Я не стал колесить вокруг да около и откровенно поделился своими заботами: по опыту боев в Испании говорил об особенностях нашей эксплуатационно-ремонтной службы, недостатке запасных частей, деталей самолетов.
- Предлагаю запросить в Москве обеспечение нас всем необходимым. От этого будет зависеть своевременный ремонт вышедших из строя машин. - И закончил: - Главное - ПАРМы, Яков Владимирович, ПАРМы!..
- Обещаю выполнить твою просьбу, Иван Андреевич, - ответил комкор и обратился к Чойбалсану: - Товарищ маршал, возможно, у вас есть вопросы ко мне или к главному инженеру?
Добродушно улыбаясь, Чойбалсан заметил:
- Я верю, аэродромные службы выполнят любую трудную задачу, поставленную командованием. Вы пришли, чтобы помочь нам в столь трудный час. - Он говорил медленно, видимо обдумывая каждое слово. - Ленинская политика мира и дружбы между народами СССР и Монголии нерушима и вечна. Пользуясь случаем, я выражаю надежду, что разгром самураев неминуем как на земле, так и в воздухе...
Забегая вперед, скажу, что нам еще будет суждено встретиться с маршалом Чойбалсаном. Делегация Монгольской Народной Республики во главе с маршалом прибудет в нашу воздушную армию на Волховский фронт. Это будет поистине братская встреча. Маршал Чойбалсан вручит некоторым героям-летчикам ордена и медали Монгольской Народной Республики. Многие воины-авиаторы получат ценные подарки от монгольского народа.
На средства, собранные трудящимися Монгольской Народной Республики, будет построено 53 танка, на бортах которых будут стоять славные имена Сухэ-Батора, других героев монгольского народа. На аэродромах появятся самолеты - целая авиационная эскадрилья "Монгольский арат".
Все это уже не за горами, всему этому предстоит быть. Но пока что шла наша беседа с маршалом в степях Монголии. Когда она окончилась, Смушкевич предложил мне сесть в машину комбрига Гусева, и мы отправились в дорогу, в полк В. М. Забалуева.
Ориентироваться в степной местности чрезвычайно трудно, а новичку просто невозможно. Глазу не за что зацепиться - ни деревца, ни речушки, ни холмика. Но машина маршала Чойбалсана уверенно шла по идеальной прямой, порой казалось, что это и не автомобиль вовсе, а суденышко, плывущее по застывшему морю. И вдруг оно плавно поднимается над линией горизонта, с крутым углом, словно самолет, скрывается в раскаленном небе, а внизу разливается огромное озеро - без конца и без края. По его берегам вырастают невиданные ранее мною деревья, их сменяют белые города. По застывшей воде плывут пароходы. Плывут ли?..
Я знаю, это явление - мираж степей. Спрашиваю у Гусева:
- Видите, как быстро мы домчались к Средиземному морю?
- С этими миражами и смех и грех, - говорит Александр Иванович. Как-то Николай Герасимов вылетел со своим напарником на отработку воздушного боя. И вдруг на крутом вираже в перекрестии прицела... минарет! Так неотступно он и маячил перед глазами - пока бой не прекратили...
Я слушал комбрига и думал, как иногда жизнь, военная судьба сводит людей. Служили мы с Сашей Гусевым еще в 142-й бригаде, потом были вместе в Испании, и вот оба, независимо один от другого, прилетели в монгольские края, чтобы защищать дружественную нам страну. Забегая вперед, скажу, что после Халхин-Гола Гусев будет командующим ВВС Дальневосточного фронта, а я возглавлять там инженерную службу.
Показалась стоянка самолетов 70-го истребительного авиаполка. Встретили нас командир полка майор В. М. Забалуев и его заместитель майор С. И. Грицевец. Они только что вернулись с задания, были оба возбуждены, разгорячены полетом. Тут же, на стоянке, начался разговор о делах части, ее нуждах в боепитании, о пополнении эскадрилий новыми самолетами. Смушкевич и Чойбалсан внимательно выслушали просьбы и пожелания командира полка. Затем комкор сказал:
- Главное преимущество противника в наличии у летного состава боевого опыта, приобретенного им в Китае. Это отрицательно сказалось для нас в первых воздушных столкновениях. Сейчас советское командование сделало немало. Усилена авиационная группировка. Среди прибывших летчиков 21 Герой Советского Союза. Обновляется устаревшая материальная часть самолетов, будет улучшена система наблюдения, оповещения и связи. Но нам предстоит продумать организацию взаимодействия и управления наличными силами авиации, изменить способы ее боевого применения...
