Официально Волшебная Страна считалась новым кварталом Лунограда. Во всяком случае, именно такие сведения хранились в памяти компьютеров административного центра. Однако у местных жителей было на этот счет собственное мнение. Они полагали, что это совершенно другой, прекрасный, волшебный мир, где можно обрести и радость и печаль.
Но власти больше доверяли компьютерам, ни на мгновение не прекращавшим свою работу под землей в старом городе.
Дэвид Фолкейн остановился у столба, что отмечал границу между этими двумя мирами.
— Что ж, милая, — сказал он, — здесь мы, пожалуй, и расстанемся.
Девушка, к которой были обращены его слова, прижала к губам ладонь.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она сдавленным голосом.
Фолкейн даже немного растерялся. Он не ожидал подобной реакции от этой девушки, которая представилась ему как Вероника. Горечь, прозвучавшая в ее голосе, никак не вязалась с густыми черными волосами, в которых звездочками сверкали искусственные бриллианты, с ее точеной фигуркой, едва прикрытой несколькими разноцветными лоскутами.
— О нет, не навсегда; по крайней мере, я на это надеюсь, — улыбнулся он. — Просто мне пора приниматься за работу. Давай встретимся в вечернюю вахту.
Девушка благодарно улыбнулась:
— Ты меня так напугал! Я даже не знала, что и думать: мы с тобой мирно гуляли, и вдруг ни с того, ни с сего ты предлагаешь расстаться.
— Я вовсе не собираюсь от тебя убегать. Мы ведь знакомы, кажется, всего три стандартных дня. Ну да, мы встретились на вечеринке у Териолта.
Вероника покраснела и отвела глаза:
— Я просто подумала, что тебе, наверно, мало одной меня… ты ведь столько времени не видел женщин, — сказала она едва слышно. — Понимаешь, тебе вряд ли кто откажет. Ты герой космоса, настоящий космопроходец. Мы, местные девушки, знаем самые свежие сплетни и одеваемся по последней моде, но никто из нас не бывал за Юпитером. И вряд ли кто из наших парней может похвастаться этим. В сравнении с тобой они — ничто. Поэтому я была так рада, что ты обратил на меня внимание. Подруги мне отчаянно завидовали, а я беспрестанно боялась, что все вот-вот кончится так же внезапно, как и началось.
Фолкейн самодовольно улыбнулся. Да, мало кто в его лета смог получить удостоверение космического торговца. Да, только ему одному выпала честь стать доверенным лицом одного из некоронованных королей космоса — Николаса ван Рейна. Да, не раз в его руках находились судьбы целых планет. И внешность у него что надо: чуть вздернутый нос, широкие скулы, твердая линия подбородка, голубые глаза на смуглом от загара лице, курчавые светлые волосы, опаленные огнем далеких солнц. При росте сто девяносто он сложен как атлет. И одежда: пускай он прибыл с самой границы освоенной человечеством Вселенной, но на нем сшитая лучшим портным Луны жемчужно-серая туника и отделанные золотом кюлоты.
Эй, приятель, одернул он себя. В нем жила обретенная во вселенских далях настороженность дикого зверя. Не забывай: эта девица с тобой не просто так. К тому же причина, по которой ты не сказал ей сразу, что твой отпуск скоро закончится, по-прежнему остается в силе.
— Весьма польщен твоими словами, — сказал он, — а особенно тем, что ты составила мне компанию. — Он ухмыльнулся. — Продолжим наши развлечения. Сначала пообедаем, потом, быть может, сходим на балет. В последнем я, правда, не уверен, но вот пообедаем мы непременно. Проведя столько времени за пределами Солнечной системы в исследованиях диких планет, я горю желанием исследовать здешние дикие рестораны, да еще, — он поклонился, — со столь восхитительным гидом.
Вероника ответила в том же тоне:
— Маленькая дикарка готова услужить знаменитому капитану Галасоциотехнической Лиги!
— Я найду тебя, как только вырвусь, — через тысячу восемьсот часов.
— Да уж, пожалуйста, — она взяла его под руку. — А нам обязательно расставаться? Я могу взять выходной, и мы вместе пойдем, куда тебе нужно.
Так, зверек показывает зубки. Ладно, не будем подавать вида.
— Извини, но это невозможно. Секрет.
— Что? — она недоуменно подняла брови. — Ты все еще играешь в эти игрушки? — В голосе ее слышалась откровенная насмешка. — Мне говорили, что ты занимаешь высокий пост в Галактической компании по доставке пряностей и вин, что компания эта — одна из основных в Лиге, что Лига не признает законов планет и Содружества. Чего же ты боишься?
Если она пытается заставить меня проболтаться, — подумал Фолкейн, — то стоит проделать то же самое с ней.
— Лига не является унитарной, — сказал он наставительно, — это ассоциация галактических торговцев. Если она и могущественнее любого из правительств, так только потому, что размах ее деятельности неизмеримо больше. И правительством ее тоже назвать нельзя. Она лишь организует взаимовыгодное сотрудничество и посредничает в конфликтах. Не то что там убивают агентов конкурирующих компаний, но всяких махинаций хватает.
— Ну и что?
Переигрываешь, девочка, подумал Фолкейн. Вовсе ты не так сильно обижена, как стараешься показать. Он пожал плечами:
— Скажу без лишней скромности: за мной могут охотиться. Как же, правая рука Старого Ника! Всего лишь намек на мои дальнейшие планы может обернуться для любого из конкурентов миллионными прибылями. Поэтому мне приходится опасаться, скажем так, сборщиков коммерческой информации.
Вероника отступила на шаг. Руки ее сжались в кулаки:
— Ты хочешь сказать, что я шпионка?! — воскликнула она.
Откровенно говоря — да, подумал Фолкейн.
Радости ему это признание не доставило. Он несколько секунд молча глядел на девушку, стараясь обрести внутренний покой. Вероника была очень привлекательна, прямо-таки вызывающе красива.
Конечно, Волшебная Страна была не первой из станций, построенных на лунной поверхности. Но при ее проектировании был использован весь накопленный ранее опыт. Основная идея была простой. На космических кораблях, чтобы предотвратить излучение частиц, применялись электромагнитные экраны. Кроме того, на этих кораблях использовались искусственно создаваемые положительные и отрицательные силовые поля — для движения, для поддержания внутри корпуса постоянной силы тяжести при любых ускорениях, для уничтожения кораблей противника, наконец. А что, если использовать эти системы для создания на поверхности Луны гигантского воздушного пузыря?
На практике задача оказалась неимоверно сложной. Пришлось столкнуться с проблемами утечки воздуха, поддержания определенной температуры, контроля за озоновым слоем. Но в конце концов все трудности были преодолены, и Солнечная система получила шикарный курорт.
В одном из уголков этого курорта раскинулся парк, где находились сейчас Фолкейн и Вероника: травяные лужайки, увитые зеленью беседки, фонтаны с повисшими над ними дугами радуг. При лунной силе тяжести деревья достигали фантастической высоты и изгибались самым причудливым образом, как и струи фонтанов, а походка людей была почти танцующей. Над парком вздымались башни и колоннады самых разных цветов и оттенков, соединенные друг с другом бегущими улицами. Над головами порхали птицы. Теплый воздух был насыщен ароматами духов, смехом, обрывками мелодий и настойчивым бормотанием двигателей, обеспечивающих жизнеспособность станции.
Но за пределами купола раскинулась голая лунная поверхность. Часы внутри были установлены по Гринвичу, тысячи маленьких солнц, свисавших с бронзовых стержней, создавали иллюзию утра. Но на самом деле на планете была ночь. Грозная и величественная тьма окружала купол. На черном небе едва можно было различить звезды. На юге маячила туманно-голубая Земля. Пристально вглядевшись, на ее неосвещенной стороне можно было заметить мегаполисы, казавшиеся на таком расстоянии крошечными искорками. А у края купола, на Авеню Сфинксов, виднелось покрытое пеплом дно кратера, где находилась станция. Вдалеке проступал зловещий силуэт Плутона.
Мысли Фолкейна вернулись к стоявшей перед ним девушке.
— Извини, — попросил он, — я вовсе не имел в виду ничего такого.
Естественно, имел, подумал он. Да, я шляюсь по окрестностям галактик, но это отнюдь не значит, что я доверяю кому попало. Совсем наоборот. Когда через несколько часов после посадки на планету ко мне в друзья набивается столь привлекательная и утонченная женщина… и всячески меня обхаживает, ничего не рассказывая о себе, и потом небольшая проверочка по методу Чи Лан показывает, что женщина эта, мягко говоря, не совсем искренна… Что же тогда я должен предположить?
— Надеюсь, что ничего, — отрезала Вероника.
— Я принес присягу мастеру ван Рейну, — сказал Фолкейн. — А его приказ — держать язык за зубами. Ему не хочется, чтобы конкуренты его обставили. — Он сжал в ладонях руки девушки. — Да и тебе так будет спокойнее, милая, — добавил он мягко.
Девушка перестала сердиться. На глазах ее появились слезы (как вовремя, подумал Фолкейн).
— Я просто хотела… разделить с тобой не только развлечения, Дэвид, — прошептала она. — А ты говоришь, что я шпионка или в лучшем случае, — она судорожно сглотнула, — болтушка. Больно, понимаешь?
— Ничего я такого не говорил. Да и чем меньше знаешь, тем спокойнее жить. А мне бы очень не хотелось, чтобы ты из-за меня попала в беду.
— Но ты же только что сказал, что агентов не убивают…
— Конечно, нет. Убийства, похищения, промывка мозгов — все это не для членов Лиги. Ни они, ни их наемники этим не занимаются. Существует много других способов добиться желаемого. И самый простой из них — подкуп.
Точно так, подумал Фолкейн. Интересно, сколько ей заплатили и сколько обещали потом за достоверную информацию обо мне?
— Есть способы и посложнее, но, скажем так, погрязнее. На них смотрят косо, но это вовсе не означает, что ими не пользуются. Например, подглядывание — разве есть такой человек, которому нечего было бы скрывать от других? Существуют сотни способов давления на человека, впрямую и исподволь, аккуратно и грубо. Новичков, так тех частенько шантажируют. Кто-нибудь начинает оказывать тебе внимание, ты идешь ему навстречу, и глядишь — вот и на крючке, и этот кто-нибудь уже натягивает леску.
Скорей всего именно так ты и намерена поступить со мной, добавил он мысленно. А может, сделать вид, что я тебе верю? Ты ведь бес, которого я не знаю. Ты отгонишь от меня незнакомых бесов и доставишь мне массу удовольствия. Какой кошмар: бессовестный деревенщина соблазнил наивную городскую девушку! Однако, как мне кажется, в утешителях у тебя недостатка не будет. А когда буду улетать, то подарю тебе на прощанье браслет из огненного камня с какой-нибудь проникновенной надписью или что-то там в том же духе…
Девушка вырвалась. Тон ее снова стал суровым:
— Я вовсе не требовала, чтобы ты нарушил присягу, — сказала она. — Только ведь я не игрушка!
Так-так. Наш голосок снова заледенел. Заиндевел, если быть точным. Что ж, пререкаться можно до бесконечности. Пожалуй, пора уходить, приятель. Фолкейн весь подобрался и щелкнул каблуками.
— Прошу прощения, сударыня, что так долго надоедал своим присутствием. Впредь такое не повторится. Честь имею. — Он поклонился и пошел прочь.
Он уж было подумал, что его затея провалилась, как вдруг девушка тоненько вскрикнула и бросилась за ним. Она припала к нему и, захлебываясь слезами, принялась объяснять, что не поняла его, что больше не будет так себя вести, если только он…
Быть может, подумал Фолкейн, в чем-то она и искренна.
Да, годы учения для него, наследника баронского титула в Великом Герцогстве Гермесском, не прошли даром. Пускай он младший сын, пускай он рано покинул дом, разочаровавшись во всех занятиях, что приличествует аристократу, пускай он с тех самых пор не бывал на родной планете, но когда следует проявить характер, Фолкейн знал превосходно. А еще он знал, что нужно заниматься делом, хотя с удовольствием отдохнул бы подольше. Поэтому Дэвид избавился от Вероники, как только закончилась сцена примирения, и отправился своей дорогой.
Сначала он заглянул в большой пункт проката спортивного инвентаря на другой стороне парка, рассудив, что среди множества предлагаемых предметов ему легко будет оторваться от «хвоста», если таковой имеется. Фолкейн отметил, что вакуумные костюмы и вездеходы куда менее неуклюжи, чем он предполагал. Но вылазка в лунные горы, когда стоит только позвать в микрофон и через пару минут появятся спасательные флиттеры, отнюдь не то же самое, что путешествие по совершенно незнакомой планете, когда можно загнуться только от одной мысли, что ты — единственное человеческое существо на расстоянии в несколько световых лет. В таких случаях больше пользы от этих вот разборных лодок с яркими парусами. Интересно, насколько они тут популярны? Лешачье озеро очень маленькое; да и для того, чтобы управлять таким суденышком в условиях слабого притяжения, нужно, как он не раз мог убедиться, немалое искусство.
Выйдя через заднюю дверь, Фолкейн увидел беседку колодца межуровневого сообщения и вошел в нее. В этих колодцах свободное падение замедлялось с помощью специальных устройств, создававших своего рода невесомость. Вместе с ним по колодцу опускались еще несколько человек, на вид — обычные горожане.
Наверно, я излишне подозрителен, подумал он. В конце концов какая разница, узнают ли конкуренты о моем визите в «Сириндипити инкорпорейтед» или нет? Ведь мы же находимся не в логове каких-нибудь там варваров-нелюдей, а на спутнике нашей матушки-Земли. В самом центре Содружества! Чего опасаться торговым агентам? Они играют в свои игры ради денег, и проигравший теряет только кредитки, но никак не жизнь. Так что, расслабься, Дэвид, и отдыхай.
Но привычка была сильнее, и к тому же он вспомнил, при каких обстоятельствах он слышал этот совет.
Он вышел из колодца на восьмом подуровне и очутился на перекрестке туннелей. По широким мостовым сплошным потоком двигались грузоходы и машины-роботы, по тротуарам спешили куда-то пешеходы в рабочих комбинезонах. Стены туннелей были выкрашены в серый цвет; их покрывала неизбежная тонкая пленка копоти. По обеим сторонам в них имелись двери, которые вели на заводы, склады, в гаражи или офисы. Рокотали моторы; пахло человеческим потом, какими-то химикатами, озоном. Из обнесенных ограждениями решеток то и дело вырывались дуги электрических разрядов. Пол под ногами подрагивал: уровнем ниже располагались гигантские двигатели, от которых зависела жизнь колонии. Да, Волшебная Страна была всего лишь прелестной маской. А здесь, в промышленной части старого Лунограда, располагался, если можно так сказать, желудок станции.
Туннель Гагарина, как и многие другие, заканчивался на площади Титова. Фолкейн много слышал об этой площади и ожидал увидеть нечто грандиозное, но сквозной колодец с прозрачным куполом, сквозь который мерцали Земля и звезды, не произвел на него особого впечатления. Не будем слишком строги, сказал он себе, это ведь одна из первых площадей Лунограда. На балконах, расположенных на каждом уровне по окружности колодца, было полно народа. Фолкейну пришлось пробираться через толпу. По большей части это были местные жители: рабочие, бизнесмены, наставники, техники, домохозяйки. О том, что они живут здесь очень давно, свидетельствовали их походка и манеры. Но попадались и чужаки: торговцы, астролетчики, студенты, туристы — причем не только с Земли, но и с других планет.
Фолкейн заметил, что склады наиболее известных компаний, таких например как «Самоцветы Иварсена», прямо-таки бросаются в глаза, тогда как хранилища менее знаменитых фирм почти незаметны. Из дверей «Марсианской харчевни» донесся шум. А не завернуть ли мне туда, подумал Фолкейн. Об эле, который варили в этом заведении, слагали легенды даже на Бетельгейзе. Нет, не теперь… «Дело зовет визгливым голосом», как любит повторять ван Рейн. Фолкейн двинулся дальше.
