61909.fb2
беседовали об открытии второго фронта. Я старался говорить прямо, порою даже резко.
- Мистер Иден, ответьте мне не как министр иностранных дел Великобритании, а хотя бы как заинтересованное лицо: что вы думаете о необходимости открытия второго фронта?
- К сожалению, не я решаю этот вопрос, мистер Харламов...
- Хорошо, а если бы решали вы?
- Я бы прислушался к мнению большинства.
- Но большинство за открытие второго фронта!
- Мы, очевидно, по-разному понимаем термин "большинство", мпстер Харламов!
Что и говорить, Иден был искусным дипломатом, умел уходить от существа вопроса, особенно когда речь заходила р втором фронте. Впрочем, он лишь копировал своего патрона Черчилля.
Линия американского и английского правительств для нас была ясна: они не хотели открывать второй фронг раньше 1943 года, тем самым оттягивая сроки окончания войны и снова перекладывая основные тяготы ее на Советский Союз.
8. ПЕРЕГОВОРЫ В ЛОНДОНЕ
Советско-английские переговоры, начатые Иденом в Москве в декабре 1941 года и, нo существу, прерванные изза существенных разногласий сторон, должны были быть продолжены. И. М. Майский довольно часто беседовал по этому поводу с А. Иденом. Шла активная переписка и между главами правительств.
Наконец 8 апреля Иден предложил, чтобы в Лондон для завершения переюворов и подписания совместного договора прибыл нарком иностранных дел СССР. Однако по ряду причин он в то время не мог покинуть Москву и поручил вести переговоры И. М. Майскому. В Лондоне ответ советского наркома явно пришелся не по вкусу, особенно Идену: он считал себя лично уязвленным. И вдруг совершенно неожиданно из Москвы пришла телеграмма, сообщавшая, что предложение английского правительства принимается.
Приезд наркома назначался на май. Мотивы столь неожиданной перемены в планах наркома нам с Майским были не совсем ясны. Они прояснились только после его приезда в Лондон.
Оказывается, к этому времени между Рузвельтом и Сталиным завязалась личная переписка. В одном из писем американский президент выразил желание лично встретиться с И. В. Сталиным и урегулировать все спорные вопросы. Но глава Советскою правительства ответил, что из-за напряженного положения на фронтах он не может покинуть страну, и предложил встретиться в Архангельске или Астрахани.
Американская сторона предложила район Берингова пролива. Но это место не устраивало И. В. Сталина. Встреча двух глав правительств на сей раз так и не состоялась.
В послании от 12 апреля Рузвельт высказал пожелание о том, чтобы советская сторона обдумала вопрос "о возможности направить в самое ближайшее время в Вашингтон г-на Молоюва и доверенного генерала".
Тогда-то и было решено, что В. М. Молотов отправшся с визитом в Вашингтон, а заодно сделает остановку в Лондоне.
Мы понимали, что предстоящие переговоры будут трудными, поскольку между нами и англичанами имелись расхождения по содержанию договора. Дело в том, что И. В. Сталин настаивал, чтобы Англия признала западные границы Советского Союза, существовавшие к моменту нападения Германии на СССР. Англичане же предлагали вопрос о границах отложить до конца войны. Этот пункт был камнем преткновения.
Мы стали готовиться к приезду наркома.
В канун Первого мая у нас состоялось торжественное заседание. Обычно все праздничные мероприятия мы приводили вместе с посольством, в его большом конференц-зале.
На сей раз настроение у всех было особенно приподнятое:
зимнее наступление нашей армии вселяло уверенность, что в войне наступает резкий перелом. Об этом говорили в своей речи посол Майский и другие выступавшие.
Торжественное заседание подходило к концу, когда ктото из сотрудников военной миссии подошел ко мне и шепотом сообщил, что в холле меня ожидают представители министерства авиации Великобритании. Они прибыли по неотложному делу.
Я спустился вниз и увидел двух офицеров-англичан. По их скорбно-замкнутым лицам понял, что они прибыли с неприятным известием. И не ошибся.
- Господин адмирал, - сказал прибывший офицер, - случилось большое несчастье.
- В чем дело?
- Самолет, на котором летели ваши и наши люди, потерпел катастрофу.
- Не может этого быть!
- К сожалению, это так, господин адмирал. Самолет упал и сгорел.
- А как люди? - спросил я, чувствуя, как внутри у меня все похолодело.
- Мы не располагаем точными сведениями. Но кажется, все погибли.
