В Изборце я раньше не бывал, но ожидал увидеть именно что-то подобное. Недурная крепость в стратегически правильном месте, посады вокруг, толковая система дозоров, которая обнаружила нас еще на подступах.
Впрочем, мы и не скрывались, однако если бы и скрывались, скорее всего, нас бы всё равно обнаружили. Витмид сумел заметить один-единственный секрет, расположившийся в приозерных камнях. И вряд ли секрет был один.
Меня признали и сопроводили сначала внутрь крепости, а потом на княжеское подворье, которое варяги называли Детинцем.
А я, пока мы ехали, пытался догадаться, от кого Трувор так стережется. Понятно же – не от случайных путников.
Всё было ожидаемо, пока мы с Трувором не встретились и он не поинтересовался: за каким таким хреном к холодцу я сюда явился?
И пришлось мне сообщить ему то, что я намеревался рассказать тет-а-тет в присутствии его гриди, каких-то гражданских и любопытствующих холопов.
Причем в положении «снизу вверх», поскольку сам Трувор стоял на верхней ступени лестницы, а я у ее подножия.
Пока я говорил, Жнец молчал. И судя по тому, как наливалось краской его лицо, постепенно зверел. Тем не менее дослушал он до конца, а потом спрыгнул с лестницы, махнув сразу через десяток ступеней, и приземлился в шаге от меня, что демонстрировало: мой тесть в отличной спортивной форме. Пожалуй, выхвати он на лету меч, вполне мог бы снести мне голову.
Голову он мне не снес, но…
Нет, я ждал, что Трувор не обрадуется моему появлению. А новости, которую я ему принес, – уж точно.
Чего я не ожидал, так это того, что он реально слетит с катушек.
– Ты притащил ее сюда! – рычал Жнец, нависая надо мной и брызжа слюнями в лицо. – Из-за тебя она оказалась у Водимира, и теперь этот сын змеи не попросит, а потребует от меня союза. Или союз, или я никогда не увижу свою дочь! И это всё из-за тебя, наглый волчишка! Ты приволок ее в Ладогу! Ты сбежал, когда должен был быть рядом! Ты…
Минут пять орал. Безостановочно. Я ждал. Долго. Надеялся, выплеснется и успокоится.
Нет, не унимался. Выискивал новые уничижительные эпитеты и обрушивал на меня. Практически не повторяясь.
Наконец мне это надоело.
– Заткнись! – рявкнул я. – И отодвинься. Хватит брызгать слюной. Всего уже заплевал! – Я демонстративно вытер лицо рукавом. – Думаешь, чем громче ты будешь орать, тем скорее мы вытащим Зарю из лап Водимира? И вообще – почему ты орешь на меня? Я оставил ее не в чистом поле и не в лесной избушке. Я оставил ее в Ладоге. А там, напомню, имеется крепость и Гостомысл со своей дружиной. Но он даже не пытался защищать город. Закрылся в крепости и наблюдал, как режут его людей. И как крадут Зарю!
Вот! Вижу, успокаивается понемногу. Плеваться перестал и нависать надо мной тоже.
Что ж он так сорвался? Тем более не наедине, а публично. При своих людях, которые, как я вижу, этим взрывом чувств весьма удивлены.
– Ты сказал: их было две сотни? – процедил Трувор. – Гостомыслу с ними не совладать!
– А мне? – спросил я. – Мне – совладать?
Молчит.
– А скажи мне, Трувор, скажи как князь и защитник: если бы в твой Изборец ворвались враги, ты бы тоже отсиживался за стенами и глядел, как убивают твоих смердов?
– То я, а то – Гостомысл, – буркнул Трувор. – Я варяг, а он ободрит. Сравнил тоже. Пойдем, зятек, горло промочим. В глотке пересохло.
– Еще бы – так орать, – пробормотал я, но Трувор сделал вид, что не услышал. – Людей моих вели разместить, – сказал я погромче. – И пойдем думать, как нам скормить Водимиру его собственные яйца. Но для начала я хочу знать, что он тебе предложил…
Изборск. Месяцем ранее
– Безмерно рад видеть тебя, Трувор Жнец!
Он почти не изменился, князь Водимир, после своего разгрома и потери земель, которые он так старательно собирал. Те же по-павлиньи пестрые одежды, та же густая грива, ниспадающая на широкие плечи. Вот только вместо шитой бисером шапочки главу князя ныне венчал круглый шлем с золотым покрытием, а грудь украшала того же металла цепь в гривну весом. А вообще же на Водимире драгметаллов было чуть ли не четверть пуда, если считать богатое золотое шитье и бляшки на широченном поясе и ножнах короткого широкого меча. И свита при нем подобающая: полсотни всадников, по которым сразу видно: гридь.
– Безмерно рад! – провозгласил Водимир и распахнул объятия, будто желал обнять сразу полдюжины девок.
