Эрик ненавидел ту черную папку. Ненавидел секретаря, что ее приносил, ненавидел Отдел Безопасности, который готовил материалы и постановления. Себя, подписывающего приговоры, ненавидел…
И пусть его убеждали в жестокой необходимости. В том, что огульно никого не убирают и у служб безопасности имеются очень и очень веские причины… Что силовики на службе короны: убийцы, разведчики, диверсанты – люди с расшатанной, не поддающейся коррекции психикой, слишком опасны. В первую очередь для мирного населения. Что не все смогли вернуться с войны.
Он внимательно изучал дела. Да он разведданные столько не перечитывал! Все пытался зацепиться… Что бы такое придумать… Как помочь.
Он вспомнил дело одного капитана. Герой Отторна. Около сотни операций. Легенда. Человек беззаветной отваги. После войны… наемный убийца. Самый дорогостоящий на континенте.
Еще один. Полковник из внешней разведки. Вернулся домой, узнал, что семья погибла. Запил. В таком состоянии человек, обученный убивать голыми руками и всем, что есть в поле зрения, – бомба замедленного действия. Барон Гиндельберг приказ о ликвидации не подписал. Изолировали. Лечили. Сейчас трудится. Преподает в военной академии.
А другой диверсант после этой же самой клиники – работали с ним по тем же самым методам и те же самые специалисты – сорвался. Добыть оружие для него проблемы не представляло. Потери. И в воинской части, и среди гражданского населения. Несмотря на то что психологи считали программу реабилитации весьма успешной, а у этого конкретного пациента отмечали заметные улучшения, в последний день перед выпиской он отправился мстить всему миру.
Сколько их было?
Катрин Лаутгер (Чулок) разбилась на мобиле вместе со своим женихом. Несчастный случай.
Лили Бильдерлинг (Мотылек) умерла в госпитале под попечительством Башни Благих Отторна от острой сердечной недостаточности.
Грета Кох (Цветочек) утонула при странных обстоятельствах. Дело о нападении не раскрыто.
Мод Келлер (Солнце) сгорела при пожаре. Дело о поджоге не раскрыто.
Катрин Лаутгер. Любовь. Он – оклеровец. А быть уверенным в том, что девушка не проговорится… И можно было бы попытаться спасти, если бы не родственники жениха. Там… политика. Этим влюбленным не было места под солнцем. И это при том, что война закончилась. Война закончилась, а смерть осталась. Время разбрасывать камни. Время их собирать.
Лили Бильдерлинг действительно умерла своей смертью. У девушки было больное сердце. Когда это произошло, все вздохнули с облегчением.
Мод Келлер и Грета Кох сами подписали свой смертный приговор. В прямом смысле этого слова. Они слишком хорошо осознавали, что их не оставят в живых. Им обещали легкую смерть. Топили и жгли уже остывшие тела.
Пятьдесят три приговора. Пятьдесят три черные папки…
И все равно это было предательство – как бы старательно он ни пытался убедить себя в том, что рационализм в силовых структурах должен превалировать над всем остальным.
Адель… Адель-Невидимка. Считалось, что женщина не может быть артефактором в смысле создания магических вещей. Но если ее кровь отзывается на кристаллы, она может ими пользоваться. В случае с Невидимкой он сомневался. Артефакты, что он делал ей сам, работали совершенно непредсказуемо! Он был уверен, что девушка сама их совершенствует. Она не просто соблазняла. Ей открывали все самые сокровенные тайны, ради нее шли на самоубийство, ее не могли ни забыть, ни… вспомнить. Многих она просто свела с ума в прямом смысле этого слова. Кристаллы в ее руках были жестоки.
Из Оклера она уходила чисто, с блеском обставив свою мнимую смерть. Когда прибыла в Отторн, работать дальше на канцлера отказалась. И он отпустил. Более того, приказал всем забыть про нее.
Невидимка составила изумительно удачную партию. Генгебах, будучи человеком влиятельным и неприятным, – Эрику он всегда напоминал покойного отца – вместе с тем был баснословно богат. Госпожа фон Генгебах заблистала в высшем свете, как будто награждая себя за все, что пришлось пережить. Однако и года не прошло, как Адель стала вдовой. Уголовный розыск ничего не доказал. И как ни ярились родственники – все состояние отошло скорбящей вдове.
