В тот же день меня перевели в Бутырскую тюрьму, в камеру, где сидели только осужденные, ожидавшие отправки. Войдя, я громко поздоровался и представился по-военному: «Комбриг Горбатов». После Лефортовской эта тюрьма показалась мне санаторием. Правда, в камере, рассчитанной на двадцать пять человек, было более семидесяти, но здесь давали ежедневно полчаса прогулки вместо десяти минут через день в Лефортове.
Староста указал мне место у двери и параши. Когда я занял свои пятьдесят сантиметров на нарах, сосед спросил:
— Сколько дали, подписал ли предложенное?
— Пятнадцать плюс пять. Ничего не подписал.
— Репрессии применяли?
— В полном объеме.»[103]
К. Рокоссовский не любил вспоминать о двух с половиной годах, проведенных в заключении. Только в автобиографии кратко указал: «С августа 1937 года по март 1940 года находился под следствием в органах НКВД. Освобожден в связи с прекращением дела».[104] А в мемуарах «Солдатский долг», в отличие от Горбатова, вообще умолчал о тюремном периоде своей жизни. Только отметил, что весной 1940 г. «Семен Константинович (Тимошенко — авт.) предложил мне снова вступить в командование 5-м кавалерийским корпусом (в этой должности я служил еще в 1936–1937 годах).[105] И все. Поэтому есть необходимость реконструировать некоторые малоизвестные подробности его ареста и последующего нахождения в застенках НКВД.
1 февраля 1936 г. комдив К. Рокоссовский прибыл из Забайкалья в Псков, где принял командование 5-м кавалерийским корпусом. Подчиненные ему части дислоцировались в непосредственной близости от границы с Эстонией. Поэтому работа по повышению боеготовности корпуса отнимала все время энергичного и грамотного командира. Уже в ноябре того же года командующий Ленинградским военным округом командарм 1-го ранга Б. М. Шапошников счел необходимым отметить в аттестации, что Рокоссовский «за полгода пребывания в округе на должности комкора 5-го кавкорпуса показал умение быстро поднять боевую подготовку вновь сформированных дивизий,… вполне хорошее умение разобраться в оперативной обстановке и провести операцию». И далее — «Очень ценный растущий командир. Должности командира кавалерийского корпуса соответствует вполне и достоин присвоения звания комкора».[106] Но вскоре «очень ценному» и «растущему» командиру присвоили не очередное звание, а клеймо врага народа. Вот как это было. На 2-й Псковской городской партконференции, проходившей весной 1937 г., в адрес частей корпуса делегаты этого партийного собрания впервые высказали критические замечания. Касались они в основном вопросов боевой и политической подготовки частей и состояния воинской дисциплины. Персональных упреков еще не было. За исключением, пожалуй, критики о пассивном участии комдива в работе горкома партии.
Рокоссовский действительно не блистал на местном партийном олимпе из-за чрезвычайной загруженности решением служебных вопросов. Ни разу не выступил не только с докладом, но даже в прениях. Более того, после прозвучавшей критики он вообще решил не входить в состав нового горкома ВКП(б). Заявил самоотвод и его кандидатуру сняли с тайного голосования. А вскоре, 27 июня 1937 г., парткомиссия соединения уже слушала «конфликтное дело»:
«РОКОССОВСКИЙ Константин Константинович, рождения 1896 года, член ВКП(б) с 1919 года, партбилет № 0456018, по соцположению рабочий, национальность поляк, в РККА с 1918 года, партвзысканий не имеет. При разборе дела присутствует. ПОСТАНОВИЛИ: решение парторганизации Управления штаба 5 К.К. утвердить. За потерю классовой бдительности РОКОССОВСКОГО К.К. из рядов ВКП(б) исключить».[107]
В это время массовые аресты в РККА достигли своего пика. Прошли они и в частях Псковского гарнизона. В том числе были арестованы командир 25-й кавдивизии С.П. Зыбин и 56-й Московской стрелковой дивизии М.П. Карпов. На Рокоссовского, как участника военного заговора, выбили показания у нескольких человек, в том числе М.Д. Великанова.
