61909.fb2
17. НА СУХОПУТНОМ ФРОНТЕ
Я находился в одной из военно-морских баз в Шотландии. Вечером, вернувшись с кораблей в гостиницу, первым делом включил приемник: хотелось прослушать сводку фронтовых новостей. Меня поразил взволнованный голос диктора, часто повторявшего одно и то же словечко "виуан". Речь шла, как я постепенно уяснил из сообщения, о бомбардировке английской столицы самолетами-снарядами ФАУ-1.
Разговоры о новом немецком оружии уже давно ходили в военных кругах, но широкая британская общественность узнала о нем в середине июля 1944 года: самолеты-снаряды упали в центре Лондона и вызвали страшные разрушения.
Диктор сообщал о многочисленных жертвах, о панике, охватившей город. Правда, власти, стремясь пресечь вспыхнувшую панику, запретили газетам и радио даже упоминать о ФАУ-1. Но дело, разумеется, от этого не менялось.
Гитлеровцы обрушивали на британскую столицу все новые и новые партии смертоносного груза.
Нужно было подумать о семьях членов миссии: оставаться в городе им было небезопасно. Я связался по телефону со своим заместителем генералом А. В. Васильевым.
Было решено эвакуировать семьи в базы, где находились наши офицеры, комплектовавшие конвои. Я попросил Андриана Васильевича отправить мою жену, сына и дочь в Ньюкасл. Через несколько часов он вызвал меня к телефону и сообщил, что жена наотрез отказывается выезжать из Лондона до моего возвращения.
- Тогда отправьте силой.
- Вы шутите, Николай Михайлович?
- Да нет. Расценивайте это как приказ.
Жена вынуждена была согласиться.
Вскоре, вернувшись в Лондон, своими глазами увидел, что творилось в английской столице. На вокзале шумела и голосила растерянная толпа. Женщины с детьми бегали по перрону за каким-то железнодорожным начальником, умоляя отправить их в первую очередь. Многие спали на чемоданах. У касс стояли понурые очереди насмерть перепуганных людей.
Я видел англичан в период самых интенсивных бомбежек. Но всегда поражался их спокойствию, выдержке и дисциплинированности. Даже когда завывали сирены и над головами гудели "юнкерсы", редко можно было увидеть бегущего лондонца. Он шел в метро, не ускоряя шага, дабы не утратить достоинства. Для англичанина нет ничего унизительнее, чем "потерять лицо" и выглядеть смешным в глазах других. Но сейчас я видел суетливых, крикливых, работающих локтями у касс людей. Всем хотелось поскорее покинуть город.
Трудно осуждать лондонцев. Я вскоре убедился, что звук приближающихся самолетов-снарядов (будто кто-то мчался по небу на мотоцикле с чихающим мотором) мог вывести из равновесия даже людей с очень крепкими нервами.
Обыкновенная бомбежка длилась обычно не более двух часов, остальное время человек отдыхал. Но самолеты-снаряды держали его в постоянном нервном напряжении; было трудно предсказать, когда появится огненный хвост ФАУ и какую цель снаряд изберет.
В первый же вечер по прибытии в Лондон я увидел, как самолет-снаряд вынырнул из-за облаков и с фырканьем устремился куда-то на окраину города. Описав крутую дугу, он упал. Фонтан черного дыма взметнулся над крышами домов. Земля вздрогнула, тонко зазвенели стекла в окнах. Потом появился другой снаряд, третий. Весь вечер город сотрясали взрывы и зарево пожарищ высвечивало горизонт. Как выяснилось, гитлеровцы предпочитали облачность ясному дню: это затрудняло работу истребителей и зенитчиков.
Как-то чиновники из военного министерства пригласили нас посмотреть ФАУ-1. Снаряд этот походил на одномоторный самолет без пропеллера. В конце фюзеляжа вместо руля поворота крепилась большая сигарообразная труба: в ней сжигалось горючее, движущее снаряд. Когда кончался запас горючего, рассчитанный на определенное расстояние, снаряд падал.
Не сразу англичане научились бороться с самолетамиснарядами. Вначале военные специалисты, наблюдавшие желтоватое облако взрыва, с перепугу решили, что противник применил атомное оружие. То, что опыты с "тяжелой водой" ведутся в Тронхейме (Норвегия), для английской разведки не было секретом. Но потом убедились, что перед ними крылатая ракета, начиненная обычной взрывчаткой.
Причем не лучшего качества: хорошая взрывчатка шла на артиллерийские снаряды.
Обычно, как только радиолокаторы ловили цель, зенитки открывали бешеный огонь. Какое-то количество ФЛУ удавалось сбить на подходе к столице. Но противодействие зениток в городе скорее приносило вред, чем пользу. Снаряд все равно должен был где-нибудь упасть. Сосредоточенные же вокруг важных объектов зенитки, сбивая самолет-снаряд, как бы помогали ему найти нужную цель. Они зачастую приземляли снаряд там, где его падение было особенно опасным и нежелательным. Так, например, один сбитый снаряд упал на мост Ватерлоо, который связывает два крупнейших вокзала Лондона - Ватерлоо и Чаринг-кросс. После этого зенитчикам запретили сбивать ФАУ в пределах городской черты.
