Те, у кого в Киеве остались родители, семьи, кто там учился или работал, как авиаторы 66-го и 800-го штурмовых полков, сформированные до войны в Киевском особом военном округе, чувствовали себя именинниками. Узы родства, братства, товарищества... Настроение у всех было самое боевое. Жажда сражаться с врагом - в душе и на устах у каждого!
Кировоградский гвардейский
Сбитый с Днепра, отброшенный со своих оборонительных позиций на Ингульце, противник решил закрепиться в Кировограде - этой природной крепости - и на его окраинах и держаться тут любой ценой, зазимовать.
Так, на подступах к городу и в самом центре была создана прочная оборона: организована плотная система флангового и перекрестного огня, установлены многочисленные проволочные заграждения и минные поля.
Еще в первые декабрьские дни 1943 года, когда гитлеровцы волнами контратаковали передовые части, выдвинувшиеся у Знаменки, Новой Праги, на дальние подступы к Кировограду, воздушная разведка доносила, что вокруг города широким фронтом идут окопные работы. Противник рассчитывал в короткий срок возвести оборонительную линию по реке Аджамке и ее притоку Серебрянке, прикрыть подступы к крупнейшему опорному пункту на правобережье в излучине Днепра. С этой целью фашисты выгоняли на земляные работы все местное население многих районов области, обрекая его на каторжный труд. Вскоре ряд крупных населенных пунктов - Субботцы, Аджамка, Клинцы превратились в мощные узлы сопротивления, опоясанные противотанковыми и противопехотными препятствиями - рогатками, "ежами", спиралями Бруно, создан своеобразный огневой щит, прикрывавший Кировоград с востока.
26 декабря 1943 года Ставка Верховного Главнокомандования поставила 2-му Украинскому фронту следующую задачу:
"...Прочно удерживая занимаемый рубеж на своем левом фланге, не позднее 5 января 1944 года возобновить наступление, нанося главный удар на Кировоград силами не менее четырех армий, из которых одна танковая. Ближайшая задача - разбить кировоградскую группировку противника и занять Кировоград, охватывая его с севера и юга. В дальнейшем овладеть районом Новоукраинка, Помошкая и наступать на Первомайск с целью выхода на Южный Буг, где и закрепиться. Одновременно нанести вспомогательный удар силами двух армий в общем направлении Шпола, ст. Христиновка" {16} .
В последние декабрьские дни потеплело. Пошли дожди, чередуясь с мокрыми снежными зарядами. На рассвете вставал густой холодный туман, в сумерки подмораживало, и на земле застывала ледяная кора.
На аэродромах особо доставалось техническому составу: авиаспециалисты то и дело скалывали лед с обшивки самолетов, постоянно держали их в боеготовности.
Несмотря на дождь, туманы, мороз, боевая работа не прекращалась. Перед операцией особо активизировалась воздушная разведка. Крылатые следопыты не только изучали поле боя и тактическую глубину вражеской обороны, но и во избежание внезапных контрударов часто заглядывали в оперативную глубину.
Несомненно, полеты в таких условиях были сопряжены с большим риском. Но вышестоящее командование требовало все новых и новых сведений о противнике.
Так было и в тот день, о котором я поведу рассказ.
Когда утром у штабной землянки командира 800-го полка майора Павла Михайловича Шишкина, заменившего убывшего на лечение подполковника Митрофанова, остановился "виллис" генерала 5-й гвардейской армии А. С. Жадова, никто не удивился. Понимали: срочно нужны пехоте разведданные. Противник копил силы для контрудара. Особую тревогу вызывала ситуация, сложившаяся южнее населенного пункта Канеж.
Учитывая плохие погодные условия, решено было послать на задание опытного летчика младшего лейтенанта Бегельдинова.
Когда он вошел, генерал недоверчиво осмотрел его невысокую, щуплую фигуру, потом махнул рукой.
- Давайте хоть такого, - и развернул карту. - Вот смотрите: в десяти километрах за линией фронта тянется довольно глубокий овраг. Радом проходят две дороги, гравийные. По проселкам не проехать, а вот по этим дорогам гитлеровцы раскатывают. Взяли несколько "языков", но картины ясной нет. Задача понятна?
- Все ясно, товарищ генерал, хотя в тумане за два шага ничего не видно, - ответил Бегельдинов и ушел готовиться к полету.
Через несколько минут его "ил" вылетел.
"Да, это был полетик, - рассказывал мне Талгат, - Летел словно с завязанными глазами. У немцев, наверное, и в мыслях не было, что кто-то посмеет в такую погоду пожаловать к ним в "гости".
