Тот же день. Вечер.
Солнце уже клонилось вниз, когда Гюнтер остановился перед Главным штабом СС на Принц-Альбрехт-штрассе 8. Он уже бывал здесь несколько раз, точнее, прежний Гюнтер Шольке. Поэтому без колебаний вошёл в здание, небрежно отдав приветствие часовым на входе. Похвалил себя за предусмотрительность, оставив секретные бумаги, исписанные в клинике, дома, в тайнике.
Повторилась история как при его визите к Ханне, в министерство. Парень в чёрной форме позвонил куда-то, выслушал ответ и отправил Гюнтера в кабинет Гиммлера, объяснив дорогу. Сдерживая внутреннюю дрожь, он дошёл до широкой двери, с двух сторон которой стояли два неподвижных эсэсовца и флаги со свастикой. Постучал и тут же вошёл. Его встретил худощавый оберштурмбаннфюрер СС в очках, личный адъютант рейхсфюрера Рудольф Брандт.
— Проходите, оберштурмфюрер, рейхсфюрер ждёт вас.
Гюнтер молча кивнул и зашёл в приоткрытую дверь. Увидев сидевшего в дальнем конце комнаты знаменитого шефа СС и гестапо, он перешёл на строевой шаг и, дойдя до стола, принял строевую стойку, одновременно вытянув руку, и гаркнул:
— Хайль, Гитлер!!!
Гиммлер поднял голову, посмотрел на него, и вяло ответил:
— Хайль.
Он встал из-за стола, медленно подошёл к Гюнтеру, обошёл его и вернулся к своему месту.
— Я слышал, вас недавно повысили в звании, оберштурмфюрер? — голос Гиммлера оказался каким-то невыразительным. Да и сам он не произвёл впечатления на Гюнтера. Не было в нём ауры власти, как в фюрере, несмотря на то что он обладал громадным влиянием. Снять с него форму, переодеть, и окажется Гиммлер профессором заштатного университета.
— Так точно, рейхсфюрер! — выкрикнул Гюнтер. Он решил играть роль тупого служаки и ходячего устава. По его мнению, это была хорошая тактика в разговоре с шефом СС.
— Не кричите, оберштурмфюрер. Я не страдаю глухотой и прекрасно вас слышу. Здесь не плац.
— Слушаюсь, рейхсфюрер! — уже тише ответил он.
Гиммлер уселся за свой стол, откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Его взгляд впился в Гюнтера.
— Оберштурмфюрер, я хочу спросить вас о том письме, которое вы передали фюреру, нарушив, тем самым, устав караульной службы и проявив неслыханную наглость! — решил идти напрямик рейхсфюрер.
Гюнтер промолчал. Вопрос ему не задали, значит, нечего лишний раз открывать рот.
— Что вы молчите, оберштурмфюрер? — спросил Гиммлер после паузы.
— Вы не задали вопрос, рейхсфюрер. Мне нечего ответить.
Шеф СС еле слышно фыркнул.
— Кто передал вам это письмо, и каково его содержание? — с напряжением спросил он.
— Не могу ответить, рейхсфюрер! — с каменным лицом ответил Гюнтер, глядя поверх головы Гиммлера.
— Что же вам мешает? Это приказ! — резко сказал рейхсфюрер.
— Я не могу выполнить ваш приказ. Приказ фюрера прямо запрещает мне рассказывать любому об этом письме. Даже вам, рейхсфюрер! — с тем же выражением лица добавил он.
«Не расколешь ты меня, предатель проклятый… Если я козырная шестёрка, а ты козырный король, то фюрер козырный туз! А туз всегда бьёт короля!»
— Я второе лицо после нашего фюрера! Сегодня утром он разрешил вам рассказать мне всё! Докладывайте! — решил зайти с другого конца рейхсфюрер.
— Извините, рейхсфюрер! Мне требуется его личное разрешение. Но… если он разрешил вам узнать его содержание, почему не рассказал сам? — изобразил недоумение Гюнтер.
— Это не ваше дело, почему он решил так, а не иначе! — раздражённо ответил Гиммлер. — Но если вам требуется его личное разрешение, через полчаса вы получите его в письменном виде.
— Ещё раз извините, рейхсфюрер, но требуется личное разрешение фюрера в его присутствии! — стоял на своём Гюнтер.
— Вы что, не верите его письменному разрешению?! — по-настоящему разозлился Гиммлер. Его глаза сверкали от ярости, он вынул платок и начал протирать свои круглые очки. — Или вы издеваетесь надо мной?!
— Никак нет, рейхсфюрер! Таковы инструкции фюрера! Он приказал мне не говорить ничего и никому, пока лично не разрешит мне! Более того, он приказал мне немедленно доложить обо всех, кто будет пытаться узнать об этом письме! — приврал Гюнтер, чтобы слегка остудить Гиммлера.
