Поезд плавно поднялся в воздух и пол слегка качнулся. Что-то тихо загудело, и звук, прокатившись от локомотива к последнему вагону, затих. Я уже привычно ощутил, как где-то под ногами толчками пробегают постепенно нарастающие волны силы. Перрон за окном медленно поплыл назад, всё быстрее и быстрее убегая вместе со всеми своими зданиями от погнавшихся за ними складов и хозяйственных построек.
Сетку на окна ещё не опустили, поезд начнёт набирать скорость, только отъехав километров на десять от города, а потому я без опаски высунулся в приоткрытую верхнюю секцию и, облокотившись на раму, думал о своём. С отцом я так и не пообщался. Поговорив с Куратором, он сел в старенькую «Ладу» и укатил куда-то, даже не перекинувшись парой слов с проводившей его тяжёлым взглядом матерью.
А вот ей мне пришлось рассказать всё, что произошло не только недавно, но и за весь предыдущий год. От слова совсем. Обычно, когда мама, вместе с младшенькими, приезжала ко мне в общагу, я ещё умудрялся как-то выкрутиться, скармливая заранее подготовленные байки. Сегодня же меня зажали по полной, словно раскалёнными клещами вытягивая правду. Тут уж не спасали никакие техники НЛП и прочих аутотренингов, с помощью которых я заставлял себя поверить в реальность своих слов, ведь иначе урождённая телепатка в секунду раскалывала любую ложь.
Мама, не стесняясь, плакала, выслушивая то, как я на самом деле жил в Новосибирске. Что присылаемые в семью деньги были не повышенной стипендией, а зарабатывались честным трудом на подсобных работах и в качестве мальчика для битья. Когда же речь пошла о событиях последних дней, она, смертельно побледнев, молча встала, подошла ко мне и обняла с такой силой, что казалось, ещё чуть-чуть и затрещали бы кости. А потом резко отпустила и почти бегом скрылась в доме.
Из динамиков раздалось предупреждение о закрытии защитной сетки. Вынырнув из воспоминаний, я, тяжело вздохнув, отошёл от окна и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза, чувствуя, как тёплый ветерок, проникая внутрь вагона, мягко касается моего лица. Стоило лишь отрешиться от прошлого, как тут же навалились размышления о неопределённости, что ждала впереди. Магнитка везла меня к зыбкому, неясному будущему и вместе с тем возвращала в места, казалось, оставленные навеки позади. Хотел ли я становиться юристом? Изучать применение особых разделов гражданского и уголовного права? Ответ на этот вопрос был сложным.
С одной стороны, не лежала у меня душа к подобному, какие бы грандиозные перспективы передо мною ни открывались. Кем бы я мог стать, покорно приняв путь, выбранный посторонним человеком? Адвокатом для аристократии? А может быть, спецпрокурором или вообще грандсудьёй? Весьма возможно, всё же я был не настолько глуп, чтобы поверить в безвозмездную помощь со стороны Федосеева. А ведь он подсуетился и из своего кармана оплатил моё обучение, и не где-нибудь, а в Ильинском, в колледже, входящем в «золотую десятку» – элитном заведении для детей аристократов и дворян, да ещё и назначил пенсию моей семье. С такой поддержкой карьера мне была бы обеспечена. Если, конечно, что именно его суд определит моим деми-опекуном.