Комкор был прав. Мы не раз впоследствии вспоминали и предостережения маршала Чойбалсана. Наш монгольский друг так охарактеризовал противника: "Хитрость, коварство, жестокость - оружие самураев".
Разрабатывая план уничтожения монгольских войск на правом берегу Халхин-Гола, стремительного форсирования реки и захвата плацдарма на ее левом берегу, японское командование подготовило специальный отряд. В него входило 1680 пехотинцев, 900 конников, 75 пулеметов, 18 орудий, 7 бронемашин и один танк.
Уверенность самураев в победе была велика. Но попытка японцев стремительного захвата обоих берегов реки Халхин-Гола провалилась. Началась подготовка нового, более мощного удара.
...Июнь в пограничной полосе проходил относительно спокойно. Такая обстановка давала возможность советским танковым колоннам и транспортным средствам подтянуться к передней линии, преодолев почти тысячекилометровый путь от Борзи до Тамцак-Булака, а также со стороны Улан-Батора, через Баин-Тумен. В целях сохранения военной тайны продвижение осуществлялось только ночами.
Спокойствие, конечно, было весьма условным. Японцы подтягивали к Халхин-Голу отборные полки истребителей и бомбардировщиков, имевших опыт войны в Китае и прошедших спецподготовку. По своим летно-тактическим данным японские истребители и бомбардировщики явно уступали нашим. Так истребитель И-96 имел небольшой вес, обладал хорошим вертикальным и горизонтальным маневром, на нем имелось кислородное оборудование, радиоустройство и два пулемета. Самолет представлял собой цельнометаллическую конструкцию с дюралюминиевым гофрированным покрытием. При полете на дальние расстояния И-96 мог взять два подвесных бака; израсходовав горючее, они сбрасывались в воздухе. Но японский И-96 уступал И-16 в скорости, мощи огня. Наш истребитель кроме четырех пулеметов ШКАС мог нести четыре реактивных снаряда сокрушительной силы. Мне рассказывали, как однажды летчик-испытатель старший лейтенант В. Рахов ударом эрэсов на мелкие куски развалил вражеский бомбардировщик.
Тем не менее, сконцентрировав авиацию близ монгольской границы, японские генералы поставили перед ней задачу завоевания господства в воздухе. Самураи были воспитаны в духе бесчеловечной жестокости; они расстреливали наших пилотов в воздухе, если в схватке подбивали самолет и его экипаж выбрасывался с парашютом. Но очень скоро агрессор убедился, что таким образом ему не удастся сломить нас. Японцы, очевидно, забыли о стойкости и отваге русского воина. Так, например, 22 июня 95 наших самолетов столкнулись со 120 японскими самолетами. В результате воздушного боя был сбит 31 японский самолет. Наши потери составили 11 истребителей. 24 июня сошлись по 60 машин с обеих сторон, и японцы еще потеряли 25 самолетов. Через день в районе озера Буир-Нур снова появились 60 истребителей противника и в воздушном бою, в котором участвовало 50 наших машин, было уничтожено 25 японских самолетов.
* * *
В первых числах июня 1939 года в район боевых действий прибыл комдив Г. К. Жуков, заместитель командующего войсками Белорусского военного округа по кавалерии. Советское главное командование приняло решение об усилении 57-го особого корпуса в МНР - он был преобразован в 1-ю армейскую группу. Командующим ею и был назначен комдив (с 31 июля комкор) Г. К. Жуков.
Дня за два, за три до Буир-Нурского сражения в небе, помню, приезжают в Тамцак-Булак Смушкевич, Гусев, а с ними какой-то плотный, с суровым взглядом командир. Он показался мне знакомым. "Где же я видел его?" - навязчиво сверлила голову мысль, и на всякий случай представился незнакомцу. Он осмотрел меня насупленным внимательным взглядом из-под опаленных знойным солнцем бровей, потом, через минуту, довольно пророкотал:
- В Бобруйске - главный, здесь - тоже главный!..
