В годы войны Челябинск вошел в историю как Танкоград. Но справедливости ради его можно назвать и Огнеградом. Вся промышленность города и области в самые короткие сроки была перестроена и приспособлена к нуждам фронта. «У нас не может быть теперь мирных предприятий, — писала 10 июля 1941 года «Правда». — Каждый завод, каждая фабрика должны работать для удовлетворения военных нужд».
Машиностроение и металлообрабатывающие заводы, производившие до войны станки, плуги, сельскохозяйственные машины, стали изготовлять танки, минометы, пулеметы, боеприпасы, снаряжение. Предприятия швейной промышленности перешли на пошив военного обмундирования, плащпалаток, сумок для противогазов. Артели промкооперации — на изготовление шапок, обуви, валенок, варежек. В те годы многие предприятия были «номерными», о них ничего не писали, еще меньше говорили, но все знали, что они выполняют заказ фронта. А когда в нашу область из прифронтовой полосы прибыло оборудование около 200 предприятий, таких «номерных» заводов стало еще больше. Потребовалась огромная работа, чтобы в сжатые сроки разместить и организовать на них производство. Большая часть эвакуированных предприятий влилась в действующие, а для некоторых были приспособлены гаражи, склады, школы, театры, клубы, магазины. Так, Московский часовой завод разместился в Златоустовском драматическом театре, «Калибр» — в Челябинском, еще недостроенном, оперном. В зданиях педагогического и сельскохозяйственного институтов — патронный № 541. Завод органического стекла занял здание пивоваренного и дрожжевого заводов. В гараже трампарка разместилась часть оборудования московского завода «Компрессор», ставшего филиалом завода им. Д. Колющенко. Отсюда вышли первые, зачехленные брезентом, челябинские реактивные установки, названные любовно в народе «катюшами». Каждый день по несколько вагонов боеприпасов отправлял на фронт небольшой завод, располагавшийся в то время на окраине Челябинска в складах «Заготзерно». Можно представить, какие тут были условия для работы. Помещения не отапливались, готовая продукция с ходу грузилась в вагоны, никаких подсобных помещений не существовало. А люди работали, да еще как! Когда вдумаешься в это, невольно возникают вопросы: как можно было работать с металлом в неотапливаемых помещениях? Как могли это выдержать люди, а ведь среди них было немало женщин и подростков? Все это кажется невероятным, выше всех человеческих возможностей. Тогда это не называлось ни подвигом, ни героизмом — это была каждодневная реальность. Так трудились на всех предприятиях, которые по воле войны оказались «на передовой позиции».
И на старых уральских, и на обновленных предприятиях с каждым месяцем возрастало производство вооружения и боеприпасов. В течение всей войны труженики этих предприятий сражались не менее ожесточенно, чем на фронте. «Все для фронта!» — для них это был не только лозунг, это была строгая, до предела суровая жизнь военного времени. Уже в первом квартале 1942 года, по сравнению с октябрем 1941-го, в 2,3 раза увеличилось среднемесячное производство реактивных минометов на заводе им. Д. Колющенко. Нескончаемым потоком с уральских заводов шли на фронт пулеметы, противотанковые пушки, минометы, автоматы, пистолеты, гранаты, снаряды всех калибров, мины, патроны. Можно прямо сказать, что не было такого рода войск Красной Армии, в вооружении и оснащении которого не принимали бы участие трудящиеся нашей области.
И в том, что к началу 1945 года наши Вооруженные Силы превосходили гитлеровскую армию: по танкам и самоходно-артиллерийским установкам — в три раза, по орудиям и минометам — почти в четыре раза, по самолетам — в семь раз, — немалая заслуга наших земляков-южноуральцев.
На завершающем этапе войны к уральской военной продукции добавилась еще одна. В сжатые сроки, в трудных условиях военного времени в Миассе был построен мощный завод по выпуску автомобилей для Красной Армии. К 1 июля 1944 года он уже выпустил свыше 41 тыс. автомоторов и более 60 тыс. коробок скоростей. Первый Миасский автомобиль «Урал-ЗИС» сошел с конвейера 8 июля 1944 года.
«…Ко всей разнообразной боевой продукции, потоком идущей с Урала на фронт, — писала «Правда» в те дни, — прибавляется еще один вид боевой продукции — уральские автомобили. Марка уральского металла, уральских танков, уральского вооружения и боеприпасов всегда была высокой, высокой будет и марка уральских автомобилей. Иначе нельзя — ведь это Урал».
Да, линия фронта никогда не проходила близ городов Южного Урала. Не слышали наши земляки грохота канонады. Но за «обеспечение разгрома немецко-фашистских захватчиков в Великой Отечественной войне» города Челябинск и Магнитогорск награждены орденом Ленина, Златоуст — орденом Октябрьской Революции, 16 предприятий — орденами и медалями, 18 предприятиям переданы на вечное хранение знамена Государственного Комитета Обороны. Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» увенчала ратный подвиг более ста тысяч наших земляков.
Значит таков был вклад южноуральцев в победу, что труд их приравнен к ратному подвигу.
Не позднее ноября 1941 года
Дорогие товарищи, комсомольцы и комсомолки, юноши и девушки! На заводе имени Колющенко нет ни одного комсомольца, не выполняющего нормы. Газосварщик Катайцев, орденоноска Шахматова, станочники Люцко, Селиванов, Лебедев, Кожемякин, Васильев, Киселев, Шпаковский дают по 3—4 нормы в смену и иногда, выполняя срочные заказы фронта, по несколько суток не уходят из цехов. Секрет успеха молодых двухсотников прост. Они добиваются таких результатов путем уплотнения рабочего дня, правильной организации рабочего места, образцового содержания оборудования.
Мы обращаемся с призывом ко всем рабочим, работницам, комсомольцам и молодежи Челябинской области удесятерить помощь фронту. Все силы, все знания без остатка отдать Родине, максимально повысить производительность труда, улучшить качество продукции.
24-ю годовщину Красной Армии мы обязуемся встретить высокими показателями в работе. Многие комсомольско-молодежные бригады ЧТЗ, станции Челябинск, заводов имени Колющенко и Орджоникидзе уже выполняют взятые обязательства, делом доказывая свою любовь к Красной Армии.
Мы призываем всех молодых рабочих, инженеров, техников, мастеров шире развернуть социалистические соревнование. Будем бороться не только за увеличение числа двухсотников и трехсотников, но и за двухсотные бригады, смены, цеха и целые предприятия.
За напряженную работу, дорогие товарищи! Для фронта не пожалеем своей молодой энергии. Все силы на разгром врага!
8 мая 1943 года
О работе мобилизованных узбеков на предприятиях Челябинской области
На предприятиях Челябинской области работает 11700 мобилизованных узбеков, 70 процентов — на стройках.
…В угольной промышленности работает 1500 узбеков. В мае не предприятия области ожидается поступление новой партии рабочих узбеков в количестве 3500 человек.
Обком, горкомы партии принимают меры по обеспечению их общежитиями, постельными принадлежностями, сушилками одежды, камерами хранения личных вещей, медпунктами, изоляторами, выделяются культработники, знающие русский и узбекский языки, на предприятиях проведены недельные курсы-семинары агитаторов, прочитаны доклады, организованы выступления по радио.
Также подготовляются к открытию национальные столовые с чайханами, посылаются представители на места жительства рабочих за продуктами и музыкальными инструментами для красных уголков.
Проводимая политработа среди рабочих узбеков недостаточна из-за отсутствия кадров пропагандистов и литературы на родном языке. Значительные затруднения испытываем из-за недостатка нужных продуктов питания: чая, сухофруктов, риса, сахара, а также тканей для белья и одежды.
В целях обеспечения нормальных условий просим Вас помочь следующим: направить в наше распоряжение 20 пропагандистских работников, знающих русский и узбекский языки, и выделить две тысячи экземпляров периодической литературы на родном языке, ежемесячно разрешить разбронировать 12 тонн сахара и выделить чая зеленого одну тонну, сухофруктов 60 тонн, рису 20 тонн, отпустить единовременно 140 тыс. метров хлопчатобумажной ткани бельевой и 140 тысяч для верхней одежды.
Для тех кто, как и я, был ребенком-дошкольником в годы Великой Отечественной войны или родился после нее, никакие фильмы и спектакли не заменят живых рассказов фронтовиков и тружеников тыла. И чем больше слушаешь их, тем яснее понимаешь, в чем истоки неодолимой силы советских людей, вынесших все тяготы самой жестокой на земле войны и победивших фашизм — эту коричневую чуму XX века.
О том, что выпускал в те годы Челябинский завод имени Д. Колющенко, я впервые узнала не от отца, всю войну проработавшего там, не из книг и газет. Немало лет прошло после победы, прежде чем, наконец, было разрешено говорить и писать, какую конкретно «продукцию для фронта» изготовляли в цехах бывшего плужного завода, после войны перешедшего на выпуск дорожно-строительной техники.
За два с лишним десятка лет работы в заводской газете расспрашивала многих ветеранов. Их бесхитростные рассказы, скупые и подробные, чем-то похожие и в то же время очень разные, выплеснутые когда-то на газетные страницы и оставшиеся в журналистском блокноте, а главное — в сердце и памяти, и легли в основу этого очерка.
— У нас радиорепродуктора не было. О том, что началась война, я узнал в понедельник, придя на работу, — рассказывал Михаил Зырянцев, которому в сорок первом было лишь 15 лет, но он уже почти месяц работал токарем. — На заводской площади у памятника В. И. Ленину состоялся митинг, решили работать по 10 часов, ничего не жалеть до победы.
Участники митинга единодушно приняли резолюцию, в которой говорилось: «Если потребуется, каждый из нас с оружием в руках будет защищать целостность и неприкосновенность границ Советского Союза… «Все для фронта, все для победы!» — так и только так будет работать отныне каждый…»
В тот же день в партийном комитете собрались секретарь парткома Д. В. Филоненко, директор завода С. А. Полянцев, главный инженер Н. Н. Дятлов, председатель профсоюзного комитета С. П. Земсков, секретарь комитета комсомола В. Ф. Колсанов, ведущие специалисты. Они обсудили вопросы перестройки завода на военный лад, разработали меры по переходу на производство снарядов и мин.
Выпуск военной продукции потребовал не только изменения технологии, но и расширения площадей, дополнительной установки специального оборудования. И в течение нескольких дней в экстренном порядке под цехи приспособили гаражи, складские и различные подсобные помещения, смонтировали резервное оборудование.
В первые дни войны по мобилизации на фронт ушло более 500 квалифицированных рабочих, инженеров, техников. Взамен ушедших на завод поступили 443 подростка и более 800 женщин, большинство из которых были раньше домохозяйками. Всех новичков надо было научить работать на станках. Через учебную сеть (курсы технического минимума, повышения квалификации, стахановские школы, различные кружки) только в 1941—1942 годах прошли обучение более четырех тысяч человек. Подготовке кадров немало сил и умения отдали и лучшие заводские мастера Г. И. Корниенко, А. А. Лелик, И. Г. Куприн, М. Я. Шепетовский, В. Г. Уточкин, П. А. Шумцов, П. Н. Кашигин, А. Ф. Игнатьев, Т. И. Белан и другие.
За очень короткое время завод перестроился на военный лад. Уже 29 июня 1941 года партком заслушал отчет начальника второго цеха об освоении производства 120-миллиметровой мины. А во второй половине июля Государственный Комитет Обороны поручил коллективу предприятия освоить производство новых снарядов РС-132. Это первые советские реактивные снаряды. 9 августа ГКО принял решение: на заводе имени Д. В. Колющенко и московском «Компрессоре», эвакуированном на наше предприятие, организовать выпуск секретной боевой установки БМ-13, которую бойцы стали называть «катюшей».
Что из себя представляла установка БМ-13? Первоначально ей предшествовала небольшая, на конной тяге установка М-8, на которой применялись малогабаритные реактивные снаряды. Затем была сконструирована более мощная установка — БМ-13, состоявшая из подвижной фермы, восьми направляющих — лонжеронов и простейшей электрической системы. Вся эта конструкция монтировалась сначала на тракторах СТЗ-НАТИ и отечественных автомобилях ЗИС-5, а позднее — на автомашинах «Студебеккер» и других.
Лонжероны заменяли стволы обычных артиллерийских орудий. В них по всей длине с двух сторон (сверху и снизу по отношению к ферме) располагались Т-образные пазы, в которых и удерживались реактивные снаряды — 16 штук. С небольшого пульта управления из бронированной кабины автомашины каждый снаряд приводился в действие электрической вспышкой, от нее загорался пороховой заряд, и снаряд мгновенно соскальзывал с лонжерона, устремляясь к цели. Наводка боевой установки на цель производилась по угломеру с помощью подъемного механизма фермы. Снаряды употреблялись различные: РС-132, РС-82 и другие.
Установки БМ-13 предназначались для поражения скоплений боевой техники и живой силы противника, для нанесения массированных ударов по вражеским сооружениям, при прорывах фронтовых укреплений. «Катюши» участвовали во всех значительных сражениях Великой Отечественной войны.
Опытные образцы реактивной артиллерии успешно прошли государственные испытания в конце 30-х годов. «Катюша» была коллективным детищем, главными творцами которой являются ученые-конструкторы Н. И. Тихомиров, Г. Э. Лагнемак, И. Т. Клейменов, Б. С. Петропавловский, Ю. А. Победоносцев, В. А. Артемьев, И. И. Гвай, Л. Э. Шварц. Это их цели и конструкторские разработки легли в основу окончательного варианта орудия залпового огня.