Хотя почему «если»? Уверен, промышленник действовал наверняка, ведь решение обязана принимать инстанция по месту проживания, и если старый хрен не впишется в это дело, то других кандидатур попросту не было. К тому же наверняка все риски были минимизированы. Подобные расходы для Федосеевых сущий пустяк, да и дело не в деньгах. В общем-то этот проклятый аристократ всё просчитал верно… цепи долга, особенно если он не материальный, крепко-накрепко привяжут меня к его роду, а уж он постарается сделать так, чтобы расплатиться я смог очень и очень нескоро. А там как говорится: либо ишак помрёт, либо султан…
С другой стороны – мог ли я отказаться? Нет – не мог, если, конечно, не хотел, чтобы меня взяла в оборот Имперская Канцелярия. Так оставались хоть какие-то шансы на нормальную и, возможно, интересную жизнь, а после совершеннолетия можно было даже и попробовать избавиться от навязанной опеки. Альтернативой же маячил «Особый корпус для одарённых», о чём мне непрозрачно намекнули и Якушев и Куратор. Об этом государственном военизированном воспитательном учреждении для особо трудных подростков, наделённых даром, ходило много слухов. И в основной своей массе они были плохими. Обычно туда попадала молодёжь, успевшая за свою короткую жизнь не просто набедокурить, а совершить особо тяжкое преступление. Да и «дикари», признанные недостаточно адекватными, частенько оказывались в этом «весёлом» заведении.
В вопросе одарённых, с точки зрения Империи, не существовало каких бы то ни было смягчающих обстоятельств, вроде «самозащиты». Ребёнок, однажды при помощи своего дара убивший человека, пусть даже преступника, помечался как социально опасный, ведь если сегодня он не смог вовремя остановиться и заслуженно покарал негодяя, то кто может дать гарантии, что завтра он не лишит жизни невиновного? Тем более что за ним не стоит сильный род, который может проконтролировать, воспитать или, если нужно, остановить и наказать.
А вот с этим было сложно, если ты не родился в клане. Аристократы давно уже не хватают всех одарённых подряд. Это лет тридцать назад, сразу после Реставрации, родиться с открытой Муладхарой означало заведомо обеспечить себе блестящее будущее, а сейчас… воины первого и второго уровня «господам» просто не нужны. Своих хватает с избытком. Даже неофитов – магов с одной чакрой, рассматривают чуть ли не под микроскопом, так, словно бы желают найти хоть какой-нибудь изъян, чтобы дать немедленный отказ. Собственно, именно из-за этого я и постарался прикинуться Есаулом, правда, благополучно забыв о грозящем мне Корпусе.
Так что Федосеев припёр меня к стенке, ненавязчиво предложив отправиться в Ильинский колледж, якобы присмотреть за его девочками, коль я уже один раз выступил их рыцарем на белом коне. Ну и конечно, деми-опекунство, которое он, вроде как от чистого сердца, предложил оформить, будто бы в благодарность и чтобы спасти от незавидной участи. Мне же пришлось сделать вид, что я поверил в благородство аристократа, потому как гнить в исправительном учреждении, с клеймом на всю оставшуюся жизнь – совершенно не хотелось.
С шуршанием отворилась дверь купе, и я открыл глаза. На пороге стояла задумчивая Марина, как-то обеспокоенно смотревшая на меня.
– Ты чего? – мне стало немного интересно, что на этот раз удивило «оранжерейный цветок» Федосеевых.
– За тебя переживаю, – девушка старалась выглядеть серьёзной леди. – Ведь как учитель, я обязана следить за подопечными, а тут видишь, как получилось…
– Да что произошло-то?
– Понимаешь, – она растерянно обернулась и посмотрела в отведённое нам купе, роскошное, с отдельным санузлом и мягкими диванчиками, трансформирующимися в настоящие полутораспальные кровати. – Видимо, произошёл какой-то технический сбой в автомате. Я билеты брала на двоих, а номер нам почему-то дали один, да и тот какой-то неказистый. Вот я и пытаюсь придумать, где же тебя спать-то положить.
– Марин, ты чего? – я даже удивился. – Это же двуместный СВ! Выбирай себе любую кровать, а я на другой…
– Как на другой! – она аж побелела, а затем покраснела, словно спелая помидорка. – Я… Я не могу так! Кузя! Я же твоя учительница! И нам нельзя! И у меня… это… Жених есть! Да, жених! Так что вот, это вот всё – нехорошо. И к тому же я знаю тебя всего один день.
