Эрик проснулся в полной уверенности, что спал очень долго. Посмотрел на часы – пятый час всего.
Наверное, все дело в том счастье, что дарила ему Агата. Щедро, как родник. Чудесный, чистый родник в лесу. Он как-то видел такой. Кругом война, а он бьет, переливаясь на солнце всеми цветами радуги… Так и она. Стоит только закрыть глаза, и увидишь ее улыбку, россыпь веснушек, нежные, ласковые руки. Эрик приподнялся на локте, поправил сползшее с плеча одеяло. Любимая сладко спала, подложив ладошки под щеку.
Неделя. Целых семь дней счастья!
Небольшой дом, который они сняли. Ничего особенного – только что расположение удобное. Достаточно тесновато (на взгляд бывшего канцлера). Но… не в ненавистный же фамильный склеп вести любимую женщину.
Любимую…
Барон не мог себе представить, что подобное может произойти с ним. Нежность. Коснуться плеча, провести кончиками пальцев за ушком, словно бы заправляя непослушную прядь, дотронуться до любопытного носика. Забота. Думать о том, как она себя чувствует, не нуждается ли в чем-либо.
Пока его не было дома, Агата просиживала за новой печатной машинкой целыми днями. Спасибо Кассу, Ульриху и собакам – они не оставляли неутомимую писательницу. Кормили, отвлекали.
Повар жаловался, что хозяйка выучилась рычать Грону на зависть! Барон подумал – и добавил бывшим солдатам жалованья.
– Ты почему не спишь? – не открывая глаз, спросила Агата. – Ворочаешься…
– Думаю.
– О чем?
– О том, какой я счастливый.
– А… Думай. – И она повернулась на другой бок.
Эрик с сожалением посмотрел на любимую. Все-таки неприлично рано. И она же… спит?
– Слушай, – недовольно проворчала женщина. – И вот как тебе намекнуть? Вроде старалась…
Барон рассмеялся и склонился над ней:
– Я – самый счастливый человек во всем Великом Отторне.
– Только в нем? – Глаза Агаты лукаво блестели.
– Нет. Не только. – Он потянулся к губам.
Она нежно провела ладонью по его щеке и улыбнулась.
– Что?
– Ты – само совершенство.
– В каком смысле?
– Совершенство – и все!
Ну, не рассказывать же, как она удивляется каждый раз, просыпаясь рядом с ним после того, как они, казалось, страстно целовались на пороге спальни, срывая друг с друга одежду…
Нет, ее одежда, действительно, живописно валяется по всей спальне. Кружево нижнего белья в лучах утреннего солнца, пробивающегося сквозь светлые, полупрозрачные гардины. Очень… пикантно. Вот только одежда самого барона фон Гиндельберга ровной, аккуратной стопкой лежит на стуле. Безупречно. И как это у него получается? Он же… все время был с ней! Магия артефактов, наверное. Надо будет как-нибудь все же спросить. Очень полезный навык.
Но она не спросила. Не успела…
Усталые, с горящими от недавнего счастья глазами, они завтракали вместе, лениво кивая Кассу, что суетился вокруг, подкладывая хозяевам то оладушки с вареньем, то яйца с беконом.
Эльза и Грон лежали под столом, тоже, в свою очередь, наслаждаясь своим собственным, собачьим счастьем. Завтрак был великолепен. Ульрих мяса не пожалел, да и приготовлено оно было отменно! Хозяин и Агата наконец-то ведут себя вполне прилично, а уж сегодняшнее утро…
В эти дни зимнее солнце просто сходило с ума. Яркое, оно слепило глаза, заглядывало в окна, намекая, что до последней предпраздничной недели осталось всего ничего.
