Гюнтер Шольке.
Выйдя в холл, Гюнтер сморщился от досады. Дым стал настолько густой, что он не видел даже свою вытянутую руку. Кашель продолжал терзать его, но слюны не было и казалось, будто он вот-вот выплюнет свои лёгкие. Примерно вспомнив, где висел щит, Гюнтер по стенке двинулся к нему. На этот раз не случилось никаких неприятных сюрпризов, и скоро он оказался у цели. Внимательно осмотрев щит, он едва не вскрикнул от радости. Там был топор! Причём, не короткий топорик, а настоящий, с длинной ручкой, покрашенный в ярко-красную краску. Сняв его, он тем же путём, без приключений вернулся к пожарному выходу.
Семья так и сидела на том же месте, только Гретхен и Амалия положили свои головы баронессе на колени, а Ирма прижалась к ней сбоку. Едва увидев его они вскочили и кинулись к нему:
— Ты пришёл, Гюнтер! Мы так рады! А зачем тебе топор? — защебетали они вокруг него.
— Сейчас увидите, красавицы… — он опустил топор и начал снимать изорванный китель под недоумённые взгляды девушек. Гюнтер заметил это и пошутил: — Жарко тут очень..
Скинув нагревшийся шлем, он взял топор, поудобнее перехватил рукоятку и подошёл к баррикаде. Повернув голову к своим подопечным, улыбнулся:
— А теперь смотрите и любуйтесь!
Размахнулся и начал рубить. Хорошо наточенный топор с хрустом врубался в столы и стулья, иногда раскалывая их с одного удара. Диваны и шкафы сопротивлялись дольше, но и они быстро сдавались инструменту, в руках сильного мужчины. Щепки летели во все стороны, иногда попадая в него, но Гюнтер не обращал на это внимания. Он не видел как девушки, замерев, смотрели на него, его спину, мускулистые плечи под белой порванной майкой, длинные, сильные руки… Даже гордая аристократка, казалось, с интересом смотрела на него..
Войдя в раж, без перерыва, он минут за десять прорубился до самой двери. За ним остался неровный свободный коридор, заваленный деревянными обломками. Дойдя до заветной двери, Гюнтер попытался открыть её но тщетно. Зло зарычав, он перехватил топор и с новой силой опустил его на дверь. Он не помнил, сколько времени рубил её… Очнулся лишь тогда когда одна из створок, не выдержав мощных ударов, не распахнулась, впустив в задымленное помещение свежий вечерний воздух. Не выдержав, Гюнтер повалился на землю, жадно вдыхая вкусную атмосферу вечернего Берлина. Хотелось лежать и ничего не делать. Но нельзя.
Застонав, он встал и, покачиваясь, двинулся обратно. Спина, плечи, руки болели. Зато всё тело приятно охлаждал воздух. Пройдя через баррикаду, заметил, что мать уже встала и начала подталкивать девочек к выходу. Он подошёл к ним:
— Вот и всё, красавицы! Я же говорил, что вытащу вас, а вы боялись! — улыбка, словно сама по себе, появилась на его губах. — А теперь снова цепляйтесь за меня и выходим!
Так как китель он снял, Гретхен пришлось обхватить его тело рукой. Впрочем, не похоже, что она была против, несмотря на то что он весь был в поту. Закинув на плечо старика, Гюнтер двинулся вперёд. Пробираясь через разгромленную баррикаду, они все порвали свои платья, цепляясь за острые доски и гвозди, но это была ничтожная цена за спасение. Наконец, они появились на улице. Зеваки, стоящие с этой стороны здания, побежали к ним, с удивлёнными и радостными криками. Он осторожно опустил свою ношу на землю:
— Ну всё, красавицы, вот вы и в безопасности. Свернёте за угол, там машины «скорой помощи».
— А вы разве не с нами, Гюнтер? — удивлённо спросила Ирма.
— Нет, мне нужно ещё кое-что проверить в доме. Мне кажется, там остались люди… — ответил он. Девушки молча смотрели на него расширившимися глазами. Но тут, словно сговорившись, они налетели на него, обнимая, целуя в щёки, бессвязно что-то лепеча. Уговаривали не ходить больше в дом, просили остаться с ними.
— Я должен, девочки. Вдруг там ждут помощи, как и вы?
К нему подошла баронесса. Внешний вид её был не слишком презентабельный: причёска растрепалась, на лице сажа, платье порвано. Но вид по-прежнему спокойный и гордый. «Самообладание у неё очень хорошее..» — отметил Гюнтер. Она смотрела ему прямо в глаза.
— Я хочу извиниться перед вами, Гюнтер. Я неправильно повела себя в начале знакомства и едва не поставила под угрозу жизни своих дочерей. Надеюсь, вы не обиделись?
— Нисколько, баронесса. Я понимаю вас. Главное, мы все выжили… — улыбнулся Гюнтер. Странно, но он на самом деле больше не испытывал к ней злости.
— Я… точнее, мы все в долгу перед вами. Будьте уверены, я умею быть благодарной! — Внезапно она улыбнулась. Это было так неожиданно. Впервые, на его памяти, она это сделала, и улыбка, словно преобразила её, сделав моложе и красивей чем раньше. Гордая маска спала с неё, превратив из надменной аристократки в живую, человечную и красивую женщину средних лет.