– Ты чего там себе уже надумала? – я прилагал титанические усилия, чтобы не заржать, глядя на всё сильнее смущающуюся «грозную» магиню.
– Ну, это… – девушка потупилась, теребя подрагивающими пальчиками пуговку, и забормотала всё тише и тише: – Я в одном кино видела и читала много. И везде, понимаешь, везде было, если мальчик с девочкой остаются одни в комнате…
Что она там ещё говорила, я уже не слышал, потому что, отвернувшись, упёрся лбом в оконное стекло и содрогался от беззвучного смеха. Вот только наивная учительница восприняла всё по-своему, и я почувствовал, как на плечо легла её лёгкая ладошка.
– Ну что ты, Кузь! Ну не плачь! – заворковала она. – В твоём возрасте это нормально… но ты пойми, даже если бы я не была твоей учительницей, у нас бы всё равно ничего не получилось! Тебе ведь всего лишь шестнадцать, а мне уже двадцать два! Так что выше нос, поверь мне как более опытной, у тебя ещё всё впереди! Да пойми, глупый! Ведь это ненормально, когда юноша и девушка не женаты, а спят в одной комнате! Сам посуди, вот родится у нас маленький, и как мы будем потом смотреть в глаза твоей маме? Так что не волнуйся, я сейчас пойду к начальнику поезда и прикажу ему выделить для тебя самый лучший номер!
– Спасибо! – задыхаясь, выдавил из себя я. – Но давайте, Марина Сергеевна, я лучше сам! Не думаю, что смогу выбить отдельное купе, даже у начальника поезда… Блин… но скажите, вы согласны, если вместо себя я найду вам попутчицу? СВ-то двуместные… правила такие…
– Ну вот, – грустно вздохнула она. – Обиделся! Какой же ты, Кузя, ещё ребёнок! Ну, ладно, давай так. Если бы не будешь больше плакать, то я согласна! Договорились?
– Да… – кое-как прохрипел я и, не поворачиваясь к девушке, зашагал по коридору в сторону вагона-ресторана.
В случайном отражении одного из зеркальных элементов интерьера я разглядел, как Марина тяжело вздохнула, покачала головой и вошла обратно в купе. Зажимая рот рукой, я добежал до соседнего вагона, пулей пролетев открытый тамбур, и, ворвавшись в общественный сортир, заржал аки конь, без сил повиснув на белоснежной раковине рукомойника.
В себя я пришёл минут через пять. Вытер кулаком выступившие от безудержного смеха слёзы, умылся холодной водой, стараясь не думать о том, как Маринка, что-то лопоча, смущённо крутит пуговку на своём пиджачке. Пару раз сказал сам себе, что нет – хоть это и было прелестно и умилительно, но сия картина не проймёт мое железобетонное сердце, и я ни в коем случае не влюблюсь в наивную училку, как бы она ни старалась. Затем вытер одноразовым тряпичным полотенцем свою лыбящуюся рожу и вышел в коридор.
Путь мой лежал в стандартные купейные вагоны. Во-первых, я совершенно не верил, что в СВ найдётся ещё одна такая «душевная» простота. Всё-таки люди здесь ездят обычно серьёзные и комнаты «на двоих» снимают не как некоторые, почти не глядя, по привычке, ткнув в иконку «Люкс», а с вполне определёнными, часто действительно интимными целями. Ну а завсегдатаи плацкарта… дамы оттуда, конечно, с удовольствием поменяют свою койку на моё роскошное место, вот только, боюсь, не переживёт Марина химической атаки какой-нибудь жареной курочкой и прочей домашне-путевой снедью, от которой уже, наверное, ломятся прикроватные столики этого класса.