Шеф СС удивлённо уставился на него, забыв про очки. Опомнившись, он снова уселся за стол и уставился на подчинённого как волк на ежа. Как бы съесть и не уколоться? Гюнтер, сохраняя строевую стойку и неподвижность, внутренне усмехался. Пусть попробует прорваться сквозь запреты фюрера..
— Оберштурмфюрер, может случиться так, что ваше место службы поменяется… Вы станете служить в другом месте… — намекнул Гиммлер.
— Я готов служить Германии и фюреру везде где потребуется, рейхсфюрер! Но фюрер сказал, что я обязан регулярно быть при нём и все переводы на новое место службы обязательно должны быть согласованы с ним! Разве он не уведомил вас? — с показным удивлением спросил Гюнтер.
Гиммлер нахмурился и хотел что-то сказать, но внезапно раздался резкий звук телефонного звонка из аппарата стоящего на столе рейхсфюрера. Судя по поведению шефа СС, этот звонок был довольно важен, так как, он тут же направился к нему, словно забыв про подчинённого. Подойдя и взяв трубку, Гиммлер вытянулся не хуже Гюнтера и почтительно произнёс:
— Мой фюрер, я слушаю вас… Так точно!.. Слушаюсь! — осторожно положив трубку, он растерянно поднял взгляд и обнаружил, что Гюнтер с любопытством смотрит на него. Тут же овладев собой, Гиммлер принял начальственный вид и сказал:
— Меня вызывает наш фюрер, поэтому можете идти, оберштурмфюрер! И запомните, этого разговора у нас не было! Вы поняли? — с нажимом спросил он.
Гюнтер сделал вид что колеблется, но браво ответил:
— Так точно, рейхсфюрер!
Гиммлер пронзительно на него посмотрел. Наконец, взмахнул рукой, отпуская его, и отвернулся. Гюнтер, вышел из кабинета, потом из приёмной, и услышал голос шефа СС:
— Рудольф, срочно подготовь машину!
— Слушаюсь, рейхсфюрер!
Спускаясь по лестнице, Гюнтер почувствовал, что по спине течёт капля пота, а из него уходит напряжение, поселившееся, когда он зашёл в кабинет Гиммлера. Выйдя из здания, он расстегнул верхнюю пуговицу кителя и снял фуражку, чтобы подставить свою голову горячим лучам весеннего солнца. Надо подумать, сообщить ли фюреру об этом допросе или выгоднее промолчать?
— Гюнтер? Дружище! Как я рад тебя видеть! — раздалось совсем рядом с ним.
Удивлённый, он обернулся и увидел какого-то унтерштурмфюрера, который, улыбаясь, подходил к нему. Секундное напряжение памяти и узнавание… Пауль Хофбауэр, командир соседнего взвода в их роте СС во время боёв в Польше, на Бзуре. Хороший товарищ, почти друг. Такой же высокий как и Гюнтер, блондин, любитель поболтать и выпить. Правда, это не мешало ему командовать своим подразделением, и его парни уважали своего командира. Пауль никогда не прятался за их спины, наоборот, бросался в атаку впереди всех и просто удивительно, что он не только не погиб, но и не был ранен. За тот бой, в котором Гюнтер получил свой «Железный Крест», Пауль должен был получить новое звание, поскольку проявил не меньшую доблесть и отвагу в отражении отчаянных польских атак, но умудрился сказануть кое-что нелестное в адрес Гиммлера. Гюнтер знал что Пауль по неизвестным причинам не жалует Гиммлера и удивлялся, почему фюрер не сменит его на кого-нибудь другого. Командир батальона, до которого дошло высказывание, зарубил его представление и намекнул, что тот ещё должен быть благодарен за то что остался унтерштурмфюрером. Пауль горевал недолго, сказав, что звание от него не уйдёт, а всё равно догонит.
— Пауль? Вот это сюрприз! Ты что здесь делаешь? — удивился Гюнтер, после того как они поздоровались. Блондин нисколько не изменился с тех пор, как они в последний раз виделись в Польше.
— Я заходил в отдел кадров, хотел чтобы меня направили на фронт. Лучше всего в Норвегию, но там глухо. Предложили на запад, но сидеть в окопах и стрелять раз в день по французам так скучно… Не знаю что делать! — сокрушённо покачал головой Пауль.
— А что, служить в столице тебе уже надоело? — улыбнулся Гюнтер.
— А… — махнул рукой друг. — Это сначала было здорово, выпивка, девочки, новые впечатления… Потом опять началась эта казарменная уставщина, строевая, надраенные сапоги… Нет, мне бы сейчас на фронт, где опасность, и есть возможность отличиться перед фюрером. Кстати, ты уже оберштурмфюрер? Поздравляю, Гюнтер! Расскажешь за что?
— Да так, услугу фюреру оказал. Ничего особенного… — поскромничал он.
