Тот же день. Москва.
Залесский Алексей Дмитриевич.
Он закурил папиросу и устало откинулся на подушку, бездумно смотря в потолок. Дым лениво поднимался вверх, потянувшись к открытой форточке. На улице уже было светло, неподалёку лаяла собака, за тонкой стенкой слышались голоса соседей, раздражённо что-то обсуждавших. Под окном потянулись на работу люди.
Алексей обвёл глазами скудно обставленную комнатушку и угрюмо скривился. Да, эта нищая халупа сильно отличается от его такой уютной комнаты, в которой он жил в детстве. Хоть и прошло с того времени уже больше двадцати лет но Алексею часто снился тот сон где он, маленький, чистенький мальчик, лежит на мягкой перине и смотрит на стены своей комнаты, обклеенной светло-зелёными обоями. Как же в ней ему было хорошо! Это он понял только сейчас, а тогда воспринимал как само собой разумеющееся. Тихо тикающие часы на изящной тумбочке с гнутыми ножками, игрушки: балерина на одной ножке, которая крутится под мелодию, целая куча солдатиков, пехотинцев и кавалеристов… Широкая полка на стене, где стояли его книжки.
Скрипнув зубами, он прогнал эти воспоминания, всё равно этого уже не вернёшь. И теперь он, потомственный дворянин Залесский, предки которого отличились во время Отечественной войны 1812 года, вынужден обитать здесь, в этом вшивом бараке, вместе с теми кто раньше почтительно приветствовал его, снимая картузы и кепки. Да ещё под чужим именем и фамилией! Работать в мастерской простым рабочим! Какой позор для аристократа… Проклятые красные скоты!! Всё это случилось из-за них..
…Тот день запомнился ему в подробностях, хотя он предпочёл бы многое забыть. Утром он как обычно проснулся, умылся, оделся и пошёл завтракать вместе с матерью, Еленой Викторовной. Ему тогда было всего семь лет. И именно в этот день маленькому Алёше довелось узнать какими иногда бывают люди, которые ещё вчера кланялись им и заверяли в верности. На дворе стоял 1917 год, октябрь. В стране царила неразбериха, власть самоустранилась, а улицами завладела толпа всяких расхристанных бродяг. Рабочие и нижние чины запасных полков бродили пьяными, горланили пропитыми голосами какие-то лозунги и угрозы. Иногда слышались выстрелы, а за углом, там где был участок, что-то горело. Уже который день завтрак и обед были скудными, продукты доставать стало труднее. Некоторые слуги куда-то пропали, скорее всего, сбежали, и его мать сама ходила за покупками. Обстановка в доме была гнетущая, мама часто сидела в тишине и не отвечала на его вопросы. А он, семилетний озорной мальчишка, всё старался развеселить маму. Его отец, пехотный штаб-офицер, пропал без вести на фронте ещё год назад, и всю свою любовь Елена Викторовна перенесла на горячо любимого сына.
Они тихо пообедали, еду им подавала единственная оставшаяся с ними горничная матери, Маша, девушка лет 23, которую ещё в детстве приютила мать. С тех пор девочка служила им верой и правдой, сильно привязавшись к своей спасительнице и её сыну. Ещё был старый слуга, Тихон, который еле ходил, так как его левая нога была изуродована японским снарядом в сражении под Порт-Артуром в 1904 году.
Внезапно в дверь их дома загрохотали ногами несколько человек, громко требуя открыть им именем революции.
— Мама, а кто там стучит? — спросил он с детской непосредственностью. Елена Викторовна слегка побледнела и спокойным тоном сказала:
— Плохие люди, Алёша. Маша, ты же помнишь, что я тебе сказала сделать в таком случае? — обратилась она к горничной. Та округлила глаза и прижала руку ко рту.
— Да, барыня… — еле слышно ответила девушка.
— Идите сейчас же! Алёша, немедленно иди с Машей и выполняй всё что она скажет. Хорошо?
— Да, мама!
Удивлённый таким тоном матери, которая раньше никогда с ним не говорила, он без возражений подошёл к девушке, которая крепко схватила его за руку и потащила его в коридор, к чёрному выходу для прислуги. Однако, почти добежав до него, Алексей с Машей увидели что дверь начали выламывать снаружи, видимо, часть «гостей» решили подстраховаться и не дать никому сбежать.
Горничная лихорадочно заметалась, не зная что делать, но вдруг, что-то придумав, метнулась назад и, таща за руку ничего не понимающего Алёшу, заскочила в спальню хозяйки. Это была уютная комната с большой кроватью, на которой он любил раньше лежать вместе с матерью. Теперь же он спал в своей личной комнате, а его мать, после того как пропал отец, спала одна.
— Лезьте под кровать, барчук! — выпалила Маша дрожащим от страха голосом.
Он недовольно сморщился. Игра внезапно перестала нравиться ему и он решил что пора её заканчивать.
— Не хочу! Там пыльно..
— Ну пожалуйста, Алексей Дмитриевич! — взмолилась девушка, обхватив его руками. — А то барыня нас заругает! А ещё… — она заговорщицки улыбнулась… — Я вам очень вкусную конфету дам! И барыне не скажу!
Против такого аргумента он не смог устоять и, вздыхая, полез под кровать. Алёша был сладкоежкой и любил печенье, конфеты, сладкие коржики, но мать строго ограничивала его в этом, поэтому мальчик решил согласиться, сглотнув слюну. Интересно, какую конфету Маша ему даст?..