Долгое время официально основным автором «катюши» считался А. Г. Костиков. Но это был лжеотец ее. В условиях культа личности Сталина он как руководитель научно-исследовательского института, где исподволь рождалась «катюша», фактически приписал себе то, что было сделано его талантливыми коллегами. Некоторые из них не без его помощи были репрессированы.
Освоение производства реактивных установок в кратчайшие сроки стало для колющенцев главным делом. В день получения этого задания у директора собрались представители Наркомата минометного вооружения и областного комитета партии, главные специалисты завода. Главному конструктору С. М. Тарасову поручили составить заявки на все материалы и техническую документацию на комплектующие узлы и детали, главному технологу Н. К. Семенову — подготовить маршрутную технологию и определить потребность в оборудовании, инструменте. Ответственные и срочные задания получили и другие специалисты.
Началась подготовительная работа. К концу вторых суток конструкторы и технологи выдали необходимую документацию отделу снабжения и цехам.
Выполнение задания Государственного Комитета Обороны потребовало увеличения площадей и оборудования. В черте города заводу предоставили дополнительные производственные помещения на углу улиц Елькина и Труда, у железнодорожного вокзала, у трамвайного парка и другие.
В сентябре 1941 года в Челябинск почти одновременно стали прибывать эшелоны с людьми и различным оборудованием: из Херсона эвакуировали завод имени Г. И. Петровского, из города Сумы — цех завода имени М. И. Фрунзе. Производственные планы этих предприятий были включены в план завода имени Д. В. Колющенко, который стал выпускать еще и гаубичные 152-миллиметровые снаряды, 250-килограммовые фугасные бомбы, корпуса 82-миллиметровых мин и другие боеприпасы.
Колющенцы по-братски встретили эвакуированных, поделились с ними кровом, пищей, одеждой. Размещением людей занимался начальник ЖКО Я. С. Огарков.
— Помню все до деталей, — рассказывал он. — Заранее к эвакопункту с конного двора подавались лошади. Ответственные дежурные из числа рабочих встречали эвакуированных и размещали по квартирам, а во время большого наплыва — в палатках. Во всех домах и бараках провели уплотнение, высвободили для жилья 40 кухонь. Более 5500 человек пришлось разместить нам. И при этом надо отметить, что люди нашего завода с большим сочувствием отнеслись к приезжим. Ни обид, ни шума. Встречали, как своих родственников. Делились всем: посудой, мебелью, обувью и одеждой. Прибывшие люди тотчас включались в производственную жизнь…
Вот как вспоминает о тех днях ветеран завода Митрофан Михайлович Юрченко:
— Эвакуировался я из Сум вместе с мамой и сестренкой-школьницей. Брат служил в армии. Завод имени Фрунзе, на котором я работал технологом после окончания техникума, вместе с оборудованием и специалистами перебазировался в Челябинск. Первые два дня мы жили в палатках. Помню, как только выгрузились возле завода, нам сразу принесли хлеба и рыбы. А затем разместили по квартирам. Жили в бараках, по две семьи в комнате. Конечно, в тесноте, но все понимали, что в то тяжелое время большего для нас сделать было невозможно. Завод обеспечивал рабочих углем. Мы сажали и выращивали картофель. Для многих украинцев Урал стал родным, и они навсегда связали свою жизнь с этим суровым краем.
Прибывшим оборудованием оказалась забита вся территория, от переезда до завода вдоль железнодорожного полотна. Перетаскивали его вручную, на листах железа, с помощью канатов. Торопились, пока строители не заложили проемы в стенах и не начались большие морозы.
— Станок еще тащат в цех, — вспоминал главный диспетчер Я. М. Гуренко, — а на него дается план. Подчас над станком не было крыши, а его уже подключали. Вокруг росли сугробы, но люди не прекращали работу…
Особенно тяжело было женщинам. Многие из них подавали детали к станкам, протирали, перевозили. Тяжелые, с шероховатой поверхностью детали быстро рвали рукавицы, сшитые из лоскутов. Ладони кровоточили. Женщины бинтовали руки тряпками.
— Эту ноябрьскую ночь сорок первого года я буду помнить до конца своих дней, — рассказывал главный конструктор завода С. М. Тарасов. — Меня срочно вызвали к директору. Увидев меня еще в дверях, Сергей Алексеевич Полянцев попросил: «Надо что-то делать с участком мойки деталей, так дальше работать нельзя».
Я знал, что поступавшие с других заводов поковки и детали для предохранения от ржавчины осаливались, а у нас на участке мойки обезжиривались. Для этого использовались различные растворители: керосин, солярка, бензин, скипидар. Их всегда не хватало, из-за чего были большие простои.
Получив задание, немедленно отправился в цех. На участке мойки из-за отсутствия растворителя работницы занимались кто чем: одни что-то шили, чинили, другие смазывали ранки на руках, бинтовали пальцы друг другу. На руки некоторых работниц страшно было смотреть. Ладони и пальцы покрывали синевато-серые пятна. Во время протирки деталей заусеницы и крошки металлической стружки рвали кожу, а растворители разъедали раны.
Меня поразили не только руки работниц, но и их покорное молчание: ни жалоб, ни замечаний. Захотелось немедленно что-то сделать для них, как-то избавить от этих незаживающих ран. Мое тревожное состояние было вызвано еще и полученным днем письмом отца, в котором сообщалось, что где-то на подступах к Москве погиб мой брат.
С какой-то яростью я принялся счищать жир с горячих и холодных деталей разными способами. Шли минуты, часы, наступила вторая половина ночи, а просвета в поиске нет. В голове лишь наброски механизмов, которые еще нужно сделать и проверить. Во время короткого перерыва, вытирая руки обрывками бумаги, провел ими по поверхности теплой детали. Удивился, как чисто бумага сняла остатки жира. Но где взять столько бумаги?
В цех к автоматам носили опилки. Распорядился, чтобы высыпали немного на верстак, стал протирать горячую деталь. Результат обрадовал: жир снимался почти так же, как и бумагой. Детали, тщательно протертые опилками и обдутые сжатым воздухом, были чистыми. Для их промывки расход растворителя будет ничтожным, не потребуется окунать в него руки.
И как же я обрадовался, увидев, что работницы, наблюдая за мной, уже приняли новый способ очистки деталей от жира. Не дожидаясь указаний, кто в чем мог, несли к верстакам опилки и начинали протирать ими детали. Пришел мастер, повеселел. Пригласили начальника цеха И. С. Морашко. Он немедленно опробовал новый способ.
Позднее узнал: применение опилок позволило более чем вдвое ускорить работу, а с рук работниц исчезли кровоточащие раны. В цехе вместо едких паров — здоровый запах сосны, и простои из-за нехватки растворителя исчезли. Сократилось и число работниц на участке. И все-таки труд оставался тяжелым — особенно на протирке внутри головки снаряда и камеры. Часто заглядывал я на участок, видел, как работали Татьяна Никифорова, Вера Пугачева, Клавдия Бородина, Анна Федорова, Екатерина Федянина, Дарья Напольских. Они не щадили себя, хотели быть достойными воинов и, как признались много лет спустя, в тайне даже гордились, что израненные руки чем-то сближали их с бойцами на фронте…
С каждым днем наращивалось производство боеприпасов. Уже в ноябре сорок первого года на фронт было отправлено с завода более 18 тыс. снарядов РС-132. А в декабре за успешное выполнение заданий правительства по освоению и производству вооружения, повышающего мощь Красной Армии, были награждены орденами и медалями мастер М. А. Калистратов, токарь В. С. Шахматова, мастер Н. М. Гончаренко, слесарь А. Н. Слесарев и лакировщица В. И. Шелухоткова.
Нелегко далось колющенцам освоение производства «катюш». Особенно сложным оказалось изготовление фермы боевой установки. При сварке ее тонкостенные трубы несколько деформировались. Технологи и рабочие во главе с мастером А. Н. Гусаком применяли самые разные способы правки труб, но необходимой точности добиться не могли. Сварщик Е. Т. Рябенький вспоминал:
— Приходил на завод секретарь горкома партии, расспрашивал рабочих, потом отводил главного конструктора и начальника цеха в сторону, говорил им: «Как же так: коммунисты, а не можете трудности преодолеть. Выдержите или вам еще варягов звать? Ведь из ЦК каждый день звонят. Из ГКО что ни день — вопрос: нужна ли помощь? Так как?»
Но существовал, видимо, своеобразный психологический барьер, который не могли преодолеть эти рабочие. Тогда изготовление ферм решили поручить другим людям. Мастером назначили П. Н. Алексеева с Московского завода «Компрессор». Он подобрал наиболее квалифицированных рабочих: электросварщиков И. Дубинского и В. Павлова, заготовщика С. Алексеева, сборщиков И. Норкина и В. Крохина. Более тщательно стали выполнять каждую операцию. Мастер изготовил приспособление для выпрямления деформированных труб, и дело пошло. Бригада П. Н. Алексеева стала выдавать по 45—50 ферм в месяц.
Производство установок было рассредоточено по разным цехам, и лишь сборщики видели конечный результат.
Ветеран завода А. Я. Масленников, работавший электриком, рассказывал, как вместе с товарищами, неделями не выходя из цеха, выполнял электромонтажные работы на установках, устранял неисправности в чередовании зажигания лампочек на контрольных ракетах-носителях. Помогали рабочим проходившие на заводе практику курсанты Московского артиллерийского училища имени Л. Красина, эвакуированного в нашу область и готовившего командиров для частей реактивной артиллерии, а также артиллерийских техников — специалистов по установкам БМ-13.
В 1942 году военные представители на заводе поставили перед инженерами и рабочими задачу — повысить боевые качества «катюш». Дело в том, что в первых выпусках ракетных установок БМ-13 их залпы не обладали необходимой кучностью, снаряды рассеивались по большой площади. Надо было уменьшить эту площадь. Чтобы решить эту задачу, усовершенствовали не боевую установку, а снаряд. Для усиления кучности минометных залпов, точности попадания снарядам придали вращательное движение во время полета.
По новым чертежам, полученным в начале сорок третьего года, в снарядах УК (улучшенная кучность) нужно было просверлить по 12 тангенциальных отверстий диаметром 2,9 миллиметра. Из-за большой твердости металла и глубины отверстий тонкие сверла ломались, трубы шли в брак. Тогда решили создать специальный участок УК.
Г. В. Дворников через три с лишним десятка лет рассказывал на одной из встреч:
— Был я тогда начальником цеха. Заболел, и сверловку тангенциальных отверстий начали осваивать без меня. Поставили на эту операцию самых лучших рабочих, но у них ничего не получалось. Сообщили мне. Еще не оправившись от болезни, я пришел в цех, снял «асов» и поставил на эту операцию девочек из ремесленного училища, вывозивших из цеха металлическую стружку. По просьбе мастера закрыл участок и не пускал туда никого, чтобы не отвлекать и не смущать девчонок. А им сказал: «Не бойтесь, ломайте сверла и трубы, пока не научитесь сверлить отверстия». И вот настал день, когда Зина Черноскулова сделала одну годную трубу. Я собрал митинг в цехе, торжественно объявил о достижении Черноскуловой и вручил Зине премию — пять кусков мыла и десять спецталонов на питание. На другой день две годные детали сделала Нина Пономарева, а Зина Черноскулова — пять. С этого началось — с каждым днем выработка росла, и через месяц все девчата вышли на заданную норму. Потом на этом участке мы оставили всего пятерых.
Трудно было со сверлами. Первые пачки сверл я получил лично у секретаря обкома партии Н. С. Патоличева. Затем в Златоусте освоили производство высококачественных сверл. Девчатам-сверловщицам было по 16—17 лет, а им приходилось подымать заготовки весом в 23 килограмма. Поднимут несколько штук, а потом ни рукой, ни ногой двинуть не могут. Тогда я решил поставить к ним в помощь глухонемых рабочих (трудились у нас и такие). Производительность сразу поднялась на одну треть.
А станки были у нас старые, с ременной передачей, да и то вместо ремней приходилось пожарные рукава использовать.
Цех наш всегда выполнял план, часто побеждал в соревновании, награждался переходящим Красным знаменем. Многие рабочие, в том числе Зина Черноскулова, Нина Фадина, Валя Шахматова, Данила Паньков, были награждены орденами…
Немалый вклад в освоение производства снарядов для «катюш» внесли заводские технологи. А. М. Кирюхину на всю жизнь запомнилась неподатливая камера — деталь снаряда, уж очень трудно было ее растачивать. Перебрали несколько вариантов, пока не решили применить цанговый люнет. В. Р. Рушиц был ведущим технологом по детали «сопло» реактивного снаряда, В. А. Карбовничий опекал камеру, Ф. Я. Кузнецов внедрял всю кузнечную оснастку. Ведущим технологом по сборке снарядов был М. С. Арасланов. Детали для них поступали с разных заводов, поэтому Магасум Садыкович организовал тщательный контроль — и по весу, и по размерам, и по чистоте обработки всех деталей перед сборкой. Много нового внес он в техпроцессы изготовления.
В годы войны завод стал арсеналом, кузницей боеприпасов. «В труде, как в бою!» — вот девиз участников соревнования, в первых рядах которого шли коммунисты и комсомольцы.