Несколько мгновений я стоял как ошарашенный. Так уж устроен человеческий мозг, что он отказывается сразу воспринять трагическое. А известие было действительно ужасным. На этом самолете летели сотрудники миссии: мой помощник по вопросам авиации полковник Н. Н. Пугачев, помощник военного атташе майор Б. Ф. Швецов, секретарь миссии военный инженер 2 ранга П. И. Баранов, майор Асямов... И хотя я проработал с этими людьми всего месяцев девять, во уже успел привязаться к ним. Это были обаятельные люди и блестящие специалисты.
Группа находилась на военно-воздушной базе Инвенгорн, где знакомилась с боевой техникой. А в Лондон возвращалась на попутном английском самолете "Фламинг".
На борту машины вместе с экипажем находились шестеро англичан, в том числе вице-маршал авиации Скотт.
Вместе с советником посольства К. В. Новиковым я тут жо выехал к месту катастрофы. Первой мыслью было - перед нами диверсия, организованная или гитлеровскими агентами, или противниками англо-советского сотрудничества. Ведь "Фламинг" считался королевским самолетом и находился под особым техническим контролем.
Сразу же после катастрофы была создана совместная англо-советская комиссия. Она пришла к заключению, что самолет разбился в результате технической неисправности.
Дело в том, что во время полета выбило один из цилиндров двигателя. Он сбил хвостовые рули, самолет перевернулся и начал падать фюзеляжем вверх. Пилот ничего не мог поделать с вышедшей из повиновения машиной, и она врезалась в землю.
В военное время поездки членов правительства совершались, как правило, в условиях секретности. Соответствующие службы проводили большую работу по обеспечению безопасности визита. Так было и с визитом наркома иностранных дел СССР. О его поездке знал узкий круг лиц.
11 юлько тогда, когда стала известна точная дата прибытия наркома, были оповещены лица, которые должны были Щ) протоколу присутствовать при встрече. Нам с Майским было известно, что В. М. Молотов прилетит в Англию на военном самолете, который приземлится на аэродроме в Данди. Мы выехали туда специальным поездом. В поезде я встретил советского посла А. Е. Богомолова, аккредитование! о при эмигрантских правительствах в Лондоне, торгового представителя Борисенко; английскую сторону представляли А. Кадоган и несколько гражданских и военных лиц.
В Данди наш поезд поставили на запасный путь. Прибыли мы вечером, рассчитывая, что самолет наркома прилетит утром. Но вылет задерживался: в Москве была нелетная погода. На следующий день по метеоусловиям вылет задержали опять. Наконец погода в Москве установилась, но...
испортилась в Лондоне. Таким образом, наше многочисленное общество прожило в Дапдц целую педелю. Мы ездили осматривать город и его окрестности.
Разумеется, наше недельное пребывание в специальном поезде не могло остаться незамеченным. Сначала мы привлекли внимание железнодорожного персонала, а потом и всех местных жителей. Тем более что Дяиди город небольшой и слухи здесь разносятся молниеносно. В один из дней у наших вагонов появился мэр в черном костюме, грудь его украшала большая медаль на цепи. Его сопровождали отцы города - солидные пожилые люди. Прослышав, что через Данди должно проследовать какое-то важное лицо союзной державы, мэр и его спутники пришли засвидетельствовать свое почтение.
После этого случая мы решпли выехать из города. Перед отъездом распустили слух, что визит советского наркома отменяется. На месте остались только два человека:
В. Н. Павлов - переводчик, прибывший в Англию заранее, и чиновник из Форин оффиса.
Молотов прилетел в Англию 20 мая. Мы с Майским встретили его на середине пути между Лондоном и Данди.
В Лондоне советскую делегацию встречали Иден и Кадоган и тут же повезли в загородную резиденцию Черчилля - Чекере. По традиции там останавливались только особо почетные гости.
До этого я видел Черчилля редко, главным образом на официальных приемах. А здесь столкнулся вплотную, можно сказать в домашней обстановке. Грузный, сильный, немного сутуловатый, Черчилль производил впечатление быстротой своих ответов, остроумием и решительными манерами.
Знакомясь с человеком, он по привычке долго жал ему руку и пристально глядел в лицо, пока тот не отводил глаза. То же самое Черчилль решил проделать и со мной. Но я спокойно выдержал его твердый, пристальный взгляд.
В тот же вечер в Чекерсе в честь советской делегации был устроен обед с участием многих членов правительства.