После того как он залез под кровать, туда же, извиваясь, втиснулась и Маша. Обладая маленьким ростом и стройной фигуркой, она смогла поместиться рядом с ним и затихла, знаком показав ему что нужно молчать. Покрывало свисало с кровати почти до пола, скрывая их от посторонних глаз, но сквозь бахрому на концах материи они могли видеть всё что происходит в спальне.
Повисла тишина, которая быстро нарушилась топотом ног и злобными криками в коридоре. Похоже, взрослые дяди ворвались в дом, решил мальчик. Через несколько минут внезапно дверь в комнату с треском распахнулась, и в спальню буквально втолкнули Елену Викторовну и Тихона. Слуга держался за голову с которой капала кровь и тихо матерился. Его мать, пыталась оставаться спокойной, но Алёша видел что она одновременно испытывает гнев и страх.
Вместе с ними в комнату ворвались несколько незнакомых человек: крепкий матрос в тельняшке, двое мужчин в одежде мастеровых и молодой парень, одетый более прилично. Кроме матроса, у которого был «маузер», все были вооружены винтовками.
— Ну что, сударыня, вот мы и снова встретились с вами! — улыбаясь, произнёс парень, похожий на студента.
— Вы?! — поражённо прошептала мать Алёши. — Но… Как вы посмели сюда явиться после того как… — она замолчала.
— О, сударыня, я долго ждал этого момента, поверьте! — с радостью ответил студент, злобно ощерившись. Глаза его засверкали, он подошёл вплотную к женщине и, схватив её за волосы, попытался впиться ей в губы. Елена Викторовна в последний момент успела отвернуть голову и оттолкнула парня. Его спутники расхохотались, а Алёша под кроватью завозился под кроватью, пытаясь вылезти и защитить свою маму. Маша крепко вцепилась в него и зажала ему рот своей ладошкой.
— Что, Студент, не достоин ты своей крали, а? — смеялся матрос. — Происхождением не вышел?
Мастеровые его поддержали, а парень закричал от злобы и со всей силы дал женщине пощёчину.
— Сука! — он подскочил к упавшей женщине и ударил её ногой в живот, матерясь от ярости. Елена Викторовна глухо застонала, свернувшись в клубок на полу, пытаясь вдохнуть воздуха.
— Кончай, Студент, пусть сначала скажет где червонцы и эти… как их?.. ассингации заныкала, а потом уже развлекайся… — утихомирил его всё тот же матрос, взяв за плечо.
— Ассигнации… — поправил его Студент, постепенно приходя в себя и поправляя одежду.
— Да какая, на хер, разница? — подал голос один из мастеровых. Он покачивался, видимо, хорошенько набрался перед делом.
Алексей под кроватью оцепенел, глядя на мать. В голове было пусто, ему казалось, что это не он лежит там, а совсем другой мальчик.
Студент нагнулся над женщиной, снова взял её за волосы и повернул голову к себе:
— Говори, где деньги, украшения, ценности? Отвечай, высокородная шлюха!
Женщина промолчала, хватая ртом воздух. Зато очнулся Тихон, который сидел в углу на полу, прижатый к нему вторым мастеровым.
— Нету денег у барыни… Всё на продукты ушло… — его голос был глухой и болезненный.
— Не ври, дедуля! Что-то наверняка осталось… — сказал матрос, осматриваясь. — А неплохо живет эксплуаторша народа… — хмыкнул он, подходя к кровати. Разлёгся на чистом покрывале в своей грязной тельняшке и вытянулся:
— Мягко… Я бы тоже так хотел!
— Нет у нас ничего, мужики… — продолжил Тихон, не глядя на них. — Побойтесь Бога, уходите, не трогайте Елену Викторовну..
— Что ж, добром она говорить не хочет… Значит, спросим по другому. Студент, давай! — скомандовал матрос, вставая с кровати. Тот снова улыбнулся и, подхватив с пола женщину, бросил её на освободившуюся постель.
Алексей под ними услышал треск рвущейся ткани и отчаянный крик матери:
— Нет!!! Отпусти, грязная скотина!
— Ну уж нет, сударыня!.. Я не даром столько ждал этого случая чтобы сейчас отступить! Тогда ваш муженёк помешал мне получить вас, а теперь его нет!.. И на помощь никто не придёт! — торжествующе захохотал он, навалившись на неё. Мастеровые и матрос посмеивались, глядя на эту сцену.
Внезапно всё изменилось. Тихон, зарычав, попытался отбросить державшего его рабочего, тот усилил напор, и между ними завязалась драка. Другой рабочий и матрос кинулись на помощь подельнику. На полу образовался клубок из тел. Тихон сумел мощным ударом отбросить одного из грабителей, но матрос достал откуда-то нож, и с размаху всадил его верному слуге в грудь. Тот выгнулся, широко открыл рот, из которого хлынула кровь, и резко обмякнув, затих. Так закончил свой боевой путь фельдфебель 124-го Воронежского полка Сидорчук Тихон Герасимович, награждённый солдатским Георгием 4-й степени.
Тем временем, Студент вскрикнул и встал с кровати, шатаясь.
— По… Помоги. те… — и упал на пол, содрогаясь. Его сообщники недоумённо уставились на него, пытаясь понять что ещё случилось. Переведя взгляд на женщину, матрос прошептал:
— Вот же блядь..
