Берлин. Клиника Шарите.
24 апреля 1940 года.
Лаура Блюм.
— Лаура, к тебе пришли! — сообщила ей фрау Кох, когда девушка закончила убирать одну из палат. Лаура подняла глаза и посмотрела на посетителя. Это был довольно высокий офицер СС со смазливой внешностью красавчика и знаками различия штурмбаннфюрера. Она мысленно отметила что этот мужчина явно не испытывает недостатка в поклонницах. Возможно, раньше Лаура и сама бы поддалась его очарованию, но после того как влюбилась в Гюнтера, другие мужчины перестали для неё существовать. Поэтому, когда фрау Кох ушла, напоследок окинув их любопытным взглядом, она вежливо спросила:
— Здравствуйте, что вам угодно, герр штурмбаннфюрер?
— Здравствуйте, очаровательная фройляйн Блюм! — широко улыбнулся офицер. — Называйте меня просто Вальтер! К вашим услугам!
Но ни улыбка ни комплимент не заставили девушку доверять ему. После того как похожий на него офицер СС ворвался к ним домой вместе с двумя грубыми солдатами и арестовал Гюнтера, она прониклась к ним настороженностью и опаской. У неё возникло подозрение что этот красавчик снова пришёл что-то выяснять о её любимом Гюнтере и Лаура, во избежание того что может проговориться о чём-то важном и подвести его, решила отвечать максимально коротко.
— Я слушаю вас, герр штурмбаннфюрер! — строго ответила она, не поддаваясь на его провокацию. Ей показалось что улыбка этого Вальтера слегка поблекла, но тот быстро взял себя в руки.
— Меня зовут Вальтер Шелленберг. Я — офицер для особых поручений рейхсфюрера Генриха Гиммлера! — наконец, представился он. Услышав это, она поняла что была права. По мелким оговоркам Гюнтера девушка знала что Гиммлер чем-то недоволен её любимым и это чувство было взаимным. А значит, он ещё один из тех кто хочет навредить ему!
— Лаура Блюм. Чем могу помочь, герр штурмбаннфюрер? — тем же официальным тоном спросила Лаура. Офицер несколько секунд смотрел на неё и предложил присесть. В палате были две кровати и стол возле окна, Вальтер постарался сесть рядом с ней и она тут же отодвинулась. Мужчина сделал вид что не заметил этого.
— Лаура, я хотел бы задать вам несколько вопросов. Вы сможете на них ответить? — произнёс красавчик. Девушка поджала губы, ещё больше наполнившись к нему неприязнью. Сколько можно? Почему все эти эсэсовцы никак не отстанут от них с Гюнтером? Зачем мешают спокойно жить? Он же герой, награждён "Железным Крестом", спас много людей при пожаре! Что им всем нужно?!
— Я постараюсь, герр штурмбаннфюрер! — сухо ответила Лаура, про себя решив ничего не рассказывать ему о Гюнтере. Шелленберг внимательно посмотрел на неё и внезапно спросил:
— Наверное, вы думаете что я буду спрашивать вас о Гюнтере Шольке? — снова улыбнулся он, наткнувшись на её враждебный взгляд. Она ничего не ответила. — Если так то успокойтесь. Меня интересует другой ваш пациент!
Лаура с недоверием посмотрела на него. Какой ещё другой пациент? Может, он хочет обмануть её? Зря старается, ничего у него не выйдет!
— О ком вы говорите? — спросила она с удивлением.
— Я имею в виду друга Гюнтера Шольке, некоего Дитриха Краузе… — огорошил её красавчик. — Того самого, который попал к вам 5 апреля. И который связал вас когда решил сбежать из клиники. Помните такого?
Конечно, она помнила его. Весь какой-то взволнованный, нервный… Он вызывал у неё стойкую неприязнь, когда начал хватать девушку прямо в палате, а потом связал, засунув в рот её же собственную медицинскую шапочку. Как ей потом было стыдно смотреть на коллег, которые освободили её! Когда же Лаура рассказала об этом случае Гюнтеру, тот тоже рассердился, но потом вдруг улыбнулся. На мгновение девушке, почему-то, показалось что в голосе Гюнтера промелькнуло восхищение но она отбросила эту мысль. Разве возможно что он обрадовался бы тому что его друг так поступил с ней? Конечно нет! Это бред!
— Да… Я его помню… — задумавшись, подтвердила она.
— Что вы можете сказать о нём, Лаура? Он не показался вам каким-нибудь необычным? Странным? — живо заинтересовался красавчик. Девушка закусила нижнюю губу, смотря в пустоту и не видела с каким интересом разглядывал её Шелленберг.
— Он… был каким-то взвинченным… — наконец, ответила Лаура. — Как будто его что-то беспокоило. Я не знаю что именно, он не говорил… Но, думаю, это было для него очень важным.
— Так… Расскажите подробнее, как он смог сбежать? — снова спросил Шелленберг. События того вечера замелькали в её памяти хотя она старалась позабыть их. Это не те воспоминания, которые хотелось бы сохранить.
— Сначала он пытался уговорить меня чтобы я отдала его одежду, говоря что ему надо срочно уйти из клиники. Естественно, я отказала, ведь вся одежда пациентов лежит у старшей-сестры хозяйки и только она может выдавать её. К тому же та уже ушла домой. Да и доктор Венцель велел зачем-то закрыть его в палате… — говорила Лаура, вспоминая всё что тогда случилось.
— Что было потом? — не отставал Вальтер, что-то записывая в блокноте.