Наконец он подошел к массивной бронзовой двери, украшенной сложным барельефом. В нескольких сантиметрах перед ней — этот эффект достигался с помощью стереопроекции — горели буквы «Сириндипити Инк.„. Выглядело это довольно убого. Так могла зазывать клиентов какая-нибудь фирма лет этак двести назад. И тем не менее: «Сириндипити Инк.“ за последние пятнадцать лет стала одной из самых преуспевающих компаний Лиги.
Что ж, подумал Фолкейн, таковы законы свободного рынка: если в чем-то ощущается нехватка и если ты можешь заполнить лакуну, то разбогатеть можно в два счета. Старый Ник, когда создавал свои летучие торговые команды, явно ориентировался на смоделированные компьютерами «Сириндипити» ситуации.
Есть в этом своя ирония. Мы с Эдзелом и Чи Лан должны отбирать среди сообщений от наших автоматических зондов с неизвестных планет самые интересные и передавать их по спецсвязи ван Рейну. Если он сочтет эту информацию заслуживающей внимания, то, прежде чем другие члены Лиги узнают о существовании подобных планет, на них уже побывают наши разведывательные партии. Казалось бы, нам все карты в руки. Но вот я, профессионал, иду на поклон к «Сириндипити» как какой-нибудь желторотый бизнесмен с Земли.
Фолкейн пожал плечами. В последний раз они опоздали с возвращением в Солнечную систему. Задержись они еще немного, и вместо отпуска получили бы приказ отправляться куда-нибудь к черту на куличики. Им повезло, что ван Рейн был в хорошем расположении духа: он не очень шумел и даже согласился выплатить гонорар.
Дверь открылась. Фолкейн очутился в маленькой комнатке, стены которой были увешаны дорогими тканями. Он увидел перед собой еще несколько дверей. Из вокаляра раздался приятный женский голос:
— Добрый день, сэр. Номер четыре, пожалуйста.
За указанной дверью оказался узкий коридорчик, в конце его — еще одна дверь, а за нею — офис. В отличие от многих других помещений Лунограда здесь, как заметил Фолкейн, не пытались компенсировать отсутствие окон каким-нибудь пейзажем на экране. Несмотря на толстый темно-голубой ковер на полу, лазурные стены, перламутровый потолок, удобную мебель и аромат цветов комната казалась холодной. В дальнем конце за большим столом сидела женщина.
— Добро пожаловать, — сказала она.
— Спасибо, — вежливо улыбаясь, отозвался Фолкейн. — У меня такое чувство, будто я очутился в крепости.
— В чем-то вы правы, сэр. — Голос ее можно было бы, пожалуй, назвать приятным, не будь он таким бесцветным. По-английски женщина говорила с гортанным акцентом; причем даже тренированный слух не помог Фолкейну определить, откуда она родом. Улыбка как будто была приклеена к ее лицу. — Защита прав личности является одной из основных забот нашей фирмы. Те, кто обращаются к нам, чаще всего не хотят, чтобы об этом стало известно. Руководители фирмы — и я в том числе — лично принимают клиентов. Мы очень редко прибегаем к помощи персонала.
Ну да, подумал Фолкейн, потому вы и дерете втридорога даже за предварительную консультацию.
Женщина, не вставая, протянула ему руку.
— Я Тея Белдэниэл. — Рукопожатие было небрежным с обеих сторон. — Садитесь, пожалуйста, мастер Кубичек.
Фолкейн опустился в кресло. Ручка кресла выдвинулась: в ней оказался ларчик с первоклассными сигарами. Он взял одну.
— Спасибо. Раз уж я здесь, то, пожалуй, можно забыть про этот псевдоним. Наверное, многие клиенты так поступают?
— Да нет. До тех пор, пока они не остаются один на один с машинами, в этом нет надобности. Естественно, многих мы узнаем, поскольку к нам обращаются известные люди. — Тея Белдэниэл помолчала; пауза эта показалась Фолкейну хорошо прорепетированной. — Известные, я хочу сказать, в ближайших галактиках. Вы понимаете, как бы знамениты они ни были у себя на родине, никакое живое существо не может запомнить их всех, — ведь наша цивилизация распространилась на много сотен световых лет. Вот вы, сэр, наверняка с колонизированной планеты. Глядя на вас, можно сказать, что на вашей планете сословное общество и что вы из благородной семьи. Содружество не признает подобных различий, поэтому ваш мир вряд ли входит в него. А такие планеты можно пересчитать по пальцам. И на них обычно полно проблем.
Поскольку Фолкейна уже давно интересовала эта фирма, он попытался завязать откровенный разговор:
— Правильно, сударыня. Хотя я тут скорее по торговым, а не по политическим делам. Я работаю на базирующуюся на Земле Компанию по доставке пряностей и вин. Мое настоящее имя Дэвид Фолкейн, а родом я с Гермеса.
— Все знают Николаса ван Рейна, — кивнула она в ответ. — Я неоднократно встречалась с ним.
Надо признать откровенно, со мной так носятся только из-за того, что я человек ван Рейна, подумал Фолкейн. Сколько я уже получил за эти дни приглашений от промышленных королей, их жен, дочерей и приспешников! Как будто с цепи сорвались: так им хочется увидеть храброго космического рейнджера и его товарищей! Но нужны-то им не просто храбрые космические рейнджеры, а храбрые космические рейнджеры Старого Ника.
Но вот сестры Белдэниэл и их компаньоны Ким Юн Кун, Анастасия Геррера, муж и жена Латимеры — другое дело. Основатели и владельцы «Сириндипити Инк.«, компьютеры которой хранят в своей памяти всю информацию об известной Вселенной, как будто ничего о нас не слышали. Сидят себе в своих конторах-крепостях, куда нет доступа посторонним… Интересно, эта мадам способна рассердиться?
Тею Белдэниэл нельзя было назвать дурнушкой. Она была довольно привлекательна: высокая, гибкая, хорошего сложения — этого не мог скрыть и белый свободного покроя костюм. Коротко постриженные волосы подчеркивали правильную форму головы; черты лица можно было бы назвать классическими, только, пожалуй, даже в глазах Афины было больше тепла. Возраст ее было определить затруднительно. По крайней мере, за сорок. Однако она следила за собой и явно прибегала к лучшим косметическим средствам. Поэтому и лет через десять в каштановых волосах ее будет все та же одна — единственная седая прядка, светлая чистая кожа станет лишь чуть суше да в уголках глаз появятся морщинки. Фолкейн решил, что самое привлекательное в ней — это глаза, большие, широко расставленные, лучисто-зеленые.
Он закурил и выпустил кольцо дыма.
— Мне кажется, нам есть о чем поговорить, — сказал он. — Вы ведь покупаете информацию за наличные, не так ли? Или обмениваете ее на другую?
— Да, и чем больше, тем лучше. Но должна вас предупредить: цену мы назначаем сами, а порой даже отказываемся выплачивать оговоренные суммы, пусть информация и была передана нам. Ценность информации зависит от ее уникальности. Быть может, в наших банках данных уже имеются аналогичные сведения, которые мы не можем разглашать, поскольку тут существует опасность выдачи доверенных нам тайн. Поэтому, мастер Фолкейн, если вы хотите продать информацию, вам придется положиться на репутацию нашей фирмы.
— Ну что ж. Я посетил много планет, видел много народов и культур…
— Информацию подобного рода, так сказать, легендарную, мы принимаем, но плати за нее не очень дорого. Более всего мы заинтересованы в достоверных документальных фактах. Причем совершенно не обязательно они должны касаться новых открытий во Вселенной. В центре цивилизации тоже ведь происходит много любопытных вещей.
— А не могли бы вы ответить мне на такой вопрос. Я работаю на мастера ван Рейна и пользуюсь его доверием. Положим, я предложу вам такие подробности о его торговых операциях, которые он сам предпочел бы скрыть. Вы их приобретете?
— Возможно. Но мы не сможем открыть этих подробностей другим. Наше положение в Лиге целиком зависит от доверия наших клиентов. Это, кстати, одна из причин, почему у нас такой маленький штат. Мы держим минимальное количество экспертов и техников; причем заметьте: все они не люди. Остальным занимаются машины. Кроме того, нам в какой-то мере выгодно, чтобы считали, что мы сторонимся общества. Если мастер ван Рейн знает, что мы не встречались за обеденным столом с мастером Харлеманом из Венецианской чайно-кофейной компании, то у него будет меньше оснований подозревать нас в сотрудничестве с последним.
— Последним из Венецианской? — невинно переспросил Фолкейн.
Тея Белдэниэл выпрямилась, сложив руки на коленях.
— Вполне, возможно, мастер, что вы слишком долго не бывали на цивилизованных мирах и потому не совсем точно представляете себе принципы, на которых зиждется деятельность «Сириндипити», — сказала она. — Я постараюсь объяснить их вам, упростив до предела.
Проблема поиска информации была разрешена давным-давно с помощью электронных запоминающих устройств, а также систем считывания, кодирования и копирования. Но проблема использования информации стоит очень остро. Дело в том, что границы освоенной Вселенной раздвигаются гораздо быстрее, чем того хотелось бы людям и их товарищам по космическим перелетам. Вообразите себя ученым или человеком искусства. У вас есть идея, которую вы сами считаете новой. Но до каких пределов эту вашу идею дублируют мысли биллионов других существ, живущих на тысячах известных планет? Чем можете вы подтвердить, что идея ваша в самом деле нова? Да, конечно, можно обшарить библиотеки и информационные центры и получить по интересующему вас вопросу куда больше сведений, чем требуется обычно. Гораздо больше! Но мало того, что никакой жизни не хватит на изучение всей этой информации, — вы даже не сможете отобрать из нее то, что вам действительно нужно. А в еще худшем положении находится компания, планирующая торговую экспедицию. С какими конкурентами она может столкнуться в космосе? Кто может свести на нет все их усилия? Каких противников они не приняли в расчет лишь из-за того, что не имели представления об их существовании?
— Я уже слышал эти вопросы, — сказал Фолкейн сухо. Он был скорее озадачен, нежели обижен прочитанной ему лекцией. Неужели эта женщина настолько лишена простого здравого смысла, что считает своей обязанностью излагать клиенту все эти сведения, словно он какой-нибудь дикарь из каменного века?
— Естественно, — тон ее оставался прежним. — И ответ вроде бы тоже напрашивается сам собой. Компьютеры могут не только считывать, но и анализировать информацию. Они определяют возможные связи и проверяют их, причем делают это очень быстро и могут выполнять сразу несколько процессов. Можно сказать даже, что они способны давать советы. Но это теория, а что касается практики, то здесь дело обстоит гораздо сложнее. Во-первых, нужен совершенно иной уровень развития кибернетики. Потом… Члены Лиги ревностно оберегают свои тяжким потом добытые секреты. Чего ради, спрашивается, выдавать их конкуренту? Или общественному информационному центру, где их сможет узнать все тот же конкурент? Или кому-то еще, кто не соперничает с вами, но запросто может заключить сделку с вашим конкурентом — или решит изменить сферу своих интересов и станет вашим противником?
Будете вы использовать информацию или нет, сначала вам нужно потратить определенную сумму на ее приобретение. А если вы решитесь с ней расстаться, то тоже сделаете это за деньги — если, конечно, не стремитесь обанкротиться. Переговоры же по продаже коммерческих тайн всегда идут медленно и трудно.
«Сириндипити» разрешила эту проблему! Да, разрешила — с помощью новейшего оборудования и оригинальных идей!
Фолкейн откинулся на спинку кресла. Он был сбит с толку, растерян, едва ли не испуган. Его предупреждали, что фирмой руководят довольно странные люди, но подобного он не ожидал. Эта женщина выложила ему, человеку, который оплатил только предварительную консультацию, то есть первому встречному, такие сведения… Во имя всего святого, почему?
Быть может, у них так принято, подумал он. Как еще можно объяснить поведение его собеседницы?
Женщина говорила вроде бы спокойно, но напряжение в разговоре нарастало:
— Чем больше объем информации, тем больше вероятность обнаружить данные, в которых нуждается тот или иной клиент. Поэтому создание мощного информцентра послужило бы только ко всеобщей выгоде — при том условии, что ни один из пользователей не будет иметь перед другими преимуществ в обслуживании. Именно такие услуги наша фирма и предлагает. Естественно, часть информации к нам поступает из обычных источников. Ведь библиотеки и информационные центры имеются на многих планетах. Но мы еще и покупаем информацию у отдельных лиц, если находим, что она того заслуживает. А взамен продаем этим лицам ту информацию, которая интересует их. Следует отметить, что мы строго соблюдаем правило анонимности наших клиентов. Мы, основатели центра, не знаем и не стремимся узнать, какие вопросы вы задали, какие ответы получили, что вы сообщили машинам, как они оценили ваши сведения, к каким дополнительным выводам пришли. — Всю эту тираду она произнесла единым духом. — Все эти сведения остаются в машинах. Мы вмешиваемся в эту процедуру только по просьбе клиентов. Обычно же круг наших занятий составляют статистические подсчеты: мы выводим средние показатели и все такое прочее. Наша фирма приобретала известность по мере того, как у клиентов росло доверие к нам. Бесчисленные тайные расследования подтвердили, что мы никому не отдаем предпочтения, ничего не выбалтываем, что нас невозможно подкупить. С каждым днем мы приобретали все новых клиентов и все новый опыт.
Она подалась вперед и взглянула на Фолкейна в упор:
— Например, представьте себе такую ситуацию: вы хотели бы продать нам некую информацию относительно вашей компании. В память машин могут быть введены и голословные утверждения, поскольку такая информация тоже является данными. Но им, скорей всего, не будет веры. Обычные меры против промышленного шпионажа позволят отделить правду от лжи. Но если эти меры окажутся неэффективными — тогда мы купим ваши сведения. Перекрестные проверки очень скоро выявят недостоверность информации, и машины запомнят этот факт. Если директор вашей фирмы является единственным владельцем упомянутой информации, то эти сведения не будут выдаваться до тех пор, пока их не сообщит нам кто-либо еще. Однако логические цепи машин будут учитывать эти факты при подготовке рекомендаций — кстати, ни для кого в частности. Например, компьютер может посоветовать конкурентам вашей фирмы действовать вовсе не так, как они предполагали. И сделает он это потому, что знает о ложности сообщенных вами сведений. Но он только посоветует, не открывая причины своих действий. — Она перевела дыхание.
Фолкейн воспользовался наступившей паузой:
— Если я вас правильно понял, то в интересах клиента не пытаться обмануть машину. Значит, чем больше вашим компьютерам расскажешь, тем лучший совет от них получишь. Ага, вот где собака зарыта!
— Это лишь одна из причин нашего преуспеяния, — сказала Тея Белдэниэл. — Вообще-то, ситуации вроде той, что мы с вами себе представили, возникают редко. Почему бы мастеру ван Рейну и не продать нам информацию о том, что один из его разведывательных кораблей натолкнулся на планету, аборигены которой являются искусными скульпторами? Насколько я знаю, он не такой уж большой любитель искусств. Вот. А в обмен он может купить у нас по весьма сходной цене информацию о том, что корабль, экипаж которого дышит водородом, обнаружил планету с кислородной атмосферой, на которой изготавливают совершенно необычное вино.
— Мне понятно только одно, — заметил Фолкейн. — Если я правильно все усвоил, то, чтобы узнать нечто важное, ему пришлось бы сюда прийти самому. Верно?
— В данном конкретном случае нет, — отозвалась она. — Его цели были ясны. Но вообще мы, естественно, охраняем наши фонды. Вот взять, например, вас… — она сделала паузу, потом сказала резко:
— Вы, насколько я могу судить, собирались усесться перед машиной и сказать: «Меня зовут Дэвид Фолкейн. Что у вас есть интересного для меня?» Что ж, вы вполне можете рассчитывать, что подобная информация в банке данных найдется. Но не ужели вы не понимаете, сэр, что именно ради вас мы не можем такого допустить? Чем вы это докажете, что вы — это вы?
Фолкейн было полез в карман, но женщина жестом остановила его.
— Не мне, — сказала она. — Мне вовсе ни к чему знать тот ли вы человек, за которого себя выдаете. Машина проверит ваши отпечатки пальцев, сличит оригинал с хранящимся в памяти портретом, — словом, выполнит все обычные процедуры, если ваши данные есть в карточке Содружества. Если же их там нет, компьютер осуществит идентификацию каким-либо другим способом. — Она встала. — Пойдемте, я провожу вас в машинный зал. Вы увидите наши компьютеры в действии.