Гюнтер почувствовал, что изнутри его словно окатило теплом.
— Уверен, на моём месте любой настоящий мужчина сделал бы тоже самое.
Аристократка скептически подняла бровь.
— Возможно… Но этим мужчиной оказались именно вы. Наш дом всегда будет для вас открыт, Гюнтер. Правда, девочки? — обратилась она к дочерям.
— Да, Гюнтер!
— Конечно!
— Спасибо вам!
Напоследок широко улыбнувшись им, он подхватил топор и снова забежал в дом. Девушки, обняв свою мать, смотрели ему вслед.
Быстро преодолев баррикаду, Гюнтер сноровисто поднялся на второй этаж, невзирая на плохую видимость. За то время что они были внизу, на втором этаже появился не только дым но и пламя. Пока ещё маленькими огоньками, оно неуверенно скользило по коридорным обоям, потихоньку набирая силу. Снова начав кашлять, пригнувшись от жара, он пробирался к дальней квартире, в которой, по его мнению, должна была находиться фрау Бломфельд. Наконец, Гюнтер подошёл к нужной двери. Та была слегка приоткрыта. Толкнув её, он вошёл внутрь. Слева от входа была кухня, которая уже занялась огнём, прорвавшимся через окна. Горели занавески, стол, стулья… рядом с окном стояла газовая плита. Несмотря на сильнейший жар, Гюнтер похолодел. Ещё немного и пламя подберётся к плите вплотную и будет взрыв. Времени совсем мало. Пройдя дальше по коридору, он заглядывал во все комнаты. Эта квартира тоже была большая и богато обставлена. Быстро обшарив её, он растерянно остановился. Женщины нигде не было… Куда она могла деться? Может всё-таки сумела выбраться?
Жар от огня окутывал его волнами, кожа покраснела и начала зудеть. Подумав, он решил зайти в ванную и облиться холодной водой, перед тем как уйти. Дёрнув за дверь, он распахнул её и остолбенел.
Фрау Бломфельд была тут. Она сидела голая в ванне, наполненной водой, и дрожала, обхватив себя руками. Вздрогнув, она вскинула голову и, не веря своим глазам, посмотрела на него. Гюнтер также присмотрелся к ней.
Женщина была красива. Лет тридцати — тридцати трёх, с хорошей фигурой, очаровательной грудью с торчащими сосками. Мокрые волосы облепили шею и плечи. Живое лицо с выразительными глазами, неверяще уставившимися на него.
— Кто вы?? — спросила она срывающимся голосом.
Пришедший в себя Гюнтер усмехнулся.
— Ваш спаситель, фрау Бломфельд. Меня зовут Гюнтер. Что вы здесь делаете? Ваша квартира скоро взорвётся. Почему не спаслись вместе с вашей семьёй? — быстро начал спрашивать он.
Женщина снова вздрогнула и ещё сильнее обхватила себя руками.
— Я… Я пошла сюда принять ванну. Только её наполнила и разделась, раздался громкий взрыв и сильный толчок повалил меня на пол. Потом… наверное, я ударилась обо что-то и потеряла сознание, потому что очнулась на полу… — она закрыла глаза и словно пыталась вспомнить. — Я вышла из ванной и хотела позвать своих мужа и ребёнка, но никого не нашла, даже Катарину… Потом загорелись окна. Я хотела выйти из квартиры, но там ничего не было видно и трудно дышать. Стало очень жарко, и я решила вернуться сюда, включила холодную воду, залезла в неё и жду..
— Ждёте чего? — с удивлением спросил он.
— Не знаю… — она пожала плечами. — Наверное, пожарных… Вы пожарный?
— Нет, Аннелиза. Я просто неравнодушный человек, который не смог пройти мимо… — криво усмехнулся Гюнтер.
— Вы знаете моё имя? Откуда?
— Ваш… муж сказал. — С трудом удержался от резкости Гюнтер.
— А мой сын? Он в порядке? — внезапно оживилась она.
— Да, он в порядке. А вот ваш супруг, не уверен.
Она лишь несмело улыбнулась ему.
— Мы уже давно чужие друг другу..
Словно очнувшись, Гюнтер спохватился.
— Так, фрау, хватит тут сидеть! Пора выбираться! Я помогу вам выйти наружу. Одевайтесь!
— Извините, Гюнтер… Вы не могли бы отвернуться? — попросила она.
— Хорошо, я отвернусь… Но должен вам сказать честно, вы — очень красивая женщина… Даже обидно, что такому хряку принадлежала очаровательная нимфа… — ввернул комплимент Гюнтер, отвернувшись. Помимо того что это было правдой, он хотел успокоить её и заставить думать о более приятных вещах.
— Спасибо, Гюнтер! — ему показалось, что она улыбнулась. — Я чувствую, вы говорите правду. Даже не помню, когда в последний раз я слышала комплимент от мужчины… Мартин только ругается, даже если я даю ему денег.
За спиной слышался шелест ткани.
