61939.fb2
— Но мы же с Вами договорились, что до моего прихода Вы ничего предпринимать не будете!
(А-а!.. «Договорились»…)
— Ладно, не важно, — обрываю я тему. — Что есть, то есть. Теперь вот что. Перепишите сейчас мою жалобу, которую я отправлял начальнику СИЗО (просто передать жалобу адвокату я не могу — это запрещено) и выясните до вторника адреса и телефоны всех СМИ. Всех, которые сможете найти. Газеты, радио, телевидение — все. Если во вторник мы не договоримся, будем делать заявление в прессу. Что, мол, полное беззаконие. Дело незаконно выделили (про паспорт), в спецСИЗО перевели, где все подслушивается. Произвол, короче. И объявите заодно, что у меня голодовка сейчас идет. Какой там будет день? Двенадцатый? Ну, значит, двенадцатый. Что идет уже двенадцатый день голодовки.
— А если следователь во вторник не выздоровеет?
— Значит, будем ждать, пока выздоровеет.
— И Вы все это время будете голодать?!
— Да.
— Вы что, с ума сошли?
— Ну, в общем, будем пока именно так действовать. А там посмотрим. Вы пока все бумаги подготовьте и адреса газет выясните.
На этом мы и прощаемся. Адвокат отправляется домой (чай, наверное, пить! с пряниками или с баранками), а я — в свой опостылевший никелированно-кафельный гроб. (Голодать как минимум до вторника. Воды хоть с горя выпить! Где тут кружка?)
Ладно, хуй с ним. Даст Бог, доживем до понедельника. То бишь до вторника. А там видно будет. Надо подождать.
Надо подождать
Искушение святого Антония (или Франциска? Нет, кажется, все-таки Антония).
Во времени я уже научился здесь примерно ориентироваться. Три, нет четыре раза в день мне стучат: «завтрак… прогулка… обед… ужин» (все мимо!); и два раза заходят: утренняя и вечерняя проверка.
По этим событиям и сужу. Как по вешкам в болоте.
Часов в двенадцать дверь камеры (гроба!) вдруг открывается. С недоумением привстаю на шконке. Что это еще такое? Да еще в субботу.
Никого, пардон, не жду. Заходит сам господин начальник тюрьмы.
(О-о-о!..)
— Здравствуйте!
— Здравствуйте.
— Вы голодаете?
— Голодаю.
— А зачем?
— Ну, так надо.
— Зря Вы это. Я хотел бы Вам кое-что пояснить…
(«Я предчувствовал, что дело не обойдется без пояснений».
… От того, что Вы голодаете, ничего не изменится…
(«Ну, мы еще посмотрим, чья возьмет!»
… И вообще, кончайте Вы все это! Прекращайте Вы свою голодовку… Пойдете сейчас в камеру, там хорошо, люди кругом…
… Я же Вам искренно, Сергей Пантелеевич, добра желаю…
— … Просто от чистого сердца!..
Да и вообще:
… Да и нам Вы только лишние беспокойства доставляете…
(А-а!.. Понятно.
— Вы знаете, я сегодня с адвокатом общался…
— Вчера!
— А, ну да, вчера. Он должен будет прийти ко мне во вторник, со следователем, если тот выздоровеет к этому дню. Следователь, как назло, заболел. Все одно к одному. Так вот, я с ним во вторник поговорю и тогда уж, в зависимости от этого разговора, приму решение. Хорошо?
— Ну, дело Ваше. Зря только здоровье губите. До свидания.
— До свидания.
Дверь захлопывается. Я в раздумьях опускаюсь на шконку.
(«Опускаюсь»! На шконку! Вот до чего злоупотребление изящной словесностью доводит! Никогда!! Никогда не читайте Шекспира! А также Гете, Данте и т. п. Читайте только г-жей донцовых-марининых, разгадывайте кроссворды и смотрите по телевизору рекламу «Сникерс». «Съел — и порядок!»)
Чего, собственно, он приходил? Сам, в субботу, собственной персоной. Что ему было надо? Чего это он меня уговаривал? Может, и правда, искренне?.. А если нет? «На уговоры дьявола поддаться?» Ну ладно, хватит! У тебя свои-то мысли в голове есть? Или только шекспировские? Ну так, «на уговоры дьявола…» Тьфу ты, черт!
Точнее, дьявол. Точнее, о чем я думал?.. «На уговоры…» Нет, ну это просто неописуемо!! Похоже, дух Шекспира твердо вознамерился обосноваться… Ну, все понятно! «Вознамерился!.. обосноваться!..» В общем, перед вами, дорогие товарищи, готовый пациент Кащенко. Клиент Серпов. Этот проклятый дух свел меня с ума! Все понятно.
— Короче, дух, если ты здесь, скажи, что мне делать? А? А?..
— Молчишь, естественно, пидор. Ну, так и отстань тогда от меня. Толку от тебя все равно никакого. Как от козла молока. Во! Опять завыл.
— На уговоры дьявола подда-аться?
— Коль уговоры дьявола к добру.
— Забы-ыть себя? Забыть, кто я така-а-ая?
То есть, кто я такой. Я же все-таки не Королева Елизавета. И вообще, хватит завывать! Да и начальник тюрьмы все-таки не Глостер.