— Потом, когда я пришла за посудой, он набросился на меня, порвал форму и связал. И ещё… — она покраснела от смущения. — Ещё закрыл мне рот моей шапочкой… Извинился, сказал что был вынужден это сделать, и вышел… А потом я уже не видела что случилось, потому что лежала в палате и пыталась освободиться. Вот и всё… — закончила девушка.
— Понятно. Ещё вопрос… Вас не удивило что этот Краузе, кстати, и ваш друг Гюнтер, так быстро пошли на поправку? — внезапно спросил красавчик, впившись в неё взглядом. Лаура с удивлением посмотрела на него и задумалась. Конечно, она не была врачом, только простой медсестрой, не слишком опытной… Но, пожалуй, в самом деле что-то быстро они поправились. Хотя… может, так оно и должно быть?
— Я же не врач, герр штурмбаннфюрер… — ответила девушка. — Если и так, то тут вам может больше помочь доктор Венцель.
Офицер снова внимательно посмотрел на неё и отвёл взгляд, напоследок окинув им её ноги под халатом.
— Что ж, больше у меня к вам нет вопросов, Лаура! — сказал он, убирая блокнот в карман и вставая. — Но есть предложение… Что скажете насчёт похода в ресторан после работы? — со своей широкой улыбкой спросил Шелленберг. Лаура тоже встала.
— Извините, герр штурмбаннфюрер, но у меня уже есть молодой человек! Если у вас больше нет вопросов, то мне пора работать. Фрау Кох не любит когда я сижу без дела. Всего вам хорошего и прощайте! — вежливо ответила девушка и вышла из палаты. Сегодня, после работы, она должна обязательно рассказать обо всём Гюнтеру! Возможно, это ему будет полезно..
Подмосковье. Учебный лагерь осназ НКВД.
24 апреля 1940 года.
Александр Самсонов.
— Здравствуйте, товарищи курсанты! — поздоровался с ними преподаватель Валерий Александрович, и получил дружный ответ. — Сегодня, как и обещал, поговорим о мятеже в Тамбовской области. Тема эта довольно болезненная для нас и партии, но подоплёку событий вы должны знать, чтобы понять причины и цели восставших!..
…Сегодняшнюю утреннюю "пятёрку" Саша опять едва осилил, через не могу. Последний, пятый круг, ему снова потребовалась помощь сослуживцев. Александру было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать, сил не хватило. С начала обучения прошло всего ничего, и организм не успел перестроиться к таким сильным физическим нагрузкам.
После завтрака — рукопашный бой, использование в качестве оружия самых разных предметов: песка, земли, камешков, кусков дерева… Потом сборка-разборка разных моделей пистолет-пулемётов, стрельба из них… Конечно, хоть Саша и стремился стрелять короткими очередями, оружие прыгало в руках и пули летели куда угодно но не в цель. Самый худший результат в группе! Просто пиздец… Он не мог смотреть в глаза своим товарищам, мысленно поклявшись как можно скорее овладеть техникой стрельбы и повысить точность. А ведь они просто стреляли с места, даже не в движении!
Затем новое занятие: звания и знаки различия "Вермахта", "Люфтваффе", "Кригсмарине" и СС. Все эти гефрайторы, фельдфебели и фаненюнкеры… Цвет лычек и погон разных родов войск и служб… Здесь ему было чуть полегче, благо он знал большинство немецких званий из памяти настоящего Дитриха. Повезло… и вот теперь они снова у Валерия Александровича..
… — Начну с того что до революции Тамбовская губерния считалась одной из самых богатых из-за своего чернозёма. Была, так сказать, житницей империи. Естественно, в отличии от многих других, тамбовские крестьяне жили получше остальных… — начал рассказ преподаватель. — Главарями мятежа стали белогвардейский офицер Токмаков и эсэр Антонов..
— Так я и думал! — тихо пробурчал сидевший рядом с Сашей "Бомба". — Всегда эти беляки проклятые палки в колёса вставляют..
… — Причинами восстания стали, как ни трудно признавать, ошибки некоторых коммунистов, которые проводили там политику, не учитывающую местную обстановку. В 1920 году на Тамбовщине была сильная засуха, хлеба собрали намного меньше чем обычно. Но в планах продразвёрстки этого не учли. В результате, почти весь хлеб крестьяне были обязаны сдать государству! — преподаватель остановился и оглядел курсантов внимательным взглядом. В классе стояла гробовая тишина.
— Крестьяне оказались перед сложным выбором. Сдать весь собранный хлеб и умереть с голоду. Или оставить его себе, перебив продотряды. Они выбрали второе. Это послужило последней каплей к взрыву недовольства. В августе жители сразу нескольких сёл отказались сдавать хлеб и начали вырезать коммунистов, чекистов и советские гарнизоны. Некоторые слабовольные красноармейцы сами переходили на их сторону. Таким образом, силы восставших начали быстро расти за счёт дезертиров и возмущённых крестьян. Представители партии на местах оказались застигнуты врасплох, упустили время для быстрой ликвидации восстания и не смогли принять нужные шаги. За это все они были наказаны. И я считаю — поделом! — твёрдо припечатал Валерий Александрович.
— Потому что они оказались некомпетентны и близоруки! Не вникли в ситуацию и пустили дело на самотёк. В течении последующих месяцев мятеж только разрастался, охватывая всё новые и новые территории. Спохватившись, наша партия начала отправлять туда отряды для подавления, но те не смогли разбить мятежников, так как были малочисленны. Основные силы молодой советской страны в это время сражались против Врангеля и поляков, поэтому мятежники и смогли так долго сопротивляться. Но в 1921 году партия взялась за них всерьёз. Свою роль сыграла и амнистия восставшим. В конце концов, наши части смогли полностью разгромить "антоновцев", в том числе и с помощью химического оружия.