— За «ничего особенного» звания не дают… — нравоучительно заверил Пауль. — Ты уже отметил повышение?
— Ещё нет, вот, думаю, на днях… Тебя приглашу, друзей по роте охраны.
— Меня обязательно! — горячо поддержал друг. — Чёрт, мне уже пора в часть! Извини, хотел бы пообщаться подольше, но… — он развёл руками.
— Ничего, я позвоню, когда решу устроить вечеринку! Давай, до встречи! — помахал он рукой быстро уходящему Паулю.
За разговором с другом он совсем забыл про неприятный визит к рейхсфюреру и теперь отправился домой с хорошим настроением. В самом деле, пока он в отпуске, надо хорошенько отметить звание, иначе потом, при возвращении на службу, сделать это будет намного труднее.
Подходя к своей холостяцкой квартире, Гюнтер увидел, что совсем близко от входа стоит роскошный «опель-адмирал», весь сверкая полированными боками. Вынужденный обходить машину, он с раздражением подумал, что тачка наверняка принадлежит какому-то местному мажору, заехавшему кому-то в гости, так как раньше он такую машину не видел. В своём мире он помнил, что довольно часто некоторые уроды бросают свои машины где попало, лишь бы поближе к двери, наверное, пешком пройти чуть дальше ноги отвалятся. Интересно бы поговорить с таким водителем и объяснить ему как он не прав. Что его шикарная машина загораживает вход и мешает людям. Вот только как сейчас выяснишь владельца, тем более, уже стемнело? Но и уйти просто так обидно. Внезапно Гюнтер усмехнулся, вспомнив как он наказывал таких эгоистов когда был помладше в своём мире. Внимательно осмотревшись, не увидел никого поблизости, в окнах тоже не торчали головы. Поэтому размахнулся и со всей силы пнул сапогом в лакированную дверцу водителя роскошного «опеля». Хорошо, что сигнализации и уличных камер ещё нет! Потом, довольный собой, он поднялся в квартиру, наскоро поужинал и лёг спать. Завтра, наконец, к нему приедет его малышка Лаура, потом опять ехать на съёмки… Надо хорошо отдохнуть!
15 апреля 1940 года. Москва, вечер.
Александр Самсонов (Дитрих Краузе)
Сегодняшний встреча началась как и вчера. Сашу ввели в кабинет, там по-прежнему сидели Круглов и Катя. Девушка была сосредоточена и ни разу не посмотрела на него. Видимо, с ней была проведена разъяснительная работа и она её усвоила.
После того как Александр уселся на своё место и конвоир вышел, следователь вздохнул и произнёс:
— Ваши первичные показания заинтересовали моё начальство. Поэтому я буду задавать те вопросы, которые их интересуют, а вы будете отвечать, подробно и не придумывая. Учтите, если вы станете лгать или придумывать отсебятину, то наблюдающий сейчас за вами физиогномист это определит, и тогда… — он усмехнулся. —..Тогда вам будет неприятно! — обтекаемо выразился Круглов.
Саша, помимо воли, улыбнулся. Вполне понятное желание получить правдивую информацию, а не дезу. Что ж, он не против, ведь для этого здесь и находится. Вообще, Александр вчера, перед сном, думал, что ему можно рассказать, а о чём лучше умолчать. Например, дата смерти Сталина, приход к власти Хрущёва и его «культ личности», гонения на Жукова… Решил, что будет смотреть по обстановке.
— Скажите, Александр Григорьевич, вы говорили, что в 1946 году, всего через год после Победы, в мире начнётся, так называемая, «холодная война». Это довольно странная формулировка вооружённого конфликта, не находите? — Круглов пристально посмотрел на него.
Саша задумался, но потом заговорил:
— Дело в том, что Черчилль, в 1946 году в Фултоне, произнеся свою речь, был уверен, что Великобритания, вместе с США должны надавить на Советский Союз и добиться уступок для себя. За океаном тогда, после смерти Рузвельта, был президентом некий Трумэн, ярый антикоммунист. Поэтому Черчилль так легко смог с ним договориться. Позиции Советского Союза в 1946 году были очень прочными, армия, хоть и начала понемногу демобилизовываться, по-прежнему была огромная и мощная, с хорошим боевым опытом и множеством ветеранов, не раз смотревших смерти в глаза. К тому же, в её руках была столица Германии. Естественно, толстяка с сигарой это не устраивало, он вообще хотел бы, чтобы мы уползли обратно в свою берлогу и не мешали большим англосаксонским дядям решать политику в Восточной Европе… — усмехнулся он. — Вот только русский медведь был слишком сильный, чтобы справиться с ним в одиночку. Да, у англичан и американцев тоже были профессиональные армии с неплохим боевым опытом и ветеранами, но чисто количественно они сильно уступали Красной армии. Зато союзники были сильнее в авиации, флоте и обладании ядерным оружием. Могу добавить, что англо-американцы ещё в 1945 году начнут разрабатывать планы по наступлению на нас.