Но Фульд не был бы Фульдом, если бы не раскопал правду.
И перед канцлером появилась черная папка.
Он никогда не забудет, как просидел над бумагами всю ночь. Был ли он влюблен в шпионку? Сейчас ему кажется, что нет, но тогда…
От власти над миром кружилась голова. Самая высокая степень секретности. Магия, бурлящая в крови. И он, и она могли многое. Решали судьбы. Лишали жизни. Ее глаза из-под неизменно плотной вуали. То, как она носила наряды, артефакты, драгоценности. Как держала голову. А голос? Низкий, завораживающий. Широкие скулы. Слегка смугловатая кожа. Все это сводило с ума любого. И конечно, сводило с ума его.
Им казалось, они птицы одного полета. Очень высокого полета. Взглядами делились друг с другом невысказанной страстью, но так и не решились. Не было подходящего момента. А потом… потом оба осознали, что проблем появится слишком много – игра не стоит свеч.
Он должен был подписать приказ. И… не смог. Просто не смог.
– У нее столько заслуг перед Отторном, что… посчитаем это разумной самообороной.
Начальник Службы Безопасности посмотрел тогда с насмешкой. Как же… самооборона! Да против Невидимки можно было выставлять роту. Доктор Фульд покачал головой. А секретарь – тот самый нелегал, который вскоре погиб, закрыв собой канцлера, с явным облегчением. Он, как и барон Гиндельберг, крайне болезненно относился к подобного рода приказам.
– А вот как получилось… – вслух сам себе сказал барон, и его хрипловатый шепот пауком пополз по стенам, убегая прочь от тоски и холода в душе того, кто это произнес.
Дом спал. Или притворялся.
Солдаты заступили в караул. Все ждали. Барон был уверен, что Адель и ее люди нападут среди белого дня. Дерзко. Коварно. Он хорошо знал стиль Невидимки. У этой женщины сама Смерть была на побегушках – собственноручно заметала за хозяйкой следы.
Значит, ночь нужно было использовать для подготовки.
Артефактор зашел в свою комнату, взял саквояж. Если откинуть второе дно, то там можно было найти много чего любопытного.
Он еще раз взвесил небольшой, выполненный под заказ огнестрел. Как раз под женскую руку. Под ее руку.
Эрику вспомнился день, когда он отвез Агату на полигон. Ее улыбка. Горящие глаза. Надо же… Никогда не думал, что процесс стрельбы может доставить одной маленькой женщине так много счастья! Как она смешно хмурилась, сосредоточиваясь на мишени. И как… метко она тогда стреляла! А как радовалась своим успехам…
Ну все. Хватит мечтать, пора проверить, насколько хорошо оборудован теперь подвал. Он не оставит Агату без защиты. К утру артефакт должен быть готов.
Кристаллы отозвались почти сразу. Голова от потери крови кружилась чуть больше, чем обычно. Странно. Он вроде бы все продумал, хотя… Если честно, такую работу делал первый раз.
Что-то разбилось за спиной, заставив барона вздрогнуть. Связь с кристаллом была прервана. Всю работу придется теперь делать заново… Итак, кому он обязан?
– Конрад…
– Простите. Простите меня. Я не знал, что вы тут…
– Ты должен был бы уже спать в своей постели, Конрад. Разве нет?
– Ну… я часто сюда прихожу.
– Ночью?
– Да. Понимаете, ночью…
– Никто не мешает! Конечно, понимаю, Конрад. Сам такой. Вот видишь, понадеялся.
– Простите.
– Ладно. Придется дать тебе возможность искупить свою вину. Я должен сделать вот этот огнестрел. Посмотри.
Мальчишка подошел, осторожно взял в руки оружие. Осмотрел безнадежно испорченный кристалл.
– Изумруд? А что вы хотите сделать?
– Противник должен видеть стреляющего в другом месте.
– Это… сложно.
– Бесспорно.
– «Черная мантия» справился бы с этим лучше.
– Согласен. У меня есть один, но он очень маленький. Боюсь, не хватит.
– А если сделать еще три искусственных? В качестве поддержки? Чтобы работали по принципу зеркал?
– Использовать твои наработки?
– Ну… я не знаю…
– Да нет, идея неплохая, конечно. Поможешь мне?