В июле бюро Псковского горкома партии обсудило вопрос «О политико-моральном состоянии частей дивизии» и приняло «строго секретное» постановление, в котором констатировалось, что «враги народа и последствия вредительства в частях дивизии еще не ликвидированы». А в августе Рокоссовский был арестован, этапирован в Ленинград и помещен в знаменитые «Кресты». В ходе следствия с ним обращались по отработанной НКВД схеме — выбили 9 зубов, сломали 3 ребра отбили молотком пальцы ног. Кроме того, с целью сломить волю комдива, два раза имитировали его расстрел — выводили во двор тюрьмы и давали холостой залп.[108]
А в это время бывшие сослуживцы обрушивали на арестованных офицеров всю пролетарскую ненависть и классовый гнев. На проходившем в Пскове очередном сентябрьском (1937 г.) Пленуме окрисполкома, новый командир 56-й дивизии И. И. Леднев заявил:
— Враги народа крепко засели в округе. Это есть результат нашей беспечности, политической близорукости, чем враги народа умело пользовались и нанесли большой вред хозяйству округа.
В следующем году, на 3-й окружной партконференции «представитель воинской части» Косачев уже срывался на крик:
— Троцкистско-бухаринская банда орудовала в условиях наших армейских парторганизаций и частей. Гамарниковско-булинские шпионы, вредители Рокоссовские и Зыбины довольно долгое время орудовали в наших частях, устраивали пьяные оргии при поддержке и участии бывших руководителей окружкома и окрисполкома — Петрунина и Глушенкова, ныне разоблаченных и арестованных как враги народа. Сигналов о вредительской деятельности Зыбина и Рокоссовского было достаточно, однако вследствие политической беспечности своевременно разоблачить их наша парторганизация не сумела…
В марте 1939 г. Рокоссовский предстал наконец перед судом. Но приговор не был вынесен. Дело слушанием дважды откладывалось, а затем вообще было прекращено.[109]
Освобожденному выдали справку, которую Рокоссовский сохранил:
Выдана гражданину Рокоссовскому Константину Константиновичу, 1896 г.р., происходящему из гр-н б. Польши, г. Варшавы, в том, что он с 17 августа 1937 г. по 22 марта 1940 г. содержался во Внутренней тюрьме УГБ НКВД ЛО и 22 марта 1940 г. из-под стражи освобожден в связи с прекращением его дела.
Следственное дело № 25358, 1937 г. 5–4 апреля 1940 г.».[110]
Вячеслав Дмитриевич Цветаев до ареста командовал 57 стрелковой дивизией. На параде, проводившемся в Цугулевском гарнизоне Забайкальского военного округа, взорвался фугас. Испуганные лошади понесли. Ранило 11 красноармейцев. Особый отдел НКВД усмотрел в этом контрреволюционный умысел и 5 июля комдив был арестован. Ему вменили полный набор контрреволюционной 58-й статьи и долго добивались признания в совершении самых тяжких преступлений. В частности, подозревали «в шпионской деятельности в пользу германской разведки в связи с пребыванием Цветаева в 1920 году в Германии в составе интернациональных частей РККА» и его участии в военно- троцкистской организации, в которую Цветаев якобы был завербован в 1937 году командующим войсками округа Грязновым.[111] Освободили комдива только через 14 месяцев. Дело было прекращено по п. «б» ст. 204 УПК РСФСР, то есть за недоказанностью участия Цветаева в совершении этих преступлений.
В постановлении отмечалось, что с 22 по 30 апреля 1939 года Цветаев беспрерывно находился на допросе, в результате чего вынужден был сознаться в несовершенных преступлениях. Что же касается происшествия, случившегося во время парада 1 мая 1938 года, то его виновником был признан комендант парада Будылин, осужденный военным трибуналом ЗАБВО к 2 годам лишения свободы.
Цветаева выбросили буквально на улицу, без денег и вещей. С одной лишь справкой, такой же как у Рокоссовского. В рапорте на имя заместителя Народного Комиссара Обороны СССР армейского комиссара 1-го ранга Щаденко на следующий день после освобождения В.Д. Цветаев писал:
«Я бывший командир 57 сд комдив Цветаев В.Д. был арестован 5.7.38 органами особого отдела, ЗабВО и 9-го сентября 39 г. освобожден вследствие прекращения моего дела. Будучи в течение своей двадцатилетней службы в РККА честным и преданным командиром-гражданином своей Родины и Армии, я остаюсь им и поныне и прошу Вашего ходатайства перед Народным Комиссаром обороны — маршалом т. Ворошиловым о принятии меня в мою родную семью РККА.
Настоящим рапортом я заявляю, что сумею доказать свою беззаветную преданность партии и правительству и выполню свой долг как подобает командиру РККА.