Токарь Анна Андриянова вступила в партию в сорок втором году. За своим токарным станком она буквально творила чудеса, перевыполняла нормы на 300—400 процентов.
В первые дни войны, оставив школу, пришла на завод 16-летняя комсомолка Вера Шеина. Освоила специальность электросварщика. Ей поручили варить стабилизаторы к реактивным снарядам.
— При сварке, — рассказывала она, — искры с раскаленными кусочками металла часто попадали на ноги. От ожогов жуткая боль. Однажды из-за сильного ожога я оказалась дома на больничном. Но за мной пришел мастер, привел в цех, и я, положив забинтованную ногу на одну табуретку, села на другую и качала варить снаряды. От вспышек электросварки болели глаза, но мы, комсомольцы, знали, что фронту надо все больше боеприпасов, и работали, не считаясь с трудностями.
Вера Шеина добилась на сварке самой высокой производительности и отличного качества. Трудовой подвиг комсомолки в сорок четвертом отмечен орденом Ленина. Шел ей в ту пору всего девятнадцатый год.
Жаркое соревнование разгорелось между стерженщицами литейного цеха Н. Власовой, А. Игольниковой, Е. Щедриной и О. Плотниковой. Чаще других побеждали коммунистка Елена Щедрина и комсомолка Ольга Плотникова. Рекорды производительности достигали 400—500 процентов в смену.
На заводе развернулось соревнование фронтовых комсомольско-молодежных бригад. Первыми в него вступили бригады токарей Данилы Панькова, Ивана Романова, Евгения Курочкина. Все они работали в восьмом цехе, начальником которого был Г. В. Дворников, а комсоргом — Леля Корт. Леля была душой молодежи, любимицей комсомольцев, их желанным советчиком и помощницей. Для ослабевших она добивалась дополнительного питания, хлопотала об обуви, одежде, никогда не оставляла никого без внимания. Именно по ее инициативе в цехе организовали первую комсомольско-молодежную фронтовую бригаду, которую возглавил Данила Паньков, первым из комсомольцев ставший многостаночником.
— За большие токарные станки вставали бывшие школьники и ремесленники, — рассказывала Л. И. Зборовская (Корт.) — Рабочих на заводе не хватало, станки на участке иногда простаивали. Однажды я подошла к небольшому худощавому пареньку Даниле Панькову и предложила: «Попробуй работать на двух станках, а я буду помогать, подносить детали». Он согласился. Затем я обратилась к девушкам Жене Зотовой и Нине Фадиной. Александр Школа и Нина Фадина потом работали на трех станках, а Данила Паньков обслуживал даже четыре. Стали многостаночниками Михаил Зырянцев, Иван Романов и другие ребята. Подсобных рабочих тоже не хватало, и мы решили: пока ребята приловчатся, детали подносить будем мы, контролеры, а также мастер, наладчик.
Бригада Д. Панькова, состоявшая вначале из 10 токарей, освоив многостаночное обслуживание, высвободила троих человек. Семеро членов бригады обслуживали 19 станков. Сам бригадир, которому в 1942 году было всего 17 лет, сменные задания выполнял на 400 и более процентов. Об ударном труде бригады часто рассказывали и областная газета «Челябинский рабочий», заводская многотиражка «Колющенец». Однажды молодые токари получили такую телеграмму: «ЦК ВЛКСМ и Наркомат отметили хорошую работу комсомольско-молодежной бригады тов. Панькова. Поздравляем вас и желаем дальнейших успехов в повышении производительности труда…»
По примеру токарей Д. Панькова работали и другие фронтовые комсомольско-молодежные бригады: Фаины Вольхиной и Марии Гамаюновой, Валентины Шахматовой и Нины Фадиной. В начале 1944 года Нина Фадина перешла в отстающую бригаду и вскоре вывела ее в передовые. Комсомольско-молодежные бригады были первыми во всех начинаниях, в том числе и в соревновании за экономию материалов, инструмента, электроэнергии.
— Памятным для меня стал сорок четвертый, — вспоминал Д. Л. Паньков. — Мы с Женей Курочкиным стали участниками Всесоюзного совещания бригадиров лучших комсомольско-молодежных бригад. В Москве мне вручили значок «Отличник социалистического соревнования», который теперь хранится в заводском музее, наручные часы и Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ. В том же году уже в Челябинске нас, группу в шесть-семь человек с завода, пригласили в облисполком и вручили ордена и медали. Мне — орден «Знак Почета». А было каждому из нас тогда по 18—19 лет.
Далеко за пределы области разнеслась добрая молва о фронтовой комсомольско-молодежной бригаде слесарей-лекальщиков Семена Кукова. По инициативе слесарей на участке установили отрезной и доводочный станки, внедрили немало рационализаторских предложений. Это позволило значительно увеличить выпуск инструмента. Поддержав почин бригады электросварщиков Егора Агаркова, работавшей в Челябинске на сварке танков, слесари-лекальщики высвободили мастера. Ежедневно в коллективе обсуждались итоги работы каждого, новички учились у более опытных товарищей. В начале 1944 года бригада С. Д. Кукова заняла второе место по области, затем ей было присуждено второе место во Всесоюзном соревновании. За счет совмещения профессий, расширения зон обслуживания на заводе высвободили десятки мастеров, диспетчеров, наладчиков, рабочих.
В ту пору работникам завода ежедневно приходилось решать много сложных вопросов, проявлять находчивость, смекалку и выдумку. Так, в начале 1942 года из-за нехватки ящиков задерживалась отгрузка продукции. Из 34 тыс. снарядов РС-132, изготовленных в апреле, отправили на фронт только половину. В мае не отгрузили своевременно более 34 тыс. снарядов. Челябинская база по изготовлению тары не справлялась с заданием. Пришлось организовать ее производство на заводе. Экстренно построили тарный цех, установили лесопильные рамы, пригласили работать домохозяек и школьников. И вышли из затруднения, снаряды без задержки пошли на фронт.
Лучший электросварщик завода И. И. Дубинский, работавший на сварке ферм БМ-13, помог соседнему цеху выйти из прорыва. Соседи делали бугели для авиабомб. Приварка ушек на ленту производилась автогеном. Затем бугель испытывался на отрыв ушек под нагрузкой 1,8 тонны. Многие детали не выдерживали испытаний и шли в брак. И. И. Дубинский подобрал соответствующий электрод и попробовал применить электросварку. Все бугели выдержали испытания. Они разрушались только при нагрузке более 3,5 тонны, и рвались по целому месту, а не по шву. В дальнейшем, не оставляя своих ферм, бугели делал только И. И. Дубинский. Тем самым он высвободил четверых автогенщиков. Золотые руки этого электросварщика не раз выручали завод: то он «лечил» поломавшийся коленчатый вал компрессора, то котел парового экскаватора, который завод одолжил для уборки литейных отходов, то ремонтировал лопнувшую станину…
На заводе ощущался недостаток веретенного масла, в котором производилась закалка некоторых деталей реактивного снаряда. Тогда инженер А. В. Тимофеев, техник А. Л. Кацев, термист С. Т. Крылов и начальник участка А. Г. Коноваленко сконструировали приспособление, с помощью которого детали стали закаливать в простой воде. Это нововведение позволило заводу сэкономить сотни тонн дефицитного веретенного масла.
С помощью рационализаторов, экономивших средства, материалы, энергию, высвобождавших людей, только в 1944 году на заводе сберегли почти полтора миллиона рублей.
На заводе даже в суровое военное время немало делалось для улучшения жизни людей: строили жилье, столовые, организовали дополнительное питание по талонам, снабжение рабочих одеждой и обувью, коллективное огородничество. В конце войны в подсобном хозяйстве выращивали: картофель — на 145 гектарах, овощи — на 65, зернобобовые культуры — на 190. Под индивидуальные огороды в сорок четвертом году было выделено 160, а в сорок пятом — 240 гектаров.
Созданием более благоприятных условий труда и быта особенно выделялся цех № 8, который возглавлял Г. В. Дворников. Здесь открыли сапожную мастерскую. Она обеспечивала рабочих ботинками и сапогами собственного изготовления. Использовав тепло закалочных печей, активисты оборудовали душ. Варили мыло. А чтобы хоть как-то поправить тяжелое положение с продуктами питания, в цехе организовали бригаду для ловли рыбы в реке Миасс и близлежащих озерах. Все это помогало рабочим поддерживать ослабевшие силы и здоровье.
Коллектив завода проявлял большую заботу о семьях фронтовиков. По инициативе парткома и профсоюзного комитета был создан специальный «фонд помощи». Только в 1944 году из этого фонда семьям фронтовиков выдали 213 тыс. рублей и различных подарков на сумму 23 тыс. Постоянно оказывалась им помощь в ремонте жилья, снабжении промышленными товарами.
Трогательную заботу проявляли колющенцы о защитниках Родины. На заводе систематически проводились сборы денежных средств в Фонд обороны и теплых вещей для бойцов. Так, на собранные деньги был куплен боевой самолет и передан гвардейской авиационной части. К 26-й годовщине Красной Армии собрали 156 тыс. рублей, на которые заводские активисты закупили шерстяные носки и варежки, табак, кондитерские изделия. Все это отправили бойцам и командирам.
В числе членов челябинской делегации на Северо-Западный фронт ездила с эшелоном подарков комсомолка Екатерина Васильева. Вернувшись на завод, она выступила в каждом цехе, передала сердечную благодарность от воинов, рассказала, как забота о бойцах придает им мужество и отвагу.
Колющенцы активно помогали жителям городов и сел, освобожденных от немецко-фашистских захватчиков. Так, в Курскую область заводчане отправили металлообрабатывающие станки, плуги, на десятки тысяч рублей различных инструментов, изготовили для жителей разоренных деревень металлические тазы, тарелки, ложки, вилки, корыта и другие предметы бытового назначения. В марте 1944 года колющенцы отправили в Мелитополь 16 токарных станков и паровой молот, в Сумскую область — 23 токарных станка, в Запорожскую — три электромотора, мотовоз, несколько сельскохозяйственных машин.
И вот пришел долгожданный День Победы. На заводе состоялся многотысячный митинг. Люди ликовали, смеялись и плакали, обнимали и поздравляли друг друга. С болью вспоминали о погибших. Память павших почтили минутой скорбного молчания. А потом тысячи колющенцев со знаменами, транспарантами направились в центр города. Праздник продолжался до позднего вечера.
С гордостью могли сказать колющенцы, что внесли достойный вклад в борьбу с фашизмом, сделали все для того, чтобы приблизить этот радостный день. Успешно выполняя задания Государственного Комитета Обороны, челябинцы ежемесячно отправляли на фронт 45 боевых реактивных минометных установок. А реактивных снарядов изготовили за годы войны более миллиона штук. А еще мины, авиабомбы — тоже несколько миллионов.
Родина наградила орденами и медалями 107 работников завода. Ордена Ленина были удостоены электросварщица В. И. Шеина, стерженщица О. А. Плотникова, слесарь-лекальщик С. Д. Куков, токарь П. П. Дмитриев, начальник цеха И. С. Морашко, директор завода С. А. Полянцев.
Прошли десятилетия, но 1418 тревожных дней и ночей войны не забыты. Колющенцы навсегда увековечили трудовой подвиг создателей легендарных «катюш» и в канун 30-летия Победы установили у заводского Дома культуры памятник, сооруженный по проекту заслуженного художника РСФСР скульптора В. С. Зайкова и заслуженного архитектора РСФСР Е. Е. Александрова. На гранитный пьедестал поднялась боевая машина БМ-13 с укрепленными на направляющих макетами снарядов. На постаменте высечены строки:
С. НАРОВЛЯНСКАЯ,
журналист
Уже в первые месяцы войны, когда превосходство противника угнетало и подавляло, беспощадные залпы «катюш», наводившие ужас на врага, были предвестниками неизбежной расплаты. Сбивая спесь с фашистов, «катюши» вселяли в наших бойцов гордость и восторг: и мы не лыком шиты. «Катюши» воевали не только снарядами, они поднимали боевой дух наших воинов, укрепляли их достоинство, учили презирать врага. Слово «драпают» было начинено зарядом, которое обрушилось на захватчиков мужеством и отвагой.
В годы войны и много лет после нее «катюши» оставались под покровом тайны, которую мы сами берегли. Мы позволяли себе лишь удивляться: откуда они «вдруг» появились; «катюши» — оружие, которое никто не имел, кроме нас. Мы не знали, кто их создал, кто, где и как их выпускал. Мы не понимали, откуда в них такая мощь, такая неземная огненная сила.
Теперь, почти полвека спустя, тайны как будто нет, но и до сих пор остается ощущение легенды.
Так кто же создавал «катюши»?
Один из них — Семен Михайлович Тарасов. В годы войны он был главным конструктором завода имени Д. Колющенко.
Семен Михайлович родился в Верхнеуральске в начале нынешнего века. Вальцовщик на мельнице, начальник радиостанции в армии, пропагандист союза пищевиков, парторг на заводе, студент Томского индустриального института и, наконец, инженер завода имени Колющенко — таков его путь до войны.
— В Челябинск я приехал в брезентовых туфлях. Пошел бы в науку, приглашали, но меня смущала грамматика. Мой одноклассник писал «фтулки». Этого боялся. А технику, признаться, схватывал быстро. На заводе я был, кажется, восьмым инженером.