Шагая следом за ней, Фолкейн никак не мог решить, похожа ли ее походка на походку фригидной женщины. Но это ерунда.
Ему в голову пришла куда более интересная мысль. Он как будто понял, почему она себя так вела, почему так подробно объясняла, хотя, могла бы и сообразить, что ему большей частью это все известно. Ему уже приходилось сталкиваться с этой болезнью, название которой — фанатизм.
Фолкейн сидел в кресле. В комнате никого больше не было, и все же он не мог сказать, что оставался совсем один, ибо гигантский квазимозг уже обращался к нему. Хотя за свою жизнь Фолкейн перевидал немало роботов, а с одним из них, по имени Тупица, даже подружился, но сейчас ему было как-то не по себе. Он попытался разобраться почему.
Он сидит в обычном саморегулирующемся кресле за обычным столом, уставленным обычными приборами. Голые серые стены, белые флуоропанели на потолке, кондиционированный воздух, тихое бормотание машин — все как обычно. Прямо перед ним — основная панель управления и большой, пока пустой экран. В чем же дело?
Быть может, подумал он, причина — в царящей здесь атмосфере таинственности. Да, детективы Лиги определили, что владельцы «Сириндипити» на самом деле не отдают предпочтения ни одному из клиентов, будь это фирма, отдельный человек или даже нечеловек. Но вот откуда они взялись, оставалось до сих пор тайной за семью печатями. А их чопорность (Тея Белдэниэл, была в этом смысле типичной их представительницей) и нелюдимость лишь подливала масла в огонь.
Тайну их раскрыть, пожалуй, невозможно. И дело не только в том, что они ее ревностно оберегают — сегодня каждый норовит забраться поглубже в свою раковину. Просто задача эта невыполнима. Вселенная слишком велика. Тот маленький кусочек всего лишь одной ветви одной-единственной галактики, который мы кое-как исследовали и освоили… и он-то слишком велик для нас. Стремясь к зовущим нас тысячам солнц, мы не замечаем буквально миллионы других. Даже на то, чтобы просто посетить все миры и начать хоть немного понимать психологию их обитателей, уйдут века. А ведь за границами наших знаний лежит почти вся Вселенная.
Эти люди явились в Солнечную систему на корабле, нагруженном тяжелыми металлами. Продав эти металлы за хорошую цену, они организовали свою фирму. Хотя многие детали к машинам они заказывали на Земле, базовая логика и блоки памяти были явно неземного происхождения. Как-то Николас ван Рейн, заинтригованный всем этим, дал взятку чиновнику таможенной службы Содружества. Тот человек сообщил ему буквально следующее: «Понимаете, сэр, могу вам только сказать, что ввозимый ими товар не представляет опасности. Иными словами, они не собираются заразить нас какой-нибудь болезнью или взорвать планету. Так что закон свободной торговли на их стороне. „Сириндипити Инк.“ получает вычислительные машины, так? На вид это самые обычные компьютеры, только вот изготовлены они не людьми. Это подтвердит вам любой таможенник с опытом. Вы говорили, что больше никому не удалось добиться от своих компьютеров подобных результатов. Что это означает? А то, что эти люди обнаружили планету, обитатели которой доки в таких вот вещах. Наверняка они договорились между собой. А что „Сириндипити“ никого об этом не известила, то разве вы сами, сэр, не поступили бы точно так же?»
Краем уха Фолкейн услышал, что машина что-то ему сказала.
— Простите? — переспросил он. — И тут же подумал: какого черта я извиняюсь перед этим ящиком? Взяв с полки над панелью управления свою сигару, он нервно затянулся.
— Дэвид Фолкейн с Гермеса, представитель Галактической компании по доставке пряностей и вин, ваша личность идентифицирована, — сообщила машина. Голос был у нее не ровный и низкий, как у большинства созданных человеком роботов, а высокий, какой-то свистящий; человеческий слух с трудом мог к нему приноровиться. — Ваше имя связано с определенными событиями, сообщения о которых хранятся в банке данных. В первую очередь, это события, происходившие на Бете Центавра, Икрананке и на Мерсейе. (Разрази меня гром, откуда им известно про Икрананку?) С этими событиями коррелируют и другие. Вы должны понимать, что область поиска практически безгранична. Поэтому необходимо выбрать один какой-то факт и проверить его связи с ограниченным числом других фактов. Если эти связи окажутся непродуктивными, то проверке будут подвергнуты другие связи и, если понадобится, другие точки отсчета, — так будет продолжаться до получения удовлетворительного результата. (Или пока у меня не выйдут все деньги, подумал Фолкейн.) С какими данными вы хотели бы ознакомиться?
— Ну… я хотел бы… — Фолкейн лихорадочно соображал. — Например, какие новые рынки на планетах других звездных систем?
— Поскольку секретной информации здесь не содержится, на ваш вопрос мог бы ответить любой обычный информационный центр.
— Подожди-ка! Вот, пожалуй, задачка как раз для тебя. Точки отсчета «я» и «деньги». Установи существующие между ними связи.
Бормотание усилилось или просто тишина стала глубже?
Фолкейн откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться. Где-то там, за этими серыми стенами, мчались сквозь вакуум электроны и кванты, заряженные и незаряженные частицы, заблудившиеся молекулы врезались в магнитные, электрические, гравитационные, радиационные поля, — машина работала.
Потом она словно задремала.
Продолжает ли она плести свою паутину связей, подумал Фолкейн, когда клиенты уходят? Наверняка да. Может статься, что эта машина досконально изучила наш уголок Вселенной. Но все равно: фактов слишком много и связей между ними видимо-невидимо. Полезные сведения погребены под кучей лишней информации. В конце концов, любое серьезное открытие есть ни что иное, как обнаружение связи между, казалось бы, абсолютно разнородными вещами. Между уровнем в ванне, например, и весом золота; между пессимизмом священника из маленького городка и органической эволюцией; между Всепобеждающим червем, что гложет свой собственный хвост, и молекулой бензола… Живые существа из живого космоса, приходившие подобно Фолкейну в пещеру, где обитает этот квазимозг, — они лишь заставляли его работать по-настоящему, открывали ему значимость вроде бы совершенно бесполезных знаний.
— Дэвид Фолкейн с Гермеса! — позвала машина.
— Да? — Он выпрямился; мышцы его напряглись.
— Связь установлена. Помните ли вы, что несколько лет назад доказали наличие у звезды Бета Центавра планетной системы?
Реакция Фолкейна разительно не соответствовала бесстрастному голосу компьютера:
— Помню ли я? Да ведь именно тогда на меня обратили внимание! Считалось, что у голубых гигантов не может быть планет. А я их нашел!
— Эти данные мне известны, — машина вовсе не собиралась восторгаться его прозорливостью. — Позднее ваша гипотеза была проверена. Когда звезда находилась еще в стадии образования и представляла собой ядро с огромным облаком вокруг, рядом с ней случайно оказались несколько бродячих планет. Войдя в контакт с облаком, они потеряли скорость и были захвачены притяжением звезды.
Планеты без звезд — обычное явление. Их число раз в тысячу или больше превышает число звезд. Считается, что они, разнящиеся по размерам от астероида до сверхгиганта, занимаю в космосе места на три порядка больше, чем ядерные излучающие свет образования, называемые звездами. Однако расстояния в пространстве таковы, что вероятность прохождения такой планеты рядом с какой-нибудь звездой чрезвычайно мала. Даже и в центре Вселенной таких планет найдено не так уж много. Поэтому обнаруженную вами систему можно считать уникальной.
Ваше открытие вызвало определенный интерес, и вскоре Община Мудрости из государства Котгар, что на планете Лемминкяйнен, снарядила экспедицию. Названия, естественно, даются в переводе на английский. Вот копия подробного отчета, — из паза на лоток выкатилась бобина с микрофильмом. Фолкейн машинально сунул ее в карман.
— Я о них слышал, — сказал он. — Они не люди, но поддерживают с нами контакт. Кроме того, я следил за их экспедицией, поскольку был, так сказать, лично заинтересован. Они осмотрели все не посещавшиеся ранее гиганты на расстоянии в сотню световых лет. И ничего не нашли, как и ожидалось, — поэтому экспедиций больше не было.
— В то время вы держали на Земле экзамен на звание мастера, — заметила машина. — Иначе вас могли бы не коснуться даже и слухи. Но хотя вычислительные устройства Земли не имеют себе равных в освоенном космосе, они так перегружены данными, что кажущиеся малосущественными подробности им просто не сообщают. Среди этих отсеянных фактов имелся и тот, который вам небезынтересен.
«Сириндипити» несколько лет спустя удалось получить подробный отчет об этой экспедиции — совершенно случайно. Капитан того корабля передал нам эти сведения в обмен на уменьшение платы за консультацию. Вернее, он передал нам отчеты о нескольких совершенных им перелетах. Среди них был и этот. На него не обращалось внимания до тех пор, пока ваш запрос не потребовал детального изучения фактов.
Дыхание Фолкейна участилось. Он вцепился в ручки кресла.
— Перед просмотром копии прослушайте устное сообщение, — сказала машина. — Неподалеку от звезды Бета Южного Креста была обнаружена бродячая планета. Она двигалась по уменьшающейся гиперболе и должна была вскоре войти в поле притяжения звезды.
Экран потемнел. На нем зажглись звезды. Одна из них, голубая, сверкала особенно ярко. Она становилась все больше и больше: звездолет, с которого велись съемки, сближался с ней.
— Бета Креста расположена к югу от Солнца, на расстоянии примерно в двести четыре световых года, — сухой, свистящий голос лишил картину величия. — Это звезда типа В1, она примерно в шесть раз тяжелее, вчетверо больше, в восемьсот пятьдесят раз ярче Солнца. Это совсем молодая звезда: общий возраст ее не превышает ста миллионов стандартных лет.
Изображение изменилось. На фоне звезды возникла светящаяся точка. Фолкейн знал, как это делается. Если вести наблюдение по двум или трем ортогональным осям, записывающие фотоувеличители обнаружат сравнительно близко расположенные к звезде объекты, вроде планет, по их перемещению и произведут их триангуляцию.
— Был обнаружен всего лишь один объект, достаточно удаленный от звезды, — продолжал пояснения компьютер. — Поскольку этот объект был единственным, обнаруженным экспедицией, решено было детально его исследовать.
В центре экрана возник шар, из-за которого по мере движения корабля постепенно появлялись звезды. Одна половина его была темной, другая — голубовато-белой. Кое-где можно было различить пики гор, но все остальное скрывала белесая дымка.
Криосфера, с содроганием подумал Фолкейн.
Этот лишенный солнца мир образовался из маленькой частицы в каком-нибудь примордиальном облаке. В течение многих миллионов лет к ней постепенно приставали камни, метеориты, межзвездная пыль, пока, наконец, не возникла планета. Это слияние высвободило энергию; материя претерпевала аллотропию под воздействием гравитации и радиоактивности. Новорожденный сфероид сотрясали землетрясения, вулканы выбрасывали газ, водяной пар, углекислый газ, метан, аммиак, цианид, водород, сульфит… Происходили те же процессы, которые в свое время привели к созданию атмосферы и гидросферы Земли. Но планета не имела звезды, лучи которой осветили бы, согрели бы ее, активизировали химические процессы, в результате которых могла бы возникнуть жизнь. Вместо этого на ней царил мрак и лютый холод. Температура, возросшая было после образования планеты, опустилась почти до абсолютного нуля.
Океаны замерзли. Газы один за другим выпали твердыми осадками на эти огромные ледники, — началась вьюга Фимбулла, продолжавшаяся, быть может, века. Одетая в лед — лед, который, возможно, старше самой Земли, — бесплодная, пустая, безымянная, планета дрейфовала сквозь время к его концу. До тех пор, пока…
— По массе и размерам эта планета немного превышает Землю, по плотности немного ей уступает, — сообщил квазимозг, ни на миг не прекращавший «думать». — Подробности можно найти в отчете; приведенные там данные подтвердились. Планета довольно старая. Нестабильных элементов осталось крайне мало, если не считать те, у которых очень долгий период полураспада.
На поверхность планеты высадилась разведывательная группа. Картинка снова изменилась. Навстречу Фолкейну устремилась холодная поверхность планеты. Бета Креста сверкала так ярко, что глазам было больно. Однако звезда оставалась всего лишь далекой сверкающей точкой: пускай она неистово полыхала, но Солнце гораздо сильнее освещало Землю, чем Бета Креста — захваченную ею планету.
Однако света ее было вполне достаточно, чтобы рассмотреть замерзшую атмосферу и застывшие океаны. Даже предостаточно — Фолкейну пришлось прищуриться. Если не считать следов посадки космобота, то поверхность планеты была совершенно ровной. Лишь на горизонте возвышался горный кряж, темные скалы которого были покрыты льдом. Бот отбрасывал на искрящийся лед голубую тень. Черное небо было усеяно звездами.
Лемминкяйненниты двигались вокруг бота, собирая образцы. Движения их были менее грациозными, чем обычно — мешали толстые подошвы скафандров. Эти подошвы уменьшали теплоотдачу организма, что было крайне важно при таком холоде. Фолкейн мог себе представить, какая там тишина. Вряд ли ее особенно потревожили переговоры разведчиков с кораблем или треск помех.
— Они не обнаружили ничего, что могло бы по их меркам считаться ценным, — продолжил компьютер. — На планете несомненно были минералы, но они находились глубоко подо льдом. При приближении планеты к Бете Креста затвердевшие материалы начнут таять, испаряться, выступать из подо льда. Но пока планета окажется достаточно близко от звезды, пройдет не один год.
Машинально Фолкейн кивнул. Целая планета с замерзшей атмосферой и океанами! Нужен прямо-таки Дантов ад энергии, чтобы хоть немного растопить этот ледяной панцирь.
— Хотя прохождение планеты через периастрий будет сопровождаться мощными геологическими трансформациями, оснований ожидать изменения хода событий нет. Его можно предсказать на основе известных свойств материи. Криосфера превратится в атмосферу и гидросферу. Несмотря на возможные природные катастрофы, наблюдать которые представители основной культуры на Лемминкяйнене небольшие охотники, это будет, скорее всего, лишь временное воскресение, и выгоды оно не принесет. Через некоторое время процесс потечет вспять, криосфера возникнет снова — то есть не произойдет ничего существенного.
Поэтому в отчете экспедиции об этой планете упоминалось лишь вскользь, да и то потому, что без этого экспедиция выглядела бы полностью провалившейся. Данные о ней занесли в память машин и забыли про них. В отчете, направленном на Землю, вообще ничего не сообщалось о таком, казалось бы, пустяке.
Фолкейн ударил кулаком по столу. Внутри у него все кипело. Эти лемминкяйненниты абсолютно не понимают людей, подумал он. Люди не оставили бы без присмотра начинающую таять ледяную планету!
Вдруг в голову ему пришла совершенно фантастическая идея. А если этот шарик взять да переместить в подходящую температуру? Ядовитая атмосфера, голые скалы… Ну да это можно изменить. Зато есть возможность создать собственное королевство…
Нет. Во-первых, куда дешевле найти ненаселенную планету с уже зародившейся жизнью. А во-вторых, от скуки физической реальности никуда не деться. Люди могут изменить мир или уничтожить его, но они не в силах переместить его хотя бы на сантиметр с установленной орбиты. Для этого нужна воистину космическая энергия. Так что на подходящую орбиту вокруг Беты Креста эту планету вывести не удастся. Она должна продолжить свой бесконечный путь. Сразу она не замерзнет, ибо голубой гигант обрушит на нее неизмеримое количество тепла, с которым радиации предстоит бороться очень долго. Но вот сумерки наступят через несколько лет, мрак — через несколько десятилетий, холод и роковой конец — через века.
На экране в последний раз мелькнул безымянный сфероид: звездолет уходил от него. Экран погас. Фолкейн сидел, подавленный величием увиденного.
Вдруг он услышал собственный голос, дерзкий и испуганный одновременно:
— Ты предлагаешь мне заняться организацией экскурсий для желающих наблюдать, как эта штука будет таять? Да, дело будет знатное. Только вот где бы мне раздобыть лицензию?