Саша был очень удивлён. Про то что восставших крестьян травили ядовитым газом он ничего не слышал. Неужели в интернете всё так и есть? В той жизни Александр не интересовался этим и теперь его неприятно поразили методы борьбы советской власти со своими же крестьянами. Правда, была мысль что Валерий Александрович намеренно сгустил краски. Но зачем? Посеять сомнения в советской власти? А смысл? Всё равно тут собрались верные комсомольцы и коммунисты, которые наверняка регулярно пишут на него доносы. Преподаватель не боится последствий для себя? Он помотал головой, убедив себя что это не его дело. Мысленно поставив себя на место крестьянина в такой ситуации, Саша понял что принял бы точно такое же решение. Отдавать свой выращенный хлеб государству, обрекая себя и свою семью на голодную смерть? Нет уж, пусть ищут дураков в другом месте! Зубами бы рвал продотрядовцев! Хорошо что он сам родился уже после развала коммунизма, а то продолжал бы наивно верить что советская власть всегда была белой и пушистой. Конечно, Российская империя и современная Россия тоже не сахар, тут он признавал это… Да и вообще, любая власть в России жестока. Но, может, она и должна такой быть?
— Разрешите, Валерий Александрович? — спросил с места один из курсантов.
— Разрешаю, Молот. Спрашивай! — ответил преподаватель.
— Я хотел спросить… На что надеялись восставшие? Неужели думали жить отдельно от нашей страны? Это же глупо! Всё равно бы их раздавили рано или поздно!
— На что они надеялись, я не могу сказать точно… — сказал Валерий Александрович, прохаживаясь между партами в своей излюбленной манере. — Наверное, хотели просто выжить. Но одного они добились. После этого мятежа власть отменила продразвёрстку и ввела фиксированный продовольственный налог. Что ж, занятие окончено, все на выход! — сказал преподаватель, выходя из класса, а Саша подумал что не мешало бы пообщаться с ним получше, ему было очень интересно узнать те страницы советской истории о которых старались не упоминать.
Там же. Чуть позже.
Кремень.
— Валерий Александрович, не могли бы мы немного поговорить с вами? — спросил Кремень, отведя преподавателя в сторону. Тот посмотрел на него своими умными глазами и слегка улыбнулся.
— Почему нет, Сергей Борисович? Но, мне кажется, я знаю о чём вы хотите со мной поговорить… — ответил тот, печально усмехнувшись.
— И о чём же? — с любопытством спросил начальник лагеря. Валерий Александрович вынул папиросы, закурил и с наслаждением вдохнул горький дым.
— Как обычно… Чтобы я не рассказывал о правде, которая позволит сомневаться в политике партии и лично в товарище Сталине. Верно? — не глядя на Кремня, спросил он. Тот улыбнулся, преподаватель ему нравился. Что-то в нём было основательное и честное. Такому, образно говоря, можно доверить спину в бою.
— Верно! — признался он. — Только сегодня семь анонимок прочитал. Про "антоновцев". Во всех написано что вы паникёрствуете и сомневаетесь в правильности курса партии.
— Всего семь? — хмыкнул преподаватель, продолжая наслаждаться папиросой. — Я ожидал большего, штук 10 а то и 15.. Что ж, значит наши ребята думают, а не просто тупые болванчики. Сколько всего уже накопилось?
— Больше сотни! — ответил Сергей Борисович. — В самом деле, Валерий Александрович, попридержали бы вы коней? Я, конечно, не даю ходу всему этому, но мало ли?.. Не хочу лишиться отличного преподавателя и просто умного человека.
Преподаватель докурил папиросу и щелчком закинул её в урну. Которая стояла в метрах пяти от них. Кремень мельком подумал, получилось бы у него так же? Валерий Александрович повернулся к нему лицом и спросил:
— Сергей Борисович, вы же читали моё личное дело?
— Естественно. Это одна из моих обязанностей! — подтвердил Кремень, удивлённо посмотрев на своего подчинённого.
— Знаю. Тогда хочу кое-что пояснить вам, почему я, как вы иногда выражаетесь, нарываюсь. Я старый большевик, коммунист с 1920 года. Был среди тех кто штурмовал Зимний. Давил мятеж моряков в Кронштадте. Воевал против тех же "антоновцев". Проводил коллективизацию… Да много чего я делал! — махнул он рукой, доставая новую папиросу. Кремень видел что тот нервничает и удивился. За всё время службы, он видел своего подчинённого в таком виде, раза два.
— Понимаете, в чём дело… Партия для меня — всё! Благодаря ей я, третий сын в бедной крестьянской семье, вышел в люди. Я искренне верю что когда-нибудь, наши идеи распространятся по всему миру и, наконец, закончится непрерывная война с капиталистами и фашистами, и на Земле будет мир. Но… Вера в партию не закрыла мне глаза на её недостатки! На гнилых людишек, говоривших правильные речи и трескучие лозунги в которые они сами не верят! На все злоупотребления, которые совершают коммунисты на своих постах, пользуясь привилегиями. Я всё это вижу и пытаюсь бороться! Почему? Да потому что иначе, когда-нибудь, все эти недостатки накопятся, гнилые людишки-приспособленцы разложат партию и тогда… Тогда будет страшно, Сергей Борисович! Другие, честные коммунисты, видя это, разуверятся в партии, самоустранятся… и всё! Конец! Поэтому надо не скрывать свои ошибки, а наоборот, говорить о них, чтобы потом не повторять их! Чтобы люди видели, что возмездие настигнет всех, даже коммунистов, если они предали свои идеалы! Чтобы было честно, понимаете!! — в конце он уже почти кричал, и Кремень оглянулся, опасаясь что их могут подслушать. Но вокруг, метров на пятьдесят, никого не было.