Ведь путешествие в плацкарте – это целый ритуал, который наш народ уже почти век беззаветно блюдёт, холит и лелеет, несмотря даже на то, что поезда теперь не гремят колёсами по стыкам рельс, а с огромной скоростью скользят по воздуху. И он непременно начинается с того, что ещё только-только отъехав от станции, следует в соответствии с негласными правилами вкусить взятых с собой в дорогу блюд. Да и мужички, небось, уже разливают по третьей в пластиковые стаканчики, пряча под столами бутылки и ежесекундно оглядываясь – не идёт ли по вагону суровая проводница. И как мне кажется, подобное сохранится даже в рейсовых космолётах с Марса на Юпитер. Любит наш народ это дело.
А вот к грозе выпивох, но работающей в купейном вагоне, мне и следовало заглянуть. Кому как не им знать, не хотела ли какая-нибудь пассажирка поменяться местами, причём желательно по той же причине, что и у меня. Подобное частенько случалось, когда путешествующим в одиночку девушкам, позарившимся на удобство купе, не везло оказаться в чисто мужской компании. Попадались, конечно, среди подобных «глупые», как, впрочем, и «храбрые», бывали и откровенные шлюхи, но чаще всего женщины всё-таки пытались с кем-нибудь поменяться, только бы оказаться не единственной дамой среди незнакомцев.
Мне повезло на пятой проводнице. Выслушав мой вопрос и посетовав, правда негромко, на непутёвых детишек, она провела меня к одному из купе. Вежливо постучав и выждав пару секунд, зашла внутрь и тут же вернулась вместе с невысокой некрасивой, слегка горбящейся девушкой в крупных роговых очках, мешковатом вязаном свитере и ярких лосинах цвета морской волны. В руках она словно спасательный круг сжимала потрёпанный томик стихов Иосифа Бродского и, слегка щурясь, осмотрела меня так, будто бы внезапно увидела нечто донельзя мерзкое.
Хипстерша, да ещё с именем Агнель… На мой взгляд, это был не лучший кандидат на переселение к Марине, но выбирать не приходилось. Предложение она приняла с радостью и, забрав вещи из купе, покинула своих попутчиков, даже не попрощавшись, гордо вскинув свой немалых размеров горбатый нос, а вот то, как засверкали её глаза, когда я представлял её учительнице, мне откровенно не понравилось. Поэтому я, не обращая внимания на протестующие вопли и удивлённый взгляд моей сопровождающей, оттащил девушку в сторону и, не стесняясь в выражениях, предупредил, что я буду их навещать, и если мне что-то не понравится в её поведении или я услышу от Марины, что она позволяла себе какие-либо вольности, то она может пенять на себя. Руки вырву с корнем.
Любительница Бродского попыталась было что-то визгливо возразить на тему «давления на личность», однако под моим взглядом быстро сдулась и заверила, что не доставит проблем попутчице. Признаться, я не особо поверил, но деваться мне было некуда. Договорившись с уткнувшейся в свой ПМК училкой встретиться через пару часов в вагоне-ресторане и подхватив из вазочки зелёное яблоко, я удалился.
На новое место перебазировался быстро. Что, впрочем, было неудивительно: «Голому собраться – только подпоясаться». Поздоровавшись с новыми попутчиками, я, закинув свою сумку на отведённую мне верхнюю полку, раскатал матрас и застелил бельё, благо пакет с ним хипстерша даже не распаковывала. Сразу же улёгся, достав из кармана свой старенький смартфон, на котором всё ещё оставалась пара скачанных с пиратского сайта и до сих пор непрочитанных книг, и пересланный мне устав колледжа. Ехать нам предстояло около полутора суток, так что я намеревался добить за это время всю имевшуюся у меня фантастику, а заодно ознакомиться с правилами, по которым в Ильинском проживали элитные студиозусы.
Можно было, конечно, достать очередной подарок Федосеева «Sega Saturn А5» – нынешний флагман в линейке японских МК – так сказать, «гражданской» версии магических компиляторов, работающих от нуль-батарей, не позволяющих колдовать, но дающие возможность использовать полноценный маджи-интеллект, и зарубиться в какую-нибудь игрушку. Тем более беспроводная связь в поезде работала исправно, и доступ в Интернет был стабильным и с приличной скоростью. Вот только что-то меня останавливало, словно взяв в руки, пусть и куцый, но инструмент мага, я сам на шаг приближусь к этой братии. А мне подобного никак не хотелось.
