоиться, царапина…

— Садись! — рявкнул он. — Мальчишка! Сегодня царапина, а если грязь попала, завтра разнесет физиономию… может, тебе инфекцию занесли.

Я сел, сдержанно усмехнулся.

— Только не зеленкой, буду два дня ходить меченый.

Капитан открыл дверцу кухонного шкафа, засунул руку в глубину за пакет с гречей и извлек бутылку «Столичной» водки.

— Держу на всякий случай, про запас, — пояснил он.

Я думал, что он для профилактики нальет мне рюмку, но капитан смочил водкой кусочек ваты и прижег ссадину на лбу. Ссадина защипала, я дернулся.

— Сидите, — приказал капитан, почему-то перейдя на «вы», и дважды повторил процедуру.

— Теперь, надеюсь, с инфекцией покончено?

Капитан разогрел мне борщ и гречневую кашу с мясом, оставленные с обеда.

Я хотел все эго наскоро проглотить, но капитан укоризненно покачал головой:

— Зачем же так суетиться за столом, вы испортите себе желудок. Ешьте с удовольствием.

Я понял, что спешкой обижаю его, стал есть неторопливо, и, действительно, борщ и каша с мясом стали гораздо вкуснее.

Затем пошел в кабинет и подробно доложил Граю о посещении кошколовов. Он задал несколько вопросов, вздохнул:

— Сейчас нам приходится действовать вслепую. Если «ошкол» означает кошколовов, то ты их встревожил и принудил к действию. Завтра об этом узнаем. Если «ошкол» нечто другое — время потрачено зря.

— Конечно, мало удовольствия действовать вслепую, но если ничего другого не остается, я готов продолжить.

* * *

Утром в четверг мы заканчивали завтракать. Грай пил кофе, мы с Бондарем — чай, кот Елисей лакал молоко. Градусник за окном показывал минус тринадцать.

— Я поеду с Шуваловым в Пушкин, посмотрю зал для выставки кошек, — сказал Грай, глядя на узорчатое, расписанное морозом окно. — Ты разыщи бригадира кошколовов Евгения Кулика и попробуй поговорить с ним откровенно. Постарайся не ссориться.

— С ним надо пить, — заметил я. — Потом у меня голова заболит.

— Ты не пей из ведра, возьми кружку, — посоветовал Бондарь.

На желтом «ситроене», доставленном родственниками из Парижа, Шувалов заехал за Граем, и они отправились в Пушкин. Проводив Грая, Бондарь, пожаловавшись на стариковский ревматизм, попросил меня сходить за хлебом. Булочная у нас близко, метров двести, не больше. Отчего лишний раз не размять ноги? Я отправился без пальто и без шапки — закаляюсь.

— Не запирайтесь, минуты через три вернусь. — сказал я Бондарю и лишь прикрыл дверь, чтобы Елисей не увязался следом.

Потом-то я уж сообразил, как элементарно меня подловили. Но если знать, где упадешь, соломки бы подсте-лип. Грай говорил мне, что когда детектив несет авоську с батонами, он настолько себя принижает, что становится профнепригодным. По крайней мере, ни оледенелая дорожка, ни скользкое крыльцо меня не предупредили, и шестое чувство не сработало. Вернувшись, я прошел в кухню и остолбенел… Капитан сидел привязанный к стулу, рот заклеен пластырем, а глазами пытался что-то показать. Секунды мне не хватило, чтобы приготовиться. Сзади почувствовал движение воздуха, шагнул вперед и присел. Что-то весьма твердое, потом выяснилось — кусок трубы, словно стальная бомба, ударило меня по голове, и я отключился.

Обнаружил себя лежащим на полу. Прошло, наверное, минуты полторы. Их было двое, в масках — с чулками, натянутыми на лица. Один оглядывал кухню, другой сидел на мне и начинал связывать руки. Я повернул голову — из глаза Бондаря выкатилась слезинка. От крепкого удара в голове у меня все перемешалось. Но, видимо, удар пришелся вскользь, туман рассеивался, я приходил в себя. Положение ужасное — придет Грай, у него нет оружия с собой, и только левая рука действует. Бандиты сделают с нами все, что захотят. От бессилия впору заплакать.

Я стал выдергивать руки из веревки, заворочался, стараясь сбросить бандита. Он не стал меня удерживать. Сквозь чулок я видел, как зло сжались тонкие губы. Он потянулся, поднял с пола обрезок трубы и замахнулся. Сейчас он ударит и — мне конец.

И тут, когда я был на грани отчаяния, голубая молния беззвучно пересекла кухню, это Елисей прямо со шкафа бросился на черную маску, вцепился в лицо четырьмя лапами, прокусил нос, шипя, воя, стал рвать и маску, и лицо.

От испуга и боли бандит заорал страшным голосом, выронил трубу. С трудом оторвал кота от себя, отшвырнул и с криком выбежал из дома. Второй нс сразу понял, в чем дело, но успел повернуться спиной к коту и схватиться за карман, где у него, вероятно, было оружие. Кот взвыл так, что даже мне стало страшно, молнией прыгнул ему на спину, стал рвать одежду и шею.

Второй бандит завизжал от боли и страха, ему, наверное, казалось, что с него живого сдирают кожу, снимают скальп, он закружил по кухне, пытаясь сбросить разъяренное животное, кое-как стряхнул его и опрометью бросился к выходу. Где-то вдалеке взвыл мотор машины, и все стихло.

Я подполз к стенке и сел, опираясь на нее. Бондарь окаменел с вытаращенными глазами. Елисей прошелся по дому, передергиваясь и содрогаясь, дошёл до двери, посмотрел, нет ли еще кого из незваных гостей, и снова походил, нервно дергая хвостом и успокаиваясь. Затем забрался мне на плечо и начал лизать рану на голове — лечил. И действительно, шершавый язык его массировал, зализывал ранку, снимал боль. Мне стало легче, я кое-как поднялся на ноги.

Елисей запрыгнул Бондарю на колени, стал тереться о грудь, подбадривал. Плохо слушавшимися пальцами я развязал старика.

Через три часа вернулся Грай. Осмотрел кухню, спросил:

— Они, конечно, в перчатках были? Трубу в полиэтиленовый пакет положи, пригодится как вещдок… Это не те, кого мы ищем, другой почерк, нас хотят пустить по ложному следу. Наш соперник сам побоялся идти, понял, что мы узнаем его. У этих хватка не та, не сумели кота взять. А вам, Виктор, наука — даже когда детектив несет авоську с хлебом, как бы ни был принижен бытом — он должен оставаться детективом. Кстати, как вам показалось, они могут вернуться?

— Смотря кто и для чего их нанял. Почему бы им снова не проведать нас?

— Ладно, оставим это дело, — Грай провел черту в воздухе здоровой рукой, — Ты в порядке?.. Тогда поезжай и разыщи бригадира кошколовов Евгения Кулика.

Я быстро собрался, по тропке наискосок спустился с холма, на ко юром стоял наш дом, к трамвайной остановке. Через двадцать минут заиндевелый трамвай привез меня на улицу Зенитчиков к заметному кирпичному дому. Парадную лестницу мыли не далее, как вчера, отметил я, поднимаясь на четвертый этаж. Дверь в квартиру оказалась обита реечками и покрыта лаком. Значит, хозяин был рукастый, или не пожалел денег на отделку. Из центра двери на меня подозрительно таращился глазок.

Я нажал на звонок и встал напротив глазка, мне прятаться незачем. Женский голос спросил из-за двери, кого надо?

— Кулик Евгений дома? — спросил я. — По работе к нему.

Дверь открыла пожилая женщина с шерстяным платком на плечах. Произнесла устало:

— Пет его дома… Что передать?

— Передать?.. Я бы лучше с ним поговорил. Может, зайти попозже? Скажем, через час? У меня серьезный разговор.

Она подумала.

— Нет сына дома, вчера ждала, не пришел. Не впервой с ним такое. Примет лишнего на работе, там и уснет. Проспится и утром домой притопает. А сегодня, видно, добавил с приятелями, пора бы уж и прийти, а вот нет.

— Ненадежные приятели, видел их, — посочувствовал я матери Кулика.

— То-то и оно, — вздохнула она, — золотые руки у мужика, а толку никакого. Как вечер, так он «болеет». А если нужно, вы съездите к нему на работу, он, наверняка, там.

— А нельзя позвонить, узнать?

— Где ж ему быть! — всплеснула она руками. — Спит, наверное, сидя за столом. Я уже звонила, не отвечает…

Через сорок шесть минут я добрался до конторы кошколовов. Баки стояли пустыми, но нехороший запах хранило само это место, сама земля. Я поскорее прошел в подъезд. Контора кошколовов — небольшая квартирка на втором этаже — оказалась открытой. Две двери заперты, я толкнул их костяшками пальцев, а в щель под дверью комнатушки бригадира Кулика был виден свет.

Не знаю, хватило бы у меня духу войти в комнату, если бы я знал, что он там убитый сидит со вчерашнего дня. Но я этого не знал. Легонько постучал, не услышал ответа и постучал сильнее. Молчание. Тогда нажал на ручку и медленно, стараясь не произвести шума, открыл дверь. Кулик сидел на стуле в рабочей одежде, навалившись на покрытый замызганным дерматином стол. Воздух в комнате стоял тяжелый, пахло пылью и водкой. С первого взгляда казалось, что Кулик рухнул головой на стол и заснул, уронив руки. Настораживала тишина. Я напряг слух и не услышал дыхания. Потрогал руку — холодна. Значит, он мертв уже часов шесть или больше.

— Вот подлец! — не выдержал я.

В комнате был порядок, какой можно предположить в рабочем помещении. Нет следов драки, стулья на месте, на столе — толстые рукавицы и журнал с рабочими записями. Голова и спина не имели повреждения. Я присел на корточки и попытался рассмотреть грудь. В тельняшке, сквозь распахнутую рубаху, увидел резаную дыру и края этой дыры, покрытые кровью. Крови на стол натекло немного — значит, кто-то ударил его, подождал, пока сердце остановится, и вытащил нож. Еще мягкое тело навалилось на стол, так что лбом Кулик уперся в покрытую дерматином фанеру, да так и застыл.

Что же теперь делать? Первое, самое сильное желание — уйти, исчезнуть. Я вытер носовым платком ручку двери, подумал, не трогал ли чего-нибудь в комнате?

Тут увидел телефонный аппарат на полочке, приделанной к стене. Неплохо бы посоветоваться с Граем. Положил на трубку носовой платок, набрал номер.

— Слушаю, — ответил через некоторое время Грай.

— Хочу вас огорчить, — извинился я. — Стоит вам куда-нибудь меня послать, так в этом месте вскоре обнаруживается труд. Я звоню из конторы кошколовов. Их никого нет, сама контора оказалась открытой. Мне посоветовала приехать сюда мать Кулика сказала, что он, порой, круто выпивает и остается ночевать в конторе. Сейчас в своей бригадирской комнате Кулик сидит за столом, заколотый ударом ножа в сердце. Я здесь один, никто меня не видел. Дверную ручку я уже вытер. Могу уйти отсюда и позвонить в милицию из телефона-автомата. Какие будут указания?

— Черт возьми, тебе нужно было остаться там вчера после разговора с ним.

— Но тогда этот стол сейчас бы украшал мой труп. Я еще не женат и не могу позволить себе подобное расточительство. Итак, я предлагаю обсудить эту проблему. Мне не терпится отсюда уйти.

— Что теперь обсуждать и зачем тебе уходить? Мы были на правильном пути, и еще одна ниточка оборвана. Проклятье!

— Скорее всего он убит после работы. Кто-то к нему пришел, они выпили, тут сильно пахнет водкой, не продохнуть, и гость заколол своего приятеля.

— Теперь поздно обсуждать это, оставайся там, — и Грай бросил трубку.

И все-таки мне сильно хотелось удрать отсюда. Случайно я бросил взгляд в окно, увидел, что через улицу к дому спешит мать Кулика, и успел выскочить из квартиры. Тут на лестнице мы и встретились.

— Вы еще здесь? — удивилась она.

— Да, я постучал, никто не открывает, вот, стою на лестнице, жду.

— Где ж ему быть? Там он, — уверенно отвечала женщина. — Не иначе, как перебрал и крепко спит.

Мы прошли по коридору. Она распахнула дверь в комнату бригадира.

— Так я и знала, спит, пьяный черт!

Она подошла ближе и хотела толкнуть его в плечо.

Я сделал вид, что все это вижу первый раз и посоветовал:

— Лучше вам его не трогать. Тут не все в порядке, мне кажется.

Она медленно протянула руку, холод его тела и неестественная тяжесть подсказали ей, что сын мертв. Она пошатнулась и стала падать. Я подхватил женщину и помог сесть на стул.

— Допился-таки, — вытирала она слезы. — Сердце не выдержало, сколько раз я ему говорила. К экстрасенсу ходил, кучу денег истратил, ничего не помогло.

— Он заколот ударом ножа в сердце, — сказал я, — Скорее всего это произошло вчера вечером. Он был так пьян, что если и видел опасность, то защититься уже не смог.

— Откуда вы взяли?

— У него рана на груди.

— Подымите его.

— Лучше этого не делать до прихода милиции.

По лицу женщины текли слезы. Я думал, что она сейчас завоет, упадет на пол, начнет биться в истерике и придется спасать ее, чтобы не умерла. Она закусила платок и с минуту сидела молча, как каменная. Затем заговорила чужим голосом, словно была не в себе:

— Хоть и приемный сын, а жалко, как родного. Да, надо звонить в милицию.

— Милиция начнет задавать вопросы, следует подготовиться к разговору с ней.

— Вы такой энергичный…

— Я частный детектив Виктор Крылов из детективного агентства Ярослава Грая.

— Вам надо платить?

— Нет, мы расследуем пропажу дорогих кошек, и поэтому я хотел поговорить с вашим сыном. Платить мне не надо. Скажите, когда вы последний раз видели своего сына живым?

— Вчера утром, когда он уходил на работу.

— После этого говорили с ним по телефону?

— Да, он звонил в конце дня, сказал, что к нему зайдет заказчик, и они задержатся с ним.

— Может быть, он назвал имя или ещё что сказал про этого человека, попробуйте вспомнить.

— Нет, сказал только «заказчик», он немногословен.

— Какого рода мог быть заказ?

— Не знаю, он меня в свои дела не посвящал. Говорил, я даю тебе деньги, и ладно, об остальном знать не обязательно.

— Где он был в воскресенье поздно вечером?

— Не знаю, пил где-то, пришел домой в час ночи.

— Что-нибудь принес домой, какой-нибудь сверток или сумку?

— Ничего не принес.

— Он сам водил машину, на которой кошколовы ездят по городу?

— Сам, несмотря на пьянку, он хороший водитель, ни одной аварии за всю жизнь.

— У него были враги?

— Он воинственный, и наверняка были люди, которых он в свое время обидел.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Кого я могу подозревать? Но это был не враг, с врагом он не стал бы выпивать.

— Кто же это мог быть?

— У него много знакомых.

Мать Кулика прижала ладони к глазам и негромко заплакала. Я осторожно взял трубку через платок и позвонил в милицию…

Весь вечер я провел с матерью Кулика. Сначала у дежурного следователя Распопова в районном отделении милиции. Прежде я видел его мельком, теперь пришлось познакомиться ближе. Он угостил меня чаем и сайкой. Потом у заместителя городского прокурора Величко. О нем прежде не приходилось слышать. Там мне повезло, из соседнего буфета принесли кофе и бутерброд с сыром.

Домой, на проспект Стачек, 126, я попал лишь в двадцать два сорок. С нежностью посмотрел на красного ватного петуха, сидящего на горячем чайнике, на три вареных яйца на блюдечке, на пшенную кашу со шкварками, вынутую из духовки, на полукопченую колбасу, нарезанную тонкими ломтиками;

— «Ел он много, но не жадно», — процитировал я капитану стихи, садясь за обеденный стол.

— Как может человек за день так осунуться? — удивился Бондарь и подложил мне еще каши.

Рассказ мой занял час и не принес никакой пользы, потому что неведомый убийца оказался ловким, не оставил ни малейшей ниточки, ни слабенького следочка. Грай измучил меня своими вопросами и все без толку, я сам чувствовал — зацепиться не за что. Мы сидели опустошенные, разочарованные друг в друге, обессиленные.

Я дословно передал разговор с матерью Кулика, потом на всякий случай пересказал его еще раз медленно, пытаясь осмыслить и переварить каждое ее слово и все, что может быть за ним.

— Ну, и как ты считаешь, что мы должны делать дальше? — спросил наконец, Грай, потому что спрашивать больше было нечего.

— Если честно, я полагаю, нам надо отказаться от дела. Этот тип не просто способный, он умен, талантлив. Он нам не по зубам. Ну, хоть бы где оставил следочек, заковыринку. Нет, все делает чисто, без промаха. Милиция тоже в тупике. Куда я иду по вашему приказу — там появляется смерть. Кстати, Куклачев жив? Может быть, позвонить в Москву?

— Не валяй дурака.

— Значит, эн ни при чем? Я так и думал. А вот графа Шувалова с его котом, думаю, надо взять под охрану. Мне не нравятся краски, сгущающиеся вокруг нашего кошачьего дела. Полагаю, что должен поехать к нему тотчас. Я уже видел три трупа, не хочу лицезреть четвертый. Вполне возможно, что…

— Графа Шувалова уже охраняют.

Это явилось для меня неожиданностью.

— Кто и когда начал его охранять?

— После твоего звонка из дома кошколовов я нанял трех детективов — Олега Стрижа, Савелия Сапунова и Константина Васина. Завтра, если удастся, я тебя с ними познакомлю. В половине двенадцатого у них смена.

— Шувалов знает об этом?

— Пет, пока охрана скрытая.

— А я для охраны не гожусь?

— Ты нужен здесь — вдруг случится что-то неожиданное, и мне придется срочно начать действовать…

Грай отправился к себе в комнату. В одиннадцать тридцать пять позвонил незнакомый мужчина, сказал, что он Олег Стриж, охрану объекта передал сменщику, в квартире объекта все в порядке, свет погас, значит, тот лег в постель.