— Успокойтесь, Валерий Александрович, я вас понял! — попытался он унять подчинённого. Но тот ещё не закончил:
— Вот, например, вчера и сегодня… Вы бы знали как я был рад когда наши парни начали задавать вопросы… Это значит, им интересно! Они хотят знать правду! Не приукрашенную правду! И ещё… Как они будут сражаться с будущими врагами если не понимают что теми движет? Что думают враги? На что надеются? О чём мечтают? Чтобы знать врага — надо понимать его! Именно это я и хочу вдолбить в них! Чтобы не только слепо исполняли приказы, но и думали! Ведь иначе, зачем им голова? Чтобы пилотку носить? Так этого мало! — он помолчал, докуривая вторую папиросу и снова заговорил:
— Я ведь там, в Кронштадте, разговаривал с пленными морячками. Спрашивал, какого они дьявола взбунтовались? Так некоторые из них плевались в нас и называли предателями! Кричали что мы, коммунисты, всех грабим, морим голодом и вообще извратили идеи коммунизма! Я, когда слушал, думал мне снится, представляете? В Тамбове, тоже мне крестьяне кричали: "Что же нам, с голоду что ли подыхать, отдавая наш хлеб в ваши жадные глотки?". Глаза-то видят, уши слышат… Вот и начал думать головой!
Кремень молчал, не зная что сказать. Сам он не задумывался над такими вопросами, но горячая речь подчинённого казалась правдивой. Возможно, на самом деле всё было не так гладко как ему виделось раньше?
— Так что, извините меня, Сергей Борисович, но менять свои взгляды я не собираюсь. А если вдруг меня возьмут, то… да и чёрт с ним! Стар я уже бояться тюремных застенков или расстрела. При царе помыкался, не трусил, а уж теперь и подавно… Всегда честно жил и помру таким же! — он поднял глаза на Кремня, вытянулся и спросил:
— Разрешите идти, товарищ старший майор?
Тот несколько секунд смотрел на преподавателя, положил ему руку на плечо и сказал:
— Разрешаю, Валерий Александрович. Идите!
— Слушаюсь! — тот чётко развернулся через левое плечо, рубанул три строевых шага и ушёл в здание. Кремень посмотрел ему вслед и улыбнулся. Вот настоящий большевик и коммунист! Гвозди бы делать из таких людей!
Москва. Кремль.
24 апреля 1940 года.
Лаврентий Берия.
— Проходи, Лаврентий, садись… — пригласил его Сталин, показывая ему место на другой стороне стола. Берия удобно устроился за ним и положил на стол небольшую магнитную бобину. Магнитофон немецкой фирмы BASF уже стоял там.
— Давай, включай эту шарманку… — сказал Вождь, удобно откинувшись на спинку своего стула. — Послушаем, что там наболтал твой… хм, "попаданец" под гипнозом.
Лаврентий быстро подключил магнитофон, несколько секунд было тихо. Потом он услышал свой собственный голос:
" — Расскажите, кто вы, как вас зовут и когда родились?
— Меня зовут Александр Григорьевич Самсонов. Я родился 3 августа 1995 года… — зазвучал монотонный голос "попаданца".
… — Когда начнётся война с гитлеровской Германией?
— Я не знаю."
Сталин удивлённо посмотрел на Берию, но тот чуть приподнял руку, показывая что сейчас всё будет ясно.
" — Почему не знаете? — спросил Лаврентий из магнитофона.
— Попав сюда я рассказал вам то что случилось в моём мире. Из-за этого история начала меняться. Мой знакомый, Гюнтер Хаусманн-Шольке, тоже рассказал всё Адольфу Гитлеру. Теперь я не знаю дату нападения Германии на Советский Союз… — ответил Саша.
— Но вы уверены что нападение всё равно произойдёт? — уточнил Берия.
— Да! — тут же ответил Александр.
— Почему?
— Гитлер ненавидит славян и коммунистов. Он не потерпит соперника и постарается уничтожить его любым способом.
— Вы сказали, что этот Гюнтер хочет отговорить его от нападения на нас?
— Да.
— Думаете, у него не получится? — уточнил Лаврентий.
— Да. Гюнтер руководствуется интересами только Германии. Он сказал что не хочет войны с нами, но Гитлер не послушает его. Или Гюнтер соврал мне.
— Как Гюнтер поступит если между нами начнётся война? Можем ли мы рассчитывать на него как на союзника?
— Нет. Если будет война он будет воевать с Советским Союзом, используя все знания из нашего будущего… — так же спокойно отвечал Саша.
— Что этот Гюнтер знает про нас?
— Имена советских агентов в Германии. Вооружение и технику Красной армии, настоящую и будущую. Имена советских полководцев, которые разгромили Германию. Это то что я знаю. Он не всё мне рассказал.
— Как ты к нему относишься? — задал Берия неожиданный вопрос.
— Ненавижу и уважаю.
— Интересно… Но ладно. Как ты относишься к Советскому Союзу, товарищу Сталину и коммунистам?
— Я люблю свою страну. Мне не важно как она называется. Товарища Сталина уважаю и злюсь на него. Коммунистов не люблю.." — ответил "попаданец" без малейшего колебания.
