Одна из важных задач, которая была поставлена перед Голиковым, - это выяснение позиции американских политических деятелей. Мы знали, что обстановка в США была сложной. На Рузвельта и других лидеров сильное влияние питались оказать изоляционисты, реакционеры всех мастей, в том числе фашиствующие элементы из числа осевших в США немцев и итальянцев. Мы с большим удовлетворением прочитали в английских газетах заявление государственного секретаря США о том, что правительство Соединенных Штатов будет радо приветствовать советскую делегацию.
Итак, я остался фактически главой миссии. Роль для меня, признаться, была непривычной. Особенно на первых порах, когда я еще не совсем ориентировался в расстановке политических сил Великобритании. Иногда меня обвораживала любезность Идена, его сочувствие нашему народу. Но скоро я понял, что Иден - не более как рупор идей Черчилля и что огромное влияние на министра иностранных дел оказывает Кадоган, который вовсе не отличался прогрессивными взглядами.
Мы, например, очень часто встречались с командующим бомбардировочной авиацией Великобритании маршалом авиации Артуром Харрисом. Он вроде с охотой шел на бомбардировку крупнейших промышленных центров Германии.
Однако, когда мы указывали на скопления немецкой военной техники танков или авиации, наши просьбы не всегда удовлетворялись. Я не мог отделаться от ощущения, что нам противостоят влиятельные силы, которые не хотят выполнять союзнические обязательства.
Среди военной верхушки эти силы группировались вокруг первого морского лорда адмирала Дадли Паунда, чье лицемерие раскусить не представляло труда. Но об этом еще пойдет речь.
3. ВТОРОЙ ФРОНТ: СТОРОННИКИ И ПРОТИВНИКИ
Впервые вопрос о втором фронте Сталин поставил в своем послании Черчиллю от 18 июля. Приветствуя установление союзнических отношений и выражая уверенность, что у обеих стран найдется достаточно сил, чтобы разгромить общего врага, Сталин писал: "...военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика).
Фронт на севере Франции не только мог бы оттянуть силы Гитлера с Востока, но и сделал бы невозможным вторжение Гитлера в Англию. Создание такого фронта было бы популярным как в армии Великобритании, так и среди всего населения Южной Англии. Я представляю трудность создания такого фронта, но мне кажется, что, несмотря на трудности, его следовало бы создать не только ради нашего общего дела, но и ради интересов самой Англии. Легче всего создать такой фронт именно теперь, когда силы Гитлера отвлечены на Восток и когда Гитлер еще не успел закрепить за собой занятые на Востоке позиции" [Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (Далее - Переписка Председателя Совета Министров СССР...). М., 1976, т. 1, с. 19.].
Я находился как раз в кабинете И. М. Майского, когда пришло это послание. Доводы главы Советского правительства нам показались неотразимыми.
- Неужели и это не подействует на Черчилля? - невольно вырвалось у меня, едва я кончил читать письмо.
- Кто знает,- пожал плечами Иван Михайлович, - во всяком случае, отвертеться Уинстону будет трудно.
Мы с нетерпением ждали, что скажет премьер-министр.
Наконец вечером 21 июля Майский показал только что полученный и переведенный ответ Черчилля. Он гласил:
"С первого дня германского нападения на Россию мы рассматривали возможность наступления на оккупированную Францию и на Нидерланды. Начальники штабов не видят возможности сделать что-либо в таких размерах, чтобы это могло принести Вам хотя бы самую малую пользу" [Переписка Председателя Совета Министров СССР..., т. 1, с. 20.].
Свой отказ Черчилль мотивировал тем, что на территории одной только Франции немцы якобы располагают сорока дивизиями и все побережье сильно укреплено. "Предпринять десант большими силами, - писал он, - означало бы потерпеть кровопролитное поражение, а небольшие набеги повели бы лишь к неудачам и причинили бы гораздо больше вреда, чем пользы, нам обоим" [Там же.].
Послание премьера произвело на нас с Майским удручающее впечатление. А тут еще безрадостные сводки с фронтов: несмотря на их скупость, военному человеку нетрудно было догадаться, что положение наших войск на западном направлении продолжало оставаться исключительно тяжелым. Английские газеты на первых полосах крупным шрифтом помещали сообщения немецких информационных агентств, безусловно тенденциозные, а сводки Совинформбюро - на внутренних полосах и мелким шрифтом. Такая позиция редакторов газет союзной нам державы была непонятна работникам миссии и посольства. Но видимо, желание доставить читателю сенсационное чтиво у английских журналистов было выше союзнического долга.