Бывший канцлер шел на очередной допрос, а перед глазами она… Маленькая, смешная, в его халате. Поднялась на цыпочки, поцеловала, помахала рукой, а у самой носик уже тянется к печатной машинке. Нырнуть в свою историю и пропасть там до того момента, как он вернется домой. Он гордился своей маленькой писательницей. Ему нравилось, что Агата так увлеклась и как минимум не скучает в его отсутствие. Вот только… Ее никогда не напечатают под женским именем. Это исключено. Под именем мужа? Она на это не пойдет. Да и он не позволит! Под мужским псевдонимом, при его непосредственном влиянии – возможно. Но даже если и так. Что если книга не вызовет интереса? Это будет сильным разочарованием. Ладно, в конце концов, он просто скупит весь тираж. Заплатит журналистам. Напишут несколько статей. Он сделает все, лишь бы она была счастлива!
Солнечные зайчики плясали на стеклах до блеска вымытых витрин магазинов. Перед глазами встала писательница. Она хмурилась, сложив руки на груди и качая головой. Он рассмеялся, прогоняя видение. Ну конечно! Агата не позволит ему вмешиваться – маленький, бесстрашный мастер остросюжетных историй…
Он зашел в табачную лавку, спросил островной табак. Думать о работе не хотелось, но сегодня он должен уговорить Адель согласиться перейти в отдел военной артефакторики. Неограниченный контроль ее жизни со стороны министерства неизбежен. Но это единственный шанс оставить Невидимке жизнь.
– Вам не кажется, господин барон, что ситуация начинает отдавать фарсом? – Сладкий дым островного табака тонкой струйкой вился вокруг тонких длинных пальчиков.
Элегантность. Таинственность. Утонченность. Барон смотрел на Адель и думал о том, сколько же в этой хрупкой молодой женщине силы. Неделя допросов. Грозит смертельный приговор. А она курит так, чтобы у мужчины, который на это смотрит, ныло внизу живота. И у нее… получается.
– Отчего же? – взял себя в руки бывший канцлер.
Каждый следующий допрос он начинал с того, что беседовал с разведчицей. Зачем? Она не сообщала никакой важной информации, ничего не объясняла в мотивах своего поведения. Это даже допросом было нельзя назвать – так, светская беседа.
Но тем не менее каждый день барона фон Гиндельберга начинался именно с этого.
Наверное, в тайне от самого себя он надеялся, что в один прекрасный день солдаты, пряча глаза и отчаянно злясь, сообщат ему, что госпожа фон Генгебах… сбежала?!
– Я устала, Эрик. – Ее низкий, красивый голос вывел бывшего канцлера из задумчивости.
– Пока вы скучали, я руководил любопытнейшей операцией.
Адель покачала головой, словно сомневаясь в способности мужчины ее услышать.
– Вам неинтересно узнать – какой именно?
– Не все женщины любопытны.
На мгновение барон вздрогнул, услышав любимое высказывание Агаты. Надо же…
– Фульд провел титаническую работу. Он изучил все смерти в столице за полгода – именно тогда в ваших руках оказалась «Водяная Смерть». И обнаружил два десятка трупов, подходящих под наш случай.
Адель грустно улыбнулась.
– Один из них – убийца, вина которого так и осталась недоказанной. Тем не менее следователь уверен, что аристократ похищал детей и убивал их.
Та же грустная улыбка. Ни один мускул не дрогнул на красивом лице… «К Всеблагим твое самообладание, Невидимка! Ты же не на допросе врага, Адель. Ну же, помоги мне!» – мысленно взмолился бывший канцлер.
– Следом погибли несколько теневых воротил. – Барон, не теряя надежды, продолжал, не отрывая взгляда от задержанной.
– Они контролировали карточные притоны, публичные дома и… наемных убийц. На их место пришли вежливые и крайне жестокие… военные. Часть подручных они поставили под контроль. Другую, большую часть пустили в расход. Тех, кто торговал наркотиками, – просто уничтожили.
– Да, – спокойно проговорила разведчица, – все верно.
– Верно?! Как и уничтожение нескольких неуловимых банд, которые терроризировали население и которых никак не могли задержать? Все верно?! То есть вы признаете, что за всем этим…
– За всем этим стояла я. – Она жестом попросила дать ей еще одну сигарету. – Порядок наведите в Министерстве внутренних дел. Ловили бы их так, как рассказывали…
– Смерть нескольких чиновников и ряда полицейских?