— Значит, вашего мужа зовут Мартин? И зачем вы даёте ему деньги? — не понял Гюнтер.
— Когда я вышла за него, мне было уже 25 лет. Папе он нравился и когда Мартин захотел на мне жениться, я согласилась, хоть и не люблю его. Я очень уважала своего отца и всегда старалась поступать, так как он хотел. Он работал в банке управляющим, потом стал владельцем. Когда он умер, то я узнала, что он оставил все деньги мне, а не Мартину. Наверное, разочаровался в нём… К этому времени, я уже родила Роланда и не хотела, чтобы он рос без отца. Когда Мартин узнал, что все деньги отца достались мне, а не ему, он был в ярости. С тех пор он то и дело требует от меня денег на выпивку, карты… и, наверное, проституток… Это так унизительно… — с болью закончила она.
— Я оборачиваюсь, Аннелиза! — предупредил он.
— Хорошо, Гюнтер. Я готова.
Он обернулся. Фрау Бломфельд завернулась в красивый, шёлковый халат и улыбаясь, смотрела на него. Гюнтер снова отметил, какая же она красивая, даже в длинном халате.
— Аннелиза… — он запнулся.
— Да?
— Будет лучше, если вы снова окунётесь в ванну прямо в халате.
Она удивлённо на него посмотрела.
— Зачем?
Гюнтер вздохнул.
— Потому что мы пойдём через огонь. Ваш сухой халат может загореться, к тому же вам будет в нём очень жарко. Поверьте мне, так будет лучше! — убедительно сказал он.
Поколебавшись, она осторожно залезла в воду по шею и быстро вылезла. Мокрый халат настолько облепил всё её тело, что Гюнтер, забыв обо всём, уставился на Аннелизу, жадно обводя взглядом её фигуру. Соски проступали через мокрую ткань. Несмотря на совершенно неподходящую обстановку, он почувствовал, как началось шевеление в брюках.
Аннелиза, удивлённая его странным ступором, проследила его взгляд и, тихо ахнув, прикрыла груди руками. С обидой посмотрев на него, она спросила:
— Гюнтер, вы специально так сказали?
— Нет, это на самом деле так надо, — С трудом скрыл улыбку Гюнтер. — Вам нечего стыдиться, Аннелиза, они очаровательны!
— Прекратите… Вы смущаете меня… — она повернулась боком, пытаясь закрыться от него. Только не учла что, из-за этой позы, под халатом отлично проступила её попка.
Гюнтер видел что она, благодаря его шалости и провокации, перестала бояться гибели в пожаре и всецело переключилась на привычную женскую проблему, как не дать чужому мужчине увидеть своё тело обнажённым.
— А мне нечего смущаться! — с этими словами он, в штанах и майке, тоже с головой окунулся в ванне, почувствовав, как остывшая вода приятно охладила его разгорячённое тело, смыв пот и смягчив боль от мелких ран.
Тем временем, она намочила полотенце и, по его совету, завязала им лицо, оставив только глаза. Остановившись перед закрытой дверью, он положил ей руку на плечо и, глядя ей в лицо, сказал:
— Сейчас я возьму вас за руку, и мы быстро выйдем из квартиры. Потом спустимся по лестнице и окажемся на улице. У нас всё получится, если вы будете слушаться меня и не падать в обморок. Договорились?
— Да… — тихо ответила она. Её снова начала бить мелкая дрожь.
— Пошли!
Он резко распахнул дверь и потащил её за собой, с трудом угадывая в дыму очертания предметов. За то время пока он любезничал с красавицей-фрау, ситуация с огнём изменилась и явно не в лучшую сторону. Занялись все помещения, в которых были окна, выходившие на улицу. Из дверного проёма кухни тоже вырывалось пламя. Прикрывая одной рукой голову от жара, другой он крепко держал её хрупкую руку. Пробираясь по коридору, Гюнтер внезапно вспомнил сцену из «Титаника», когда Джек, вместе с Розой, бежали по коридору внутри корабля, а потоки воды гнались за ними. Правда, здесь вместо неё огонь, что явно не лучше.
Он уже смутно, сквозь дым, видел открытую дверь квартиры, когда, проходя мимо горевшей кухни, понял, что закон Мэрфи крепко привязался к нему.
В глубине кухни раздался сильный взрыв, и Гюнтер почувствовал как его, вместе с Аннелизой, буквально отбросило к противоположной стене, вдобавок слегка завалив обломками. Он чудом не потерял сознание, чувствуя, как голова стала тяжёлой и мысли вяло ворочались внутри. Перед глазами всё плыло, тело болело, особенно левая нога, её дёргало от боли.
«Похоже, меня контузило… Проклятье, почему так не везёт!!? Если бы мы вышли чуть раньше, то успели проскочить кухню… Кто же знал? Вроде недолго болтали. Хотя, насчёт везения я не прав, раз живой остался, уже хорошо… А где Аннелиза?»