Сталин шумно вздохнул и посмотрел на Лаврентия который снова начал потеть. Запись продолжалась:
" — Почему ты не любишь товарища Сталина? — зловеще спросил Берия в магнитофоне.
— Он провёл коллективизацию, из-за которой умерло от голода много людей. Начал репрессии, из-за чего были арестованы будущие талантливые командиры, которые могли бы победить Германию с меньшими потерями…
— Да откуда ты это взял?! — сорвался голос Лаврентия.
— Из сети "интернет".
— Это та, которая опутывает весь ваш мир?
— Да.
— Так… так-так-так… — нервничал Берия в магнитофоне. — Ты знаешь когда умру я и при каких обстоятельствах?
— Да.
— И про товарища Сталина тоже знаешь?
— Не понимаю.
— Ты знаешь когда умрёт товарищ Сталин? — поправился Лаврентий задыхающимся голосом.
— Да." — Снова безжизненный и мгновенный ответ.
Берия, избегая смотреть на Вождя, выключил магнитофон. Некоторое время оба молчали. Наконец, глава НКВД глухо спросил:
— Товарищ Сталин, он там рассказал… Вы хотите знать?..
— Ты же теперь знаешь? — спокойно спросил тот. — А я обязан знать тем более! У нас есть редкая возможность подстелить себе соломку на место падения. Нельзя это упускать. Включай дальше!
" — Когда… Когда умрёт товарищ Сталин? — нервно спросил Берия.
— 5 марта 1953 года.
— От чего он умрёт? — едва не заикаясь спросил Лаврентий.
— От кровоизлияния в мозг."
Почти минуту на записи было тихо. Потом снова начались вопросы.
" — Когда умру я?
— 23 декабря 1953 года…
— Как именно я умру?
— Вас расстреляют как пособника Сталина.."
Берия снова выключил магнитофон и, не выдержав, налил себе воды из графина. Выпил её, стуча зубами о стакан и постарался прийти в себя. Сталин тоже молчал, неподвижно глядя вперёд. Наконец, он повернулся к Берии и сказал:
— Иди, Лаврентий… Дальше я и сам послушаю..
Берия встал и направился к выходу, когда голос Вождя остановил его:
— Кто ещё знает об этой записи?
— Только мы! — твёрдо сказал он.
Глаза Сталина прищурились:
— Это точно?
— Да, товарищ Сталин. Мой человек, который прикреплён к нему, не присутствовал в этот момент. Гипнотизёр тоже вышел из квартиры, после того как ввёл "попаданца" в транс. Я закончил допрос, взял плёнку и вышел из комнаты. При мне специалист и мой человек зашли к нему, приказали забыть всё что тот говорил и проснуться. Потом я ушёл вместе с гипнотизёром. Так что, секретность соблюдена. Даже под пытками они ничего не скажут, потому что не знают.
Сталин минуту смотрел на него, потом молча отвернулся. Берия решил что может идти и вышел из кабинета, чувствуя, что надо сменить рубашку. И срочно. Что ж, теперь ему ясно что его судьба неразрывно связана с Вождём. Пока он жив, будет жить и Берия. И ещё надо выпить! Всё что рассказал этот Саша, снова всплыло в памяти… Забыть бы кое-что, но уже нельзя..
Берлин. Подвал рейхсканцелярии.
24 апреля 1940 года.
Адольф Гитлер.
Фюрер спустился на несколько пролётов вниз, в подвал, и подошёл к массивной двери, возле которой стояли два высоких эсэсовца с оружием наизготовку. Увидев Гитлера оба солдата вытянулись ещё больше, хотя, казалось бы, выше некуда. Тот не обратил на них внимания. Один из эсэсовцев сноровисто открыл дверь, за которой располагался пост дежурного.
Молодой унтерштурмфюрер, дежуривший сегодня, вскочил с места и поприветствовал его, когда увидел. Фюрер в ответ слегка поднял руку и прошёл дальше, по коридору. Подойдя к ещё одной двери, которую предусмотрительно открыл очередной охранник, Гитлер оказался в небольшом коридоре. Он упирался в ещё один пост охраны. По сторонам коридора располагались шесть закрытых дверей, по три на каждой стороне.
Увидев его, к нему быстро подошёл оберштурмфюрер, чётко выбросил руку вверх и рявкнул:
— Хайль, Гитлер!
Фюрер слегка поморщился. Крики молодых солдат и офицеров СС иногда оглушали его, если он стоял к ним близко, но и запретить это было нельзя, приходилось терпеть.
— Где он? — мрачно спросил Гитлер, оглядывая ряд дверей.
Офицер СС уточнил:
— Вы имеете в виду адмирала Канариса, мой фюрер?
— Да! И он не адмирал, а последний предатель! — закричал фюрер, сорвавшись от злости. Он чувствовал что ярость бурлит в нём. Что?! Что ему не хватало?! Мерзкое существо, лизавшее задницу толстого английского борова, любителя сигар..
— Он здесь, мой фюрер! — ответил оберштурмфюрер, начиная открывать одну из дверей. Гитлер молча ждал. Наконец, дверь камеры распахнулась и перед ним открылась внутренность помещения. Сама камера была небольшой, метров пять в длину и столько же в ширину. Из обстановки в ней была только койка, прикреплённая к стене, на которой и лежал заключённый. Фюрер медленно вошёл в камеру и остановился возле человека лежавшего на ней.