Машина сказала:
— Планета требует дальнейшего изучения. Например, было бы полезно узнать, станет ли вся криосфера жидкой или нет. Можно было бы произвести и более точное вычисление орбиты. Как бы то ни было, планета может представлять огромный интерес для промышленников. Лемминкяйненнитам, культура которых развивается не динамически, это не пришло в голову. Однако здесь только что было сделано следующее заключение: поскольку остро ощущается нехватка в тяжелых изотопах, а их производство строго ограничено из-за потери тепла и опасных для жизни побочных продуктов, то данная планета является подходящим местом для размещения предприятий по их изготовлению.
Фолкейна словно обухом по голове ударило. В сильнейшем волнении он вскочил. В такое возбуждение его привели отнюдь не деньги, которые сулило подобное предприятие. Их, конечно, приятно иметь, но Фолкейн знал множество куда более простых способов добывания кредиток. Нет, на ноги его поднял, если так можно выразиться, инстинкт охотника. Он словно превратился в дикаря из плейстоцена, выслеживающего мамонта.
— О, небо! — воскликнул он. — Ну конечно же!
— Из-за открывающихся коммерческих перспектив на данном этапе желательно сохранить все дело в тайне, — сказал равнодушный к мирским благам голос. — Рекомендуется также заплатить фирме сумму, необходимую для временного придания информации статуса секретной. Этот вопрос вы можете обсудить сегодня же с сударыней Белдэниэл, а потом переговорить с мастером ван Рейном. — Машина сделала паузу в биллион наносекунд; какие новые данные обнаружила она в своей памяти? — По известным причинам вам рекомендуется до отлета с Луны никому не открывать услышанного. Кроме того, поскольку вы все равно находитесь в помещении фирмы, предлагаю продолжить разговор дальше. Быть может, нам удастся обнаружить неизвестные релевантные факты.
Выйдя часа через два из машинного зала, Фолкейн остановился у стола Теи Белдэниэл.
— Уф! — сказал он, довольный и усталый.
Женщина поглядела на него с улыбкой:
— Кажется, вы не теряли времени даром.
— Действительно. Послушайте, мне надо кое о чем с вами поговорить.
— Садитесь, пожалуйста, — взгляд ее был спокойным и чистым. — Пока вы находились в зале, капитан Фолкейн, я узнала у компьютера, какие у него имеются данные на вас. О, это только те сведения, что публиковались в официальных отчетах; и сделала я это, разумеется, лишь для того, чтобы не ударить перед вами в грязь лицом. Ваш послужной список великолепен!
Это да, мысленно согласился Фолкейн.
— Благодарю вас, — сказал он.
— Как видите, здесь занимается вычислениями не только техника. — Вот это да: оказывается, она не лишена чувства юмора! — Мне подумалось, что мы с вами вполне могли бы сотрудничать, и это пошло бы на пользу и вам и нам. Я надеюсь, об этом мы тоже поговорим.
Отель «Вселенная» в Лунограде славился на всю галактику.
«Нет такого кислорододышащего существа, которому мы не смогли бы обеспечить в нашем отеле нормальные условия жизни. Мы снабдим вас всем необходимым для заботы о здоровье; мы позаботимся о вашей безопасности и сделаем все, чтобы остались довольны нами. Если вы заранее уведомите нас, то за умеренную дополнительную плату мы приложим все усилия, чтобы добыть то, чего у нас нет, но что вам нужно. А если нам не удастся удовлетворить ваших запросов, мы выплатим вам в порядке компенсации сумму в один миллион кредиток Галактического Содружества», — так зазывали клиентов рекламные объявления отеля.
Попыток получить указанную сумму было немало. Особенно изощрялись звездолетчики, которые приводили с собой в отель самых диковинных инопланетян. Пару раз суммы, потраченные на исполнение желаний клиентов, превысили миллион кредиток. (В одном случае потребовались специальные исследования диетических продуктов, получаемых с помощью молекулярного синтеза; в другом — пришлось доставить с родной планеты клиента симбиотический организм.) Но дело того стоило: туристы, особенно земляне, платили громадные деньги за номер в отеле и за возможность чувствовать себя этакими космополитами.
У Чи Лан не было особых запросов. Она принадлежала к торговому кочевью — это словосочетание было более точным переводом с ее языка, чем, скажем, племя, которое поддерживало постоянный контакт с людьми с тех самых пор, как их обнаружила первая экспедиция на планету А2 с кислородной атмосферой в системе Эридана. Эта планета называлась Цинтия. В скором времени цинтиане буквально заполонили Солнечную Систему — они прибывали в качестве туристов, торговцев, представителей, специалистов, студентов. Некоторые из них стали профессиональными космическими бродягами. У Чи имелся даже стандартизованный скафандр.
— Нет, я не довольна, — резко ответила она Фолкейну; тот позвонил узнать, все ли у нее в порядке. — Но если уж они не в состоянии запомнить название моей планеты, чего еще от них можно ждать?
— Да, — согласился Фолкейн, — вы называете ее «Поднебесным домом», но на соседнем континенте…
— В том-то все и дело! Эти клонги даже не удосужились посмотреть, что за планета Тах-чих-чин-пи! У нас на соседнем континенте зверски холодно, а они меня сунули как раз в такой номер!
— Ну так позвони и пожалуйся, — посоветовал Фолкейн. — У тебя это неплохо получается.
Чи фыркнула, но потом последовала его совету.
Землянин, скорее всего, не заметил бы никакой разницы. В самом деле, что изменилось? Тяжесть — та же, 0,8 стандартной; тот же оранжево-красный свет ламп, интенсивность которого менялась в течение пятидесяти пяти часов, составляющих цинтианские сутки; тот же теплый влажный воздух и острый запах мускуса; те же огромные горшки с цветами на полу, увитое лианами дерево, сложное переплетение брусьев под потолком — на них Чи занималась и по ним перемещалась с места на место. (Общее мнение, что цинтиане живут на деревьях наподобие обезьян, было ошибочным. Они всего лишь адаптировались к бескрайним лесным массивам своей планеты и предпочитали перескакивать с ветки на ветку, а не передвигаться по земле.) Землянин обратил бы внимание на создававшую иллюзию окна картину: переходившие в саванну джунгли и изящное здание караван-сарая на заднем плане. Его взор привлекли бы разбросанные по полу книги и полузаконченная глиняная скульптура, с которой возилась Чи в ожидании звонка Фолкейна. Цинтианка отвернулась от видеофона, с которого только что исчезло изображение человека, и опустилась на четвереньки, выгнув спину дугой. Тай Ту, тоже предмет ее забав, попытался нарушить напряженную тишину:
— Я полагаю, это один из ваших партнеров? — Он говорил по-испански, поскольку английского не знал.
— Да, — подтвердила Чи. — Но полагать ты можешь и в другом месте.
— Прошу прощения?
— Иди отсюда, — пояснила Чи. — Мне надо подумать.
Тай Ту вытаращил глаза.
Наш гипотетический землянин назвал бы ее милашкой или даже, пожалуй, красавицей и не был бы в этом одинок. Для Тай Ту она была желанной, чарующей и довольно грозной.
Когда Чи выпрямилась, роста в ней было около девяноста сантиметров; пушистый, загнутый кверху хвост был лишь наполовину короче. Ее тело покрывал роскошный белый мех. Ходила она на двух длинных ногах с пятью цепкими пальцами. На руках, мускулистых и чуть менее длинных, тоже было пять пальцев с розовыми ноготками. Круглая голова со стоящими торчком ушами; коротенькое рыльце, приплюснутый нос, красиво очерченный рот, кошачьи усы, громадные изумрудно-зеленые глазищи… Кожа ладоней, ступней, ушей и вокруг глаз была голубовато-серой. Покрытая шерстью, теплокровная, живородящая, она, тем не менее, не принадлежала к млекопитающим. В ее племени дети с самого рождения ели мясо и сосали кровь.
Тай Ту был пониже ростом и менее агрессивен, поскольку от самцов на Цинтии никогда не требовалось таскать на своих загривках детенышей и сражаться за них. Он был весьма польщен, когда Чи Лан обратила на него внимание, — хотя он был достопочтенным профессором, читал лекции в Университете Ломоносова, а она работала в ксенологической службе компании Николаса ван Рейна, — однако чувства собственного достоинства не потерял.
— Я не могу позволить вам так со мной обращаться! — выпалил он.
Чи выпустила когти, белые и очень острые, и махнула хвостом в направлении двери:
— Брысь! — приказала она. — И чтоб духу твоего здесь не было!
Тай Ту горестно вздохнул, собрал свои манатки и направился в номер, который занимал официально.
Чи немного посидела, хмурясь все сильнее. Наконец она набрала номер на панели видеофона. Безрезультатно.
— Черт возьми, я же знаю, что ты у себя! — разгневанно воскликнула она. Экран оставался пустым. Она вскочила. — Чтоб ты провалился, буддист полоумный! — После доброй сотни безответных вызовов она выключила видеофон и выскользнула из номера через воздушный шлюз.
В коридорах отеля была земная атмосфера, но Чи приноровилась к ней без труда. Летучие отряды составлялись с таким расчетом, чтобы биологические параметры их членов во многом совпадали. Эскалаторы, по мнению Чи, двигались слишком медленно, и она побежала. По дороге она налетела на его превосходительство посланника Эпопойской империи. Он негодующе закаркал. Чи на бегу бросила через плечо такое словцо, что у его превосходительства отвис клюв; если верить часам, то посланник не мог подняться на ноги целых три минуты.
Тем временем Чи достигла двери номера Эдзела. Она нажала кнопку звонка. Безрезультатно. Он, должно быть, странствует в каком-нибудь другом измерении. Чи принялась набирать на световом табло аварийные сигналы: «СОС», «Помогите!», «Авария двигателей», «Столкновение», «Кораблекрушение», «Бунт», «Радиация», «Голод», «Чума», «Война», «Взрыв Сверхновой». Это помогло. Эдзел активировал клапаны, и Чи вошла в шлюз. От быстрой смены давления стало больно ушам.
— Сколько экспрессии! — раздался могучий бас Эдзела. — Боюсь, тебе гораздо дальше до просветления, чем я думал.
Чи посмотрела в лицо Эдзелу, потом огляделась. Сила тяжести — два с половиной 2, ослепительно яркое сияние искусственного солнца F-типа; плотная, душная, предгрозовая атмосфера, в которой даже шепот казался слишком громким, — от всего этого она почувствовала себя маленькой и беспомощной. Чи забилась под стол. Суровую обстановку комнаты не смягчали ни изображение бескрайних ветреных степей планеты, которая на языке людей называется Один, ни мандала, которую Эдзел подвесил к потолку, ни прикрепленный к стене свиток с текстом из Махаяны.
— Надеюсь, ты отвлекла меня от занятий по действительно важному делу, — сказал Эдзел самым суровым тоном, на какой только был способен.
Чи немного помолчала, прежде чем ответить.
— Не знаю, — произнесла она. — Мне известно лишь, что это касается нас.
Она поглядела на Эдзела, пытаясь определить, как он отреагирует на ее слова. Наверняка он понял, что ее беспокойство лишено серьезных оснований. Но Чи не призналась бы в этом ни за что на свете.
Вместе с могучим хвостом его тело кентавра имело в длину четыре с половиной метра и весило больше тонны. Широченная грудь, длинная шея, четырехпалые руки, раздвоенные копыта. Голова его напоминала крокодилью: широкие ноздри, устрашающий оскал зубов Внешний слуховой аппарат представлял собой костяной гребень, который бежал вдоль спины от макушки до кончика хвоста. Череп был достаточно вместительным для мозга приличных размеров; взгляд больших карих глаз из-под мощных надбровных дуг выражал тоску. Горло и брюхо Эдзела защищали костяные пластины, а все остальное тело покрывала чешуя, темно-зеленая у гребня и постепенно переходящая в золотистую книзу.
Эдзел был авторитетом в области планетологии или считался таковым до тех пор, пока не оставил академию ради низменных выгод в торговой компании. Биологически он был несколько ближе к людям, чем Чи. Теплокровный, всеядный, он принадлежал к числу существ, чьи живородящие самки выкармливают детенышей грудью.
— Мне звонил Дэйв, — сказала Чи. Немного освоившись, она добавила с усмешкой: — Наконец-то он хоть на несколько часов отвязался от этой шлюхи, с которой проводил все последнее время!
— И отправился в «Сириндипити», как и должен был? Отлично, отлично. Надеюсь, он узнал там что-нибудь интересное, — в отличие от Чи Эдзел говорил на латыни, универсальном языке Лиги, поскольку его мясистые губы требовали постоянной практики в чужом языке.
— Да, он прямо-таки скачет от восторга, — сказала цинтианка. — Но подробностей он не сообщил.
— Я его понимаю, — в голосе Эдзела послышалось неодобрение. — В этом городе, по-моему, каждый десятый чей-нибудь шпион.
— А еще он не может прийти к нам и поговорить, равно как и мы к нему, — продолжала Чи. — Компьютер предостерег его не делать этого, но почему, не объяснил.
Одинит потер челюсть.
— Это любопытно. Разве номера не оборудованы противоподслушивающими устройствами?
— Наверно, оборудованы. Денег-то мы заплатили кучу. Быть может, машина узнала о какой-нибудь новинке в этой области? Ты ведь знаешь, какая у «Сириндипити» разведка. Дэйв хочет, чтобы мы связались с конторой, затребовали денег и оплатили защиту информации, которую он сегодня узнал. Он сказал, что расскажет нам обо всем, когда окажемся на Земле.
— А почему не раньше? Если он не может немедленно улететь с Луны, то что нам помешает захватить его с собой? Пока Тупица в порядке, с этим никакой загвоздки не будет.
— Дослушай меня, славный крокобык! Я соображаю не хуже твоего и, естественно, предложила ему твой вариант. Но он отказался, заявил, что только не сейчас. Кто-то из владельцев «СИ» предложил ему погостить немного в этом их замке.
— Странно. Я слышал, они избегают гостей.
— Гостей, да. Дэйв сказал, что с ним хотят поговорить о деле. Якобы ему намекнули на что-то очень выгодное, но что конкретно не говорят. Он считает, что шанс упускать нельзя. Причем все в какой-то спешке. Он вырвался буквально на пять минут — сменить рубашку да надраить зубы.
— Он решил, что дела мастера ван Рейна подождет? — спросил Эдзел.
— Как будто. Дэйв считает, что если он увильнет, то другой возможности у него уже не будет. Он говорит, надо ловить момент, пока в печатных платах, которые у этих людей вместо душ, что-то замкнуло. Говорит, что в любом случае хоть увидит, как они живут.
— Да, — Эдзел согласно кивнул. — Да, Дэвид поступает совершенно правильно. Нельзя пренебрегать приглашением такой могущественной и таинственной организации. Чего ты примчалась ко мне? Нам с тобой просто придется провести здесь еще несколько дней.
Чи ощетинилась.
— Тебя не прошибешь. Да пойми ты, компьютер выдал Дэйву шикарную идею. Денег там будет хоть завались. Я поняла это по его виду. А если эти фирмачи хотят заполучить его, чтобы зацапать себе все доходы?
— Ну, малышка, — укоризненно усмехнулся Эдзел. — «Сириндипити» не вмешивается в дела своих клиентов и не раскрывает их секретов. Как правило, владельцы ее даже не знают, что это за секреты. С другими фирмами они не связаны. Это подтверждают не только результаты всяких расследований, но и многолетний опыт. Нарушь они хотя бы раз свои хваленые правила, выкажи кому-нибудь особое расположение или недоверие, — от их клиентуры в два счета не осталось бы и следа. Никакой другой член Галактической Социотехической Лиги, никакая другая компания не пользуется таким доверием.
— Все когда-нибудь случается в первый раз, сынок.