Неудачными оказались и первые опыты применения истребителей. Снаряд шел на той же скорости, что и обычный истребитель того времени. А поскольку снаряд не огрызался огнем, летчику ничего не стоило сблизиться с ним и расстрелять в упор где-нибудь над морем. Однако взрывная волна ФАУ была так сильна, что самолет отбрасывало, как щепку, корежлло крылья и фюзеляж.
В конце концов английские авиаторы все же нашли выход. Истребитель поднимался над снарядом, входил в пике и из этого положения давал по ФАУ пулеметную очередь.
Снаряд взрывался, но поскольку ударная волна от взрыва шла воронкой, а истребитель находился как бы внутри ее, то самолету ничего не грозило.
Да, опыт приходил со временем, а пока от взрыва ФАУ лондонские дома, выложенные обычно из кирпича, сносило как карточные домики. Сотни лондонцев гибли под грудами обломков. Выбитые стекла домов, груды развалин на улицах были характерными чертами тогдашнего Лондона.
Трагедия, как всегда, соседствует с различными курьезами. Многие лондонцы рассказывали мне случай с одной дамой. Она принимала ванну, когда по соседству разорвался ФАУ-1. Даму вместе с ванной вышвырнуло волной на проезжую часть улицы. При этом она будто бы не сильно пострадала, если не считать ущерба, нанесенного ее женской скромности.
Довольно широко писали газеты о случае с полицейским.
Его даже возили по Лондону, показывая как местную достопримечательность. А дело было так. Полицейский дежурил у шестиэтажного отеля, как вдруг услышал рокот самолета-снаряда. Не зная, куда деваться, он заскочил в свою стеклянную будку. ФАУ-1 грохнулся на асфальт перед отелем. Взрыв разрушил здание до основания. А полицейский остался целым и невредимым. Его даже не поцарапало. Видимо, по какой-то случайности взрывная волна обошла будку. Не знаю, от чего-то ли от неожиданно свалившейся на него популярности, то ли от нервного потрясения - полицейский заболел и попал в психиатрическую больницу.
Однако, как ни интенсивен был обстрел Лондона самолетами-снарядами, район, где находились советское посольство и миссия, не пострадал. Поблизости не упало ни одного снаряда. И все же противник доставил и нам много неприятных минут.
Я отдал приказ: всем сотрудникам миссии во время обстрелов выходить из здания и прятаться в щелях. Поскольку взрывная волна от места удара шла не по поверхности земли, а под углом в сорок пять градусов, человек, находящийся даже в 20-30 метрах от эпицентра взрыва, мог и не пострадать, если укрылся в щели или просто прижался к асфальту. Вначале приказ выполнялся неукоснительно, но затем кое-кто, привыкнув к треску снарядов, уже не считал нужным выходить из здания. Возможно, сказывалась апатия эта ответная реакция организма на постоянное напряжение нервов. И все же я требовал неукоснительного выполнения приказа: не хотелось, чтобы миссия несла неоправданные потери. Пришлось применить даже дисциплинарные меры. Это возымело действие.
И еще одно правило существовало в миссии. Если когонибудь из наших сотрудников обстрел заставал на улице и он при этом был в гражданской одежде, то он мог, не стесняясь, падать на асфальт. Но если на сотруднике была военная форма, то он должен был держать себя с особым достоинством. И это правило соблюдалось строже первого:
офицерам миссии не нужно было объяснять, что они представляют в союзной стране победоносную Красную Армию.
Обстоятельства сложились тяк, что в запуганном ФАУ-1 Лондоне мне пришлось пробыть не более двух недель.
Где-то в середине лета имперский генеральный штаб пригласил представителей миссии посетить фронт. Собственно, наша поездка была "обменной": примерно в то же время английская и американская миссии во главе с генералами Борроузом и Дином отправились на наш фронт - под Бобруйск.
К тому времени союзники несколько продвинулись в глубь Франции. Поздно вечером мы выехали из Лондона на автомашинах. Ла-Манш пересекли на корабле и высадились в Шербуре. Мы - это А. В. Васильев, А. Р. Шарапов, И. А. Скляров и я, а также трое секретарей и переводчик.
И еще сопровождавший нас помощник начальника имперского генерального штаба бригадный генерал Файербресс со своим штатом. На французском побережье снова пересели на машины и по разбитым дорогам, обгоняя колонны танков, грузовиков, бронетранспортеров с пехотой, двинулись в расположение штаба командующего 12-й группой армий генерала Омара Брэдли. (В 12-ю группу входили 1-я и 3-я американские армии.)
