В этот раз перемещение во времени не сопровождалось загрязнением или очисткой кухонного гарнитура. Гарнитур просто сменился: вместо типично-белого советского стоял вырвиглазный оранжевый. Да и в целом кухня явно претерпела ремонт, даже, может быть, и не раз. Переведя взгляд с покрытого магнитами холодильника на кофемашину, я радостно выдохнул. Дома!
Ну то есть, почти дома.
Осталось лишь добраться до собственного жилья.
Я бы с радостью вылез через окно, как тот призывник, но за сорок прошедших лет на нём появились решётки. Значит, придётся ходить по квартире… Вот бы дома не было хозяев!..
Осторожно открыв дверь, я вышел с кухни. Попытался оглядеться в коридоре…
… И сразу столкнулся с какой-то противной старухой!
— Спасите-помогите! Террорист!!! — заголосила она тут же.
— Ты что, бабка, рехнулась? Какой я тебе террорист? — бросил я, приготовившись нокаутировать полоумную, чтобы спокойно уйти и не объясняться.
Тут внутри что-то ёкнуло.
— Ирина?! Это ты, что ль?
Бабка с удивлением посмотрела на меня. В её глазах мелькнул тот огонёк, из-за которого я к ней и приставал в той, прошлой жизни…
— А ты этот… как тебя звать-то?
— Серёга.
— Серёга… Тот хрен, что ко мне клеился когда-то. А потом напросился домой и внезапно исчез.
— Не забыла! — Я довольно улыбнулся.
— Да тебя уж не забудешь! — Бабка фыркнула. — Таких клоунов я больше не встречала ни до, ни после. Да ещё как вёл себя по-хамски…
— Ты, бабуля, тоже воспитанием сейчас не блещешь, — заметил я. — Зацени, кстати: ты старая, а я так и остался молодым! Неплохо, да? Хочешь узнать, как я так это сделал?
— Да насрать мне, — сказала Ирина. — Молодой и молодой. И хрен с тобой. Думаешь, что стоит этим хвастаться? Да как же! У вас, молодых, все мозги в Интернете! Знать ни черта не хотите, никого не уважаете! Тьфу на вас, наркоманы проклятые! Мы в вашем возрасте БАМ строили, трудились во благо родины… А вы на что способны? В телефоны свои пялиться?
— Ирина, какой ещё БАМ?! — Я расхохотался. — Да ты по диссидентским вечеринкам зависала и джинсы варила! Какой труд на благо родины?! Фарцовка, что ль, твоя? Кстати, продала мои одежки? Давай сюда выручку!
— У Чубайса попроси! — сказала бабка. — Накопления все сгорели в 90-е! Ограбили нас дерьмократы! Просрали страну — вот такие как ты вот!
— Как я?! Да ты рехнулась! Ты ж сама от Сахарова чёртова фанатела до Перестройки!
— Никогда я от него не фанатела! Мне твой Сахаров нахрен не сдался! Я с четырнадцати лет была в комсомоле! И в партию вступила бы, если б американцы не развалили всё!
— Блин, Ирина, ты сама всё и разваливала…
— Ничего я не разваливала! Я всегда была самым большим патриотом советской власти! Это такие, как ты, продались…
— Слушай, тебе же семидесяти нет еще, верно? И при этом ты уже в маразме.
— Сам ты в маразме, майдаун! Думаешь, не помню, как тебе при Андропове американцы джинсы передавали через агента? Тебя ещё тогда завербовали!
— Блин, да я это выдумал всё! Я тебе хотел понравиться, карга!
— Ага, рассказывай! Нет уж, друг ситный! Я ещё тогда и заподозрила, что ты из тех, кто Родиной торгует! А уж когда ты мне обёртку от «Сникерса» сунул поганого вашего…
— Да ты на неё смотрела во все глаза! Оторваться не могла! Гладила даже!
— Ну, рассказывай, конечно!.. Да я сразу поняла, что это дрянь! Мне и взглянуть-то на эту бумажку противно было!
Конечно, в мире Ирины прошло почти сорок лет, а не двадцать минут, как в моём, но то, что она так перевирает события, свидетелем которых был я сам, бесило жутко. Это, что, у неё старческое, что ли? Или врёт спецом? А может, издевается?
Впрочем, плевать. Я не стану с ней больше общаться.
— С меня хватит. Я пошёл отсюда.
— Давай, вали, пока милицию не вызвала! Скажи сперва только, где Ваня.
— Какой ещё Ваня?
— Да внук мой, понятное дело! Ему, вон, повестка пришла. Родину должен идти защищать. А он делся куда-то.
— За своими внуками сама следи, фарцовщица.
— Это была индивидуальная трудовая деятельность, — ответила бабка. — А фарцовкой я не занималась никогда. Я не такая.
— «Не такая»! Ну-ну, — фыркнул я. — До свиданья!
От входной двери было слышно, что в спальне работает телевизор. До меня донёсся голос Соловьёва. От него на душе стало как-то спокойно и по-домашнему.