Кое-как восстановив ориентацию и оглядевшись, он увидел женщину. Она лежала рядом с ним, по-прежнему крепко сжимая его руку. Халат её был порван и весь в пыли. Неужели мертва?? Хотя нет, вот слегка пошевелилась, значит просто без сознания или так же оглушена. Надо срочно вставать и уходить! Взрыв слегка сбил пламя, но оно уже начало снова отвоёвывать свою территорию.
Сбросив с себя несколько обломков, Гюнтер попытался встать и застонал от боли. Левая нога горела огнём и взглянув на неё, он понял что дело гораздо хуже чем кажется. Мякоть бедра сзади была пробита маленьким куском арматуры, неизвестно откуда прилетевшим. Любое давление на ногу вызывало сильную боль, и Гюнтер с трудом удерживался от крика. Понятно, что на одной ноге он по лестнице не спустится, значит, нужна помощь женщины. К сожалению, она по-прежнему была без сознания, лёгкие пощечины так и не смогли привести её в чувство. Что же делать? Можно попробовать ползком вылезти из квартиры, спуститься по лестнице, преодолеть баррикаду и… Свобода! Но тогда придётся бросить Аннелизу… Нет! Не для того он снова залез в дом чтобы теперь бросить её в огне… Исключено! Отбросив эту мысль, он задумался, лихорадочно пытаясь найти способ выжить самому и спасти женщину.
Наконец, решив попробовать одну идею, он начал действовать. Отталкиваясь здоровой ногой от пола и крупных обломков, лёжа, Гюнтер начал ползти к двери, таща за собой по полу Аннелизу. Здесь, у самого пола, дыма было меньше и дышалось полегче. Таким образом, понемногу двигаясь, он, обливаясь потом, смог вытащить женщину за дверь квартиры. Сердце стучало как сумасшедшее, руки затекли, горло саднило от криков боли из-за того что проклятый кусок арматуры цеплялся за пол и обломки во время движения. Была мысль вытащить его, но Гюнтер решил не рисковать. Кровь из раны текла медленно, значит, вена не задета, но что будет, если вытащить предмет? Вдруг кровь хлынет потоком? Тогда он быстро истечёт кровью.
Выбравшись из квартиры, Гюнтер планировал немного передохнуть и собраться с силами перед спуском, но проклятый закон снова напомнил о себе. В глубине квартиры раздался какой-то хлопок, и пламя выплеснулось в коридор, который они преодолели пару минут назад. Не надо быть пророком, чтобы понять — огонь, сожрав всё горючее в коридоре, двинется к двери, к ним. Выругавшись, Гюнтер почувствовал себя героем какого-то фильма-катастрофы, который вынужден непрерывно спасать свою подгорающую задницу от новых и новых опасностей, чтобы выжить. Руки бы вырвать тому режиссёру, который приготовил для него такой экшн!
Делать нечего, жить хочется, поэтому пришлось стиснуть зубы и толком не отдохнув, ползти дальше. Чтобы добраться до лестницы потребовалось несколько минут. К этому времени Гюнтер дышал как загнанная лошадь и ругался как последний грузчик Гамбургского порта. Он перестал чувствовать левую ногу, но онемение даже помогло ему, теперь неловкие движения вызывали не такую сильную боль. Но возникла другая проблема. Его всё больше стала охватывать слабость. Рассуждая здраво, он понимал что, спуск по лестнице вниз, возможно, получится, но пробраться через баррикаду в таком состоянии… без шансов. Никак. Обидно, спасение близко… Что ж, пусть так, может внизу уже пожарные? Пора вниз..
…Устало разлёгшись внизу, недалеко от баррикады, Гюнтер понял что всё. Сил больше не осталось, он выложился весь, полностью. Напала сонливость, хотелось просто закрыть глаза и заснуть. Такая смерть будет лёгкой и безболезненной. Жаль, что такая красавица умрёт вместе с ним. Но это теперь уже не так важно… Просто хочется спать, хотя бы пару минут. Отдохнуть, набраться сил и выйти наружу… Совсем чуть-чуть поспать… И Гюнтер закрыл глаза..
…Пробуждение было ужасным. В раненой ноге словно что-то взорвалось или её пытались съесть. Заорав, он сел, безумно озираясь. Рядом с ним, рыдая, сидела Аннелиза и держалась за арматуру в его ноге. Отбросив её руки, он зарычал:
— Ты совсем спятила, дура?! Какого дьявола ты делаешь?! — он готов был убить эту садистку. Стоило на минуту закрыть глаза, как она, очнувшись, первым делом схватилась за железку в его ране. Уму непостижимо! Чем она думала?
Плача, она кинулась к нему и едва не задушила в объятиях. Её слёзы стекали к нему на грудь, прочерчивая дорожки на сильной, заросшей груди, припорошённой пылью.
— Извини-извини-извини, Гюнтер! Я не хотела, прости!.. Ты не просыпался… Я звала, звала тебя! По щекам била! А ты лежал как мёртвый! Я испугалась… Прости! — он с трудом понимал её бессвязную речь.
