Они чинно ехали по укатанной дороге к поместью. Стемнело. Эрик вел аккуратно. Скорость была небольшая. В кресле у камина Агата уснула и теперь, поскольку мужчины ждали, пока она проснется, чувствовала себя неловко. Дорога была скользкой, и донимать барона разговорами она не решалась, поэтому просто думала, глядя в темное окно мобиля.
Она могла изначально поставить себя так, чтобы семья Людвига воспринимала ее как хозяйку поместья. Или хотя бы заявить хоть раз, что половина работы над любой книгой фон Лингера – ее.
Так… почему?
Почему она все это время позволяла так с собой обходиться? Мужу, его родственникам, издателю. Почему ей не пришло в голову сказать «нет», когда Вилла требовала у них денег, или хотя бы воспротивиться тому, что семейство Лингеров поселилось у них в поместье?
Она боялась? Кого? Мужа? Свекрови?
Сколько вопросов. И если на них ответить, то, наверное, станет понятно, что не так с ее жизнью. Вот только ни на один из них она ответить не может. Или… не хочет?
Рано потерявшая родителей, она прекрасно понимала, насколько больно остаться одной. Без родных. Конечно, она не хотела Людвигу такой судьбы. Зная, как для него это важно, делала все, чтобы не стать причиной ссор и раздоров мужа с его собственной семьей.
Гораздо проще было просто прыгнуть на заднее сиденье старенького мобиля Цверга, чтобы окунуться в расследование с головой и не лезть в неприятности. Не создавать конфликтных ситуаций. Не слышать визгливых воплей свекрови.
А… Людвиг? Она и правда не замечала, что последнее время он охладел к ней? Или, может быть, все-таки не хотела замечать? Все списывала на усталость, раздражительность творческой, тонкой натуры, на головную боль, в конце концов. Это же проще, чем всерьез, по-настоящему задуматься о том, что происходит в их личных отношениях. Но дело даже не в этом. В собственном нежелании конфликтовать с окружающими она еще могла себе признаться.
Гораздо труднее было признаться самой себе в том, что со временем истории, которые рассказывал ей муж-писатель, стали для нее интереснее самого Людвига фон Лингера. Работа над текстом – важнее совместных ужинов.
Как часто она работала почти до утра и, чтобы не будить мужа, ложилась отдельно? Когда последний раз они с мужем говорили о чем-нибудь, что не связано с книгой? О погоде за окном, а не о времени суток в той или иной сцене? Об их личных планах на будущее, а не о том, вводить или нет еще одного второстепенного героя?
Она перестала быть для него женой, она стала компаньоном по бизнесу. Но даже если и так? Почему бы не поговорить по-человечески? Ты полюбил другую? Так скажи мне об этом! Зачем же… Неужели я такое чудовище, что меня легче отравить, нежели о чем-то договориться?
Агате вдруг стало так горько и больно от собственных мыслей, что защипало в носу. Она опустила голову и стала искать в сумочке чистый платок.
Хлопок. Глухой, но мощный. Звук, конечно, не оглушил, но рычание собак на заднем сиденье вдруг стало таким, будто Эльзу и Грона завалили подушками. Или мешками с песком. Визг тормозов. Она, наверное, разбила бы лицо, если бы не нагнулась. Как, оказывается, полезно вовремя пожалеть себя.
Это была последняя мысль, а кровь на белой манжетке клетчатого платья – последнее, что она видела.
Барон пытался удержать мобиль на узкой скользкой дороге, с тревогой поглядывая на женщину, которая, казалось, просто уснула.
– Эльза! Агата!
Собака протиснулась между сиденьями, лизнула женщину в лицо. Та очнулась, вдохнула поглубже и изо всех сил вцепилась в теплую шерсть: не закричать, не помешать, не сбить концентрацию водителя…
Машину бросало из стороны в сторону, но Эрику каким-то чудом удавалось держать дорогу.
– Агата, достаньте из ящика прямо перед вами огнестрел и положите мне его под правую руку.
Женщина молниеносно выполнила приказ.
– Умница, – не отрывая взгляда от дороги, кивнул барон. – Теперь пластину связи из бокового кармана, мне не выпустить рычаги управления.
– Готово.
– Хорошо. Нажмите единицу. Нам понадобится помощь.
– Дальше?
– Расстегните на собаках ошейники, – по-прежнему спокойно командовал барон.
Умные Грон и Эльза по очереди подставили головы.
– Отлично! Теперь самое главное, Агата… Ваша задача – забиться как можно глубже под сиденье.
– Нет! Я…
– Задача – забиться под сиденье! – Барон сказал это так, что не подчиниться было невозможно, при этом голос его стал тише и мягче…
Свернувшись клубком под сиденьем, Агата услышала:
– Эльза, охранять!
