Экзамены закончились ночью. А на следующий день Верховский вышел со мной в море и там проверил мои навыки по управлению кораблем. Проверкой, видимо, он остался доволен, поскольку уже в ноябре 1944 года мне было приказано отправиться в составе группы других подводных лодок в Ханко.
Финляндия к тому времени вышла из войны и в соответствии с договоренностью советские боевые корабли перебазировались в финские порты Турку, Хельсинки, а также в Ханко. Здесь я вступил в оперативное подчинение бывшего своего начальника, тогда командира дивизиона подводных лодок, капитана 1 ранга А. Е. Орла, штаб которого находился на плавбазе "Смольный". Встретил он меня сердечно. Поздравил с назначением на командирскую должность и приказал готовиться к боевому походу.
Я начал подготовку с тщательного изучения своих подчиненных. Ведь командир, будь он даже семи пядей во лбу, в одиночку не выполнит ни одной задачи. Мой предшественник капитан-лейтенант Юрий Сергеевич Руссин (кстати, он отправился на командирские классы, которые я только что окончил) перед уходом подробно охарактеризовал всех членов экипажа, состояние корабля и вооружение. Однако необходимо было самому хорошо узнать людей, выяснить, кто на что способен.
* * *
По моей просьбе командир дивизиона разрешил мне выйти в море в один из районов финских шхер для отработки действий экипажа и проверки механизмов. Сопровождал нас тральщик. В отличие от подводных лодок типа Щ "малютки" погружались стремительно, уходили под воду за 25-30 секунд. В таких условиях и действия экипажа должны быть четкими и стремительными. Так оно и было. В целом подчиненные оставляли хорошее впечатление. Особенно старшины сверхсрочной службы. До сих пор вспоминаю с чувством признательности главного старшину Глазунова. Возглавлял он команду торпедистов, но был отлично подготовлен и к выполнению других обязанностей. Мог быть сигнальщиком, мог замещать старшину команды трюмных машинистов, обеспечивал срочное погружение лодки, обслуживал работающий дизель. Так как количество личного состава на "малютке" ограничено, такой старшина-универсал являлся для нас просто находкой.
До войны Глазунов работал в Ленинграде на Монетном дворе, был ювелиром. И хотя дело это, как известно, тонкое, деликатное, обладал недюжинной силой. Достаточно сказать, что во время перегрузок торпед он переворачивал их с завидной легкостью.
Старшиной команды мотористов был главный старшина Григорьев. С ним я совершил три боевых похода. И во всех трех дизель работал безотказно. Это ли не лучшая аттестация специалисту!
Хорошее впечатление производили и другие моряки: старшина команды электриков главный старшина Славинский, старшина команды трюмных машинистов старшина 1-й статьи Леонов. Отличным специалистом был боцман подводной лодки главный старшина Капалин, моя правая рука во время плаваний как в надводном, так и в подводном положении. На глубине - он рулевой на горизонтальных рулях, а наверху - сигнальщик. В штормовую погоду Капалин трогательно опекал меня. Бывало, чуть заметит крупную волну, кричит: "Держитесь за тумбу!" Его предупреждения были всегда своевременными: волны, накрывавшие нас с головой, могли унести за борт.
Все сверхсрочники были старше меня по возрасту, все прошли серьезную боевую школу. Хорошо проявляли себя краснофлотцы и старшины срочной службы.
Несколько сложнее обстояло дело с командным составом. Штурманом (он же помощник командира) на "М-90" служил опытный, толковый офицер старший лейтенант Михаил Васильевич Березин. Однако перед самым выходом в Ханко он заболел. На смену прислали из резерва лейтенанта Александра Ивановича Ярушникова, ранее служившего в Совторгфлоте. На лодках он никогда не плавал. С прокладкой курса в общем-то справлялся, но самостоятельную вахту нести не мог.
Второй строевой офицер - командир БЧ-2-3 лейтенант Василий Михайлович Кирюшов служил на "малютках" второй год. Дело свое знал. Был неплохим минером и артиллеристом. Однако не выносил качки и потому в надводном положении тоже не мог нести вахту.
Надежной опорой и поддержкой являлся для меня командир электромеханической боевой части инженер-капитан 3 ранга Михаил Иванович Колушенков. Опытный механик, ранее служивший на лодке серии С, он отлично выполнял свои обязанности.
Итак, началась подготовка к боевому походу. По очереди с другой лодкой "М-102" мы должны были вести патрулирование и разведку на подходах к Финскому заливу в северной части Балтики. Дело в том, что накануне гитлеровцы попытались силами нескольких эскадренных миноносцев нанести удар по Ханко. Однако операция провалилась из-за того, что два немецких эсминца подорвались на наших минах и затонули. Поскольку не исключалось, что в дальнейшем противник может повторить подобную попытку, мы должны были вовремя оповестить свое командование и лишь затем атаковать фашистские корабли.
К началу декабря лодка была готова к походу. Я доложил об этом командиру дивизиона. Александр Евстафьевич Орел выслушал меня внимательно, задал кучу вопросов, а потом сказал:
- С вами хочет побеседовать адмирал Виноградов. Он здесь, на "Смольном".