Алексей видел в зеркале, напротив кровати, что женщина, залитая кровью Студента, сидела на постели и сжимала в руках маленький ножик. Открыв рот, он смотрел как из внутренней части бедра парня хлестала толчками кровь, а его лицо бледнело на глазах. Широко открытый рот, казалось, пытался что-то сказать, но сил уже не было… Дёрнувшись в последний раз на глазах изумлённых сообщников, Студент умер, так и не успев осуществить своё гнусное желание.
— Эта стервь прирезала Студента! — воскликнул один из мастеровых. Алёша знал, что его мать некоторое время работала сестрой милосердия одного из столичных госпиталей и, скорее всего, знала куда можно ткнуть ножом, чтобы защититься. В это время второй рабочий, который уже оклемался от удара Тихона, молча поднял винтовку и, зло ощерившись, в упор выстрелил в Елену Викторовну. Тихо всхлипнув, женщина повалилась на кровать, а по комнате поплыл запах пороха. Алёша под кроватью онемел, превратившись в соляной столб.
Матрос, в последний момент заметивший действие рабочего, попытался помешать ему, но не успел.
— Что ты наделал, дурья твоя башка!? — со злостью накинулся он на стрелявшего. Вырвав у него винтовку, отпихнул в сторону, к стене.
— А что такого-то? Она, значит, нашего прирезала, а мы..
— А как мы теперь узнаем куда она всё своё добро припрятала, бестолочь фабричная?! — заорал ему в лицо матрос с бешеными глазами.
— Точно, Ванька, телок ты ещё несмышлёный… — поддержал его второй мастеровой. — Да и развлечься с ней хотели… такая чистенькая, породистая, голубая кровь, чтоб её… А ты взял и похерил нам всю сладость..
Тот сплюнул на пол и, поколебавшись, ответил:
— Ничего, в городе ещё полно таких осталось… не одна так другая..
После этого трое оставшихся «революционеров» начали громить дом, лазать по шкафам и искать ценности. Ничего не нашли, кроме столового серебра и одежды. После этого, усталые и разочарованные, он подожгли дом и ушли.
Алёша, вместе с Машей, выбежали на улицу когда дом уже серьёзно полыхал. Сам он был в какой-то прострации, безмолвно выполнял то что ему говорила служанка и просто бежал за ней куда-то. В голове и сердце образовалась какая-то пустота. Маша, как он понял позже, привела его в какую-то квартиру снятую на те скудные деньги, которые ей дала его мать заранее…
Этот день, на протяжении двадцати трёх лет, очень часто вспоминался ему. Горечь утраты пришла позже, он плакал, даже выл, на груди у Маши, которая прижимала его к себе и тоже плакала вместе с ним. А потом началась для него новая жизнь..
Прервав его воспоминания, рядом с ним зашевелилась молодая девушка с красивым лицом и прекрасным телом. Под одеялом она была голая, как он и любил.
— Ммм… Ты уже проснулся, Алёша? — протянула она, прижавшись к нему.
— Да, Катюш… А ты спи, если хочешь. Сегодня на работу не пойду, что-то слабость сильная… — проговорил он, погладив её по русым волосам.
— Ты не заболел? — встревожилась она и потрогала его лоб. — Вроде, нормальный..
— Не знаю, просто полежу. А тебе сегодня на службу?
Катя зарылась носом в подушку и застонала.
— Угу… А так хочется остаться с тобой.
Алексей засмеялся и взъерошил ей волосы.
— Ничего, я же никуда не убегу. Встретимся вечером или завтра. Вставай, а то опоздаешь!
Снова застонав, девушка села на кровати. Потом медленно встала и взвизгнула, получив шлепок по своей круглой попке. Сонная и взлохмаченная, она показала ему язык и начала одеваться, нарочито медленно, поглядывая на него. Сначала трусики, потом лифчик, пояс для чулок, сами чулки. Затем настал черёд форменной юбки и гимнастёрки. И наконец, своё место занял берет. И вот, перед ним стояла сержант госбезопасности Екатерина Цветкова.
Алексей усмехнулся. Какая ирония судьбы! Знай она что встречается с самым настоящим врагом советской власти, что бы сделала? Пристрелила на месте? Или сдала своим? А ведь эта дурочка любит его, он по глазам видит. Встретились случайно, почти год назад, когда она, задумавшись, врезалась в него на улице, пока он покупал мороженое. Тогда Катя была в гражданском платье и он, конечно, не знал о ней ничего.
Девушка извинилась, он предложил познакомиться, прогуляться… Вот и результат. Девушка ему понравилась, и уже через несколько дней она была в его постели. Неопытная девственница, она познавала с ним уроки любви, и страстно влюбилась в него, правда, пытаясь скрыть это от него. Напрасно! Он это быстро понял, её глаза всё сказали сами.
Открылась о своей работе она ещё через несколько месяцев, когда он случайно встретил её на улице в форме, застыв от удивления. Последовал прямой разговор, и горячее его завершение в постели.
Алексей не сразу смог прийти в себя от такого афронта судьбы. Подумать только, он спит с сержантом госбезопасности, службы, которая с радостью бы пообщалась с ним, будь такая возможность. Некоторое время он сомневался, опасаясь, что она специально свела с ним знакомство и он уже на крючке, но время шло, а её поведение оставалось таким же. И Алексей вынужден был признаться сам себе что это, видимо, одна из шуток судьбы. К тому же, его чуйка, которая всегда сигнализировала об опасности и уже несколько раз спасла его, молчала.
