- Хорошо бы нам получить эти приборы, - сказал я инженер-капитану 2 ранга Зиновьеву, когда он доложил о посещении завода и показал подаренную ему Дэвисом книгу "Подводные работы и операции субмарин" с автографом.
- Да, но как?..
И вот по нашей просьбе посол И. М. Майский пригласил мистера Дэвиса на очередной прием. Завязалась дружеская беседа. Англииский гость внимательно следил за успехами Красной Армии и выражал уверенность, что в ближайшее время наша страна добьется коренного перелома в войне.
Дэвис рассказал о своем предприятии и пригласил посетить его в любое удобное время.
В ближайшие дни Майский с женой в сопровождении Зиновьева отправились на завод. В кабинете директора был подан традиционный чай. Хозяин с восхищением говорил о русском солдате. Ну а А. А. Майская, советские гости добрым словом отозвались о приборах, выпускаемых заводом. Тут-то Дэвис и высказал идею о посылке приборов для Красной Армии.
- Я буду считать это своим союзническим долгом! - воскликнул ученый.
Мистер Дэвис нажал кнопку звонка, появился его секретарь, и он отдал ему необходимые распоряжения.
Распрощавшись с директором, посол и сопровождавшие его лица сели в машины. А через день-два с завода выехал "пикап" с инструментами и приборами. С ближайшей оказией они были отправлены в Советский Союз.
С особой помпезностью на сей раз британское правительство отметило 25-летие со дня рождения Красной Армии. Для торжественного заседания был отведен самый большой зал в Лондоне - Альберт-холл. Помню заполненные до отказа ложи и партер. (Как потом сообщали газеты, в зале присутствовало свыше 10 тысяч человек.) Глаза слепило от блеска парадных мундиров, от белоснежных манишек и украшений на обнаженных плечах дам - на заседание пожаловал весь цвет официального Лондона, послы большинства держав, военные атташе и т. д.
И снова, как в прошлом году на приеме у короля Георга VI, я подумал, что жизнь может удивлять нас до бесконечности. Те самые тори, которые еще десять - пятнадцать лет назад проклинали и молодую Советскую Республику, и ее армию, теперь собрались, расфранченные, чтобы отдать дань уважения нашей армии.
Совместными усилиями советского посольства и министерства информации Великобритании в Лондоне была устроена большая выставка на тему "25 лет СССР и Красной Армии". И снова огромное стечение народа, снова живейший интерес простых англичан к Стране Советов, снова пытливый вопрос в глазах: что же это за страна, что же это за люди, которым столько раз предрекали гибель, а они не только выстояли, но и нанесли поражение гитлеровской армии, мощь которой поддерживает промышленность почти всего континента.
На открытии выставки выступил И. М. Майский. Он, в частности, сказал:
- Как ни радостны наши победы (под Сталинградом), как ни ценны успехи вашей восьмой армии (в Африке), было бы величайшей ошибкой думать, что фашистская Германия уже дышит на ладан. К сожалению, это еще не так...
Слово предостережения кажется мне особенно необходимым потому, что сейчас кое-где, в кое-каких кругах победы Красной Армии начинают создавать то, что я назвал бы "оптимистическими иллюзиями". Кое-где, в кое-каких кругах люди начинают думать, что немцы уже бегут, что победа вот-вот, за утлом, что в силу этого уже можно разогнуть спину и вернуться к чувствам, привычкам, интересам мирною времени. Нет ничего опаснее такого настроения!
Не случайно, конечно, советский посол заговорил о чувстве самоуспокоенности английской общественности. Признаки благодушия после Сталинградской битвы давали знать о себе довольно часто. Как-то я разговорился с одним генералом из имперского генштаба. Пожав мне руку и наговорив уйму комплиментов по поводу успехов Красной Армии, он заметил между прочим:
- Ну теперь, адмирал, мы можем спать спокойно. Я, знаете, три года не был в отпуске. Этим летом хочу поехать с семьей на море.
- А не рановато ли, генерал?..
- Ну что вы! Теперь конец уже не за горами!
И это говорил ответственный работник генштаба! Я был поражен. Стоит ли напоминать, что до победного финала оставалось еще почти три года!