Так что время до оговорённого срока я провёл в мире, далёком от нашего, и оторваться смог с большим трудом. Благо додумался завести будильник. Встретившись с Мариной, я первым делом поинтересовался, как там у них дела. Всё вроде бы было нормально, хипстерша, оккупировав так и не доставшуюся мне койку, уткнулась в свою книгу и не беспокоила девушку. Впрочем, той было не до неё, она что-то проектировала на своем ПМК и практически выпала из реальности. А вот что она там ваяла, так и осталось для меня секретом. Не то чтобы учительница что-то скрывала. Наоборот. Она взахлёб рассказывала о каких-то очень важных «пунктинах», «префиксах», которые не стоит забывать, и обходных алгоритмах, кои следует предусмотреть. Вот только я не понимал ни слова.
Ужин моя спутница заказывала сама, не доверив «ребёнку» столь ответственную процедуру. Из поднесённого официантом меню Марина придирчиво выбрала кучу каких-то несусветных деликатесов, завалив ими весь стол, хотя лично мне для счастья хватило бы обычных котлет с пюре и стакана чая. Ну, или в качестве праздничного блюда – стейка с кровью и картошкой-фри на гарнир, кои с аппетитом трескал толстяк за соседним столиком.
Однако девушка в категоричной форме отказала мне в моих хотелках, заявив, что не позволит своему ученику портить желудок подобной грубой пищей. В результате чего передо мной появился жаренный по-хански хрустящий карп, куча разнообразных жульенов, перепела и ещё масса неведомых мне блюд. Сама учительница почти сразу же наелась, поклевав словно птичка то того, то сего, да ещё к тому же осталась жутко недовольна местным шеф-поваром, в то время как по мне – так всё было на удивление вкусно. Да что уж там, я подобных деликатесов не ел даже в поместье деда, а потому глядя на всё это изобилие, чувствовал, как ворочается в душе жадная и очень зелёная жаба, проснувшаяся от того простого факта, что уничтожить всё заказанное Мариной было выше моих скромных возможностей.
– Скажи, Кузь, – заговорила вдруг девушка, до этого с загадочной улыбкой наблюдающая, как я уплетаю разложенные передо мной вкусности. – А вы давно живёте в той аномальной зоне.
– Фово? – быстро прожевав и проглотив то, что было во рту, я переспросил. – Чего?
– Ну, ваш дом, в этом… Чулыме. Он же вроде стоит на аномальной зоне? – спросила она и сделала маленький глоток вина из пузатого бокала. – Разве ты не заметил? Когда мы заходили к тебе домой и ждали Куратора, я почувствовала себя как-то странно… не могу описать ощущение.
– А-а… – я криво усмехнулся и посмотрел в окно, за которым на фоне только-только появлявшихся звёзд проносились, сливаясь в единую тёмную ленту деревья, растущие вдоль путей.
Сегодня было полнолуние, и спутник Земли был прекрасно виден, как и огромное тёмное, вытянутое пятно Кратера Глазенапа или, как его ещё называли японцы – «Ухо Лунного Кролика». Массивный след, оставшийся после того как в самом конце девятнадцатого века знаменитая комета Менделеева, непонятно откуда появившаяся в Солнечной системе, зацепила по касательной траектории Луну и бесследно исчезла, оставив эту длинную борозду.
– Это, Марина Сергеевна, не аномальная зона, – произнёс, наконец, я. – Это моя аномальная мама.
– То есть? – девушка вздёрнула бровки домиком.
– Она телепат, – пояснил я, и молодая учительница прыснула в кулачок.
– Кузь! Ну, право слово! Ну, нельзя же так смешить! Предупреждать же надо!
