Таким образом, я стал магнетизером. Вот мои наблюдения.
Я обладал большой магнетической силой, воздействию которой обычно поддавались две трети людей, с которыми я работал.
Оговорюсь, что я проводил опыты только с девушками и женщинами.
Эта сила, основывающаяся на каких-то физических явлениях, была неоспорима.
Женщина, испытавшая однажды магнетический сон, становилась рабыней того, кто ее усыпил, даже после пробуждения.
Она помнит все, что ей снилось, или забывает, в зависимости от желания магнетизера. Ее можно заставить убить кого-то в магнетическом сне вопреки ее воле, и она никогда об этом не узнает. (Тут Дюма был не прав, он разделял заблуждения и опасения своих современников, своего добродетельного века. Мой опыт говорит, что Дюма был не прав только в принципе, ибо в жизни встречаются отдельные случаи резкого ослабления сопротивляемости человека, он поддается внушению, особенно если от него требуют то, что он втайне желает и если заодно еще и гарантируют безопасность. Массовые убийства разве не результат массового внушения со стороны всевозможных гитлеров и Сталиных? — М. Б.)
Можно заставить ее почувствовать боль в том или ином месте: достаточно для этого дотронуться до этого места кончиком пальца, кончиком трости или металлической палочки.
Можно заставить ее почувствовать тепло при помощи льда, холод — при помощи огня; можно опьянить при помощи стакана воды или даже пустого стакана.
Можно привести в состояние каталепсии руку, ногу, все тело, сделать его напряженным, как железная балка, или мягким и податливым, как шелк.
Можно сделать тело нечувствительным к уколу иглы, острию скальпеля, японскому прижиганию.
Можно даже привести мозг в состояние экзальтации, это позволит обычному человеку стать поэтом, а ребенку двенадцати лет выражать свои мысли и чувства, словно ему двадцать — двадцать пять лет.
В 1848 году я путешествовал по Бургундии. В экипаже, в котором я ехал с дочерью, была очень грациозная женщина тридцати — тридцати двух лет; мы едва обменялись несколькими фразами; было одиннадцать часов вечера, и из того, что. она успела сказать, я узнал, что она никогда не спит в экипаже.
Через десять минут она не только спала, но спала, положив голову на мое плечо.
Я разбудил ее. Она была вдвойне удивлена — тем, что заснула, и позой, в которой находилась.
Я возобновлял эксперимент два или три раза за ночь, и каждый раз он удавался. Мне не надо было даже касаться моей соседки, достаточно было моей воли. В то время когда экипаж стоял (меняли лошадей), я резко разбудил ее и спросил, который час. Она открыла глаза и хотела достать часы.
— Нет, — заявил я, — скажите, который час, не глядя на часы.
— Без трех минут три, — немедля ответила она.
Мы подозвали ямщика, зажгли фонарь и убедились, что было именно без трех минут три.
Вот такие эксперименты ставил я на этой особе; вот такие были результаты, которые, за исключением времени, названного не глядя на часы, относятся также к физическим категориям.
В Жуани я нанес визит прокурору республики мсье Лорену, видел я его впервые. Это было время, когда я только что опубликовал «Жозефа Бальзамо» и когда благодаря этой публикации магнетизм снова вошел в моду. Как только я переступал порог того или иного салона, меня сразу же начинали расспрашивать об этом таинственном явлении. В Жуани я отвечал так, как отвечал всегда: магнетическая сила существует, но еще на уровне отдельных фактов, а не науки; она находится как раз на той же стадии, что и аэростаты — научились поднимать шары, но еще не научились ими управлять.
Присутствующими, особенно женщинами, были высказаны определенные сомнения в моей правоте. Тогда я попросил у одной из них, мадам Б., разрешения усыпить ее. Она отказала, но я понял, что она не слишком рассердится на меня, если я, несмотря на ее отказ, проведу эксперимент. Я сделал вид, что подчиняюсь.
Через пять минут, встав, будто бы для того чтобы рассмотреть гравюру, висящую за ее креслом, я призвал на помощь всю мощь своего магнетизма, настойчиво приказывая ей заснуть, — через пять минут она уже спала.
Тогда я начал проводить на этой совершенно незнакомой мне женщине, в доме, куда я пришел впервые и куда я больше никогда не приходил после, серию чрезвычайно любопытных экспериментов. Мадам Б. волей-неволей исполняла мои приказы — и произнесенные вслух, и безмолвные. Моя воля сделала все ее ощущения прямо противоположными: огонь стал льдом, лед — огнем. Она пожаловалась на сильную головную боль, я повязал ей лоб воображаемой повязкой, содержащей, как я ей сказал, лед. Она ощутила изумительное чувство свежести, потом через минуту вытерла со лба воду, вытекающую из несуществующей повязки по мере того, как от тепла ее лба таял этот воображаемый лед. Вскоре платка стало не хватать — она занимает платок у подруги; наконец, она попросила полотенце; затем попросилась пройти в туалетную комнату, чтобы сменить платье и другую промокшую одежду. — Я дал ей почувствовать ощущение холода — до дрожи; затем я приказал одежде высохнуть, и она высохла.
У сомнамбулы был очень красивый голос, довольно широкой октавы, но который останавливался на си. Я приказал ей петь и подняться до ре; она запела и точно воспроизвела две последние ноты — то, что наяву ей сделать было невозможно, и то, что она тщетно пыталась сделать после того, как я вывел ее из состояния магнетического сна.