Трувор обниматься не стал. Произнес строго:
– Хотел бы и я сказать тебе то же, Водимир, да не могу. Чего ты хочешь?
– Дружбы! – с широкой улыбкой заявил Водимир. – Дружбы и справедливости!
– Ты о чем? – Трувор нахмурился.
Когда он со мной спорил, то, вероятно, полагал, что разгромленный князь Водимир вряд ли вернет себе прежнюю силу. Теперь Трувор осознал, что ошибся. И дело не в роскошном облачении самого Водимира, а в его дружинниках. Эта полусотня не более чем знак. Статус, вроде золоченого шлема. А это значит, что выброшенный с корабля князь не только выплыл, но и сумел обзавестись новым драккаром и по-прежнему представляет угрозу. Серьезную угрозу.
Водимир будто угадал его мысли:
– Мы не враги с тобой, Трувор Жнец! Напротив, мы природные союзники. А враг у нас один. Общий враг.
– И кто же этот враг?
– А ты сам не видишь? – делано удивился Водимир. – Ты по праву должен был стать князем варяжским, но тебя оттеснил Ольбард. Синеус теперь правит и Белозерьем, и вашими приморскими землями, а тебе достался этот город с кучкой данников и малая доля окрестных лесов. Погоди! – остановил он попытавшегося возразить Трувора. – Хочешь сказать, что и Плесков почти твой, и еще пяток селений, да? Но тут ты ошибаешься! К ним уже протянул руки еще один твой родич – Рюрик. У него дли-инные руки! Они и к Полоцку тянутся, и даже к Смоленску. И ты не первый, к кому я пришел, Трувор Жнец. Князь смоленский Дир уже готов меня поддержать.
– В чем? – хмуро спросил Трувор.
– В том, чтобы обрубить эти руки! – Водимир упер кулаки в бедра, расправил плечи. – Что тебе Рюрик? Ты спас его, ты оберегал его, без тебя он уже давно был бы мертв! А чем он отблагодарил тебя за помощь? Бросил тебе Изборец, как псу – кость? Ты ничем ему не обязан, Трувор Жнец! А он тебе обязан всем! И он знает, что ты – лучший из варягов.
– Чего ты хочешь? – перебил Трувор. – Говори прямо!
– Я сказал: будь моим союзником. Ты, я и Дир.
– Хочешь, чтобы я убил того, кто столько лет был моим вождем? – Трувор нахмурился еще больше.
– Зачем убивать? – пожал плечами Водимир. – Мы лишь воздадим ему должное. Вернем туда, откуда он пришел. Пусть правит Ладогой вместе с Гостомыслом и забудет о большем. А мы разделим то, что он захапал. И ты получишь настоящее княжество, а не этот жалкий огрызок.
– А что получишь ты?
– Новый Город! И все земли близ него! Это справедливо, согласись, ведь это и было мое. А если тебе мало, то давай возьмем еще и Полоцк! Когда я стану новогородским князем, нам с тобой будет нетрудно его заполучить.
– Когда ты станешь новогородским князем, Водимир, ты постараешься подгрести под себя всё, – возразил Трувор. – Так же, как ты делал это раньше. Я тебе не верю!
– Вот это ты напрасно сказал, – покачал золоченым шлемом Водимир. – Не торопись с решением, Трувор Жнец! Я не требую от тебя ответа немедленно. Подумай, как тебе лучше: быть моим союзником или врагом?
– Мы уже побили тебя однажды, – напомнил варяг.
– И что с того? – Водимир усмехнулся. – Думаешь, я от этого стал слабее? Нет, Трувор Жнец! Я стал умнее. Больше меня врасплох не застанут.
– Что с того? – пожал плечами Трувор. – Мое слово: нет. И это слово – окончательное.
– В мире нет ничего окончательного, – с легкой угрозой произнес Водимир. – Даже твое слово. Это значит лишь то, что мне не хватило доводов, чтобы добиться своего. Но я найду, чем тебя убедить. Но это будет разговор долгий и непростой, а я устал с дороги. Не пригласишь меня к столу, князь Изборский?
– Нет! – отрезал Трувор.
– Нехорошо отказывать гостю, – с той же легкой угрозой проговорил Водимир. – Богам это не любо!
– Ты мне не гость! – Трувор положил ладони на рукояти мечей. – Ты – как нурманский Локи! Ты пришел, чтобы поднять меня против родни! Убирайся!
Он шагнул вперед. Водимир попятился.
Трувора не зря прозвали Жнецом, и Водимир вовсе не жаждал испробовать на себе его силу.
– Что ж, я уйду, – сказал он. – Но я вернусь. И ты убедишься, что у меня есть доводы, которым ты внемлешь.
Он повернулся и пошел к своим. И он заметно прихрамывал. Раньше этого не было.