— Что вы имеете в виду? Хотите сказать, что они решат объединиться с немцами и совместно напасть на наши части? — нахмурился следователь.
— Не совсем. У Черчилля был такой «пунктик» насчёт польского вопроса. Он считал его краеугольным камнем основы безопасности в Восточной Европе. Был уверен, что в Варшаве обязательно должно править так называемое «Польское правительство в изгнании» из Лондона. Товарищ Сталин, естественно, решил, что власть в стране должна состоять из лояльных коммунистам людей, в частности, «Люблинского» правительства. Во многом, из-за этого и разгорелся сыр-бор. Так вот, возвращаясь к планам. Например, операция «Немыслимое». Согласно ему, союзники должны были воспользоваться своим превосходством в стратегической авиации и провести массированные бомбардировки ближних и дальних тылов, а также резервов Красной армии, а потом перейти в наступление на земле. Этот план был отвергнут их генералами как ненадёжный и слишком опасный, к тому же наши агенты в Британии смогли узнать про этот план и предупредили товарища Сталина.
— Другой план… — продолжил Саша. — Под названием «Тоталити» и его продолжения. Суть их в том, что они предписывали нанести воздушные ядерные удары по 20 советским городам, имеющим важнейшее военное, политическое и экономическое значение. В случае успеха, по мнению союзников, товарищ Сталин должен был устрашиться и сам отвести войска до предела, обозначенного англо-американцами… — тут Александр усмехнулся. — Наивные, они думали, что это заставит наших отступить..
— Это верно, я абсолютно уверен, что товарищ Сталин не сломался бы даже в таком случае! — одобрительно кивнул следователь. — Никакие фашисты или демократы не заставят нашу советскую страну стать на колени.
— Я продолжу? — спросил Саша.
— Да, говорите… — согласился Круглов, снова откидываясь на спинку стула.
— Катя, вы не устали? — внезапно спросил Александр, глянув на машинистку. Он заметил, как та вскинула голову и обожгла его взглядом.
— Нет, она не устала. Не отвлекайтесь, Александр Григорьевич! — вернул его внимание к себе чекист.
— Хорошо. В последующие годы были разработаны и другие планы против нашей страны, в основном, американцами. Но они были оборонительными, например, «Дропшот». Это на случай, если нашим танкистам захочется прогуляться до Атлантики… — улыбнулся Саша. — Но на сегодняшний день для СССР самым опасным является совсем другой план, он называется «Щука» или же «Остриё копья».
— Что это за план? — напрягся Круглов.
— В результате того, что мы сейчас как бы союзники с Германией, англо-французы решили нанести в самое ближайшее время массированные воздушные удары по нефтепромышленным районам Кавказа, в частности, по Батуми, Поти, Грозному и Баку. Учитывая, что потребности нашей страны в нефти почти полностью зависят от бесперебойных поставок именно оттуда, то такой план для нас очень опасен. Сами подумайте, остановятся не только танки и броневики, но и грузовики, трактора. Это будет катастрофа. Заодно, это ударит и по надеждам немцев самим воспользоваться нефтепромыслами. На сегодняшний день этот план уже разработан, и на Ближний восток, в Сирию и Ливан, начинает перебрасываться англо-французская бомбардировочная авиация. Советую вам, товарищ старший майор, как можно быстрее донести до нашего командования эту информацию. Очень желательно, чтобы в тех районах была усилена зенитная оборона и увеличено число истребителей.
— То есть, они могут нанести удары в любой день и час? Чёрт вас побери, Александр Григорьевич, почему вы сразу мне об этом не сказали!? — занервничал чекист, вставая из-за стола. Было ощущение, что он готов прямо бежать отсюда, чтобы не потерять ни минуты.
— Хм… я просто забыл… — усмехнулся Александр. — Знаете, когда вас часто бьют по голове, не мудрено и забыть что-нибудь, верно? — пошутил он, хотя в мыслях ему было не до смеха.
— А вы не шутите и не провоцируйте, Александр Григорьевич! И тогда всё у вас будет нормально. И не будет проблем с головой, от того что вы неудачно упали или ударились ею о стенку! — отбрил его Круглов, катнув желваками. — Сержант, за мной! — это он Кате. — А этого… в камеру!
Уже идя по коридору в привычное место жительство, Саша подумал, почему его ненавидит Катя? Вроде бы, ничего плохого он ей не сделал… Не могла же такая антипатия возникнуть просто так? Всё-таки красивая она девчонка! Или ему так кажется от того что долго не было секса? Хотя, это для кого как. Например, у него был друг, который, если не потрахается хотя бы раз в день, считал что он прошёл зря, при этом сам был холостой… А другие спокойно живут без этого неделями и месяцами.