– Да я, в общем-то, и не старался вас…
– «Тебя»!
– …не старался тебя рассмешить, – хмыкнул я, глядя на развеселившуюся Марину. – Она действительно телепат.
– Кузя. Запомни! Телепатии, – с трудом взяв себя в руки, наставительно заговорила девушка, – не существует! Этот факт доказан уже множество раз! Называющие себя телепатами люди либо являются магами, а чаще всего колдунами, и пользуются невежеством обывателей и заклятиями формы «духа». Либо вовсе шарлатаны. У твоей мамы, насколько я знаю, совершенно нет дара, да и я не почувствовала применения магии. И очень сомневаюсь, что такая серьёзная и солидная женщина будет обманывать окружающих. Так что я на сто процентов уверена – вы просто живёте в аномальной зоне. Вообще-то, это не полезно для организма.
– Ну, может быть, – никого убеждать я не собирался, тем более с самого начала знал, что мне не поверят.
Посидев ещё немного, я со вздохом был вынужден констатировать тот факт, что еды в меня больше просто не лезет. Выпив по чашечке вкуснейшего чая под разговор ни о чём, я проводил Марину до её двери и вернулся в своё купе. Мои попутчики, в отличие от меня, ресторации не посещали и хоть до моего ухода занимались своими делами, сейчас скооперировались. Разложив на столике нехитрую снедь, под неспешные беседы они выпивали, разливая из большой бутыли нечто, распространяющее запах таёжных трав.
– О! Парень, с нами будешь? – увидев меня, радостно спросил крепкий мужичок с пышными усами на красном, мясистом лице и большими мозолистыми руками.
– Не, мужики, спасибо, но – я пас, – отбрехался я и, улыбнувшись, полез наверх.
– Чего? Маленький ещё? Мамка не разрешает? – усач хохотнул своей глупой шутке. – Или спортсмен?
– И то, и другое, – не стал скрывать я и уже лёжа на матрасе соврал: – Да не хочу с вином в дорогу мешать, а то мало ли что?
– Ну да… – тут же согласно прогудел он. – Это правильно! А то прихватит ещё.
На самом деле я не то чтобы был ярым противником алкоголя. Наёмники, у которых я подрабатывал боксёрской грушей, как-то угощали меня привезённым из Крыма кагором, но не сказал бы, чтобы он мне понравился. Хотя, возможно, виной здесь действительно было правильное воспитание, которое мне дал Наставник, дополненное наглядными примерами вроде приснопамятного Сяпы.
– И всё равно – не было при СССР такого бардака! – видимо, продолжая разговор, начало которого я не застал, выдал ещё один мой попутчик, интеллигентного вида высокий ладный мужчина с ёжиком седых волос.
– А при СССР – вообще ничего не было! – тут же возразил заметно поддатым голосом третий, лощёный молодой человек лет двадцати, одетый в явно импортные шмотки.
– Да тебя даже в проекте у мамы с папой не было, а ты мне тут будешь рассказывать, как мы жили, – возмутился интеллигент. – Я тогда гражданином был! Меня уважали, и мой голос хоть чего-то да значил, а сейчас я кто? Вшивый подданный?
– Ага, и учитывали этот твой «голос» в графе с одним-единственным именем, – хохотнул усач, – ты, Василич, говори-говори, да не заговаривайся. Если поначалу ещё было нормально, под конец Союза, при Горбаче и его перестройке – жили впроголодь, от зарплаты до зарплаты крохи подбирали, а если случалось денюжку на халтурке срубить, так и потратить её было не на что. Напомнить тебе пустые полки в магазинах?
– Вот! – воскликнул молодой. – При коммунистах хоть видимость выборов была, а сейчас что? Царь да бояре, а нам холопам никто права голоса давать не собирается.
– В девяносто первом уже навыбирали… – пробасил усач. – Хватит – сыты по горло. Стране порядок нужен, и Император его нам дал!