- И в Испании был главным, - добавил Гусев.
Стоило гостю заговорить, я вспомнил комдива Жукова, вспомнил наши совместные учения еще в Белоруссии.
- Любопытно посмотреть ваше хозяйство... - сказал он.
И мы принялись неторопливо и обстоятельно знакомить Жукова с авиационной техникой.
- Вы правы, маловато, старовато, - заметил комдив, когда осмотр закончился, и вдруг обратился ко мне: - Товарищ Прачик, это не те ли самолеты, что были в Бобруйске?
- Те самые, товарищ Жуков. Точнее, тот же тип машин с незначительной модификацией, которая лишь утяжелила самолет-истребитель.
- Не нынче завтра поступят "Чайки" из Читы, - глядя на комдива, обнадежил Смушкевич.
- Воевать придется и на "ишачках", - сказал Гусев, - на слом им идти рановато. Летчики привыкли, полюбили...
Комдив согласно кивнул:
- Вы правы. Воевать придется и на старых. Не сразу Москва строилась. А вот обрисуйте мне особенности итальянского, немецкого и японского летчиков. Кто из них опаснее, по вашему мнению?
- Когда мы собирались сюда, - улыбнулся Смушкевич, - то в один голос утверждали, что если немцев били, не говоря об итальянцах, то япошек разделаем в пух и прах. Я тоже так думал. Скрывать не стану. Но самураи оказались настырнее немцев. Словом, противник не менее сильный, чем в Испании.
- Это хорошо! - неожиданно воскликнул комдив Жуков.
Я удивился: такой сдержанный - и вдруг эмоции.
- Что - хорошо?.. - насторожился Смушкевич.
- Противника надо уважать, - ответил Жуков. - А уважать - значит тщательно готовиться к каждой схватке, ждать встречи с врагом упорным, подготовленным...
Жуков вскоре простился: "Увидимся!" и направился к машине, а комкор Смушкевич дал мне задание побывать у монгольских бомбардировщиков:
- Помогите, если они в чем-то нуждаются. С вами будет переводчик...
Эпизод этот промелькнул в боевых буднях, работа на Халхин-Голе захватила, и, возможно, никогда не всплыли бы в моей памяти подробности встречи. Но пройдет совсем немного времени, и в суровых испытаниях, которые обрушатся на нашу страну, имя Жукова прозвучит снова, оно будет на устах каждого солдата. А мне тогда в деталях припомнятся и белорусские встречи, и встречи в полынных степях Монголии...
* * *
В мое распоряжение прибыл переводчик. Мы направились к автомобилю, где нас уже поджидал шофер. Машина фыркнула, развернулась и весело побежала в сторону захода солнца, глубоко в тыл, где базировались монгольские бомбардировщики.
По всей степи то там, то здесь виднелись замершие столбики сусликов; умиротворяющие трели повисших в воздухе жаворонков напоминали, что все это есть и на моей Родине: и эта степная тишина, и марево, и дороги без накатанной колеи - езжай, куда твоей душе угодно...
Но вот показался монгольский аэродром. Узнав, кто мы такие, механики и техники, в широкополых шляпах и защитного цвета комбинезонах, с радостными улыбками на скуластых лицах, окружили нашу эмку. Многие из авиаспециалистов на диво хорошо говорили по-русски.
- Сначала поесть, отдохнуть с дороги, потом - говорить о деле! предложил один из техников и представился: - Я здесь старший. Зовут меня по-вашему, по-русски, Борис. Учился у вас в авиационном училище.
Я тоже представился монгольскому специалисту, а вскоре с Борисом мы уже осматривали стоянку тяжелых бомбардировщиков ТБ-3. Исполнительность, пунктуальность, высокая дисциплинированность монгольских товарищей позволили нам за один день выполнить огромный объем работ: в иное время на такое затрачивалось не менее недели. Когда вся техника была приведена в полную боевую готовность, я отправился на аэродромы, где базировалась наша авиация.