Отбросив эти мысли он дошёл, вместе с конвоирами, до камеры и опустился на свою лежанку. Когда же он, наконец, сможет выйти на улицу и просто прогуляться на свежем воздухе? И чем, интересно, сейчас занимается Гюнтер?
16 апреля 1940 года. Берлин.
Ева Браун.
В этот день Ева решила снова попробовать увидеться с её любимым Адольфом. Хоть он её по-прежнему игнорировал, она не теряла надежды пробиться к нему. Но Гюнше твёрдо стоял на своём: фюрер не хочет её пока видеть! Приходилось ждать недалеко от его кабинета, надеясь, что Гитлер выйдет, и она сможет с ним поговорить.
Казалось, ей повезло. Не прошло и пяти минут, как фюрер вышел из своего кабинета, ожесточённо жестикулируя и препираясь с Гиммлером. Не обратив внимания на поджавшего губы рейхсфюрера и раздражённого Гитлера, она улыбнулась и поспешила к нему.
— Нет, Генрих, на этот план я не даю своего согласия! И ты сам знаешь почему! Неужели я должен каждый день говорить тебе об этом? Успокойся и займись тем что я тебе говорю!..
— Здравствуйте, мой фюрер! Как у вас дела? — радостно спросила она.
Гитлер, прерванный ею, медленно повернул голову и полыхнул по ней разгневанным взглядом. Усики дёрнулись, чёлка растрепалась.
— Опять ты!.. Глупая, болтливая курица! — припечатал он со злостью. Осмотрев её, он фыркнул и больше ничего не сказав, ушёл по коридору. Ошеломлённая Ева застыла на месте, в глазах у неё появилась влага, но это было ерундой по сравнению с тем что было на сердце. Оно просто разрывалось… Что опять случилось? Он опять не в настроении? И она в этом виновата? А может… он нашёл другую? Или она, Ева, больше ему не нужна?
Погрузившись в свои мрачные мысли, она не сразу услышала, как к ней обращается Генрих Гиммлер.
— Извините, Ева. Вы сейчас можете говорить? — его голос был вкрадчивым и ласковым. Появилась мысль довериться ему, пожаловаться..
— Да, герр рейхсфюрер… Извините меня, что-то в глаз попало… — изо всех сил она старалась не расплакаться перед ним. Как стыдно! Гитлер унизил её при посторонних! Сколько можно терпеть такие унижения?! Неужели у неё совсем нет самоуважения?
— Я понимаю.. — ответил Гиммлер. — Я хотел бы узнать от вас кое-что очень для меня важное… Можете рассказать? — мягкий голос обволакивал, хотелось слушать его..
— Да, конечно, герр рейхсфюрер… спрашивайте! — она не удержалась и шмыгнула носом. Хотела вытереть глаза платком, но тот остался в её сумочке. Пришлось аккуратно стереть влагу пальцами.
— На прошлой встрече вы упомянули о письме, которое передал нашему фюреру один из охранников. Не могли бы вы рассказать об этом более подробно? — ласковый голос доброго дяди, который защитит и поможет.
Вдруг поняв, что он спрашивает, Ева похолодела от страха. Неужели это то о чём её предупреждал Гюнтер? Ведь он говорил, что Гиммлер может спросить о письме. Что же делать? Слова Гюнтера послушно появились в её голове.
— Извините меня, герр Гиммлер, но я не могу вам рассказать… — сожалеющим голосом ответила Ева. — Фюрер запретил мне хоть кому рассказывать об этом. Вы же видите как он злится из-за того моего промаха..
— Ничего страшного, Ева. Я ему ничего не скажу и никто не узнает об этом. Просто я боюсь, что этот Гюнтер может оказаться опасен и нанести вред фюреру. Поэтому..
— Вы ошибаетесь, герр Гиммлер! Гюнтер нисколько не опасен фюреру, наоборот, он его охранник и всегда защитит его, даже ценой своей жизни! — горячо ответила она, к своему удивлению. Как Гиммлер мог подумать что Гюнтер такой как он сказал? Он добрый, хороший, красивый… чуть нахальный! Она вспомнила его хитрость, как он обманом заставил её поцеловаться и невольно улыбнулась.
Рейхсфюрер внимательно посмотрел на неё.
— Что вы, Ева, я вовсе не это имел в виду! Вы же знаете, я заведую всей безопасностью Рейха и обязан по долгу службы знать всё что касается нашего фюрера, понимаете? — проникновенно спросил он. — А тут какое-то письмо прошло мимо меня… Это неправильно, Ева! Так не должно быть! — твёрдо произнёс он.
— Подождите, но он же ваш подчинённый? Спросите его сами и всё узнаете… — удивилась Ева.
Гиммлер с досадой вздохнул.
— Он говорит, что фюрер запретил ему рассказывать. Как и вам, похоже… Но, понимаете, Ева, если опасность грозит фюреру, я тем более должен знать чтобы защитить его! Вы же должны это осознавать? — с нажимом спросил он. Было видно, что рейхсфюрер злится и пытается успокоиться. Она почувствовала свой страх и решила уйти.