– Всецело на моей совести! – кивнула разведчица, подмигнув.
– Взять под свою руку преступный мир Отторна… Зачем?
Женщина рассмеялась:
– Могла бы сказать, что желала помочь родной стране. Или лично вам, господин канцлер…
– Я – частное лицо, – оборвал ее Эрик фон Гиндельберг.
Адель насмешливо проронила:
– Если вам нравится так считать, пожалуйста.
– И все же?
– Мне стало скучно.
– И все?
– Все. Разве этого мало? Страшнее скуки может быть только поражение.
– То есть смерть? Вы боитесь смерти, Адель?
– Если ты проиграла, это… Это все равно что смерть, Эрик. А я проиграла. Проиграла тебе…
– То, что ваша вина доказана, – начал было Эрик, – не отменяет возможности.
Но женщина его не слушала:
– Если можно проявить снисхождение к моим людям, то… я прошу!
Барон задумался. Подручные Адель, все как на подбор, – боевые офицеры. Она смогла их увести за собой. Более того – и она, и они делали это на благо Отторна. И если разобраться, в чем-то были правы.
– К ним – понятно. А к вам, Адель?!
– Я проиграла. – Невидимка замолчала, склонив голову набок, и после очень длительной паузы неожиданно произнесла: – Все же я не понимаю, что Людвиг и ты нашли в этой женщине?
– Думаю, Людвиг фон Лингер нашел в ней соавтора. Но отчаянно не желал этого признать.
Эрик не понимал, почему разговаривает с Невидимкой об Агате. Нужно было зацепиться хоть за что-нибудь. Ее холодное безразличие ко всему происходящему просто пугало.
– Глупости. Людвиг – гениален.
– Не стану спорить, но без жены книга бы не получилась, поэтому он и вернулся.
– Это вздор. Ты говоришь мне назло. – Адель равнодушно отмахнулась.
Женщина загасила сигарету. Посмотрела канцлеру в глаза. От ее взгляда позвоночник сковало холодом.
– Ничего подобного.
Адель долго молчала, потом усмехнулась:
– Мне жаль вас, Эрик. Вы влюбились. А таких людей, как мы с вами, чувства ни к чему хорошему не приводят. И все же я желаю вам счастья. Искренне. Прощайте…
Больше она не проронила ни слова.
Барон фон Гиндельберг вышел на улицу. И снова: яркое солнце, синее небо, нарядные люди в предпраздничной суете. Каждый день он шагает из сумрачного министерства, где допрашивает убийцу, в Счастье. Каждый день Счастье ждет его в съемном доме, постукивает печатной машинкой, заваривает чай, гладит собак и кормит их яблоками. Счастье должно быть рядом. Рядом с ним. Всегда.
Он думал о том, что до сих пор не получил документы о разводе госпожи фон Лингер. Безобразие! Ничего. Разберется. Добьется перевода Адель-Невидимки в ООВА (Особый отдел военной артефакторики). И развода Агаты тоже добьется. А потом… Потом он сделает ей предложение. Хотя почему потом? Зачем же откладывать, когда он может сделать это сейчас? За ужином.
Барон достал тонкую блестящую пластину и стал нажимать на кнопки. Попросить Касса приготовить что-нибудь особенное, отдать распоряжение Ульриху – пусть пришлют корзину цветов. Мысленно приказать Эльзе не проговориться. Что еще? Ах да… Какой же он болван – кольцо!
Золото и камни высшей пробы в Лаутгарде можно было достать только у одного человека – Анхеля Ювве. Островитянин неблагородного происхождения пользовался в среде артефакторов большим уважением. Анхель с детства был болен. Вполне развитое, немного грузное тело пожилого мужчины он с трудом перемещал на маленьких кривых ножках. Однако более жизнерадостного и светлого человека было не найти во всем Отторне! Ювве прекрасно разбирался в ювелирном деле, артефакторике, был настоящим экспертом и очень порядочным, честным человеком. Редкий случай в подобном бизнесе.
– Мне нужно кольцо.