Голос у Олега четкий, уверенный, мне показалось, что говорил энергичный человек.

Тут я подумал, что и мне самое время лечь спать.

Когда я не настраиваю себя заранее на то, что придется среди ночи просыпаться, то сплю крепко и разбудить меня сложно. Я сторонник крепкого здорового сна, очень полезного для здоровья, особенно в молодости.

На ночь телефон Грая мы переключали ко мне, чтобы не беспокоить раненого.

Телефон довольно долго трезвонил, и я никак не мог понять, почему никто не снимает трубку. Наконец, кое-как очнувшись, понял, что я должен сделать это сам. С трудом, проявив героические усилия, заставил себя подняться. Глянул на часы — пятнадцать минут пятого. Ну, самый сон, черт побери! Еще не до конца проснувшись, пробормотал:

— Частное детективное агентство Ярослава Грая. У телефона Виктор Крылов.

— Витя! — услышал я радостный голос. — Это Валерий Верхов тебя разбудил, ты меня слышишь?

— Прекрасно слышу, я рад. Какой-нибудь приятный пустячок заставил вас позвонить? — не люблю, когда малознакомые люди со мной запанибрата, но что сделаешь — клиент, приходится терпеть.

— Витя, кот мой Ларри Кейн пришел! Вернулся домой!

— Какой еще кот?

— Да проснись же ты! Две недели назад у меня украли кота — русского голубого. Я, понимаешь, из-за расстройства стал спать плохо. Поднялся, пошел в туалет. Слышу — за дверью кто-то жалобно мяучит и дверь царапает. Открыл дверь, смотрю — мой Ларри Кейн! Я его на руки взял — он дрожит, лапы в крови, видно, шел издалека. Ведь декабрь, снег на улице, лед! Он тощий, видно, не ел ничего и все шел, и шел. Ты представляешь, он ведь вырос у меня на паркете, на ковре, на диване. Я его избаловал, он у меня ничего, кроме вареной рыбы, не ел. А тут, видно, вырвался откуда-то, бок поцарапан сильно, но он бок зализал, а лапы никак не зализать, сил уже нет. Как он нашел дорогу, в городе, ночью? Я же его ни разу во двор гулять не пускал, он не знал, что таксе лестница, a тут нашел меня. Ты слышишь, Витя, я плачу! И жена плачет!

И кот дрожит и плачет. Я никогда не думал, что кот может плакать, у него настоящие слезы… Сыновья мои сейчас понесли его мыть… Пойми, Витя, я думал, это просто так, игра слов — русский голубой, голубая кровь — красивые слова, а он, Бог знает, откуда пришел по снегу, по льду. Это же чудо! Нет, ты этого никогда не поггмсшь, потому что ты тупой, Витя.

К этому времени я кое-как проснулся.

— Не могли бы вы пока об этом в клубе не говорить?

— Не стану обманывать — не смогу!

— Хорошо, тогда держите кота, чтобы он не имел доступа к входной двери, и сами будьте осторожны.

— Постараюсь, Витя, извини, что разбудил.

Если бы Грай не был ранен, я бы тотчас поделился с ним этой вестью. Но что она может дать? Не успел придумать ответ, как обнаружил, что лежу на сенной подушке и одеяло само наползает на меня.

В пятницу в семь утра встал бодрый, словно меня и не будили среди ночи. Пришел к капитану узнать, что на завтрак. Увидел — он месит тесто для блинчиков, обрадовался:

— Не нужны ли энтузиасты-помощники?

Капитан остановился на минуту, посмотрел мне в глаза:

— Виктор, скажи честно, есть надежда заработать гонорар?

Я не хотел обманывать старика и ответил уклончиво:

— Сегодня ночью я получил интересные сведения — к Верхову вернулся его кот Ларри Кейн, который был недавно украден. Если кот заговорит, считайте, гонорар заработан. Мы с вами получим зарплату, заплатим за электричество, за… все остальное.

Капитан вздохнул, взялся за тесто и повел сложные дипломатические переговоры с Елисеем, который проинспектировал поданный ему завтрак и объявил голодовку.

— Молока сегодня нет, — развел руками Бондарь. — Водичку будешь?

Елисей полакал водичку, потерся о ногу Бондаря.

— Мр-р-н-н… Мр-р-н-н… — что означало: «Я к тебе хорошо отношусь, дай чего-нибудь вкусненького». Но капитана улестить невозможно.

— Мясо получишь на обед, если заработаешь. Вход в подвал вон там. Пожалуйста, иди за мышкой.

Кот посмотрел на меня, подошел, потерся о ногу.

— В нашем доме флотский порядок, — подтвердил я, — Придется подчиниться… Ты, конечно, чуешь, в холодильнике — колбаса. Ко на столе ее нет. Если хочешь — посмотри сам… Откровенно говоря, я тоже не прочь полакомиться колбаской, но капитан и мне не дает… Говорит, не заработал.

Елисей, видимо, решил переменить тактику. Прыгнул под стел, затаился. А когда Бондарь отвернулся, взъерошил шерсть, вихрем выскочил из засады, обхватив ногу капитана лапами, сжал зубами и — замер. Бондарь от неожиданности вскрикнул, замахнулся поварешкой и — тоже замер. Так с минуту они постояли неподвижно, в упор глядя друг на друга.

Как ни странно, кот все понял. Капитан тоже. Бондарь положил поварешку на стол. Кот отпустил ногу, быстро съел овсяную кашу в своей миске и направился в подвал.

— Пора бы и нам поймать свою мышку, — вздохнул я. Поднялся на второй этаж, помог Граю одеться и рассказал о ночном звонке.

— Ларри Кейн принес нам ниточку…

Сначала Грай обрадовался. Но быстро помрачнел.

— В чем дело? — забеспокоился я. — Нам трудно взять след?

— Хорошая ниточка, но самим ее не вытянуть, придется звать на помощь.

Я решил обидеться:

— Мы не хотим заработать гонорар?

— Не суетись… Поделимся информацией и заставим других работать на нас. Позвони в уголовный розыск, попроси Голова тс го зайти.

Я спустился в кабинет, позвонил дежурному в Автовское отделение милиции и попросил его передать нашу просьбу начальнику отдела уголовного розыска.

Только повесил трубку, как позвонил ответственный секретарь газеты «Вечерняя Нева» Дмитрий Кокорин и потребовал возвращения долга. Он брал в архиве папку комбината по благоустройству города, на комбинате произошло убийство, и коллеги спрашивают, как ему удалось это предвидеть? С часу на час он ожидал вызова к главному редактору «на ковер», и его могла спасти от хорошего «втыка» только статья с разоблачением убийцы. Я смело отвечал, что скоро к нам придет начальник уголовного розыска, мы с ним решим, какой материал представить газете.

Только повесил трубку, резко звякнул колокол у входной двери. Так может звонить только милиция. Я открыл дверь.

Чрезвычайно серьезный человек, среднего роста, чуть пухловатый, с оттопыренными внимательными ушами, в гражданской одежде.

— Майор Сиверцев, — представился он.

Я предоставил ему самому возможность снять пальто и проводил в кабинет. Не люблю резких звонков, за ними могут последовать неприятности. Сиверцев пожал левую руку Грая, огляделся, взял стул и сел к столу, почти рядом, словно собирался вести задушевную беседу. Говорил он, немного растягивая слова, мне показалось — для пущей важности, чтобы произвести эффект.

— Мы одержали еще одну победу над наркомафией. Заслуги вашей в этом нет, но тем не менее, коллега, вы причастны к делу, и я приехал узнать подробности.

— Значит, я не ошибся! — Грай резко поднялся и заходил по комнате. — Что вы хотите знать?

— Расскажите про визит к Анне Толстой. Я хочу знать, как вы с ней познакомились, зачем ездили, почему представились журналистом?.. Вы можете сесть? Я же не могу постоянно вертеть головой.

— Если вы не скажете, что произошло, — рассердился Грай, — я не скажу ни слова! Вам придется вызывать меня повесткой.

— Идет следствие, и утечка информации недопустима, — заерзал Сиверцев. — Впрочем, скоро все равно это появится в газете, да и вы имеете право на информацию. Вы же сами мне звонили… Так вот, мы не знаем еще, кто снабжал ее наркотиком и чьи задания она выполняла, перевозя его через границу. Нс делала она это остроумно. Представьте себе, к контрольно-пропускному пункту на границе подъезжает машина с тремя молодыми элегантными дамами. Открываются дверцы — рядом с водителем роскошная красавица с белоснежной пушистой киской на коленях. Пес сержанта рвет поьодок, заливается лаем. Киска выгибает спину, хвост трубой, шипит, готова вцепиться в морду собаки. Сержант боится за глаза своего пса, оттягивает его, упрекает: «Что ты развоевался? Давно кошек не гонял?» — и пропускает машину. Женщины действовали осторожно, умно, каждый раз выбирали новый пропускной пункт. Но случилось так, что сержант перешел на другой пропускной пункт. И видит — подъезжает знакомая машина, в ней те же три женщины, на коленях одной белая персидская киска, а натасканный на наркотики пес рвется с поводка. У сержанта появилось подозрение. Он попросил женщину с кошкой выйти из машины и пес тут же обнаружил под сиденьем большой пакет с наркотиком.

— Даму с кошкой звали Анна Толстая? — спросил Грай.

Сиверцев согласно кивнул головой и попросил позвать Бондаря. Затем дотошно расспросил о посещении Анны Толстой. Закончив, достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.

— Вам, Грай, от нее письмецо, — и положил на стол.

— Это интересно, — Грай склонился над столом.

— Во время допроса она попросила у меня листик, сказала, что встретиться с вами через три дня, как обещала, не сможет, нс хочет сдержать слово… Кстати, я не сказал ей о вашем звонке, но она все равно считает, что сержант с собачкой на границе — ваших рук дело. И не обижается на это.

— Значит, еще сохранила рудименты совести, — буркнул Грай и развернул лист.

Мы с Бондарем тоже подошли к столу. На листке мы увидели рисунок. В правом верхнем углу ощетинился колючками круг — нечто похожее на розу ветров. Но стрелка показывала не на север, как ей положено, а на юг. В центре листка дрались две кошки, черная и белая. Кошки нарисованы штрихами, сцепились, спутались, но кое-как понять можно. Над кошками двойная дуга сверху, то ли небосвод, то ли радуга. От стрелки компаса к этой дуге тянется ниточка, и кончик ее бантиком завязан, словно подарочек упакован. В левом нижнем углу две игральные карты, означающие, насколько я понимаю, дальнюю дорогу. И все.

— На словах что просила передать? — поинтересовался Грай.

— Рассмеялась: если умный, сам догадается… — Си-верцев вздохнул. — Вижу — вы в тупике. Но если во всем разберетесь, мой телефон знаете. Я оставлю вам ксерокопию, она хорошего качества. Оригинал заберу с собой.

Когда Сиверцев ушел, я прокомментировал рисунок: — Интервью вам явно удалось, хоть «Вечерняя Нева» и не опубликовала его. Вы произвели сильное впечатление на торговку наркотиком.

— Что ты несешь! — рявкнул Грай. — Прекрати.

— Это любовная записка из тюрьмы, — не унимался я. — Обратите внимание — белый кот имеет черты вашего лица. Несколько шаржированно, но узнать можно.

— Но у меня нос крючком, — опешил Грай.

— Это в профиль, а в фас незаметно. Ваши баки и чуть раскосинка у глаз — верно схвачено.

Бондарь долго вглядывался в рисунок и признал:

— Схожесть, несомненно, есть. Но кто же тогда черный кот? Неужели сам сатана? Ишь, как мощно нападает.

Поразмыслив, мы пришли к выводу: рисунок Анны Толстой должен иметь смысл и ключ. Разгадав его, мы раскроем дело о пропавших голубых кошках, конечно, если рисунок не является злой шуткой, что тоже вполне возможно.

Карты могут означать дальнюю дорогу для самой Анны и звучать как прощание. А если это подсказка для нас, то сколько может иметь километров «дальняя дорога»?

Белый кот — явно Грай. Черный кот — загадка. Или не удался, или намеренно искажен.

— Так рисовала Надя Рушева, — сказал Грай. — Штрихами. Можно долго смотреть, а потом вдруг из чистого листа и легких штрихов выплывает рисунок.

Грай убрал письмо в сейф, и мы решили продолжить свое расследование. Но не успели как следует взяться за дело, снова зазвонил колокол. Я открыл входную дверь и увидел на крыльце Головатого.

— Привет, — пробасил он, не дожидаясь приглашения, прошел в кабинет. Недружелюбно кивнул появившемуся в дверях Граю, сел на стул у двери. Он был крут, как вареное яйцо. — Что вы еще натворили?

— Нужна помощь, — ответил Грай, садясь за стол.

— Гонорар не заработать?

— Мы можем и сами это сделать, но на это уйдут недели. Вас за это время выгонят со службы.

Головатый засопел.

— Не говорите ерунды. В чем дело?

— Виктор, расскажи, — велел Грай.

Я почти дословно передал ночной разговор.

— Ну, и что предлагаете? — спросил Головатый.

Грай достал из сейфа и показал Головатому рисованное письмо от Анны Толстой, рассказал, откуда оно появилось, признался, что, увы, пока не может расшифровать его. Левый сжатый кулак его лег на стол.

— Мы предлагаем найти такси или частную машину, которая возила кота за город, предположительно в южном направлении, куда показывает стрелка компаса на рисунке. Вот список членов правления клуба «Котофеич» — Шувалов, кассир Копейкин, Ирина Харитонова, активист Геннадии Дмитриев и зануда Верхов из числа подозреваемых не исключаются. Нужно обзвонить таксопарки и выяснить, не заказывал ли кто из них такси за город.

— А если была задействована частная машина?

— Тогда задача настолько усложняется, что узнать это сможете вы только со своим аппаратом. А мы вдвоем провозимся год.

— Найдя машину, мы находим похитителя и…

— И самого убийцу или выход на него.

— Если вы не будете путаться под ногами, — пообещал мрачно Головатый, — я найду убийцу, или даже двух… Убийство кошколова Кулика произошло в другом районе, но поскольку оно связано с делом скорняка Левитина, его тоже отдали мне.

— Увы, связано, — согласился Грай. — Записка, найденная вами у Левитина, написана рукой Кулика.

— Откуда вы знаете?

— Виктор принес образец почерка Кулика.

— Так это он вырвал страницу из рабочего журнала Кулика?

Грай не ответил на вопрос.

— О том, что Виктор пойдет подкупать скорняка, знало сорок четыре человека, — произнес Головатый. — Скажите, как вы вышли на Кулика и кто знал, что посылаете Крылова к бригадиру кошколовов?

— Я предположил, что слово, точнее обрывок слова «кошкол» в найденной вами обгорелой записке может быть расшифрован, как «кошколов». Так ли это? Я послал Виктора в бригаду, чтобы попытаться расшевелить их, если мы правильно поняли это слово, заставить действовать и как-то проявить себя.

— Вам это удалось, после ухода Виктора бригадира Кулика зарезали, — мрачно заметил Головатый. — Теперь мне надо найти убийцу.

— Не знаю, сможем ли вам помочь. Мы убийцу не ищем, мы разыскиваем жулика, который ворует кошек. Если это одно и то же лицо, то наши интересы совпадают, и, отыскав, мы немедленно передадим его в ваши руки.

— Вы не хотите быть со мной откровенным, — разозлился Головатый. — Тогда ответьте на вопрос: какие факты, улики, изобличающие убийцу, у вас имеются, и почему вы скрываете их от следствия?

— Сейчас, как и вы, я имею только гипотезу и ищу ее подтверждение. Когда получу факты, сообщу.

— Я не верю вам. Вы организовали частное агентство и стали думать только о своих интересах.

— Мне не в чем оправдываться перед вами!

— Чтоб на вас потолок рухнул! — рассвирепел Головатый. — А еще в милиции работали! — не попрощавшись, он вышел в коридор и в сердцах так хлопнул дверью, что колокол возмущенно звякнул.

Из кухни выглянул Бондарь.

— Ого! Еще два таких прощанья — и стена рухнет.

Около кухни лежала на полу мышка. Рядом сидел Елисей и умывался.

— Там, б подвале, еще мышки есть? — спросил я кота. — Может, и мне на охоту сходить?

Кот кончил умываться и посмотрел на меня.

— Еще одну принеси на мою долю, — подтолкнул я его. Кот потянулся и направился в подвал.

Вновь зазвонил телефон. Это оказался Верхов, он спросил, поставил ли нас в известность кассир Копейкин, что наш договор аннулируется? Я ответил отрицательно. Верхов с самого начала не верил в нас, считал расследование пустой тратой денег и времени, и вот этот нытик удивил меня, сказав, что в таком случае сам наймет нас для продолжения работы. Я поинтересовался, с чем связана перемена его мнения? Он объяснил, что не переменил своего взгляда, по-прежнему считает, что мы никого не поймаем. Но в дело вмешались два его взрослых сына, они почему-то забеспокоились о его безопасности, и именно они дают деньги.

Я передал это сообщение Граю, и вот тут он сильно удивил меня, решительно заявив:

— Все, я бессилен что-либо сделать! Пусть теперь кошки сами о себе заботятся. Я им лишь немного помогу.

— Вы что-то задумали? — не вытерпел я.

— Ты знаешь столько же. Подумай, и поймешь.

Я долго размышлял, но так и не догадался, что он имеет в виду.

Грай взял телефонный справочник, пододвинул телефон и набрал «0» — междугородную. Нажал кнопку селекторной связи и стал говорить с телефонисткой, не снимая трубки:

— Срочно Астрахань!

— По срочному в три раза дороже.

— Знаю.

— Вы не из гостиницы?

— Нет, частное детективное агентство.

— Интересно… — произнесла телефонистка. — Вам какое время?

— Сейчас.

— Номер в Астрахани?