– Конечно! А знаете… Я ведь догадался, что вы не тот, за кого себя выдаете. Но я никому не скажу!
Бывший канцлер закрыл лицо руками. Всеблагие… Он снял личину, чтобы направить все силы на работу, и… Стареет. Он определенно стареет. Хватка уже не та.
– Ты прав. Я не тот, за кого себя выдаю. Я…
– Вы барон фон Гиндельберг, один из лучших артефакторов королевства! Неужели вы думаете, я не знаю?
Барон вздохнул. А юноша, кажется, не на шутку обиделся. Ладно. Из всех Лингеров он симпатизировал ему больше всего. Мальчик, как выяснилось, ни в чем не замешан. А еще начинающий химик весьма талантлив. Ну что ж. Вот и попробуем его потенциал. Если, конечно, сил хватит.
– А как ты догадался?
– Медальоны собак. Я когда гладил, просмотрел решетку кристаллов. Надо было кристалл спрятать внутрь. Так безопаснее.
– Еще одна неплохая идея. Но… Ты что, с окулусом подошел к собаке? Чтобы Грон или Эльза это позволили… Прости, не поверю!
– У меня есть вот это. – Конрад вытянул руку, чтобы лучше было видно кольцо на среднем пальце.
Обычная медная оправа. Специальное увеличительное стекло, с помощью которого можно просмотреть сетку кристалла-артефакта, искусно замаскировано под камень.
– Умно. Браво! Отличная вещица. Откуда у тебя это?
– Выменял у старшекурсников на реактивы.
– А реактивы стащил у отца?
– Ну… да. Только вы не говорите никому. Пожалуйста.
– Не скажу. Мы с тобой теперь, брат, повязаны. Ты хранишь мою тайну, я – твою. А сейчас давай попробуем сделать это для госпожи Агаты. Необходимо обеспечить ее безопасность. И начнем мы с воплощения твоего проекта. Уговорил. Тем более что предыдущий кристалл испорчен. Между прочим, по твоей вине.
– Я подам на вас в суд! – заявила фрау Берта фон Лингер. – Вы удерживаете меня и мою семью в доме насильно!
Касс, не отвлекаясь, быстро поставил поднос с едой на столик и молча пошел к выходу.
– Я распахну окно и буду звать на помощь, – грозно пообещала дама.
– Не простудитесь, – вздохнул повар и закрыл за собой дверь.
Касса, как и всех в доме, напрягало ожидание атаки. И с чего господин барон решил, что в поместье полезут средь белого дня? Конечно, он готов защищать госпожу Агату! К хозяйке они сердцем прикипели. Во-первых, все уже поняли, что женщина дорога барону фон Гендельбергу, а преданность ему была безгранична. Бывший канцлер Отторна подарил им новую жизнь. Во-вторых, уж больно чудесная женщина их хозяйка – госпожа Агата фон Лингер! Добрая, милая. Улыбка… что первый лучик солнца воскресным днем!
Солдат улыбнулся было про себя своим мыслям, но тут же помрачнел. Воевать снова… Как же он устал от этого. И – в глубине души – ненавидел. Огнестрел привычно лег в руку. Если бы все хорошо кушали, войн было бы меньше! Это все от нерегулярного и несбалансированного питания…
Сегодня им надо продержаться минут двадцать. И в поместье барона Гиндельберга, и в госпитале (он был ближе) было много военных, готовых прийти на помощь. План, разработанный бароном, таков: атака – сигнал о помощи – арест преступников с поличным. Храни Всеблагие барона и госпожу Агату!
– Ну, что? – спросил он у Густава.
От бессонной ночи и нервотрепки ожоги на лице приятеля ходили ходуном.
– Ульрих на чердаке. Наблюдает. Пока никого.
– Может, зря Лингеров по комнатам заперли? Сидели бы в подвале. Там безопаснее.
– Приказ барона. Придут освобождать Лингера, значит, сунутся в подвал. Госпожа Агата вчера сказала Аделинде Генгебах, что держит мужа именно там.
– А там?
– Ганс. И господин барон. Выглядит барон плохо. Бледный. Всю ночь просидел в подвале с молодым Лингером.
– Конрадом?
– Да.