— Не неси чушь! Я устал, закрыв глаза всего на минуту! Просто устал, понимаешь? — остывая, проговорил Гюнтер. Оглядевшись вокруг, он сказал:
— Мы уже возле выхода. Пойдём! Помоги мне встать… — опираясь на её плечо, Гюнтер утвердился на правой ноге. Она обхватила его руками за пояс, прижавшись к нему, и повела вперёд, через деревянные обломки. Здесь дыма уже было меньше, так как свежий воздух развеивал его. Несколько раз, зацепившись за обломки мебели, они всё-таки добрались до двери. К этому времени, Гюнтер снова был на грани потери сознания. В голове мутило, перед глазами всё качалось и расплывалось, озноб бил ещё сильнее… На улице их встречала куча народа. Среди них Гюнтер угасающим взором заметил своих юных помощников из «Гитлерюгенда», спасённых детей вместе с Катариной и гордую аристократку с дочерьми. Медленно оседая на землю, он увидел, как все они кинулись к нему.
— Врачей сюда! Быстрее!..
— Гюнтер! Гюнтер! Очнись!..
— Герр унтерштурмфюрер!..
— Я баронесса фон Мантойфель! Я требую, чтобы этого офицера отвезли в самую лучшую клинику Берлина! Расходы не имеют значения, я оплачу! — прорвался в его голову властный голос Марии.
«Мария снова в своей родной стихии… Боже, как хочется спать..» — устало улыбнулся он и закрыл глаза. Неужели он не заслужил отдых?..
СССР. Москва.
11 апреля 1940 года.
Александр Самсонов (Дитрих Краузе)
Устало повернувшись на другой бок, Саша в который уже раз начал смотреть на след от раздавленного таракана на стене. Тот, кто убил насекомое, похоже, был крепко разозлён на него, иначе как объяснить, что останки таракана были размазаны на несколько сантиметров? Лежать на койке было неудобно, тонкие матрац и подушка не давали телу расслабиться. Запах в камере тоже не внушал оптимизма. Долго ещё ему тут торчать?..
Александра прямо с аэродрома привезли сюда. Ну да, куда же ещё можно привезти подозрительного немца? Только в тюрьму или в другое похожее заведение. Сопротивляться в машине или по приезду сюда, он и не думал, в конце концов, предполагал такое развитие событий. Скорее всего, в такой ситуации сам бы поступил так же. Его не били, обращались вежливо, на Вы. Из машины его провели в это здание, потом в подвал с камерами. Внизу было тихо, никто не орал и не пытался выломать дверь. Его персональное место отсидки было небольшим, метров пять в длину и три в ширину. Окон не было, в углу прикреплён к стене лежак, в другом углу стол и стул. К облегчению Саши, внутри не было параши, значит, будут выводить наружу. Не хотелось бы нюхать собственное амбре после отправления естественных надобностей.
Как он понял из скупых объяснений одного из конвоиров, кормить его будут три раза в день, раз в двое суток положена прогулка снаружи. Утром, сразу после прибытия, ему принесли жидкое картофельное пюре и маленькую рыбную котлету, он даже удивился, так же кормили завтраком в армии. В обед его порадовали сытной гречневой кашей с котлетой и компотом. Делать в камере было нечего, поэтому самым лучшим решением было спать… или размышлять. Выспавшись после обеда, он походил по камере, чтобы размять ноги и сделал лёгкую зарядку, наподобие тех движений, которые делали советские школьники под радио. На ужин оказалась овсянка. Её он не любил, как и неизвестный ему английский сэр, которого его слуга Бэрримор всё время пытался накормить этим. Но выбора не было и, преодолевая себя, он проглотил ненавистную массу, запив её сладким чаем.
Уже объявили «отбой» и погасили свет, но Александр, выспавшись днём, всё лежал с открытыми глазами и размышлял. Своё положение он оценивал как с плюсами так и с минусами. С одной стороны, его вывезли из фашистской Германии и не расстреляли, как он втайне опасался. Не бьют и даже неплохо кормят. С другой, засунули в этот каменный мешок и чего-то ждут, оставив его в подвешенном состоянии неизвестности. Он ожидал, что его важная информация, касающаяся товарища Сталина, заставит НКВД тут же засуетиться, провести с ним беседу и допрос… может даже, вызвать его к Берии… Всё же опасность касается самых высших людей. Но никто им не интересовался. Похоже, он оказался в чём-то наивным и переоценил собственную значимость. Или сейчас решают его судьбу? Может, произошло что-то? Неизвестность мучила его, он не знал что делать, к чему готовиться. Возможно, на это они и рассчитывали? Выбить его из равновесия, заставить метаться в клетке и психологически готовить к допросу? Если так, надо крепиться и вести себя спокойно. В конце концов, за ним всё равно придут, надо лишь набраться терпения.
