Описание любовных похождений и насмешки над церковниками принесли ему скоро такую известность, которой не мог тогда похвастаться, пожалуй, ни один поэт. Из-за этого-то, собственно, и начались у него неприятности. За дерзкое поведение и слишком вольные сочинения Джанбаттиста Касти был предан анафеме и выдворен из Рима. Пришлось отправляться в изгнание. Впрочем, сожалеть об этом ему особенно не пришлось. Он обосновался во Флоренции, где стал близким ко двору поэтом. Отсюда он начнет свой путь к европейской известности, несколько, правда, скандальной, но все же славе.
После нескольких лет жизни во Флоренции Каста оказался в Вене. Его привез сюда Иосиф II, которому во время поездки во Флоренцию приглянулся остроумный и веселый итальянец. В австрийской столице Каста пытался войти в милость Марии-Терезы, стремясь получить звание придворного поэта вместо подвизавшегося там Метастазио. Оба они были однокашниками по итальянской академии «Аркадия», основанной в 1690 году в Риме. Метастазио был приглашен в Вену, где стал очень популярен как поэт и либреттист многих опер. Здесь, в Вене, они и встретились вновь. Оба были завсегдатаями музыкальных вечеров в доме Месмера и ценили его тонкий вкус знатока музыки и литературы.
Тогда же Месмер прочел в рукописном списке нашумевшее сочинение Каста «Татарская поэма». Каста читал поэму при венском дворе. Иосиф II не присутствовал при чтении и пожелал сам познакомиться с ней. Автор поднес ему красиво переписанный от руки экземпляр. Прочитав, император остался недоволен.
Поэма являлась острым политическим сочинением и могла серьезно осложнить австро-русские отношения, с таким трудом только что налаженные во время свидания Иосифа II (он значился под именем графа Фалькенштейна) и Екатерины II в Могилеве. Встреча запомнилась своей пышностью и великолепием. Были сооружены триумфальные ворота, состоялся парад войск и маневры, по вечерам шли балы и запускали фейерверк, была заложена церковь во имя Иосифа, на строительство которой австрийский император и русская императрица выделили изрядные суммы. Словом, встреча прошла успешно, отношения между Австрией и Россией налаживались. И вот теперь из-за какого-то щелкопера-борзописца все могло сорваться.
Чем же такой опасной оказалась поэма Каста?
Продолжая свой рассказ, Каста напомнил содержание поэмы. Попутно пояснив Месмеру, что, для того чтобы понять ее подлинный смысл и то, о чем в ней идет речь, необходимо расшифровать имена героев и места действия. Узнать об этом можно из прилагаемого словарика, своего рода ключа к тексту. И тогда станет понятно, что поэма его довольно прозрачная аллегория. Судите сами.
…Томмазо Скардассаль, герой поэмы, претерпев целый ряд приключений и лишений — турецкий плен, любовь черкешенки Зельмиры, побеги, — попадает наконец в Каракору и оказывается при дворе властной и хитрой Турракины. Кого скрыл под этим именем автор? Современники знали это очень хорошо. Недаром поэт строгих нравов Парни, осуждая Каста за его дерзкую поэму, возмущался тем, как он мог выступить «против владычицы огромной страны». Если заглянуть в упомянутый словарик, то мы узнаем, что Каракора — Петербург, а Турракина — венценосная Екатерина II.
Приключениям Томмазо в России и посвящены большинство из двенадцати песен поэмы Каста. В ней, конечно, много фантазии, выдумки. И хотя Каста заканчивает свое сочинение словами о том, что сведения, изложенные в «Татарской поэме», получены от одного синьора из Венеции, который взял с него слово сохранить в тайне его имя, на самом деле она была написана им самим на основе личных впечатлений.
В 1778 году Каста прибыл в Петербург в свите сына всевластного министра Кауница. Екатерина II приняла заезжего поэта ласково. Однако это не помешало ему написать на нее, говоря словами современного венгерского литературоведа Ене Колтаи-Кастнера, «злую сатиру в форме романтического повествования с ключом и направленную против абсолютизма русской царицы». Если воспользоваться ключом к иносказаниям Каста и прочесть его поэму, так сказать, без маски, обнажится ее истинный смысл. Это тем более интересно, что и о поэме, и о ее авторе в России почта ничего не известно.