Мобиль остановился. Эрик выхватил из внутреннего кармана странный изогнутый нож. Полоснул себя по ладони и только после этого схватил окровавленной рукой огнестрел.
Распахнул дверь, вынырнул наружу. Сразу за ним черной тенью метнулся Грон. Эльза не шелохнулась.
Выстрелы. Крики. Рычание Грона.
Агата видела Эльзу. Собака нервно дергала ушами, но сидела неподвижно. Потому что получила приказ.
– Эльза, – прошептала Агата.
Странный звук. Звон разбитого стекла. Вой…
– Эльза! Нет! – Собака прыгает в разбитое лобовое стекло, цепляя лапами острые осколки…
Тишина.
Агата думала, что звуки боя – это страшно… Да. Конечно. Но вот эта тишина…
– Эльза… – тихонько позвала.
В ответ – ничего.
– Эрик? Грон?
Она вылезла из-под сиденья, открыла дверь. Выбралась в темноту, чуть подсвеченную кристаллами мобиля.
– Эрик! – Она подбежала к мужчине, раскинувшемуся на снегу.
Холодно. Темные пятна на белом в тусклом свете кристаллов.
– Не пострадала?.. – еле слышно.
– Вы живы!
– Багажник. В боковом кармане сумки пузырьки. Они подписаны. Влей…
Агата побежала к машине. Сумка, сумка, сумка… Боковой карман…
Пальцы дрожали, от слез расплывались предметы. Одна сумка, вторая. Где… Где же это… Нашла!
Барон поморщился, с трудом глотая сероватую густую жидкость.
Рядом лежал Грон. Пес шевельнул хвостом, когда Агата склонилась над ним.
– Давай, надо выпить!
– Ууууууу…
К Эльзе Агата шла медленно, стараясь не думать о плохом, но слезы все равно лились, тряслись руки.
– Эльза… – опустилась она на колени перед собакой, которая спасла ей жизнь.
«Больно…» – прочитала в глазах. Живых!!!
– Так, надо выпить! Эльза, милая, не капризничай!
«Буду… Мне можно!»
– Конечно, радость моя! Тебе все можно. Но выпить лекарство надо!
Получилось!
Агата огляделась. Возле машины было одно тело. Рядом с Эриком – еще три. Стало страшно, но боль в руке вернула к реальности – предусмотрительный и битый жизнью канцлер в отставке наверняка возит с собой что-то ранозаживляющее.
Женщина бросилась к дорожной сумке, раскрыла. Есть! Слева был карман с зельями. На достаточно большой банке было написано: ранозаживляющее.
– Это вылить на рану или выпить?
– Обработать. Не пить. – Эрик даже попытался улыбнуться.
– Собак можно?
Опустил ресницы.
– У вас?
– Только ладонь. Меня не задели.
Смазала ладонь.
– Грон?
Погладила бок, пес дернулся. Пальцы стали липкими и влажными. Не глядя, налила из бутыли.
– Эльзочка…
У нее была рана в плече.
«Интересно, – размышляла Агата, поливая рану. – Можно ли считать, что у собаки есть плечо… Надо словарь посмотреть…» Потом она ругала себя за тот бред, что лезет в голову: трое раненых, ночь. Трупы… А она – о словаре. И точном лексическом значении! Вспомнились слова Ульриха, какая она зануда…
Пластина загорелась, замерцала в темноте. Агата схватила ее и понесла Эрику.
– Да. Живы. Приезжайте, – приказал он. И посмотрел на Агату. – Сильно замерзли?
– Пока холода не чувствую.
– Помощь скоро будет.
И прикрыл глаза.
– Эрик, – испуганно позвала Агата.
– Все нормально…
– Не отключайтесь… Мне страшно.
Она откуда-то знала, что нельзя дать ему потерять сознание. Знала – и все…
– Не бойтесь, – заплетающимся языком сказал он.
Агата опустилась перед Эриком, положила его голову к себе на колени.
– Встаньте, – приказал он.
– Тссс.
– Вы простудитесь.
– Доктор Фульд умеет лечить простуду?
– Он умеет все.
– Значит, он спасет нас всех.
– Точно.
– Сколько их было? – спросила Агата, заметив, что у мужчины снова глаза стали закатываться.
– Четверо.
– Они стреляли по кристаллам?
– Глупости! Кто в такой темноте…
– А что они сделали?
– Раскатали шипы на дороге.
Новый свет кристаллов, появившийся на дороге, Агата восприняла с невыразимым облегчением.
– Все живы? – закричал доктор Фульд, выскакивая из мобиля.