Чему посвятил себя инженер Тарасов за два года до войны? Он создавал новый плуг. Обыкновенный, которым пашут землю. Конкретно: придумал новый механизм подъема плуга с любой глубины пахоты за один оборот колеса. Это первое изобретение Тарасова. Авторское свидетельство было опубликовано в журнале 31 марта 1941 года.
— Уже после войны попал я как-то на сельскохозяйственную выставку у нас, в парке Пушкина. Смотрю: мой автомат на плуге. А я уж, было, забыл о нем.
Говорят, у «катюши» и космических ракет один исток. Это факт. Но есть у них еще одно начало: плуг, перекованный в меч.
Плуг забыли сразу же, как началась война.
— Уже в июле, в первой декаде, я получил чертежи снаряда РС-132. А 9 августа Государственный Комитет Обороны обязал ряд заводов, в том числе и наш, освоить производство установок БМ-13.
— Семен Михайлович, кто выпускал «катюши»?
— Кто? Пока нам дали броню, самые квалифицированные рабочие ушли на фронт. Мы приняли сотни женщин и подростков, которые и подойти к станку боялись. Несколько легче стало, когда поступили оборудование и люди из Херсона, Сум, Москвы. Но опять загвоздка — где все разместить? Представьте себе: цех без одной стены, ее переносят на новое место. Снег, холод. Горнушки — только руки погреть.
— А знали ли вы, какое оружие вам доверено?
— Откровенно сказать, нет. Собранную «катюшу» видели немногие. А на тех, кто видел, она не производила особого впечатления: уж слишком проста и в то же время необычна. Сначала и я недоумевал: как она стреляет? По одному наводить и выстреливать каждый из снарядов? Вроде долго. Только потом узнал, что пускающее устройство «катюши» — как арифмометр: крутишь ручку — и снаряды вылетают один за другим. Что ни секунда — два снаряда.
Не сразу узнали мы, какой ужас наводили «катюши» на врага.
— Но все-таки видели, как она стреляет?
— Нет, не видел. Приезжали к нам фронтовики принимать «катюши». Спросить бы — нельзя. И те молчат. Только иной большой палец покажет. Хорошая, дескать, штука, давайте побольше. Понравилась, и то ладно.
Был у меня такой случай. Прибыл с фронта брат двоюродный. Сели мы за стол, как положено, разговариваем про дела на фронте и в тылу. Гляжу, брат вроде что-то по секрету хочет мне сказать. Как только жена отойдет от стола, наклонится и шепчет: «Ты знаешь, что я на фронте видел!..» — «Что?» — «Мы занимали склон горы. С наблюдательного пункта далеко видно. Внизу, вдоль реки, немцы сосредоточились. Много их набралось, аж черно на снегу. И тут наши как пальнули, на том месте — сплошной огонь. Представляешь?» И он, оглянувшись, закончил: «Есть у нас орудие такое…»
К тому времени я уже догадывался, как воюют наши «катюши». И тут понял, что брат говорил о них. Он, конечно, удивился бы, скажи я ему, что это самое «орудие» мы делаем на своем заводе. Но я промолчал тогда…
Так рождались легенды о «катюшах». Будто они, как в сказке, появляются неизвестно откуда. А чудо было в другом — их в голоде и холоде выпускали подростки, вчерашние школьники, стоявшие у станков по две смены.
Как было в те годы? Надо, и все! Помню, как не могли мы сверлить отверстия диаметром 2,9 миллиметра. Сталь твердая, сверла летят, идет брак. Кто ни возьмется, не получается. И тут случился прием в обкоме партии. Отвечая на вопрос Н. С. Патоличева, как идут дела, колющенцы признались: беда, сверла слабоваты. И тогда Николай Семенович открывает сейф и достает несколько пачек сверл. Видимо, знал он про нашу беду.
В первый же день Зина Черноскулова, работая новыми сверлами, сдала несколько деталей. Вместе с ней восемнадцать девушек были заняты на этой операции. Мы им даже отгородили место в цехе, чтобы никто не мешал. И дело пошло.
Конечно, мы догадывались, какое важное дело нам поручено. Например, уже в декабре 1941 года в «Правде» в списках награжденных прочитали фамилии своих товарищей. Работники тыла в первые месяцы войны награждались крайне редко.
Должен сказать, что нам было очень необходимо знать, как действуют наши «катюши». Вести с фронта поступали нечасто, особенно в первые годы. Но когда мы узнавали, что там довольны нашей продукцией, это очень помогало в работе, всех буквально подстегивало. Мы радовались и забывали о трудностях.
Отвлекусь и скажу, что была у нас в те годы еще одна радость. Сразу после разгрома немцев под Москвой поступил приказ: восстановить производство плугов. Где, как? Все заняты военными заказами. Места нет. А мы радовались: если правительство беспокоится о производстве плугов, значит, угроза миновала. А главное — эта работа как бы возвращала нас к мирной жизни.
— Семен Михайлович, а что такое «катюша»? Как она устроена? Мне, например, понятен танк, гаубица или миномет. А «катюша» до сих пор, признаться, загадочна. Такое ощущение, что ее секрет до конца не раскрыт. Теперь-то можно раскрыть тайну? Уж вы-то хорошо знаете конструкцию.
— Главное в ней, конечно, снаряд. Он — реактивный. В камере двигателя — семь шашек пороха (длиной 55 и диаметром четыре сантиметра). Сгорая, порох создает в камере давление в 300 атмосфер, температура поднимается до трех тысяч градусов. Раскаленные газы, вырываясь через сопло, создают тягу. При сходе скорость снаряда 70 метров в секунду, а максимальная — 355. Ну, и головка, в ней боевой заряд. Дальность полета — 8,5 километра. Так устроен снаряд РС-132.
Просто? Теперь-то просто. А тогда… Ведь у нас был плужный заводик, старенькое оборудование.
Сама же установка была еще проще. Направляющие, ферма, поворотная рама. Сложность была в том, что подрамники надо было делать под разную тягу: от тракторов до «студебеккеров».
— Наверное, эта кажущаяся простота и вводит в заблуждение. С каких-то рельсов сходят длинные снаряды, завывая, пролетают, будто огненные копья, над головой — видно, как они «плывут» в воздухе, как опускаются и зажигают землю, снег, металл…
— А знали вы, что «катюши» делают не только в Челябинске?
— Нет, конечно. Как-то нам привезли платформу «катюш» на ремонт. Меня и главного технолога послали на Переселенческий пункт посмотреть, какой ремонт требуется. Прибыли мы туда, смотрим, не все наши. Тогда и догадались.
— И город не знал о том, что вы выпускаете?
— Сборка «катюш» велась в одном месте. Это старый гараж на углу улиц Елькина и Труда. Оттуда все они и отправлялись, конечно же, скрытно. На этот счет было очень строго.
Однажды был у меня повод поволноваться. Иду зимним вечером по улице Труда, подхожу к гаражу: что такое? Окна большие, покрытые тонким слоем инея. И при вспышках сварки на окнах — силуэты «катюш». Тому, кто их видел, нетрудно догадаться, чем заняты в гараже. Пришлось тут же переставить сварку так, чтобы тень не падала на окна. Время было такое.
— И все-таки, Семен Михайлович, хочется представить «катюши» на улицах Челябинска. Давайте попробуем.
— Отгружали их всегда ночью. Установка обязательно укрывалась брезентом — тогда говорили «капотом». Колонна выезжала из ворот на улицу Васенко…
— И на станцию?
— Да. Был случай, я сам ездил, но сейчас не вспомню, по каким именно улицам.
— Да тут дорога, собственно, известная. И нам нетрудно вообразить: ночной город военной поры, по пустынным улицам едет колонна грузовиков. Высоко над кабиной наклонно поднимаются покрытые брезентом «спарки». Это видение надо запомнить навсегда: «катюши» в ночном городе.
— Семен Михайлович, а само слово «катюша» когда вы узнали?
— Я знал несколько названий. Офицеры говорили «гвардейские минометы». Солдаты по-всякому их называли: гитара, секретка, адская мясорубка и даже Раиса Семеновна с гитарой. А осталось одно название — «катюша». Кстати, мы на заводе направляющие называли спарками, а снаряды — ровсами.
…«Катюши» многое объясняют в войне, увенчанной победой. Они объясняют современникам нашу революцию, нашу страну, наш Союз. «Катюши» не с неба свалились. Теперь ясно: они были маленькими ракетами, которые ныне поднялись до космических высот. Ясно теперь и то, что страна была готова не только создать, но и освоить новое оружие. Иные смотрели на «эрэсы» с позиций старой, крестьянской России: где взять столько снарядов на такую «швырялку»? И где взять столько автомобилей? Но все нашлось: и снаряды, и тяга. Потому что бой приняла новая Россия, взявшая разбег до войны и обнаружившая свою мощь, пусть тогда еще невеликую, первыми залпами «катюш» в первый же год войны.
М. ФОНОТОВ,
журналист
С первого дня войны завод начал срочно перестраиваться на выпуск военной продукции. В середине июля 1941 года мы получили сообщение о том, что к нам эвакуируется завод из Брянска. Несколько позднее прибыло оборудование с Мытищинского и Сталинградского заводов. Все монтировалось и восстанавливалось в сжатые сроки.
Очень сложной задачей оказалось принять эвакуированных людей. Наш маленький городок состоял в основном из личных домиков, коммунального жилья почти не было. Мы встречали эшелоны, ставили людей с чемоданами и узлами в шеренгу и… вели на очередную улицу, подводили к очередному дому и оставляли одну из семей появившейся на стук хозяйке. И не помню случая, чтобы кто-то отказался принять эвакуированных.
…Всех нас в то время выручали огороды. Картошку и овощи выращивали все. Но тяжелым оказался 1943 год — дождем смыло весь урожай. Это грозило дистрофией. Как от нее спастись? Очень помогли дрожжи, выдавались по два ведра на цех. Начальник цеха приглашал мастера, смену рабочих, первую кружку растворенных дрожжей пил сам, потом заставлял всех остальных. Неприятно, но надо!
Месяца три пили эти дрожжи, а дистрофию побороли. После тяжелой зимы 1943—1944 годов распространили инициативу «Каждой семье вырастить не менее 100 кочанов капусты». И вырастили. Таких трудных моментов, какие пришлось пережить в сорок третьем, больше не было.
Наш завод — кусочек Урала, опорного края державы — успешно справился со сложными заданиями в годы войны и заслуженно был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
М. А. АНАНЬИН,
парторг Усть-Катавского вагоностроительного завода
В феврале 1941 года я приехал на Урал с новеньким дипломом выпускника МВТУ. Приехал на завод, который только начинал свое существование. Когда пришла война, в густом болотистом лесу стояло всего несколько двухэтажных деревянных домов… Некоторые семьи рабочих жили еще в землянках… Молодых специалистов разместили на частных квартирах. Я жил в городе. Утром вставал в пять утра, на трамвае добирался до вокзала, потом поездом до Уржумки и пять километров пешком до проходной.
Производственный корпус еще только строился, но с первого дня войны было решено параллельно наладить выпуск военной продукции. Линия фронта как бы прошла через завод… Рабочие, не дожидаясь, когда появится крыша над головой, начали выпускать продукцию.
В сентябре на Уржумку прибыл эшелон со станками и людьми эвакуированного из Тулы завода. Осенняя слякоть, ранние морозы, отсутствие техники крайне затрудняли разгрузку, транспортировку и монтаж оборудования. Все как один объявили себя мобилизованными на эту работу. Станки тащили волоком по деревянным настилам. Плохонькая одежонка не спасала от пронизывающего ветра. Но темпы были поистине скоростными. Уже через два-три месяца в недостроенных корпусах рабочие выдавали продукцию.
Жили трудно — по несколько человек в двенадцатиметровых клетушках барака. Дрова заготовляли сами. На заводе была одна столовая с очень скудным выбором питания: суп из крапивы и жидкая пшенная каша. Работали в две смены по 12 часов. Выходившие в первую смену обычно оставались еще на два-три часа. Когда что-то не ладилось, срывалось выполнение задания, люди в течение нескольких суток не уходили с завода… Все невзгоды, отсутствие бытовых удобств воспринимались как суровая необходимость. Главное, чтобы фронт получал все, что нужно…
А. С. БОЙКОВ,
начальник цеха Златоустовского машиностроительного завода
С первого сентября 1941 года я стал учиться в ремесленном училище № 18 в Каслях в группе слесарей-инструментальщиков. Мастером-наставником был у нас Н. Д. Ахлюстин. Но по-настоящему учиться не пришлось. Заводу нужны были рабочие руки, чтоб выпускать снаряды и мины. Через три-четыре месяца мы уже работали в цехах наравне со взрослыми. Меня, А. Мурышкина и В. Лепаловского направили в цех по производству стабилизаторов для мин, на окончательную обработку.
Другие ребята и девчата работали на токарных станках, на штамповке. Многие из них не доставали руками до ручек управления. Под их ногами стояли ящики из-под снарядов. А Наташа Дрочан и с ящика еле-еле управляла станком.
Особенно тяжелой была для нас зима 1942—1943 годов. Что-то не ладилось со снабжением и транспортом. Люди умирали от истощения, особенно из литейного цеха. Работали в две смены: первая с семи утра до семи вечера; вторая — с семи вечера до семи утра. Часто после смены приходилось идти на погрузку ящиков с минами и снарядами. Нелегко было истощенным, неокрепшим мальчишкам в 16—17 лет таскать на спине ящики весом 40—50 килограммов по трапу в вагон.