Однажды, на её дне рождения, они выпили больше обычного и девушку развезло. Сама, без всякого его принуждения, она начала рассказывать о своей работе, хоть это и было запрещено. Видимо, всё это копилось внутри неё и она хотела выплеснуть напряжение, рассказать кому-то кто, по её мнению, достоин доверия.
На утро она извинялась и просила никому не рассказывать про то что он услышал и Алексей с готовностью пообещал, добавив, что она всегда может рассказать ему то что хочет, дальше него это всё равно не уйдёт.
С тех пор, периодически, он иногда наливал Кате чуть больше чем надо и язык у неё распускался. Выложив ему всё что хотела, девушка шутливо говорила что теперь ей придётся убить его чтобы сохранить тайну, но есть возможность на милосердие… После этого, он наваливался на неё своим крепким телом и все мысли о работе и тайных сведениях вылетали из её головки и их место занимало желание..
Вчера вечером она снова пришла к нему, в его комнату. Другие жильцы, соседи, уже начали привыкать к её частым визитам, и каждый раз старались не показываться ей на глаза, кто знает эту девчонку из госбезопасности? Попадёт ей вожжа под хвост, арестует ни за что ни про что и отвезёт куда следует… Нет уж, лучше, пока она здесь, сидеть и не отсвечивать. Да и к этому жильцу, её любовнику, тоже не соваться.
После того как они утолили своё первое желание и страсть на время схлынула, Катя рассказала какую-то небылицу, свидетелем которой оказалась на работе. Якобы допрашивали какого-то немца, но который сам себя считал русским. С Поволжья, что ли? И тот нёс ерунду про будущую войну с Германией, её катастрофическое начало для Советов, массовые жертвы и потери городов. Называл даты, планы, фамилии… Причём так подробно и без колебаний, что было ощущение его полной уверенности в себе и своих словах. Не выдержав, Катя сорвалась и едва не нарвалась на серьёзное наказание от своего начальника.
Алексей скептически отнёсся к её рассказу и успокоил её как обычно, алкоголем и ласками. Девушка заснула после бурного секса, он покурил и тоже вырубился. Но сегодня рано утром он проснулся, и первое о чём он подумал… о её рассказе. Нет, конечно, он не поверил ей, но… информация любопытная. Пожалуй, стоит кое-кому об этом рассказать. Естественно, не просто так. Глядишь, удастся поправить свои финансовые дела..
— Ну что, как я тебе? — улыбнулась девушка, крутнувшись на месте.
Алексей весело улыбнулся и сделал движение, пытаясь встать.
— Кажется, зря ты оделась, милая… Что-то мне опять захотелось. Иди-ка сюда… — он алчно облизнулся. Девушка тут же отпрыгнула к двери и торопливо заговорила:
— Нет-нет, Лёша, мне уже пора на службу! А то я опять опоздаю, как в прошлый раз… — она замялась и просительным тоном спросила:
— Давай я лучше вечером приду, ладно? Или ты ко мне, завтра, ближе к вечеру? У меня родители на дачу уедут, я одна буду… — Катя заговорщицки подмигнула ему. Он, подумав, снова откинулся на подушку и произнёс:
— Хорошо, Катюш, тогда завтра вечером я приду. Но с тебя мой любимый борщ! — Алексей требовательно указал на неё пальцем.
Катя хмыкнула и, взявшись за подол юбки, сделала что-то вроде книксена.
— Будет исполнено, мой господин! Иногда я думаю, что для тебя важнее, я и или мой суп?
— И то и другое бесподобно, Катя! — уверенно ответил он. — Ты же знаешь поговорку — «Путь к сердцу мужчины..
…лежит через его желудок!» — со смехом закончила девушка. — Ты проглот, Лёшенька! Но мне это нравится. Ну всё, пока!
— До встречи! Ты самая красивая сержант в мире!
— Льстец! И подхалим! — весело рассмеявшись, она вышла из комнаты, и звук её шагов растаял в конце коридора. Закурив новую сигарету, он задумчиво посмотрел на потолок. Нет, определённо надо встретиться с одним… господином. Возможно, его и заинтересует такой бред. Всё равно пока ничего стоящего нет, а так хоть что-то..
Решившись, он упруго поднялся с кровати, тщательно заправил её, оделся и с небольшим мешком вышел из комнаты, ни с кем не встретившись. Выйдя из барака, он прошёл метров сто до полуразвалившегося сарая на одном из заброшенных огородов, внимательно огляделся и, отворив скрипнувшую, покосившуюся дверь, вошёл внутрь. Бегло осмотрел разные мелкие вещи, казалось бы, беспорядочно разбросанные на полу. Нет, никого не было, никто не трогал их. Скинув мешок с плеча, он начал уже привычное занятие. Раздевшись до трусов, он засунул свою одежду в мешок, перед этим вытащив из него другую.
Чистая рубашка, слегка поношенные пиджак и брюки серого цвета, чёрная фетровая шляпа, видавшие виды ботинки. Отдельно достал небольшие очки (как у главного красного безопасника Берии). Наклеил поддельные усы, слегка сгорбился и начал подволакивать ногу. Посмотрел на себя в принесённое зеркало и улыбнулся. Совершенно другой человек! Типичный небогатый интеллигент с физическими дефектами. Одежда, лицо, рост… всё изменилось. Только голос остался тот же, но Алексей тренировался, и смог немного изменить его, говоря как бы с хрипотцой или покашливая как простуженный. Что ж, теперь можно идти. Тщательно спрятав мешок с одеждой в углу, он подошёл к выходу.