– Трое ранены! – отозвалась Агата.
Эрик раскрыл глаза.
Знакомые пронзительно-желтые полосы мелькали перед глазами. Так уже было. Острая боль чуть выше уровня глаз, будто воткнули тонкую спицу. Прекрасно!
Подобные ощущения свидетельствовали о том, что истощение он себе заработал. Что было вчера? Он не помнит. Опять подвал? Странно. Что же такое он создавал?
Внезапно память вернулась. Сознание пронзило, как молнией. Дорога. Снег. Ночь. Белая залитая кровью манжета клетчатого платья. Бледное от ужаса лицо. Горячее дыхание Грона.
– Агата…
Он помнил, что она была жива. Помнил, как ему казалось, что она непременно простудится.
Красный от крови манжет. Прозрачные пальцы пытаются открыть бутылку с ранозаживляющим зельем. Несколько капель падает на снег. Эльза скулит…
– Агата!
– Все хорошо. – Ее голос совсем рядом.
Его гладят по щеке. Перед глазами снова ярко-желтые полосы, над надбровными дугами – невыносимая боль, и одна мысль – интересно, манжет все еще в крови?
Платье ему понравилось. Он купил его сразу, не раздумывая, лишь уточнил размер. Красно-зелено-синяя клетка. Цвета не яркие, поэтому не вычурно, но задорно. Белоснежные воротничок и манжеты придавали аккуратный и даже несколько нарядный вид. Судя по тому, как часто женщина его надевала, – ей оно тоже пришлось по душе.
Губы смачивают чем-то кисло-сладким. Еще и еще. Он приподнимает голову, делает жадный глоток. Хочет еще. Но питье забирают.
– Чуть позже. Доктор запретил помногу.
Ее голос…
Эрик с облегчением выдыхает. Потом вспоминает:
– Собаки?
– Доктор Фульд с ними. Говорит, кровь остановили вовремя. Их жизни ничто не угрожает, но восстановительный период займет какое-то время. То же самое можно сказать и о вас.
– Спасибо.
– Это вам спасибо. И им. Вы меня спасли. Снова.
– Я счастлив, что у нас это получилось, – говорит банальные вещи, приличествующие данной ситуации, а сам понимает, что если бы не спас эту женщину тогда, в своем поместье, то…
Все было бы бессмысленно и не нужно. Боль немного отступила. Зато сердце билось так, что готово было выскочить. Может, он и в критическом состоянии, сейчас это не важно. Важно другое… Он любит ее.
И хватит себе врать. Им, может, и двигают благородные чувства, но дышать без нее он не сможет. Что еще? Ревность. Жгучая, сводящая с ума. Страсть? И это тоже. Прекрасно!
– Как вы? – Она снова протягивает ему кружку с питьем. Барон жульничает: делает глоток насколько можно большим.
В глазах проясняется. Он видит Агату, комнату. Столик. Кувшин. Спиртовку и травы. Она переоделась. На ней серая юбка и белая блузка. Без крови…
– И чем вы меня напоили? – подозрительно посмотрел он на прозрачный кувшин, в котором рубиновой звездой отражалось пламя спиртовки.
– Гранатовым соком с лекарствами, которые прописал доктор Фульд, – с гордостью отвечает она.
Эрик качает головой:
– До этого подобное чудо удавалось лишь моей матушке. То зелье на вкус было отвратным. Это же, должен признать, вполне себе ничего. Я вам уже говорил, что ненавижу гранатовый сок?
– Вы даже попытались заменить его вином…
– Но вино вам понравилось?
– Очень.
– Как вы сделали так, что это можно пить? – Он не без удовольствия сделал еще один глоток.
Боль уходила. Зрение возвращалось. Чудеса, да и только! Но самое удивительное… Это было вкусно!
– Ну… если честно, пришлось попотеть, господин барон, и напрячь извилины, – она лукаво улыбнулась, смочила небольшое полотенце в воде со льдом и аккуратно положила ему на лоб, – а также вспомнить все, что я знаю о травах.
– Вы волшебница, Агата. Но я хочу знать весь процесс в подробностях, поэтапно. Я ведь тоже в этом кое-что смыслю…
– Обязательно, – она снова смочила полотенце в ледяной воде, – обязательно вам расскажу! Но не сейчас. Вам нельзя переутомляться. Доктор Фульд велел…
В дверь постучали.
– Да, – откликнулся господин барон, которому после процедур и целебного питья стало значительно лучше. Может, и правда после занятий с артефактами следовало пить снадобья доктора? Надо же, какие глупые мысли лезут ему в голову рядом с этой удивительной женщиной…
– Господин барон, – следователь Майнц, виновато улыбаясь, заглянул в комнату, – как вы себя чувствуете?