Зимой после такой работы те, кто жили в общежитиях, с завода не уходили. Шли в литейный, находили теплый угол и кучкой спали до своей смены. При очень нужной и срочной работе не выходили из цеха неделями…
Иногда нас премировали талонами на дополнительное питание, давали по 100—200 граммов хлеба или пачку табаку. Очень плохо было с обувью. Особенно тяжело приходилось эвакуированным. На заводе в тарном цехе наладили изготовление «колодок». Подошва-доска из березы толщиной 20—25 миллиметров, а верх — брезент. Но приобрести их можно было только на талоны. Я лично износил три пары обуви, а Николай Андреевич Цветков говорит, что износил 18 пар… Вот так мы жили и работали.
И. ЧУДАНОВСКИЙ,
выпускник Каслинского ремесленного училища № 18
…В октябре 1941 года Московский часовой завод им. С. М. Кирова в соответствии с решением Государственного Комитета Обороны эвакуировался в Златоуст. Сразу же возникла масса трудностей. Вместо светлого четырехэтажного здания часовому заводу было предоставлено совершенно неприспособленное здание школы и драматического театра. В сжатые сроки требовалось смонтировать и пустить 1300 единиц оборудования. По два-три дня не оставляли часовщики рабочих мест, часто монтаж шел при свете керосиновых ламп, так как электроэнергия подавалась с большими перебоями.
…В конце февраля 1942 года завод стал выдавать продукцию. Но не хватало кадров. В Златоуст с заводом прибыло всего лишь 290 работников, на их плечи в основном и легла вся ответственность за монтаж оборудования и подготовку кадров. На завод пришли вчерашние школьники, 14—15 лет, домохозяйки и инвалиды. Они должны были в сжатые сроки овладеть искусством изготовления сложнейших мелких деталей, сборки и регулировки точных приборов. Более 1700 новых рабочих подготовили часовщики за годы войны… Уже в апреле 1942 года завод выдавал все виды точных приборов — для самолетов, танков, артиллерии, кораблей Военно-Морского Флота. Кроме того, стал изготовлять детали для взрывателей к минам и гранатам…
Всего за годы войны часовой завод выпустил свыше 12,7 тыс. авиационных приборов, 77 тыс. танковых, 45 тыс. артиллерийских, 7,5 млн узлов и деталей для боеприпасов, множество другой продукции. Почти 73 процента советских танков и 92 процента самолетов были оснащены надежными приборами златоустовцев.
Уральский автомобильный создавали на базе эвакуированного оборудования Московского автомобильного завода: его основное производство по выпуску автомобиля разместилось в Ульяновске, кузнечно-прессовое производство — в Челябинске, автоагрегатное (радиаторы, карбюраторы) — в Шадринске и автомоторное — в Миассе.
Сооружение объектов автомоторного производства в Миассе началось в конце сорок первого. На месте строительства имелся небольшой поселок (два барака и четыре двухэтажных деревянных брусчатых дома). На площадке был построен модельный цех да стояли колонны здания другого цеха.
Строительство велось с главного объекта — высоковольтной линии электропередач. Без электрической энергии невозможно было ни строить, ни организовать промышленное производство. Высоковольтную линию протяженностью 16 километров при 40-градусных морозах построили за 45 дней, за семь дней смонтировали заводскую электростанцию. На ее сооружении отличались бригады каменщиков Фомичева и штукатуров Васина. Они трудились по двое суток подряд, не покидая места работы.
Особо высокими темпами развернулись работы после того, как в январе 1942 года Государственный Комитет Обороны принял решение о строительстве Миасского автомоторного завода. Уже через четыре месяца, в конце апреля завод начал выпуск моторов и коробок перемены скоростей. К июлю он произвел 41 тыс. моторов, 60 тыс. коробок и много запасных частей для автомобилей и боевых машин.
Построить за столь короткое время более 80 тыс. квадратных метров производственных площадей, в том числе механического и литейного цехов, конвейера для сборки моторов — дело сложное и трудное. Эти трудности усугублялись тем, что стояли лютые морозы. На площадке — высокий уровень грунтовых вод. Приходилось прокладывать дренажные канавы, а для ускорения производства земляных и бетонных работ — применять электроподогрев.
После того, как на полную мощность стали работать все заводы, расположенные в области, — автоагрегатный, кузнечно-прессовый и автомоторный, возникла идея построить в Миассе автомобильный завод с замкнутым циклом, выпускающий автомобили. Эту идею поддержал первый секретарь обкома ВКП(б) Н. С. Патоличев. Много усилий, труда и энергии вложил в строительство завода его директор Г. С. Хламов, ставший потом министром автомобильной промышленности. Автозаводцы своими силами смонтировали все технологическое и станочное оборудование.
Многие партийные организации и предприятия области оказывали помощь в сооружении УралАЗа. За девять месяцев были сооружены механосборочный корпус, а также литейная № 3, ремонтно-электромеханический цех. Несмотря на сжатые сроки, завод построили комплексно, с применением долговечных конструкций. 8 июля 1944 года с главного конвейера сошел первый уральский автомобиль.
Что способствовало столь быстрому сооружению первой очереди завода? Во главе строительства обком партии поставил коммунистов с незаурядными способностями, с чувством высокой ответственности за порученное дело. Партийная организация сумела мобилизовать коллектив на самоотверженный труд. Строительство возглавлял управляющий трестом М. А. Прихожан. Михаил Александрович был энергичным инженером, требовательным и настойчивым в выполнении поставленной задачи — за все это его высоко ценили и уважали люди.
Хорошей опорой ему в работе был главный инженер треста Б. М. Эпельбаум — человек вдумчивый, тактичный, с большими инженерными знаниями. Начальником стройуправления «Уралавтострой» длительное время (до и после пуска в эксплуатацию завода) был Фрейман. Много труда вложили в сооружении предприятия мастер Тимченко, прорабы Кравцов, Гладков, Чернышев.
Организация строительства объектов была хорошо продумана, работы велись по совмещенному поточному графику, с применением передовой технологии и стахановских методов труда. Большое внимание уделялось творческим поискам изобретателей и рационализаторов. В результате в производство было внедрено 400 рационализаторских предложений.
Бригада плотников коммуниста Лоскутникова работала на самых ответственных участках, днем и ночью, в пургу и метель, всегда задание выполняла досрочно, давая три-четыре нормы в смену. До 40 кубов бетона за смену при больших морозах укладывали бригады Мурдасова, Щербакова.
По-боевому работала на стройке комсомольская организация. Комсомольцы шли вслед за коммунистами. На стройке трудились 52 комсомольско-молодежные бригады, среди них особенно отличались бригады Ярицкого, Фомичева и Миллерова. Бригада слесарей-сантехников Умедмана была инициатором движения — с меньшим числом рабочих выполнять большой объем работ. В его бригаде вместо шести слесарей стало три, но она выполняла задание на 180—200 процентов.
С начала 1944 года и до самого пуска автозавода на стройке работала бригада обкома партии во главе с заместителем секретаря обкома по машиностроению Я. Н. Смирновым. Яков Николаевич занимался вопросами подготовки производства По выпуску автомобилей, изготовлением вспомогательного оборудования, подготовки кадров. Мне, как его заместителю, были поручены вопросы, связанные со строительством завода…
Сейчас УралАЗ — один из крупнейших гигантов отечественной автомобильной промышленности. Его мощные «Уралы» хорошо известны и в нашей стране, и за рубежом. А мне вспоминаются самые первые автомашины этого завода — трехтонные «УралЗИСы», которым довелось пройти по огненным дорогам войны. Вспоминаются они еще и потому, что именно с их кузовов прозвучали победные залпы «катюш».
Н. А. КОРОБОВСКИЙ,
зам. завотделом Челябинского обкома партии
В далеком сорок втором году Кыштым был тихим, опустевшим. Электричества мало, ночью город выглядел темным. Даже машиностроительный завод не светился огнями, хотя трудился для фронта.
Мне еще не было 14 лет. Был я тогда невысокого роста, худой, и в первую минуту на заводе (в цех привел меня отец) почувствовал робость. Меня оглушил шум многочисленных станков, работавших на повышенных режимах.
Михаил Александрович Пискунов, мой первый наставник, высокий и плотный человек: по-доброму улыбнулся мне и дал первое задание — поворачивать ручку выключателя. Потом показал, как закреплять штурвалом цанги деталь и высвобождать ее, а к концу смены он вместе со мной выточил несколько деталей. Одну из них я обработал самостоятельно.
Обратил внимание, что в цехе было много молодых парней, которые трудились у станков. Некоторые из них ободряюще улыбались мне: мол, не робей. А ровно через месяц все они были уже на фронте — за станки встали такие же подростки, как я.
Бывая в музее машзавода, я всегда смотрю на стенд, посвященный тем, кто не вернулся с войны. Здесь фотографии многих тех молодых парней. Когда-то они казались мне такими взрослыми, большими и сильными, а сейчас, когда мои виски покрыла седина, смотрю на их фотографии и думаю: как же были они молоды! Как сейчас вижу сосредоточенное лицо и согнутую над станками спину Виктора Батятина. Он уходил на фронт прямо из цеха и не вернулся домой.
До станка дотянуться мне было трудно. Чтобы удобнее работать, мне установили два ящика и трап под ноги. Над станками виднелись платки да вихрастые макушки таких же пацанов. Вместе с уехавшими на фронт парнями исчезли шутки и смех… А ритм работы все нарастал.
Постоянно видел я в цехе технолога Гармана Кузьмича Тарасова, механика Александра Лукича Шибкова. Как теперь понимаю, они не уходили с работы сутками, «колдовали» над станками, как их лучше расставить и загрузить. Так родился «трехниточный» поток. Весь процесс обработки был разбит на операции, продумана их очередность. Созданы были специальные приспособления, фасонные резцы. В результате производительность труда резко возросла. На моей операции при норме 53 детали можно было изготовить 150—200 штук.
А потребности фронта росли. Изучая документы тех лет, прихожу к выводу, что сильно сдерживал работу литейный цех. Тогда земляные формы разового использования заменили металлическими кокилями. Литейка «завалила» нас отливками.
Резко увеличилась выработка. Теперь на Доске показателей редко уже была цифра 450 процентов, чаще — 750. А в одну из смен мой напарник Борис Савватеевич Миляев достиг рекордной выработки — 1000 процентов. Он был первым на заводе, одолевшим 10 норм за смену.
Станок он мне передал «на ходу», и я шел на рекорд, но до такой высокой выработки просто не хватило отливок. Этот день мне запомнился на всю жизнь. В конце смены кружилась голова, болели плечи и пальцы рук, все тело била мелкая дрожь от неимоверной усталости и одновременно от радостного сознания, что ты не отстал от более старшего товарища и внес свой трудовой вклад в дело защиты Отечества.
К началу 1944 года ритм работы в нашем цехе достиг наивысшего накала. Образовались комсомольские бригады, закипело соревнование. И стимулировали его не дополнительные кусочки сала, которые выдавали стахановцам, а искренний горячий патриотизм.
Ударной силой на главной операции обработки корпуса были: Василий Андреевич Мыларщиков, Виктор Сергеевич Кореньков, Володя Верин, Володя Шипулин, Саша Глухов и Вася Щукин. На своей операции не знали равных Николай Калачев и Алексей Романов. И если первый брал лихостью, то второй — отточенностью движений.
Был у нас удивительный станок «Гемальд» — на одной станине две передние «бабки» и обе рабочие: одна — с левым управлением, другая — с правым. На этом станке трудился Павел Федорович Демин. Он был невысокого роста, широкий, с большими сильными ладонями, могучий и ловкий. По лицу его струился пот. «Паша Демин пашет», — говорили в шутку о нем товарищи.
При норме 70 штук корпусов за смену Вася Щукин обрабатывал 120. Усталый и довольный, он, обтирая станок, насвистывал веселый мотив. Ребята его смены говорили, что ел он только раз в сутки на работе, получив по своей усиленной карточке килограмм хлеба и поллитра похлебки. Это был рацион военных лет, других продуктов питания он не имел.
Сергей Петрович Мордашев, бывший токарь цеха № 11, вспоминает: «Трудился на второй операции. Когда у нас была двухсменная работа по 12 часов, я работал в смене Александра Васильевича Фомина, а когда перешли на трехсменку по 8 часов, попал к Василию Федоровичу Алферову. Он был требовательный, справедливый человек. Смена его задавала тон всему общезаводскому соревнованию, по ней равнялись и другие смены. Бывало, Вася Мыларщиков (ныне уже покойный) скажет: «Нажмем, ребята!» И начинала раскручиваться трудовая карусель. Детали с операции на операцию переносили бегом. Гора их росла, и все этому радовались. Высокая цель одухотворяла наш труд, вносила в него поэзию и красоту».
Маруся Швейкина (Абрамова), Нина Аношкина (Романова) трудились контролерами. Эти девушки были старше нас на два-четыре года, но нам они казались взрослыми. Они даже пели в ночную смену, помогая нам и себе преодолеть голод, сон и усталость.
У воспитательницы детского дома Вали Шалимовой погиб единственный брат, вступивший в Уральский добровольческий танковый корпус. Она всю смену плакала, но работу не бросила.
Запомнилась мне Зоя Сырейщикова, трудившаяся рядом на такой же операции, как и у меня. Проводив отца на фронт, она осенью 1941 года пришла на завод. Немногословная, ни в чем не уступала мужчинам, наоборот, частенько оставляла нас, парней, позади себя на Доске показателей.