Какие же приключения происходят с Томмазо при дворе Турракины. и что он здесь увидел. Прежде всего — распутство, своеволие правительницы и порабощенный народ.
Народ-раб сгибает спину
Под гнетущим тяжелым игом.
Человека здесь ценят меньше коня или вола.
Его покупают, продают и меняют…
Все больше погружаясь в жизнь русской столицы, Томмазо узнает, как был построен Петербург, знакомится с его достопримечательностями. Фортуна улыбается чужеземцу. Сам Тото (князь Потемкин) сообщает ему о том, что он зачислен в фавориты императрицы. Его одаривают поместьями, награждают орденами, ему присваивают генеральский чин.
Война с иноземцами требует денег — Турракина вводит новые налоги, поскольку доверенные ею Тото суммы тот прикарманил, ибо «не делал никакой разницы между государственной казной и своей». Недовольство народа скоро выливается в бунт. Во главе восставших встает Туркан (Пугачев). Паника охватывает столицу. И если бы, пишет Касти, Туркан прямо пошел на столицу, «то оказались бы в опасности Турракина, империя и трон и, может быть, последовала бы большая революция, так как угнетенные и порабощенные видели в Туркане своего освободителя».
После усмирения непокорных царица вновь предалась пирам и забавам, расходуя на увеселения «деньги, предназначенные для необходимого». Каракору наводнили иноземные ученые и поэты, но еще больше здесь подвизается всяких проходимцев.
Прожектеры в этой столице,
Артисты и авантюристы появляются часто…
Но вот в столице узнают, что императрица намерена совершить паломничество. Она действительно покидает Каракору, но только совсем с иной целью: чтобы тайно родить ребенка. Когда же Турракина возвращается, Сенат награждает ее титулом «чистейшая».
Скоро, однако, безмятежному житью Томмазо наступает конец. Он попадает в опалу, его ссылают в Сибирь. На помощь ему приходит Зальмира, ставшая к тому времени влиятельной дамой при дворе турецкого султана. Она вызволяет его из ссылки. Томмазо возвращается и умирает в объятиях черкешенки.
В отличие от других, пишет Людовик Корио в предисловии к поэме 1932 года итальянского издания, Касти не был ослеплен лучами Большой Медведицы, то есть Екатерины. «Близко увидевший эту Северную Семирамиду, он не столько восхищался ее прославленными талантами, сколько питал отвращение к жестокости и изощренному деспотизму, а также к разнузданным нравам, скрытым под покровами внешней цивилизованности».
Начал писать свою поэму Касти еще в Петербурге. В ней множество исторических персонажей, выведенных под вымышленными именами: Казлукко — Григорий Орлов, августейший Оранцаб — Иосиф II, Ренодино — прусский король, Антоне — Густав III, король шведский. Первые семь песен были закончены Касти сразу же по возвращении в Вену. Но дописать здесь поэму ему не пришлось. Иосиф II, прочитав ее, понял, что это бомба под налаженные было отношения с Россией. Когда же из Петербурга поступили известия о том, какой гнев вызвало это сочинение при русском дворе, император решил расстаться с этим смутьяном Касти. Он дал ему триста золотых и выгнал на все четыре стороны. Так Касти оказался в Париже, где и встретился со своим старым знакомым Месмером.
Несколько лет спустя они вновь увидятся в Вене, где Месмер ненадолго окажется в 1793 году. Касти вернется сюда уже после смерти Иосифа II. К тому времени умрет и старый его соперник Пьетро Метастазио. Другой претендент на звание придворного поэта Лоренцо да Понте, которого поддерживал придворный музыкант Антонио Сальери, был уже не страшен ему. Только теперь осуществилась мечта Касти. Его назначили придворным поэтом с жалованьем две тысячи флоринов в год. В Вене он написал комические произведения «Теодоро из Венеции», «Грот Трифонии», «Кубилай, великий хан татарский» и другие. Сочинения его высоко ценили современники — в частности Гёте, их любил читать Стендаль, с похвалой о них отзывались венгерские писатели Шандор Кишфалуди и Ференц Казинци.