– Хорошо. А если вы не будете раскрывать мое инкогнито, будет еще лучше! Заходите!
– Виноват… Прошу прощения.
– Не извиняйтесь. Просто не забывайте об этом. Я так понимаю, в живых мы остались как раз потому, что нападавшие не осознавали, кто перед ними. Решили, что четырех солдат им хватит.
– Вы так думаете?
– Уверен, господин Майнц, уверен. Мне не на что жаловаться. До сих пор к нападению на канцлера привлекались только лучшие из лучших!
Рука Агаты дрогнула, и несколько капель рубиновой жидкости упали на рукав. Женщина побледнела.
– Господин барон, мне необходимо с вами переговорить… Госпожа Агата… может, отдохнет? Или пойдет проведать собачек?
Агата вытерла стол полотенцем, посмотрела мужчинам в глаза. Одному. Второму. Встала. Выпрямила спину.
Да за кого этот следователь ее принимает? За истеричку?! Да он же ее, в конце концов, и втянул в это расследование! А вчера? Она Эрику огнестрел подавала. Помощь вызывала! И помехой не была. А еще она стреляет без промаха, и у нее будет свой, личный огнестрел! Барон обещал. И тогда она…
Агата вспомнила приказ – забраться под сиденье. Эльзу, что закрыла ее собой. Вздрогнула. На секунду ей показалось, что барон обманул. Просто пообещал, как девочке, игрушку. Мужчины. Они не воспринимают ее всерьез! Но тут она встретилась взглядом с лежащим на кровати человеком, который смотрел на нее так серьезно и одновременно тепло, что… Нет. Он не мог ее обмануть. Женщина гордо вскинула подбородок:
– Господин Майнц. Все происходящее касается меня лично. И я никуда не пойду!
Следователь лишь обреченно кивнул, а Эрик усмехнулся, но так, чтобы женщина этого не заметила. Агата фон Лингер, у которой даже носик порозовел от любопытства, была очаровательна. Однако секунду спустя барон уже был более чем серьезен, поскольку от информации, что принес следователь, зависела жизнь писательницы. Он живо представил себе, как все переживания, страхи, надежды, встречи, погони, допросы превращаются в страницы книги. Книги, которую обязательно напишет Агата.
– Присаживайтесь, – кивнула следователю хозяйка, указав на кресло около кровати.
– Нападающих было четверо. Все – погибли.
– Да. К сожалению, речи о том, чтобы захватывать пленных, попросту не шло, – кивнул Эрик, который уже было сел на кровати, но, встретив строгий взгляд Агаты, вновь откинулся на подушки.
– Профессионалы? – поинтересовался Майнц, доставая блокнот.
– Как сказать… На мой взгляд – диверсанты или разведчики. Точно не солдаты стрелковых частей, судя по движениям. Работали слаженно. Привыкли работать в группе, – вспоминал бывший канцлер.
– Документов или солдатских блях мы не обнаружили. Но у одного из погибших есть наколка. Над левой лопаткой.
– «Ней. Не забудем. Не простим»?
Следователь Майнц кивнул.
Агата вздрогнула. Надо же – люди, что пытались их убить, так же, как она, помнят нашествие оклеровцев на марку Ней. У них были разные цели. Но, оказывается, была одна боль! Теперь эти люди мертвы. Она никогда не узнает, кого именно они потеряли во время тех событий. Детей? Возлюбленных? И что в мирное время могло заставить их напасть на тех, кого еще недавно они пытались защитить ценой собственной жизни?
– Агата? Вам нехорошо? Майнц, пригласите доктора Фульда!
– Нет! Пожалуйста. Не отвлекайте его. – Она сделала глубокий вдох. – Он с Эльзой и Гроном. Следователь Майнц, со мной все в порядке. Продолжайте.
– Такие наколки делали разведчики, те, что перед первой волной наступления забрасывались в Ней. Они первые видели то, что сделали с землей и всеми, кто там жил, оклеровцы. И, кстати, шипы на дороге, которыми распороли колеса мобиля, – военного образца. Выясняем, с какого именно склада выдавались.
– Странно, – пробормотал Эрик. – Мне почему-то казалось, что среди военных у меня врагов нет.
– Они же не знали, что вы – это вы…
– Это верно. Но… для меня их мотивы совершенно необъяснимы!
– Может быть, военные не довольны итогами войны? Столица Оклера разрушена не была. Короля и королеву не уничтожили. Вспомните, тогда многие протестовали. Тем более военные. Особенно если учесть тот факт, что Карл Третий, храни Всеблагие его величество, женат на принцессе с островов. У нас есть кое-какая информация о тайных обществах. Но до сегодняшнего момента никаких диверсий с их стороны не было.