Вспоминается мне комсорг Маруся Маркина, которая перед началом работы выставляла на станки вымпелы передовиков соревнования по итогам предыдущей смены. Она организовывала нас, комсомольцев, после 12-часовой смены поработать еще в фонд обороны: на разгрузке вагонов, переноске упакованных ящиков и т. д. Девушки выходили с нами вместе, пели песни, и усталость, как рукой снимало. А ведь они были такие же утомленные и голодные, как и мы.
Когда я думаю о том времени, то понимаю, что вся эта ударная, самоотверженная работа осуществлялась под руководством партийного комитета завода. В те годы секретарями парткома были Петр Иванович Скрипин, Василий Михайлович Борисов, Василий Михайлович Лысаков. Парторганизацию цеха № 2 возглавлял технолог Николай Прокопьевич Бычков. Лишь сейчас я осознаю, какую вместе с начальником цеха он провел огромную работу, чтобы создать «потоки» — линии станков с последовательной обработкой деталей.
Отлично помню комсорга цеха № 11 Карла Гошека. Он был веселым, неунывающим парнем, энергичным и предприимчивым. За трудолюбие, честность и доброту комсомольцы любили его, горячо поддерживали. Помню, как Карл бегал в литейный, уговаривал там уставших формовщиков не подвести нас, обеспечить заготовками.
Встречаясь сейчас друг с другом, мы, как о самом дорогом, говорим о годах своей нелегкой молодости.
В. КАЗАКОВ,
рабочий Кыштымского радиозавода
На старом, краснокирпичном здании Челябинского института механизации и электрификации сельского хозяйства (ЧИМЭСХ) по улице Красной белеет мрамором мемориальная доска. На ней высечено: «В этом здании в годы Великой Отечественной войны размещался один из цехов патронного завода».
Об этом заводе не знает никто. Разве только те, кто здесь работал. И это неудивительно. С войной он родился, в День Победы был закрыт. Не нужна стала людям его смертоносная продукция. Коллектив завода распался: кто перешел на другие предприятия, кто продолжил прерванную учебу. Собственных корпусов завод не имел, квартировал с временной пропиской в зданиях ЧИМЭСХ, пединститута и в том, что стояло напротив. Челябинский патронный именовался в сводках и газетах военных лет заводом № 541, или предприятием директора Алешина.
Не осталось летописи патронного. Где-то хранятся его архивы, но у историков еще не дошли до них руки. Пусть же историю завода № 541 расскажут те, кто здесь работал.
Толчком к составлению летописи живой памяти послужил номер заводской многотиражки. Именовалась она «Стахановец», попала мне в руки, когда я вел в «Вечернем Челябинске» рубрику о Великой Отечественной войне. Знакомство с газетой было для меня открытием. Оказывается, не только танки и «катюши» отправляли на фронт челябинцы, но и боеприпасы. Да столько, что город вправе называться не только Танкоградом, но и Огнеградом.
Мы в редакции решили начать поиск завода, восстановить эту страницу военной истории Челябинска. Под рубрикой «Тыл — фронту» опубликовали обращение молодежной бригады с завода № 541 тех лет:
«Мы, работницы фронтовой комсомольско-молодежной бригады имени Зои Космодемьянской, приложим все силы для выпуска дополнительной продукции для доблестных воинов Красной Армии… Мы взяли на себя обязательства — выполнить программу марта не ниже, чем на 180 процентов, совершенно ликвидировать брак, овладеть вторыми специальностями, чтобы заменить своих товарищей, ушедших защищать нашу Родину.
Обращаемся ко всем женщинам и девушкам города с призывом последовать нашему примеру.
Выше знамя социалистического соревнования! Больше вооружения, боеприпасов для нужд фронта!
По поручению бригады обращение подписали бригадир Нила Трусилина, члены бригады Кучеренко, Масаева, Гусихина, Баландина».
Судя по газетной информации, почин фронтовой бригады Нилы Трусилиной был широко подхвачен, а тон в соревновании задавали сами инициаторы. Они стали лидерами соревнования комсомольско-молодежных коллективов не только завода, но и области.
И, представьте себе, знаменитый бригадир Нила Трусилина, уже Нила Ивановна Матусевич, пришла в редакцию, приехала аж из Ворошиловграда. Обратилась с просьбой помочь разыскать подруг по молодежной бригаде.
— Нас было восемнадцать девчонок. Мне в сорок первом, как раз в июне, исполнилось семнадцать, а иные были и помладше. Большинство эвакуированные, как и я. Я, например, из Ворошиловграда, Марта Кучеренко из Харькова, Клава, фамилию не помню, из Киева… Коренных челябинок среди нас, помнится, было шестеро: Зоя Гусихина, Шура Скулыбердина, Тася Баландина, Роза Гетьман, Шура Букина, сестры Ира и Эля Яновские.
Они именовались осмотровыми работницами, потому что их обязанность — осматривать гильзы от патронов. ОТК — само собой, после них. И если недосмотрели изъяна хотя бы в одной гильзе, должны были проверить заново всю партию. С тех пор у Нилы Ивановны болят глаза — перенапрягла. Ведь иной раз по двое суток не выходили. Поспят на сцене или балконе часа три — и снова за смотровой стол. Цех их размещался в старом здании ЧИМЭСХ, а участок — в сегодняшнем актовом зале.
Бригада поначалу была просто молодежной, да и весь цех молодежный — постарше лишь женщины да инвалиды. Потом все в бригаде стали комсомольцами.
«Сегодня взяла в руки нашу «Вечерку» и читаю: «Девчата с номерного завода». Батюшки! — думаю, — это же наша бригада и бригадир Нила Трусилина». На глазах слезы. На снимках тех лет я сразу узнала тебя и Зою Гусихину. А я Муся Захарова.
Нила, ты помнишь, ходила всегда в гимнастерке под ремень, в темной юбке, в сапогах, всегда подтянутая, бодрая.
Как давно все это было. Вот и ты приезжала в Челябинск и города не узнала. Может, и мы прошли мимо друг друга и не узнали.
У меня трое внуков. Работаю в универмаге «Детский мир». Я уже на пенсии, но работаю. А помнишь, Нила, как мы подписывались на всю зарплату на заем и как провожали наш добровольческий танковый корпус, мы все отдали тогда ему, всю нашу зарплату. И все же на что-то жили, ведь не умирали.
Нила, я вот на работу пришла, девчонкам газетную статью показала, все прочитали, поплакали, а я вот весь день не могу — и слезы, и вспоминаю, и рассказываю. Как ты нам не давала стонать и унывать. Я, помню, заснула, и у меня загорелся бурок на ноге, а нам надо было грузить ящики с патронами. Я говорю: «Как я буду грузить, у меня же нога замерзнет?», а ты мне: «Зою Космодемьянскую как пытали? По снегу босиком заставляли ходить в лютый мороз — она молчала. И мы погрузим, не замерзнем».
Как мы выжили! А ведь это ты у нас такая молодчина была, на давала нам покоя: чуть свободная минута, ты нас собираешь петь, танцевать. И ведь, правда, забывали о еде и сне. И, знаешь, мне передался от тебя твой задор, что-то от твоего характера».
Это письмо Н. А. Трусилина-Матусевич получила после газетной публикации от члена своей бригады М. А. Краевской-Захаровой. Девчата с патронного стали находить друг друга. Они делились с нами радостью встреч, рассказывали о своей военной юности.
Перед войной К. Д. Букреева работала в столовой, отсюда ее направили на курсы сандружинниц.
— Нас учили не только тому, как оказывать помощь раненому, но и стрельбе, гранатометанию и даже штыковому бою, — рассказывает она. — Словом, всему, что должен уметь и знать солдат. Запомнилась слова инструктора после экзаменов: «Мы готовим вас, товарищи, для того, чтобы, если завтра грянет война, вы сумели защищать Родину». И надо же — это завтра наступило через три дня после экзаменов. Но попала я не на фронт, а по направлению райкома комсомола на патронный завод. «Здесь, — сказали, — тоже фронт». Попала я во второй цех, где делали пули. Сначала меня поставили на контроль, а потом на станок. И уже вскоре я выдавала по две-три нормы. Конечно, тяжело нам, девчатам, было таскать свинец с первого на второй этаж, а приходилось в смену поднимать до 500—600 килограммов. Ну а курсы сандружинниц мне все-таки пригодились, когда нас стали посылать в госпитали. Мы ухаживали за ранеными, кормили их, даже закручивали цигарки — первое время они у нас никак не получались. Ничего, научились. Сегодня трудно поверить, как мы выдерживали: 12 часов смены, потом госпиталь — и снова на завод. Иной раз приходилось отдыхать по два-три часа в сутки. Переходили мы порой и на казарменное положение.
Голодно, холодно, трудно было нам, но мы знали одно: разве сравнить наши беды с теми, что выпали на долю тех, кто был в осажденном Ленинграде, в оккупации. Мы чувствовали себя перед ними в долгу и делали все, чтобы ускорить разгром врага.
— Особенно тяжела была ночная смена, — вспоминает Л. Г. Старикова-Коваль. — Чтобы не заснуть, пели песни, на всю жизнь тогда напелись. Получалось словно про себя, ведь все заглушал шум станков. А то играли в географию всем цехом, от одного к другому передавали, где Португалия, Аргентина или где какие горы и реки. Так заставляли свой мозг работать, отвлекались от сна. Чтобы освежиться, выходили на балкон (наш монтажный участок находился на втором этаже). И такая стояла ночная тишина, что не верилось: где-то гремят бои. И невольно мечталось. Неужели когда-то на всей земле будет мирная тишина и ночью можно будет спать?
— Нас, малолеток, очень жалела старший мастер Елена Климентьевна Ковалева, — с благодарностью вспоминает Л. А. Зыкова-Долгополова. — Мы ей, пожалуй, годились во внучки. Она где-то доставала нам дополнительные талоны на хлеб и обеды. Работали мы сначала по восемь, а затем и по 12 часов. Калибровали мы гильзы вручную, тут мне было сподручно, а как поставили автоматы, я достать до них не могла. Что делать — стали мне подставлять ящик.
Жила я тогда, как и сейчас, в поселке завода ЖБИ-1. Очень это далеко, а никакого транспорта не было, все пешком. Но всегда успевала вовремя.
В сорок третьем, помню, ходили на железную дорогу чистить пути от снежных заносов. Мороз за сорок! А у нас одежда на «рыбьем меху». Но мы не хныкали. Очистим заносы и снова в цех…
— Война застала меня в девятом классе школы № 50, — вспоминает К. А. Задорина-Потей. — Помню, к нам в школу пришла представительница завода № 541, женщина в синем халате, и сказала, что нужны рабочие руки. Всех изъявивших желание работать пригласили в райком комсомола, там сообщили, что мы должны считать себя мобилизованными. До шестнадцати мне не хватало недели, так что в третий цех я пришла уже взрослой. И работать сразу стала как взрослая.
— О заводе мне сказали подружки. Я тогда уже работала в пекарне, но сразу же перешла на патронный. Здесь, считала, важнее. Пятнадцати мне тогда еще не было, — рассказывает Л. А. Зыкова-Долгополова.
Семнадцать лет исполнилось в сорок первом Л. Г. Стариковой-Коваль, шестнадцати не было А. П. Петровой… Из всех, кто прислал в редакцию свои отклики, лишь Н. М. Тихомировой было за двадцать. В годы война она стала первой на заводе многостаночницей. При норме два станка работала на двенадцати, то есть за шестерых. И о ней писали в газете, говорили по радио. Прилетал даже корреспондент из Москвы. О челябинской многостаночнице передавали стихи по радио.
— В сорок третьем меня приняли в партию, — говорит Н. М. Тихомирова. — Никогда не забуду этого дня, принимали меня коммунисты завода. Партийный билет напоминает мне о моем вкладе в победу, а еще — газеты тех лет, которые я бережно храню: в них и о моем ударном труде.
В газетах, которые сохранила Нина Моисеевна, буднично рассказывается о самоотверженном труде девчонок. Взрослых среди них почти не было. Парнишек того меньше, ведь они работали здесь лишь до призыва в армию. Выступление Нины Тихомировой публиковалось в октябре сорок второго с обязательством: «Приложу все свои силы к тому, чтобы с каждым днем давать все больше смертоносного металла для успешного разгрома немецкой грабармии». Рядом — портрет молодой решительной женщины.
У нее были явные актерские способности. Сдавала экзамены и даже приходил вызов в студию МХАТ. Но это все до войны. Было тогда движение жен-активисток. Муж Нины Моисеевны руководил строительством железнодорожной ветки Чурилово-Синеглазово, а она занималась общественной работой среди женщин. В сорок первом организовала женскую помощь новому заводу — патронному. Он только-только въехал и обживал институтские корпуса. Ей предложили место в конторе. «Только в цех, только к станку», — настояла она.
Поставили на калибровку. Это контроль по размерам патронов. Для этого ящик с ними, пуд весу, поднимаешь, высыпаешь рядом со станком. После выбраковки ссыпаешь в ящик и оттаскиваешь. Легко ли женщине? Сколько таких «поднять-опустить» за смену? А ведь станок-то сначала только один, потом два, шесть, одиннадцать. Сколько же тонн за день! Конечно, таких старались поддержать. Четыре порции супа зараз из мороженой картошки. В конце войны Тихомирова — мастер. Тяжесть не меньшая, хотя и не в тоннах. Девчонки, они есть девчонки.