Признаться, я оробел. Во-первых, мне ни разу не доводилось беседовать с адмиралами, а во-вторых, кто из моряков уже тогда не был наслышан о Николае Игнатьевиче Виноградове! В то время он возглавлял Управление подводного плавания при Главном морском штабе. А до этого командовал прославленной бригадой подводных лодок на Северном флоте. В тяжелейших условиях Заполярья его подчиненные добились исключительно высоких результатов. И в этом большая заслуга адмирала.
Сам комбриг участвовал в наиболее ответственных боевых походах. Он не без основания считал, что главная воспитательная работа с командирами кораблей должна проводиться в море. Именно там, в походных условиях, в различных боевых ситуациях, он обучал командиров подводных лодок, а потому хорошо знал, на что способен тот или иной командир и его экипаж.
Там же, в открытом море, в столкновениях с противником Николай Игнатьевич изучал его тактические приемы и свойства его оружия, а приобретенные навыки передавал командирам дивизионов и командирам кораблей, воспитывая у них напористость, высокий боевой дух.
И не случайно о бригаде Виноградова шла громкая слава. А имена его питомцев, таких блестящих подводников, как М. И. Гаджиев, И. А. Колышкин, И. Ф. Кучеренко, Н. А. Лунин, В. Г. Стариков, И. И. Фисанович, Г. И. Щедрин и многие другие, широко известны в. нашей стране.
И вот к такому человеку я должен был прийти на инструктаж перед выходом в боевой поход. Мог ли не волноваться?
Николай Игнатьевич встретил меня просто, даже как-то по-домашнему. Невысокий, но плотный, он производил впечатление добродушного, обаятельного человека.
Более двух часов я провел во флагманской каюте и вышел обогащенный бесценным опытом, добрыми советами. Виноградов детально растолковал мне особенности управления подводной лодкой серии М. Объяснил, каким образом надо всплывать и как погружаться, когда на море волнение. Поделился боевым опытом подводников Северного флота.
Подробно остановился адмирал и на взаимоотношениях командира со своим экипажем. Он внушал мне, что в самых сложных условиях командир должен сохранять спокойствие, не терять здравого смысла. Не раз повторял, что воля и решимость командира прямым образом сказываются на моральном состоянии экипажа. Пожелал счастливого плавания.
И вот первый самостоятельный боевой поход. Базу покинули глубокой ночью. Шли вслед за ледоколом. Зима в тот год стояла суровая, и без ледокола на чистую воду - не пробиться.
Потом ледокол ушел. Лодка погрузилась и направилась в назначенную нам позицию. Началось патрулирование.
Вспоминая сейчас это плавание, я думаю, каким же оно было тяжелым! Непрерывные штормы. Как ни всплывешь - снежная пурга. Не видно ни зги.
Мореходность "малютки" была невелика. В шторм трудно было находиться на поверхности. Волна валила подводную лодку с борта на борт, а порой полностью закрывала ее. На мостике приходилось привязываться, чтобы не смыло за борт.
После всплытия на морозе надстройка ограждения мостика покрывалась ледяной коркой. Одежда быстро промокала, потом замерзала и становилась как панцирь. Особенно тяжело было вести наблюдение: глаза разъедала соленая вода. Сигнальщики из-за сильного напряжения зачастую поднимали ложную тревогу: им мерещились проблески огня или неясные силуэты кораблей. Происходило это потому, что "малютка" то взлетала на гребни волн, то проваливалась между ними.
Обходя однажды отсеки лодки, я остановился в шестом электромоторном. На вахте - краснофлотец Хамид Гибитович Хаснулин. В отсеке стоять невозможно - он слишком мал. Швыряет с борта на борт, вверх и вниз. "Как же стоите?" спрашиваю краснофлотца. "А я не стою, я лежу!.. Так удобней следить за приборами. Ногами упираюсь в переборку, руками держусь за поручень главного распределительного щита". - "А не уснете? Ведь на вахте надо стоять, а не лежать". - "Нет, товарищ командир, этого не случится". И действительно, ни разу не подводили электрики. При срочном погружении всегда вовремя давался полный ход, чтобы лодка могла стремительно уйти под воду.
Мы пробыли на позиции дольше установленного для "малюток" времени. Но фашистские эскадренные миноносцы в районе так и не появились. Не обнаружила их и сменившая нас на позиции лодка "М-102" под командованием капитан-лейтенанта Николая Степановича Лескового.
Позже выяснилось, что гитлеровцы отказались от своей затеи атаковать базу надводными боевыми кораблями. Все надежды они возложили на подводные лодки.
Было известно, что в то время фашистское военно-морское командование сосредоточило в Балтийском море до 15 подводных лодок. Однако мы не предполагали возможности их прорыва в Финский залив. Первые тревожные признаки появились осенью 1944 года, когда один за другим в районе пролива Бьёркезунд оказались подорванными два наших катера МО, а вскоре и третий. Судя по всему, их атаковала подводная лодка, хотя морские охотники - отнюдь не те цели, на которые стоило расходовать торпеды. То ли командир фашистской лодки спешил обозначить боевые действия, то ли испытывал новое оружие. Как выяснилось впоследствии, лодка была вооружена торпедами нового образца - акустическими, самонаводящимися на шум винтов корабля-цели.