— Ну, подумай сама, если ты еще на это способна, — тон Эдзела стал необычно резким. — Давай, ради интереса, предположим, что «Сириндипити» в самом деле подслушала разговор Дэйва с компьютером и решила нарушить собственное правило: никогда не вмешиваться в личные дела. Она все равно никуда не денется от правил ковенанта Лиги. Этот ковенант возник ведь не просто так. Согласно ему запрещены заключение в тюрьму, убийство, пытки, применение наркотиков, промывка мозгов, всякое прямое воздействие на психобиологическую целостность личности. Наказания за нарушение этих правил чудовищно суровы. Поэтому, как гласит земная поговорка, игра не стоит свеч. То есть шпионить, искушать и принуждать можно только до определенных пределов. Шантажом или взяткой Дэйва не возьмешь. Если он заподозрит «хвост», то уйдет от него и ни о чем важном не проболтается. А если ему кинут как наживку самку, то он ее с удовольствием проглотит, но крючка не тронет. Разве он уже не…
В этот момент — как часто в жизни и случается — раздался сигнал видеофона. Эдзел нажал на кнопку «Прием». На экране появилось лицо той самой последней подружки Фолкейна. Эдзел и Чи узнали ее: им уже доводилось видеть ее, правда, мельком, и к тому же они вовсе не считали, будто все люди на одно лицо.
— Добрый вечер, сударыня, — поздоровался Эдзел. — Чем могу служить?
Девушка выглядела обеспокоенной, голос ее дрожал:
— Простите, что беспокою вас. Мне нужно найти Дэ… капитана Фолкейна. Он не пришел. Вы не знаете?..
— Мне очень жаль, но к нам он не заходил.
— Он обещал меня найти… встретиться со мной в вечернюю вахту… и не пришел, и, — Вероника судорожно сглотнула, — я не знаю, как быть.
— У него весьма срочное дело. Он не имел времени сообщить вам об этом, — галантно солгал Эдзел. — Он просил меня передать самые искренние сожаления.
Девушка жалко улыбнулась:
— Это дело блондинка или брюнетка?
— Ни то, ни другое. Уверяю вас, сударыня, это связано с его работой. Быть может, он будет отсутствовать несколько стандартных дней. Когда он вернется, я скажу, чтобы он позвонил вам.
— Я была бы вам очень признательна, сэр, — она нервно сцепила пальцы. — Благодарю вас.
Эдзел выключил экран.
— Ничего не хочу сказать насчет этой девицы, — заметил он, — но, по-моему, Дэвид проявляет порой удивительное бессердечие.
— Ха! — отозвалась Чи. — Она просто боится, что он исчезнет, ничего ей не выболтав.
— Сомневаюсь. Вполне возможно, что и это тоже, до некоторой степени. Но, насколько я разбираюсь в людях, она кажется мне действительно встревоженной. Похоже, она привязалась к нему. — Эдзел сочувственно хмыкнул. — Насколько все-таки удобнее, когда время спаривания наступает лишь раз в году — как у меня.
Звонок немного остудил пыл Чи. К тому же ей не терпелось убраться из этой бани, которую Эдзел именовал домом.
— Девица как раз во вкусе Дэвида, — сказала она. — Неудивительно, что он так медлил с работой. Пока мы будем на Луне, он вряд ли захочет надолго с ней расстаться. Пожалуй, нам нечего за него беспокоиться.
— Вот уж верно, — согласился Эдзел.
На флиттере до замка в Лунных Альпах можно было долететь из Лунограда за считанные минуты. Но даже альпинисты не забирались в такую даль. К тому же приближаться к замку было запрещено. Его охраняли вооруженные люди и роботы. Такое случалось сплошь да рядом, поскольку цивилизация превыше всего ставила права на собственность и на уединенность. Собранные с дюжины планет рабочие возвели этот замок, а потом разлетелись кто куда. Любопытство и возмущение местных жителей породили кучу самых невероятных слухов. С орбиты были сделаны несколько снимков, их опубликовали, и вскоре уже чуть ли не половине Содружества стали знакомы эти высокие черные башни, крутые стены и космопорт в Лунных горах.
Однако со временем любопытство улеглось. Повелители Лиги выстроили себе куда большие поместья, до блеска которых этим анахоретам было далеко. Скрытность в деловом мире считалась едва ли не первой из добродетелей. Поэтому вот уже несколько лет как замок в Лунных Альпах перестал возбуждать интерес.
Если газетчики пронюхают, что меня сюда привезли, подумал Фолкейн, вернее, затащили чуть ли не насильно, он кисло усмехнулся, мне будет, о чем им рассказать, и мне их жаль.
Он стоял у окна, из которого открывался замечательный вид. Скалы круто уходили вниз в черноту пропасти. По другую сторону долины горные пики взмывали к самым созвездиям; то же самое можно было сказать о вершинах окружавшего плато, на котором высился замок, кряжа. На юге ослепительно яркая и почти полная, низко над горизонтом стояла Земля. Но даже ее свет ничего не мог поделать с глубокими тенями вокруг.
Однако на Луне подобное можно было наблюдать где угодно, вдобавок при этом можно было как следует повеселиться, поесть и поговорить. А этот обед, за который его усадили вскоре после прибытия, был таким же скучным, как и во многих других важных домах. Разговор состоял из банальностей и часто прерывался паузами. Фолкейн, как только счел удобным, извинился перед четырьмя собеседниками и ушел. Им этого явно не хотелось, но он придумал благовидный предлог, а их на это не хватило. Сигару ему предложили только в офисе. Наверно, подумал он, это входит в установленный порядок. Ему очень хотелось курить, и он полез за трубкой и кисетом. К нему подошел Ким Юн Кун, небольшого роста мужчина с невыразительным лицом, одетый в белый костюм (униформа у них такая, что ли, подумал Фолкейн):
— Напрасно вы не сказали, что хотите курить, капитан Фолкейн. Мы не стали бы возражать, хотя никто из нас не привержен этой… хм… забаве.
— Мне было бы неловко, — отозвался Фолкейн. — Я убежден, что нельзя курить там, где ешь. А поскольку мне было невтерпеж, то… Потерпите меня, ладно?
— Конечно, — Ким Юн Кун говорил с акцентом. — Вы наш гость. Жаль только, что мастеру Латимеру и сударыне Белдэниэл не удалось встретиться с вами.
Странно, в который уже раз подумал Фолкейн. Хью Латимер оставил здесь свою жену и улетел вместе с сестрой Теи. Мысленно он пожал плечами. Это, в конце концов, их личное дело. Если верить слухам, то Латимер так же лишен эмоций, как и Ким; правда, он неплохо водит звездолет. Жена же его, как и Анастасия Геррера и, вне сомнения, сестра Теи, преуспела в стремлении стать старой девой. Тее до них всех еще далеко. Фолкейн с содроганием вспомнил свой разговор с ними за столом.
Скорей бы вернуться в город, — подумал он, — и повеселиться как следует.
— Эта комната вам не подходит, — сказал Ким с чопорной улыбкой. — Видите, как она бедно обставлена? Мы строили этот замок с расчетом, что появятся новые партнеры, быть может, даже и дети. Но пока… Мне кажется, мы с вами могли бы продолжить разговор в более уютном месте. Остальные же ждут нас там. Если хотите вам подадут кофе или бренди. Позвольте мне проводить вас.
— Благодарю, — сказал Фолкейн. Эта явно заранее приготовленная речь не уменьшила его надежд на скорое бегство из этой обители скуки. — Разговор пойдет о делах?
— Отчего же? — Ким так удивился, что не сразу нашел слова для ответа. — Мы не планировали его так рано. Не в наших привычках заводить деловой разговор… ну, не познакомившись с гостем. Мы надеемся, что вы пробудете у нас несколько дней. Например, мы смогли бы сводить вас на прогулку по окрестностям: здесь есть на что посмотреть. И нам хочется послушать рассказы о ваших приключениях в далеком космосе.
— Вы очень любезны, — ответил Фолкейн, — но боюсь, у меня нет времени.
— Разве вы не сказали сами младшей сударыне Белдэниэл?..
— Я ошибся. Я переговорил со своими партнерами, и они сообщили мне, что мой босс начинает горячиться. Почему вам не открыть свои карты? Я тогда смогу решить, как долго он позволит мне задержаться.
— Видите ли, для серьезного разговора необходимы материалы, которые мы не храним здесь, — сквозь маску безразличия на лице Ким Юн Куна проступило нетерпение, даже какая-то нервозность. — Но пойдемте: о ваших обстоятельствах должны узнать остальные.
Фолкейна озарило: ему почему-то очень надо, чтобы я ушел из этой комнаты!
— Вы предлагаете обсудить начало переговоров? — уклонился он от прямого ответа. — Удивительно. Я же не прошу у вас документы. Разве вы не можете объяснить на пальцах, чего хотите?
— Идите за мной, — голос Кима задрожал. — У нас возникли проблемы с безопасностью, с сохранением тайны. С ними необходимо немедленно разобраться.
Фолкейн откровенно забавлялся. Характер у него был вовсе не злой, но тем, кто пытался унизить его, галактического торговца, сына военного аристократа, он сполна платил той же монетой. С высокомерным видом он произнес:
— Если вы не доверяете мне, сэр, приглашать меня сюда было с вашей стороны ошибкой. Я не хочу, чтобы вы тратили свое драгоценное время на заведомо бесполезные переговоры.
— Ну что вы! — Ким взял Фолкейна под руку. — Пойдемте, ну, пожалуйста, я вам все сейчас объясню.
Фолкейн уперся. Он был сильнее Кима; мышцы его, закаленные долгими тренировками на карликовых планетах, где они иначе атрофировались бы, превосходно чувствовали себя в этом замке, где сила тяжести практически равнялась земной.
— Немного погодя, мастер, — сказал он. — Позвольте мне тут еще побыть немного. Мне нужно помолиться.
Ким отпустил его руку и отступил на шаг. Черные глаза его стали совсем узкими.
— В вашем досье ничего не сказано о том, что вы исповедуете какую-то религию, — проговорил он медленно.
— В досье? — Фолкейн прикинулся изумленным.
— В том наборе ваших данных, который имеется в компьютере, — ничего, кроме общедоступной информации, — торопливо пояснил Ким. — Лишь для того, чтобы не ударить перед вами в грязь лицом.
— Понятно. Что ж, вы правы. Но вот какая закавыка: один из членов моего экипажа, буддист, принял эту религию несколько лет назад, когда учился на Земле; он и меня заинтересовал. Понимаете, — Фолкейн воодушевился, — это прямо-таки семантическая проблема: является ли буддизм в своем идеальном, так сказать, виде религией в обычном смысле этого слова? Если смотреть по отношению к богам и другим гипотетически населяющим реальность анимистическим существам, то буддисты — агностики. Их понятие кармы вовсе не подразумевает под собой того перевоплощения, о котором столько говорят. А нирвана не есть уничтожение, это состояние, которого можно достичь в этой жизни, оно…
Он не докончил фразу.
В лучах Земли сверкнул изящный силуэт звездолета. Корабль уходил в небо под прямым углом, постепенно уменьшаясь в размерах, и наконец исчез в холодном сиянии Млечного Пути.
— Так, — пробормотал Фолкейн. — Так-так… — Он поглядел на Кима. — Полагаю, на этом звездолете Латимер и Белдэниэл?
— Обычная прогулка, — ответил Ким; руки его были сжаты в кулаки.
— Говоря откровенно, сэр, что-то я в этом сомневаюсь, — Фолкейн вспомнил про свою трубку и принялся набивать ее. — Уж гиперпространственный звездолет от обычного как-нибудь отличу. Подобные корабли используются вовсе не для прогулок. Слишком дорогая прогулка получается. По той же причине и для межзвездных перелетов чаще всего используются обычные карриеры. Владельцы большой компании вряд ли отправятся в путь ради ничего, так что бесспорно — у них весьма срочное дело. — И этот факт ты хотел от меня скрыть, добавил он мысленно, напрягая мышцы. Почему? Гнев захлестнул его. Он продолжил со смешком: — Вам вовсе не стоило меня опасаться. Ваши секреты меня не интересуют.
Ким улыбнулся.
— Да, у них очень важное дело, но к нашему с вами разговору это никак не относится, — сказал он.
Ой ли, подумал Фолкейн. А чего же ты мне не сказал этого сразу, до того, как я тебя припер? Кажется, я знаю почему. Вы тут так оторвались от людей, что совсем забыли, как они себя ведут. Ты просто усомнился, что сможешь убедить меня, будто это дело меня совершенно не касается… в чем я глубоко сомневаюсь!
Ким снова отважился на улыбку.
— Прошу меня простить, капитан Фолкейн. Мы вовсе не хотим задевать ваших религиозных чувств. Пожалуйста, оставайтесь здесь, сколько вам будет угодно. Вас никто не потревожит. Если вы устанете от одиночества, вот интерком: позовите, кто-нибудь из нас придет и отведет вас в другую комнату, — он поклонился. — Удачных вам размышлений.
Так, подумал Фолкейн, глядя Киму в спину, раз уже ничего не поправить, он обратил мое оружие против меня. Теперь ему нужно чтобы я оставался в этой комнате. Но что тут вообще происходит?
Он разжег трубку и принялся ходить туда-сюда по комнате, изредка поглядывая в окно, время от времени усаживаясь и вскакивая снова. Что это? Простое недоверие к чужаку, или что-то здесь в самом деле не так? Мысль о том, что сведения, сообщаемые компьютерами клиентам, не остаются тайной для владельцев «Сириндипити», уже приходила ему в голову. Поскольку еще никому не было разрешено проверить машины, эти люди могли запросто установить в них подслушивающие или еще какие-нибудь устройства. Они могли запрограммировать машины так, что те стали покорными игрушками в их руках.
Когда высшие чины Лиги начали серьезно пользоваться услугами этой фирмы, могли ли они представить, к чему это приведет? Какого шпиона за собой они сами создали! Какого диверсанта!
Однако от фактов никуда не деться. Ни один владелец еще не смог доказать, что «Сириндипити» сотрудничает с кем-либо из его конкурентов или влезает в дела других фирм. Казалось даже, что «Сириндипити» не интересуют ни основные инвестиции, ни новые изобретения,
Возможно ли, чтобы они решили изменить свою политику? Эта моя планета сведет с ума любого святошу… все равно концы с концами не сходятся. Шестеро таких равнодушных людей не могут в одночасье превратиться из брокеров в пиратов. Не могут!
Фолкейн поглядел на часы. Прошло тридцать минут — для молитвы вполне достаточно. (Все равно они этому наверняка не поверили.) Он подошел к интеркому, увидел, что тот настроен на станцию 14, перевел выключатель в рабочее положение и сказал:
— Я освободился.
Почти тут же дверь распахнулась, и на пороге появилась Тея Белдэниэл.
— Быстро, однако! — воскликнул он.
— Я просто проходила мимо и услышала ваши слова.
— Скорее всего, ты просто поджидала меня.
Она тоже подошла к окну и остановилась. В этом платье с длинными рукавами и глухим воротом она двигалась более грациозно, улыбка ее была значительно теплее, чем прежде. Чопорность, естественно, осталась: очутившись на расстоянии вытянутой руки от Фолкейна, женщина резко остановилась. Но он почувствовал, что его влечет к ней. Быть может, она приманка, или просто симпатичный зверек?
Он выбил трубку.
— Надеюсь, я никого не обидел.
— Ну что вы! Я вас вполне понимаю. Замечательный вид, правда? — Она тронула какой-то переключатель. Лампы в комнате потускнели, отчетливо стал виден колдовской лунный пейзаж.
Больше на меня не давят, цинично отметил Фолкейн. Совсем наоборот. Чем дольше я не смогу связаться со Старым Ником, тем счастливее они будут. Ну что ж, я не возражаю. Вдруг начались интересные дела, а я очень любопытен.
— Какая красота, — прошептала она.
Фолкейн посмотрел на нее, озаренную светом Земли. В ее глазах мерцали звезды. Она глядела в небо каким-то голодным взглядом.
Захваченный внезапным состраданием, удивившим его самого, он выпалил:
— Вы чувствуете в космосе себя, как дома?
— Не знаю, — взор ее по-прежнему был устремлен в небо. — Здесь — нет. Я понимаю, вам с нами скучно. Но мы просто робеем, не зная людей… боясь их. Мы живем одиноко, общаемся только с данными — с абстрактными символами, потому что ни на что больше не годимся.
Почему она откровенничает со мной, подумал Фолкейн. За столом, правда, подавали вино. Не иначе, вычитали в книжке о правилах хорошего тона, что так полагается. Быть может, это действует алкоголь?
— Я бы сказал, что для новичков, не знакомых с человеческой цивилизацией, вы начали совсем неплохо, — заметил он. — Я прав? Вы ведь чужие?