– Наступательная операция на острова, – покачал головой Эрик. – Возможно. Но только представьте, Майнц, какие это были бы потери. Сколько еще жизней…
– Я-то это понимаю, ваша милость. И, уверен, большинство солдат и офицеров тоже.
– И потом, если произошедшее рассматривать как политическое преступление… Это, скорее всего, могло произойти, если нападавшие знали, кто я такой. Тогда, опять же – почему так плохо подготовились? И кто знал?
– А если все-таки напали не на вас, а на госпожу фон Лингер?
– Думаю, надо тщательнее проверять окружение Лингеров. Всех, кто имел доступ в дом. Ищите связи с военными.
– Бывший муж Виллы, отец Конрада, – высокопоставленный военный, – тихо проговорила Агата.
– И нынешний любовник госпожи Виллы – тоже, – откликнулся следователь. – Мы его проверяем. Пока ничего. Тем не менее доступ в дом он имел.
– Людвиг фон Лингер – бывший офицер, – бросив взгляд на Агату, все-таки сказал Эрик. – Выжидайте два-три дня. Не больше. Если не явится в поместье, задерживайте.
– Это все же не объясняет, зачем травить госпожу Агату. Зачем подставлять под удар операцию? И – какую операцию? И где военные еще применят яд?
Эрик фон Гиндельберг вздохнул. На вопросы следователя Майнца не было ни одного ответа. Да что там ответа? Ни одной приличной версии! Вот что за бред творится вокруг поместья Лингеров?
Стук в дверь. Госпожа фон Лингер, бросив извиняющийся взгляд на мужчин, встала и открыла дверь.
На пороге стоял солдат из госпиталя. Агата в сотый раз подумала о том, какая же у этого молодого человека улыбка – открытая и светлая. Люди, умеющие так улыбаться, плохими быть просто не могут, наверное.
– Госпожа фон Лингер! Ужин где прикажете накрыть?
Парень смотрел на нее с такой тревогой, словно и не о еде спрашивал.
– Все поправятся, Ульрих, – улыбнулась ему хозяйка дома, правильно прочитав долгий, испытывающий взгляд.
– Хорошо! Я нашим скажу, а то они дергаются. – Слова были произнесены с такой благодарностью, что сердце хозяйки дома сжалось.
Но молодой человек, вновь став серьезным, спросил:
– Так где? Где прикажете накрыть ужин? И на сколько персон?
– Думаю, на четверых можно накрыть у господина Эрика в спальне. Не совсем прилично, но сегодня обойдемся без этикета.
– А остальным?
Агата посмотрела на молодого человека умоляюще: «Я слабая, беззащитная женщина, и у меня был очень тяжелый день… Пожалуйста-а-а… Сходи и спроси!»
Ульрих же ответил ей взглядом не менее выразительным: «Я, конечно, мужчина. И вообще – храбрый солдат. Но я сбегу, если мне придется совершать такие подвиги!»
Хозяйка дома вспомнила, что родственники все-таки ее. А Ульрих ни в чем не виноват. Вздохнула. И под восхищенным взглядом несчастного пошла на другую половину дома.
Вилла дверь не открыла, от еды отказалась. Попросила подать ей в комнату стакан молока, свежую булочку. И отварной говядины. Ни в коем случае не соленой.
Агата вздохнула – она понятия не имела, что повар готовил на ужин, а также было ли в доме молоко.
– Посмотрю, что можно сделать, – сообщила хозяйка закрытой двери и постучала еще в одну.
Та мгновенно распахнулась, словно фрау Берта сидела в засаде и ждала этого с самого утра.
– Добрый вечер. Где вам накрыть ужин? – спросила у свекрови Агата, всей душой радуясь, что успела-таки отскочить и дверь не расшибла ей голову.
– Что с Ульрихом? Где мой сын?
– Он задержан. И находится под арестом. В Орне.
– Где Конрад?
– Понятия не имею. Он что, тоже пропал?
– Вилла спрашивала о нем. Теперь, что касается Ульриха, Агата. Если тебе так уж хочется всех нас унизить, а ты всегда получала от этого удовольствие – хорошо. Пусть мальчик побудет там эту ночь. Может, хоть это его чему-то научит. А с утра поезжай, забери заявление.
– Я не очень понимаю, зачем мне это делать, – холодно ответила Агата. – Ульрих практически разорил нашу семью. А теперь украл и последнее.