Посмотрев в щели сарая, и никого не увидев, открыл дверь и вышел. Таким образом, хорошо замаскировавшись, он поковылял к трамвайной остановке. Способности к изменению своей личности и хитростям шпионов он получил в детстве, ещё до кровавого Октября, благодаря разным романам и книгам про них. Особенно его поразили способности знаменитого Шерлока Холмса. Там подробно описывались уловки разного рода преступников и как их распознавать, даже если они меняли внешность. Конечно, вряд ли среди большевиков найдётся такой уникум, или хотя бы похожий на него, который мог бы его узнать, но всё равно, он предпочитал перестраховаться.
Дойдя до остановки, как бы случайно огляделся, всматриваясь в людей. Но никто не обращал на него внимания, все спешили по своим делам. Пропустив один трамвай, он сел в другой и, проехав три остановки, слез. Неторопливо идя по улице, Алексей заметил нужный ему подъезд ничем не примечательного жилого дома. Подгадав, когда рядом никого не окажется, он доковылял до двери подъезда и прислонился к ней, как бы устав. Вытерев платком лоб, и снова оглядевшись, Алексей вытащил из кармана пиджака кусок мела и начал рисовать. Через секунд десять он отошёл от подъезда и не спеша поковылял обратно. А на двери, в правом верхнем углу, осталась маленькая, нарисованная мелом, звёздочка и цифры рядом: 1 и 4. Расшифровывалось это так: встреча завтра, на объекте номер 4.
Чуть позже. Берлин.
Гюнтер Шольке.
— За встречу!
— Прозит!
Все дружно приподняли кружки и отпили по хорошему глотку восхитительно вкусного пива. Гюнтер не удержался и прищёлкнул языком от удовольствия. Нет, совершенно другой вкус, более яркий и насыщенный! Никаких химических добавок и других фишек будущего. Даже разливное пиво из будущего не тянет до нынешнего уровня. Вот и ещё один плюс от его попадания в прошлое. В сущности, за все дни что он провёл здесь, расслабиться с алкоголем получилось только сегодня. С его службой возле фюрера особо не выпьешь, тем более, меньше чем за две недели дважды очутиться в госпитале… К чёрту! Сегодня его праздник и он намерен хорошенько отдохнуть!
Они сидели в каком-то небольшом то ли ресторанчике то ли простом баре на севере города, в который их привёл пройдоха Пауль, истово уверяя что здесь они попробуют отличное немецкое пиво. Что ж, в этом он не соврал, выпивка здесь и впрямь хороша. И публика невзыскательная, вот неподалёку гуляет компания артиллеристов, тоже что-то празднуют… Да и простые работяги не спеша пьют, горячо обсуждая свои дела..
Кроме самого Гюнтера и Пауля было ещё двое его сослуживцев из батальона охраны СС, Ханс и Йозеф. За тот неполный час что они пришли сюда, четверо собутыльников успели слегка оживиться под воздействием пива и весело подначивали друг друга.
— Скажи, Йозеф, как там твой тёзка поживает? Не устал ещё языком трепать? — прицепился к его сослуживцу Пауль.
— Отстань, Пауль, как вы мне надоели с этой дурацкой шуткой! — раздражённо отмахнулся от него дюжий парень в расстёгнутом мундире унтерштурмфюрера. — Я что, виноват в совпадении имён с этим колченогим болтуном?
— Верно, Пауль, хватит уже задирать Йозефа! — поддержал его Ханс. — Он хороший парень и верный друг.
— О, в этом я и не сомневаюсь! Выпьем? — он поднял кружку и, улыбаясь, посмотрел на товарищей.
— Выпьем!
— До дна!
Все четверо подняли ополовиненные кружки, чокнулись и стали вливать в себя чудесное пиво. Гюнтер не отставал и смог оторваться от пустой тары на несколько секунд раньше. Поставил кружку на стол и посмотрел на других. Вот допил свою порцию Пауль, потом одновременно Ханс с Йозефом.
— Надо нам почаще собираться вот так! — выразил свою мысль Пауль. — Пусть даже и без повода.
— Верно, дружище, но увы… боюсь, не скоро получится! — грустно покачал головой Гюнтер. Пиво начало действовать и ему стало ещё лучше.
— Ты прав, Гюнтер. Не знаю как вы, а я через пару дней уезжаю на фронт, уже приказ есть… — поддержал его друг. Все трое удивлённо на него посмотрели.
— То есть в Норвегию? — спросил Ханс, знаком подзывая официантку.
— Ха, нечего там делать среди морозных скал и разных фьордов! Пусть вермахт и флот там гоняют недобитых норвежцев! — махнул рукой Пауль. — Нет, я еду в Аахен или Кёльн.
— Что? Ты намерен сидеть в окопах и раз в неделю постреливать в «томми» и «лягушатников»? — удивился Йозеф. — По мне, так уж лучше развлекаться в Норвегии чем отсиживать задницу перед линией Мажино.
— Ошибаетесь, парни! — вмешался Гюнтер. — Совсем скоро там начнётся отличное представление и наш друг окажется в первом ряду, прямо перед сценой.
— Хм… Ты знаешь что-то что не знаю я? — посмотрел на него Пауль. — Честно говоря, я слышал слухи о некоем наступлении, но..