Мы ехали через небольшие рощицы в багряном наряде:
они были бы прекрасны, если бы не черные отметины воронок и обгорелые пни и кустарники. Иногда путь наш лежал через городки с черепичными крышами, булыжными улочками, аккуратными рядами тополей и платанов. Дорога обогнула гряду холмов, изрезанных крохотными лоскутками полей. Каждое такое поле было ограждено рядами тополей и кустарника, иногда - рвами с блестевшей в них желтоватой водой. "Краем изгородей" называли эту часть Нормандии.
Над нами то и дело с гулом проносились бомбардировщики: они шли в направлении Сен-Ло и Кана, где союзники, как мы уже знали, ввязались в затяжные бои. Вести, поступавшие с плацдарма, особенно не радовали: англо-американские войска по-прежнему продвигались медленно, хотя обладали завидным превосходством в силах над противником.
Чем ближе мы подъезжали к линии фронта, тем явственнее были его приметы - гуще поток техники, больше патрулей и регулировщиков на перекрестках, все отчетливее доносился гул из-за горизонта.
Дорога из Кана оказалась забитой колоннами автомашин: лица шоферов были веселы и беспечны, как и лица солдат в кузовах. Никто даже не смотрел на небо: немецкая авиация не грозила наступающим. Вдоль дороги возвышались штабеля снарядов, бочки с горючим, рулоны плетеной проволоки... "Если бы немецкие бомбардировщики, - подумал я,-нагрянули сюда, то они причинили бы войскам массу неприятностей". Но немецкая авиация была в основном задействована на полях сражений в Белоруссии, в Прибалтике, на западе Украины, и это обстоятельство позволяло союзникам так беспечно относиться к военному небу.
Пусто было лишь на дорогах, ведущих непосредственно к передовым позициям: то и дело здесь попадались предупредительные знаки: "Стоп! Впереди - враг!"
Прежде чем рассказать о встречах с командующим 12-й группой армий генералом Омаром Брэдли и командующим 21-й группой армий Бернардом Монтгомери, мне бы хотелось вкратце обрисовать обстановку, сложившуюся в начале августа на севере Франции.
Наступление союзников, как я уже отмечал, протекало в исключительно благоприятных условиях. Немецкое командование растерялось в первые часы высадки, гадая, основные ли силы союзников прорвались на полуостров Котантен или это какой-то вспомогательный, отвлекающий удар, и своевременно не перебросило силы из других районов.
А когда картина для гитлеровцев стала проясняться, то изменить что-либо было уже трудно: союзники прочно закрепились на плацдарме, расширили его в глубину и по фронту и с каждым днем наращивали свои силы. Сотни десантных судов с ж_ивой силой и техникой причаливали к песчаным берегам Котантена.
Десантная операция в Нормандии совпала с успешным летним наступлением Красной Армии, развернувшимся чуть ли не по всему фронту - от Карелии до берегов Черного моря. Десятки вражеских дивизий попадали в котлы и уничтожались. Гитлеровское командование вынуждено было заделывать зияющие бреши в своей обороне и перебрасывать на Восток из Франции и Германии все новые и новые части.
Как только стало известно о высадке союзников в Нормандии, по всей Франции активизировало свои действия движение Сопротивления. В стране, по существу, вспыхнуло национальное восстание, во главе которого стояли коммунисты. В своем воззвании ЦК ФКП осуждал тактику выжидания буржуазных партий и призывал народ браться за оружие. "Священный долг всех патриотов, в первую очередь коммунистов, - говорилось в воззвании, - объединяться, вооружаться, сражаться, с тем чтобы как можно скорее вовлечь всю Францию в беспощадную борьбу против захватчиков и предателей и приблизить тем самым час победы".
Всюду трудящиеся массы Франции брали в руки оружие Ч 1 Позднее стало известно, что отряды движения Сопротивления и восставшие трудящиеся освободили многие города, в том числе такие, как Лион и Тулуза, очистили от врага значительную часть территории к югу от Луары и к западу от Роны. К середине августа 1944 года оккупанты были изгнаны из 18 департаментов этого района, а также со всей территории от Западных Альп до итальянской и швейцарской границ. 19 августа началось восстание в Париже.
Союзпые войска устремились к Западному валу (линия Зигфрида), встречая сопротивление лишь со стороны отдельных частей противника. Стоит напомнить, что германское командование все еще находилось под впечатлением тех репрессий, которые обрушились на него после заговора 20 июля.
И все же, несмотря на столь благоприятные условия, несмотря на подавляющее превосходство в живой силе и технике, английские и американские дивизии продвигались в глубь континента с черепашьей скоростью - иногда по одному километру в сутки [Уже потом, после войны, о наступательных боях союзников начали сочинять легенды, говорить как о самой блистательной победе западного оружия, как о величайшем торжестве военной мысли, оперативного и тактического искусства, как об образце четкости и слаженности многочисленных планирующих и снабженческих организаций. Думается, что все это сильно преувеличено.