– Змея! И как тебя только земля носит! Вползла в нашу семью, развратила моих сыновей! Сколько там было денег? – Фрау Берта смотрела с такой нескрываемой ненавистью, что…
Интересно, свекровь всегда ее так сильно не любила? Наверное, да. Но раньше Агата как-то не обращала на это внимания. Заваривала чай Людвигу, спасая от головных болей и бесконечной простуды, правила тексты, ездила к издателю, утверждала обложки, следила за рекламой и, как могла, вела хозяйство.
Агата смотрела в маленькие налитые кровью глазки, в искаженные болью и злобой черты. На секунду ей показалось даже, что фрау Берта… безумна?
Мысли вихрем проносились в голове, но писательница все же нашла в себе силы, и, сделав глубокий вдох и выпрямив спину, не без удовольствия озвучила сумму.
– Я бы за вашу писанину и монетки не заплатила! Забери. Подавись! Я отдам деньги.
– Что?
– Не будет же мой мальчик сидеть в тюрьме на самом деле.
– Но, постойте, фрау Берта. Я не совсем понимаю… Когда Людвиг говорил о вас и о Вилле с Ульрихом, у меня создалось впечатление, что…
– Мы чуть ли не бедствуем? Это не так.
– Тогда… Почему? – От злости и обиды стало трудно дышать. – Почему Людвиг оказался после ранения один, без поддержки?
– Сын пошел против моей воли – отправился служить в армию! Сама подумай, какой из этой рохли солдат? Я выхлопотала ему тепленькое местечко с таким трудом! Вместо того чтобы быть рядом, проявляя свою благодарность, этот… А ты? Что он притащил в мой дом?! Ты себя в зеркало видела? Бледная, рябая… бездетная! А я такую невесту ему подыскала…
– Фрау Берта. Оставим взаимные оскорбления. Лучше скажите мне… Нет, я правда пытаюсь понять. Шла война. Все служили!
– Какая же ты глупая. Варианты были всегда. А сын – он ведь очень и очень упрям. Вот я и решила: пускай. А потом, после ранения… Нет бы – прийти домой, покаяться. Попросить прощения… Хотя нет. Я бы не простила. Слишком уж на отца похож.
– Поэтому вы специально тянули деньги, сознательно разоряя нас?
– Думай, что хочешь, я перед тобой отчитываться не обязана! Людвиг все пытался доказать, что он чего-то стоит. Эти его глупые книжки, нелепая женитьба на тебе, попытки прыгнуть выше головы. Он должен мне! За все мои труды и страдания! За несбывшиеся надежды. А ты… О, ты нигде не пропадешь! Я смотрю, ты неплохо устроилась! Откуда у тебя такие деньги, а? Продала книгу моего мальчика? Ты украла ее!
– Украла что? «Глупую книжонку»?
– Не цепляйся к словам, неблагодарная! Я выведу тебя на чистую воду! Мой мальчик…
– Ваш мальчик сбежал. И это еще вопрос, от кого именно – от вас или от меня.
– Людвиг слаб. А ты его окончательно добила.
Агата постояла. Помолчала. И сказала, глядя фрау Берте прямо в глаза:
– Если я заберу заявление, я хочу, чтобы вы вели себя в доме спокойно. Никаких скандалов. Никаких обвинений либо оскорблений в мой адрес. То же касается остальных обитателей дома – как родственников, так и нанятых мною на работу людей. Мирно сосуществуем и ждем Людвига. Думаю, он вскоре объявится. Когда это произойдет, будем договариваться. Но Ульрих в этом доме не появится. Ни сейчас, ни потом. Ни под каким предлогом. – Свекровь уже было набрала воздух в легкие, но Агата, вытянув руку вперед, лишь повысила голос. – Вы отдаете мне полную сумму денег, украденных у меня вашим сыном. И еще. Я распоряжусь, и в столовой для вас будут накрывать завтрак, обед и ужин. Время и меню уточните сами. Для этого подойдете к нашему новому управляющему и обо всем договоритесь. С сегодняшнего дня еду по комнатам никто разносить не будет. Я так понимаю, никто этого и не делал, когда вы заказывали еду в ресторане?
– Нет. – Фрау Берта застыла, не веря своим ушам, жена сына никогда не позволяла себе разговаривать с ней в подобном тоне!
– Итак. Мы договорились?
– Во сколько подадут ужин?
– Сегодня можно принести его вам в комнату. Вилла уже высказала свои пожелания. Ей принесут молока, булочку и несоленой говядины. Может, вам тоже?
– Да. Принесите. – Дверь захлопнулась.
Агата стояла как громом пораженная. Как же так? Не может быть. Значит, их деньги семье Лингеров были не нужны? Людвига так… наказывали за сыновний бунт с тех самых пор, как они получили Королевскую премию?!
Все было напрасно! Старая печатная машинка, от которой пальцы болели так, что суставы распухали по ночам. Помогали примочки из травяных отваров, конечно, но… Она могла купить себе новую!