— По справке, охотхозяйство…

Грай повернулся ко мне.

— Капитан просил прокрутить мясо для котлет и нарубить капусту для борща по-флотски.

— Остаться и послушать мне нельзя? Если буду знать детали. — заметил я, — то стану действовать с большей эффективностью.

Но Грай повернулся к телефону и ничего не ответил.

— Елисей, — позвал я кота. — Нас изгоняют, пойдем на камбуз.

В расследовании наступил момент, когда Грай начал от меня что-то скрывать. Конечно, он шеф, голова, и имеет право держать что-то в секрете, но обида была горька, и в сердцах я решил подумать о себе. Мне давно хотелось поймать на улице Морской Пехоты кота, показанного Шуваловым и стоившего бешеные деньги. Ведь никакого нарушения закона. Этот миллион надо просто-напросто подобрать с земли. Упустить такой шанс непозволительно. Между делом для экспедиции были добыты две пары толстых кожаных рукавиц и все остальное.

Я вышел на охоту. На всех парах пронесся под трамвайным мостом через речку Красненькую и сбавил ход. Обследовал садик у вентиляционного выхода метро, прошел вдоль дома номер шесть и за ним, около помойки, увидел своего кога Шлагбаума. Мы обменялись взглядами, и я понял, что он меня тоже узнал. Сидя на дороге, он делал вид, что спокойно наблюдает за моими охотничьими приготовлениями.

Кошачью клетку я поставил на землю. Надел мотоциклетный шлем, полностью закрывающий лицо. Шею замотал длинным шарфом. На руки две пары толстых кожаных рукавиц. Позвал:

— Кис… Кис… Кис».

— Мяу, — негромко ответил кот, позволил приблизиться, погладить и взять на руки.

— Ну вот, мой хороший, — сказал я ему как мог ласковее, — сейчас пойдем в клетку, я стану тебя хорошо кормить, ухаживать, станешь на выставки ходить, за границей бывать.

Кот с презрением смотрел на клетку. Похоже, он знал ее назначение. Я присел и одной рукой стал открывать дверцу.

Кончик кошачьего хвоста нервно задергался, кот прижал уши и зашипел.

— Не будем ссориться, — уговаривал я его. — Полезай в клетку, сам не понимаешь, какое счастье тебе привалило.

Кот сжал зубами мою кисть и предупреждающе заурчал. Держал крепко, но не кусал.

Я решил, что пора действовать — запихать его в клетку вместе с рукавицей.

Напрасно говорят, что коты не владеют телепатией. Этот легко прочитал мои мысли. Не успел я шевельнуть рукой, как он сжал челюсти, острые, как иголки, зубы прокусили обе кожаные рукавицы, впились мне в кисть. Я взвыл и стряхнул его вместе с рукавицей на землю.

Кот понесся к дому. Вне себя от боли и злости, подхватив рукавицы и клетку, я побежал за ним. Кот шмыгнул в парадную и поскакал вверх по лестнице. Задыхаясь в шлеме, я мчался за ним. Этаж за этажом мы рвались наверх.

— Стой, не уйдешь! — орал я.

В ответ кот шипел и плевался. Наверное, он чувствовал мою силу, решимость и не останавливался. Без отдыха мы добежали до девятого этажа. Дверь на чердак оказалась открыта, мы очутились в полумраке. Я закрыл дверь и огляделся, привыкая к гулкой, зловещей пустоте.

Кот забился в угол, зеленые глаза злобно сверкали из-под труб. Я предусмотрел такой поворот событий и достал из-за пазухи тонкую мелкоячеистую сеть. Похоже, кот был знаком и с сетью. Стоило мне приблизиться и кинуть сеть, он бросился в сторону. Кот оказался резвее. Но я словно сошел с ума, гонялся за ним с упрямством маньяка и хрипел:

— Стой, дьявол!

Поднялась и не успевала оседать пыль. Я сбросил мотоциклетный шлем, пальто, перчатки и, как бешеный, кинулся в погоню. Приноровился кидать сеть, и коту все тяжелее стало ускользать от меня на тесном чердаке. Я кидал в пыль уже наугад, охотничий древний йнстинкт подсказывал мне направление броска.

На секунду кот выскочил из пыли, запрыгнув на край вентиляционного колодца — квадратной бетонной трубы… Наши взгляды встретились. Кот дышал часто-часто. В глазах обреченного, загнанного зверя плавал страх. Я взревел и кинулся на него.

Не знаю, как это произошло. То ли от усталости и пыли кот потерял ориентир и то ли упал, то ли я сбил его сетью, а может быть, отчаявшись, от страха и бессилия, в поисках безопасного убежища он сам прыгнул в темный зев вентиляционного колодца — в гулкую бетонную трубу.

Раздался затихающий вопль, глухой удар. И все смолкло. Не сразу до меня дошло — кот пролетел девять этажей и упал на бетонный пол. Для того, чтобы упасть на ноги, кошке нужно взглянуть вниз и сориентироваться. Что можно увидеть в черной трубе высотой в девять этажей?

Я наклонился к трубе и затаил дыхание. Но смог услышать только гулкое биение своего сердца. Все, кота больше не было. Он предпочел смерть неволе.

Приходя в себя и остывая, отряхивая пыль, я провел на чердаке еще полчаса. Потом снова склонился к вентиляционному колодцу и долго слушал, стараясь поймать хотя бы шорох или стон со дна многометровой могилы — в трубе стояла мертвая тишина.

Тяжело вздохнул, ругая себя последними словами, подобрал клетку и направился к лифту. О, страсть к деньгам, о, неуемная жажда наживы, как легко потерять голову и стать варваром! Как трудно удержать свои порывы, когда кругом только и говорят о деньгах! И не деньги я потерял, а прекрасного кота, который мог стать моим другом.

Бедный Шлагбаум, я убил его и даже не могу похоронить по-человечески, предать тело земле. Грех, большой грех на мне…

* * *

Рано утром в субботу, без десяти семь за нами заехал Шувалов на своем желтом «ситроене», новеньком, доставленном из Парижа и еще хранящем запахи отделочных материалов. Грай попросил Шувалова задержаться на несколько минут, достал из сейфа и показал рисунок Анны Толстой. Шувалов вспомнит карандашные рисунки Нади Рушевой, сказал, что они тоже полны загадок и неожиданных откровений. Увидел портретное сходство белого кота с Граем и рассмеялся. Черный кот его озадачил:

— Хвост длинный, но у некоторых пород кошек хвост может достигать до сорока сантиметров, чтобы она могла лечь и полностью завернуться в него. Морда узковата, ушки, если это ушки нарисованы, не так стоят… Я бы даже предположил, что это не кот, а нечто, похожее на чернобурую лисицу. Хотя животное нарисовано несколькими разрозненными штрихами, и предполагать можно, что угодно. Толстая действительно хотела вам помочь?

— Вряд ли. Обещала мне дать разгадку, но сама сидит в «Крестах». Какой резон ей теперь сотрудничать с детективом? Скорее, это злая шутка. Хотя намек на истинное положение дел здесь может быть. В рисунке тайна, но ключа у меня нет.

Я посадил Елисея в кейс и поместил на заднее сиденье. Грай сел впереди, я с котом сзади. Мы поехали в город Пушкин, где открывалась международная выставка кошек. Бондарь тоже хотел поехать с нами, но ему пришлось остаться у телефона.

Выставка размещалась в большом приземистом здании, в помещении спортивного зала. На площадке перед зданием припарковались два огромных финских автобуса и десятки личных автомашин, наших и иностранных. Большинство участников шли с вокзала пешком. В кейсах, в самых разнообразных корзинках и сумках прибывали на выставку коты и кошки.

Я спросил у Грая:

— Какие будут инструкции? Охранять ли мне шуваловского кота?

— Нет, охранять не надо. Держись на виду и посматривай… Мало ли что…

Про себя я решил, что одним глазом буду все-таки приглядывать за Елисеем. Старая обида за утерянного кота Нади Молчановой жгла мне душу.

В большом спортивном зале с баскетбольными щитами и шведскими стенками стояли столы с разукрашенными клетками, в которых и находились кошки. Публика, заплатив за вход приличную сумму, медленно шла вдоль клеток, охала, приседала, восхищалась, задавала вопросы хозяевам, кричала кошкам, чтобы те посмотрели на них.

Кошки в клетках явно были в стрессовом состоянии, им наверняка казалось, что люди сошли с ума.

Хозяева кошек распаковывали сумки, ели, гребенками и щетками приводили в порядок шерстку своих питомцев. Шла обычная бивачная жизнь. Обычная ли? Где-то здесь находился хладнокровный убийца и тоже ласкал своего кота.

Это только говорят, что все кошки серые. Если бы я смог передать словами все это изобилие красок… Белый Базилио-акс-Быоти из класса чемпионов смотрел на меня оранжевыми глазами. Пока я на него любовался, он не мигнул ни разу и словно гипнотизировал меня. Черный Оскар Мономах из Дома Романовых, класс «Открытые коты*, рыл в камушках ямку. Бордово-красный Меркурий из Янтарного замка, класс международных чемпионов, нахально спал, набирая силы для конкурсного выступления. Оказывается, кошки спят в сутки восемнадцать часов.

Кремовый Дейл Альтердорф задирал соседа, черного дымчатого Инвара. Голубовато-кремовая Патриция Блю-айс, сидя сверху на клетке, украшенной наградами, старательно демонстрировала ухоженную шубку. Кремово-дымчатый Боливар Лакрус пытался соблазнить черепаховодымчатую Лоттис Кейн. Голубовато-кремовый дымчатый Ненси Калинсо хотел заманить в свою клетку и дать взбучку золотому тигровому Зонни.

Черный тигровый Сэр Йога торопливо глотал кусочки мяса. Кремовый красный Авдриман терзал хозяина за галстук. Черепаховая тигровая Диана умывалась. Красный Ка-мео Ларри Кейн скучал. Черный Арлекин Мери Шайн играл искусственной мышкой. Белый перс Эльф Шияьаки-Сан искал развлечений, просунув лапку сквозь клетку. Я пожал ему теплую лапку, он тут же хватил меня острейшими когтями, остался весьма доволен собой и начал подтачивать коготки для следующего зрителя…

Тут я обернулся и обнаружил, что не вижу Грая. Куда же он делся? Неужели оставил меня? А может быть, он этого и хотел — чтобы я на виду у всех ходил, как пугало, чтобы убийца меня видел? А сам Грай сел в засаду, затаился? Если так — надо продолжать осмотр.

Я окинул взглядом выставку и понял, что тону в обилии внешних впечатлений, они уже гнетут меня. Но как проникнуть в глубь этой своеобразной жизни, где найти спасательный круг?

— Как вам нравится наша выставка, Виктор? — услышал сзади женский голос.

Быстро оглянулся. Старательно уложенные волосы, аккуратный макияж, белый халат, насмешливый взгляд раскосых глаз из-под челки — на меня вела атаку Ирина Харитонова.

— Я прошла путь от стюарда, который умеет правильно показать кошку судьям, до ученика судьи, сегодня сдала экзамен судье международного класса и получила сертификат на судейство, — поздравьте меня.

Я что-то пробормотал, по она перебила:

— Из двадцати пяти белых персидских котов вы уже выбрали пять, достойных отличной оценки?

— Да, лучший — белый Эльф Шиньаки-Сан, я уже взял у него автограф, — и показал расцарапанную руку.

Встречаясь с людьми на выставке, я задавал себе вопрос — не он ли убийца и вор? Задал этот вопрос и сейчас. Прежде со мной Ирина держала себя тихо, словно была на вторых ролях, а тут неожиданная атака. Зачем я ей?

— Все это напоминает мне первую кошачью выставку, — начал я игру.

— Которая проходила в Англии более ста лет назад, — подхватила Ирина, — Вы стояли там, рядом с ее покровителями, особами королевской крови.

— Россия резво бросилась вдогонку… — улыбнулся я.

— Семь лет назад, имея в активе энтузиазм и огромное количество беспородных кошек. Первых чистокровных привезли из Польши и Чехословакии.

— Признаюсь, вокруг такое богатство. Я несколько растерялся, на что обратить внимание? — передал я ей инициативу.

— Это нормальное состояние. Сначала мы тоже ловили каждое слово, все было интересно. Потом, набрав опыта, стали оценивать свои силы и конкурентов, увлеклись борьбой. Теперь я получаю удовольствие от самого процесса выставки и конкурса, независимо оттого, получит моя кошка награду или нет. Я слышала, что вы большой патриот, поэтому обратите внимание прежде всего на сибирскую кошку.

— Но москвичи, с которыми я тут беседовал, заявили, что такой породы нет!

— В огромной нашей стране много еще неописанных, незарегистрированных и неизученных кошек! Нс наш клуб этого терпеть больше не хочет. Ведь даже в Петербурге на улице можно найти удивительную, необычную кошку и начать выводить новую породу. Мы прежде всего стараемся изучить и защитить аборигенных кошек нашей страны: сибирских, невских маскарадных, бобтейлей и других, еще не узнанных.

— Но мне трудно отличить сибирскую от американского мейкуна и от лесной норвежской кошки.

— А вы присмотритесь. Сибирскими в просторечии называют у нас всех пушистых кошек, но они не все настоящие сибиряки. Эти кошки нашего клуба уже выставлялись за границей и привозили медали. Уже в Германии есть филиал нашего клуба для выведения чистопородных сибиряков.

— А карелки где?

— Вот, смотрите — короткохвостые кошки, домашние рыси, крепкие, сильные, живучие звери. Корпус сильный, короткий, задние ноги заметно длиннее передних. Остаток хвоста от 2 до 12 сантиметров. Шерсть плотная, любого окраса. Карелку мы тоже демонстрировали на международных выставках.

Ирина не уходила и не проявляла нетерпения, значит ей что-то нужно от меня. И я продолжал задавать вопросы:

— Теперь можно взглянуть на невских маскарадных?

— Наша гордость — украшение выставки! Вариэта сибирских кошек самостоятельно возникла в недрах естественной петербургской популяции. По окрасу похожа на реголдов или тряпичных кукол, ее так Я хотели назвать. Но реголды вялые, не умеют охотиться, выставочная порода. А невские — бойцы и охотники, какие из них куклы? Смотрите — темная маска на бледном «лице», бежевый «плащ», белые «сапожки» и «перчатки» при темном фраке — прекрасный маскарадный костюм. Это память о невских маскарадах. Мы нашли эту кошку на Литейном проспекте.

— Новая порода кошек на Литейном проспекте? Трудно поверить. А вот недавно Грай… — я прикусил себе кончик языка, едва не выболтав, что шеф звонил в Астрахань.

— Так что вы хотели сказать? — поинтересовалась Ирина.

— Получил забавное письмо.

— Знаю, две дерущиеся кошки.

— Кто вам сказал?

— Кошачий мир тесен. Нельзя ли взглянуть? Может быть, я разгадаю вашу тайну.

По инструкции Грая, мы должны были показывать это письмо всем, кто им заинтересуется. Может быть, нащупаем ниточку, которая приведет к успеху. Я вынул из кармана ксерокопию рисунка и дал Ирине. Она не улыбнулась портретному сходству Грая и белой кошки. Про черную сказала:

— Куница. Я так и думала.

В центре зала шла продажа. Женщина держала на ладони дымчатого курчавого котенка… Даже усы у него были завиты.

Один из покупателей отозвал Ирину в сторону, для консультации.

— Это королевская кошка, или реке, — рассказывала хозяйка котенка. — Первый раз таких нашли в Чехословакии, признали их шерсть чесоточной и уничтожили. Предок моего котенка появился на свет в Англии, в Корнуэлле, в пятидесятом году. Его хозяйка была селекционером, разводила кроликов рексовых, королевских. У ее белой домашней кошки появился один котенок с кремовой, завитой в локоны шерстью, хозяйка обратилась к генетикам, занимавшимся разведением кошек. Чуть позднее рексовых котят нашли в Германии, а недавно наш клуб обнаружил уральского рекса.

После разговора с Ириной возвратился покупатель, передал хозяйке пачку денег, забрал котенка.

— Деньги туда, деньги сюда, — прокомментировала Ирина покупку. Она явно потеряла интерес к беседе со мной. Напомнила: — Не пропустите самое интересное, в конце дня награждение победителей, — и ушла, ступая быстро, энергично. «Можно ли подозревать Ирину в убийстве сразу трех человек», — спросил я себя и не смог ответить.

По радио называли номера, под которыми зарегистрированы кошки. Шувалов, услышав свой номер, взял Елисея и пошел в конец зала. Я сразу за ним, чтобы не потерять в сутолоке. В большой комнате за столом сидела пожилая финка Хамиляйнен — судья международной квалификации. Мне объяснили, что у нас в стране нет еще ни одного судьи такого высокого ранга. Рядом, в помощниках, сидели Ирина Харитонова и еще один молодой ученик.

Со стола судьи унесли очередного кота, подбежал толстячок-обслуга, из пульверизатора брызнул на стол, на руки судьям, протянул бумажные салфеточки.

Одетый в белый халат стюард взял кота у Шувалова, поставил на стол судье, на влажное пятно. Не зря мы кормили Елисея витаминами, расчесывали гребешками и щеткой. Шкурка кота словно испускала голубое сияние, так вспыхивают зарницы на темном ночном небе.

— Ой! — восторженно вскрикнула финка, ощупала кота от морды до кончика хвоста, нет ли где изъяна, измерила, полюбовалась и на прощание чмокнула в лоб. Улыбнулась, стала заполнять карточку.

Шувалов стоял в сторонке, вместе с другими хозяевами кошек, и смотрел то на своего любимца, то на судью. Стюард отдал кота Шувалову и тот отнес Елисея обратно в клетку.

