Юло считает, что его исследования помогут не только заглянуть в механизмы эстонского общества, но и общества советского в целом. Он нарисовал мне схему, из которой видно, что его лаборатория — на пути к созданию модели общественной жизни всей страны. Кто знает, может быть, закономерности, выявленные в недрах маленького народа Эстонии, действительно помогут таким людям, как Юло, прогнозировать будущее всей нашей российской махины.
…У Юло четверо детей и собака, доходы его крайне скромны, но не видно, чтобы он заботился об устройстве собственной карьеры. Он даже докторской диссертацией (защитить которую ему было бы очень просто) не занимается. Некогда!
…Социологическую лабораторию в Тарту постоянно травят. Последний донос поступил от директора Института конкретных социологических исследований в Москве Руткевича. Вопрос разбирался в Москве, потом в Таллине, в ЦК Эстонии. Руткевич заявил, что лаборатория в Тарту — прибежище националистов и сионистов (у Юло работает несколько евреев), что лабораторию надо закрыть…
…Юло — спортсмен, чемпион Эстонии по яхтспорту. Держится с достоинством, но очень просто. Он пригласил меня в воскресенье идти с ним на яхте. Уроженец острова Саарема, он собирается морем добраться до своей родины, а потом до Риги. Полсуток в море. Гляжу на него и думаю, что у москвичей такое полное духовное здоровье редко соседствует с цветущим здоровьем физическим. Это сочетание европейское.
Ездил в Тарту по просьбе Юло Вооглайда: выступал перед его сотрудниками. Тема беседы: «Зачем ученому совесть». Слушали внимательно. Видел в лаборатории много хороших лиц. «Для социологов такая тема как нравственность особенно важна», — сказал Вооглайд.
Два дня провели с Юло Вооглайдом. Много толковали об Эстонии и эстонцах. Рассказы Юло — великолепны. Неожиданно он открылся нам также с новой стороны — в семье. Целый день он бегал по городу в поисках металлической трубки, трубка нужна его тринадцатилетнему сыну, который через два дня выступает в соревнованиях на яхте. Трубка-мачта должна крепить один из парусов. Отец Вооглайд обегал все магазины, заводы, автопарки и спортивные учреждения города, но трубку все-таки достал. Кофе у Вооглайдов. Семья почти в полном составе, кроме маленькой дочки и собаки. Девочки 14 и 16 лет — Кай и Катя — свежие, загорелые, спортивные. Говорят мало. Но никакого жеманства или кривляния. Кай — видная спортсменка республики, Катя изучает несколько славянских языков, готовится стать лингвистом. Но больше всех понравился нам Томас; со своим льняным чубом, ясным и мужественным взглядом, молчаливый, но полный мальчишеского достоинства. Он представляется настоящим символом мальчишки, всего лучшего, что есть в мужчине 13-ти лет.
«…Конечно, лучше, если бы это объяснил Вам сам Вооглайд, но раз Вы спрашиваете у меня, то готов разъяснить суть его работ. К сожалению, Вы не знаете нашего социологического языка, поэтому буду пользоваться общепринятыми выражениями. Лаборатория Вооглайда изучает образ жизни эстонцев: потребление товаров и продуктов, жилища, пищу, как складываются их производственные и семейные отношения. Его программа так и называется: „Дом“. Эти исследования позволили разделить жителей республики на восемь типов, различающихся по материальному укладу и образу жизни. Благодаря исследованиям социологов Тарту мы знаем теперь, какие дома, мебель, автомобили, холодильники и иные товары население желает иметь и какие людям не нравятся. Мы знаем также, как обстоит дело с эстонской семьей, насколько каждая из восьми групп склонна иметь или не иметь детей, разводиться, жениться и выходить замуж. Лаборатория Вооглайда изучает также положение в промышленности республики. Исследовав 28 хозяйств и несколько заводов, Вооглайд обнаружил причины, мешающие этим предприятиям работать эффективно. Сотрудники лаборатории экспериментально доказали, что современные индустриальные рабочие могли бы давать 150–200 процентов нынешнего плана, и показали конкретные пути повышения производительности. Исследовав „эстонский образ жизни“, тартусские социологи разработали конкретный проект оптимизации транспорта и торговли в городах республики. Вооглайд изучает также, как средства массовой коммуникации — газета, радио, телевидение — влияют на эстонскую аудиторию. Более, он создал теорию коммуникаций, какой пока нет на Западе. Он считает, что в наших условиях можно резко усилить воздействие воспитывающего, пропагандирующего и просвещающего слова на отдельных граждан и целые коллективы. Он знает средства, которые поставили бы гражданина на пресечении множества каналов коммуникативного воздействия и тем во много раз усилили бы пропагандистский эффект. Однако, насколько мне известно, он не пожелал сделать это последнее свое исследование достоянием гласности и как будто даже сжег рукопись с изложением этого проекта…
Наблюдения и расчеты Юло Вооглайда позволяют уже сегодня получить ценные экономические и политические рекомендации. Можно поднять трудовую активность на предприятиях, можно прогнозировать производство и торговлю многими видами товаров и тем избегать затоваривания; социологи могут объяснить службам информации и пропаганды их ошибки, а демографам дать методику для прогноза эстонской семьи. Но похоже, что у эстонских руководителей спроса на всю эту ценнейшую информацию нет».