Бегельдинов решил пересечь линию фронта, углубиться во вражеский тыл километров на пятьдесят, а потом обратным курсом пройти в интересуемый квадрат,
Через десять минут полета самолет вышел из облачности, начал снижаться. Внизу отчетливо обозначилась дорога, на ней - машины, повозки... А вот и квадрат, указанный генералом. У оврага пусто. Но опытного разведчика на мякине не проведешь! Включив фотокамеры над оврагом, он набрал высоту и ринулся вдоль его оси. Полетели бомбы, сорвались с направляющих эрэсы. Внизу вздрогнула земля, машину качнуло от мощных взрывов. Зашевелились немцы, бросились вверх по крутому склону балки. Хотел угостить их пулеметным огнем, но... поздно. Облачность поднялась метров на двести. Отчетливо обозначились движущиеся по дороге танки, мотопехота.
Руки Талгата легли на гашетки, и огненные струи потянулись к колонне. Пехота бросилась к обочинам, два танка запылали, вспыхнуло несколько машин. Вошел в облака, еще раз с включенными фотокамерами прочесал расползшуюся колонну, набрал высоту и взял курс на Александрию.
Пробивать облачность начал заранее - до линии фронта оставалось километра три. Неожиданно взгляд зацепился за копны сена. Аккуратные, выстроенные, как по шнурочку. Подвела немцев педантичность! Спикировал на одну из копешек, ударил по ней из пушек - она и взорвалась. Атаковал вторую, из-под нее, очертя голову, бросились несколько человек, похоже, танкистов. Тут и остальные "копны" не выдержали, стали расползаться. Сфотографировав эту картину, младший лейтенант повернул домой. При возвращении через линию фронта прошелся с огоньком по немецким траншеям.
Облачность опять стала густеть, прижимать к земле. Сел. Друзья чуть не вырвали Талгата из кабины, сзади бежал генерал в распахнутой шинели. Специалисты аэрофотослужбы забрали пленку, понесли проявлять. А Бегельдинов уже докладывал, давая генералу объяснения по каждой кажущейся мелочи.
По имеющимся у генерала Жадова предварительным данным, в балке у немцев находился склад с боеприпасами.
- Молодец, что накрыл его! - похвалил пилота генерал. - Колонну атаковал хорошо, а вот кто разрешил будоражить гитлеровцев в траншеях? Тут уж пахнет наказанием. Никакой дисциплины! - сурово сказал генерал, но веселые огоньки в его глазах свидетельствовали о другом. - Придется, товарищ Шишкин, наказать Бегельдинова. Как вы считаете? - обратился он к командиру полка.
Принесли плёнку. Алексей Семенович долго ее рассматривал, затем осторожно свернул и положил в планшет.
- Поздравляю вас, лейтенант...
- Я младший, - поправил Талгат генерала.
- Не поправляйте старших, лейтенант. И к ордену Славы вас представим. Командир, передайте генералу Рязанову, что хлопцы у него - настоящие орлы. И уехал. Но слово свое генерал сдержал... Всем памятен случай, когда младший лейтенант Алексей Рогожин из 673-го полка обнаружил при разведке скопление эшелонов на станции Верховцево. Были там и товарные вагоны, и классные, и цистерны, и открытые платформы с какими-то мешками, ящиками, прочей кладью. Прорваться к объекту не удалось, не дали зенитки, а это первый признак, что там - важные грузы. Младший лейтенант поспешил домой. Его доклад пошел по инстанциям, и вскоре из штаба дивизии последовала команда - послать на доразведку в паре с Рогожиным кого-то из комэсков. Выбор пал на старшего лейтенанта Павла Алексеева.
По пути к самолетам Рогожин рассказал, как лучше подобраться к станции. Взлетели под прикрытием четырех "яков".
Вначале попробовали подойти к станции с ходу, но их сразу отогнали вражеские зенитчики ураганным огнем.
Увидев готовые к отправке эшелоны, "илы" отвернули в сторону и с тыла прорвались к объекту. Снаряды легли точно по цистернам, фотоаппараты зафиксировали момент их взрыва и вспыхнувший пожар. Горели вагоны, грузы.
При выходе из атаки в самолет Рогожина попало несколько зенитных снарядов, мотор затарахтел, тяга уменьшилась, из правых патрубков повалил дым. Машина начала терять высоту. Штурмовик каким-то чудом держался в воздухе, но упрямо шел вперед. Рогожин с ходу сел на аэродром и, как только машина прекратила бег, сразу же оказался в объятиях однополчан...