В общем - стало ясно: в Финском заливе действуют неприятельские подводные лодки. Мы с противником как бы поменялись ролями. В кампаниях 1942-1943 годов наши лодки стремились во что бы то ни стало прорваться из Финского залива в Балтику, чтобы топить вражеские суда. Теперь фашистские подводники пытались прорваться из Балтики в Финский залив, чтобы действовать против советских кораблей и транспортов.
Надо сказать, гитлеровцы были в более выгодном положении, чем мы. Расположение своих минных полей они знали точно, а наши мины были в основном выставлены против надводных кораблей.
Как только командование флота установило, что вражеские подводные лодки находятся в Финском заливе, сразу были приняты необходимые меры: усилена противолодочная оборона, удвоена бдительность дозорных кораблей.
Вскоре одна из лодок была обнаружена и потоплена катером "МО-103", которым командовал старший лейтенант А. Коленко. Немецкую лодку подняли и привели в Кронштадт. Она находилась в доке. Перед уходом в Финляндию в ноябре 1944 года мне довелось побывать в доке и осмотреть лодку.
Зрелище было впечатляющим. Коленко добился прямого попадания большой глубинной бомбы. Через огромную пробоину в районе дизельного отсека можно было свободно попасть внутрь прочного корпуса. Из экипажа потопленной лодки спаслось шесть человек, в том числе и командир капитан-лейтенант Вернер Шмидт. Говорили, что он будто бы из летчиков и попал на подводный флот после окончания краткосрочных курсов, так как у гитлеровцев ощущалась острая нехватка подводников. Шмидт и рассказал, что "У-250", которой он командовал, имела задание атаковать наши корабли самонаводящимися акустическими торпедами.
В переписке главы Советского правительства И. В. Сталина с премьер-министром Великобритании У. Черчиллем есть письма, касающиеся именно этого оружия. Черчилль просил прислать одну из этих торпед, дабы английские специалисты попытались найти средства борьбы с ними.
В документах, найденных на подводной лодке "У-250", имелась инструкция по использованию этих торпед. Немцы присвоили им название Т-5 "Цаункениг" и возлагали на них большие надежды в борьбе с противолодочными силами.
Нам, командирам подводных лодок, давали для ознакомления перевод этой инструкции. Там же имелись указания по применению торпед Т-5 в операциях, проводимых по методу "волчьей стаи", при котором группы подводных лодок (до 20 единиц) действовали совместно.
Учитывая обстановку, командование Балтийского флота поставило задачу усилить разведку, выявлять все попытки проникновения неприятельских лодок в залив. Перед боевым походом меня особо проинструктировали на этот счет. В случае появления лодки я должен был атаковать ее, а при невозможности осуществить атаку - немедленно донести об обнаружении лодки в штаб бригады.
И такую лодку с помощью акустики мы обнаружили. Свирепствовал сильнейший шторм. "Малютка" шла на глубине. Казалось, ничто не предвещало особых событий, но вдруг акустик доложил:
- Шум винтов по пеленгу 200 градусов.
По единственному докладу нельзя сделать какие-либо определенные выводы шум ли это винтов корабля или подводной лодки. Аппаратура, которой была оснащена "малютка", не позволяла классифицировать шумы. Да и не так часто приходилось акустикам слышать шумы лодки в подводном положении. Однако наш акустик старшина 2-й статьи Меша, дав несколько пеленгов, уверенно доложил, что корабль идет в сторону Финского залива.
Осмотр горизонта в перископ подтвердил, что надводных кораблей нет. Значит, акустик обнаружил подводную лодку противника. Но в то время мы не располагали оружием для подводного боя. И мне не оставалось ничего другого, как донести в штаб флота об обнаружении подводной лодки противника.
На разборе боевого похода, проводившемся комбригом на плавбазе "Иртыш", которая тогда находилась в Хельсинки, в присутствии офицеров штаба и политотдела, а также других командиров лодок наше донесение было отмечено особо, действия подводной лодки в боевом походе и выполнение задачи оценены положительно.
Кстати, разборы боевых походов на плавбазе "Иртыш" проводились регулярно и являлись хорошей школой для командиров лодок, особенно для таких молодых, каким в ту пору был я.
Активно и целеустремленно проводилась среди подводников партийно-политическая работа. Она была призвана сплачивать моряков вокруг партии, воспитывать их в духе беспредельной преданности своему народу, готовности отдать все силы, а если потребуется, то и жизнь во имя свободы и независимости любимой Родины.
Эта работа тесно увязывалась с боевыми задачами, стоявшими перед подводниками Краснознаменной Балтики. Подавляющую часть времени политработники находились непосредственно на кораблях и в подразделениях, где доходчиво пропагандировали боевой опыт передовиков, популяризировали наиболее отличившихся моряков и целые экипажи. Политработники воспитывали моряков на традициях флотской дружбы и товарищества, помогали им повышать боевое мастерство.