Вернувшись в зал, я стал оглядываться, где же Грай? Я его потерял в самом начале, думал, что вот-вот объявится, но не дождался и стал искать. За клетками у стены сидели на низеньких спортивных скамеечках финны, пили кофе, расчесывали котов. В одном из этих финнов, в немыслимой кожаной куртке, которая прикрывала раненую руку, в лохматой, надвинутой на глаза шапке, я с трудом узнал Грая. Он сидел среди финнов словно свой и пил кофе из огромного китайского термоса. Поняв, что разоблачен, он ехидно усмехнулся и подозвал меня кивком головы. Я пробрался к нему и присел на корточки.

— Опасаетесь, что кота могут украсть на выставке?

— Все возможно. Шувалов здесь величина, его часто отзывают, кот остается без присмотра. Хорошо бы попробовали украсть сейчас! — он ударил кулаком по колену. Здесь бы и делу конец! Но… пока я сижу в засаде без толку.

В шестнадцать часов, когда в зале еще во всю бурлил поток зрителей, продолжались охи и ахи, часть любителей кошек собралась в конце зала со своими питомцами. Все так же поодаль стоял стол, за которым восседала Хами-ляйнен. С одной стороны к ней подсел судья англичанин, с другой — Ирина Харитонова, оба — судьи международной квалификации. Вдоль другой стены стояли в белых халатах стюарды.

Диктор называл номер, стюард брал у хозяина кошку под передние и задние лапы, чтобы она не могла вырваться или укусить, и поднимал вверх, показывая зрителям и судьям.

Лучшим кошкам давали «цац» — своеобразную медаль за красоту, присваивали звания.

Дошла очередь до шуваловского кота. Строгая блондинка взяла Елисея и подняла над головой. Кот вел себя благородно, не вырывался, не злился. Подняв голову, с достоинством позировал, давая всем на себя любоваться, словно утверждая своим видом — он из славной русской породы, пришел к нам из глубокой старины, из древних боярских вотчин, надежный хранитель амбаров и домов, он — русский голубой кот, считавшийся погибшим, но вот он — живая легенда, сохранен и теперь скоро восстановит свой род, и снова станут жить русские голубые в России, радовать людей и заниматься своим нужным охотничьим делом.

Шувалсз стоял отрешенно, смотрел сурово и твердо. Конечно, его именитые предки вершили громкие дела, но они не осудили бы его. Он как мог поддерживал достоинство своей фамилии, славу Отечества. И его дело нужно людям.

Вызвали Шувалова, он подошел, подтянутый, как офицер, одной рукой принял кота, в другую взял хрустальную вазу и кошачью медаль — «цацип». Кот забрался ему на плечи, посмотрел на людей зелеными глазами.

Члены совета клуба «Котофеич» тоже были тут, аплодировали Шувалову. Я быстро оглянулся. Геннадий Дмитриев смотрел с завистью, которую не скрывал, кассир Копейкин со скрытым волнением ждал, что дадут его кошке, с которой сравнивали шуваловского кота. Зависть и радость в его лице смешались в странную улыбку-усмешку. Валерий Верхов шевелил губами, словно просчитывал варианты, при которых мог крупно выиграть.

Ирина Харитонова из-за судейского стола смотрела с открытым восхищением. Надя Молчанова, я ее едва рассмотрел в толпе, плотна сжала губы и прижимала руки к груди — не могла улыбаться, готовая заплакать. Неловко мне встречаться с ней взглядом. Но я не разрешил себе смущаться и краснеть — дело еще не окончено.

К семнадцати часам поток зрителей стал уменьшаться. Надя отыскала нас с Граем и позвала на экстренное заседание членов совета клуба «Котофеич». Мы пошли за ней, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж и, пройдя по коридорчику, очутились в небольшом зале, заставленном тренажерами. Шувалов восседал на велоэргометре, Копейкин сел на гриф штанги, Ирина Харитонова, Геннадий Дмитриев, Валерий Верхов оседлали тренажеры для различных групп мышц.

Надежда Молчанова устроилась рядом с Копейкиным, положила блокнот на колено, приготовила ручку.

Только для Грая был принесен стул.

Был еще юрист клуба Юрий Яковлев, человек с кругленьким личиком, но с жестким и быстрым взглядом. Еще три молодых человека из новых, которых я видел в зале, возглавлял их длинноногий и джинсово-кожаный нахал Сергей Сергеев с тонкими злыми губами и следами грима на лице. Они сидели кучкой на матах в углу.

— Присаживайтесь, — предложил Копейкин, который председательствовал на собрании. То, как он держался, намекало на определенные перемены в направлении деятельности клуба. Я сделал вывод, что с «гуманизацией общества через внедрение культуры обращения с кошками» покончено. Теперь, к сожалению, у нас в стране все говорят о деньгах, деньгах и деньгах. Иногда, правда, в ином порядке. Вероятно, делал крутой поворот и клуб «Котофе-ич».

— Здесь не комфортно, поэтому никаких лишних разговоров, все говорят сжато и по делу, — продолжил Копейкин. — Мы обменяемся мнениями по моральным и материальным аспектам найма клубом «Котофеич» сыщиков частного агентства Ярослава Грая.

— Разрешите мне начать? — поднял руку Сергей Сергеев. — Вы сделали основательный доклад, все подробно изложили. Нам самим надо решить, продолжать ли расследование. Самим! Что нам этот сыщик с раной?

Я помнил с детства дурацкий каламбур: «Солдат с раной», — попробуйте быстро произнести и сразу поймете настоящий оскорбительный смысл. Я повернулся и в упор посмотрел на парня. Сергеев мне нахально засмеялся в лицо, рассчитывая, что я сорвусь. В физическом плане он не представлял из себя ничего значительного. По-видимо-му, хотел вывести нас из равновесия… Я взглянул на Грая. Тот сидел невозмутимо, словно и не было грязной реплики. Он держал удар.

Шувалов покраснел и попросил слова.

Но… заговорили сразу все, ничего стало не понять. Копейкин достал из кармана блестящий металлический червонец с позолоченной серединой, постучал по штанге. Все замолчали.

— Финансовое положение клуба осложнилось. Я сегодня голосую против частного расследования из-за материальных соображений. Но прав ли я? Хочется быть объективным, честным перед собой и перед вами. Как большинство решит, так и будет. Мы пригласили детектива Ярослава Грая и его помощника Виктора Крылова — пусть они ответят на вопросы, которые могут у нас возникнуть, и мы окончательно решим, продолжить расследование или нет. Кто начнет?

Поднялся Шувалов.

— Напоминаю, — предупредил Копейкин, — до закрытия выставки осталось сорок минут.

— Наш клуб — организация не коммерческая, — подчеркнул Шувалов. — У нас в кассе мало денег, и расследование в материальном плане для нас разорительно. Но есть такие вопросы, котооыс нельзя решать с точки зрения бы-годио-невыгодно. Пропали, и с ужасом я дополню — безвозвратно! — восемь кошек старинной русской породы, пережившие войны и голод, чудом возвращенные нами к жизни. Осталось всего три особи, три русских голубых. Из них одна израненная Верхова, неизвестно, выживет ли? Это расследование — дело нашей чести. Если оно будет прекращено — я снимаю с себя обязанности председателя клуба «Котофеич» и выхожу из него.

Парень, сидевший в углу на мате, этот длинноногий нахал Сергей Сергеев, выкрикнул:

— Послушайте, граф Шувалов, вы же дворянин! Для вас главное — честь и совесть! Вы должны заниматься политикой, бомбы кидать в большевиков, которые разорили, пустили по миру ваш род! А вы — кошками занимаетесь. Это некрасиво. Оставьте кошек плебеям, граф.

Шувалов вполне владел собой и не терял достоинства:

— Жулики обычно плохо считают, но вы, похоже, не жулик, потому что считать совсем не умеете. Моя пара русских голубых дает, прибыль государству больше, чем иной завод с сотней рабочих. Поэтому кошки — дело политическое. Я — зоолог, вернуть государству утраченную породу считаю для себя делом чесги.

Молодой человек хотел еще что-то крикнуть, но Копейкин погрозил ему пальцем, и тот замолк на полуслове.

— Что вы скажете, Ирина? — спросил Копейкин.

Ирина Харитонова растерянно оглянулась, заговорила неуверенно:

— Обычно я на таких совещаниях сидела рядом с Германом Ереминым, и мы вместе вырабатывали свое мнение.

— Поотчетливей, пожалуйста, — попросил Копейкин.

— Сегодня мне не с кем посоветоваться, и я в затруднении. Поэтому воздержусь от высказывания своего мнения и приму то, что решит большинство. Ну, а если мы сочтем возможным самораспуститься, что, судя по общему настроению, вполне возможно, то я поддержу и это решение.

Копейкин сурово посмотрел на Ирину.

— Вопрос о самороспуске клуба не подымался и, я думаю, преждевременен. Попрошу высказаться вас, Верхов. Напоминаю, до закрытия выставки осталось двадцать восемь минут.

— Я с самого начала был против этой авантюры с частным сыском. В течение года у нас пропало в клубе шестнадцать персидских, а потом еще восемь русских голубых. Мы начали поиск, в результате погибли три человека, из них один — член совета нашего клуба. Вдруг, если мы продолжим расследование, погибнут еще люди? Кто следующий кандидат в покойники, кто торопится на тот свет? Или детектив Грай гарантирует, что больше никто не погибнет?

— Не могу дать такой гарантии, — ответит Грай. — Вы меня нанимали расследовать исчезновение кошек, а раскрытием убийств занимается уголовный розыск. Правда, если это окажется одно и то же лицо, тс мы выдадим его милиции.

— Я считаю, — нервно вскрикнул Верхов, — ничто не может оправдать гибель людей! Надо немедленно прекратить следствие. Правда, я вынужден сделать частное заявление. Жизнь противоречива, и не сказав это, я не смогу вернуться домой. Два моих взрослых сына считают, что наш кот смог вырваться от похитителя и вернуться домой только благодаря тому, что Грай встревожил преступника, тот начал терять уверенность, нервничает. Одной из его ошибок и воспользовался наш кот. Возможно, во время перевозки к неизвестному нам дальнему пункту похититель открыт клетку, кот воспользовался этим, например, вцепившись в руку жулику, и с боем вырвался на свободу. Я делаю заявление от моих сыновей, что если расследование будет нами прекращено, они сами наедут средства, правда, не такие значительные, для его продолжения.

— Так вы за или против? — не выдержал Копейкин.

— Я против, — повторил упрямый Верхов. — Но мои сыновья поступают так, как считают нужным.

— У вас все? — спросил Копейкин.

Геннадий Дмитриев поднялся, не дожидаясь, пока ему предоставят слово.

— Я встал, потому что не могу обращаться к товариществу сидя. Я обращаюсь ко всем, хотя не скрываю, что всегда был сам за себя. Мне потому и нравится наш клуб — мы тут, вроде, объединены, ио каждый действует как хочет. Сам вырастил котенка, сам нашел покупателя, сам продал, сам получил денежки. И может, поэтому в нашем клубе много состоятельных людей. Я считаю, что детектив Грай ведет следствие неправильно, делает грубые ошибки, из-за его халатности погиб скорняк Левитин, а может, и другие двое на его совести. Наш клуб может быть втянут в громкий уголовный процесс, и его последствия непредсказуемы. Вспомните, еще Наполеон говорил: «Грязное белье надо стирать дома».

Не глядя ни на кого, Геннадий сел.

Парни в углу засвистели и закричали:

— Долой расследование!

Копейкин снова постучал металлическим червонцем по штанге.

— Осветить этот вопрос с правовой стороны мы пригласили нашего юриста Юрия Яковлева. Скажите, Юрий Васильевич, прав ли Геннадий в своих мрачных прогнозах?

Юрист подобрал кругленький животик, набычил круглую голову и заговорил быстро, напористо:

— Все зависит от того, насколько правильно составлен договор о найме детектива для частного расследования. Если в договоре точно определено, что он нанимается для расследования факта пропажи кошек, являющихся частной собственностью конкретных лиц и за хищение которых налагается штраф или административное наказание, то никакими неприятностями клубу это не грозит. Я могу взять на себя составление такого договора.

Речь Яковлева мне понравилась, это язык всех юристов, деловой и точный. Грай тоже наградил его улыбкой.

Уже по инерции Копейкин постучал по металлической штанге монетой и предупредил:

— До закрытия выставки осталось четверть часа. Но прежде, чем предоставить слово Граю, мы обязаны выслушать нашего секретаря Надежду Молчанову. Она пыталась несколько раз поднять руку, но каждый раз ее забивали речистые мужчины.

Надежда прижала руки к груди, словно озябла.

— Я часто вспоминаю свою пропавшую кошку. Она мне снится и что-то говорит, о чем-то предупреждает, о чем-то близком и страшном. Я не могу понять ее и просыпаюсь в холодном поту. Я и днем нахожусь в страхе. У нас за год пропали двадцать три кошки, три человека при расследовании погибли. И нет никакого следа. Я полагаю, что это действует мафия, хорошо организованная и многочисленная. Только ей под силу такие масштаб и скрытность, высокая организованность. Я не хочу стать ее очередной жертвой, не хочу, чтобы кто-то из вас ушел из жизни, как Герман Еремин. Я боюсь, простите меня, но я против расследования.

— Довольно покойников! — завопили мои молодые соседи. Копейкин строго постучал по штанге, и они утихли.

— Считаю, все достаточно ясно высказались. Перед тем, как приступить к голосованию, полагаю, нужно выслушать Ярослава Грая.

Придерживая раненую руку, Грай поднялся со стула, взглянул на Шувалова, который с видимым напряжением выслушивал своих товарищей, и грустно улыбнулся ему.

— Разноречивость мнений не удивляет меня. Я ждал этого. Ваш клуб — маленькая копия нашего государства. То, что творится в государстве, происходит и в клубе. Отечество потрясено, его раздирают противоречия, во всем — неразбериха. Жулики всех рангов умело пользуются нашим хаосом, а честные люди растеряны, не знают, что делать?

— Нельзя ли конкретнее? — перебил его Копейкин. — Вы уже вышли на след похитителя кошек?

— Нет, отвечу откровенно. Похититель практически не оставляет следов. Я обозначил ситуацию в целом, теперь отвечу каждому. Вы, Копейкин, безусловно, правы: ведение частного расследования — дорогое дело и опустошает кассу. Это хороший довод, если ты чувствуешь дыхание погони на своем затылке.

— Что это за выпады, Грай?! — взревел Копейкин.

Но Грай остался невозмутимым и продолжал говорить так же спокойно.

— Многие люди в стране, как Надежда Молчанова, испугались за свою жизнь и готовы пожертвовать малым, чтобы выжить. Другие, как Ирина Харитонова, не знают, на что решиться. Или делают вид, что не имеют своего мнения, по крайней мере его не высказывают, как говорится, себе на уме. Мне понятен гнев яростного индивидуалиста Дмитриева — ты меня не трогай, и я тебя не трону. Вы, Геннадий, справедливо упрекаете меня за смерть скорняка Левитина. Но, подумайте сами — тяжелая, пугающая ситуация сложилась в клубе давно. Бесстрашный, ловкий жулик запугал вас. Еще немного, и он полностью подчинил бы вас своей воле. У вас не было другого выхода, как нанять меня. Мы с вами испугали жулика, и он, ожидая справедливой мести, дрогнул и в отчаянии пошел на крайние меры, стал убивать тех, кто знал о его делишках и мог выдать. До противности знакомо мнение скептика и нытика Верхова. Он разуверился во всем, ни во что не ставит милицию и возможности частного расследования. Валерий, я не могу дать гарантии — погибнет ли еще кто-нибудь? А кто в нашем государстве может пообещать, что жертв больше не будет? И я не бог. Но я согласен с Шуваловым — во всех делах, даже самых малых, мы должны помнить о славе Отечества, о его пользе.

— Вы взялись за расследование и попросили аванс, чтобы принести пользу Отечеству? — взвизгнули в углу.

— Наши интересы совпадают. Я разыскиваю уникальных животных и ловлю жулика, что требуете вы, и заодно поймаю негодяя убийцу, что требует моя совесть, я зарабатываю себе гонорар и приношу пользу, — Грай посмотрел на часы. — Три минуты до закрытия выставки. Вам хватит времени, чтобы принять решение.

Уходя, мы слышали, как Копейкин стучит металлическим червонцем по штанге, добиваясь общего внимания. Уже было тридцать минут седьмого, посетители почти все разошлись, гул в зале затихал. Участники выставки забирали своих кошек и спешили к выходу. Глядя в зал, Грай мрачно сверкал глазами. В самодеятельном буфетике я купил красное яблоко и торопливо грыз его, чтобы заморить червячка.

Члены совета спускались по деревянной лесенке и по одному проходили мимо нас.

Парни открыто смеялись, а джинсово-кожаный Сергей Сергеев показал пальцем на меня и во весь голос заржал:

— Бу-га-га…

«Может быть, нам еще придется встретиться, — сдерживаясь, подумал я. — Не люблю оставаться в долгу».

Геннадий Дмитриев громко фыркнул носом, Верхов вяло махнул рукой.

— Прощайте, — тихо, я едва понял ее, произнесла Ирина Харитонова.

— Что ни делается, все к лучшему, — строго сказала Надежда Молчанова, тряхнув косой. — Они сильнее, и нам не следует рисковать.

Юрист Яковлев молча кивнул.

Копейкин, теперь почти уже председатель клуба «Ко-тсфеич», величественно глянул на нас и пробасил:

— Подавляющим большинством голосов принято решение прекратить расследование. Наш договор аннулируется. — и заторопился к своей кошке.

Шувалов остановился, в раздумье покрутил в руках банку с пивом, бутылку шампанского, но пить ничего не стал.

— После закрытия выставки я сложу с себя обязанности председателя клуба и выйду из него. Молодежь выучилась, требует места под солнцем, и у нас грядет новый раскол… Пойдемте, пора ехать.

Грай резко повернулся ко мне.

— Ты очень громко жуешь яблоко.

Я чуть не подавился.

— Оно такое твердое…

Грай в раздумье потрогал колючий подбородок.

— Я дал слово не бриться, пока не отыщу жулика.

— С бородой станете выглядеть солиднее, — успокоил я его. — Мне тоже придется не стричь волос. Что же, заплету косичку.