— Я сам ничего не знаю точно… — развёл руками Гюнтер. Не хватало ещё проболтаться по пьяни про 10 мая. Камрады-то они камрады, но неприятности ни к чему. — Но разговоры втихомолку идут про Запад… Кто его знает что там будет, но я уверен в одном… Скучать Паулю там не придётся!
— А вы, парни, что думаете? — обратился Пауль к Хансу и Йозефу.
Те синхронно пожали плечами.
— Мы ничего такого не слышали. Но если будет приказ то мы будем готовы! Фюрер сказал — мы сделали! — заключил Ханс.
Подошла улыбающаяся официантка с подносом, на котором красовались ещё четыре кружки пива, через край едва не сползала пена. Она была одета в костюм немецкой крестьянки с широкой юбкой и зашнурованным корсажем, на волосах яркая лента. Немаленькой груди явно было тесно в плену платья и она рвалась на волю. Все четверо дружно уставились на грудь девушки. Та, конечно, заметила это но не подала виду и ловко разгрузила поднос от пива, взамен наполнив его пустой посудой. Ослепительно всем улыбнувшись, она быстро умчалась. Через несколько секунд товарищи отмерли и обратили внимание на новую выпивку.
— Да… Определённо стоит заходить сюда почаще… — пробормотал Ханс.
— Согласен! — поддержал Йозеф.
Гюнтер тоже не остался равнодушен к прелестям официантки, но успокоил себя тем что ночью обязательно оторвётся со своей Лаурой.
— Ну что, снова тост за нашего новоиспечённого оберштурмфюрера! — провозгласил Пауль, подняв кружку. Все дружно поддержали его. Улыбаясь, Гюнтер также глотнул несколько раз. Расстегнув китель ещё на одну пуговицу, он откинулся на спинку стула.
Разговор разделился на две части. Ханс с Йозефом начали вспоминать некую Мартину, к которой неплохо бы заявиться, а Пауль придвинулся ближе к Гюнтеру, обнял его за плечи и негромко спросил:
— А ты, дружище? Не надоело ещё изображать статую в коридорах рейхсканцелярии? Или ты внезапно влюбился в шагистику?
— Ты о чём? — не понял Гюнтер. Пиво действовало всё сильнее и мозг плавно заволакивал расслабляющий туман. Хотелось просто сидеть и ничего не делать, купаясь в волнах удовольствия от дружеской беседы, вкусной выпивки и атмосферы праздника.
— Помнишь, как мы с тобой воевали в Польше? Та чёртова деревня на берегу Бзуры?
Гюнтер сморщился. Воспоминания были не из приятных. Орава лезущих поляков, при поддержке немногочисленных TKS и 7TP.. Они тогда отбились, но многие камрады так и остались похоронены на берегу реки.
— Такое трудно забыть… И что?
Пауль помолчал, внимательно на него посмотрел и огорошил:
— Давай со мной!
— Куда с тобой? — опять не понял Гюнтер. Пауль имел дурную привычку авантюриста «Сначала влезем в драку, а потом по обстановке!». К слову, нечто подобное признавал и Наполеон, только вот как он кончил свои дни? Не сказать что сам Гюнтер был такой уж хладнокровный, но он предпочитал заранее оценить риски и уже потом делать или не делать. У русских была подходящая поговорка на такой случай, что-то вроде надо было отрезать и отмерить… или наоборот?
Друг вздохнул, словно удивляясь его непониманию, и брякнул:
— На фронт. На Западный фронт.
Гюнтер непроизвольно икнул. Предложение застало его врасплох. Надо сказать, иногда его посещали похожие мысли о том что мало рассказать фюреру об опасных ошибках будущего и исправить их. Вот он это сделал и что теперь? Просто жить в Берлине, трахать своих женщин и наслаждаться жизнью? Да, это приятно… Да нет, чёрт побери, это охренительно здорово! А что его ждёт на фронте, если он вдруг решится согласиться? Грязные окопы, вши, каждая минута может стать для него последней… Не помоешься толком, зарастёшь как дремучий отшельник… Мало было ему войны в Польше? Опять под пули и снаряды? И без баб… Казалось бы, что тут думать? Нет, и без вариантов!
С другой стороны, он же раньше мечтал именно об этом. Что если бы попал в прошлое, то с оружием в руках помогал бы своим предкам. Вот это случилось… и теперь за чужие спины? Типа, вы сами так как-нибудь добывайте нам победу, а мы здесь за вас порадуемся? А ведь он же фронтовик, а не какая-то тыловая крыса. У него есть боевой опыт, знания… Кстати, маловероятно, что фюрер отпустит его на фронт. Гюнтер, конечно, рассказал ему всё что намеревался, но ведь этого недостаточно. По любому, что-то он мог забыть, ведь человеческий мозг не компьютер. Вот, например, он как то читал что в авиации у немцев было много перспективных разработок, но почти всё забыл. Не то что фамилии учёных или ТТХ машин, но даже как они называются, не помнил! Печально! Возможно, позже он вспомнит… А может и нет.
— Так что? — вернул его в реальность Пауль.
— Знаешь, пока не могу тебе ответить, дружище… — язык немного заплетался и приходилось делать усилия чтобы тот нормально говорил. И добавил, глядя на разочарованного сослуживца:
— Дело в том, что я пока не могу покинуть столицу из-за службы. Поэтому даже писать рапорт бесполезно..
— Ясно… Жалко. С тобой вдвоём мы там хорошенько бы повеселились… — грустно вздохнул Пауль.