Ровно год не видались мы с Юло и его женой. И вот они снова у нас в Тырве. Разительная перемена: год назад Юло был неотразимо победоносен, сейчас что-то в нем надломилось. События последних месяцев даже его, сорокалетнего крепыша, как-то смяли. Первого июля его лаборатория без всяких объяснений была закрыта по приказу ректора. В полночь сорок молодых социологов, учеников и сотрудников Юло, прошли с факелами и прощальными песнями перед зданием университета. Лаборатории, просуществовавшей без малого десять лет, больше нет, Юло считает, что тартусское и таллинское начальство собиралось закрыть лабораторию давно. Были специальные решения ЦК Эстонии, предупреждения тартусских партийных органов. Приказ ректора только завершил неизбежное. Работа социологов обнажала бездарность руководства на предприятиях, равнодушие рабочих, отсутствие ответственности во всех этажах общественного здания. Цифры и факты в руках социологов говорили об экономическом и духовном упадке, царящих в республике. Спрашиваю: «Но ведь вы ничего почти не публиковали. Откуда же они узнали о ваших выводах?» Он: «Да, печатали мы мало. Если бы опубликовали свои данные раньше, то лабораторию закрыли бы несколько лет назад». Юло считает, что частично в судьбе лаборатории виноват он сам. В декабре 1974 года его пригласили выступить в Госплане республики. Он прочитал доклад, обнажающий ряд закономерностей экономического порядка. Слушатели промолчали, но он почувствовал — ему не простят. Они не могут позволить, чтобы посторонний знал правду о механизме их экономики, их власти, системе их управления.
После закрытия лаборатории ректор университета предложил исключить Вооглайда из партии. Это значит, что теперь он не сможет работать на кафедрах общественных наук…
Первому секретарю ЦК Коммунистической партии Эстонии
И. Г. Кэбину
от Поповского М. А. члена Союза Писателей СССР
Глубокоуважаемый Иван Густавович!
…Талантливому эстонскому социологу Юло Вооглайду угрожает полное отстранение от научной деятельности. Его лаборатория закрыта, сорокалетний, находящийся в расцвете сил ученый исключен из партии. Сейчас на повестке дня, как можно судить, его полное изгнание из Тартусского университета… Могу со всей ответственностью заявить, что лаборатория, которой почти десять лет руководил Юло Вооглайд, по богатству идей, по спокойной и дружелюбной рабочей обстановке относилась к лучшим известным мне научным коллективам. Лаборатория занималась самыми насущными вопросами жизни республики… Ценность работ Социологической лаборатории Тартусского университета я вижу прежде всего в том, что ученые представляли руководителям предприятий и других звеньев экономики широкую информацию о положении в данной области. Собирая и осмысляя данные тысяч анкет, социологи как бы организовывали обратную связь между обществом и руководителями…
Я знаю Вооглайда как человека кристальной честности, страстно увлеченного наукой. Его любят и уважают сотрудники и студенты. Он хороший лектор и настоящий исследователь. Я не оставлю работу над книгой, посвященной Вооглайду и его коллективу прежде всего потому, что уверен: такая книга, такие примеры нужны нашей молодежи. К тому же я уверен, что еще прежде чем я завершу последнюю страницу, руководящие эстонские товарищи восстановят доброе имя моего литературного героя… О судьбе социологической науки я уже не говорю, но я посылаю Вам это письмо в надежде, что и судьба человека не оставит Вас равнодушным.