Тов. Армейский комиссар 1-го ранга! Освобожденный на свободу, я очутился в тяжелом положении, не знаю где моя семья, потерял все, что имел из вещей и нахожусь совершенно без средств, платья и крова. Прошу Вас помочь мне материально и ходатайствовать о возвращении в РККА.
б. комдив Цветаев В.Д. 10.9.39 г.».[112]
Трудно поверить в то, что эти строки написаны человеком, который через несколько лет станет генерал-полковником, Героем Советского Союза, и будет даже удостоен Ордена чести Соединенных Штатов Америки.
Справедливо отмечал Н. Черушев, опубликовавший этот рапорт в своей книге: «Очень ошибаются те, кто считает — освобожденных в 1939–1941 гг. из тюрем и лагерей командиров РККА встречали на местах под фанфары и с цветами, т. е. как победителей. На практике всего этого не существовало. Налицо была такая реальность — больная жена или дети (нередко то и другое одновременно), нет работы (а значит, нет и средств к существованию), нет нормального жилья (из ранее занимаемой квартиры членов семьи «изменника Родины», как правило, выселяли), нет членства в партии, а без этого в рядах армии не восстанавливали. В личных делах таких командиров нередко встречаются документы, характеризующие степень их нужды и отчаяния. Ведь испытав, испив всю чашу унижения в тюрьме, освобожденному командиру РККА пришлось столкнуться и на воле с этим явлением. Везде нужно было униженно просить, доказывать свою лояльность к советской власти, давать клятву верности партии, правительству и лично товарищу Сталину, убеждать в своей полезности для армии».[113]
Все круги ада довелось пройти в те годы и прославленному чапаевцу, а после Великой Отечественной войны — генерал-полковнику артиллерии Н.М. Хлебникову. «Чапаев» — один из самых популярных советских фильмов. Он вышел на экраны 7 ноября 1934 года, в день 17 годовщины Октябрьской революции. Сняли его на «Ленфильме», художественным руководителем которого был в то время А. Пиотровский. Он то и подсказал авторам концовку фильма — бойцы 25-й чапаевской дивизии слишком поздно приходят на помощь своему комдиву. А артиллерия, которой командовал Н. Хлебников, разносят в пух и прах остатки коварных белогвардейцев, погубивших комдива. Завершают знаменитую картину три взрыва на крутом берегу…
Спустя три года и А. Пиотровский, и Н. Хлебников были репрессированы. Освободили Николая Михайловича, как и Цветаева, в 1939 году. Он стал начальником артиллерии 160-й стрелковой дивизии, потом исполнял должность начальника артиллерии Северо-Кавказского военного округа. А в конце 1940 года был назначен начальником артиллерии 27-й армии. В годы Великой Отечественной Н. Хлебников воевал вместе с сыном Чапаева — Александром.[114] Генерал Хлебников проявил себя храбрым командиром, стал Героем Советского Союза, о своих фронтовых буднях написал мемуары «Под грохот сотен батарей». Известно также, что в 60-е годы он совместно с П. Евлампиевым и Я. Володихиным издал книгу о 25 чапаевской дивизии. Книга так и называлась — «Легендарная Чапаевская». Но мало кто знает и сегодня, какой мощный и сокрушительный залп произвел Хлебников в самом конце своей долгой армейской службы. Этот залп не только достойно венчал ее завершение, но и стал знаковым событием в истории развития ракетной техники. Речь идет о том, что в период выполнения в Китае секретной миссии, Н. Хлебников оказался причастен к боевому крещению советского зенитно-ракетного оружия. Принято считать, что это крещение состоялось 1 мая I960 года, когда был сбит самолет с Пауэрсом. Однако по данным некоторых исследователей еще 7 октября 1959 года в районе Пекина тремя зенитными ракетами, стартовавшими с пусковых установок ЗРК С-75 советского производства, был уничтожен на высоте около 20 тысяч метров скоростной самолет разведчик RB-57, принадлежавший армии Чан кайши. Огонь по самолету вел китайский боевой расчет. А его подготовкой и обслуживанием занималась группа советских офицеров, которую возглавлял Герой Советского Союза генерал-полковник артиллерии Н. Хлебников…
Среди тех командиров, которые еще до войны вышли на свободу, — геройски воевавшие на фронтах Великой Отечественной прославленные танкисты — маршал бронетанковых войск С. Богданов, генерал-полковники танковых войск И. Сухов и И. Васильев, генерал-лейтенант танковых войск И. Корчагин, генерал-майор танковых войск А. Лизюков, вице-адмирал Г. Холостяков, генерал-майоры И. Блажевич, С. Руднев, многие другие солдаты и офицеры, удостоенные в разные годы Золотых Звезд. О некоторых из них мы расскажем в следующих главах.