– В девяносто первом у этой страны был шанс сделать шаг вперёд! – убеждённо возразил ему пьяненьким голосом лощёный. – Мы могли бы стать настоящей прогрессивной западной державой. Жить как в Европе! Войти в семью развитых народов и стать страной первого мира! Сейчас бы уже к другим звёздам летали, а не на Луне как кроты ковырялись.
– Ну да! Нужны были эти «Звёзды» Ельцину и его клике! – фыркнул интеллигент, и я услышал, как горлышко бутылки застучало по краям стаканов. – Эти держи-морды великую страну развалили своим Беловежским сговором! А как Союза не стало, так и понеслось. Всё сволочи под себя тащили! Россию за год разворовали со своей приватизацией! Каждый хапнуть побольше норовил, а вместо них по кремлёвским кабинетам американские советники табунами бегали!
– А почему ты думаешь, что американцы – это плохо? Если сами не умели, так почему бы у умных людей не поучиться? – возмутился молодой. – Ты мне скажи, кому нужны были все эти убыточные предприятия? Стране – нет? Зашуганному нищему народу? Да не сдались они никому, а тут хозяева настоящие пришли! Они бы и заводы, и само государство с колен подняли, людям бы зарплату платили! Всего-то потерпеть пару лет надо было, жили бы как в шоколаде! Так нет! Всё хунта в девяносто втором кирзовым сапогом растоптала!
– Да мочи у народа на этих клоунов смотреть уже не осталось! Ты вот говоришь – нищие были… да ведь это твои демократы людей за год до скотского состояния опустили, – фыркнул усатый. – Думаешь, Император и его сподвижники решились бы на бунт, если бы хоть какая-нибудь надежда у страны была? Держи карман шире!
– Они присягу два раза нарушили! – глухо ответил ему интеллигент. – Первый раз, когда за Советы не вступились, а второй раз, когда против охлократов выступили и свою «Реставрацию» затеяли. Чтобы им пусто было!
– Во-во. Весь мир в шоке был, когда наши бояре Ельцина с Руцким на Красной площади, на лобном месте расстреляли прилюдно…
– Правильно они с ними поступили, молодой! За Беловежский сговор их на кол посадить надо было! А уж за то, что они войска подняли и московскую бойню учинили…
– Демократия обязана защищать себя, а также права и свободы своих граждан! – возразил ему тот.
– Ага, а когда против Союза выступали, кто верещал, чтобы армия не вмешивалась? Это что получается – вашим можно, а нашим нельзя? Не… так не пойдёт. Шайка Ельцина по заслугам получила, а вот Ленина я властям никогда не прощу!
– Да тыщу раз уже было сказано. Демоном он стал. Нежитью, личем! Ульянов же при жизни слабеньким колдуном был, куча свидетельств тому сохранилось, вот после смерти, как в мавзолей положили – насосался со всей страны силушки. Помнишь, как он по Красной площади галопом носился, когда его подожгли? Море народу тогда мертвяк положил и, между прочим, в основном из ваших – коммунистов упёртых, которые защищать его припёрлись.
– Помню… – буркнул интеллигент. – Уж лучше бы он Императору бошку свернул, да сам на трон сел!
– Тьфу на тебя… Свят-свят! – охнул усатый и торопливо перекрестился. – Да не дай-то боже! Ты чего – хочешь, чтобы как в Египте было? Ну, когда в девяносто девятом мумия этого… Тутанхамона из музея в Луксоре выбралась и править пошла? До сих пор всем миром этот рассадник нежити успокоить не могут! Арабов-то как грязи в Каире было. Не, Василич! Тут ты загнул… не нужно нам в России государство мёртвых!
– Но мавзолей-то зачем снесли? – никак не унимался интеллигент.