— Поиск придется продолжить за наш счет. Ты готов?

— Да, готов. Но капитан Бондарь не давал никакого обещания. Он просто снимет нас с довольствия.

Грай вздохнул.

— Финансовое положение у нас поганое. Мы посрамлены и изгнаны… Никогда, Виктор, не плачь и не жалуйся. Детектив должен любую ситуац’по использовать в свою пользу. Итак — мы посрамлены и изгнаны. Нас больше в расчет не берут — какой же частный детектив станет работать бесплатно? Вывод — мы можем ставить мышеловку.

Грай усмехнулся, затем на лице его вновь появилось мрачное, унылое выражение. Он даже ссутулился и, бережно поддерживая раненую руку, медленно, старческой походкой пересек зал. Я шел сзади, и у меня было ощущение, что мы участвуем в собственных похоронах. Копейкин шумно распоряжался в зале.

Я взял кейс и разместился с Елисеем на заднем сиденье машины. Шувалов с Граем сели вперед, и мы покатили в Питер.

После долгого молчания Шувалов пожаловался:

— Я как игрок на хоккейном поле. Меня прижали к борту и мощным ударом вышвырнули с поля. Лежу, дергаюсь, а встать, наверное, не смогу.

— Не надо драматизировать, — попытался успокоить его Грай. — Лучше скажите, правда ли, что хорошая кошка за три дня чувствует, что ее украдут?

— Есть такая шутка про собак. Но кошки не менее чувствительны. Просто они сказать не могут, а мы, люди, невнимательны и плохо знаем их язык.

— Елисей не чувствует, что его скоро украдут? Он вам ничего не говорит? Прислушайтесь.

— У него в кейсе телефон отключен, — отшутился Шувалов. Он высадил нас у самого крылечка и сразу поехал домой.

Капитан Бондарь держал ужин в духовке на маленьком огне.

Снимая пальто, я потянул носом и попробовал угадать:

— У нас сегодня гречневая каша со шкварками и бараньи почки под сметанным соусом.

Бондарь улыбнулся.

— Ты прав… — но тут зазвонил телефон.

Бондарь снял трубку.

— Просят вас, Грай.

Грай нажал кнопку на селекторе.

— Здравствуйте, Стриж.

— Докладываю. Я звоню со станции метро «Автово». Груз пришел сегодня, мною получен. Сейчас находится у меня в машине, ведет себя нормально, воду и пищу принял. Машина замаскирована, находится неподалеку. Вижу, подъезжает объект. Дополнительные инструкции будут?

— Действуйте, как договорились. Ночь дежурите, утром, после ухода объекта, занимайте плацдарм и устраивайтесь, привыкайте к месту действия. Днем сможете выспаться.

Бондарь положил кашу в тарелки — снова звонок. Грай пошел сам к телефону.

— Слушаю вас, Сапунов… Завтра в шесть тридцать утра жду вас у себя.

Меня словно магнитом притягивают загадки Грая.

— Утром военное совещание, я приглашен?

Грай хмуро придвинул к себе тарелку.

— Ты заслужил отдых и до завтрака мне не нужен. Постарайся выспаться получше, воскресенье — сложный день.

Больше всего человека обижает недоверие. В деле появились подробности, которые мне не нужно знать? Какие задания получат оперативники, приглашенные Граем?

Сразу после ужина я поднялся к себе, положил голову на подушку, приказал себе не искать ответа на эти вопросы и быстро уснул.

* * *

На следующее утро, в воскресенье, после завтрака, в девять часов я сел за свой стол и раскрыл газету «Вечерняя Нева».

Грай постелил на стол плотный лист бумаги, достал из стола масленку, отвертку, маленький шомпол и старинный ржавый с кремневым бойком пистолет. Откуда он их берет? Я уже спрашивал, он ответил, что когда коллекционируешь — они сами в руки плывут. Только дорого платить приходится. Зачем ему нужны эти совершенно бесполезные пистолеты, я понять не могу. Может быть, ему лучше думается, когда он ковыряется в старом железе?

Вот первый звонок телефона. Грай включил селектор.

— Докладывает Олег Стриж. Ночь прошла спокойно. Посылка вела себя хорошо. Объект убыл. Мы оккупировали место действия. Посылка на свободе, ведет себя удовлетворительно. Вода и мясо поставлены. Я изолирован и ложусь спать. До вечера.

— Хорошо, контрольная связь в восемнадцать часов.

Второй звонок был в одиннадцать.

— Докладывает Савелий Сапунов. Я звоню из Пушкина, нахожусь в спортзале, на втором этаже в кабинете директора, тут небольшое окошечко в зал. Объект находится на месте, все в порядке. К нему подошел появившийся на выставке англичанин мистер Джон Смит. Они говорят по-английски. Джон собирается купить Елисея, он напорист, доставал из кармана пачку фунтов стерлингов. Может, что-нибудь придумать и спровадить мистера? Он, вроде, под мухой и несколько навязывает свое общество.

— Продолжайте следить за обстановкой. Напоминаю — ни в коем случае не обнаруживайте себя. Можно вмешаться только в крайнем случае, если объекту будет грозить непосредственная опасность.

— Понял, возвращаюсь к объекту.

Я прочитал от корки до корки «Вечернюю Неву», затем «Санкт-Петербургские ведомости». Грай продолжал мучиться со старинным пистолетом. Да разве отчистишь ржавчину одной рукой? Я снял пиджак и пришел ему на помощь. Только измазал руки в ржавчине, звонок. Взглянул на часы — тринадцать ноль-ноль. Грай нажал мизинцем на кнопку селектора.

— Докладывает Сапунов. К Джону Смиту присоединился норвежец, имя его еще не знаю, и тоже хочет купить Елисея. Они торгуются и набивают цену. Вокруг Елисея начинается ажиотаж. Откуда-то появился фотокорреспондент со вспышкой. Толпятся ротозеи, подходят любители, вести наблюдение становится сложно. Объект все время в плотном окружении людей.

Грай забеспокоился:

— Смотрите в оба. У нас соперник нс просто умный, а талантливый. Мы уже имеем в деле три трупа, не прозевайте, — чтобы сегодня не появился четвертый. Мне этот ажиотаж не нравится.

— Понял, иду к объекту.

Через полчаса снова звонок.

— Докладывает Сапунов. Объект повел судью, финку Хамиляйнен, на прогулку в парк. С ними идут Джон Смит и норвежец. За Елисеем присматривает кассир Копейкин. Норвежец мне кажется опасным. Джон Смит подозрителен. У него походка российская, скован в движениях.

— Все опасны, пока убийца не схвачен. Идите в парк.

Обедать мы с Граем хотели по очереди, но Бондарь запротестовал — что это за обед, если кому-то придется есть холодный суп! Я открыл дверь из кабинета в прихожую, вынес телефон, поставил на стул около столовой. И мы направились обедать вместе.

Капитан Бондарь порадовал хорошим воскресным обедом — суп из куры, винегрет, блинчики со сметаной, компот из тыквы. Но, боюсь, мы не смогли по-настоящему оценить его стараний, потому что невольно торопились. Когда зазвонил телефон, я нечаянно затолкал в рот целый блин со сметаной и в трубку пробормотал абракадабру, чего, разумеется, делать не следует.

— Докладывает Савелий Сапунов, — ответили мне. — Объект возвратился из прогулки по парков Елисей цел. Его цена поднялась до пятисот долларов.

Вообще, воскресный день тянулся слишком долго. Не люблю сидеть без дела. Единственное развлечение — каждые полчаса Грай велел выходить на улицу и прогревать мотор нашей «Нивы», что я делал с удовольствием.

Снова звонок Сапунова.

— Выставка взбудоражена возможной продажей Елисея, уже держат пари, за какую цену кот будет продан, один из членов совета клуба «Котофеич» постоянно топчется рядом. Полагают, что за Елисея дадут восемьсот долларов — цена, невиданная для этой выставки.

В семнадцать тридцать снова звонок из Пушкина, торопливый голос Сапунова:

— Выставка закрывается. Цена на Елисея поднялась до восьмисот долларов — здешний рекорд. Объект нервничает, потребовал за кота тысячу восемьсот долларов наличными. Сказал, что мы не банановая республика и не позволим за бесценок расхватывать наши сокровища. Скандинав из торга выпал, англичанин с ценой согласился, договорились сделку совершить завтра утром. Англичанин исчез. Копейкин просился в машину к объекту, но получил отказ. Объект сослался на усталость и гололед.

В восемнадцать пятнадцать снова звонок, голос Сапунова неспокоен:

— Шеф, боюсь, я допустил промашку. При выходе объекта из зала с боковой темной лестницы вынырнул этот англичанин Джон Смит. Похоже, он так же ведет наблюдение за объектом. Сейчас он садится в желтые «Жигули». У меня такое впечатление, что он липовый англичанин. Может, прощупать его? Все садятся в машины и разъезжаются. Что мне делать?

Грай заговорил медленно, чтобы успокоить оперативника:

— Не волнуйтесь, Савелий, все идет нормально. Кроме вас и англичанина, кто-нибудь следил за объектом?

— Думаю, нет… Вспомнил! Я же этого Джона Смита видел прежде мельком. Только он вырядился и — ни слова по-русски, поэтому не сразу его узнал.

— Держите язык за зубами, вы правильно вспомнили, это наш человек, — перебил его Грай. — Поезжайте за объектом в Петербург. Доведите до дома. Вас встретит Олег Стриж и примет дежурство. Будьте осторожны, вас видели в зале, а у дома может быть засада. Вы сегодня много поработали и сильно устали, сможете еще продержаться?

— У меня в машине термос с кофе и бутерброды, по дороге подкреплюсь. Объект уже заводит машину. Он знает, что мы его прикрываем?

— Объект знает. Но об этом не должен догадываться тот, кого мы ищем. Не выдайте себя.

— Машины начинают разъезжаться, я тоже еду.

Тут уж я не выдержал:

— Сапунов с раннего утра на ногах. Он устал и невольно может ошибиться. Олег тоже на ногах весь день. Зачем я здесь сижу? Пойду и сменю Сапунова.

— Нет, сиди у телефона.

— Почему вы меня вывели из игры? Вы мне не доверяете? Тогда скажите прямо, пойду обратно в фермеры!

— Не суетись, — буркнул Грай.

Но я завелся.

— Вы объясните, почему сегодня взяли меня на короткую цепочку?

— У тебя сегодня роль телефонной барышни. Когда выбьешься из сил, скажи, сменю тебя. А пока не отходи от телефона, сиди, как приклеенный.

Я скрипнул зубами, с ненавистью глядя на телефон.

Снова звонок. Время — девятнадцать тридцать. Мне уже так надоела роль секретаря, что, сняв трубку, я вздохнул.

— Слушаю.

— Простите, куда я попал? — спросил высокий мужской голос, показавшийся мне неестественным.

Я опомнится.

— Частное детективное агентство Ярослава Грая. У телефона Виктор Крылов.

— Мне нужна срочная помощь, не могли бы вы подъехать на Сенную площадь, дом три?

— Что с вами случилось?

— Хотелось бы поговорить с самим Граем, это возможно?

— Как доложить, кто его спрашивает?

— Меня зовут Пето Селиванов, я болгарин, по профессии — доктор и хотел бы поговорить с самим Граем.

— Болгарский доктор Петр Селиванов хочет попросить вас приехать на Сенную площадь, дом три. Согласен говорить только с вами.

— Ярослав Грай слушает… Алло… Вас не слышно, алло! Ничего разобрать не могу… Что там шумит? Вам плохо?.. Алло!.. Вот черт, разъединили!

— Связь оборвалась? — забеспокоился я. — Может, он перезвонит?

Грай недоуменно пожал плечами.

— Если это был контрольный звонок, то сейчас жди событий. Мышеловка уже поставлена, — подумал вслух Грай.

— Это вы о чем?

Но Грай не ответил.

Через восемнадцать минут позвонил Сапунов. Говорил он медленно, видно, сильно устал.

— Я нахожусь на проспекте Стачек около метро «Авто-во». Напротив дома, где живет объект. Из Пушкина за объектом следом ехали Геннадий Дмитриев с Надеждой Молчановой. Перед въездом в город они обогнали нас и уехали вперед. Больше близко никого не видно. Объект вошел в квартиру, зажег свет. Я вижу его окна. Рядом со мной стоит Олег Стриж. Я передаю ему объект. Сейчас он займет пост на лестнице. Дополнительные инструкции будут?

— Я знаю, вы сильно устали, но попробуйте сосредоточиться. Что-нибудь заметили подозрительное, какие-нибудь мелочи?

Но Сапунов вдруг возбужденно закричал:

— По-моему, там что-то стряслось. Объект пробежал мимо окна и чуть не сорвал занавеску. Он хочет выброситься в окно?!

— Быстрее к Шувалову! — заорал Грай, — Сейчас мы тоже едем. Там «он»!

Я накинул на плечи Грая меховую куртку, схватил свою шапку и выбежал из дома. Встревоженный капитан Бондарь крикнул вслед:

— Вы куда?

— К Шувалову! — ответил Грай. — Подежурьте у телефона.

Не зря я каждые полчаса выходил прогревать старенькую «Ниву». Мотор сразу завелся, и мы выехали на проспект Стачек так быстро, что нас даже закрутило на обледенелом шоссе. Ехать тут недалеко, и через четверть часа мы утке остановились около семиэтажного сталинского дома напротив метро «Автово». Поднялись в лифте на пятый этаж. Там на площадке нас встретил плечистый, грудь колесом, Олег Стриж, усталый, придавленный неудачей Сапунов и взволнованный, со старинной шпагой в руке Шувалов.

— Осторожнее, не затопчите следы, — предупредил Сапунов.

Лампочки на пятом этаже, а также выше и ниже, не было. Откуда-то сверху доходил тусклый свет.

— Я действовал строго по инструкции, — доложил Сапунов — привел объект в дом. Слежки, хвоста за нами не заметил. В квартире было тихо, я пенял, что там все в порядке, и пошел позвонить вам, доложить обстановку. Но я должен был догадаться! — он ударил себя кулаком по ноге. — Я осмотрел всю лестницу, никого. Но я должен был догадаться, что он опередил нас и прячется где-то здесь. Я пошел звонить — это заняло минут семь-восемь. Он вышел из укрытия, открыл квартиру и выманил кота.

Грай посветил фонариком, осматривая следы. Около двери лежал небольшой флакончик с пульверизатором. Грай поднял его за кончик трубочки, понюхал:

— Я так и знал.

Положил флакончик в бумажный пакет и отдал мне.

— Посмотрим, может, отпечатки есть.

Снова стал светить вниз.

— Смотрите, капельки крови, — заметил Сапунов. Грай достал носовой платок, промокнул капельку.

— Еще не засохла, свежая. Интересно, кровь человека или кошки? Немедленно направим на анализ.

Шувалов впустил нас в просторную прихожую.

— Как все произошло, Александр Николаевич? — спросил Грай несколько резче, чем обычно.

— Я все делал как вы велели. Вошел — смотрю клетка с открытой дверцей, рядом миска, в которой было мясо, миска с водой, тазик с песком. Гостьи не видно. Мой Елисей учуял запах кошки, заволновался, завыл, я его пожалел и выпустил. Он тут же ее нашел, она затаилась под вешалкой. Дикая, камышовая, страшная кошка. Драться с ней пришлось бы по-настоящему. Елисей тут же начал ухаживать за дамой, вижу — влюбился. И она не прогоняет его. Вдвоем, видно, не так страшно ей.

Шувалов подвинул к двери клетку, положил на нее фонарик. Я ахнул: так вот какой сюрприз-ловушку приготовил Грай жулику — дикая камышовая кошка из Астрахани! Вот что означали его слова: «Пусть теперь кошки защищают себя сами, а я им помогу».

— С трудом утащил Елисея в другую комнату, — продолжал Шувалов, — и запер его на швабру. Дверь в коридор, видите, стеклянная, все видно. Кошка стала понимать — ничего ей не грозит, и начала успокаиваться.

В это время ручка входной двери шевельнулась. Кошка принюхалась, как вы и предсказывали, пошла к двери, как притянутая магнитом. Когда приоткрылась дверь, кошка рванулась туда. Дверь захлопнулась, и судя по шуму, началась драка. Раздались жуткие кошачьи вопли и сдавленный стон человека.

— Голос высокий или низкий, мужской или женский? — быстро спросил Грай.

— Затрудняюсь сказать определенно. Словно ребенок стонал, жалостливо так. Вы мне запретили выходить под страхом смерти. Но я не выдержал — сорвал со стены боевую шпагу прадеда и ринулся на лестницу… На площадке было уже пусто, внизу хлопнула выходная дверь, и все затихло. Минуты через две появились ваши люди.

— Обманул он нас, — вскрикнул Грай, — опять обманул! Детектив выходил на семь минут доложить обстановку, а он этим воспользовался. Ему хватило времени. Наверняка, он появился прежде нас и ловко спрятался.

— Что может сделать кот с человеком, одетым в зимнюю одежду? — усомнился я.

— Человек, идущий на опасное дело, не станет кутаться, чтобы одежда не сковывала движения, — ответил Грай. — И потом — хотел бы я увидеть эту кошку в деле.

— О! — восхищенно произнес Шувалов. — Вы бы видели ее, не уступит рыси, крепкий экземпляр. Такая налетит, как молния. Человек опешит, ему не до воровства, будет думать, как спастись. Если кошка вцепится в горло, может и задушить. В любом случае оставит метки на руках, на шее, лице, голове…

— Итак, ребята, — подвел итог Грай, — завтра ищем меченого.

В комнате на стене висела старинная гравюра — Иван Грозный с кошкой. Большая, широкотелая, с могучей рельефной мускулатурой, с кисточками на кончиках ушей, с пышной шерстью и гривой, с широкой мордой и широко поставленными глазами напряженно-внимательно смотрела на нас кошка, из глубины времен.

— Отменная кошка! — восхитился Грай.

— Похоже, сибирская — ответил Шувалов.