– Славный мальчуган! Иногда помогает на кухне от нечего делать. Скучно ему тут. Барон обещал пристроить его в столицу, продолжать обучение. И то дело.
– Да. Из всех Лингеров он, пожалуй, самый славный, – согласился Густав.
И снова медленно-медленно потекли минуты, нарочно сдерживая стрелки на часах перед каждым движением по кругу, будто проверяя выдержку солдат.
– Фургон на дороге! – послышался вдруг сверху голос Ульриха. – Доставка из города.
– Внимание. Готовность, – раздалась команда Эрика.
Бывший канцлер вышел в холл – подтянутый, спокойный.
– Мне доложили, что они выехали из Орна вовремя. Мобиль нигде не перехватывали. Идет он к сроку, – отчитался Густав.
– Я заказывал продукты, – пожал плечами Касс, отказываясь верить, что налет будет организован вот так – в открытую!
– Мне так же должны привести печатную машинку для Агаты, – проговорил барон, – но… Я уверен.
– По местам! – скомандовал Ульрих. – Подъезжают!
Густав и Майер остались в холле. Ульрих – наверху. Ганс – в подвале. Касс и Эрик двинулись через кухню в сторону входа для прислуги, чтобы, как ни в чем не бывало, встретить прибывших. Доставку всегда разгружали именно там.
– Сильно не подставляйтесь, – еще раз напомнил канцлер в отставке. – Задача – заманить в дом. Заставить раскрыться и напасть.
И все-таки он ошибся. У нападающих не было огнестрелов. Они были вооружены дротиками. Любопытно: с ядом? Или Невидимка решила пощадить охрану и приказала начинить маленькие стрелы снотворным?
Как бы то ни было, использовали это нестандартное оружие люди Невидимки мастерски. И если бы не перестраховка, то все бы и полегли, не успев ничего предпринять.
Кроме защиты от огнестрелов каждый солдат был снабжен артефактом-противоядием. Приказ барона. Эрик мысленно поблагодарил маму. После того как ее отравили, о возможной опасности с этой стороны он думал всегда. Невидимка все же предполагала, что противник может быть готов дать отпор, поэтому использовала яд.
Все произошло быстрее, чем они ожидали. Помощь со стороны не потребовалась.
Агата во все глаза смотрела на появившуюся из воздуха фигуру. Вот только что она была в этой комнате совершенно одна, и вдруг…
Эльза бросилась в сторону мелькнувшей у окна тени и, как-то по-человечески всхлипнув, обмякла. Грон завис в прыжке и… упал. Несколько судорожных движений, и два золотистых тела застыли.
Агата вскочила, хотела закричать, но голос не слушался, лишь хриплый, свистящий шепот:
– Они?.. – Умоляюще посмотрела она на темный силуэт.
– Живы, – ответил знакомый женский голос, – только спят. Снотворное, не яд. Собак я люблю больше, чем людей. Убивать их просто так – жестоко…
– Слава Всеблагим!
Фигура сделала несколько мягких, бесшумных шагов ближе к свету. Женщина была в мужском костюме. Волосы полностью убраны под шляпу, поля которой бросали такую густую тень на лицо, что узнать ее было совершенно невозможно. Но это была она. Стройная, гибкая, бесшумная… Агата снова почувствовала симпатию к этой женщине. Она сделала несколько шагов навстречу. Ближе. Еще ближе. Ей вдруг захотелось что-то для нее сделать. Что угодно! Все, что попросит…
– Вы странная, – заметила тем временем любовница мужа. – Я пришла вас убить! Вы же переживаете за собак.
– Они… ни в чем не виноваты.
Агата закрыла глаза, сделала несколько вдохов, незаметно опустила руку в карман… Эрик предупреждал. Он умолял ее следить за своим настроением. На этой женщине артефакты. Они заставляют ее любить, ей подчиняться. Она не будет. Она не станет. Она не должна!
– Вина́ – понятие весьма относительное. И кстати, совершенно не обязательное! Мыслить нужно другими категориями. Вы многого не добьетесь, если будете размышлять, виновен ли тот, кто мешает вашей цели… Он мешает – этого вполне достаточно! Ваши нерадивые слуги там, внизу – тоже ни в чем не виноваты! Но, как я уже сказала, собак я люблю больше, чем людей.