— Извините, герр Гиммлер, но я не могу вам ничем помочь. Ещё раз извините, мне надо идти! — она быстро развернулась и пошла к выходу. Шеф СС молча смотрел вслед, сжав кулаки.
Выйдя из здания рейхсканцелярии, она перестала колебаться и твёрдо решила. За то что фюрер так жестоко её унизил, она пойдёт в Гюнтером на свидание… то есть, на встречу! В конце концов, если Гитлер так обращается с ней, она ему отомстит, пусть ревнует, если узнает! Она молодая, красивая девушка и ей хочется если не любви то внимания! Так ему и надо!
Гордо вскинув голову, Ева подошла к ближайшему такси и назвала адрес своей берлинской квартиры, которую для неё снял фюрер, чтобы не присылать машину за ней в Мюнхен. Если она не нужна фюреру то точно нужна кое-кому другому!
Тот же день. Берлин.
Гюнтер Шольке.
— Наконец-то, милая! Я уже соскучился! — улыбающийся Гюнтер вытащил из такси один из чемоданов Лауры и поставил на землю. Сама девушка, вместе с ещё двумя чемоданами и несколькими тюками, сидела в машине, пытаясь вылезти из неё. Гюнтеру была видна только её голова с жалобным выражением лица. Лаура сидела на заднем сиденье и со всех сторон была завалена вещами. Гюнтеру, как он не старался, так и не удалось сохранить серьёзность на лице и он рассмеялся, глядя как его Цветочек барахтается но так и не может вылезти. Девушка, несколько раз дёрнувшись, видимо, окончательно потеряла надежду справиться самой и нахмурившись, крикнула:
— Гюнтер, это не смешно! — но сама тут же расхохоталась. Он, вместе с водителем, начал освобождать её из плена вещей, попутно спросив:
— Лаура, почему ты сидишь в центре? Надо было бы сесть с краю, тогда смогла бы нормально вылезти.
— Да это её подружки постарались, герр оберштурмфюрер… — вмешался водитель. — Они сказали ей сесть в середину и начали засовывать вещи в машину с двух сторон. Я пытался им рассказать как надо сделать правильно, но куда там! Они меня не слушали, хи-хи да ха-ха… Сказали, что так доедет, а здесь её кавалер поможет… — улыбнулся водитель.
— Да, Лаура, твои подружки любят подшутить! — вытаскивая один большой тюк, сказал Гюнтер. Наконец, все вещи были вытащены и сложены горкой возле двери, Гюнтер расплатился с водителем, поблагодарив за помощь, и крепко обнял свою малышку. Жаркие, знакомые губы, прижавшиеся к нему, снова начала зажигать в нём огонь желания, и Гюнтер с сожалением оторвался. Так хотелось продолжить наверху, но совершенно не было времени. Надо было быстрее заносить вещи и ехать на съёмки.
Вдвоём они быстро затащили всё наверх и оставили в гостиной, решив, что займутся разборкой во второй половине дня. В процессе этого, Гюнтер сквозь зубы снова тихо выругался в адрес проклятого пижона, который и не подумал убрать свой «опель» от входа, из-за чего им приходилось протискиваться с вещами вплотную к двери. Снова возникла мысль оставить ещё одну вмятину на дверце машины, но сейчас, днём, да ещё при Лауре… Пришлось сдержаться.
— Так, милая! Сейчас мы едем на съёмки! Потом вернёмся и наведём дома порядок, заодно и поедим! — озвучил он дальнейшие планы. Лаура удивлённо посмотрела на него:
— На какие съёмки?
— Я не успел тебя предупредить… Дело в том, что знакомая моей матери работает в рейхсминистерстве пропаганды и она уговорила меня сняться для патриотических плакатов и фотографий. А потом захотела, чтобы было ещё несколько кадров с девушкой-медсестрой. Я решил, что ею будет одна маленькая, красивая девушка… А что, ты против? — с удивлением спросил он.
— Ой, конечно нет! — радостно улыбнулась она. — Если сниматься вместе с тобой, то с удовольствием! Это так здорово! Мы с тобой попадём в газеты и журналы? — её глаза заблестели от восторга.
— Ну, это уже решать будет Ханна… Точнее, фрау Грубер! — поправился он.
— Подожди, но если там нужна медсестра… у меня же нет с собой формы! — растерянно ответила девушка.
— О, там столько одежды что, наверное, хватит на целую роту… — рассмеялся он. — А если нет, то Ха… фрау Грубер скажет нам, тогда заедем к тебе в Шарите и возьмём.
— Хорошо, любимый, так и сделаем! — согласилась Лаура.