Конец жизни Касти провел в Париже. Здесь он опубликовал «Галантные новеллы» — «смесь остроумия и нелепостей», а незадолго до смерти, в 1802 году, поэму «Говорящие животные», о которой так же, как и о «Татарской поэме», Ене Колтаи-Кастнер отзывается как о произведениях, содержащих радикальные идеи. Недаром обе книжки, хотя и были строжайше запрещены, пользовались большой популярностью.
Как только стало известно, что Касти — вольнодумец и безбожник — умер, в Италии появилась анонимная брошюра «Суд над аббатом Джанбаттиста Касти в потустороннем мире. Поэтический каприз в трех диалогах».
«Поэтические произведения этого известного автора, — говорилось в ней, — хотя и прославили его имя до такой степени, что он может конкурировать с любым итальянским классиком, все же они подлежат осуждению каждого честного и образованного человека, так как в большинстве своих произведений автор не придерживался правил хорошей морали, а выставлял слишком явно греховное, показывая его в самой неприличной и опасной обнаженности, а также высмеивая и глумясь над церемониями и догмами святой и великой религии».
Знал ли Месмер о дальнейшей судьбе своего знакомого, веселого и дерзкого поэта Касти, читал ли его новые произведения — об этом ничего не известно.
Жизнь в Париже то и дело сводила Месмера с разными знаменитостями. Он становился свидетелем или участником многих исторических событий. Впрочем, тогда современники, как водится, отнюдь не считали их таковыми. Шла обычная жизнь с ее повседневными заботами и треволнениями. И мало кто догадывался, что Франция сначала скрытно, а потом и вовсе не таясь, встала на сторону восставших против английского господства американских повстанцев.
Уже знакомый нам Лафайет стал героем освободительной борьбы американцев. И когда в 1776 году Конгресс провозгласил самостоятельность американских колоний Англии и началась Война за независимость, большинство французов сочувствовало борьбе американцев. В числе их оказался и Месмер. То ли потому, что и его преследовали и травили и он хорошо знал, каково быть в шкуре гонимого, то ли, возможно, из-за того, что не желал подчиняться всем этим хозяевам жизни. И когда в Париже объявился посол молодой Америки Бенджамин Франклин, Месмер стал одним из первых завсегдатаев на приемах в посольстве.
Человек незаурядный, Франклин был одним из творцов Конституции США, учредил первую в Америке публичную библиотеку, издавал знаменитый «Альманах Бедного Ричарда». Он пользовался славой мудреца, дипломата и писателя, умного политика. Был первым американцем, получившим признание за границей, в частности в Париже.
Месмера заинтересовали изобретения Франклина, прежде всего его исследования природы электричества. Широко было известно, как во время грозы он с сыном пускал воздушного змея и в него ударила молния (которая, к счастью, оказалась не очень сильной). Случай этот показа л, что молния несет электрический заряд. Франклин, человек деловой, тут же нашел практическое применение своему наблюдению: изобрел и разработал громоотвод.
Следует заметить, что электричеством Франклин интересовался всю жизнь и называл его особой «унитарной жидкостью». Он ввел принятые до сих пор обозначения «+» и «-» для двух противоположных (положительных и отрицательных) состояний заряженных тел. Кроме того, сделал открытия в области гидрографии (составил первую карту Гольфстрима), палеонтологии, метеорологии, астрономии и медицины.
Интересовался он и магнетизмом. Здесь у него с Месмером было о чем поговорить. Вот почему Месмер всегда охотно встречался с этим выдающимся человеком, избранным почетным членом Французской академии.
Месмеру импонировало то, что Франклин, пришедший бездомным бродягой в Филадельфию без цента в кармане и без друзей, благодаря лишь своему мужеству, наперекор судьбе вырвался на самый верх, достиг поразительного успеха, с баснословной скоростью составил себе состояние. Нельзя сказать, чтобы Месмер завидовал американцу, но поучиться у него было чему. Прежде всего настойчивости и умению, не обращая внимания на происки врагов, идти своей дорогой.
Однажды в американском посольстве Месмер повстречался со своим старым знакомцем по Вене Бомарше. Слава его стала еще громче. Он был широко известен не только как драматург, автор чрезвычайно популярной трилогии «Севильский цирюльник», «Женитьба Фигаро» и «Преступная мать», но и как крупный делец и финансист.