В эти дни мы с Майским почти ежедневно встречались с представителями парламентских, военных кругов и, естественно, с членами кабинета, убеждая наших собеседников в необходимости немедленного открытия второго фронта.
Мы находили сочувствие и понимание. Английские официальные лица обещали "поставить вопрос", "изучить его", "рассмотреть со всех сторон".
Вообще, состав правящих кругов Великобритании был далеко не однородным. Опыт показал, что к оценке должностных лиц нельзя подходить с одной меркой - чем ближе человек к рабочему происхождению, тем вероятнее прогрессивность его взглядов. В действительности политическая расстановка сил в верхних эшелонах английского общества была куда сложнее. Например, Уолтер Ситрин, генеральный секретарь Британского конгресса тред-юнионов, занимал явно враждебную позицию по отношению к Советскому Союзу. Особенно это проявилось в период советско-финской войны. Правда, после нападения Гитлера на Советский Союз он начал перестраиваться, был даже инициатором прямых контактов между советскими и британскими профсоюзами.
Но это уже случилось позже. Во всяком случае, он не ратовал за высадку десанта в Европе. Зато аристократ лорд Бивербрук и сэр Александер, далеко не разделявшие наших политических взглядов, оказались в числе людей, выступавших публично за открытие второго фронта.
Нужна была определенная гибкость, чтобы привлечь на нашу сторону возможно большее число сторонников, чтобы не отпугнуть ни консерваторов, ни лейбористов, ни либералов, ни просто частных граждан, откровенно сочувствовавших нам. Мы вынуждены были учитывать, что различные политические группировки преследуют свои, иногда узко партийные цели, забывая при этом главную стратегическую цель - разгром фашистской Германии. Им приходилось об этом напоминать.
Я уже упоминал морского министра Александера. Он серьезно, ответственно относился к союзническим обязательствам, поддерживал идею открытия второго фронта.
И действительно, с Александером работалось легко. Он шел нам навстречу. Не без его помощи мы получили летом 1941 года некоторое количество гидроакустических установок для кораблей. Разумеется, не все зависело от морского министра, но у меня сложилось впечатление, что он прилагал немало усилий, чтобы помочь нам.
Вообще англичане, прежде чем решить какой-либо вопрос, обязательно должны как следует его обдумать. Но порой нас раздражала их медлительность. Время-то было горячее, и мы просили, особенно со вторым фронтом, поторопиться.
- Вы, как французы, - говорили в таких случаях англичане,- слишком экспансивны. Нет, дайте нам время подумать.
Поначалу было трудно ориентироваться: кто же наш истинный доброжелатель, а кто противник военного сотрудничества? Как ни странно, сторонники боевого союза приходили порой с той стороны, откуда мы их меньше всего ожидали.
Мне вспоминается беседа на одном из приемов в отеле "Риц" с Ллойд Джорджем. Тем самым Ллойд Джорджем, который, будучи премьер-министром Великобритании, проявил себя ярым врагом коммунизма и Советского государства.
Это был видный политический деятель своего времени.
Он сделал блестящую и стремительную карьеру. Сын провинциального учителя, Ллойд Джордж был какое-то время мелким адвокатом, а потом занялся политикой и стал во главе либеральной партии. Прирожденный оратор, мастер компромиссов и демагогии, он, по словам В. И. Ленина, был одним из "опытных, чрезвычайно искусных и умелых вождей капиталистического правительства..." [Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 295.]. Ллойд Джордж стяжал себе известность как один из главных организаторов победы над Германией и один из творцов Версальского мира. После того как на выборах 1922 года либералы потерпели поражение и к власти пришли консерваторы, Ллойд Джордж перестал быть премьером, но оставался членом парламента.
В просторном холле, где был организован прием, присутствовали все члены советской военной миссии и ответственные сотрудники посольства во главе с И. М. Майским.
Ко мне подошел старик, розоволицый, с пышными спежными усами и светлыми умными глазами. Хотя я и видел его на портретах, но не сразу сообразил, что передо мной Ллойд Джордж. В свои восемьдесят лет он выглядел внушительно. Подошел Антони Иден и представил нас друг другу.
- Да, да, господа, - сказал Ллойд Джордж сразу же после обмена любезностями,- я считаю, что ваша идея об открытии второго фронта весьма продуктивна. Она могла бы коренным образом изменить ход событий.
"Вот тебе и старик!" - подумал я.