Архивный документ
(публикуется впервые)
«Утверждаю»
ЗАМ. НАРКОМА ВНУТРЕН. ДЕЛ СССР
Комиссар гос. безоп. 3 ранга
(МЕРКУЛОВ)
.... сентября 1939 г.
гор. Москва, 1939 года, сентября ... дня.
Я, следователь ОО ГУГБ НКВД СССР, лейтенант гос. безопасности Архипенко, рассмотрев следственное дело № 16353 по обвинению бывшего командира 57 с.д. комдива — Цветаева Вячеслава Дмитриевича, 1893 г.р., уроженца ст. Малоархангельская Московско — Курской ж.д., Орловской губернии, русского, гражданина СССР, из потомственных дворян, бывшего поручика царской армии, бывшего члена ВКП(б) с 1918 по 1920 г.г., дважды награжденного орденом «Красного знамени», в преступлении предусмотренном ст. ст. 58-1 п. «б», 58-7, 58-8, 58-9 и 58–11 УК СССР
Что Цветаев В.Д. был арестован 5 июля 1938 года ОО НКВД ЗАБВО. Основанием к аресту послужило подозрение в шпионской деятельности в пользу германской разведки в связи с пребыванием Цветаева в 1920 году в Германии в составе интернациональных частей РККА. Произведенным расследованием по делу установлено: что Цветаев, будучи командиром 54 стрелковой дивизии, входившей в состав 4 армии, в 1920 в боях на польском фронте в районе Кольно был интернирован с дивизией и направлен в начале в лагерь Арисс (Восточная Пруссия), а затем в лагерь Пархим и как старший из войсковых начальников по согласованию с полпредством СССР в Берлине, был назначен комендантом лагеря для руководства интернированными частями в г. Порхим (Германия). Являясь комендантом лагеря, Цветаев по вопросам внутреннего распоряжения последнего подчинялся немецкому коменданту майору Кайзеру (л.д. 113–116).
Обвинение предъявленное Цветаеву о выдаче германским военным властям ряда политработников и сотрудников подива и Осдива,[115] а также в том, что он препятствовал возобновлению политработы среди интернированных, а лицам, настаивавшим на этом, грозил арестом основано на агентурном материале. Лицо же давшее компрометирующие материалы на Цветаева не было установлено.
Иных материалов, подтверждающих агентурную разработку в деле нет.
Тем более, что допрошенный в качестве свидетеля Рояк, который был также интернирован в Германии в составе 54 с.д. ничего компрометирующего о Цветаеве не сообщил показав, что в лагере беспрепятственно прошел переучет партийцев. В связи с чем постановлением ОО 2 Тукестанской с.д. дело формуляр и «Чужак» в феврале 1930 года разработкой было прекращено (агент. дело л.д. 88).
Допрошенный в качестве свидетеля бывший помощник начальника штаба 54 с.д. Волков и бывший начальник штаба 54 с.д. Мильевский, будучи также интернированы в составе дивизии и находясь вместе со Цветаевым в Пархимском лагере, компрометирующих фактов о Цветаеве не сообщили (том 1 л.д. 228–230 и том 2 л.д. 59–63).
С 22 по 30 апреля 1939 года, за исключением 24 и 25 когда Цветаев был в карцере, по приказанию начальника ОО ЗАКВО — Клименко Цветаев беспрерывно находился на допросе (т. 1 л.д. 67), в результате чего 30 апреля 1939 г. сознался в шпионской деятельности в пользу германской разведки, в участии в военно — троцкисткой организации и показал:
Что будучи комендантом интернированных частей в лагере Пархим он в частных беседах с немецким комендантом майором Кайзером, последнему сообщал ряд секретных сведений об организации, структуре и вооружении РККА, но предложения работать в пользу германской разведки он от Кайзера не получал.
В 1923 году Цветаев был вызван бывшим командиром 1 корпуса Блюмбергом, который напомнил Цветаеву о Пархимском лагере и о Кайзере, предложив информировать последнего через него о частях РККА. На что Цветаев дал согласие и впоследствии передал Блюмбергу ряд сведений по вопросам тактики РККА (л.д. 113–120).