Бывший глава абвера сейчас мало напоминал того респектабельного мужчину с которым Гитлер встречался на совещаниях и беседах. Всё лицо в кровоподтёках, один глаз заплыл. Некоторые пальцы на руках торчали в разные стороны, видимо, следователи гестапо не церемонились, выбивая показания. Он хрипло и часто дышал.
Канарис слегка повернул голову в его сторону и еле слышно прошептал:
— Мой фюрер..
Догадливый оберштурмфюрер принёс Гитлеру стул и вышел за дверь, будучи твёрдо уверен что заключённый никак не сможет повредить фюреру. Глава рейха уселся на стул и почувствовал как внутри него появляется злая радость. Ему было приятно видеть предателя в таком виде. Но если тот думает что мучения позади, то жестоко ошибается!
— Вильгельм, скажи… Почему ты предал меня? — стараясь быть спокойным, спросил он.
— Я… не понимаю… — ответил Канарис, закрыв второй глаз. Гитлер едва сдержался чтобы не ударить его. Опять тот строит из себя невиновного, хотя найдена куча доказательств его вины.
— Не понимаешь… Не ври мне!! — сорвался он, но тут же взял себя в руки. Всё-таки, он фюрер, рейхсканцлер, не пристало ему вести себя как подросток. — Мне известно что ты спасал сотни евреев, дав им документы сотрудников абвера. Найден твой дневник, где ты детально описываешь свою работу на этих паршивых "лимонников", как ты завязал контакты с шефом британской разведки Мензисом. Сколько секретной информации ты разгласил ему?
Канарис молчал, продолжая хрипло дышать. Возможно, ему отбили лёгкие, но Гитлеру было абсолютно плевать на это. Всё равно предатель сдохнет, с целыми лёгкими или нет.
— Это ещё не всё, Вильгельм. Я знаю что ты был связан с заговорщиками, которые хотели устранить меня в 1938 году, перед присоединением Чехословакии. Мерзавец Ганс Остер дал показания что ты не только знал о заговоре но и был сочувствующим ему. Может даже, и активным участником… Ты уже тогда хотел убить меня! — в ярости вскочил Гитлер. Заключённый не реагировал, продолжая лежать с закрытыми глазами.
— Что произошло, Вильгельм? — спросил Гитлер, успокаиваясь. Несмотря на все попытки себя контролировать, он чувствовал что находится на грани. Предатели были одним из самых сильных раздражителей для него. Понимать, что люди, с которыми ты часто общался, улыбался, повышал в звании… они, на самом деле, предатели, неимоверно его бесили. Хотелось рвать их на части собственноручно, придумать им такие пытки, которых ещё никто не знал! — Ты столько пользы принёс нашей стране, даже до того как мы пришли к власти. Награждён Железными Крестами. Благодаря тебе германские подлодки снабжались в 1916 году в Испании и Португалии. Через восемь лет ты сделал так чтобы подлодки для нас стали строить в Японии и Испании, когда проклятая Антанта запретила нам иметь свой собственный флот! Совсем недавно благодаря тебе мы узнали о планах англичан захватить норвежские порты и сумели опередить их… Так почему ты перешёл на сторону врага, Вильгельм?! — буквально прорычал он от ярости.
Канарис медленно открыл целый глаз, долго смотрел на фюрера и тихо ответил:
— Мой фюрер… Я понял… что с Англией воевать… бесполезно. Если мы их прижмём до предела, то… им помогут американцы. У них намного больше ресурсов, людей, кораблей… Мы проиграем, мой фюрер..
— И поэтому ты решил, что лучше сразу сдаться? — закончил Гитлер за него. — Заранее перейти на сторону сильного? Спасти Германию от её фюрера и убить меня?
Канарис ничего не ответил и снова закрыл глаза. Фюрера охватил гнев, но на этот раз он совладал с собой, встал и пошёл к выходу.
— Мой фюрер… — догнал его тихий голос. Гитлер оглянулся и увидел как глаз его бывшего соратника умоляюще смотрит на него.
— Позвольте мне умереть… — сказал Канарис.
Фюрер хищно улыбнулся.
— Конечно, ты умрёшь. Но не сразу, даже не надейся! За всё что ты сделал против Германии и меня лично, я скажу чтобы тебе уделили особое внимание! — мстительно сказал он.
Насладившись напоследок зрелищем поверженного и униженного врага, Гитлер вышел из камеры и направился к выходу из подвала. Поднимаясь наверх, он чувствовал что настроение повысилось и на лице появилась улыбка. Если эти презренные твари думают что остановят его, то зря надеются. Фюрер подвергнет их таким пыткам что они будут молить о смерти! Его судьба неразрывно связана с судьбой Рейха и никто не сможет разорвать её!
Берлин.
24 апреля 1940 года.
Гюнтер Шольке.
Лаура снова была на работе и Гюнтер решил прогуляться по городу. Агенты наружного наблюдения, как всегда, старались делать вид что их тут нет, но он уже немного наловчился их узнавать. Что ж, раз они делают вид что не обращают на него внимания, то и он сделает так же. Было прохладно и Гюнтер решил идти в форме а не в лёгком костюме, как намеревался раньше.