Рядом с гравюрой висела парадная шпага с камнями, Шувалов стал вешать на стену вторую, парную. Я попросил посмотреть. Моя ладонь не вместилась в эфес. Руки у графа были маленькие, а у меня, потомственного крестьянина, не ладонь, а настоящая лопата.

— Где же может быть наша гостья, камышовая кошка? — сам себя спросил Грай.

— Если вор не унес ее с собой, то спряталась в подвале или на чердаке. Уйти не должна — дом построен в виде кольца, — заторопился Шувалов.

Елисей все время крутился у двери. А когда мы стали уходить, вырвался на лестницу и исчез в темноте.

— Куда это он? — изумился я.

Шувалов схватил фонарик, мигом вытолкал нас и побежал наверх в темноту, на ходу крикнув:

— Подружку побежал искать! Сейчас я ему помогу.

* * *

Мы заканчивали завтракать, когда первый раз в понедельник звякнул колокол. Часы показывали восемь пятьдесят. Я открыл дверь — на пороге стоял начальник уголовного розыска Георгий Головатый. Он хмуро поздоровался, отдал мне пальто и шапку, заглянул в кабинет.

— Где Грай?

— Чай пьет.

Головатый вошел в столовую, уселся на стул напротив Грая, попытался улыбнуться:

— Доброе утро.

— Стаканчик чая? — спросил Бондарь, налил чаю в резной тонкий стакан, пододвинул сахарницу и ушел на кухню.

— Мне бы сейчас стакан водки, упасть лицом в подушку и наплакаться вволю… — горько вздохнул Головатый, грея руки на стакане. Затем выпрямился, расправил плечи и, переменив интонацию, сердито спросил: — У нас с вами уговор помогать друг другу в деле с кошками. Он еще действителен?

Мне даже жаль стало Головатого, видно, большие неприятности у человека.

— Да, — ответит Грай.

— В таком случае я хотел бы воспользоваться вашей информацией.

— Вы в тупике?

— Следов мало, все они нечеткие. Как в первый день… А вы продвинулись вперед?

— Надеюсь, что да.

— Вы знаете, кто убийца? — в глазах Головатого появилась искорка надежды.

— Я не занимаюсь этим вопросом, я ищу жулика, который ворует котов.

— Черт бы вас побрал, бросьте прикидываться, разве это не одно и то же лицо?

— Вполне возможно. Но я не могу вести расследование в таком направлении, у меня нет ни сил, ни средств на поиск убийцы. Вы, наверное, знаете, клуб «Котофеич» прекратил договор с нами, и я веду поиск жуликов только потому, что дал слово. Веду за собственный счет. Скажите, Головатый, на пульверизаторе есть отпечатки пальцев?

— Нет, человек был в перчатках.

— Это элементарная предосторожность. А кровь на лестнице кошачья?

— Нет, кровь человека.

— Что ж, может быть, сегодня мы его и вычислим.

— Вы темните, Грай! — зло бросил Головатый.

— Я не темню, а действую. Поставив ловушку, я его пометил с помощью дикой кошки и надеюсь к вечеру схватить за горло. Хотя — он настолько хитер, что, может быть, и сегодня выкрутится. Не исключено, что я останусь в дураках! Тогда и мне понадобятся стакан водки и подушка, чтобы наплакаться всласть.

— Не перенимайте дурных привычек, Грай. Уголовный розыск вам может помочь?

— Давайте договоримся так. Вы соберете ко мне в восемнадцать часов всех членов совета клуба «Котофеич». Всех до одного, это важно. Я расскажу, что удалось узнать о хищении кошек. А вы сами сделаете вывод по поводу убийства и, может быть, получите преступника. У меня только одно условие — не вмешиваться, пока я не закончу.

— Условие принято, — Головатый прошел в кабинет, взял трубку телефона и позвонил в Автовское отделение милиции: — Петренко?.. Возьми список членов совета клуба «Котофеич» и собери их к восемнадцати часам к Граю… Всех до одного. Если кто начнет уклоняться — поезжай сам и задержи, как важного свидетеля.

Головатый вернулся в столовую, сделал последний глоток чая и спросил подозрительно:

— Почему вы не бриты, Грай? У вас такой вид, словно вы трое суток ночевали в отделении милиции. Болеете, или траур по близкому человеку?

Я впервые увидел, как Грай краснеет.

— Бороду отращиваю. Что, не украшает?

Уходя, Головатый ответил:

— Краше из вытрезвителя выходят.

В это время позвонил Савелий Сапунов и доложил, что все травматологические пункты нашего и соседних районов он объехал, в минувшую ночь никто с порезами и травмами, похожими на раны от кошачьих зубов или когтей, не обращался. В поликлиники к дежурным врачам тоже не обращались.

— Начинайте поиск врачей, практикующих на дому, — ответил Грай. — Мы построили ловушку, и этот хитрец не мог из нее выскочить без меты. Ведь кровь на лестнице была. Ищите упорнее!..

Какое задание мне дал Грай, не хочется говорить. Он послал объезжать травматологические пункты дальних районов. Дело второстепенное, но необходимое, чтобы закрыть данный вопрос. Ближе к вечеру я сообразил, что он хотел остаться один и тщательно все продумать. Но если я мешаю ему думать — это плохо. Может, пока еще не слишком привык к жизни детектива и не разучился работать лопатой, вернуться на ферму?

Но что бы я не думал, в восемнадцать часов у нас гости.

В семнадцать тридцать поднялся по ступеням нашего крылечка и аккуратно открыл дверь, чтобы колокол звякнул негромко. Я успел вовремя и стал свидетелем занятной сцены: Грай и Бондарь обсуждали, какие напитки предложить гостям.

— У себя на траулере я придерживался твердого правила, — рассказывал капитан. — Если принимаю начальника базы, лоцмана на проходе узкости или в порту, ставлю водку, рюмки, минералку и легкие закуски. Если высокое начальство из Москвы или надо выманить у снабженцев запасной трал, можно поставить коньяк. Если в гостях женщина — достаю ликер или сухое вино. А как принимать сегодняшнюю публику, мне не понятно. Графу Шувалову можно предложить коньяку или рюмку хорошего вина. А чем угощать убийцу — не знаю. Вдруг он быстро напьется и заведет хмельную бузу, все сегодняшнее собрание насмарку.

— Может быть, ограничимся пивом? — спросил Грай.

— Хорошо, — согласился капитан. — Поставил! «Жигулевское» и «Полюстрово». Эта наша нигерская минералка ничуть не хуже заморских тоников. Ее сам Петр Великий с удовольствием и в обилии пивал.

Грай посмотрел на меня.

— Вижу — ничего не узнал. Раздевайся и помоги носить бутылки.

Столик с напитками мы поставили рядом с моим рабочим столом. Надо признать, что «Полюстрово» пользовалось не меньшим успехом, чем знаменитое «Жигулевское». Гости отдали дань уважения и тому, и другому напитку, когда они брали фужеры, я смотрел на их руки. Практически у всех оказались царапины и даже у юриста Яковлева были следы кошачьих зубов на пальце. Заметно покусанными оказались руки у Копейкина, и еще он имел заметную двойную царапину на щеке около уха. Неужели это он — «меченый»?

Сегодня в центре дивана на обособленное место среди валиков сел кассир Копейкин. С левой, стороны от него устроилась Надежда Молчанова, пришедшая почему-то без косы, и мрачный Шувалов. Справа народ сидел погуще — Ирина Харитонова в новом свитере с высоким, до самых ушей, воротником, рядышком Геннадий Дмитриев, фыркающий длинным носом, Валерий Верхов, который бросал взгляды налево, направо и на бутылки с пивом. Юрист Юрий Яковлев удобно пристроил на коленях свой кругленький животик.

Около двери на стульях расположились сержант Петренко и Георгий Головатый. Рядом с ними Грай велел поставить еще семь стульев.

Внимательно всех оглядев, Грай поскреб щетину, изрядно отросшую на подбородке, снял часы с руки и положил перед собой, словно лектор.

— Ваш клуб любителей кошек «Котофеич» был обеспокоен пропажей животных. Семь дней назад вы пришли ко мне и рассказали, что в клубе целый год пропадают кошки. Сначала персидские, сиамские, а потом и чрезвычайно редкие, только что восстановленной породы — русские голубые. Попросили найти жулика и сохранить оставшихся трех русских голубых. Позднее вы сами разорвали договор. Я не жду от вас гонорара, потому что его не заработал. Но я дал себе слово не бриться, пока не схвачу жулика за горло, и продолжил расследование за свой счет. Сегодня хочу отчитаться перед вами, чтобы на ночь побриться. Семь дней назад я не знал, с чего начинать. Вы рассказали, что видели в городе шапки из шкурок обыкновенных кошек, а на Невском мелькнула даже шубка из них, окантованная мехом сиамских кошек.

— Это я рассказал, — вставил Верхов, осторожно держа фужер с пивом, чтобы не налить на брюки.

— Мы начали поиск в этом направлении, и вскоре Виктор Крылов нашел скорняка Левитина, который отлично шил шапки и шубки из шкурок кошек. Откуда он их брал? Несомненно, у него была связь с теми, кто добывая эти шкурки. Мы доложили вам об этом человеке, и вы предложили купить информацию у Левитина. Я проявил неосмотрительность, приняв ваше предложение и не поставив охрану скорняку. Визит Крылова и решение купить информацию сильно кого-то встревожили. Левитин был вызван запиской из дома и убит. На следующий день его труп нашли в Шуваловском парке недалеко от дворца. Я это оценил, как вызов, брошенный лично мне. Начальник уголовного розыска Автовского отделения милиции Георгий Головатый и сержант Петренко из группы расследования убийства, вот они, вы с ними знакомы, начали поиск преступника.

Головатый вежливо склонил голову, а Петренко, не отрываясь, следил за подрагивающей, поцарапанной рукой Верхова, в которой он держал пиво. Может быть, сержант подозревал в нем похитителя, и его смущал портфель, стоящий у ног любителя кошек? Объемистый портфель у предполагаемого убийцы всегда подозрителен.

— К работе я привлек еще трех компетентных оперативных сотрудников, — продолжал Грай. — Они подойдут позднее, я вам представлю их. Врач-криминалист определил, что Левитин был сбит грузовым автомобилем. Других следов не оказалось. При обыске в скорняжной мастерской Головатый нашел остаток сожженной записки и на ней несколько слов. В том числе обрывок слова «кошкол». Я решил, что это может быть слово «кошколов» и послал Крылова в городской отдел по благоустройству, к кошколовам. Их в городе оказалось всего три человека. Спрашивать их было не о чем, и я велел сделать много шума, по существу, попугать и спровоцировать на какие-то действия. К сожалению, реакция оказалась быстрой — в тот же день бригадир кошколовов Кулик был убит на своем рабочем месте. И — опять никаких следов. Но почерк записки, найденной у Левитина, и рабочих записей Кулика одинаков! Головатый проверил грузовую машину-фургон кошколовов — именно она сбила Левитина, но на этом след опять обрывался. В первый день расследования был убит в своей квартире ваш товарищ Герман Еремин. Его убил кто-то из тех, кого он хорошо знал. Герман не встревожился, иначе он не подпустил бы к себе человека, которого мог заподозрить. И — опять никаких следов. Честно говоря, я отчаялся, увидел, что этого человека мне не переиграть, не поймать.

Грай пододвинул к себе наручные часы и поглядывал на них, словно в ожидании. Звякнул колокол. Я вышел и открыл входную дверь. На крыльце стоял наш новый оперативник Олег Стриж и с ним грубоватый малый в засаленной меховой куртке. Они вошли в прихожую и, пока раздевались, Олег шепнул:

— Шофер из-под Луги Борис Филиппов. Грай знает.

Я провел их в столовую, включил телевизор и плотно закрыл дверь. Быстро написал записку, положил Граю на стел. Сн прочитал ее, не переставая говорить, кивнул мне — все в порядке.

Не успел я сесть, снова звякнул колокол. Я открыл дверь — на крыльце стоял с тростью в руках… английский лорд! С дамой пригородного вида. Я его сразу узнал по описанию Сапунова, это он торговал у Шувалова кота. Я до того оторопел, что он рассмеялся:

— Гуд ивнинг, май диа фрэнд.

Я впустил их, и он представился:

— Ваш новый сотрудник Константин Васин. Вот, нашел под Лугой и привел Ольгу Земцову. Шепни Граю, она готова говорить.

Я решил, что с шофером им лучше не встречаться и, что делать, отвел их в свою комнату. Вернувшись в кабинет, положил Граю, продолжавшему говорить, новую записку.

— …послал Виктора охранять кота Надежды Молчановой, но похититель переиграл нас. Он увел кота, выманив на лестницу. А дверь подпер доской, так что Виктор не смог выйти…

Опять звякнул колокол. Я поймал на себе взгляд Грая и только теперь понял, что он весь — комок нервов, что он страшно томится в ожидании.

Я заторопился. На этот раз в дверь вошел Савелий Сапунов с женщиной в меховой шубе, на полголовы выше его. Сапунов принял у нее шубу:

— Доложи Граю — врач Елена Стешенко.

— Придется вам посидеть в библиотеке, — показал я на желтую дверь. Когда я в третий раз вошел в кабинет, все посмотрели на меня в недоумении — звяканье колокола и хождение сбивало их с толку.

— Врач, — шепнул я Граю.

— Наконец-то, — вздохнул он с облегчением, — пусть Бондарь посмотрит за гостями, а оперативников давай сюда.

Они вошли втроем, и Грай представит их:

— Опытные детективы, которых я попросил помочь нам.

— Один из них — англичанин Джон Смит! Какое право вы имели привести сюда иностранца? — вскричал в негодовании Верхов.

— Эго Константин Васин, русский, наш петербуржец.

— Но откуда у него безупречное произношение? — поддержал Верхова Шувалов. — Такое не получишь ни в одной милицейской школе.

— Константин по образованию переводчик, а стажировался в Оксфорде.

Константин поморщился.

— Ну, почему все путают? Не в Оксфорде, а в Кембридже.

— Извините, в Кембридже, — поправился Грай.

Оперативники сели на стулья рядом с Петренко и Головатым.

— Я обрисую ситуацию, в которой действовал неизвестный нам пока человек, — продолжил Грай. — Кошки теперь нужны не только для ловли мышей или семейной забавы. Породистые кошки чрезвычайно дороги. Чтобы выращивать их, в городах стали создаваться клубы любителей кошек. «Неизвестный» пришел в клуб, занимался серьезно, выдвинулся. И тут, мы можем предположить, ситуация стала похожа на те, что происходят в других клубах. То есть, «неизвестный» стал готовить раскол клуба, чтобы увести с собой часть людей и создать для себя новый клуб. Но наш «неизвестный» значительно хитрее. Он начал действовать заранее и скрытно. Имя лидера держалось в тайне. Те, кто не хотел с ним уйти, подвергались тайному нажиму и гонениям. Их котов — будущих соперников на выставках — начали уничтожать. А шкурки, чтобы не пропадало добро, пускали в дело. Это приносило доход и сплачивало новую тайную структуру. В это время Шувалов восстановил старинную породу — русские голубые. Кошки чрезвычайно дорогие, и уничтожать их неразумно. Вернувшийся кот Верхова подтвердил мою мысль о том, что методика борьбы изменилась. Где-то создавался подпольный питомник, чтобы выращивать котят русской голубой породы и продавать их. Представьте себе рекламу: «Русский голубой из дома такого-то». Дело требовало больших капитачовложений, но и прибыль могло принести значительную. Когда клуб, встревоженный пропажей кошек, обратился к нам и мы начали действовать, «неизвестный» испугался, решил спрятать концы в воду. Вот что явилось причиной смерти скорняка Левитина, кошколова Кулика и вашего товарища Германа Еремина. Они много знали и могли выдать «неизвестного». У них не было причин хранить тайну.

Верхов поставил портфель себе на колени, открыл его, загородившись локтем, достал бутылку с водкой и подлил в пиво. Затем хлебнул «ерша», почмокал губами от удовольствия и громко спросил:

— Кто этот «неизвестный», кто?

— Такой вопрос я задавал себе много раз, — ответил Грай. — Чтобы добраться до истины, стал изучать кошек и методы работы преступника. Сначала меня заинтересовала интуиция кошек, о которой среди специалистов вдут споры. Некоторые люди совершенно уверены, что у кошек бывает своего рода предчувствие. Может быть, тут самообман и преувеличение? Вспомните, у Гашека в «Бравом солдате Швейке» собачий вор утверждает: «Хорошая собака за три дня чувствует, что ее украдут». А почему хорошая кошка не может обладать таким же предчувствием? Бесспорных доказательств, что кошки умеют читать мысли и обладают телепатическими способностями, нет, хотя пр ед чувствуют же кошки, как и собаки, катастрофы, землетрясения, пожары и даже бомбардировки. Затем я постарался понять, как «неизвестный» выманивает кошек из квартиры? У кошки маленький носик и, вероятнее всего, не особенно острый нюх. И тем не менее все кошки любят аромат цветов и цветочной пыльцы. Летом в поле или в саду они долго могут расхаживать, сладко мурлыча, и с удовольствием нюхать одни цветы и решительно обходить другие. Да сих пор еще недостаточно ясно, чем привлекательна для них валерьянка. Но бесспорно, что это связано с ее запахом. Из корня валерианы обыкновенной, которую в народе называют еще ведьминой или кошачьей травой, фармацевты издавна готовили препараты, помогающие при бессоннице, повышенной нервозности и нарушениях сердечной деятельности. Для кошек, по-видимому, это не просто эфирные масла. Любая кошка просто помешана на валерьянке, от этого запаха она становится совершенно безумной, впадает в своего рода экстаз, имеющий определенное сходство с сексуальным возбуждением. Менее известен другой наркотик для мурок — кошачья мята. Это растение содержит масло — гепеталактон, или насыщенный лактон, которое оказывает на кошек наркотическое действие. Если кошка найдет в саду кошачью мяту, то сразу впадет в экстаз и будет галлюцинировать под влиянием наркотика.