Думается, что некое благодушие коснулось и глав правительств Великобритании и США. Теперь-то они были спокойны: Советская Россия выстоит. Более того, теперь они были склонны думать, что с открытием второго фронта во Франции не следует торопиться. Пусть, мол, Советский Союз по-прежнему несет на своих плечах все тяготы войны.
Если ему и помогать, то лишь поставками материалов и вооружения. Рисковать же десантной операцией не следует. Ведь еще неизвестно, как она обернется! А вдруг неудачей? Нет уж, пусть себе воюют русские. В конце концов, это у них получается неплохо!
Вместе с тем определенные круги и в США, и в Великобритании опасались, что в случае разгрома Германии силами лишь Красной Армии Советский Союз окажет огромное влияние на послевоенное развитие европейских: стран, на социальный прогресс. Этого, конечно, допустить союзники не могли. Поэтому создание второго фронта в Европе было для пих уже не столько военной акцией, сколько политическим мероприятием, цель которого - предотвратить распространение большевизма в Европе.
В атмосфере пменно такого настроения проходили две встречи глав правительств США и Великобритании - в К?- сабланке (Марокко) и Вашингтоне.
Собравшись в Касабланке (с 14 по 24 января 1943 года), Рузвельт и Черчилль не могли не учитывать требований общественности по обе стороны Атлантики о немедленном открытии второго фронта. Да и не только общественности.
Голоса сторонников второго фронта звучали все громче и громче в парламенте. Например, в палате лордов с большой речью выступил лорд Бивербрук. "Мы сами должны атаковать и атаковать, - говорил он. - прежде чем немцы произведут перегруппировку своих сил, мы должны атаковать прежде, чем они оправятся от русского наступления" [Цит. по: Кулиш В. М. История второго фронта, с. 226.].
Только вторжение в Европу, по мнению оратора, могло привести к окончательному краху Гитлера.
Но, разумеется, были и яростные противники второго фронта. Так, в частности, выступившие после Бивербрука лорд Гренгард и лорд-канцлер Саймон доказывали, что стратегические бомбардировки якобы заменяют второй фропт, поскольку отвлекают на себя около половины вражеской истребительной авиации. Но взявший слово лорд Бивербрук легко разбил эти доводы.
Кстати замечу, что в Англии было немало сторонников воздушной войны, которые слепо верили в доктрину итальянского генерала Дуэ. Сам командующий британской бомбардировочной авиацией маршал Харрис не раз говорил:
- Если бы у меня было достаточно машин и летчиков, то я бы разрушил Германию до основания. Но у меня их не достаточно - и в этом все дело.
Однажды маршал авиации Харрис показал мне свои расчеты, из которых вытекало, что, будь у него столько-то бомбардировщиков, столько-то истребителей прикрытия, столько-то летчиков высокого класса, он смог бы подавить противника с воздуха. Надо ли говорить, что эти расчеты носили односторонний характер, не учитывали роли других видов войск.
Но посмотрим, какие же решения были приняты в Касабланке. Прежде всего, США и Англия объявили, что конечной целью настоящей войны является не уничтожение народов Германии, Италии и Японии, а ликвидация в этих странах пагубных режимов. Что ж, именно эту цель Советский Союз провозгласил еще в начале войны. И очень хорошо, что союзники, по существу, присоединились к нашим декларациям.
Рузвельт выдвинул на конференции идею безоговорочной капитуляции стран оси. Эта идея, по мысли президента США, должна была убедить Советское правительство, что западные союзники готовы вести войну до победного конца. Вместе с тем лозунг безоговорочной капитуляции должен был успокоить общественность Великобритании и США и создать иллюзию, что после столь решительных деклараций последуют конкретные действия.
Опубликованное после конференции коммюнике тоже подкрепляло впечатление, что второй фронт вот-вот будет открыт.
Но все это были благие намерения. А какие же практические шаги предпринимали наши западные союзники?
Куда, в каком направлении они намечали двинуть свои вооруженные силы? Конечно же, на Средиземноморский театр, а не на Европу!