Вспомнила, как заговорила с мужем о том, чтобы потратить приличную сумму на кристаллы, повышающие возможность забеременеть. Артефактор делал подвеску для каждой женщины индивидуально, и стоила такая работа недешево. Как Людвиг кричал, что его семья чуть ли не голодает, а она… У них все есть, он успешен, что ей еще надо…
Агата зажмурилась посильнее и приказала себе не думать! Не накручивать себя. Она должна быть сильной. Барону нужны ее отвары, собаки… Собаки! Бедные Грон и Эльза, она до сих пор не навестила их. Надо попросить на кухне яблоко – любимое лакомство низерцвейгов.
Пока шла на кухню, попыталась проанализировать разговор со свекровью, отбросив лишние эмоции. Какая-то деталь ее зацепила. Ах, да – фрау Берта упомянула про отца Людвига. Это любопытно. Раньше она не слышала, чтобы про него заговаривали. Словно и не было никогда рядом со свекровью никакого мужчины… Зато трое детей вполне себе были.
Агата дошла до комнаты Конрада, постучала. Никто не открыл. Куда же он пропал, в самом деле?
Кухня встретила хозяйку чистыми окнами, вымытыми полами, натертыми до блеска кастрюлями и ароматом жареного мяса! Круглолицый румяный повар в белоснежном, до хруста накрахмаленном переднике уже узнал о предпочтениях госпожи Виллы и приготовил поднос, который сейчас отнесут.
– Спасибо! – искренне обрадовалась Агата и смутилась, вопросительно рассматривая волшебника, что навел тут такой чудесный порядок.
– Я – Каспар, госпожа фон Лингер. Ваш повар! Я позволил себе приготовить стейки и овощной гарнир на ужин, но если вам угодно что-нибудь…
– Нет-нет, Каспар, это замечательно. Больше ничего не нужно. Спасибо вам. Спасибо большое! Тут… такая чистота.
– Зовите меня Касс, госпожа фон Лингер! – Солдат сиял не хуже, чем кастрюли и стекла на окнах, а все неприятные мысли растворились в запахе специй и свежей зелени.
Агата почувствовала, что голодна. В животе предательски заурчало, что привело нового повара в неописуемый восторг:
– Вы не попробуете булочку? Только что испеклись! Пожалуйста, снимите пробу, сделайте одолжение. Вот молоко. А я вам кое-что покажу…
Она оглянуться не успела, как в руках оказался стакан с теплым молоком и еще горячая булочка, пахнущая так, что закружилась голова. При этом ее уже вели в нижний ярус, туда, куда ей совсем не хотелось идти, потому что там…
Второй раз за день на глаза навернулись слезы. Но если после разговора с фрау Бертой она готова была заплакать от обиды, то сейчас госпожу фон Лингер переполняли совсем другие эмоции. Чай-шкаф был отреставрирован. Солдаты бережно соединили все детали, покрыли новым лаком. Получилось лучше прежнего! Все баночки были на месте. Новенькие, блестящие. Даже шкатулки из кристаллов, а ведь она помнит, как осколки хрустели под ногами в тот день…
– Но Касс! Это же так дорого!
– Все вопросы к господину барону, госпожа фон Лингер! Он очень бережно к вам относится. Я никогда не видел раньше, чтобы барон к кому-нибудь так относился, а уж тем более к женщине, а уж тем более к молодой женщине, да еще и…
– Касс! – Агата услышала шипение за спиной повара и выразительный жест у виска в исполнении Ульриха, который, видимо, вошел и случайно подслушал их разговор.
Касс и правда оказался болтуном, каких свет не видывал. Ульрих, возможно, в чем-то и прав, но… как же не вовремя он появился! Агате вот совсем не мешала любовь их нового повара к сплетням. Было очень даже интересно узнать, как барон относится к женщинам, а уж тем более молодым женщинам, да еще и… Что же Касс хотел этим сказать?
Смутились все трое. Касс, потому что сболтнул лишнее, Ульрих, потому что вмешался в разговор, Агата, потому что почему-то покраснела.
– Ульрих! Хорошо, что вы пришли. Хочу и вам выразить огромную благодарность за такое чудо! Спасибо всем, кто в этом участвовал.
– Не стоит, госпожа Агата! – Ульрих расплылся в улыбке.
– Касс, не могли бы вы мне порезать яблоко? Хочу навестить собак…
Касс опустил голову, Ульрих тоже занервничал, и тут она увидела миску с яблоками, аккуратно порезанными на дольки.