Как показали последующие вылеты, станция надолго вышла из строя. За проявленное мужество и воинскую доблесть Алексей Рогожин был награжден орденом Александра Невского, Павел Алексеев - орденом Красного Знамени.
Впоследствии оба летчика стали Героями Советского Союза.
В подобную ситуацию попал и однополчанин Рогожина старший лейтенант Г. Кришталенко. Возвращаясь с разведки, он также получил повреждение и с трудом дотянул на подбитом самолете до расположения своих войск, сел на "брюхо" у опушки леса. К месту посадки срочно выехала группа авиаспециалистов.
Они подняли самолет на колеса и приступили к ремонту. За ночь штурмовик был восстановлен, заправлен всем необходимым. Но вот вопрос: как взлететь? Площадка небольшая и вся изрытая. Пришлось засыпать воронки, трамбовать землю.
- Буду взлетать, - сказал Кришталенко. - Полк готовится к напряженным боям, каждая машина на учете.
Посоветовавшись с товарищами - старшим техником звена В. Гнитием и механиком А. Денисовым, решил рискнуть - взлететь на форсаже. У колодок стали Гнитий и Денисов с ломами. Когда летчик дал газ, "ил" затрепетал, как живой, мотор взял высокую ноту. Но вот Кришталенко включил форсаж, и его помощники ломами одновременно выбили колодки из-под самолета. Тот рванулся с места и, пробежав десятки метров, оторвался от земли.
Это был случай, когда невозможное становится возможным. Возможным благодаря высокому мастерству таких асов, как коммунист Георгий Захарович Кришталенко, кавалер трех орденов Красного Знамени, двух орденов Красной Звезды и двух орденов Отечественной войны...
Под стать ему был и ведущий разведгруппы лейтенант Ю. Балабин. Как свидетельствуют документы, командующий 7-й гвардейской армией генерал М. С. Шумилов своим приказом за образцовое выполнение сложных заданий наградил его наручными золотыми часами, отметив также высокое мастерство при ведении воздушной разведки летчиков-штурмовиков С. Володина, Н. Пушкина, В. Лыкова, А. Фаткулина.
...Когда синеватый зимний рассвет озарили красные ракеты - сигнал о наступлении - и оглушительный гром артиллерийской и авиационной подготовки потряс обледенелую землю, противник был ошеломлен: он не смог определить направление главного удара и сконцентрировать свои силы. Два острых наступательных клина вонзились в оборону врага, и к концу вторых суток фронт прорыва расширился до семидесяти километров, углубился на тридцать, как бы клещами охватив Кировоград.
Условия для наступления наземных войск были довольно благоприятными. Сухая погода, слабый мороз, отсутствие снежных заносов - все это способствовало маневру и подвозу боеприпасов, горючего, продовольствия. Густая облачность и туманы, помогая пехоте, сдерживали действия авиации.
В марте наконец распогодилось. Небо очистилось, и целые полки нашей штурмовой и истребительной авиации принялись громить железнодорожные станции и аэродромы, оказывая поддержку наземным войскам. Напряжение было на пределе человеческих возможностей. Летчики и стрелки с утра до ночи не покидали кабины своих машин.
...Командованию 735-го полка было приказано нанести удар по станции Долинская, где, по предварительным данным разведки, гитлеровцы сосредоточили эшелоны с военной техникой и цистерны с горючим. Ведущий - командир полка С. Володин сформировал группу из шестнадцати экипажей. Прикрывали штурмовиков восемь "яков" во главе с капитаном В. Шевчуком.
В тот день в группе летел и Владимир Ермолаев. Отчаянный парень! Пересел он на штурмовик с истребителя, и потому имел свой особый почерк. Увидев двух "фоккеров", Ермолаев доложил ведущим штурмовиков и истребителей. Те приняли сообщение. Все шло хорошо. Над целью самолеты зашли на боевой курс, выпустили эрэсы, сбросили бомбы.
На земле забушевал огонь...
Штурмовики продолжали атаковать объект. Натужно ревели моторы, длинные языки пламени плясали на стволах пушек и пулеметов. О "фоккерах" Ермолаев забыл в пылу боя. Вспомнил при выходе из пикирования, когда услышал какой-то треск и машина задрожала. Мельком увидел, как из-под крыла метнулся вражеский истребитель. Выходит, "яки" прозевали атаку гитлеровцев? Воздушный стрелок молчал. С трудом Ермолаев взял курс на свой аэродром. На душе стало светлее, когда увидел два своих истребителя. В кабине одного узнал Евгения Меншутина, с которым служил в запасном полку. Тот что-то кричал, жестикулировал, но Ермолаев его не понял.