— Да, — она вздохнула. — Естественно, вы догадались. Сначала мы отказывались вести об этом разговоры, ибо не могли предугадать ответной реакции. А потом, когда мы уже немного здесь освоились, у нас не было причин говорить об этом: нас никто не спрашивал. К тому же мы никогда не стремились к известности в обществе, и когда нас оставили в покое, были только рады. Мы и сейчас к этому не стремимся. — Она искоса посмотрела на него. В колдовском свете звезд из решительной деловой женщины она превратилась в молоденькую девушку, просившую его о снисхождении. — Вы не расскажете… газетчикам… об этом?
— Честное слово, — ответил он, не кривя душой.
— Наша история очень простая, — сказала она. — Звездолет одной из колонизованных планет вылетел на поиски метрополии. Насколько я поняла, на его борту были несогласные с политикой правительства. Какая-то бессмыслица! Чего ради разумным существам ссориться… Ну да ладно. Несколько семей продали все свое имущество и в складчину купили и снарядили большой звездолет с самыми современными компьютерами. И улетели на нем.
— Прямо вот так, в неизвестность? — спросил Фолкейн недоверчиво. — Не выслав вперед разведчиков?
— Планет, на которых могут жить люди, много. Они были уверены, что что-нибудь да найдут, и считали, что врагам их вовсе незачем знать, куда они полетят.
— Но… я хочу сказать, они же должны были представлять себе, каким опасным может оказаться новый мир! Его биохимия, климат, бактерии — да мало ли что еще! От доброй половины всего этого запросто можно умереть, если не быть начеку…
— Я же сказала, что это был большой, полностью снаряженный звездолет, — возразила она довольно резко. Потом, уже мягче, продолжила: — Они были готовы дожидаться на орбите, пока приборы исследовали планету. Но вышло иначе. Во время полета в одном из секторов пространства отказала радиационная экранировка. И надо же такому случиться — корабль тут же попал в мощный поток радиации. Не пострадала только детская комната — ее экраны были на автономном питании. Можно было бы найти спасение в госпитале, но ни один из пассажиров не смог до него добраться ибо, автопилот был тоже поврежден, и экипажу самому пришлось вести корабль. Они продержались ровно столько, сколько нужно было, чтобы возобновить работу экранов и задать программу роботам. Потом их не стало. Роботы присматривали за нами, детьми, и воспитывали нас. Тех, кто выжил, стали учить — вбивали в наши головы в основном техническую информацию. Мы против этого не возражали. На звездолете было так скучно, что мы с восторгом воспринимали все новое. Это служило хоть каким-то развлечением.
Когда нас нашли, среди нас были и двенадцати-, и семнадцатилетние. Двигатели звездолета продолжали работу на малой мощности. Мы надеялись, что, в конце концов, хоть кто-нибудь нас да обнаружит. Этими кем-нибудь оказались не люди. Они сделали для нас все, что могли, вот разве только немножко опоздали — наша психика уже стала отличной от психики нормальных человеческих детей. На планете наших спасителей мы провели несколько лет.
— Не спрашивайте, где она находится, — прибавила Тея быстро. — Этим существам не раз доводилось сталкиваться с представителями Лиги, но их вожди не хотят, чтобы ваш дикарский капитализм разрушил устои их древней цивилизации. Они не суют нос в чужие дела и избегают привлекать внимание к себе.
Однако физические условия на их планете нам не подходили. Кроме того, в нас росло желание воссоединиться со своим народом. Наши хозяева, осмотрев звездолет, на котором мы прилетели, сумели существенно продвинуться вперед в некоторых областях техники. В обмен на это — у них очень строгие правила морали — они помогли нам подготовить корабль к старту, нагрузили его металлами, которые мы потом продали. Позднее по нашей просьбе они прислали нам некоторые свои вычислительные машины. Они были весьма довольны, что их друзья пользуются авторитетом среди членов Лиги, поскольку в будущем контакта между нашими двумя цивилизациями вряд ли удастся избежать. Вот так и возникла «Сириндипити», — закончила Тея Белдэниэл.
Она робко улыбнулась. В голосе ее порой слышалась та самая фанатичность, которую Фолкейн уже заметил. Но ведь она рассказывает сейчас не о работе компьютера. Она же поведала историю своей жизни!
В отдельных местах рассказа ему послышались фальшивые нотки. По крайней мере, чтобы поверить, нужно побольше обо всем этом узнать. Что-то она явно не договаривала. Но что? И как это может помочь ему?
— Здорово, — он никак не мог собраться с мыслями.
— Не надо меня жалеть, — сказала она с восхитившей Фолкейна твердостью. — Наше положение могло быть куда хуже. Я подумала, однако, что… может быть, — глаза опущены, голос дрожит от смущения, — вы… вы ведь так много видели, совершили столько подвигов… если бы вы могли нас понять…
— Я постараюсь, — сказал Фолкейн мягко.
— Правда? Нет, в самом деле? Может… вы останетесь на немного… и мы с вами поговорим, вот так, как сейчас, и я… и вы научите меня хоть немного быть человеком…
— Вы пригласили меня для этого. Боюсь, что я…
— Нет-нет. Я понимаю… сначала работа. Думаю… поскольку у нас есть кое-какие знания… мы могли бы обменяться с вами идеями. Ведь в этом нет ничего страшного, правда? А между делом… мы с вами… — она стояла вполоборота к нему. Ее пальцы дотронулись до его руки.
В какой-то миг Фолкейн готов был ответить «да». Редкий человек не воображает себя Пигмалионом. Быть может, внешняя холодность всего лишь маска? Планета может подождать.
Планета! Он словно прозрел. Они хотят задержать меня здесь. Вот что им нужно. Конкретных предложений у них нет, они надеются удержать меня с помощью разговоров. Перебьются!
Тея Белдэниэл отступила.
— Что случилось? — спросила она тихо. — Вы рассердились?
— Что? — Фолкейн собрался с мыслями, рассмеялся, взял трубку с подоконника и достал кисет. Ему надо было чем-то занять руки. — Нет. Конечно, нет, сударыня. Если только на обстоятельства. Понимаете, я хотел бы остаться, но у меня нет выбора. Я должен вернуться завтра, к утренней вахте хоть костьми лечь, но вернуться.
— Вы же сказали, что у вас есть в запасе несколько дней.
— Я уже объяснил мастеру Киму: это было до того, как я узнал, что старый ван Рейн уже рвет и мечет.
— А вам не все равно, на кого работать? «Сириндипити» может вам предложить хорошее место.
— Я принес присягу ван Рейну, — отрубил Фолкейн. — Так что прошу прощения. Буду рад провести с вами и с вашими друзьями ночную вахту, но утром я улечу. — Он пожал плечами. — А почему такая спешка? Я ведь могу прилететь сюда в другой раз, когда буду посвободней.
Она поникла.
— Вас нельзя переубедить?
— Боюсь, что нет.
— Что ж… пойдемте, я отведу вас в гостиную, — она включила интерком и произнесла в него несколько слов, которых Фолкейн не разобрал. Они вышли в высокий, с каменным полом коридор. Женщина шла опустив голову, ноги ее подгибались.
Ким встретил их на полпути. Он выступил вдруг из-за угла, сжимая в руке сканнер.
— Поднимите руки, капитан, — сказал он равнодушно. — Придется вам у нас задержаться.
До Дельфинбурга можно добраться из Джакарты через Макасарский пролив и Целебес. Именно в этом омываемом водами Тихого океана городе и высадил Николаса ван Рейна аэрокар. Не то чтобы ван Рейн владел этим городом, вовсе нет; ему принадлежали один дом, один док для большого кеча и семьдесят три процента промышленных предприятий. Но пилот и штурман по его просьбе согласились изменить курс; машина пролетела почти совсем рядом с Марианскими островами, что было серьезным отклонением от маршрута.
— Неплохое местечко для бедных тружеников, а? — ухмыльнулся ван Рейн, потирая волосатые руки. — Быть может, они захотят поразвлечься и придут приветствовать своего почтенного старого дядюшку на старте регаты на Кубок Микронезии, двадцать четвертого этою месяца. Я приму в ней участие, если мы окажемся там не позднее полудня двадцать второго. Лучше даже пораньше. Отдохните от меня.
Пилот быстро прикинул.
— Да, сэр, — доложил он, — мы сможем прибыть туда двадцать первого. — Он прибавил скорость на три узла. — Насчет отдыха, это хорошая мысль, сэр. Как раз прочистим катализаторные баки и кое-что еще.
— Хорошо-хорошо. Ты доставил радость бедному одинокому старичку, которому так хочется отдохнуть, прийти в себя. А еще он не возражал бы против джина с тоником, для успокоения желудка. Он, бедняга, совсем извелся, — ван Рейн похлопал себя по животу.
Всю следующую неделю он провел в тренировках экипажа и вымуштровал людей так, что любо-дорого было смотреть. Они не особенно и противились этому. Сами понимаете: белые паруса, бескрайняя голубизна моря, клочья пены, яркое солнце, прибой, соль на губах, свежий ветер в лицо. Единственно что, он принялся всячески их поносить, когда они отказались бражничать с ним ночи напролет. Наконец он оставил их в покое не только потому, что хотел, что регата была уже на носу, но и из-за того, что деловые операции, совершавшиеся за двести световых лет от него, требовали к себе пристального внимания. ван Рейн стонал, ругался, проклинал все на свете, но работы не убавлялось.
— Черт! Чтоб ее перевернуло, эту проклятую работу! Чтоб у нее прыщ на лбу выскочил! Мне уже давно пора на заслуженный отдых, рассказывать сказки подрастающему поколению, а я все верчусь как белка в колесе! Набрал себе заместителей, ничего не скажешь — кого ни возьми, у всех опилки вместо мозгов!
— Вы можете продать свою компанию за такую кучу денег, что вам ее и за десять жизней не потратить, — отозвался его старший секретарь, член воинской касты с весьма суровым уставом, напрочь потому лишенный страха. — А вообще, перестаньте вы причитать — давно бы уже переделали все дела!
— Чтоб я продал свою компанию, которую сам, своими руками создавал, чтоб я ее променял на какие-то паршивые миллионы? А потом что? Сиди тише воды, ниже травы, и молвить ничего не моги про всех этих жуликов-конкурентов, подчиненных, готовых тебя продать при первой же возможности, про все эти гильдии, братства, про всех этих пиявок, — ван Рейн набрал воздуха и словно выплюнул, — бюрократов? Нет уж! Как я ни устал, как мне ни тяжело, буду сражаться до последнего патрона! Вот так!
Офис ван Рейна располагался в солярии одного из принадлежавших ему зданий. Из окна, возле которого стоял загроможденный телефонами, компьютерами, ретриверами, рекордерами и всякой другой оргтехникой стол, открывался прекрасный вид на город, возведенный на покачивающихся на океанских волнах понтонах. На первый взгляд казалось, что Дельфинбург еще дремлет. Лишь изредка вскипала вдруг вода у клапанов добывавшей минералы установки да мелькала порой под волнами в погоне за косяком рыб тень субмарины. Легкий ветерок разносил пряный запах водорослей, которые на особой фабрике перерабатывали в приправы. Основная же работа шла за закрытыми дверями зданий, закамуфлированных под магазины, школы, оздоровительные центры.
Океан в этот день был неспокоен; нескольких смельчаков, рискнувших отправиться на прогулку на спортивных лодках, изрядно потрепало. Однако на громадных понтонах качка почти не ощущалась.
Ван Рейн опустился в кресло. Из всей одежды на нем был только саронг: если уж страдать, так со всеми удобствами.
— Начали! — рявкнул он.
Машины загудели, подбирая факты, производя вычисления, оценивая, суммируя, предлагая. На экране главного видеофона появился потрепанного вида человек, только что избежавший войны на расстоянии в десять парсеков. Послышались звуки восьмой симфонии Моцарта; почти нагая девушка принесла пиво, другая зажгла для хозяина трихинополийскую сигару, третья поставила на стол поднос со свежими датскими сэндвичами — на случай, если босс проголодается. Эта третья девушка случайно подошла слишком близко к ван Рейну, и он рывком привлек ее к себе. Она хихикнула и запустила пальцы в его длинные, до плеч, жирные черные волосы.
— Хватит ерунду пороть! — бросил ван Рейн человеку на экране. — Какой-то королевский недоумок сжег наши плантации? Натравить на него его врагов — и вся недолга. А мирный договор с ним потом заключить такой, чтобы и нам перепало. Ясно? — Человек возразил. ван Рейн выпучил глаза и подергал себя за бородку. Усы его грозно встопорщились. — Что значит «с ним никто не может справиться»? А чем ты тогда занимался там все эти годы? Ладно-ладно, разрешаю использовать наемников с другой планеты. Скажем, с Диомеда. Обратись к верховному адмиралу Делпу хир Орикану, это эскадра Драк'хо. Он должен меня помнить. Быть может у него найдутся беспокойные юнцы, которые рвутся в бой. Но учти через полгода все должно быть тип-топ, а иначе отправишься у меня гальюны чистить! Оболтус! — Он махнул рукой, и помощник тут же переключил изображение. Тем временем ван Рейн одним глотком выпил пиво, фыркнул, отер с усов пену и жестом приказал принести еще.
На экране появилось непонятное существо. Оно что-то просвистело. Ответ ван Рейна состоял из аналогичных свистков и трелей. Закончив разговор, он наморщил покатый лоб и пробурчал:
— Терпеть не могу всяких таких тварей, но этот парень, надо отдать ему должное, кое-что соображает. Пожалуй, он у себя там разберется, и можно назначить его начальником сектора, а?
— Я, к сожалению, ничего не понял из вашего разговора, — сказал старший секретарь. — Сколько языков вы знаете, сэр?
— Двадцать три плохо. Десять-пятнадцать прилично. Лучше всех — английский, — ван Рейн отмахнулся от девушки, которая забавлялась с его шевелюрой. Он так хлопнул ее по заду, что бедняжка взвизгнула. — Ну-ну, цыпленочек, извини. Иди, купи себе то платье, с которым ты ко мне все пристаешь, с блестками. Может, нынче вечерком мы пойдем с тобой проветриться. А вообще это обираловка: за паршивый кусок материи такие деньги! — Девушка снова взвизгнула, теперь уже от радости, и выскочила из комнаты, пока он не передумал. ван Рейн окинул грозным взглядом остальных. — Все, на сегодня хватит! Дай вам волю, вы бедного глупого старика совсем нищим сделаете! Ладно, кто там следующий?
Секретарь перегнулся через стол к видеофону. — Порядок изменился, сэр, — сообщил он. — Второй вызов, вторая степень срочности.
— Угу. Угу-угу, — ван Рейн почесал шерсть на груди, отставил кружку с пивом, взял сэндвич и проглотил его. — Интересно, кто у нас там такой? — Он поперхнулся, закашлялся и запил сэндвич пивом. Несколько секунд он молча курил, задумчиво поглядывая на видеофон. Потом сказал: — Давайте.
По экрану побежали полосы. Это было обычное дело при связи с движущимся звездолетом: закодированный луч с его передатчика прорывался сквозь атмосферу и находил ту единственную станцию, где его могли декодировать и превратить в изображение. Взору ван Рейна предстал отсек управления его разведывательного корабля «Бедолага». У экрана передатчика стояла Чи Лан, за ее спиной маячил Эдзел.
— Какие проблемы? — приветствовал их ван Рейн.
Пауза, вызванная расстоянием, которое требовалось преодолеть электромагнитным лучам, была короткой, но ощутимой.
— Да есть кое-какие, — ответил Эдзел. Голос его едва был слышен сквозь треск помех. — А сделать мы ничего не можем. Эти ящики у вас на столе никак не соглашались дать нам прямую связь до сегодняшнего дня.
— Говорить буду я, — перебила Чи. — А ты еще целый час будешь нести околесицу. Сэр, помните, при отлете с Земли, мы сообщили вам, что направляемся в Луноград и собираемся заглянуть в «Сириндипити»? — Она рассказала о визите Фолкейна на фирму и о приглашении, которое он получил. — Это было две недели назад. Он не вернулся. Был только один звонок, через три стандартных дня. Причем как нарочно, он позвонил в то время, когда мы спали. Пленка у нас сохранилась. Он просит нас не волноваться; мол, это самое выгодное дело, о котором он только мечтал, и поэтому он пока не может вырваться. Нам ждать его не надо, он долетит до Земли рейсовым лайнером. — Шерсть на мордочке Чи стояла дыбом. — Но это не его манера. Мы обратились в детективное агентство, передали им несколько пленок с его изображением, они провели соматический и вокалический анализ. Звонил сам Фолкейн, но манера не его.
