Все переглядывались; но никто не осмеливался на этот опыт. Мсье Бернар подошел ко мне.
— Усыпите его, — сказал он мне тихонько.
— Я? Разве я умею усыплять людей, кроме как в театре и в библиотеках? Разве я умею делать ваши пассы, вводить флюиды, вызывать или передавать симпатию?
— Не нужно ничего этого делать; просто усыпите его силой своей воли.
— А что надобно делать в этом случае?
— Скажите сами себе: «Я хочу, чтобы Алексис заснул».
— И он заснет?
— Вероятно, у вас, должно быть, дьявольская сила воли.
— Возможно; но в таком случае у меня с силой воли то же, что у мсье Журдена с прозой.
— Все же попробуйте.
— Но ведь он разговаривает со своей женой и Делапу.
— Это ничего.
— Надо мной будут смеяться, если у меня не получится.
— А кто узнает об этом, вы же не скажете ни одного слова, не сделаете ни одного жеста. Вы усыпите его отсюда, делая вид, что болтаете со мной.
— Ну, ежели так, то охотно попробую.
Я скрестил руки, собрал всю мощь своей воли, посмотрел на Алексиса и сказал про себя: «Я хочу, чтобы он спал!»
Алексис покачнулся, как будто сраженный пулей, и навзничь упал на канапе.
Не было никаких сомнений (по крайней мере для меня): магнетическая мощь подействовала мгновенно, с силой молнии.
Мое первое чувство было чувство ужаса; падая, Алексис, застигнутый флюидом в тот момент, когда он никак этого не ожидал, вскрикнул. Его била сильная нервная дрожь, его глаза почти полностью вылезли из орбит. Я был не единственным, кто испытал страх; только я испугался вдвойне: я не знал причину этого происшествия.
Почувствовав мою руку, Алексис узнал меня.
— Ах, — сказал он мне, — никогда не делайте подобных вещей, не предупредив меня, вы меня убьете.
— Боже мой! — сказал я ему. — Что же вы чувствуете?
— Большое нервное потрясение. Оно сейчас пройдет, особенно если вы снимете с меня флюид, который давит на мой желудок.
— А как снять этот флюид? Я же ничего об этом не знаю.
— Отодвигая его обеими руками.
И я принялся отодвигать этот флюид как только мог, и через несколько секунд Алексис стал дышать легче.
— Ах! — сказал он. — Мне лучше.
— Настолько, что вы сможете дать нам сеанс?
— Да; только не заставляйте меня читать — вы так потрясли мои нервы, что мне кажется, будто все предметы прыгают у меня перед глазами.
— Сможете сыграть в карты?
— Да, конечно.
— Сможете узнать предметы, сказать, откуда они?
— Да.
— Сможете путешествовать, видеть на расстоянии?
— Да, безусловно. В некотором отношении я сейчас более ясно вижу, нежели когда бы то ни было.
— Ну тогда играйте партию в карты с Сешаном, он у нас самый большой скептик.
— Ладно.
Я подвел Алексиса к столу; Сешан сам завязал ему глаза при помощи ваты и трех носовых платков. Лица сомнамбулы абсолютно невозможно было видеть из-за этих повязок. Алексис сыграл две партии в карты, ни разу не взглянув на свои карты. Он разложил их на столе и брал их, ни разу не ошибившись.
К концу второй партии Алексиса избавили от этого занятия, каким бы необыкновенным оно ни представлялось, — настолько всем нам не терпелось перейти к вещам более серьезным.
Коллен первым подошел к нему и, снимая с пальца перстень, спросил:
— Можете ли вы рассказать историю этого перстня?
— Конечно.
— Ну так расскажите.
— Этот перстень (точнее, только камень) вам дали в 1844 году.
— Да, это правда.
— Вы отдали вставить камень месяц спустя.
— Тоже верно.
— Он был вам подарен женщиной тридцати пяти лет?
— Совершенно верно. А можете ли вы сказать, где теперь эта дама?