В соседней комнате работала какая-то женщина. Я вложил в руку сомнамбулы нож для разрезания бумаги, сказав, что это настоящий нож, и приказал пойти пырнуть ножом эту работницу. Тогда все, что еще оставалось у нее от собственной воли, возмутилось; мадам Б. вся изогнулась, стала цепляться за мебель; но мне достаточно было подтвердить свой приказ и протянуть руку в ту сторону, в которую я хотел ее направить, как она подчинилась и пошла к растерявшейся работнице, подняв нож.
Глаза ее были раскрыты, красивое лицо приняло, как в пантомиме, восхитительное выражение. Это было прекрасно, совсем как мисс Фосетт, играющая сцену сомнамбулизма в «Гамлете». Прокурор республики был напуган мыслью о той силе, которая могла толкнуть человека на преступление вопреки его желанию.
Когда, согласно моей воле, она успокоилась, я вызвал у мадам Б. ясновидение на большом расстоянии.
В Жуани она недавно познакомилась с полковником С. М., одним из моих друзей. Я попросил мадам Б. сообщить, где находится полковник в этот час и что он делает.
Она ответила, что полковник находится в своем гарнизоне в Лионе, в этот момент пребывает в офицерском клубе, где около биллиарда беседует с подполковником.
Потом вдруг она увидела, что полковник побледнел, покачнулся и сел на банкетку. У него случился ревматический приступ боли в колене. Я дотронулся до ее колена и пожелал, чтобы она испытала такую же боль, она вскрикнула, напряглась, заплакала крупными слезами. Мы все так перепугались, видя ее страдания от боли, вызванной магнетизмом, но неотличимой от подлинной, что я разбудил ее.
Проснувшись, мадам Б. вспомнила лишь, то, что я захотел, забыв все, что я приказал ей забыть.
Затем началась другая серия экспериментов, но уже в бодрствующем состоянии.
Я заключил мадам Б. в воображаемый круг, начерченный моей тростью, и покинул комнату, запретив ей выходить за пределы круга.
Минут пять спустя я вернулся и нашел ее в середине салона; она ждала моего разрешения, чтобы выйти на свободу. Она села в углу салона, а я устроился на противоположном его конце.
Я попросил сопротивляться изо всех сил моему зову и в то же время приказал ей прийти ко мне.
Она уцепилась за кресло, однако, увлекаемая неодолимой силой, вынуждена была отпустить его; тогда она легла на пол, чтобы сопротивляться притяжению, но и эта предосторожность оказалась бесполезной, она приближалась ползком. Когда мадам Б. уже была у моих ног, мне стоило лишь поднести руку к ее голове и медленно поднять руку, как она послушно поднялась, и вопреки своему желанию, очутилась стоящей.
Она попросила стакан воды — попробовала, что это действительно была вода; затем, пока она еще держала стакан, я сказал ей, что это не вода, а вишневая наливка; хотя она прекрасно знала, что это не так, тем не менее после первого же глотка вскрикнула — ей показалось, что она обожгла рот.
Бедная женщина! Юное, очаровательное создание, соприкоснувшееся не с тайной жизни, а с тайной смерти, скажите мне оттуда, из тех глубин: знаете, понимаете ли вы, что происходило с вами в реальности, или просто ничего не помните об этом?
Впрочем, я не закончил свой рассказ о магнетизме; напротив, мне еще остается поведать о самом необыкновенном из того, что видел собственными глазами. То, что я сейчас расскажу, случилось в присутствии 12–15 свидетелей. Это безыскусный рассказ, во всем соответствующий протоколу, составленному двумя свидетелями и который тогда же был подписан всеми нами.
Во время моего пребывания в Осере я был принят мсье Д. Он имел двух детей: мальчика шести лет и девочку одиннадцати лет. Мари, так звали дочь мсье Д., была прелестным ребенком, прямо-таки ангелочком, щеки у нее были бледные, глаза черные. Это было восхитительное, какое-то утонченное создание, но имевшее все качества и умственное развитие детей своего возраста. Я сказал своей дочери:
— Посмотри, как она прелестна!
И моя дочь, будучи такого же мнения, нарисовала портрет ребенка.
Однажды мы обедали в столовой, выходившей в сад. Подали десерт, дети вышли из-за стола в сад и играли там среди кустов и цветов. Речь опять зашла о магнетизме, ведь это вечная тема, о которой периодически все много говорят. Меня же эти разговоры утомляют и даже раздражают, ибо я не располагаю никакими доказательствами, кроме фактов. Поскольку сообщаемые мною примеры магнетизма почти всегда происходили в других местах, а не в том. где завязывалась дискуссия, я вынужден был выбрать из присутствующих объект, подходящий для сеанса магнетизма, и воздействовать на него, невзирая на то, расположен я к этому был в этот момент или нет.
Каждый же, кто это делал, знает, что подобное упражнение столь же утомительно для магнетизера, как и для магнетизируемого.
Я привел некоторые факты, уже известные читателям, но они были встречены с полным недоверием.
— Я поверю в магнетизм лишь в случае, если, например… — сказала мне мадам Д. и стала выискивать что-нибудь, по ее мнению совершенно невозможное, — вы усыпите мою дочь Мари.
— Позовите мадемуазель Мари, усадите ее за стол, дайте ей печенье, а также что-то из фруктов. П ока она будет есть, я постараюсь ее усыпить.
— Тут нет никакой опасности?
— Для чего?