— Пленку, — приказал ван Рейн. — Подожди пока рассказывать, — не отрываясь он смотрел на появившегося на экране светловолосого юношу: тот произнес несколько фраз и исчез. — Клянусь небом, ты права, Чи Лан! Он наверняка бы ухмылялся и попросил бы тебя передать привет трем-четырем своим подружкам.
— Нас тут донимала одна, — отозвалась цинтианка. — Шпионка, конечно; она следила за ним и увидела, что орешек ей не по зубам. Когда она звонила в последний раз, сама во всем призналась, прорыдала, что ей очень стыдно и что она никогда, никогда, никогда… — ну и так далее.
— Покажи-ка мне ее. — На экране появилось заплаканное лицо Вероники. — Ба, какая симпатичная шлюшка! Пожалуй, я бы с ней побеседовал наедине. Кому-то это надо сделать. Заодно и узнает, на кого она старалась. — ван Рейн оборвал смех. — Что было дальше?
— Мы встревожились, — сказала Чи. — В конце концов, даже вон тот святой ящик у меня за спиной решил, что дело зашло слишком далеко. Мы отправились в контору «СИ» и заявили, что если не услышим более удовлетворительного объяснения из уст самого Дэвида, то разнесем к чертям все их компьютеры. Они было заблеяли про ковенант, про гражданскую полицию, но мы их приперли, и они пообещали, что Дэвид нам позвонит. — Она угрюмо добавила: — Вот запись разговора.
Беседа продолжалась долго. Чи выходила из себя, Эдзел призывал к разуму, но Фолкейн твердо стоял на своем.
— Простите меня, друзья мои. Вы даже не представляете, как мне тяжело. Но разве мы знаем, куда ударит молния? Тея — моя невеста, и этим все сказано. Быть может, обвенчавшись, мы отправимся побродить по космосу. Работать я буду на «СИ», заниматься с их машинами. Понимаете то, что задержало меня здесь, настолько грандиозно, это настолько изменит будущее… Нет, больше я сказать не могу. Пока не могу. Представьте себе только контакт с далеко обогнавшей нас расой. С теми, которых люди издревле мечтали, — с Древними, с Мудрыми. Совсем другая степень эволюции… Да! — с некоторым раздражением продолжал он. — Естественно «СИ» будет платить мне больше тех жалких крох, которые я получал в «доставке пряностей и вин». Быть может, вдвое. И все из-за того, что факт, который мне сообщил компьютер, раскрыл перед нами новые горизонты. Хотя привлекли меня не столько деньги, сколько то, о чем я уже сказал… Прощайте. Удачных полетов!
Воцарилось молчание, которое нарушал лишь рокот прибоя да шепот звезд. Наконец ван Рейн встряхнулся по-собачьи и проговорил:
— После этого вы улетели с Луны и принялись добиваться связи со мной.
— А что еще нам было делать? — пробурчал Эдзел. — Дэвид вполне мог находиться под психоконтролем. Нам с Чи так и показалось. Но у нас не было доказательств. Даже у меня возникли кое-какие сомнения, а что уж говорить про тех, кто не был знаком с Дэвидом. Дело очень серьезное. Речь идет уже не о репутации «Сириндипити», речь идет о ковенанте! Члены Лиги не похищают и не пичкают наркотиками агентов друг друга. По крайней мере не делали этого до сих пор.
— Мы обратились в лунную полицию, — вмешалась Чи. Она указала хвостом на одинита. — Эта вот буддийская кастрюля настояла. Над нами посмеялись. Буквально! Действовать от имени Лиги — сначала ударить, а потом свериться с законом — мы не могли. Мы даже не члены совета, как вы, сэр.
— Положим, я поставлю этот вопрос, — произнес ван Рейн медленно. — После месяца болтовни состоится голосование, и все будут против. Они не поверят, что «Сириндипити» способна на такое даже ради исключительных прибылей.
— По-моему, у нас нет даже этого месяца, — сказала Чи. — Давайте прикинем. Значит, Дэйву промыли мозги. Они сделали это для того, чтобы он не сообщил вам о том, что узнал от этой их проклятой машины. Они наверняка выкачали из него все эти сведения. Но он остается уликой против них. Любой врач сможет его вылечить. Поэтому, как только им представится возможность — или как только это будет необходимо, — они избавятся от него. Быть может, отправят его в космос вместе с этой невестой. Может, убьют, а тело сожгут дезинтегратором. Мне кажется, мы с Эдзелом действовали единственно правильным образом. Однако наши действия могут подстегнуть «СИ», и тогда капитан Фолкейн, считай, что пропал.
Ван Рейн молча курил. Это продолжалось около минуты. Потом он сказал:
— У вас же не корабль, а летающий танк. Могли бы попытаться освободить его.
— Могли бы, — ответил Эдзел. — Но мы не знали сил противника. И потом это было бы пиратским налетом.
— Да, если только Фолкейн не пленник. А в этом случае мы бы потом такую подняли бучу! Небесам бы стало жарко. А вас бы все носили на руках.
— А если он остался там добровольно?
— Вы превратились бы в козлов отпущения.
— Напав, мы подвергли бы опасности его жизнь, — сказал Эдзел. — А если он не в плену, то, вызволяя его, мы убили бы ни в чем не повинных людей. Если дело касается моего товарища, то мне наплевать на закон. Но как бы мы не были привязаны к Дэйву, он ведь человек, представитель другой культуры. Мы не можем твердо сказать, в каком он был состоянии, когда звонил нам. Да, поведение его было необычным. Но, быть может, это как-то связано с эмоцией, которую называют любовью? И с чувством вины, что он нарушил контракт? Вы человек, сэр, а мы нет. Мы обращаемся к вам.
— Чтобы я, такой старый, бедный, несчастный, влез в это осиное гнездо?! — воскликнул ван Рейн.
Эдзел поглядел на него в упор:
— Да, сэр. Если вы разрешите нам напасть на них, то ставите на карту свою репутацию и все, чем владеете, ради одного человека, которому наша помощь, быть может, и не нужна. Мы понимаем это.
Ван Рейн яростно запыхтел сигарой. Она обожгла ему пальцы, и он отбросил ее в сторону.
— Ладно, — проворчал он, — хороший хозяин бережет своих людей, да? Итак, мы планируем рейд! — он допил оставшееся в кружке пиво и швырнул посуду на пол. — Великое небо! — взревел он. — Хотел бы я сейчас быть с вами!
Эдзел остановился у воздушного шлюза.
— Ты поосторожней, ладно? — сказал он.
Чи фыркнула.
— Сам поосторожней; за тобой ведь некому будет присматривать. Смотри у меня, болтун-переросток! — Она моргнула. — Что-то в глаз попало. Ну, пошли. Вали отсюда!
Эдзел опустил лицевой щиток шлема. Облаченный в скафандр, он еле-еле поместился в шлюз. Лишь выбравшись наружу, он сумел закрепить на спине ранец с инструментом, среди которого была и маленькая автоматическая пушка.
«Бедолага» медленно удалялся от него. Корабль шел низко, едва не задевая зазубренные горные пики. Из-за пестрой окраски его трудно было разглядеть на фоне сверкающих звезд и глубоких теней внизу. Потом звездолет круто пошел вверх и исчез.
Эдзел терпеливо ждал; наконец сквозь треск помех в наушниках раздался голос цинтианки:
— Эй, как слышимость?
— Шикарно, — отозвался он. В шлеме загудело эхо. Защитное снаряжение весило весьма ощутимо. Температура внутри скафандра начала подниматься, и у Эдзела засвербело под чешуйками. От скафандра пахло машинами, и этот запах уже начал смешиваться с испарением его собственного тела.
— Хорошо. Значит, связь у нас с тобой есть. Я километрах в ста пятидесяти над тобой. Никакой радар меня пока что не обнаружил, может, и не обнаружит. Все в порядке, сэр?
— Да, — голос ван Рейна, усиленный арендованным в Лунограде мазером, казался менее далеким. — Я поговорил со здешним шефом полиции; он до поры до времени не будет вмешиваться. Мои ребята устроят тут парочку дебошей — чтобы отвлечь внимание. У меня есть судья, готовый наложить запрет на их деятельность, как только я ему прикажу. Правда, чином вот он не вышел, хоть денег я на него ухлопал, как на белужью икру; поэтому он не очень надежен. А если допустить в это дело лунную полицию — беды не оберешься. Эд Гарвер душу черту продаст, лишь бы отправить нас за решетку. Так что поторопитесь, ребятки, — когда целуешь гадюку, ворон считать некогда. А я отправлюсь на свой корабль и поставлю перед алтарем свечки за вас святому Дисмасу, святому Николасу, а особенно — святому Георгию, чтоб его черти взяли!
Эдзел не удержался:
— Когда я изучал культуру Земли, то несколько раз встречал это имя. Но разве сама церковь, еще в двенадцатом веке, не признала его мифическим персонажем?
— Ба. — Беспечно отозвался ван Рейн. — У них не было настоящей веры. Мне нужен воинственный святой. Разве Господь не в силах изменить прошлое и создать его заново ради меня?
Разговор закончился, а потом уже не было времени больше думать ни о чем, кроме скорости.
Эдзел гораздо быстрее бы и с меньшим трудом добрался до места на гравикаре. Но пешехода детекторам обнаружить куда сложнее. Поэтому Эдзел карабкался по горным склонам, перебирался через острые гребни, спускался в расщелины, огибал стены кратеров и трещины. Сердце его гулко стучало, легкие работали на пределе. Хорошую службу ему сослужило то, что передняя часть его тела перевешивала заднюю, — в условиях малой гравитации это был просто подарок судьбы.
Порой он перепрыгивал через препятствия; тогда при приземлении все тело его сотрясалось от удара. Он старался по возможности не выходить из тени, ибо охлаждающая система скафандра уже не справлялась со все возрастающей температурой, которая подскакивала еще выше, как только Эдзел оказывался на освещенном месте. Светофильтры не могли полностью защитить глаза от ослепительного блеска Солнца. Ни один гуманоид не смог бы повторить, сделанный им путь; да и кому это вообще под силу, разве что детям звезды, которая ярче Солнца, планеты, которая больше Земли.
Дважды ему приходилось падать навзничь, когда над ним пролетал патрульный бот. В течение часа он передвигался бросками из тени в тень, избегая сторожевых постов — их антенны и орудийные стволы чернели на фоне неба. Ему удалось добраться до цели незамеченным.
Перед ним уходила вверх дорога, а в конце ее маячил замок; над крепостными стенами возвышались черные, колдовские на вид башни. Эдзел выбрался на дорогу и пошел по ней, уже не скрываясь. Тишина была такой, что он почти успокоился. Потом его окликнули на стандартном диапазоне:
— Кто идет? Стой!
— Гость, — ответил Эдзел, не замедляя своей рыси. — Мне нужно поговорить об очень важном деле, покорно прошу меня принять.
— Кто вы? Как попали сюда? — голос был женский, хриплый от волнения; по-английски она говорила с акцентом. — Остановитесь, я вам говорю! Это частное владение! Посторонним вход запрещен!
— Покорно прошу меня простить, но мне в самом деле крайне необходимо, чтобы меня приняли.
— Возвращайтесь. У начала дороги вы найдете сторожку. Можете заглянуть туда, а уж оттуда сообщите мне все, что хотите сказать.
— Благодарю за любезность, — Эдзел по-прежнему не сбавлял хода, — сударыня… э… Белдэниэл. Правильно? Если не ошибаюсь, ваши партнеры еще в конторе?
— Я сказала, возвращайтесь! — взвизгнула она. — Или я открою огонь! Я имею на это право. Я вас предупредила.
— Вообще-то мне нужен капитан Фолкейн, — сообщил Эдзел. Он был уже совсем рядом с главными воротами, внешний шлюз которых выступал из каменной стены. — Если вы будете так любезны, что сообщите ему обо мне, то, вива восе, наша дискуссия продолжится на открытом, так сказать, воздухе. Разрешите представиться. Я один из членов его экипажа. Сами понимаете, мне просто необходимо видеть его. Однако я не хотел бы вторгаться в ваш дом.
— Вы не из его экипажа! У него нет больше экипажа! Он уволился. Он же сам вам сказал об этом. Он не желает видеть вас!
— С глубочайшим сожалением вынужден сообщить, что уполномочен требовать свидания с ним.
— Но… его здесь нет. Я передам, чтобы он позвонил вам.
— Поскольку вы явно придерживаетесь ошибочного мнения о его местонахождении, сударыня, быть может, вы позволите мне осмотреть ваш замок?
— Нет! Предупреждаю в последний раз! Немедленно остановитесь или вы будете убиты!
Эдзел повиновался, но остановился, если можно так выразиться, только скафандр. Пальцы левой руки Эдзела, в которой он держал пульт управления автоматической пушкой, забегали по клавишам. На этом пульте имелся маленький телеэкран, с помощью которого пушку наводили на цель. Правой же рукой он вытащил из кобуры бластер.
— Сударыня, — сказал он, — насилие может привести к печальным последствиям. Неужели вы этого не понимаете? Я прошу вас…
— Возвращайтесь! — похоже, она была на грани истерики. — Даю вам десять секунд на то, чтобы повернуться и пойти обратно! Раз… два…
— Этого я и опасался, — вздохнул Эдзел и прыгнул — прыгнул вперед. Из пушки его трижды вырвалось пламя, повалил дым, в главные ворота замка ударила шрапнель. Все это произошло на удивление быстро, — только задрожала под ногами земля.
Два тепловых луча с охранявших вход угловых башенок скрестились на том месте, где он только что стоял. Его пушечка рявкнула. Одна из башенок с грохотом обрушилась. Клубы пыли скрыли Эдзела. К тому времени, когда пыль осела, он уже успел укрыться под стеной.
Внутренний шлюз представлял собой искореженную металлическую конструкцию.
— Иду внутрь, — сообщил Эдзел Чи Лан и выстрелил. Это препятствие оказалось более легким. Воздух вырвался наружу белым облачком замерзшей влаги и растворился как туман под жарким солнцем.
Эдзел очутился в гостевом зале, где все было перевернуто вверх дном. Он разглядел на стенах несколько картин; у стены возвышалась некая тяжеловесная скульптура. Ничего подобного ни картинам, ни этой статуе ему еще не доводилось видеть, но он едва уделил им внимание. Где искать Дэвида? Он смотрелся, удивительно похожий на огромную собаку, только стальную. Из зала вели два коридора. Он заглянул прежде в один: ничего, совершенно пусто. Потом пошел в другой. Тут комнаты были обставлены мебелью, хотя нельзя сказать, чтобы ее было в избытке.
Хм, строители явно рассчитывали, что со временем народу в замке поприбавится. Но откуда он возьмется? И кто это будет?
Далеко Эдзелу пройти не удалось. Путь ему преградила герметическая дверца: она автоматически закрылась, как только упало давление. Скорей всего, за нею его поджидают охранники. Сама Белдэниэл наверняка сидит на видеофоне, рассказывает своим партнерам в Лунограде о вторжении. Если ван Рейну повезет, то он сможет ненадолго удержать полицию от принятия мер. Это ведь их обязанность — бороться с нарушителями права частной собственности. А он, Эдзел, именно такой нарушитель и есть. Если даже он расскажет полицейским все как на духу, они ничего не смогут сделать без ордера на обыск на руках. А пока они этот ордер получат, банда сириндипистов запросто уничтожит все доказательства пребывания Фолкейна в их замке.
А если он не поторопится, это может сделать и сама Белдэниэл.
Одинит вернулся в зал и снял со спины ранец. Надо придумать что-нибудь. По счастью, внутри замка стены не такие прочные как у внешних укреплений. Надо только постараться пройти незамеченным. Эдзел расстелил на полу пластиковый пузырь, встал на него и прикрепил его края к стене. Потом включил факел-резак. Скоро в стене появилось отверстие; он подождал пока воздух из комнаты перейдет в пузырь, и докончил операцию. Потом вынул из стены квадратную плиту, которую вырезал, и протиснулся в образовавшуюся дыру, заткнув ее за собой все тем же пузырем.