– Так-так… – отправив в рот последний кусочек самой вкусной булочки, которую она ела за всю свою жизнь, хозяйка скрестила руки на груди и внимательно посмотрела на солдат, – либо вы, Касс, затеяли яблочный пирог, либо…
– Не выдавайте, госпожа фон Лингер! Доктор Фульд и так сердится…
– Сколько яблок вы скормили низерцвейгам?
– Ну… мы по очереди навещали. – Ульрих развел руками.
– Хоть пару кусочков им еще можно? Не могу же я прийти к ним с пустыми руками!
– Мы вас не выдадим. Но и вы там… аккуратно! – Касс сунул ей в руки салфетку с завернутыми в нее ароматными дольками очищенных яблок.
Улыбаясь и вспоминая вкус булочки (до чего же вкусно!), Агата поднялась обратно на второй этаж – в комнату, где доктор Фульд занимался Эльзой и Гроном.
Низерцвейги выглядели уже весьма и весьма прилично. Особенно если сравнивать с тем, какие они были там, на дороге.
– Агата! – строго сказал доктор, увидев, как дольки исчезают в пасти Грона и Эльзы. – Их уже кормили.
«Кого? – говорили честные и страдальческие глаза. – Нас? Посмотри на этого жесткосердного человека. Разве он хоть что-нибудь даст умирающим? Раненым? Спасшим, ценой собственной жизни… Это все, что ты принесла, или еще есть?»
– Я, кстати, тоже не прочь подкрепиться! – возмутился доктор.
«Вот-вот! Еще немного, он отнимет и съест нашу кашу! Кстати, каши было на донышке. Маааленький кусочек мяса. Этот изверг считает, что нам много нельзя», – тяжело вздохнул Грон.
– А я как раз пришла звать вас на ужин! – вспомнила Агата. – Если надо посидеть с собаками, то я готова…
– Не стоит. Они прекрасно поспят, как и полагается тем, кто после ранения набирается сил.
Эльза и Грон тут же послушно закрыли глаза. Но, когда доктор повернулся к ним спиной и направился к двери, Эльза посмотрела на Агату: «А яблочко еще будет?»
Хозяйка дома засмеялась. Кивнула. И под довольный вздох низерцвейгов – хоть кто-то понимающий нашелся – вышла вслед за доктором.
– Господин барон! – радостно поприветствовал Эрика доктор Фульд. – Выглядите вы, должен признать, отменно.
– Ваши лекарства, доктор, оказывается можно принимать. Если с ними поработала госпожа Агата. – Барон сидел на стуле, бледный, однако полностью одетый к ужину.
– Я впечатлен, госпожа фон Лингер! Вы даже представить себе не можете, насколько этот пациент капризен. К тому же в последнее время он просто-напросто игнорирует мое лечение. И не пьет лекарств.
– Агата просто волшебница. Вы уверены, что в вашем роду не было артефакторов? – Барон отодвинул кресло, помогая ей сесть.
– Боюсь, что нет. Вы переоцениваете мои возможности…
– Ничуть. Скорее вы их недооцениваете.
По случаю совместного ужина в комнате для гостей солдаты принесли небольшой круглый стол и сервировали на четыре персоны.
– Что на ужин? – Доктор Фульд улыбнулся, и Агата заметила, какой усталой была его улыбка, каким бледным лицо…
Этот человек отдал столько сил! Он, наверное, смертельно устал и проголодался. И она на правах хозяйки дома засуетилась, чтобы накормить гостей.
– У нас новый повар, Касс. Запах на кухне! А чистота! Солдаты починили Чай-шкаф, и… господин барон, я…
– Вы должны звать меня по имени. Эрик! Привыкайте. Даже тогда, когда мы среди своих, прошу вас.
– Эрик, спасибо вам. Вы все восстановили.
– Не стоит благодарности. Я лишь вернул вам то, что у вас несправедливо отняли.
– Мясо просто восхитительно! – Доктор Фульд поднял брови. – Мои комплименты повару.
А следователь Майнц с блаженным видом закивал – сил говорить у него не было.
– Вы еще не пробовали булочки.
– Булочки? – Барон взял кувшин и налил всем гранатовый сок, на который теперь смотрел куда более благосклонно, зная, что Агата добавила необходимые ингредиенты. – Касс кормил вас булочками перед ужином? Это же перебьет весь аппетит! Получит выговор.
– Ах, нет! Он только попросил снять пробу! Один кусочек…
– Маленький?
– Совсем!
– Ну, хорошо.
Они рассмеялись и подняли бокалы с соком.
Густой и сладкий, он мгновенно залил белоснежную скатерть кровавым пятном, кресло доктора Фульда накренилось, барон схватил Агату за руку, сквозь грохот послышался собачий лай…
Дом содрогнулся от взрыва.