Выйдя из дома, он с удовлетворением осмотрел подарок баронессы, полюбовался лакированными обводами автомобиля и неспешно пошёл по улице, наслаждаясь жизнью. Заворачивая за угол, Гюнтер не успел остановиться и буквально врезался в какую-то девушку, которая целеустремлённо куда-то спешила. От толчка та вскрикнула и пошатнулась. Он инстинктивно рванулся к ней и крепко обхватил за талию. Девушка, видимо, уже представившая как падает на асфальт, облегчённо вздохнула и посмотрела на него:
— Спасибо, господин обер… Вы?! — поражённо уставилась она на него, широко открыв глаза. Гюнтер был удивлён не меньше её. Вот это встреча! Девушкой, которую он случайно чуть не сбил, оказалась его спасительница, Шарлотта Кольбе. Стыд волной охватил его. Ведь обещал же девушке что обязательно поужинает с ней, отблагодарит за спасение, а сам? Забыл про неё, закрутился с этими дурацкими интригами, да и другие женщины тоже заморочили голову… И что делать? Так, надо действовать, пока она не задала резонный вопрос, куда это он пропал?
— Ну наконец-то я вас нашёл, милая Лотта! — ослепительно улыбнулся он, не спеша выпускать её из объятий. — Уже который день ищу, после того как приехал в Берлин! И бумажку с вашим телефоном, как назло, потерял… Теперь вы от меня не спрячетесь, раз обещал вас угостить ужином, то так и сделаю! Вы сегодня вечером свободны? — всё это он проговорил не давая ей вставить ни слова.
Обескураженная его появлением и словами, Шарлотта молчала секунд десять пока не пришла в себя. Только сейчас обнаружив что до сих пор находится в его руках, она мягко высвободилась и поправила берет. Гюнтер, с некоторым сожалением, вынужден был отпустить её. Даже странно… Пока её не было он и не вспоминал о ней, но стоило ему снова её увидеть как Гюнтер почувствовал что его опять потянуло к девушке. Так, вот это уже лишнее! На этот раз будет ужин, только ужин и ничего кроме ужина! Довольно! У него и так уже множество женщин образовалось, пора бы завязывать с расширением гарема… Тут с имеющимися дамами не знаешь как разобраться, а если ещё Шарлотта добавится, то… Гюнтер не сомневался что, благодаря Дару, сможет уложить в постель и эту красавицу с длинными ногами, красивым личиком, стройной фигурой… Но вот надо ли ему это? Нет! С кем разделить постель у него уже навалом кандидатур, не считая Лауры. Поэтому только ужин!
— А я уже решила что вы забыли меня, Гюнтер! — упрекнула она его с капризной улыбкой. — Пропали, не звоните..
— Как вы могли такое подумать, милая Шарлотта? — с возмущением опроверг Гюнтер. — Чтобы вас забыть нужно получить полную амнезию! Просто едва я вышел из больницы начальство сразу отправило меня… в Варшаву. Вернулся оттуда всего день назад и сразу начал искать вас. Бумажка с телефоном куда-то пропала и я не мог вам позвонить.
"Проклятье, что я несу? Нельзя говорить ей комплименты, надо наоборот, держаться вежливо и отстранённо, иначе она ещё больше ко мне привяжется!" — думал он, смотря на неё. И всё-таки, она красивая, этого не отнять! Видимо, Лотта поняла его восхищение потому что на мгновение опустила глаза и поправила волосы.
— Ну хорошо, я согласна встретиться с вами сегодня вечером! — отозвалась она, весело смотря на него. — Куда мы пойдём?
— В любой ресторан, какой захотите!
— Хм… Тогда предлагаю "У последней инстанции". Согласны? — спросила девушка.
"А у неё хороший вкус! — приятно удивился Гюнтер. — Ужин в старейшем ресторане города, это здорово!"
— Конечно, Лотта! Думаю, в восемь часов будет в самый раз. Что скажете? — предложил он.
— Хорошо, Гюнтер! Я буду там ровно в восемь. Хоть я и девушка но опаздывать не люблю! — смеясь, ответила она. — До встречи!
— До встречи, Шарлотта! — махнул рукой Гюнтер, и неожиданно для себя, крикнул: — Вы выглядите как свежая роза в райском саду!
Шарлотта рассмеялась и, обернувшись, крикнула в ответ:
— Спасибо за комплимент, Гюнтер! Мне очень приятно!
Бездумно продолжая идти, он мысленно выругал себя:
"Ну вот зачем я это сказал? Кто меня за язык тянул? Сам же решил — никаких комплиментов! Пусть она красивая, пусть весёлая и так далее… Но вот говорить это было вовсе не обязательно! Значит, за ужином только Шарлотта, никаких "милая", "красавица" и тем более, "райская роза"! Поужинаем, я провожу её и тихо исчезну. Так и сделаю!"
Что ж, план был готов, осталось лишь осуществить его. Никаких проблем!
Берлин. Штаб-квартира СС.
24 апреля 1940 года.
Генрих Гиммлер.
— Что это, Рудольф? — с недоумением спросил Генрих, глядя на папку которую занёс адъютант отдельно от других бумаг.
— Это полный отчёт следователя, который ведёт дело о смерти графа Шверина. Так же, выводы экспертов и патологоанатома! — доложил ему помощник, как обычно, стоя по стойке "смирно". Гиммлер вздохнул, Рудольф не меняется.
— Хорошо, оставь, я посмотрю… — ответил он. Адъютант вышел и Генрих остался один. Несколько секунд посмотрев на папку, решил открыть и прочитать, может в самом деле будет что-то интересное. В естественной смерти своего бывшего друга Гиммлер не сомневался, поскольку знал что тот любит много выпить.
"Так, что тут у нас?.. Время смерти… Повреждения тела? Синяки? Интересно… Неужели он с кем-то подрался? Очень большая доля алкоголя в крови? Неудивительно… На шее следов не обнаружено… Ран от оружия тоже нет… А здесь что? Протоколы допросов… слуги, шофёр, баронесса, графиня… Что?! Шольке?! Какого чёрта он там делал?" — потрясённо подумал Гиммлер, задумчиво поглаживая подбородок.