– Они…
– Мои люди все сделают так, чтобы ограбление выглядело правдоподобно. Стрелять будут уже в мертвые тела. Я использую дротики с ядом. Очень удобно. Тише и быстрее. Единственный, кто умрет сегодня от выстрела, – это вы. Нет времени дарить легкую смерть. Тем более вам я не симпатизирую.
Агата замерла. Ее накрыла волна какого-то безразличия. Эта женщина сейчас убьет ее. Жаль, конечно. Но, с другой стороны… Может быть, так лучше? Она была счастлива. Там, у моря. Ночь с Эриком. Когда он учил ее стрелять. Стрелять…
– Что это? – Адель повела огнестрелом в сторону кровати, заваленной исписанными листами.
– Книга.
– Рукопись Людвига?
– Нет. Моя.
– Ваша! Интересно, о чем? О вышивке крестиком?!
– Нет. О разведчице.
– Отличная идея, браво! Ну хоть кто-то догадался! Похвально, госпожа фон Лингер, похвально. Обещаю вам, когда Людвиг напишет об этом, а у него будет рядом прекрасный консультант в моем лице, мы посвятим самый успешный проект года вам! Так и напишем: «Памяти моей покойной жены, Агаты фон Лингер». Так вы войдете в историю! Потому что это, – женщина с отвращением бросила взгляд на разбросанные листы, – никогда никто не напечатает и читать не будет!
– Можно задать вам один вопрос?
– Только быстро. Мало времени.
– Как вы считаете, в романе о жизни и судьбе разведчицы может быть счастливый конец?
– Если она не полезет на рожон, не сорвется и будет держать язык за зубами – все может быть, – невесело усмехнулась Адель-Невидимка. – Но это редко бывает. Простая жизнь обывателя – это так скучно!
Агата и не заметила, как за разговором разведчица перезарядила огнестрел.
– Я не знаю, как пишете вы, – с сожалением проговорила она, – но Людвиг – гений. И он должен быть свободен! Так что…
Агата не стала дожидаться конца тирады. Она выстрелила через карман юбки, не вытаскивая огнестрела. Практически в упор.
– Посмотрите, господин барон, c чем они к нам пожаловали! – Ульрих протянул длинную черную трубку.
Отполированное дерево слегка поблескивало, когда артефактор поднимал этот удивительный предмет к свету. Силу кристаллов он почувствовал сразу. Такую нельзя не заметить, главное удержаться на ногах. Непонятно только, где они… Жаль, сейчас не время, а так бы он рассмотрел под…
Рука сама потянулась в карман. Окулус. В трещинку на ручке забились песчинки. Перед глазами снова встал тот день. Море. Мокрый песок. Агата в его пальто. Волосы треплет ветер… Ее голос: «Это чтобы мы друг к другу так относились, понимаешь? Чтобы… Чтобы каждая мелочь – как будто увеличили в сто раз. Чтобы не обидеть…»
Радуясь тому, что любимая в безопасности, Эрик все же заставил себя вернуться к реальности.
Артефакторы пользовались более мощными стеклами, но даже под этим барон видел, какая тонкая, изящная работа у него в руках. Он бывал на Острове Висельников и поэтому знал, что это. Плакучий тростник. Торчащие в небо полые трубки чуть выше человеческого роста. Растут, как правило, на побережье. Насекомые прогрызают кору, образуя дырочки и щели, а ветер поет в них. Чуть слышно, тоскливо. Будто плачет ребенок.
Гулять в тростниковой роще опасно. Дело в том, что в его корнях обитает аринья. Аринья бело-розовая, или «нитка счастья», как зовет эту небольшую змейку местное население. Ее укус не смертелен, но вызывает сильные, хотя и кратковременные галлюцинации. На острове известны случаи, когда люди держали змей дома, постоянно подвергая себя их укусам. Ниточники. При определенной концентрации яда смерть наступает достаточно быстро, и не просто безболезненно, а с ощущением счастья. Яд ариньи запрещено ввозить в Отторн.
– Чем стреляли?
– Вот. – Кто-то протянул ему дротик – тонкую иглу было еле видно.