«Правда» как-то посвятила челябинскому заводу № 541 целую полосу. Он тогда по Наркомату боеприпасов занял второе место. Находился наркомат, кстати, в Челябинске, занимал полукруглое здание на площади Революции. На «правдинской» полосе выступление Н. Тихомировой: «Я стала хозяйкой 11 станков».
— В конце сорок первого ввиду тяжелого военного времени нас, учащихся РУ-2, распределили по заводам. Несколько человек направили на номерной завод, который выпускал патроны, — вспоминает один из немногих мужчин № 541-го Г. А. Суворов. — Наш свинцеплавильный участок во втором цехе давал для пуль свинцовую проволоку. Находился в старом складе-сарае. Наш участок молодежный. Мне было шестнадцать лет, да и остальные ненамного постарше, но работали как взрослые — в две смены по 12 часов.
Часто приходилось оставаться и после смены, если какой-нибудь пресс выходил из строя. Ремонтировали их сами. Каждый из нас имел все специальности, которые необходимы для нашего участка. Были слесарями по ремонту, прессовщиками, кочегарами на печах для плавки свинца, грузчиками на загрузке ванн свинцом. Жили единой семьей и помогали, и заменяли друг друга во всем.
Т. Г. Крехина-Маслова была эвакуирована с семьей в Челябинск в сорок первом. На патронном, кроме нее, работали мать и сестра.
— Жили мы в общежитии пединститута, — вспоминает она. — В комнате на 11 квадратных метров нас было 12 человек. Как мы размещались? Работали по 12 и более часов, так что спали по очереди. Особенно трудно было в ночные смены. И вот когда засыпали на ходу, наш мастер Полина Семеновна посылала за пустыми ящиками на улицу. Сон проходил, и мы начинали снова работать.
Трудно, но никто не хныкал, и делали все, чтобы ускорить разгром врага. Среди нас были слабые, больные из-за плохого питания, голода. Тяжести совершенно не могли поднимать, а ведь ящики по 40—50 килограммов, но мы помогали друг другу и подбадривали. Говорили: вот кончится война, хлеба наедимся досыта, и у всех силы прибавятся.
Тамара Георгиевна вспоминает, как за перевыполнение обязательств ее, Клаву Воронину, Шуру и Маргариту Мясищевых премировали отрезом шелка. Вручал эту премию сам директор завода Алешин.
— Шли к нему и так боялись. Он был очень строгим, нам тогда казалось. А он так просто пожал наши грязные руки и сказал: «Спасибо, дочки!» Обратно мы не шли, а бежали. Ведь в то время получить кусок шелка было большим счастьем. Нас все поздравляли, обнимали.
После окончания войны семья Крехиных, как и другие эвакуированные, вернулась в Калинин.
«Прочитала материал «Я ведь тоже с завода № 541», и стало очень приятно на душе, что наш труд во время войны не забыт, — писала Людмила Александровна Павлова-Кравченко из Ставрополя. — Я тоже работала на этом заводе. Мне тогда не было еще и пятнадцати лет. Работала в цехе № 3, который выпускал готовую продукцию, идущую прямым назначением на фронт (начальником цеха была Карелина)».
Л. А. Павлова-Кравченко не писала, как она работала, но медаль «За трудовую доблесть» говорит сама за себя. А ведь было ей в ту пору всего 15—16 лет.
«Я стояла на трех автоматных станках, потом перешла на шесть. Когда к нам пришла Нила Тихомирова, она начала работать на моих станках, затем взяла еще шесть станков. А я пошла контролером. — Это из письма Л. С. Шурчковой. — У нас на квартире расположились две эвакуированные семьи, а сама я домой ходила редко. Составлю три ящика патронов, посплю немного за станками и снова кого-нибудь подменять. Я могла работать на всех станках. Особенно в ночные смены мы, контролеры, проверив станки, подменяли слабеньких несовершеннолетних».
— Я занималась универсальной шлифовкой в инструментальном цехе, — вспоминает Ф. З. Архипова-Тарбазанова. — Помню, приезжал к нам представитель Наркомата обороны. Он рассказал нам, как нужны на фронте наши патроны, и мы после этого работали целый месяц, не выходя с завода, здесь и спали.
Был у нас мастером Новак. Очень беспокоился о нас, как бы наши косы не закрутило в станок, и все просил, чтобы мы повязывали свои головы.
Спать хотелось особенно утром, часов в шесть, и мы говорили: «Спички, что ли, вставить в глаза». Работали со мною Аня Коровина, Манефа Цветкова, Зоя Мокрушева, Валя Губкова — многостаночница первая у нас в цехе.
Меня тогда звали Фая-маленькая, потому что была еще Фая-большая, а фамилия моя была Тарбазанова. Наверняка у кого-нибудь сохранилась фотокарточка нашего цеха, мы снимались, и я там есть.
Сохранились такие фотоснимки.
«Храню две фотокарточки. На них лица моих товарищей-иструментальщиков, — пишет Нина Павловна Данилова-Шиндина, комсорг фронтовой бригады. — Начальник смены Новак Александр Иванович, сменный мастер наружной шлифовки Иващенко Анатолий Иванович, сменный мастер внутренней шлифовки Иван Иванович (фамилию запамятовала) — все они из Ворошиловграда. Шлифовщик Семен Сенько, он из Чернигова, пришел к нам после госпиталя. Шлифовщицы Валя Губкова, Манефа Цветкова, Зоя Горлова, Клава Мезенцева, Феня Тарбазанова…»
Вот видите, и фото есть, и помнит Нина Павловна шлифовщицу Тарбазанову. Только вот имя немного перепутала. Что ж, это простительно, ведь сорок пять лет прошло. А цех Нина Павловна помнит хорошо: «Расположен он был на третьем этаже пединститута. В одном конце расположены наружная и внутренняя шлифовки, а на другом работали слесари-лекальщики. В середине этажа находился контрольный отдел, который очень строго принимал наши детали. Закрою глаза — и передо мной весь наш цех, как будто бы это было вчера. Несколько раз, во сне, я работала на своем станке, а рядом гудели станки моих сверстников, таких же 17—18-летних».
Пришло письмо из Кинешмы, оно о комсомолии, ведь автор его, Зоя Ивановна Синицына, была комсоргом ЦК ВЛКСМ на заводе.
«Комсомольская организация наша насчитывала более полутора тысяч человек. В каждом цехе были созданы комсомольские организации (всего 13), избраны комитеты комсомола. Возглавляли их энергичные, инициативные комсомолки. В цехе № 1 — Виктория Сумеркина, в цехе № 2 — Клава Петрова, в цехе № 4 — Панна Макарова, в цехе № 6 — Аня Семенова. В комсомольский комитет цехе № 3 входили Великанова Зина, Колдунова Леля, Смирнова Тамара.
Комсоргами ЦК ВЛКСМ завода № 541 избирались: Катя Кривова, Тося Никифорова, ее сменила Маша Рожкова, а с января 1944 года комсоргом ЦК ВЛКСМ была избрана я. Так тогда именовался секретарь заводского комитета комсомола.
Членами завкома ВЛКСМ вначале были Никифорова Тося, Ашкинази Ида, Сумеркина Виктория, Макарова Панна, Синицына Зоя, Павлов Коля. Позднее в состав комитета комсомола вошли Петрова Клава, Семенова Аня, Смирнова Тамара, Богомазов Валентин.
В июле 1943 года из Челябинска отправили эшелон с материалами в освобожденный Сталинград. От завода в составе делегации была Ашкинази Ида. Она повезла вагон инструмента и подарков от нашей молодежи и рабочих.
Большое внимание на заводе уделялось созданию фронтовых молодежно-комсомольских бригад. В цехе № 3 работала фронтовая бригада имени героя Сталинграда снайпера Василия Зайцева. В конце войны Зайцев приезжал в Челябинск и был на встрече с членами бригады Елисеевой. Одной из лучших фронтовых бригад на заводе и в городе стал дружный коллектив, который возглавляла Дуся Оспельникова (Даренская). Бригадир Оспельникова (единственная на заводе!) получила медаль «За отвагу».
Я помню, когда приходила к девчатам в общежитие, любимой едой был небольшой кусок ржаного хлеба, посыпанный крупной солью, и кружка крутого кипятка. И это после трудной, 12-часовой смены, а в дни пересмены работали по 16 часов, без выходных дней.
Было трудно с топливом, мы принимали участие в заготовке торфа на болоте, на пустыре, не доезжая ЧТЗ. Участвовали в сборе теплых вещей, вязали варежки и шили кисеты для фронтовиков. Посещали подшефный госпиталь, проводили там концерты. Каждый цех имел в госпитале свою палату».
Третий цех был в основном женский. Только слесари-наладчики и грузчики — мужчины. В цех привозили гильзы, порох, пули, капсюли, а отправляли уже готовую продукцию, уложенную в непромокаемые коробки и ящики, прямо на фронт.
— Работать я и мои подружки Лида и Зина пошли в сорок втором году по окончании семи классов. Было нам по 14—15 лет, — рассказывает A. M. Корецкая-Кружкова. — Поставили нас на участок упаковки патронов в коробки, а их укладывали в ящики. Входило в коробку 360 патронов. Делали все это аккуратно, перекладывая ряды промасленной бумагой, затем все патроны завертывали в бумагу, надевали коробку, сильно промасленную, чтобы не мокли патроны под дождем. Военпреды часто проверяли нашу упаковку прямо в корыте, полном воды. Но патроны оставались сухими.
Несмотря на голод, все мы работали на совесть, и молодые, и пожилые, и писала о нас газета «Челябинский рабочий» — о том, что мы отказываемся от прибавки людей на участок, а обязуемся сами выполнять еще большую работу теми силами, что у нас есть.
Часто мы выполняли по две нормы. Пожилым было трудно за нами угнаться. Обычный рабочий день их полсуток, а в воскресенье работали так — с восьми утра до четырех дня, потом шли домой, а в 12 ночи опять на работу до утра. Мы же, малолетки, работали по шесть часов тоже без выходных и отпусков. Так почти до самого Дня Победы.
Как мы все его ждали! Читали газеты, слушали сводки Совинформбюро. Ведь у всех кто-нибудь был на фронте. Мы все вместе читали письма с фронта, писали ответы. Было трудно и тяжело, но, несмотря ни на что, молодость брала свое. И нередко пели «Землянку», «Уралочку», которая «на фронт послала валенки, а пишет, что пимы, и в каждом слове токает, все то да то, да то, зато такого токаря не видывал никто…»
Уже с 16 лет мы работали так же, как все, — по 12 часов. Только когда стала приближаться победа, начали давать выходные — один день в месяц.
И вот он пришел, этот долгожданный день! Мы получили сразу три выходных дня. День 9 мая был очень теплый, солнечный, все высыпали на парад. Шли со своим цехом. Был у нас в то время «оркестр», играли на баке из-под масла, на каких-то железках, ну и музыкальные инструменты тоже имелись. Играли все — и марш, и вальсы. Нам было весело, радостно, город убран очень красиво. Запомнился этот день на всю жизнь. Везде шли концерты, танцы, а когда стало темно, был салют. Такой!!! После никогда такого не было, какой был в сорок пятом. И опять — концерты, кино до утра.
Через три выходных дня мы пришли на работу, а завода уже нет, все увезли, все уехали. Мы еще месяц работали, но уже «разоружались». На маленьком станочке вытаскивали пулю из гильзы, высыпали порох. Все, войне конец! Стали ждать возвращения родственников. Многие не дождались, мы тоже…
Сколько трогательных, трудных узнаваний — ведь расставались девчонками, а встречались бабушками! Сколько улыбок и слез. Сколько волнующих воспоминаний об опаленной войной юности, невыносимо тяжком, совсем не женском труде, гордых воспоминаний об общем вкладе в победу.
В. И. Сумеркина: — Когда началась война, мы вытащили из нашей школы парты и оборудовали госпиталь. Закончили курсы сандружинниц и, конечно, стали проситься на фронт. А лет-то нам было… Только девятый закончили. В райкоме комсомола говорят: «Подрастите сначала. Вот вам направление. Этот завод оборонный».
Я была секретарем комсомольской организации первого цеха. Вызывают к директору. Нужны крепкие комсомольцы — на вырубку. Пожелало пойти комсомольское бюро цеха в полном составе. Прорыв был ликвидирован.
В. А. Сачко до войны училась на третьем курсе и была среди студенток, что остались в здании института — уже, заводском, чтобы работать на победу. Вера Александровна закончила курсы мастеров и в сорок четвертом стала уже технологом цеха.
Чего вроде бы особенного — закончить курсы. Но ведь их смены длились полсуток, а порой и дольше. Где же они брали силы и время еще на учебу? А ведь они учились. На курсах медсестер — Ольга Шульман-Калинкина, Кима Батракова, на других курсах — Шура Кунгурцева и другие.
Многому из того, что вспоминалось на встрече, просто невозможно было поверить.