Потом его мысли свернули на Гюнтера. Сейчас, оценивая свои действия, он жалел, что пытался его убить. Это было глупо, как сама затея, так и её исполнение. Да, Гюнтер симпатизировал Гитлеру, возможно, и сам был нацистом… Но представить его со зверским лицом протыкающим штыком детей или сжигающим людей из огнемёта он не мог. Да, их личное знакомство было коротким, но за это время немец вызвал у него симпатию своим поведением и поступками. Даже та драка, из-за которой они оба погибли и попали сюда, показала, что он поступил правильно, по-мужски. Не прошёл мимо и вступился за женщину. Не остался равнодушным к чужой беде. Возможно, было бы логичнее бежать за полицией, но… скорее всего, потом было бы уже поздно. Эти вонючие отбросы не только отобрали у красивой немки все деньги, но и собирались хорошенько позабавиться с ней, а потом… потом они с Гюнтером и полицией, нашли бы её ограбленной, изнасилованной и мёртвой. Ублюдки вполне могли убить её, дабы не дать ей заблокировать свою карту и сообщить полиции их приметы. Хотя, даже в этом случае, далеко не факт что их вообще бы стали искать. Положили бы дело в разряд «висяков», чтобы снова не провоцировать волнения мигрантов и всё. В новостях тоже бы промолчали. Как будто и не было красавицы-фрау… Эта поганая безнаказанность и толерантность к мигрантам позволяли им жить не напрягаясь и толкала к зверскому беспределу, который никто не пытался остановить, в этом Гюнтер был прав.
Оценивая себя и своё поведение, Саша понимал, он поступил правильно. Так как и должен был поступить. Даже наперёд зная, что произойдёт, он знал, что сделал бы то же самое. Разве что, вооружился бы чем-нибудь тяжёлым, чтобы быстро вырубить тварей и не дать себя убить. Зато теперь пять смуглых уродов никого больше не убьют и не причинят вреда. Только уже поздно об этом думать… Хорошо или плохо, что сделано то сделано.
Да, с Гюнтером он повёл себя неправильно. Поспешил и сглупил. Да, было мало времени на раздумья, но его решение было ошибочным и оно привело к неприятным последствиям. Возможно, были и другие выходы… Ладно, что уж тут вспоминать, всё равно теперь это не исправить, они с Гюнтером превратились во врагов, хотя должны были бы остаться друзьями. Сражались плечом к плечу, вместе и погибли… Увы, жизнь такая штука, что часто ставит вверх тормашками то, что казалось незыблемым.
За этими размышлениями он не заметил как погрузился в сон.
Берлин. Клиника Шарите.
11 апреля 1940 года.
Лаура Блюм.
Ночное дежурство было спокойным и Лаура, сидя за постом медсестры, пыталась читать книгу, но это плохо получалось, буквы не хотели складываться в слова, а те никак не могли передать смысл. Все её мысли занимал Гюнтер. Он ворвался в жизнь Лауры внезапно, и быстро захватил всё её существо, проник в голову, сердце… Не оставил ни единого свободного от себя пространства. Пробуждённая им любовь окутала девушку полностью, и она теперь даже не представляла себе жизни без него… Голос, лицо, запах, крепкие руки и широкая улыбка… Всё это кружило её голову, сводило с ума, заставляло сердце биться чаще. Как же приятно это чувство!
Вчера вечером фрау Кох огорчила её, оповестив о том, что рабочий день Лауры не заканчивается, и она должна отработать ночное дежурство в качестве компенсации за прогулянный день. Тайные планы девушки продолжить ночные безумства со своим любимым Гюнтером рухнули. Огорчённая Лаура едва не расплакалась когда позвонивший ей в клинику Гюнтер пригласил к себе. Отказать ему было неимоверно сложно, лишь её обещание приехать утром в его квартиру и повеселевший голос любимого слегка успокоили девушку. И теперь она сидела и томительно поглядывала на часы, которые совсем не торопились двигаться, причиняя ей мучения.
Было уже недалеко до полуночи когда во двор клиники, сигналя, въехала медицинская машина и подрулила к приёмному покою. Лаура, с любопытством подошедшая к окну, видела как два рослых санитара быстро открыли заднюю дверь автомобиля, аккуратно вытащили носилки с пациентом и сноровисто втащили в здание. В темноте видно было что это мужчина. Он лежал неподвижно, похоже, без сознания.
«Бедняга… интересно, что с ним случилось?» — с вялым интересом подумала Лаура. Её рабочее место было в центральном крыле, а приёмный покой располагался в боковом флигеле. Делать было нечего, пациенты спали, и она решила прогуляться, чтобы не уснуть, заодно поинтересоваться, что случилось с пациентом. Когда она смотрела на него в окно, сердце слегка кольнуло, впрочем, тут же отпустило. Лица мужчины она в темноте не разглядела, а фары машины давали мало света.
Сегодня ночью дежурил доктор Венцель, а также хирург, и другие специалисты из своих отделений. Неторопливо спустившись на первый этаж, Лаура направилась по коридору в приёмный покой, когда увидела бегущую во весь дух ей навстречу медсестру Фриду, местную болтушку и одну из приятельниц Лауры. Сегодня, так же как и она сама, та заступила на дежурство в приёмном покое и Лаура хотела поболтать с ней, по пути узнав про пациента. Халат подруги развевался на бегу, сама девушка часто дышала, было видно, что такие забеги для неё явно непривычны.
— Ой, Лаура! Фуу… — она остановилась, пытаясь отдышаться. — Ты не знаешь где доктор Хоффман, хирург?
— Он пару минут назад прошёл мимо меня в сторону центрального корпуса… А что случилось? — спросила удивлённая Лаура.