Эрик потер шею. Рана еще зудела, несмотря на то, что доктор, прибывший с военными, ее обработал. Думать о том, что было бы, если б не артефакты… не хотелось. Вряд ли дротик начинен ядом змей, обитающих на островах. Слишком дорого. Что это конкретно – скажет Фульд. А вот трубка – произведение искусства. Кристаллы так изящно встроены в дерево…
– Ни у нас, ни у оклеровцев я такого не видел, – заметил Ульрих.
– С Острова Висельников, должно быть. Есть еще?
– Да. Вот. – Ганс протянул еще две.
– Удивительно!
Барон не верил своим глазам – каждая трубка была уникальна. Не похожая на остальные, она сохраняла форму, созданную самой природой.
– Ульрих, спрячьте, пожалуйста, все это как можно дальше. Соберите все дротики. Помните, что они смертельно опасны и могут, если что, попасть в руки кому угодно из обитателей дома. Позже я всем этим займусь.
В доме тем временем стало шумно: грузили арестованных, прочесывали территорию. Барон фон Гиндельберг связался с военными – госпожа фон Генгебах находилась у себя в поместье, под наблюдением. Как только арестованные дадут первые показания, у них появится основание навестить поклонницу таланта Людвига фон Лингера.
Успеть бы. И обойтись бы без жертв. Эта женщина просто так не сдастся…
– Господин барон! – В холл влетел возбужденный повар.
– Что еще?
– Там такое! Уроды эти!!! Они…
У Эрика замерло сердце: вроде же без потерь обошлось!
– Они разбили печатную машинку госпожи Агаты! Новехонькую!
– Каааасс!!! – выдохнул канцлер в отставке.
– Ну, как вы тут? – В холл вошел Вален Ницкендэйр.
– Господин полковник! – Эрик устало улыбнулся.
– Все обошлось?
– Да. Все закончилось. Спасибо.
– Обращайтесь, если что. И жду вас на полигоне с госпожой Агатой! Кажется, барышне очень понравилось стрелять…
Оглушительный выстрел раздался со второго этажа.
Эрик и Вален бросились наверх. Солдаты схватились за оружие. Но все понимали, что… опоздали…
– Агата! – Эрик первым ворвался в спальню и застыл.
На полу лежала, не шевелясь, Адель-Невидимка. Разведчица. Профессионал. Убийца.
Рядом стояла бледная госпожа фон Лингер. Женщина рассматривала изящный огнестрел, почти полностью утонувший в маленькой ладони так, как будто не понимала, что это такое…
– Агата! Любимая… – Он хотел ее обнять, прижать к себе, но не решился.
– Я выстрелила, – очень удивленно проговорила Агата. – Я выстрелила. Понимаешь? Я смогла.
– Ты не ранена? Врача?!
– Я выстрелила…
Барон опустил голову и увидел… На полу лежали Эльза и Грон. Не может быть… На собаках были артефакты противоядия… Огнестрел? Тогда… где же кровь?
Мысли лениво шевелились в сознании, что-то очень холодное коснулось щеки. Он вздрогнул. Агата. Какие… ледяные у нее пальцы. Губы. Она ими еле шевелит…
– Эрик, они живы! Она сказала, что людей любит меньше, чем собак. Она выстрелила снотворным. Как и я… Она… Она ведь тоже спит, да? Ты же…
– Конечно. Конечно, она спит. Иди ко мне… – Сердце от счастья готово было выпрыгнуть из груди.
Живы!
Он прижал к себе маленькую напуганную женщину. Женщину, которую поклялся защищать до последнего вздоха! Как же так получилось, что он допустил это…
Как Адель проскочила мимо них? За поместьем же наблюдают… Всеблагие! Там наверняка ее двойник. Излюбленный прием. Он и сам нередко им пользовался. Как же он пропустил? Болван…
Полковник Ницкендэйр склонился над нападавшей. Приложил пальцы к шее:
– Она жива? – вырвалось у полковника.
– Огнестрел Агаты был заряжен снотворным. Я сделал это, чтобы она не колебалась – стрелять или нет в живого человека. Хотел быть уверенным, что она применит оружие в случае необходимости.
Полковник кивнул и крикнул в коридор:
– Наручники! Быстрее!