А. В. Глазырина: — Меня ранило 17 сентября сорок четвертого в ночную смену. Я стояла тогда на каморных станках-автоматах, их было у меня 10. И вот один из станков выстрелил. Попало в руку и ногу. Надо в госпиталь, а не на чем, ведь ночь. Вызвали директорскую машину. Привезли, а я уже без сознания от потери крови. Оперировал сам начальник госпиталя Тарасов. На завод я вернулась лишь через три месяца…
Фронт проходил по заводским цехам. И, как на фронте, были ранения и списывали из строя. Л. А. Павлова-Кравченко, как и А. В. Глазырина, носит отметку о заводском ранении. А ее сестру списали, дали группу инвалидности. Она надорвалась при переноске ящиков с патронами. Приходилось таскать по три пуда, а сама весила меньше пятидесяти килограммов.
Фронт проходил по цехам 541-го, а они рвались на фронт. Отказывали им категорично. Но были среди пришедших на встречу и заводчане, ставшие фронтовиками.
О. И. Шульман: — Знали бы, чего это стоило. Сколько я ходила в военкомат. И наконец 8 марта сорок третьего пришла мне повестка. Радостная, я — к начальнику цеха. А он по телефону в военкомат: «Ты что, всех ребят у меня позабирал, за девчат принялся. С кем я буду боеприпасы давать армии!» Я — в слезы. В общем, выплакала…
Воевала Ольга Ивановна во 2-й воздушно-десантной дивизии 18-й армии, рядом с земляками из 15-й лыжной бригады. В полевом передвижном хирургическом госпитале прошла боевой путь от Звенигорода до Закарпатья.
Им было тяжело, рабочих рук не хватало, но они помогали тем, кому было еще труднее. Начиная с сорок второго, когда прогнали захватчиков из-под Подмосковья, челябинцы помогали жителям освобожденных районов чем могли, урезая свои и без того скудные пайки, собирали одежду и посуду, выделяли станки и стройматериалы. Молодежь патронного участвовала в бескорыстной помощи Курску и Ленинграду, Сталинграду и Донбассу. Не хватало рабочих рук, но они выделяли ребят на восстановительные работы. Только из первого цеха по комсомольским путевкам уехали на восстановление около 20 девушек и парней.
Война войной, а дело молодое. Свадьбы были великой редкостью, но их справляли. В сорок четвертом образовали семью Митрофан Прокопьевич и Клавдия Андреевна Чмыховы. Он — ворошиловградец, она — челябинка. На встречу пришли вместе.
Еще громыхала война, а они, девчата с патронного, уже старались сделать город краше. Третий цех в победную весну сорок пятого высаживал тополя и акации на Алом поле. К тому времени парк, заложенный до войны, был почти весь измочален колесами автомобилей. Здесь парковались «УралЗИСы» и «студебеккеры» для оснащения челябинскими «катюшами».
Есть вполне понятная нам субъективность в их воспоминаниях. По ним, вся война — долгая, пасмурная зима, в которой и дневного света-то не было. Всё ночь и ночь с черной светомаскировочной бумагой на окнах. В глазах будто песок от недосыпания. В ушах — неумолчный до самой Победы гул станков — их выключили только 9 мая. И лишь тогда они услышали тишину, увидели солнце на голубом небе.
Как и вся страна, жили они тогда одним — выстоять и победить. И они вынесли все, что определено было им по закону военного времени. И выстояли.
Ваш вклад в Победу не забыт, девчата с патронного! Спасибо вам за ваш совсем не девичий труд!
А. МОИСЕЕВ,
журналист
Добровольцем ушел на фронт коммунист Григорий Вульфович Мельников, ведущий инженер одного из научно-исследовательских ленинградских институтов, эвакуированных в Челябинск. Здесь он был избран Депутатом Ленинского районного Совета депутатов трудящихся, вел большую лекторскую работу. Вот некоторые выдержки из его писем, которые он посылал в свой коллектив:
1 марта 1942 года. …Мой батальон уже готов к бою. С техникой познакомились, с тактикой тоже. Практика будет на поле боя. Теперь могу от имени своего батальона вызвать вас на соревнование. Берем на себя следующие обязательства:
1. Истреблять оккупантов как можно больше.
2. Захватывать трофеи годными к использованию.
3. Освобождать народ и землю советскую.
4. Минимум тяжелых жертв.
Выполнять все приказы точно и в срок.
Жду ваших обязательств.
Июнь 1942 года. Искренне благодарен за ваше участие в быте моей семьи. Наши дела идут успешно. Могу похвастаться, что ряд командиров и бойцов ходят с немецкими револьверами, автоматами, винтовками. Имеем также минометы, много боеприпасов. Все это захвачено в боях.
В бою 6 июня в пылу схватки нужно было подавить мешающие немецкие пулеметы, подвернулся Т-34, я на него прыг — задачу танку и пехоте и вперед! Под гусеницами рвались мины, пули и осколки щелкали По броне, а танк неумолимо прокладывал путь пехоте, прикрывая ее от немцев. Таким образом, мой командный пункт из штаба переместился в танк за передний край немцев. Значительно удобней. Несмотря на болотистую местность, танк под руководством лейтенанта Авдеева выполнил задачу безукоризненно…
16 июня 1942 года. …Институт должен выпускать новое — это бесспорно. Но дайте сперва главное — в достаточном количестве уже имеющиеся образцы. Это сейчас основное. Новое нужно, в этом прогресс, но дайте прежде всего то, что нужно сию минуту фронту…
21 сентября 1942 года. Почти год, как я, оставив вас, поехал на фронт расплачиваться с непрошеными гостями; пять месяцев, как лицом к лицу с врагами. На мое счастье выпала доля — за все эти пять месяцев ни разу не отступить, не отдать ни одного шага родной земли. Это не значит, что все наши действия были удачными. В первых боях мы обстреливались, учились, узнавали врага — это нам далось ценой крови. Но — «за одного битого десять небитых дают». После первых боев мы стали опытнее и вели бой уже не числом и стремлением прорваться «вперед», а ползком и открыто, внезапно и стремительно.
Что мы увидели, как только очистили от немцев один важный рубеж? На высоте, где эсэсовцы закрепились с прошлой осени и упорно держали ее, мы нашли наших товарищей, павших смертью героев еще зимой, неубранными. Более того, фашистские звери заминировали трупы красноармейцев, и когда санитары убирали их, то были случаи подрыва.
При удачном внезапном, стремительном ударе немцы бегут, как зайцы, бросая раненых, оружие, документы. К нам в плен попадали немцы в бою, в разведке и переходили сами. В разной степени пленные признают и в письмах убитых сказано об этом, что, несмотря на успехи на отдельных фронтах, положение немцев жуткое. Они уже прямо заявляют, что Гитлеру и Геббельсу солдаты и население не верят, но боятся об этом говорить вслух. Наше упорство, партизаны окончательно сводят их с ума.
Владимир Федорович Колсанов начал свой трудовой путь на Челябинском заводе им. Д. Колющенко. Был секретарем заводского комитета ВЛКСМ, затем секретарем Кировского райкома ВЛКСМ. Добровольцем ушел на фронт в составе 96-й танковой бригады им. Челябинского комсомола. Вот выдержки из его писем жене, секретарю Челябинского обкома комсомола:
Здравствуй, милая Зоенька!
…По рассказам приехавших новых ребят видно, что в Челябинске многое изменилось. От всего сердца радостно за челябинцев, что они хорошо работают, как настоящие герои тыла. Я часто вспоминаю свой цех и знаю, как по-ударному трудятся мои друзья.
Сейчас мы готовимся к нанесению сокрушительного удара по фашистским псам. Жду, скорей бы в бой.
…Я счастлив, что защищаю Родину в родной Челябинской комсомольской бригаде, первой по Союзу. За мои небольшие успехи в боях правительство наградило меня медалью «За отвагу». Командирование присвоило мне звание лейтенанта. За короткое время так быстро вырос. И всем лучшим во мне я обязан Ленинскому комсомолу. Он меня воспитал, он меня вырастил…
Вместе с Володей Колсановым в этой же бригаде была санинструктором наша землячка Клара Коваль. 17 февраля 1943 года в своем письме секретарю обкома ВЛКСМ она сообщила о трагической гибели политрука В. Колсанова:
Вам, секретарю обкома комсомола, я хочу рассказать все. Наши ребята действовали отлично, смело, заняли Тим, Курск, Старый Оскол. 13 тыс. немцев попали в кольцо. И вот наша бригада, освободив за одну ночь три населенных пункта, врезалась в самую гущу мечущихся эсэсовцев.
Шел бой за каждый дом. Дрались за каждый бугорок, за каждый клочок нашей земли. У наших солдат кончились патроны, не было гранат, но дрались они как львы. Володя, как всегда, был впереди. Первая пуля попала в грудь. Он залег, но через минуту пополз снова. Вторая пуля попала ему в висок. Он лежал на снегу нашей родной русской земли, лицо его было так спокойно. Он погиб за счастье и радость своего народа, за славу челябинского комсомола. Сегодня он был похоронен в братской могиле у деревни Пузачи Курской области. Почтим его память.
Как тяжело терять такого хорошего человека, как Володя. Он был любимцем всего батальона. Был представлен к награде, его ждал орден Красной Звезды. Его уже аттестовали на капитана. Это все говорит о его боевой работе. Да, он не мог плохо воевать. Ведь он — воспитанник уральского комсомола…
3 марта 1943 года
Дорогие товарищи уральцы!
…Много радостей приносит бойцу весть от семьи, письмо из дома, от родных, от знакомых, от друга, от девушки, от любимой. Будь то письмо девушки из незнакомого и дальнего города или сердечная записка жены, боец одинаково прочтет их с волнением, поделится радостью с товарищем. Заведет с незнакомой душевную переписку, будет в этих простых письмах передавать свои переживания, радости, удачи.
Приятно и радостно получить подарок, пусть он будет небольшим, скромным, но мы, бойцы, знаем, что в посылку вложены материнская любовь, теплота и забота о воинах Красной Армии. Так было и в этот раз. Наша часть после шестидневных напряженных боев совершила ночной марш и расположилась на отдых в сосновом лесу. Утром мы сделали шалаши, развели костры, обсушились, пополнили боеприпасы, отдохнули, а вечером нас ждала новая радость: мы от вас, трудящихся Челябинской области, получили подарки. Вот они — прямоугольные, квадратные, аккуратно сколоченные ящики, с короткими подписями. В посылках простые, сердечные письма. Вот письмо Горыниной Екатерины Степановны из Кусы: «Дорогой боец! Посылаю вам свой подарок и прошу, если у вас будет время и будет возможность, то дайте ответ, кому попал мой небольшой подарок с уральским табаком. Прошу, напишите письмо по адресу: Челябинская область. Кусинская пожарная команда. Кате Горыниной. Затем до свидания. Желаю боевых успехов в победе и разгроме немецко-фашистских захватчиков. Если будет возможность, ответьте. С приветом! Катя».
Отвечаем тебе, дорогая Катя, твоя посылка вручена старшине подразделения В. С. Скороходову. Твоим приятным уральским табаком угощались бойцы, и мы желали бы, чтобы теплые струйки дыма долетели до Вас, до Вашей хаты.
На часть писем бойцы ответили, но пусть товарищи, пославшие нам подарки, не обидятся, если не все получат ответы, Ибо перерывы и привалы между боями коротки. Да и они в большинстве заняты в маршах, в переходах. А короткий отдых между боями мы заполняем напряженной учебой, совершенствуем боевую выучку.. Пусть это коллективное письмо будет выражением нашей благодарности за заботу о нас, бойцах и командирах Красной Армии.
Мы знаем, что вы своим напряженным трудом неустанно укрепляете Красную Армию. Дыхание ваших домен, мартенов, шахт ощущаем и слышим здесь, на передовых позициях; в свисте мин, в грохоте артиллерийских орудий, в взрывах гранат, в полетах наших ястребков — звон уральской меди, свинца, стали. Это наш совместный удар по врагу — тружеников Урала и воинов Красной Армии. Спасибо за творческую работу инженеров и техников, изобретателей и новаторов производства! Это благодаря им буквально на наших глазах повышается техническая оснащенность Красной Армии. К нам поступают новые виды вооружения. Качество такое, какого у немцев нет. А что касается боеприпасов, то в них теперь недостатка мы не видим. Благодаря вашим усилиям фрицы всегда в достатке получают ваши «гостинцы». Взять последние бои, которые мы вели за высотку. Здесь так славно поработали минометчики, артиллеристы, что вместе с вражьими черепами взлетали в воздух немецкие блиндажи и дзоты. Кипел и таял снег, высотка стала бурой. Немало гитлеровцев нашли здесь свой бесславный конец…
Письмо написано в лесу, у фронтового костра. От имени бойцов и командиров подразделения его подписали:
Лейтенант Рыженко,
старший лейтенант Татаринов,
старший лейтенант Ловков
и еще девять подписей.
Секретарю Челябинского обкома ВЛКСМ
24 марта 1943 года
Мне вручен подарок от комсомольцев часового завода им. Кирова — часы. От всего сердца благодарю за этот замечательный подарок. Я очень жалею, что мне не удалось лично поблагодарить Вас. Обещаю Вам, что еще сильнее, еще крепче буду бить врага. Вот только выздоровлю и — снова в бой. А в бою я еще посчитаюсь с гадами. Я им отплачу и за смерть моих товарищей, и за свою рану, и за все, все! Желаю новых успехов на трудовом фронте, новых побед. Фронтовики восхищаются славными подвигами комсомольцев тыла, которые, как и мы, в бою с врагом, стремятся тоже не отставать.
До свидания. Еще раз спасибо за подарок!
С комсомольским приветом
Герой Советского Союза Х. Мельдзихов