Гюнтер нашёл такси, и они через минут десять уже были возле здания министерства. Снова стойка информации и Гюнтера пригласили пройти наверх. Он обернулся к девушке и попросил:
— Милая, подожди здесь, я скоро!
— Хорошо, Гюнтер, я пока посижу.
Он поднялся по знакомой лестнице, и постучав, зашёл в приёмную. Клара, увидев его, покраснела и уставилась на него с опаской. Гюнтер тихо подошёл к ней и кивнул на дверь начальницы:
— Фрау Грубер у себя?
— Д-да, герр оберштурмфюрер… — тихо ответила девушка. Она не смогла смотреть ему в глаза и опустила свой взор.
— Значит, ты опять хочешь наказание, девочка? — сокрушённо покачал он головой. — А я думал, ты всё запомнила..
Секретарша удивлённо подняла голову и мельком взглянула в глаза.
— Не понимаешь? А я ведь предупреждал, как меня следует называть наедине… — грустно сказал Гюнтер. Клара, наконец, поняла о чём он говорит и её глаза расширились от понимания ошибки. Ротик растерянно приоткрылся.
— Ой, извините. Я опять забыла, Гюнтер. Простите, пожалуйста, я нечаянно… — прошептала она, поправляя волосы.
— Встань, девочка. Посмотрю, как ты выполнила моё задание… — властно приказал он.
Клара медленно встала, вытянув руки по швам. Гюнтер посмотрел вниз и огорчённо цыкнул языком. Юбка была такая же как и вчера. Она проигнорировала его приказ. Ну что же, сама виновата..
— Вот как, значит… Решила, что можно наплевать на приказ старшего по званию? Нехорошо, девочка… — он встал позади неё. Девушку начало мелко потряхивать. — За это положено дисциплинарное взыскание на усмотрение высшего офицера.
— Но… Гюнтер… Я не могу этого сделать, форма одежды для служащих рейхсминистерства утверждена самим доктором Геббельсом. И… что скажет фрау Грубер, если увидит меня в… новой юбке? — голос её подрагивал, но она пыталась говорить спокойно.
Гюнтер усмехнулся, с удовольствием осматривая её ладную фигурку сзади.
— Хорошо, отменяю свой приказ. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня. Но это не значит, что я прощу игнорирование другого моего приказа. Нагнись! — он сказал ей это прямо в ушко. Откровенно говоря, Гюнтер не думал что она подчинится. Вся эта история с юбкой и обращением к нему по имени, было лишь игрой для него. На самом деле он не мог ей приказать. Тем больше было его удивление, когда, после короткой заминки, девушка медленно наклонилась над своим столом. В такой позе она поразительно напоминала персонаж из фильма «Секретарша». Гюнтер ощутил, как кровь заструилась в венах быстрее от её соблазнительной фигуры.
— Подними юбку до пояса… — Гюнтеру стоило усилий удержать голос спокойным и холодным. Клара повернула к нему голову и неверяще посмотрела на него. Глаза расширились ещё больше, казалось, она не до конца поняла смысл его команды.
— Я сказал — поднять юбку до пояса. Это приказ! — рыкнул он. Возбуждение, охватившее его, заставило забыть что это было игрой, что двери в коридор не закрыты на замок, и что Ханна могла в любое время выйти из своего кабинета. В эту минуту для него была важна только Клара и её подчинение.
Её руки дрогнули и вцепились в край форменной юбки. Помедлили… и потащили ткань вверх, обнажая красивые ноги в чулках. Глаза её не отрывались от него, лицо красное как спелый помидор. Наконец, юбка заняла своё место на талии и Гюнтер смог полюбоваться на совершенную попку секретарши Ханны. Трусы мешали, и он без колебаний спустил их до колен. Реакцией Клары стал лишь прерывистый вздох, руки дёрнулись, но так и не осмелились помешать ему. Округлые ягодицы манили к себе, и Гюнтер с трудом удержался от восхищённого возгласа. Сглотнув, он тихо сказал:
— За каждое проявление забывчивости ты получишь пять ударов. За вчера пять… и за сегодня. Всего десять. Понятно?
Клара заторможенно кивнула. Она так и продолжала смотреть на него, словно не верила, что всё это происходит с ней наяву. Наверное, думала что сон. Пора показать ей что это реальность.
Он размахнулся и опустил ладонь на левую ягодицу.
— Один!
— Ой… — послышалось от девушки.
— Два! — теперь досталось правой ягодице, для симметрии.
— Ой! — снова пискнула Клара.
— Три!..Четыре!..Пять!..Шесть!..Семь!..Восемь!..Девять!..Десять! — он опустил горящую ладонь и полюбовался на свою работу. После пятого удара девушка больше не ойкала и лежала грудью на столе неподвижно. Её ягодицы стали красными, кожа горячая. Решив проверить, Гюнтер провёл пальцами ей между ног, от чего она вздрогнула. Вынув руку, он осмотрел пальцы и улыбнулся. Они были мокрыми.