Этот загадочный оберштурмфюрер начал надоедать ему своими тайнами. Сначала он оказался замешан в тайной доставке фюреру писем. Потом, оказалось, что Шольке как-то слишком быстро выздоровел. Причём дважды! Теперь ещё оказался в числе тех кто присутствовал на званом вечере баронессы! И это не считая того что он отличился при пожаре и "отличился" в другом смысле в драке с патрулём! Нет, надо, всё-таки, взяться за него всерьёз… Попытаться арестовать его семью? Тогда он сразу пойдёт к фюреру и ему, Гиммлеру, придётся унизительно оправдываться. Вдобавок, Гитлер узнает что, вопреки его прямому приказу, "верный Генрих" не отстал от Шольке а, напротив, продолжает им интересоваться. Это плохо! Значит, надо действовать не в лоб, а как-то тоньше..
Он громко сказал:
— Хедвиг!
Через несколько секунд дверь открылась и вошла его любимая секретарша. На лице готовность принять его указания и немедленно выполнить. Даже самые интимные. На память пришёл тот вечер когда он попросил её задержаться на работе. Когда все ушли, они закрылись в кабинете и Гиммлер овладел своей женщиной два раза подряд, что приятно его удивило. Из-за работы ему редко удавалось вести полноценную половую жизнь, видимо, это накопилось и вылилось за один вечер. Хеди тоже лежала со счастливой улыбкой и нежно целовала его. После этого они пошли в ресторан, а после него… Хм, хватит вспоминать прошлое, работать надо! — одёрнул Генрих сам себя.
— Слушаю, рейхсфюрер? — спросила она, вопросительно подняв глядя на него. "А ноги у неё просто очаровательны!" — невольно восхитился Гиммлер и с трудом поднял глаза выше. Определённо, он её любит, хватит уже обманывать самого себя. Может, развестись с женой и открыто жить с Хеди? Всё равно они очень редко встречаются и охладели друг к другу.
Встретившись с её еле заметной лукавой улыбкой, Генрих сумел взять себя в руки. Она, несомненно, всё поняла по его взгляду и это ей понравилось.
— Шелленберг на месте? — спросил он, сдерживая свои чувства.
— Не могу знать. Если хотите, сейчас наведу справки, рейхсфюрер… — ответила секретарша.
— Наведи! — кивнул Гиммлер головой. — Если здесь, пусть зайдёт.
— Хорошо, рейхсфюрер. Я сделаю всё что вы хотите! — мягким голосом сказала она с подтекстом, от которого Генриха обдало жаром. Напоследок, слегка улыбнувшись, она вышла, а к нему пришла заманчивая мысль снова оставить её после работы..
— Вы меня вызывали, экселленц? — спросил Вальтер, заглядывая в его кабинет.
— Да, садись. Есть что-нибудь по тем задачам которые я тебе дал? — поинтересовался Гиммлер. Шелленберг замялся и виновато посмотрел на него:
— Я ещё не всё успел сделать, рейхсфюрер… — признался он. — Мне нужен ещё день. Завтра вечером я буду готов доложить вам обо всём что выяснил.
Гиммлер задумался. С одной стороны было интересно узнать что там успел накопать его порученец, с другой… данные будут неполные. Лучше подождать до завтра.
— Что ж, не возражаю… — согласился он. — Но у меня к тебе ещё одно дело!
— Слушаю! — подобрался Вальтер, доставая свой неизменный блокнот.
— Ты же уже слышал про смерть графа Шверина? — осведомился Генрих, глянув на подчинённого.
— Так точно, рейхсфюрер… Примите мои самые искренние соболезнования! — сделал скорбное лицо Вальтер.
— Так вот, оказалось что на званом вечере баронессы фон Мантойфель, где умер граф, в числе гостей был наш старый знакомый, оберштурмфюрер Шольке! — выразительно глядя на Шелленберга, произнёс Гиммлер. Тот удивлённо поднял бровь, тут же нахмурившись.
— И я хочу знать, как он там оказался? Чтобы аристократка пригласила на великосветский приём обычного офицера СС… Это очень странно, согласись? — спросил Генрих. Тот очнулся от размышлений и медленно протянул:
— Знаете… а я, кажется, знаю почему он там оказался..
Глава СС несказанно удивился.
— Да? И почему же? Какая связь между высокопоставленной, богатой баронессой и простолюдином СС? — с нескрываемым интересом спросил он.
— Дело в том, что баронесса и её дочери были одними из тех кого спас Шольке во время того пожара! — ответил Вальтер, с довольным видом глядя на него.
— Вот оно что! — поразился Гиммлер, быстро прокручивая в голове новую информацию. — Считаешь, это жест благодарности с её стороны?
— Думаю, да. Завтра я ещё кое-что проверю и вечером смогу дать полный отчёт, рейхсфюрер! — ответил подчинённый.
— Хорошо, Вальтер. Завтра вечером я жду от тебя полный доклад по всем вопросам которые тебе поручил! — решил Генрих, легонько ударив по столу с папкой. Шелленберг вскочил со стула и вытянулся:
— Разрешите идти, экселленц?
— Разрешаю! — отпустил его Гиммлер. Хлопнула дверь, а он снова погрузился в размышления. Интересно всё как-то крутится вокруг этого Шольке… И тут замешан и там… Ничего, скоро он разгадает этого таинственного Гюнтера и уже тогда решит что с ним делать и как использовать.