10 сентября 1975 г.
С уважением
(Марк Поповский)
Уважаемый Марк Александрович!
…(Ваши) опасения по поводу дальнейшего развития социологии в республике не обоснованы. Наоборот, ведется работа по повышению качества и эффективности социологических исследований. Эти цели преследует осуществленная недавно в Тартусском университете реорганизация, которая отнюдь не означает ликвидации социологических исследований.
Что касается тов. Вооглайда, то необходимо отметить, что он, к сожалению, допустил ряд ошибок и неприглядных действий политического характера. Его личное дело рассматривалось и решалось в полном соответствии с Уставом КПСС. Мы готовы в случае необходимости помочь Вам в получении более подробной информации по затронутым в Вашем письме вопросам.
С уважением
Зав. отделом науки и Зав. отделом культуры ЦК КП
и учебных заведений Эстонии
ЦК КП Эстонии
(Э. Гречкина) (О. Утть)
(Без даты)
Уважаемый Марк Александрович!
Получив Ваше первое письмо, н поручил ответственным работникам ЦК КП Эстонии, которые более всего в курсе дела Ю. Вооглайда, ответить Вам по существу. С содержанием направленного Вам ответа я вполне согласен. Мне кажется, что Вам очень любезно предложено, если вопрос Вас действительно интересует, получить более подробную информацию на беседе в ЦК КП Эстонии.
13. 11. 75 г. С уважением И. Кэбин
Коммунистическая партий Советского Союза Центральный Комитет КП Эстонии
Москва Г-359
ул. акад. Павлова, 36, кв. 139.
Поповскому М. А.
Уважаемый Марк Александрович!
По поручению тов. Кэбина И. Г. сообщаю в ответ на Вашу телеграмму, что по существу поднимаемого Вами вопроса был дан ответ в письме заведующих отделами ЦК КП Эстонии тт. Гречкиной Э. Р. и Утть О. Я. от 21 октября 1975 года.
Этот ответ подтвержден в письме тов. Кэбина от 13 ноября 1975 года. Более подробную информацию по интересующему Вас вопросу можем дать только при беседе в ЦК КП Эстонии.
Помощник 1 секретаря ЦК КП Эстонии
(В. Рензер) 15 января 1976 года У-1378
Я не поехал беседовать в Центральный комитет Коммунистической партии Эстонии. Не поехал, потому что знал: судьба социолога Юло Вооглайда и его лаборатории решена окончательно. Сегодня ученого уже нет больше в университете, нет в Тарту. Он не сможет больше учить студентов, не сможет заниматься любимой наукой. Но те, кто разгромили лабораторию Вооглайда, убили живой научный организм, не посмели даже публично сообщить об этом. Ибо это тоже тайна. Я не поехал в Таллин потому, что знал ту версию, которую мне расскажут. Они там долго искали, в чем бы обвинить молодого ученого. Надо было как-то опорочить его, загрязнить — не получалось. Вооглайда знал весь город, его знали и любили. Тогда его начали вызывать на допросы в КГБ. Вызывали семь раз и допрашивали по пять-шесть часов. Требовали признания в том, что он сочинил манифест мифического Эстонского национального совета. Он не сочинял политических манифестов, ему это было ни к чему. Первый интеллигент в крестьянской семье, он всю свою жизнь занимался только наукой. И те из КГБ это прекрасно знали. В конце концов им пришлось освободить его от всех политических обвинений.
И все-таки надо было как-то изничтожить Юло, было приказано затравить его, ибо он слишком много знал. По «личному делу» Ю. Вооглайда была создана специальная комиссия ЦК КП Эстонии. Комиссия ездила в Тарту, опрашивала десятки людей и наконец нашла то, что искала.