– Какое? – Глаза Анхеля, как и всегда, радостно блестели.
Они встретились очень тепло. Барон отметил, что друг постарел. Передвигался Ювве на кресле с высокими колесами. Значит, уже не ходит. Надо будет посоветоваться с Фульдом. Наверняка они вместе смогут помочь.
– Господин канцлер, вы меня слышите?
– Я бывший канцлер, Ювве.
– Уже в отставке? Как летит время. Так какое вам нужно кольцо, господин бывший канцлер?
– Я собираюсь жениться.
– Ну что ж…
Ювве покатил вперед, жестом приглашая гостя следовать за ним. Эрик не был тут, наверное, года три. За это время помещение, в котором Анхель торговал кристаллами и украшениями, расширилось. Теперь это были два больших, светлых зала.
– Ну что ж – прошу! Выбирайте. Все очень дорогое. И все – высшей пробы! Вы меня знаете.
– Конечно. Никогда в вас не сомневался.
Канцлер смотрел на кольца. Красивые. Дорогие. Смотрел и… не мог выбрать.
– Эрик… Могу я задать несколько личных вопросов, несмотря на то, что это не мое дело? – Анхель склонил голову набок и посмотрел барону в глаза так, что тот на секунду растерялся.
– Конечно.
– Вы собираетесь жениться по любви?
– Да. В это практически невозможно поверить, но… Да!
– И вы не можете выбрать ни одно из предложенных изделий?
– Кажется… нет. – Барон пожал плечами.
– Знаете что… Там, откуда я родом, влюбленные стараются дарить на помолвку простые кольца. Нежные, трогательные. Но обязательно – недорогие! Простой металл или золото невысокого качества. Кристаллы, цена которых просто смешная. А знаете, почему?
– И почему же?
– Чтобы не спугнуть Любовь… Мой вам совет, господин барон. Идите и в любой ювелирной лавке Отторна купите кольцо, которое напомнит вам ее. Сожмите в ладони. Закройте глаза. Услышьте стук своего сердца, а в нем – стук сердца вашей возлюбленной. И поверьте старому калеке Анхелю – мощнее артефакта в вашей жизни вы не сумеете создать! А брак ваш будет счастливым. Уж поверьте старому Ювве…
Барон наклонился к коляске, и они обнялись. А потом…
Потом он гулял по Отторну, заходя во все ювелирные лавки подряд и покупая по пути все, что попадалось на глаза. Засахаренные цветы, шоколадные фигурки вестников, подвеску на ошейник в виде снежинки для Эльзы, блокнот, на каждой странице которого в нижнем углу был изображен низерцвейг. Если листать быстро, пес глубокомысленно склонял голову набок – совсем как Грон. Агате понравится! Он так увлекся, что не заметил, как вошел в очередной ювелирный магазинчик.
Честно говоря, барон фон Гендельберг уже и не надеялся найти что-либо подходящее. Метод Ювве работал из рук вон плохо – ни одно кольцо не подходило. Вдруг его взгляд упал на тоненькое колечко с рубинами. Кристаллы искусственно выращенные, да и золото наверняка низкого качества, но… Россыпь крошечных алых камней напомнили гранатовое вино. Он представил себе, как это простенькое, в общем-то, колечко будет смотреться на пальчике будущей баронессы фон Гиндельберг, и ему понравилось. Не раздумывая, он купил кольцо. Тонкая металлическая пластина в кармане завибрировала.
– Что случилось, Касс?
– Господин барон, госпожа Агата отказывается есть до вашего прихода, а уже…
– Я понял. Скоро буду.
Домой! Кормить, целовать, дарить кольцо…
Он уже поднимался по ступеням, когда услышал:
– Господин барон Эрик фон Гиндельберг?
За спиной щелкнули каблуки. Барон дал себе несколько секунд. Унять сердцебиение. Он знал, кого увидит, если обернется. Молодого, розовощекого адъютанта в форме королевской гвардии с пакетом на имя канцлера фон Гиндельберга. Лично в руки. Бархатная бумага, золотое теснение и гербовая печать короля Карла…