— Так… я смотрю, тебе понравилось? — с ухмылкой произнёс он. — Хотел наказать, а вместо этого доставил удовольствие?
Ответом было молчание. Девушка продолжала лежать, уткнувшись в стол. Опять она его игнорирует? Сейчас исправим.
— Отвечать, когда спрашивают! — и вонзил ей пальцы между ног. Клара вздрогнула и издала глухой стон.
— Ну?
— Да… Гюнтер… — послышалось еле слышно.
— Значит, ты любишь это? Что ж, учтём… — протянул Гюнтер. Вытерев руки об её юбку, он одёрнул ткань и обычным голосом велел:
— Доложи обо мне фрау Грубер! — сказал он, усевшись на стул возле стены. Клара ещё секунд десять лежала на столе, приходя в себя. Потом рухнула на свой стул, и не глядя на него, поправила волосы. Наконец, её дыхание успокоилось и она, нетвёрдой походкой, пошла к двери кабинета. Открыла её и исчезла внутри. Быстро появилась и сказала:
— Фрау Грубер сейчас выйдет.
— Хорошо.
Клара уселась обратно на своё рабочее место и начала быстро что-то печатать. На него больше не смотрела. Через пару минут вышла Ханна, в своей обычной форме.
— Как у вас дела, герр оберштурмфюрер? — на лице играла улыбка, глаза веселились непонятно из-за чего.
— Спасибо, фрау Грубер, всё хорошо. Вы готовы? — ответил он.
— Да. Вы привезли девушку для съёмки? — спросила женщина, идя к выходу.
— Она ждёт нас внизу.
— Хорошо!
Они спустились вниз, к стойке информации, где прохаживалась Лаура. Гюнтер подвёл Ханну к ней и представил их друг другу.
— Фрау Грубер, позвольте представить вам Лауру Блюм, мою девушку. Она отличная медсестра, лечила меня после аварии и того пожара. Лаура, а это фрау Ханна Грубер, лучшая подруга моей матери.
— Здравствуйте, фрау Грубер! Мне очень приятно познакомиться с вами! — улыбаясь, протянула руку Лаура.
— И вы здравствуйте, фройляйн Блюм… — оценивающе оглядела её Ханна, пожимая руку. Гюнтеру показалось, что за секунду опытная женщина мгновенно просканировала внешность девушки и сделала свои выводы.
— Фрау Грубер, я хотел спросить, на полигоне есть одежда медсестры и вообще женская одежда? — спросил он. — Если нет, то мы можем заехать в Шарите за формой.
— Конечно, есть, герр оберштурмфюрер! И на вашу девушку найдётся всё необходимое. А теперь едем! — она первая вышла во двор и направилась к знакомому автомобилю. Фотограф Фридрих уже ждал возле машины. Возникла короткая заминка кто где поедет, но Ханна всё решила. Отправила Фридриха вперёд, рядом с водителем, Гюнтера посадила на середину заднего сидения, а сама уселась сбоку, прижавшись к нему. Так же села и Лаура, но с другой стороны.
Сама поездка казалась ничем не примечательной. Лаура, после выезда из города, задремала у него на плече, Фридрих смотрел в окно, а Ханна, словно случайно, положила свою руку в перчатке Гюнтеру на бедро. Он недоумённо посмотрел на неё, что-то она совсем осмелела, а если Лаура откроет глаза или водитель увидит в зеркале заднего вида? Ханна улыбалась своими накрашенными губами. Или это наоборот, её заводит? Осторожно взяв его правую руку, она положила её на своё бедро, отчего по телу Гюнтера пробежала жаркая волна. Какая же она развратница, эта Ханна… Женщина не удовлетворилась этим и начала медленно поднимать юбку на бедре, не отрывая от Гюнтера глаз. У него, от такого зрелища, пересохло во рту, пришлось сглотнуть. Быстро взглянув на водителя и Фридриха, он увидел, что оба всецело поглощены своими делами и не смотрят назад. Она что, решила его смутить? Или взять на слабо? Ну что ж, поиграем!
Он сжал её бедро рукой и уверенно потянул вверх подол юбки Ханны. Та, перестав улыбаться, тоже глянула на передние сидения и посмотрев на Гюнтера, покачала отрицательно головой. Попыталась убрать его руку но не смогла. В её глазах появилась мольба, она просила его остановиться. Теперь уже улыбнулся он, и подмигнул ей. Остановившись на полоске голой кожи над чулком, Гюнтер начал поглаживать её, не отводя взгляда от лица Ханны. Поласкав её ногу несколько минут, он убрал свою руку, сжалившись над беззвучно молившей его женщиной. Вернув юбку на место, та откинула голову на сидение, посмотрела на него долгим взглядом и, улыбнувшись, закрыла глаза. И потом, до самого полигона все ехали спокойно.