Только теперь Месмер узнал, что в фаворе Бомарше оказался благодаря его величеству Случаю. Он был потомственным часовщиком и однажды сумел заинтересовать Людовика XV рассказом об устройстве часов. Благодаря этому был оставлен при дворе. Здесь ему пришлось, как и Фигаро, выполнять самые разнообразные обязанности. Будучи искусным музыкантом, он обучал принцесс игре на арфе, потом был назначен «контролером королевской кухни» и во время трапезы монарха шествовал впереди слуг с обедом.
Придворные связи способствовали успехам в его коммерческих и финансовых начинаниях. Игрок, любивший риск, Бомарше смело вкладывал деньги в рискованные и даже сомнительные предприятия, но сулившие в случае удачи большую прибыль.
Исполнял он, как мы знаем, еще одну роль — доверенного секретного агента короля. Одним словом, это был умный, ловкий малый, умеющий извлекать пользу из самых, казалось бы, невероятных ситуаций.
И вот этот делец и коммерсант, интриган и хитрец стал сторонником восставших американцев и зачастил в посольство к Франклину. Он взялся поставлять им оружие и рассчитывал прилично заработать. Тайно его поддерживало французское правительство и даже сам король.
Знал ли Месмер об этой ипостаси своего знакомого, сказать трудно, но несомненно догадывался.
Бомарше договорился с представителем американцев и заключил соглашение о секретных поставках в Америку вооружения. Он обязался поставлять ружья, сабли, пушки, порох, сукно для мундиров, даже барабаны и кавалерийские горны. И все по низким ценам — из французского королевского арсенала. Под документом о соглашении стояла фиктивная подпись негоцианта Родриго Горта-леса. Это же имя получила и новая фирма. Но как товар переправить через океан? Пришлось Бомарше — главе фирмы — зафрахтовать корабли и снарядить их.
Под именем господина Дюрана в порт Гавр, где стояли корабли, прибыл сам Бомарше, чтобы наблюдать за погрузкой. Три судна с секретным грузом вышли в море. Первый рейс прошел удачно. Всего же за двенадцать месяцев через Атлантику перевезли оружия на шесть миллионов ливров.
Чтобы ускорить поставки вооружения восставшим американцам, Бомарше купил еще один шестидесятишестипушечный фрегат и дал ему название «Гордый Родриго». К этому времени между Францией и Англией вспыхнула открытая война.
Фрегат должен был охранять транспорт с оружием из двенадцати торговых судов. И «Гордый Родриго» покрыл себя бранной славой. Правда, в морском сражении с англичанами он сильно пострадал. Пушечным огнем на нем были сбиты мачты, погибла большая часть команды.
Убытки, которые понес Бомарше, исчислялись огромной суммой — около двух миллионов ливров. Ему ничего не оставалось, как утешаться тем, что вскоре англичане потерпели сокрушительное поражение от американцев в морском сражении.
Вся Франция, не говоря об Америке, только и говорила что об этой великой победе. Газеты обеих стран захлебывались от восторга, описывая подробности битвы на море.
Месмер, как за все, восхищался подвигом американских моряков. Ему удалось узнать кое-какие дополнительные сведения о сражении от Франклина во время встречи с ним в посольстве. А вскоре он увидел и главного героя коммодора Поля Джонса. Произошло это три месяца спустя после победы, когда Поль Джонс явился в Париж, где был встречен с триумфом, каким удостаивали лишь великих полководцев. Сам монарх Людовик XVI соизволил принять коммодора в королевском дворце, наградил его орденом и вручил шпагу с золотым эфесом.
В тот же день, сверкая новеньким орденом на мундире, при шпаге, Поль Джонс посетил оперу, где ему предложили войти в ложу королевы. Присутствующий в зале Месмер видел, как под гром рукоплескающего зала Поля Джонса увенчали лавровым венком, словно римского триумфатора. Тем же вечером Месмер услышал историю подвига Поля Джонса из уст самого коммодора. Началась эта история в 1775 году. Третье декабря того года считается днем рождения американского флота.