— Срочно нужна операция мужчине, его только что привезли! Большая потеря крови, множество ранений, и нога пробита… Похоже, он умирает! Боже! Это ужасно! — протараторила Фрида, порываясь бежать дальше.
Она пробежала дальше ещё несколько шагов и вдруг, вздрогнув, остановилась, с открытым ртом уставившись на подругу.
— Лаура… это же один из твоих пациентов… Точно! Как я могла забыть! Это же он! — Фрида с широко открытыми глазами смотрела на Лауру. Та внезапно почувствовала, как сердце снова кольнуло, уже сильнее. Предчувствие беды охватило её.
— Какой… Какой пациент?.. — горло и язык с трудом слушались её, приходилось напрягать связки, чтобы спросить.
— Ну этот… красавчик, как его… который тебе огромный букет подарил недавно… Гюнтер! — она, наконец, вспомнила того красивого эсэсовца, который так романтично ухаживал за малюткой Лаурой.
Словно потолок свалился на неё, угрожая раздавить и похоронить Лауру под собой. Сердце заныло, словно предчувствуя непоправимую потерю, в глазах помутилось, а ноги ослабели, заставив её опереться на стену.
«Нет! Нет! За что, Боже!!? Этого не может быть… Не может!» — она отчаянно затрясла головой, отказываясь верить в это. Подруга со страхом смотрела на неё, прикрыв рукой рот. Внезапно все чувства Лауры обострились, слабость ушла бесследно, она поняла что делать.
— Что стоишь, дура!!? Беги за хирургом! — прокричала она Фриде, таким голосом, которого ещё никто от неё не слышал. Та вздрогнула как ошпаренная и сорвалась с места. Такой подругу она никогда не видела. Куда делась милая и робкая Лаура? Сейчас она никак её не напоминала..
Сама Лаура очнулась только когда оказалась в приёмном покое. Она не помнила, как бежала сюда, лишь обрывки воспоминаний как она неслась по коридору, едва не сбив кого — то из персонала. На глаза попалась цепочка красных капель на плиточном полу коридора. Его кровь… Мозг словно застыл, оцепенело отмечая это. Если он умрёт..
Лаура пробежала до операционной и распахнула двери.
Он лежал на столе, исхудавший и бледный, с закрытыми глазами. Возле него суетилась дежурная бригада, ждавшая доктора Хоффмана. Непослушными ногами, не чувствуя их, она медленно подошла к нему.
Его сильное тело, мужественное лицо, были покрыты ранами… Порезы, синяки, ожоги, а в бедре торчал какой-то железный предмет, весь покрытый кровью. Изорванные, форменные штаны, остатки майки… волосы и брови опалены, да и вообще, от него сильно пахло горелым. Что с ним случилось?? Ведь совсем недавно они разговаривали, и всё было в порядке!
Дрожащими пальцами она дотронулась до его лица и тут воля покинула её. Из глаз брызнули слёзы, рыдания вырывались из груди, сотрясая её тело.
— Гюнтер… Гюнтер!!! Ответь!!! — сквозь боль в груди и сердце, вырвалось у неё.
Послышался грохот шагов и в операционную влетел доктор Хоффман, за ним, хватая воздух ртом, с трудом зашла Фрида. Мужчина тут же кинулся к раковине мыть руки, по пути отдавая распоряжения своей бригаде, и увидел Лауру.
— Что тут делает посторонняя? Убрать немедленно! Фрида! — его голос словно подстегнул всех. Фрида кинулась к подруге, пытаясь оттащить Лауру но ничего не получилось. Девушка вцепилась в Гюнтера, тормошила его, обливая слезами, бессвязно умоляя очнуться, не умирать… Она словно сошла с ума, ни за что не соглашаясь уйти.
— Я не могу! — со слезами крикнула Фрида.
— Ганс! Помоги ей! — рыкнул доктор.
Подбежал один из помощников, крепко обхватил рыдающую Лауру и резко дёрнув, оторвал её от неподвижного мужчины. Отчаянно закричав, девушка снова рванулась к нему и, несмотря на силу помощника, едва не вырвалась. Ещё крепче обхватив её, Ганс потащил отбивающуюся медсестру из помещения. Фрида, всхлипывая, пошла за ними.
В приёмном покое на Лауру снова напало какое-то оцепенение, и она уже не сопротивлялась, когда мужчина положил её на кушетку. Девушка просто молчала, глядя в потолок, слёзы крупными жемчужинами катились из глаз. Ганс ушёл обратно в операционную, Фрида уселась рядом с подругой и положила её голову к себе на колени, нежно поглаживая Лауру по волосам.
— Успокойся, милая… Всё будет хорошо, поверь… Доктор Хоффман отличный хирург, у него почти никто не умирает, твой Гюнтер выживет, вот увидишь… Ты же знаешь, у нас лучшие врачи… Лаура, пожалуйста, ответь мне! — просила Фрида, сама обливаясь слезами.
Подруга молчала. Прошло почти полчаса, прежде чем в успокаивающее бормотание Фриды ворвался тихий голос Лауры:
— Я люблю его, Фрида. Люблю больше жизни. Если он умрёт, я уйду за ним.