– Так проклятое место же! – немного удивлённо ответил ему молодой. – Да и сама архитектура южноамериканского ритуального архетипа. Не знаю, специально ли Щусев его так построил, только получилось, что работал он как нагнетатель. Этакая воронка, затягивавшая в Ильича всякую бяку. Там и так загрязнение уже было, а как того вынесли, и он пылесосить отрицалку перестал, так всё в землю уходить стало. Это я точно знаю, всё-таки на дизайнера-ритуалиста учился.
– Дизайнера… – немного язвительно протянул усатый. – Дизайнер – это серьёзно…
– А то! – не заметив подколки, молодой заулыбался, поднося к губам электронную сигарету и делая глубокую затяжку.
Я прекрасно видел его лицо с верхней полки, так как хоть сам не лез в разговор, с интересом вслушивался в то, о чём говорят в купе. Собеседники молодого, попросив его не вонять в помещении, встали, усатый достал пачку «Беломор премиум-люкс» с восьмиступенчатым фильтром очистки, передал одну сигарету интеллигенту, и они вышли из купе.
Товарища, который топил за демократию, данный факт ничуть не смутил. Он в одну харю долил себе из бутылки и, проглотив выпивку, вновь затянулся своей вонючкой.
– Если хочешь курить – выйди! – попросил я. – Нам здесь ещё спать, а окно не откроешь.
– Законом не запрещено, – фыркнул парень.
– Мало того, что я тебя попросил? – я слегка вздёрнул бровь.
– Имею право! – язык у него уже совсем заплетался.
– Ну ладно…
Он даже не успел поднести ещё раз свою вонючку ко рту, как я уже оказался перед ним и аккуратно ткнул его указательным пальцем в переносицу, выпустив слабую силовую волну. Глаза любителя демократии и электронных сигарет закатились, и он отвалился на подушку. Не знаю уж, дорогая она или нет, но его курительную игрушку я аккуратно переломил, вложив в безвольную руку, и только после этого забрался обратно на своё место.
– …да не выстоял бы СССР в Третьей мировой! – вернувшись, усач первым вошёл в купе и, бросив быстрый взгляд на развалившегося на своей кровати демократа, усмехнулся. – Не смогли бы мы мобилизоваться.
– Не согласен, – интеллигент как всегда возражал. – Я могу что угодно говорить про Императора и его соратников, – но я не верю, что они не вступились бы за советских граждан!
– Да ты пойми, не они бы рулили, а генералы продажные. Как раз те, кто за Советы войска и не вывел в девяносто первом, зато Борьку-алкаша облизывали за новые ордена да звания. Мы ядерного ада хлебнули бы, поверь! Сволочи продажные специально бы народ положили, лишь бы им местечко в Штатах дали…
– Вань, а может быть, и не было бы никакой войны? – устало спросил коммунист. – Всё-таки началась она из-за свержения Ельцина.
– Так это официально! Думаешь, там никто не готовился? А ты вспомни – сколько раз на наших магов при Горбатом покушений было? А скольких по надуманным обвинениям посадили? И кстати, именно тех – кто за Союз был! Почти весь антиядерный зонтик!
– Да… жаль, что мы это только после Реставрации узнали. Снесли бы весь тогдашний КПСС…
– Да ни хрена бы вы не сделали! – взорвался усач. – Пискнуть боялись! Рабочая интеллигенция, мать его…
– Тише, – шуганул его собеседник. – Детишек побудишь. Ты, кстати, на фига мелкому бухло предлагал? Совсем сбрендил, морда монархическая.
– Да я так… по привычке, – замялся усатый. – Вспомнилось, как мы в окопах под Челябинском таким же наливали и ничего…
– Так-то на войне, – вздохнул интеллигент. – Я вот не поверишь, когда на молодых смотрю, сердце щемит. Уж сколько мы таких пареньков, пошедших тогда в ополчение, потеряли. Баи их вырезали без жалости… а мы…
– Угу… Именно такие пареньки вернули нам Казахстан. Слышь, Василич! Пошли-ка спать… Ещё на завтра бухла оставить надо.