Несколько лет назад один из молодых сотрудников Социологической лаборатории получил от отца-крестьянина подарок — 1500 рублей. На эти деньги юноша решил приобрести развалины заброшенного хутора неподалеку от Тарту. Вместе с сотрудниками-друзьями он восстановил дом, насадил вокруг сад. Хутор стал местом совместного отдыха молодежи. Социологи приезжали сюда на субботу и воскресенье. Сидя у самодельного камина, молодые ученые толковали об искусстве, науке. Парились в финской бане, копали картошку. Знакомые художники развешивали по стенам дома свои картины. Возле камина на столике лежала тетрадь, куда каждый мог записать свои мысли, сообщить, что он сделал за последнее время, о чем мечтает и какие чувства у него вызывает работа и отдых с друзьями. Случалось, что в тетрадь заносил свои стихи молодой поэт-гость социологов или там появлялись репортажи столь же юного журналиста. «Издание» существовало в двух экземплярах. И вот этот самовольно выпускаемый «журнал», эти выставки картин, не просмотренные предварительно цензурой, и стали главным криминалом в «деле» Юло Вооглайда. «Как вы могли допустить?» — кричали на социолога в ЦК. Но главное обвинение состояло в другом. На каминной доске, в общей комнате, комиссия ЦК обнаружила две солдатские каски, немецкого и советского образца. В касках этих (их множество и по сей день валяется в лесах Эстонии) молодежь пекла картошку. В горячем пепле картофель печется великолепно. Но именно в этом деянии партийная комиссия усмотрела наиболее серьезный подкоп. «А скажите, Вооглайд, почему это каска советского образца прострелена, а гитлеровская каска — цела?» — спросили в ЦК.
Вот и все. Дырявая солдатская каска, простреленная на давно отгремевшей войне, оказалась в конце концов главным аргументом при разгроме лаборатории социолога Юло Вооглайда. Высшая контрольная инстанция ЦК КПСС в Москве, заседавшая под предводительством члена Политбюро Пельше, утвердила решение, вынесенное в Таллине: лабораторию социологии при Тартусском университете закрыть, Вооглайда из партии исключить, к науке его впредь не подпускать. Ученому не простили рассекречивания внутренних механизмов общественной жизни. Ибо секретность — закон страны, Ее самый главный закон.
В других землях нет, а у нас — порядок! Я в полгода всю Европу объехал — нигде задержки не было; а у нас — нельзя! Ни въехать, ни выехать у нас без спросу нельзя, все мы под сумлением состоим: может быть злоумышленник!
Степень конфликтности советской науки с наукой мировой постоянно изменяется. Заморозки сменяются оттепелью, а то и сильными морозами. Но нормального ровного климата в этой области на памяти моего поколения не бывало никогда, потому что определяется научная погода не в лабораториях и институтах, а в кабинетах партийных деятелей, и зависит исключительно от состояния господствующей в данный момент общегосударственной политической атмосферы. На исходе эпохи сталинского владычества, в пору холодной войны, российский научный шовинизм плодил чудовища. Развернув газету или включив радио, гражданин мог узнать в те годы, что наука кибернетика, например, выражает самые темные и гнусные устремления мирового империализма; что «формальные» генетики оттого только и придумали гены и хромосомы, что оказались неспособны познать мир во всей его сложности, ибо не владеют спасительной теорией диалектического материализма. Много столь же поучительного можно было узнать о математической лингвистике, о языкознании и буржуазной антипавловской физиологии.
Вот фраза из журнала конца 40-х годов, которую я храню столь же благоговейно, как иной археолог лелеет обломок древнегреческой вазы. Вслушайтесь в ее звучание: «
Закон сохранения энергии открыл русский ученый М. В. Ломоносов, а не английский пивовар Джоуль или немецкий врач Гельмгольц».
Стиль времени! И не в том даже беда, что, в соответствии с нравами тех лет, автор (ученый!) назвал Джоуля пивоваром, не упомянув при этом, что владелец пивоварни был к тому же и выдающимся физиком, а то, что советскому читателю в те поры попросту негде было узнать, что не Ломоносов, а три великих физика Джоуль, Гельмгольц и Майер (тоже врач) открыли закон сохранения энергии.