— Я видел, как реагирует кошка на кошачью мяту, действительно, производит впечатление пьяного животного, — подтвердил Шувалов.

— Все виды диких кошек, даже львы и тигры, реагируют на кошачью мяту. Но каждый индивидуум по-своему. Есть кошки, которых не привлекает это растение. Найдя кошачью мяту, кошка нюхает растение, затем, впадая в неистовство, начинает лизать, кусать, жевать его, трется о него щеками, подбородком, всем телом, трясет головой, громко мурлычет, урчит, мяукает, катается по земле и даже подпрыгивает. Это длится минут десять, после чего кошка возвращается в нормальное состояние. «Неизвестный» впрыскивал в замочную скважину или в щель аэрозоль — смесь кошачьей мяты и валерианы. Кошка, если даже и предчувствовала, что ее должны украсть, шла на пьянящий запах и проскальзывала в полуоткрытую для нее дверь. Надо отметить, что с замками «неизвестный» обращался великолепно. На лестничной площадке хмельное животное засовывали в портфель или в сумку, и следы его прерывались.

— Врешь, легавый, — прохрипел Верхов, — как ты мог догадаться об этом, когда даже мы не понимали?

— Виктор Крылов, когда сидел в засаде у Надежды Молчановой, перед исчезновением кота явственно почувствовал запах лекарств. Это и натолкнуло нас на размышления о кошачьих наркотиках.

Верхов со своими дикими манерами ясно напрашивался на «урок вежливости», но сейчас Граю было не до него, он продолжал:

— Ваша коллега, хозяйка кошачьего питомника Толстая, сама о том не подозревая, подарила мне идею — как «запятнать» неизвестного жулика. Надо выставить против него дикую камышовую кошку. Елена Куклачева, которая двадцать лет работает с кошками, подтвердила предположение, сказала Виктору: домашняя кошка идет на запах валерьянки и мяты и, впав в эйфорию, становится беззащитной, дается любому в руки. Ведь она давно знает человека, не боится его. А дикая, камышовая, хоть и будет привлечена дурманящим запахом, все равно испугается человека, не дастся ему, станет прорываться на свободу. Страх у кошки — побудительная причина для бегства или защитного поведения. Кошку испугает поездка по железной дороге в коробке или ящике, испугает еще один переезд и новое помещение. Страх у кошки выражается в отказе от еды, бегстве или… в повышенной агрессивности. Так появилась идея подменить шуваловского кота — родоначальника, самого дорогого из русских голубых — на дикую кошку.

— Почему именно камышовую? — спросил Верхов, прикрыв один глаз и глядя исподлобья.

— Как самого крупного и сильного родственника нашей домашней мурки, — отвечал Грай. — Я позвонил охотоведам Астрахани, попросил поймать камышового кота и прислать самолетом. Они ответили, что поймать такого кота можно только случайно. Недавно они отловили кошку для Гамбургского зоопарка и переслали в Петербургский зоопарк, чтобы отправить в Германию самолетом. Больших трудов мне стоило получить эту камышовую кошку, и мы поселили ее в прихожей у Шувалова. На лестнице в доме, где живет Шувалов, на трех этажах не было лампочек, разглядеть, какой вышел из двери кот, невозможно. Как я могу предположить, «неизвестный» выманил кошку, она, поняв, что ее ловят, упала на спину и стала защищаться, ударяя задними и передними лапами и кусаясь. Затем увидела, что это ее не спасет, стала, как все кошки, рваться наверх. Бы знаете, кошки, спасаясь, всегда рвутся наверх, на дерево, на забор. Я не помню, чей рассказ, давно уже читал, как охотник в степи решил затравить кошку собаками и бросил ее на растерзание псам. Кошке деваться некуда, степь ровная, и она полезла наверх по человеку, ему на голову, он ее сбрасывал, она, пытаясь удержаться, рвала ему горло и задушила его.

— Вы хотели, чтобы кот задушил человека? — спросила Надежда Молчанова.

— Это не могло произойти, но, прорываясь на свободу, кошка могла оставить метки на руках, на лице, на голове человека. Человек вынужден будет обратиться к врачу, и у нас в руках появится доказательство.

— У всех нас, кошатников, царапины и укусы. Так что вам это не поможет, — показал свои руки Геннадий Дмитриев.

Грай на его руки смотреть не стал, а повернулся к оперативникам.

— Я попрошу вас доложить, по очереди, только коротко. Начните вы, Васин.

Константин ьстал и вышел к столу Грая.

— У меня было конкретное задание. Я показывал фотографию сидящего здесь кассира Копейкина жене скорняка Левитина. Ома опознала ею и сказала, что год назад, в прошлую зиму, в конце декабря, он три раза приходил к ее мужу, и они вели переговоры о поставке кошачьих шкур.

— Пока довольно, — сказал Грай.

— Это ложь! — вскрикнул ошарашенный Копейкин, — Что за чушь вы тут несете?

— Погодите, — попросил его Грай, — немного позднее я дам вам слово, и вы будете говорить, сколько хотите.

— Еще я ходил к кошколовам, — продолжил Васин. — Они долго рассматривали фотографию Копейкина и вспомнили, что он несколько раз приходил к их бригадиру Кулагину, сговаривался отлавливать кошек, и на суде они это подтвердят. Но лучше бы им посмотреть не на фотографию, а на самого человека.

— Эти пьяницы что угодно подтвердят с вашей подачи, — наливался злой кровью массивный Копейкин.

— Спасибо, Константин, теперь, пожалуйста, вы, Сапунов.

Савелии тоже вышел к столу.

— Моя задача оказалась сложнее. Я показывал фотографию Копейкина соседям Германа Еремина. Несколько жителей и дворник сказали, что знают этого человека, он часто бывал в их доме. И, по их мнению, он был в доме, приблизительно, во время убийства. Они согласны подтвердить это.

Побледневший Копейкин беспомощно оглядывался.

— Да что же это!.. Что вы говорите? Ну, бывал я у Германа. И в день убийства быт, но рано утром, рано утром! За несколько часов до убийства!

Сержант Петренко и Головатый переглянулись, и оба уставились на Копейкина. От их пристального внимания у Копейкина на лбу выступил холодный пот.

— Продолжайте, — велел Грай.

— Я привел сюда врача, к которому неоднократно обращался Копейкин по поводу сильных укусов и рваных кошачьих ран от когтей кошек. Дни обращения к врачу и похищения кошек часто совпадают. «Наводку» на врача, эту секретную информацию, нам дал един из сидящих здесь людей. Имя его, если потребуется, мй на суде можем сообщить.

Ярость и бессилие терзали Копейкина, он беспомощно оглядывался.

— Быть не может! Кто наклепал на меня? Кто? Кто?

Члены клуба смущенно переглядывались, а Верхов ухмыльнулся:

— Все, продали тебя, Копейкин, с потрохами продали…

Место тихого Сапунова занял Олег Стриж, плечистый, грудь колесом, уверенный.

— Я дал Олегу самое сложнее задание, — проникнуть в квартиру Копейкина, а также в гараж и обыскать машину. — сказал Грай.

— Да как вы посмели?! — взвился Копейкин.

— И что там? — глотнул пива Верхов. Ему исследование явно доставляло удовольствие. — Может быть, Копейкин увел моего кота!

— В квартире, на кухне, я обнаружил и изъял хлебный нож, точную копию ножа, которым был убит кошколов Куяик. Еще обнаружил выделанную шкурку кошки русская голубая, квитанцио на получение шапки из шкурки кошки, подписанную Левитиным.

Все повернулись к Копейкину.

— Ну, была квитанция, ну и что? — признался Копейкин. — А остальное педкинуго. Кто подкинул?

— В багажнике машины обнаружил несколько черных волосинок и пуговицу, предположительно принадлежащую скорняку Левитину. Волосы и пуговица отправлены на экспертизу.

Верхов встал. Прс-шсл через комнату, взял бутылку пива, принес ее кассиру клуба.

— Копейкин, ты тупой. На, выпей! Это все, что я могу для тебя сделать.

Петренко поднялся. Он перестал следить за портфелем Верхова и стал наблюдать за руками; вдруг задрожавшими, Копейкина. Сержант отцепил от пояса блестящие наручники и приготовил их, разомкнул, звучно щелкнув.

— Нет, нет, нет! — перепугано закричал Копейкин.

— Почему нет? — возразил Грай. — Да, да, да! Я прижал вас, и вам не выкрутиться.

— Нет! — взвизгнул Копейкин, вдруг повернулся к Ирине Харитоновой. — Ах ты, негодяйка: Ты решила все свалить на меня? Ты подкинула мне этот нож и шкурку. Это ты подкинула мне волосы скорняка. Ты хочешь, чтобы я за все ответил? Так нет* Я вое расскажу, все.

— Рассказывайте, мы слушаем, — предложил Грай.

Ирина молчала, окаменев, сцепив руки.

— Это она все организовала, Ирина. Она все придумала. Да, я ей помогал, доставал деньги, большие деньги, поддерживал, но кошек таскали она и Кулик-жулик, бывший уголовник, мастер открывать чужие квартиры, это ему раз плюнуть. Он и Ирину научил, это она ходила к Герману и Левитину.

— Вы это можете доказать?

— Да, — дрожал Копейкин. — Я не хочу за нее си… идти под вышку.

Головатый встал, считая, что ему пора вмешаться. Но Грай зарычал на него:

— Вы дали слово не вмешиваться, пока я не кончу! У меня еще не все.

Головатый, тяжело дыша, сел.

— Признаюсь вам, этот спектакль разыгран, чтобы заставить вас, Копейкин, заговорить, — сказал Грай, — Эти люди сегодня показывали всем фотографию Ирины Харитоновой. И все, что они говорили, относилось к Ирине. Вы что-нибудь хотите сказать, Ирина?

— Нет, — шепнула она одними губами.

— Ирина! Не может быть! — шмыгнул носом Геннадий Дмитриев. — Не может красивая женщина сотворить такую гадость. Ирина, да скажи ты им!

Верхов повернулся к Дмитриеву, посмотрел на него водянистыми глазами:

— А я говорю, может, Ирина все может. Она стальная баба, не то, что ты — хлюпик, понял?

— Виктор, приведи врача, — велел Грай.

Я привел ее и представил:

— Личный врач Ирины Елена Стешенко.

Все посмотрели на Ирину и снова на вошедшего врача. Ирина сидела с полуулыбкой, не дрогнула, не изменилась в лице.

Савелий встал:

— Я нашел Елену Стешенко и объяснил ей: или она расскажет о том, что было вчера ночью, или становится соучастницей трех убийств.

Сержант Петренко засопел у двери.

— Простите, Ирина, — извинилась Стешенко, — я не знала, что стоит за этой раной. Вынуждена признаться… Этой ночью в половине двенадцатого ко мне домой приехала Ирина Харитонова, в крови, на голове у нее рваная рана. Она объяснила, что приобрела нового кота, у того злобный характер, и они поссорились. Я обработала рану, наложила два низа.

— Что скажете? — спросил Грай Ирину.

— Ничего, — прошептала она. — Послушаю.

Врач села на свободный стул.

— Пригласи шофера, Виктор, — велел Грай.

— Да, — согласился Верхов, — хватит нам слушать гадости, пора домой. — Встал, подумал и, пошатываясь, сходил за новой бутылкой пива.

Скуластый шофер, Борис Филиппов, войдя в кабинет, сразу заметил среди сидящих на диване Харитонову и простуженным голосом заявил:

— А чего мне скрывать? Я чужого никогда не брал. Я лучше свое отдам. Да, нанимали меня, а почему не заработать лишнюю тысячу? Возил я кошек из Петербурга под Лугу. Возил.

Верхов взял бутылку, как гранату.

— Так это из твоей машины удрал мой кот?!

— Да, я немного не довез его до Луги. Он жалобно мяукал, я решил покормить его. Ну, кот и сиганул.

Верхов, прищурив глаз, прицелился бутылкой в шофера. Я встал, полагая, что придется вмешаться. Но Верхов сделал три длинных вдоха, неожиданно успокоился и пригрозил:

— Мерзавец, хорошо, что здесь нет моих сыновей, а то бы тебе не добраться до дома.

Грай посмотрел на меня, и я привел Ольгу Земцову.

— Я нашел ее под Лугой, она там живет, — пояснил Константин Васин. — Работает на звероферме, разводит песцов. Она троюродная сестра Ирины Харитоновой. Около своего дома, в сарайчике, довольно уютном и просторном, по просьбе Ирины поставила несколько клеток со зверофермы и завела кошачий питомник. Дело ей знакомое, да и корм под руками. Сейчас за кошками ухаживает ее дочь. Кошек я не трогал, потому что, изъятые оттуда, они перестают быть уликами.

— Это так? — спросил Грай.

Ольга опустила глаза:

— Так.

— Сядьте, — попросил се Грай. Достал из стола и показал рисунок. — Вот еще одно доказательство — письмо Анны Толстой. Мы нашли к нему ключ — белый кот дерется с песцом. А ниточка идущая на юг — дорога на песцовую звероферму под Лугой. Карты показывают дальнюю дорогу. Кому? Сами догадайтесь.

Надежда Молчанова закрыла лицо руками, всхлипнула тихонько:

— Бедный Герман, бедный Герман!

Геннадий шмыгнул носом.

— Я в это не верю, хрупкая женщина свалила трех здоровенных мужиков, нет, я не верю. Ирина, да скажи ты им!

Она была хороша в этом свитере, я только теперь разглядел, как она хороша, она сильно на меня действовала.

— Ирина, вы не хотите со мной говорить? — спросил Грай.

— Только через юриста, — чуть слышно произнесла она и посмотрела на Юрия Яковлева.

Круглое лицо Яковлева стало задумчивым, он изрек:

— Ирина?.. Она как кошка, которая не подчиняется человеку, живет сама по себе и может быть опаска. Я — нет!

Ирина пожала плечами.

— Найдется другой юрист.

Верхов осоловело разглядывал Грая и вдруг заявил:

— Ты все врешь, однорукий сыщик. Такой кошки нет, чтобы не поддалась Ирине. Ты сам ее укусил. Признайся?

Шувалов встал и продолжил рассказ Грая:

— После короткой борьбы у моей двери камышовая кошка все-таки вырвалась и убежала. Я не знал, куда — наверх, на чердак, или вниз, в подвал. Дом наш построен кольцом, с двором внутри, и я полагал, что она не уйдет из него, спрячется где-то в нем. Пока я размышлял, к» к ее искать, в дело вмешался Елисей. Незнакомка из Астрахани произвела на него сильное впечатление, и кот потерял голову, помчался ее искать. С фонариком в руках я бросился за ним. Елисей направился наверх. Дверь на чердак оказалась открытой. Кошка сидела, затаившись в углу, Елисей орал рядом: «Вот она!»

Я принес и поставил близко к ней клетку, в которой она приехала, и положил в нее мясо. Кешке было страшно, и она сама вместе с Елисеем вошла в клетку.

— Это сказка, — не выдержала доктор.

— Я знал, что вы захотите посмотреть, принес ее сюда. Мне разрешили поставить клетку в кладовой.

Шувалов принес искусно сделанную клетку.

— Обычно кошек пересылают в ящике с дырками. Но для Гамбурга постарались.

Шувалов откинул боковые фанерки, й мы увидели кошку — изящную, высокую, крепкую. Наши кошки были просто кошки, а по ней видно — она дикий зверь.

Вместе с ней сидел шуваловский Елисей.

Шувалов спросил:

— Может быть, вы захотите поближе познакомиться? — и открыл дверцу клерки.

Елисей тут же выскочил, а кошка сидела, прижавшись к задней стенке, и выходить не желала.

Елисей вернулся, таща в зубах кусок колбасы, занес в клетку, отдал и стал ухаживать, обнимал и целовал кошку в голову.

Следом за котом явился Бондарь и, удивленный, остановился у дверей.

Ирина смотрела, не отрываясь:

— Так вот почему я не смогла справиться — это не кошка, а дикий зверь, — и, вдруг опомшишись, зажала себе рот ладошкой.

Грай посмотрел на Головатого.

— У меня все.

Ирина поднялась с дивана. Она все-таки была очаровательна.

— Я выйдут у меня там в машине… — и пошла к двери мимо меня. Я смотрел на гее и не двигался. Но в дверях уже стоял мрачный сержант Петренко.

Ирина остановилась, повернулась к Граю:

— А что потом?

Грай потер щетину на подбородке.

— Потом будет суп с котом. Давайте посмотрим, какие у нас доказательства?

У меня вдруг появилось ощущение тревоги. Я взглянул на окна. Они выходят на две стороны, и в щели между шторами можно увидеть все, что происходит в доме. Окна высоко, с земли не заглянуть, но если подставить хотя бы ящик — мы как на ладони.

Был ли кто-нибудь там за окном, в морозной темноте, я не знал. Но ощущение тревоги не проходило. Откуда оно взялось? Не ошибаюсь ли я?

Попробовал прокрутить недавние события, свои ощущения. Когда я встречал первого нашего оперативника и вышел на крыльцо, заметил как внизу, на шоссе, метрах в трехстах от дома, остановились белые «Жигули». Никто из них не вышел. Когда встречал второго — свет в белой машине не горел, из нее могли вести наблюдение за нашим домом. Может быть, кто — то из приглашенных явился с прикрытием, или за кем-то увязался «хвост»?

Когда встречал третьего — машина стояла там же. А по дорожке, что шла мимо дома, удалялись двое молодых людей, одетых примерно так, как одеваются оперативники и боевики — легко и тепло. Это могли быть просто прохожие, а могли быть и наши недавние незваные гости. Если это они, то второй раз свалять дурака я не желал.

Встать и на виду у всех задернуть шторы нельзя — зачем рассказывать о своих подозрениях? На листке из блокнота набросал: «Посмогрю около дома». Приоткрыл ящик стола, вынул пистолет Макарова, прикрывая его ладонью, сунул в боковой карман пиджака. Поднялся, положил записку на стол Грая. Он прочитал, вскинул на меня глаза, мол, что-нибудь серьезное? Я чуть пожал плечами — и сам не знаю.