Идеи снисходительно улыбнулся: мол, что вы хотите от этого выжившего из ума старца.
- Сейчас это трудно осуществить, - возразил Иден экс-премьеру. - У нас не хватает транспортных средств.
И к тому ж паромы тихоходны...
- Ну конечно, - съязвил Ллойд Джордж, - в первую мировую войну Ла-Манш был, конечно, более узким, а паромы значительно быстроходнее. Может, это позволило нам перебросить во Францию миллион солдат? Учтите, господа, добавил он, обращаясь ко мне и Майскому, - я нахожу ваше предложение весьма разумным.
Не успел Ллойд Джордж отойти, как Иден счел необходимым сгладить слова бывшего премьера.
- Не обращайте на него внимания. Он уже стар, и ему трудно ориентироваться в современной обстановке.
- По-моему, - не удержался я, - Ллойд Джордж прекрасно знает ширину Ла-Манша.
Иден сделал вид, что не расслышал моего замечания.
Чем была вызвана такая позиция Ллойд Джорджа? Он никогда не испытывал симпатий к нашей стране. Но, как опытный политический деятель, он чутко улавливал настроения английского народа, выступавшего за открытие второго фронта. И, выступая в поддержку второго фронта, он опал, что таким образом защищает Англию. К тому же был хороший повод для нападок на консерваторов, которых он по-прежнему не уставал критиковать.
Среди тех, кто пытался оказать реальную помощь Советскому Союзу, был. конечно, лорд Бивербрук.
Выходец из Канады, Уильям Бивербрук на родине был сначала мелким юристом, затем увлекся газетным бизнесом. Во время первой мировой войны он перебрался в Англию и здесь в короткий срок сколотил целую газетную империю. Как подобает влиятельному лицу в Великобритании, Бивербрук получил от короля титул лорда. Одно время в правительстве Ллойд Джорджа он занимал министерский пост и выступал за сближение с молодой Советской Республикой. Правда, такая позиция не помешала ему в 1933 году, во время советско-английского конфликта из-за дела "Метро-Виккерс", поднять антисоветскую шумиху в сиоих газетах. Но это был короткий эпизод в его политической биографии.
Черчилль, высоко ценивший организаторские способности Бивербрука, поручил ему в начале войны возглавить и реорганизовать министерство авиационной промышленности, и Бивербрук сделал это со свойственной ему энергией.
Потом, будучи министром военного снабжения, он оказал нашей миссии значительную помощь. Но об этом несколько позже.
А теперь, забегая вперед, сошлюсь на послание от 3 сентября. В этом послании глава Советского правительства еще раз, уже в более острой форме, поставил вопрос об открытии второго фронта. Но Черчилль снова ответил вежливым отказом, ссылаясь на то, что Великобритания в настоящий момент не располагает достаточными силами вторжения.
Дело, конечно, было не в этом. Для создания второго фронта, особенно для наращивания сил вторжения, потребовалось бы направить основные силы Англии на европейский материк и, естественно, сократить до минимума ее армии на Ближнем Востоке, ограничить решение задач, связанных с освобождением средиземноморских путей, - словом, поставить на карту все ради победы над гитлеровцами в Европе. Но Черчилль этого не хотел. Теперь-то мы знаем, что вопрос о втором фронте зависел не столько от возможностей Великобритании, сколько от ее политики и стратегии, от взглядов ее политиков и военных, от их выбора главного направления военных действий.
Так где же все-таки нанести удар по общему врагу союзных стран? У Советского правительства по этому вопросу была совершенно ясная точка зрения. Оно считало, что открытие фронта в Северной Франции неминуемо приблизит крах фашистской Германии. Справедливости ради следует сказать, что эта точка зрения в то время разделялась многими американскими руководителями, в том числе и самим Рузвельтом. Более того, американские лидеры настаивали на том, чтобы главный удар нанести в сердце Германии - в район Рура. Англичане же были сторонниками обходных и фланговых маневров, сторонниками войны на истощение противника. Разумеется, правящие круги рассчитывали при этом, что Советский Союз будет нести на себе все бремя военных тягот. Некоторые историки на Западе видят в этом чуть ли не заслугу английских стратегов. На самом же деле в такой стратегии можно видеть только одно - попрание союзнических интересов. Не нужно было обладать большим стратегическим воображением, чтобы додуматься до столь простой мысли: пусть сначала советские армии расколошматят вооруженные силы третьего рейха, а тогда и мы вступим в игру и одержим победу не слишком дорогой ценой.