В комнату вошли люди. Спящей сковали не только руки, но и ноги. Сверкнула длинная цепь. Агата не могла отвести взгляд от безжизненно свисающей головы. Шляпа упала. Волосы были аккуратно убраны назад. Даже в таком виде женщина была прекрасна… Даже сейчас хотелось ей подчиниться…
– Не смотри. Это действие артефактов. – Эрик еще крепче прижал любимую к себе.
Шок прошел, и по веснушкам потекли слезы. Стало холодно. Надо найти шаль. Где-то она была…
Адель-Невидимку унесли.
– Подгоняйте отдельный фургон, – приказал барон фон Гиндельберг, усаживая Агату в кресло. – Всех в столицу. Будем разбираться там. Я подъеду.
Щелкнули каблуки. Раздалось дружное:
– Слушаюсь!
– Позовите врача, надо осмотреть собак.
– Внимание! – послышался голос сверху. – У нас гости!
– Останься здесь! – приказал барон. – Здесь безопа…
Посмотрел на по-прежнему не подающих признаков жизни собак, на доктора, что хлопотал над ними. И растерянно замолчал.
– Я пойду с тобой.
Агата вдруг перестала дрожать. Поднялась с кресла. Медленно вытащила из кармана огнестрел и быстрым, решительным движением перезарядила оружие. Щелкнул затвор.
– Пойдем, – кивнул барон.
– Я требую, чтобы мне объяснили, что здесь происходит! – Гневный, хорошо поставленный голос разносился по всему дому. – Почему в мирное время в поместье Лингеров явно развернута военная операция? И где госпожа Вилла фон Лингер?!
– Это же наш сосед! – обрадовалась Агата.
Эрик тоже узнал мужчину, которого видел тогда на заснеженной дороге. Такое чувство, что это было… в другой жизни. Его жизнь разделилась на до и после. Жизнь, в которой не было Агаты, теперь казалась сном…
– Подполковник Брукс! – шагнул он навстречу военному, до конца еще не веря, что тот ни при чем.
– Кто командует?! – поджал губы подполковник.
Эрик вспомнил молодость, щелкнул каблуками. В гражданских туфлях получилось не так выразительно.
– Что здесь происходит?
– Расследование, которое закончилось задержанием. – Холодность в голосе Эрика должна была объяснить отставному военному, что подробностей ему не дождаться.
– Гражданские, – начал он раздраженно, но вдруг замер и спросил: – Вилла не пострадала?
– Агата, пожалуйста. – Эрик кивнул, предлагая пригласить для беседы Виллу.
– А остальные? – спросила Агата.
– Выпускайте всех, – вздохнул господин барон, решив разом покончить со всем семейством Лингеров. Все равно пора собирать вещи. К ночи надо быть в Лаутгарде, а он понятия не имеет, где остановиться.
Конрад стоял рядом с мамой, они оба молчали. Людвиг был бледен, задумчив, но во взгляде нет-нет да и сверкала ненависть. Фрау Берта… кричала и проклинала. Впрочем, как всегда:
– Всеблагие, Людвиг! Мальчик мой, посмотри, что с нами сделала эта женщина, твоя жена!
– Вилла, – властный голос подполковника с легкостью перекрыл все звуки. – Собирайтесь с Конрадом. Немедленно. Мы уезжаем.
Повисла тишина.
– Куда? – выдохнула Вилла, схватив за руку сына.
– Домой. Я… получил разрешение на брак.
Вилла растерянно посмотрела на Конрада. Тот светло улыбнулся. И, взяв маму за руку, отвел к мужчине.
– Только я с вами не поеду! – заявил он. – Мне в университет надо. Учиться. Надо еще Королевскую премию выиграть!
– Но… – забеспокоилась Вилла.
– Я за ним присмотрю, – пообещал барон, обнимая Агату.
– Да кто вы такой! – взвизгнул Людвиг, у которого на этот раз получилось почти так же выразительно, как у фрау Берты. – Вы ворвались в нашу жизнь, сломали наш уклад, разрушили мою семью! Отчего вы считаете, что вам это позволительно?!
– Я спасал женщину, попавшую в беду. А свою семью… разрушили вы сами.
– Кто. Вы. Такой?
Барон фон Гиндельберг не устоял перед искушением и… скинул личину.
– Гав!
– Гав!
Из-за спины бывшего канцлера Отторна, портрет которого знал в королевстве каждый школьник, выросли две огромные собаки. Редкая порода – низерцвейги…