Большим пальцем показал Савелию Сапунову, мол, займи мое место за столом, и вышел в прихожую. Сквозь стекло иллюминатора, вмонтированного во входную дверь, осмотрел освещенное фонарем крылечко. Никого не увидел.

У тех шустрых ребят, которые недавно посетили наш дом, были женские чулки на головах. Ожидая повторного визита, я приготовил на всякий случай сюрприз — купленную в детском магазине кошачью маску. Она была то, что надо, я после магазина надел ее и заглянул на кухню — Бондарь по-настоящему испугался. После этого я подрисовал ее фосфором — шутить так шутить.

Бондарю сказал:

— Пойду посмотрю около дома.

Надел кожаную на меху куртку Грая — она теплая и не сковывает движения. Тихонько открыл заднюю дверь дома и выскользнул в стылую темноту. Постоял, прижавшись к стене. Три яблоньки в нашем садике нервно подрагивали ветвями от колючего ветерка. Снег предательски поскрипывал под ногами. Стараясь производить меньше шума, прижимаясь к стене, двинулся направо. Если они заглядывают в окна, можно подобраться к ним с тыла, прикрываясь крылечком.

Завернул за угол, прокрался под окнами библиотеки. Бросил на снег перчатки и шагнул по ним, чтобы снег не так скрипел. Присел и выглянул. Те же двое, и снова в женских чулках на голове! Крылечко не дает им увидеть меня. Одни стоит «на стреме» — спиной к дому, рука в кармане. Другой забрался на что-то и заглядывает в окно, в руке длинноствольный пистолет с набалдашником на конце — глушитель надел, чтобы стрелять спокойно и не раздражать лишним шумом окружающую среду.

Я почувствовал себя плоховато: трудно иметь дело с двумя опытными вооруженными людьми. Если даже начать первому и бить на поражение, одному с двумя не справиться — второй тебя обязательно застрелит. С такого расстояния не промахнешься. Что же делать? Куртка хоть и теплая, а неподвижно на морозе долго не простоишь — руки-ноги перестанут слушаться.

В кого же он хочет стрелять? Грай стоит к нему лицом и хорошо виден. А бандит ерзает у окна, заглядывает вбок, значит, намерен убрать кого-то из свидетелей? Может быть, получил приказ ликвидировать самого убийцу? Ишь, как шею тянет, высматривает.

Может, позвать своих на помощь? Но тогда наверняка начнется стрельба и кого-нибудь ранят или, не дай Бог, убьют. Нет, надо самому действовать, это ведь ты, Виктор Крылов, два года служил в полковой разведке, это твое дело сидеть в засаде и часового снимать. Поэтому наблюдай, разведка, еще раз наблюдай и думай.

Ага, первый спустился на землю, у него самодельная лесенка из металлических трубочек, значит, они готовились.

Первый пошел В лесенкой за угол. Второй остался здесь, но ему тоже хочется видеть, что там, за углом? Мелкими скрипучими шажочками он начал продвигаться к углу. Ага, вот мой шанс. Я сбросил ботинки. Хоть и шерстяные носки, но ноги обожгло холодом, словно кипятком. Ничего, терпи. Минут десять ноги будут слушаться, пока не застынут.

Снег уже не скрипит под ногами, я двигаюсь беззвучно, стал неслышным. Один бросок — и я уже за крылечком. Шажочки того, второго, стихли — он остановился, оглядывается. Снова заскрипел снежок — двигается дальше. Я поднялся из-за крыльца и, в такт его шагам, в ногу за ним шагая, сделал несколько больших шагов. Вот его спина, затылок. Он на полголовы пониже меня, но коренаст, крепок. Наверное, это он недавно угостил меня обрезком трубы и проломил бы голову, не уклонись я вовремя. Шишка на голове, весьма болезненная, не прошла до сих пор. К тому же следовало действовать наверняка — ведь он пришел теперь не с трубой, а с пистолетом. Поэтому, может быть, я слегка перестарался. Ладонью зажал ему сразу нос и рот, чтобы он даже не фыркнул. Деликатничать некогда, рукояткой пистолета ударил под шапку, в правый висок. Он обмяк и стал неприятно тяжелым.

Как я ни старался, а небольшой шум все же произошел. Скрип снега сказал мне, что бандит за углом насторожился и в любую секунду может выскочить.

Прямо на женский чулок я надел своему обмякшему гостю страшную маску из детского магазина, неслышно ступая, подтащил к углу и прикрылся им, держа сзади за куртку. Ноги горели от холода, но я этого уже не замечал. Ветер завывал в замерзших ветвях деревьев, тучи ползли по небу, вечер становился зловещим, как вся эта наша кошачья истерия.

Он легко выпрыгнул из-за угла — ноги напружинены, пистолет у груди сжат двумя руками: готов стрелять и драться. Но его неожиданно встретил гость с безжизненно повисшими руками и с головой, превратившейся в кошачью: сверху торчат уши с кисточками, оскалены страшные белые зубы, вокруг глаз светящиеся круги, усищи торчат в обе стороны! И этот то ли покойник, то ли сам сатана, вдруг приподнялся над землей, издал жуткий кошачий вопль и, не шевеля безжизненными ногами, поплыл на него по воздуху.

Все кошатники суеверны. И этот оказался не лучше других. Секунду-другую постоял в оцепенении, затем тоненько взвыл: «А-а-а-а»… и бросился бежать без оглядки. Мы пробежали метров, сто, прежде чем я сумел его догнать. Оба упали в снег, и он стал бешено сопротивляться. Но я все же вывернул ему руку и вырвал пистолет. Вскочил и прижал коленом к земле. Теперь его следовало выпотрошить, пока не пришел в себя, так, как меня учили во взводе разведки.

— Вы ворвались в наш дом! — зарычал на него. — Издевались над стариком Бондарем. Капитан не выдержал и умер, а он был мне как отец родной! Нет тебе прощения, ты умрешь сейчас как собака, готовься, жить тебе осталось минуту! Твой напарник уже труп, сейчас и тебе конец. Я убью тебя из твоего же пистолета, убью, защищая свой дом, и мне ничего не будет!

Я выстрелил около его головы так, что пуля задела правое ухо — пусть послушает голос смерти.

— Кто убил Германа Еремина, кто?

Я сервал с него чулок — да это же узкогубый джинсово-кожаный нахал Сергей Сергеев из «Котофеича»!

— Так это ты, сволочь, хотел меня убить и ударил трубой по голове?!

С Нет, не я, — сжался Сергеев, — это мой напарник.

Ага, начинает говорить, усилим нажим!

— С тем я уже рассчитался, он стынет на снегу с кошачьей маской на морде. Теперь твоя очередь. Кто убил Германа Еремина? Если хочешь жить — говори!.. Боишься рот открыть? Вас уже выдали, обоих. Поэтому я устроил вам веселую встречу с проводами на тот свет. Ты больше никому не нужен, твое признание опоздает. Хочешь умереть дураком? Умирай.

Снова выстрел, у другого уха, снова он глотнул порохового дыма.

— Кто убил Германа Еремина?.. Я сейчас с тобой покончу, и мне спасибо скажут. Ты убил? Кто? В последний раз спрашиваю!

— Ирина, — выдавил из себя Сергеев.

— Кто задавил скорняка Левитина?

— Она же.

— Кто зарезал кошколова Кулика?

— Все она.

— Сейчас в доме ты повторишь это при всех и тогда, поганая душа, останешься жить.

Я почувствовал, как нестерпимо горят, немеют и перестают слушаться ноги. И понял, что до дома уже не дойти. Опираясь на Сергеева, поднялся. Он тоже встал. Если бы он сейчас толкнул меня и убежал, мне пришлось бы до дема ползти. Но Сергеев заворожено смотрел на ствол пистолета. Я развернул парня, ни слова не говоря, взгромоздился ему на спину и приставил ствол к подбородку. Второй рукой слегка сжал горло, чтобы уменьшить доступ кислорода.

Бондарь уже ждал у раскрытой двери, и Сергеев, хрипя, втащил меня в кабинет. Наше появление вызвало небольшой переполох. Измученный, переставший соображать, сломленный Сергеев посадил меня на стол Грая. Я ткнул ему стволом в спину.

— Кто убил?..

И Сергеев опять три раза повторил: «Ирина».

— Вот мое доказательство, — сказал я Граю. — Рядом с крыльцом приходит в себя еще одно.

— Неплохо, — сказал Грай.

Головатый выхватил у меня из рук пистолет:

— Заряжен?..

Верхов подпрыгнул на диване:

— Так это ты, Ирина, украла моего кота, мать… Ну, жди, скоро у тебя руки отсохнут!

Секретарь клуба Надежда Молчанова выпрямила спину, сбрасывая с плеч груз страха, красивым движением головы попыталась забросить за спину несуществующую толстую русую косу:

— Вот так мафия? А я до сих пор с топором под подушкой сплю.

Юрист Яковлев пожевал губами, заметил:

— На «вышку» тянет.

Дмитриев потер свой длинный нос и не согласился:

— Красивых девушек нельзя «под вышку». Ее надо сослать на каторгу — в Австралию… или на Сахалин. Пусть там местных кошек разводит.

Шувалов тяжело вздохнул:

— Я же говорил: жулики и воры считать не умеют — воровать и убивать — себе дороже.

Хмурый Петренко молча втащил в комнату второго бандита с кошачьей маской и чулком на голове, уже пришедшего в себя и начавшего озираться. И так же молча Петренко защелкнул три пары наручников.

Милицейская машина увезла арестованных, и наши клиенты разошлись. Дело было закрыто, гонорар заработан, можно расслабиться. Но… напряженке, в котором жил последние дни, не проходило, в голове звучал колокол — кто-то явно звал на помощь. Я не находил себе места в доме.

— Подышу немного воздухом, — сказал Граю и вышел на улицу. Постоял перед домом и потихонечку пошел, сам не зная куда. Через четверть часа вдруг обнаружил, что прошел под трамвайным мостом, что с одной стороны мостик через речку Красненькую, с другой вентиляционный участок метро, заросший кустами и деревьями.

Остановился, стараясь понять, зачем я здесь? В двадцать два часа?! Пока вертел головой, услышал легкий шорох. На дорогу из кустов вышла серая кошечка с двумя котятами, уже довольно большими. Показалось, кошка узнала меня. Удивился — откуда? Хотя у кошек хорошая память, она могла видеть меня, когда я был здесь с Шуваловым и потом, когда ловил кота Шлагбаума.

Решил — это подружка и дети убиенного мною животного. Но что они здесь делают, дрожа от холода? Заглянул в куст — на месте, где они сидели прижавшись друг к другу, в снегу темнела проталина, значит, они сидели там по меньшей мере часа четыре! Я ахнул — неужели вечер за вечером кошка ждала меня?

Кошка мяукнула, направилась к дому. Я пошел за ней вместе с котятами. Мы пришли в парадную, именно ту самую. Теперь уже я понял; куда меня ведут. Поднялись по лестнице на девятый &таж. Кошка нырнула в приоткрытую дверь чердака и позвала меня из темноты. У меня не было фонарика, но я знал, что она сидит у вентиляционного колодца, куда упал ее дружок.

Но кошка со своими котятами выбежала следом и завыла так громко, что невольно открыл глаза — да что с ней? Кошка надрывалась, зовя меня, и котята жалостливо попискивали тоненькими голосами. Пересилив усталость, я поднялся снова на чердак, вошел в темноту и, вытянув вперед руки, нашарил бетонный край вентиляционного колодца. Нагнулся и… вдруг услышал донесшееся далеко снизу жалобное: «Мя-я-у-у… Мя-я-у-у…»

Сон мигом слетел — неужели это мой кот Шлагбаум? Пролетел десять этажей в полном мраке, упал на бетон, сумел остаться живым, пришел в себя, сидит там голодный, без воды, и кричит из последних сил, зовет на помощь?

Голос снизу, из бездонного колодца стал отчаянным, видно, кошка сказала дружку, что я пришел, и котофеич боялся, что снова уйду. Но как помочь животному?

— Подожди, сейчас что-нибудь придумаю! — крикнул я в колодец и побежал вниз, размышляя, что можно сделать. Первым делом решил найти дворника и спросить, кто отвечает за вентиляцию в этом доме. Квартиры дворников обычно расположены на первых этажах, поэтому пошел из парадной в парадную, надеясь догадаться или спросить у кого-нибудь, где живет дворник.

Тут мне повезло. Как говорится, на охотника и зверь бежит. В четвертой парадной услышал стук, словно стену долбили. Потянул незапертую дверь и вошел. На кухне увидел дворничиху, которую узнал по красной безрукавке, утомленную и злую. Курчавый парень, скаля мелкие зубы, огромным молотком пробивал в стене дыру. Еще один мужчина, хозяин квартиры, судя по всему, наблюдал за его работой.

Дворничиха увидела свежего слушателя, пожаловалась: — Собака упала в вентиляцию. И нет, чтобы разбиться, осталась жива, скулит третью неделю. Скулит и все, хозяин сон потерял. А как ее вынешь? Вот пришлось стену долбить.

Курчавый оттер пот со лба, собачонка попыталась просунуть морду в дырочку.

— Принесите миску с водой и чего-нибудь поесть, а то она кинется на нас, — велел он хозяину квартиры. Тот мигом притащил тазик с водой, поставил у стены тарелку с супом.

Курчавый сделал несколько мощных ударов, куски бетона отлетели, и жалкая дворняжка, исхудалая, с поджатым животом, выбралась наружу. Сразу кинулась к воде и жадно-жадно глотала, так что бока стали раздуваться. Потом заметила тарелку с супом и отдала ему должное.

Курчавого звали Володя, с улыбкой поглядывая на собачонку, он собирал инструмент в рюкзак. Володя оказался специалистом по вентиляции. Я сказал ему, что в соседней парадной произошла такая же история с моей кошкой.

— Ты в какой квартире живешь? — взвилась дворничиха. — Я тебя первый раз вижу!

Володя перестал улыбаться.

— Уже ночь, давай отложим на завтра.

Ни уговоры, ни деньги не действовали на него.

— Я встал сегодня в пять утра, пообедать не удалось. И такой подарок к ночи. Поверь, у меня нет сил.

— Сам стену проломлю, только покажи, где бить, — умолял я. — Там сидит кошка с котятами и плачет настоящими слезами. Видно, он сказал им, что умирает.

— Ладно, только долбить стену сам будешь.

Не знаю, пожалел он кошку или меня, но пошел. Дворничихе я сунул в руку пять бумажек по пять тысяч, она забрала собачонку и поплелась за нами.

В парадной нас встретила кошка с котятами. Дворничиха положила собачонку к батарее и позвонила в дверь. Открыл мужчина в пижаме и круглых очках. Выслушал нас и ехидно усмехнулся:

— Да, мяукает кошка где-то за стеной. А дыру долбить я не дам из-за такой ерунды. Потому — пробить легко, а кто заделывать станет? Потом примешь хлопот с дырой.

Посмотрел на нас ласково и успокоил:

— Не переживайте за меня, я затыкаю уши и сплю спокойно. А кошка уже едва пищит, видно, скоро сдохнет, — и захлопнул дверь.

Я взглянул на Володю:

— Что станем делать?

Он сердито махнул рукой:

— Я пошел спать.

Мы с дворничихой поднялись наверх. Она знала, где выключатель и на чердаке загорелась тусклая лампочка. Из глубины трубы не доносилось нм звука. Но кошка с котятами сидела рядом и молча ждала.

Иногда мы находим решения на донышке отчаяния.

— У вас длинная вереска есть? — спросил я дворничиху. — Еще нужна корзинка и кусок колбасы.

Минут через двадцать она принесла этот набор на чердак. Я положил в корзинку колбасу, привязал к ручке конец длинной тонкой веревки и стал спускать в колодец. Что происходило в гнем, нам не было видно, но я все понимал по натяжению веревки и комментировал:

— До дна дошла… Кот учуял колбасу и лезет в корзинку… Подымаю… Испугался, дурачок, выскочил… Больше в корзинку не хочет — кошки боятся высоты, — и вытащил пустую корзинку.

— Что же теперь делать? — недоуменно развела руками дворничиха.

— А что кошки еще боятся?… Воды. Сообразим?

Мы сходили в ближайшую кваотиру и принесли два ведра воды. Я хотел не раздумывая ливануть, но был остановлен:

— Кота зальешь… Лей потихонечку, по стенке.

Снова взялся за веревку.

— Ага, кот уже в корзинке… Сидит крепко, воды боится.

Я вытащил корзинку и поставил на пол. Кот выбрался на пол, ошалело оглянулся.

Отлежится, придет в себя, — констатировала дворничиха. Из кармана достала еще один кусочек колбасы и положила на рукавицу.

Кот, не теряя достоинства, принял легкий ужин, кошка вылизывала ему взъерошенную шерсть, котята гонялись друг за другом — беда миновала.

Я попытался дать дворничихе еще денег, но она отмахнулась.

— Я жалею кошек. Без них дом от крыс пропадет.

— Это новая, невиданная порода — Шлагбаум, весь мир скоро ахнет, когда увидит.

— Для меня кот, он и есть кот, — строго сказала дворничиха и быстро собрала нехитрый инструмент.

Мы вышли на улицу в жуткую ночь с режущим северным ветром. Без друзей в такую ночь страшно. Я представил себе кардинала Ришелье, который хорошо это понимал и имел четырнадцать друзей — котов, он оставил котам впечатляющее наследство. А вот Наполеон этого не мог понять, его при виде кошки прошибал холодный пот. Но все было не то, не мое. В душу мне запал Шлагбаум. Сумею ли я завоевать дружбу своего диковатого уличного кота?

Услышав сзади шорох, оглянулся. Следом за мной, расставляя лапки пошире, чтобы не сдул ветер, шел Шлагбаум со своей верной подружкой и двумя котятами, распушившими от холода шубки.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• »