Участники конференции прекрасно сознавали, что намеченные ими стратегические планы, в сущности, мало что дают для скорейшего разгрома Германии. Уже летом 1943 года Аллен Брук в беседе со мной сказал:
- Да, вывод Италии из войны не главная задача. Это не поставит Германию на грань краха. Но зато, очистив Средиземное море, мы сможем в будущем предпринять операцию по вторжению на континент огромного размаха...
Должен заметить, что о вторжении во Францию участники конференции в Касабланке говорили в весьма туманных выражениях. В стратегическом плане лишь предполагалась готовность десантной операции "в наиболее благоприятный момент для Великобритании и США". (Таким моментом, как потом выяснилось, участники конференции считали весну 1944 года, хотя предусматривалось, что, возможно, вторжение придется начать и раньше - "в случае необходимости". Иначе говоря, если Красная Армия "слишком скоро" оказалась бы у границ фашистской Германии.)
Единственным конкретным шагом на пути открытия второго фронта явилось создание объединенного командования западных союзников. Все остальные пункты решений конференции, повторяю, носили скорее декларативный, чем практический характер.
Перед закрытием конференции встал вопрос о том, что о ее решениях нужно информировать Советское правительство. Вероятно, и Черчилль и Рузвельт догадывались, что в Москве принятое решение о планах военных действий ничего, кроме раздражения и недоумения, не вызовет: ведь до этого союзники дали твердое слово открыть второй фронт в 1943 году.
Урегулировать щекотливый вопрос взялся Черчилль. От своего имени и от имени президента он, в частности, писал Сталину: "Мы полагаем, что эти операции (в Средиземном море. - Н. X.), вместе с Вашим мощным наступлением, могут наверное заставить Германию встать на колени в 1943 году. Нужно приложить все усилия, чтобы достигнуть этой цели" [Переписка Председателя Совета Министров СССР..., т. 1, с. 104.].
В числе ближайших планов союзников Черчилль перечислял следующее: очистить Северную Африку от сил держав оси; открыть надежный проход через Средиземное море для военного транспорта; начать интенсивную бомбардировку важных объектов держав оси в Южной Европе.
И хотя в послании намекалось, что вступление во Францию не за горами, такой ответ не удовлетворил И. В. Сталина, Естественно, что глава Советского правительства хотел знать точные сроки форсирования Ла-Манша: в конце концов, шла коалиционная война, и в таких условиях желательно, чтобы планы союзников были тесно увязаны. К тому же, зная привычку Черчилля отделываться туманными обещаниями, Сталин хотел связать его словом.
Но премьер-министр Великобритании и в следующем послании ушел от прямого ответа, резюмируя лишь, что Советское правительство поставило "совершенно справедливые вопросы... относительно конкретных операций, о которых принято решение в Касабланке". Словом, Черчилль оказался в затруднительном положении.
И только 12 февраля Сталин получил ответ, который, ьак теперь мы знаем, был предварительно согласован с Рузвельтом и объединенным комитетом начальников штабов.
В нем сообщалось, что прежде всего западные союзники собираются завершить операции в Северной Афржке, затем намечен захват Сицилии и военные действия в восточной части Средиземного моря. По словам Черчилля, эти операции потребуют "использования всего тоннажа и всех десантных средств, которые мы сможем собрать на Средиземном море, а также всех войск, которые мы сможем подготовить для десантных операций к этому времени..." [Перелиска Председателя Совета Министров СССР..., т. 1, с. ИЗ.].
Но дальше следовали уже конкретные обещания. "Мы также энергично ведем приготовления, до пределов наших ресурсов, к операции форсирования Канала в августе, в которой будут участвовать британские части и части Соединенных Штатов. Тоннаж и наступательные десантные средства здесь будут также лимитирующими факторами. Если операция будет отложена вследствие погоды или по другим причинам, то она будет подготовлена с участием более крупных сил на сентябрь (речь идет о сентябре 1943 года. - Н. X.). Сроки этого наступления должны, конечно, зависеть от состояния оборонительных возможностей, которыми будут располагать в это время немцы по ту сторону Канала....
Президент и я дали указания нашему Объединенному Штабу о необходимости предельной быстроты и об усилении атак до крайних пределов человеческих и материальных возможностей".
Когда мы с И. М. Майским ознакомились с этим посланием Черчилля, то вздохнули с облегчением: ну наконец-то!