Её голос звучал спокойно и размеренно. Казалось, она рассуждает о чём-то отвлечённом, а не о своей жизни. Она уже всё решила для себя. Если он не переживёт эту ночь… То и она тоже. Лаура окончательно это поняла. Без него ей незачем жить, он стал смыслом её жизни, якорем, который держит её здесь. Раньше она не верила, что бывает такая любовь, с таким самопожертвованием и невозможностью жить без любимого человека. Теперь поняла и приняла это.
Фрида вздрогнула.
— Что ты говоришь, дурочка? Даже не думай об этом! Ты забыла, что кроме него, у тебя есть мать и другие близкие люди? Что они почувствуют, если узнают об этом?!
— Ты не поймёшь меня, Фрида. — Её голос звучал всё так же безжизненно и равнодушно. — Когда сама влюбишься, безумно, самоотречённо, с головой… Когда ОН становится для тебя самым близким, ближе всех, даже родителей… Когда ты не можешь без него дышать, когда все твои мысли только о нём, когда готова на всё, чтобы вызвать его улыбку, смех… Когда его поцелуи сводят с ума, несут в райское блаженство, когда понимаешь, что вся твоя жизнь это — ОН… Тогда, может быть, поймёшь.
Прошло больше двух часов. Фрида, с головой Лауры на коленях, задремала на кушетке, облокотившись на спинку. Сама Лаура так и лежала, не пошевелившись, спокойными глазами глядя в потолок. Внезапно распахнулась дверь операционной, и оттуда вышел доктор Хоффман. Весь его фартук спереди был в крови, маска тоже покрыта красными пятнами. Устало подойдя к девушкам, он присел на кресло рядом и выдохнул:
— Будет жить..
Прошло несколько секунд прежде чем до Лауры дошёл смысл его слов. Она слегка вздрогнула, выходя из своего ступора, и посмотрела на Хоффмана оживающими глазами.
— Что? Что вы сказали, доктор?
— Я сказал, что он будет жить… — Хоффман удивлённо покачал головой.
— В первый раз встречаю такой случай… Огромная потеря крови, куча ран, треснутые кости… Да он должен был умереть как минимум дважды! Люди умирали с половиной тех ран что есть у него… Ничего не понимаю! Такое ощущение, что организм сам пытался лечиться… Сердце билось как сумасшедшее, даже с нехваткой крови, а рана возле арматуры как будто пыталась вытолкнуть железку… Чертовщина какая-то… Мы перелили ему свежую кровь так организм буквально впитал её в себя..
Он тяжело поднялся.
— Пожалуй, пойду, посплю, а то кажется какая — то хрень в глазах..
— Постойте, доктор! А можно мне дежурить возле него? — умоляющим голосом спросила она.
— Хм… Почему нет? Вы же медсестра? Сейчас его отвезут в палату, там сможете остаться с ним.
Она сползла с кушетки, встала на колени и уткнулась ему в ноги.
— Спасибо-спасибо вам, доктор! Если бы он умер… Сегодня вы спасли не только его, но и меня… — бормотала она, снова залившись слезами.
Хоффман с изумлением смотрел на Лауру, наконец, опомнившись, он отодвинул её.
— Фройляйн, это мой долг! Мы же медики, обязаны спасать людей… Мне, конечно, приятно что вы мне благодарны, но, право, не стоит кланяться мне.
Он высвободился и ушёл.
Через несколько минут выкатили каталку с Гюнтером и повезли в палату. Она шла рядом, неотрывно глядя на его лицо. В палате их уже ждал доктор Венцель. Санитары, закатив каталку, ушли, а Венцель подошёл к ней.
— Он герой, Лаура. Знаете, что он сделал? — Доктор выглядел довольным.
— Вы знаете? — она взглянула на него.
— Да, мне уже позвонила одна важная особа. Просила обеспечить ему самый лучший уход и лечить лучшими лекарствами. В общем… Он шёл по улице, рядом с ним что-то взорвалось в доме… Его самого чуть не убило взрывом. Потом он, вместе с парнями из «Гитлерюгенда» ловил людей из окон, потому что они не могли выйти через разрушенный вход… Дом горел всё сильнее, пожарных почему — то не было, а внутри ещё остались женщины. Тогда он ринулся в огонь, спас целую семью. Едва вывел их, как снова полез в огонь. Долго его не было, думали, погиб, но он всё-таки вышел, вместе с ещё одной женщиной. Он еле шёл, в ноге торчала железка, потерял кучу крови. Только вышел, потерял сознание. Говорили, что он потерял сознание ещё внутри, а та женщина тащила его. Словом, целая история… Ему обязаны жизнью шесть человек… Вот так — то, Лаура… Ладно, ты тогда дежурь возле него, утром пойдёшь домой.
Он внимательно посмотрел на неё и вышел. Лаура молча прослушала его монолог, не отрываясь от Гюнтера. Села рядом с его каталкой на стул и, держа его руку своей, осторожно положила свою голову ему на грудь. Впервые, за эти страшные часы, на её губах появилось слабое подобие улыбки.