— Но обещаю, если появится такая возможность, то я присоединюсь к тебе! — утешил его Гюнтер.
— Что ж, тогда давай снова выпьем! — предложил Пауль и провозгласил:
— За фюрера!
— Прозит! — подхватили все трое.
Дальше началась уже просто попойка. Пили за всё: за Германию, за лучших в мире немецких девушек, снова за фюрера, потом отдельно за Вермахт, Люфтваффе, Кригсмарине… Конечно же за СС и рейхсфюрера! В голове у Гюнтера сгущался сладостный туман, когда в глазах всё расплывалось но от этого было только веселее, хотелось вечно сидеть так вместе с друзьями и горланить «Хорста Весселя» и «Лили Марлен»..
Временами он возвращался в реальность и вяло поражался. Вот, например, почему-то у него на коленях оказалась та официантка, которая приносила им выпивку. Он упорно пытается расстегнуть ей корсаж, но девушка смеётся и отводит его руки, которыми Гюнтер тщетно хотел раздеть её. Товарищи хохочут и дают разные советы, естественно, самого пошлого вида.
Потом вместе с ними оказались те артиллеристы, пившие за другим столом. Пришлось отдельно выпить за артиллерию и каждого из новых собутыльников… Гюнтер чувствовал, что сильно опьянел, потому что уже почти не ощущал вкуса пива, оно вливалось в него как вода. Пауль напротив двоился и даже троился в глазах, под конец едва не свалившись со стула.
Затем артиллеристы куда-то исчезли, а вся компания загорелась желанием немедленно отправиться в бордель. Это слегка отрезвило Гюнтера и он попытался запротестовать, так как брать у проституток за деньги то что он получит от своей Лауры совершенно бесплатно и с куда большим желанием, было глупо. К сожалению, окончательно сдавшийся язык предал его и он смог только что-то пробулькать и друзья решили что он согласен. Совместными усилиями они встали, подняли его, и Гюнтер понял что пора заканчивать попойку, иначе он рискует проснуться явно не там где планировал.
Что ж, раз переговоры невозможны, надо действовать! Обернувшись к весело галдящим товарищам и покачнувшись, он смог только произнести:
— К пррст. ткам не пойду! Домой, к Ла. ик!..ре!
— Что?.. Нет, дружище… ты с нами! — смог произнести Пауль и попытался снова обнять его.
Гюнтер понял что его дипломатия полностью провалилась и решил сбежать, в конце концов, против троих он не выдержит и они силой утащат его в какой-нибудь притон. К чёрту! На прорыв!
Он развернулся и со всей возможной скоростью зашагал к выходу. Точнее, это ему, видимо, показалось. Так как на, вроде бы, ровном пути вдруг стали появляться чужие столики, стулья, которые упрямо лезли под ноги, пытаясь задержать Гюнтера. К тому же сзади раздались возмущённые возгласы и, судя по топоту ног, началась погоня. Пришлось увеличить скорость и он со всего маху налетел на один из стульев, запутавшись и с грохотом свалившись на пол. К счастью, его товарищи также не смогли идти быстро и столкнулись с теми же препятствиями. Отбросив стул, он всё-таки смог встать и обернулся. Сквозь туман в голове он увидел, как все три его камрада лежат всего в паре метров от него друг на друге и громко ругаются. Гюнтер рассмеялся и хотел уже подшутить над ними, как увидел что они все встают.
— Проклятье… — проворчал он, и снова пошёл к выходу.
— Гюнтер!.. Подожди нас!.. — донёсся до него пьяный голос Ханса.
— Ага, уже жду… — ответил он. Выход из заведения был уже совсем близко, и Гюнтер праздновал победу, но ноги снова подвели его, резко качнув в сторону и бросив на косяк. Ударившись плечом и виском, он глухо зарычал от боли и смог вывалиться на улицу. Дверь закрылась за ним и, прижав руку к виску, он заковылял к углу дома.
Улица встретила его ночной прохладой. Зайдя за угол, он прислонился к стене и закрыл глаза, чувствуя, как ветерок обдувает его лицо. За спиной послышался грохот открывшейся двери и наружу вырвались его товарищи. Послышались недоумённые голоса:
— А… где наш Гюнтер?
— Ушёл… один ушёл..
— Куда?
— К девочкам!
— Точно! И нам туда!
— Вперёд!
Вся компания, переговариваясь и смеясь, прошествовала мимо него, не заметив и, покачиваясь, исчезла вдали. Немного переждав, Гюнтер облегчённо выдохнул и, пошатываясь, направился на поиски такси. Этот район он знал очень плохо, поэтому почти полчаса шатался, пытаясь найти машину. Заодно немного протрезвел на свежем воздухе.
Но едва он поверил что всё позади, судьба преподнесла ему новое испытание. Зайдя в подворотню, чтобы слить переработанное пиво, он вдруг услышал отрывистый голос:
— Ваши документы, оберштурмфюрер!
Докончив поливать стену, Гюнтер с трудом застегнул ширинку и обернулся, пытаясь разглядеть говорившего. В дальнем свете фонаря он различил трёх военнослужащих в шлемах на голове, длинных шинелях. Звания и род войск он не видел в темноте. Похоже, военный патруль? Только их и не хватало!
Подойдя ближе, он увидел на шее старшего патруля овальный горжет на цепочке. «Цепные псы», полевая фельджандармерия или их аналог в СС! Тот кто стоял спереди, чуть повернулся и Гюнтер увидел что это именно жандармы СС, а старший у них унтерштурмфюрер. Остальные двое — штурмманн и обершутце СС.
— Я жду! — проговорил строгим голосом старший патруля.
Гюнтера вдруг охватила непонятная злость. С какой стати он должен показывать свои документы этим тыловым псам? Он, Пауль и другие сражались в Польше, кровь проливали, едва не сдохли, а эти тут ходят и придираются к настоящим солдатам фюрера! Эту злость усилил алкоголь и Гюнтер почувствовал, что ему очень трудно сдержаться.
— Да вы ещё и пьяны, оберштурмфюрер! — прошипел унтерштурмфюрер, видимо, учуявший запах алкоголя. — Вам придётся пройти с нами! Немедленно!
Это стало последней каплей. До этого Гюнтер ещё пытался как-то решить дело миром, но теперь, когда эти три недоумка решили отправить его на ночь в какую-то конуру за то что он отметил с друзьями повышение! Да ещё и лишить его ночи с Лаурой? Они сейчас очень пожалеют об этом, не будь он Гюнтером Шольке..
— Да пошёл ты, крыса тыловая! — с наслаждением выдохнул Гюнтер.
Лицо унтерштурмфюрера вытянулось, похоже, он не ожидал такого ответа. Но тот быстро пришёл в себя и приказал металлическим голосом:
— Взять его!
Двое патрульных, с закинутыми за спины винтовками, рванулись к нему и вцепились в руки с разных сторон.
— Отвести в расположение! — отдал команду лейтенант СС.
Гюнтер улыбнулся. Они думают что всё будет так просто? Что ж, пора их немного разочаровать! К этому времени, на свежем воздухе он протрезвел ещё немного, но по-прежнему в голове был лёгкий туман. Воспользовавшись тем что с обеих сторон он сжат патрульными, Гюнтер выбросил вперёд ногу в сапоге и со всей силой ударил главного в живот. Целился, правда, в пах, но из-за своего состояния промахнулся. Впрочем, и так неплохо!
Унтерштурмфюрер застонал от боли, скрючился, и упал на колени, зажимая живот. Пару минут он не опасен… Оба патрульных застыли от удивления, тупо уставившись на своего начальника. Гюнтер этой же ногой ударил одного из них в голень, по кости, другому с размаху опустил свою стопу на его ногу. Штурмманн и обершутце выпустили его и с криками схватились за свои ноги. Гюнтер обхватил одного из них и с силой швырнул спиной в стену. Солдат ударился о стену, шлем на голове звякнул о кирпичи.
«А некоторые кретины не любят шлемы… Вот, пригодился патрульному!» — машинально отметил он. Тот, оглушенный, сполз на асфальт. Со вторым он проделал почти то же самое, разница была в том, что солдат влетел в стену не спиной а передом, вдобавок, Гюнтер слегка подправил его так чтобы тот также ударился шлемом о стену. Результат общий: оба лежат и стонут, не пытаясь встать.
Он обернулся к лейтенанту. Тот смог преодолеть боль и тянулся к кобуре слева. Гюнтер покачал головой, отчего туман в голове усилился.
— Никак не успокоишься? Зря!
Взяв того левой рукой за ворот шинели, он размахнулся и влепил унтерштурмфюреру отличный правый боковой в челюсть. Старший патруля всхлипнул, и с шумом упал на асфальт лицом вниз.
«Вот так! Нечего измываться над фронтовиками! Пусть лучше лощёных штабников ловит..»
Он уже хотел уйти, но алкоголь в голове подвигнул его взять трофей. Хмыкнув, Гюнтер перевернул лейтенанта и сорвал с его шеи горжет.
— Потом верну… — сказал он и зашагал по улице, оставив лежать в переулке три стонущих тела. Ох и попадёт ему потом!.. Или фюрер защитит его? Да плевать, вывернется как-нибудь… Ладно, это всё потом, а сейчас надо домой, к Лауре.
Наконец, на соседней улице он нашёл такси и скоро приехал домой, сжимая трофей в кармане. Осторожно поднявшись по лестнице, он тихо открыл дверь квартиры и вошёл. Было тихо и темно. Но едва он начал раздеваться, включился свет и перед ним появилась Лаура со встревоженным лицом, одетая в шёлковый халат.
— Любимый, ты где был? Я очень волновалась!
— Лаура, милая, я… я отмечал повышение с друзьями… — не стал он скрывать. — Ты только не ругайся, я и так себя хреново чувствую… и спать хочу.
Лаура несколько секунд смотрела на него с жалостью, потом подошла к нему и крепко прижалась.
— Мой Гюнтер… — она потёрлась носом о его грудь. — Сколько же вы выпили?
Он попытался пожать плечами, но пошатнулся.
— Не помню… Не считал. Много.
— Я вижу… — прыснула девушка. Она помогла ему стянуть китель и спросила: — Есть будешь? Или в ванну?
— Нет… только спать… — на него внезапно навалилась усталость и ему хотелось только одного. Даже секс с Лаурой на время отошёл на задний план.
— Хорошо, милый, я уже всё давно постелила… Пойдём.
Когда он добрался до их кровати и рухнул на неё, было ощущение именно дома. Хорошо и уютно… Лаура начала снимать с него штаны, что-то говорила, но он слышал её словно издалека. Спать, только спать! И пусть весь мир подождёт..