Комната, где он очутился, была обставлена почти с пуританской строгостью. Эдзел мимоходом заглянул в стенной шкаф — так, женские тряпки. Внимание его привлекли книжные полки. Названия некоторых книг были написаны символами, значения которых он не понимал. Книги же на английском языке представляли собой справочники по человеческой культуре, издаваемые для туристов-негуманоидов. А это что? Бодхисатва?! Ничего не скажешь, странные существа обитают в этом замке!
Он поднял лицевой щиток, снял наушники и осторожно выглянул в коридор. Из-за угла, за которым, очевидно, находилась та самая герметическая дверца, послышались приглушенные голоса. Значит, слуги еще не закрыли свои шлемы. Представители едва затронутых цивилизацией планет, они отлично умели обращаться с самым современным оружием — даже те из них, кто не был профессиональным охранником. Эдзел крадучись направился в другую сторону.
Одна комната, другая — везде пусто. К чертям собачьим! Дэвид явно где-то рядом, но где?.. Стоп!
Его обостренный слух уловил впереди какие-то звуки. Эдзел прыжком заскочил в будуар и включил расположенный на внешней стороне скафандра сканнер.
Мимо прошла высокая, решительная на вид женщина в комбинезоне. Лицо ее было бледным и вытянутым; она учащенно дышала. По описанию ван Рейна Эдзел узнал ее: Тея Белдэниэл. Он двинулся за ней. Обернись она — ее взору представился бы крадущийся на цыпочках дракон длиной в четыре с половиной метра.
Женщина распахнула одну из дверей. Эдзел осторожно выглянул из-за косяка. Фолкейн спал, сидя в кресле. Женщина подскочила к нему и схватила за плечо.
— Проснись! — воскликнула он. — Ну проснись же!
— Чего? А-а. Чего ты? — Фолкейн пошевелился, не открывая глаз. Голос его был сонным.
— Вставай, милый. Нам надо уходить отсюда.
— Умм… — Фолкейн кое-как поднялся на ноги.
— Идем, говорю! — она дернула его за руку. Он поплелся за ней как лунатик. — Вот в этот коридор, он нас выведет на космодром. Мы с тобой немножко полетаем, милый.
Эдзел понял, что они с Чи не ошиблись. Промывка мозгов во всей ее неприглядности. Заключается она в том, что жертву погружают в бессознательное состояние, в котором он повинуется любому приказу. Для этого нужно всего лишь обработать мозг жертвы лучом энцефалодуктора и подвергнуть воздействию дозвуковой несущей волны ее на среднее ухо. Помраченное сознание не в силах сопротивляться этим импульсам. Такой человек выполнит любой приказ; если им искусно управлять, он выглядит совершенно нормальным, но по сути своей будет марионеткой. А если его не трогать после обработки, то он на этом же самом месте и останется. Со временем можно будет полностью изменить его личность.
Эдзел ступил на порог комнаты.
— Нет, это уж и в самом деле слишком! — взревел он.
Тея Белдэниэл отскочила. От вопля ее задрожали стены. Фолкейн стоял сгорбившись.
В коридоре раздались ответные крики. Перестарался, подумал Эдзел, пожалуй, уже ничего не исправишь. Сейчас прибегут охранники, а с ними со всеми мне не совладать. Надо сматывать удочки пока есть возможность. Но как же приказ ван Рейна? Эдзел вспомнил слова хозяина: «Снимешь нашего молодого человека на пленку, возьмешь у него на анализ кровь и слюну. Это прежде всего. Пока этого не сделаешь, никакой самодеятельности!» Одинит подумал, что в подобной ситуации заниматься такими вещами просто нелепо. Но редко когда приказы ван Рейна бывали столь категоричными. Эдзел решил подчиниться.
— Извините, пожалуйста, — он отодвинул хвостом все еще вопившую женщину в сторону и аккуратно прижал ее к стене. Поставив на стол камеру, он направил ее на Фолкейна и включил запись, а сам тем временем подступил со шприцем и заборником в руке к тому, кто когда-то был его товарищем (и снова им будет, черт побери, или достойно погибнет!). Успокоенный этой мыслью, Эдзел проделал всю операцию за несколько секунд. Затем сунул пробирки с анализом в мешочек, подобрал камеру и взял Фолкейна на руки.
У двери он столкнулся с дюжиной охранников. Ему пришлось прикрывать человека собственным телом, поэтому он не мог стрелять, но пробился сквозь них, мимоходом зацепив двоих хвостом. Вокруг него бушевал огненный шквал; о скафандр ударялись пули. Некоторые из них проникли внутрь — не причинив, впрочем, особого вреда: шкура у Эдзела была крепкая, а скафандр он себе выбрал самозатягивающийся. Одинит галопом промчался по коридору и выскочил в проход, который вел наверх. Но погоня была близко. Против гранат или мини-пушек ему долго не устоять. Фолкейна-то уж точно разорвет на куски. Нет, прочь отсюда, и как можно скорее!
Вверх, вверх, вверх… Наконец Эдзел очутился в пустынной и гулкой комнате наверху. За окнами была Луна, дикая и неприветливая.
Как видно, в замке еще не все потеряли голову. Кто-то догадался связаться с патрулями: их боты уже появились на горизонте. Издалека орудия на них казались крошечными, но Эдзелу как-то не хотелось проверять на себе их действие. Он положил Фолкейна у стены. Затем осторожно проделал в окне дырку и просунул сквозь нее антенну своего передатчика.
Связь с Чи он потерял уже давно, поэтому ему пришлось расширить диапазон поиска и добавить мощность.
— Прием, прием. Эдзел вызывает корабль. Чи, ты там?
— Нет, — в голосе ее слышались и насмешка, и сдерживаемые рыдания. — Нет, я на Марсе. Вступила в Вязальное общество милых старушек — любительниц казней. Что ты натворил на этот раз, горе мое луковое?
Эдзел, сверившись с фотографиями замка снаружи (в свое время их много было опубликовано) и, припомнив наставления ван Рейна, уже определил, где они находятся.
— Мы с Дэвидом на верху Башни Храпящей Красавицы. Ему действительно промыли мозги. По моим подсчетам, нас атакуют снизу, из коридора, через пять минут. А если они решат пожертвовать этой частью своей крепости, то их флиттеры разнесут башню и нас вместе с ней минуты через три. Ты не могла бы забрать нас пораньше?
— Я уже на полпути к вам, идиот! Держи связь!
— Помни наш уговор, Эдзел, — вмешался ван Рейн. — Чи забирает Фолкейна, а ты остаешься.
— Уговор был, если будет возможно, — вспыхнула Чи. — Так что заткнись!
— Я вот тебе заткнусь, — произнес ван Рейн негромко. — Узнаешь, где раки зимуют.
Эдзел убрал антенну и заделал дырку в окне герметичной прокладкой. Немного воздуха все-таки вышло. Он наклонился над Фолкейном.
— Я захватил для тебя скафандр, — сказал он. — Ты сможешь в него влезть?
Затуманенные глаза Фолкейна бессмысленно уставились на него. Эдзел вздохнул. Из коридора послышались яростные вопли. Пушкой ему воспользоваться не удастся: помещение слишком мало, а Фолкейн совершенно беззащитен. Враг напирает, и патрули эти — вьются как осы.
В этот миг с неба коршуном слетел «Бедолага».
Конструкция звездолета позволяла в случае надобности превратить его в боевой корабль. Чи Лан не собиралась миндальничать. На мгновение Солнце как будто померкло. Расплавленные патрульные боты рухнули на горы. Звездолет, удерживаемый гравиполем, замер рядом со сторожевой башенкой у ворот. Чи не стала пробиваться внутрь замка, опасаясь подвергнуть тех, кто внутри, действию жесткой радиации. Вместо этого она просто раздвинула стены башни гравилучом.
Моментально весь воздух испарился. Эдзел рывком опустил лицевой щиток. Он выстрелил из бластера в коридор, чтобы попугать слуг, и подхватил Фолкейна на руки. Тот по-прежнему был без скафандра, и уже потерял сознание. Из ноздрей его сочилась кровь. Но мгновенный переход к вакууму не очень опасен: ловцам жемчуга достается куда сильнее. Да и нет такой жидкости, что закипала бы сразу. Эдзел понес Фолкейна к раскрытому воздушному шлюзу. Луч подхватил тело человека и увлек в корпус корабля. Клапан за спиной Эдзела защелкнулся. Одинит прыгнул. Луч подхватил его и притянул к звездолету.
«Бедолага» постепенно набирал высоту.
Горы и замок становились все меньше. Эдзел, который никак не мог прийти в себя, понял вдруг, что слышит в наушниках разговор ван Рейна с Чи Лан.
— Высадишь его там, где я тебе сказал. Моя яхта подберет его через пять минут, и мы вместе доберемся до Лунограда. А ты, ты полетишь, куда скажет Фолкейн. Думаю, он в состоянии сообщить хотя бы направление.
— Эй, подождите! — запротестовала цинтианка. — У нас с вами об этом и речи не было.
— У нас что, было время гадать на кофейной гуще? Откуда я знал, получится у Эдзела или нет? Конечно, я надеялся, что получится, но наверняка-то не знал. Так что вот, давай действуй.
— Слушай, ты, жирный пират, мой товарищ лежит без сознания! Если ты хоть на долю секунды подумал, что он может отправиться куда-нибудь еще, кроме госпиталя, я предлагаю тебе постучаться своей идиотской — да-да, идиотской! — башкой о что-нибудь твердое, и…
— Эй, мой мохнатый друг, полегче на поворотах! Из того, что ты мне рассказала, следует, что ты вполне сможешь поставить его на ноги по дороге. Мы ведь снабдили тебя всеми инструментами и инструкцией, как сделать промытые мозги снова немытыми. А стоило это столько, что у тебя вся шерсть повыпадала бы, назови я сумму. Теперь слушай. Дело серьезное. «Сириндипити» играет ва-банк. Нам придется делать то же самое.
— Я люблю деньги не меньше твоего, — отозвалась Чи неожиданно тихо, — Но ведь есть и другие ценности.
— Ага-ага. — У Эдзела закружилась голова. Он закрыл глаза и представил, себе сидящего у передатчика ван Рейна: трубка в одной руке, подбородок покачивается вверх-вниз, когда он говорит. — За ними-то как раз «Сириндипити» и охотится. Дело тут не в деньгах.
Подумай хорошенько, Чи Лан. Знаешь, что я вывел из фактов? Что Дэви Фолкейна в самом деле нашпиговали наркотиками. А почему я об этом догадался, знаешь? Причин тут несколько… Ну, не мог он вот так, с бухты-барахты, порвать со мной… Но главное не это, главное вот что: чтобы, бросить такую телку, как Вероника, ради Северного Полюса вроде Теи Белдэниэл, человек должен быть просто сумасшедшим. А особенно Фолкейн — пусть даже Вероника была для него очередной интрижкой. Это не по-человечески, понимаешь? Так что было ясно, что его чем-то накачали.
Но что из этого следует? А вот что: «Сириндипити» пошла на нарушение ковенанта Галактической Социотехнической Лиги. Понятно, они отважились на такое дело не просто так — должно быть, оно того стоит. Понимаешь, сшит даже конца «Сириндипити» как фирмы — уж от этого-то им никуда не деться!
А отсюда что следует, моя маленькая задира? Да всего лишь то, что речь идет, уже не о деньгах! Потому что, когда нужны деньги, играют по правилам: нет смысла действовать наперекор, если хочешь стать классным игроком. Однако есть и другие игры — в войну, во власть, далеко не такие приятные, как первая. Лиге известно наверняка, что промышленным шпионажем «Сириндипити» не занимается. Тогда что здесь? А если предположить, что существует некто, совсем посторонний, совсем чуждый нашей цивилизации — некто неизвестный и, может быть, вполне мажет быть, враждебный нам? Как тебе?
Эдзел с шумом втянул — воздух сквозь стиснутые зубы.
— Времени на болтовню у нас нет, — продолжал ван Рейн, — Связной корабль их вылетел две недели назад. По крайней мере, так говорится в отчете Службы контроля полетов: вылетел две недели назад, экипаж — два человека из владельцев фирмы. Быть может, вам еще удастся их догнать. Во всяком случае, вы с Фолкейном пока единственные в Солнечной системе, кто может это сделать. Но задержись вы тут всего лишь на какой-то там паршивый часочек, и полиция вцепится в вас мертвой хваткой и задержит вас как свидетелей. Так что летите, пока можете. На досуге займись нашим другом. Узнай у вето все, что можешь, и сообщи мне, сама или через робокурьера, а хочешь, почтовым голубем. Да, мы рискуем, но, может быть, дао того стоит. Быть может, это сохранит нам жизнь или свободу. Поняла?
— Да, — отозвалась Чи тихо после долгой паузы. Звездолет оставил позади горы и шел на снижение. Впереди, освещенное лучами низко стоящего над горизонтом Солнца, виднелось Море Холода. — Но ведь у нас экипаж. Я имею в жиду Эдзела…
— Он лететь не может, — ответил ван Рейн. — Мы ведь сами только что нарушили и конвенант, и законы планеты. Ты должна лететь с Фолкейном, потому что он, а не Эдзел, специалист по инопланетным культурам, по переговорам с ними. В «Сириндипити» умные люди; здесь, на Луне, они будут сражаться отчаянно. Мне нужны доказательства того, что они сделали. Конечно, хорошо бы оставить и Фолкейна, но как-нибудь обойдемся. Эдзел был в замке. И вид у него что надо, внушительный.
— Ну что ж, — печально произнесла Чи, — раз так… Я этого не ожидала.
— Разве жить, — заявил ван Рейн, — не значит удивляться снова и снова?
Корабль сел. Чи выключила гравилуч, и Эдзел упал на застывший лавовый поток.
— Прощай, — сказала Чи.
Он был слишком расстроен, чтобы произнести в ответ нечто членораздельное. Корабль взмыл в небо. Эдзел следил за ним, тюка он не затерялся среди звезд.
Вскоре появилась яхта ван Рейна; все дальнейшее Эдзел воспринимал как сквозь сон. Его взяли на борт, сняли скафандр. ван Рейн тут же ухватился за добытые им в замке материалы. Потом они приземлились в космопорте Лунограда. Эдзел едва слышал яростные крики своего хозяина, он хотел только спать, спать, спать… И только тут его арестовали и отвезли в тюрьму.
Из динамика раздался голос:
— Сэр, основной объект наблюдения только что позвонил в контору Мендеса. Он требует немедленной встречи с вами.
— Я именно этого и ждал, — удовлетворенно заметил Эдвард Гарвер. — Причем я угадал даже время! — Он потер подбородок. — Соедините меня с ним.
Эд Гарвер не вышел ростом, однако строгая серая туника придавала ему внушительность. Волосы у него были редкие, лицо напоминало собачью морду. Различные технические устройства не просто окружали его, как любого другого чиновника, — нет, они словно охраняли его. Стены комнаты увешаны были фотографиями, на которых Гарвер обменивался рукопожатиями с несколькими сменившими друг друга премьер-министрами Галактического Содружества, президентами Лунной Федерации и другими высокопоставленными лицами. На рабочем же столе не было никаких лишних предметов, никаких безделушек (жениться Гарвер так и не собрался).
Получивший приказ Гарвера компьютер преобразовал его в сигнал и передал дальше, на трансмиттер, расположенный на гребне Коперника, в тени которого укрылся Селенополис. Оттуда луч мазера достиг искусственного спутника Луны, отразился от него и, мгновенно преодолев громадное расстояние, дотянулся до приемника, находящегося у подножия Платона. Преобразованный снова, он поступил в другой компьютер, и на этом его скитания завершились. Вся операция заняла лишь несколько миллисекунд: деловые люди, у которых была на счету каждая минута, не собирались ждать дольше.
На экране видеофона Гарвера появилось мужское лицо, широкое, с усами и козлиной бородкой. Узкие блестящие глаза, мясистый нос, прическа, которая была в моде лет так сорок назад.
— Великое небо! — воскликнул Николас ван Рейн. — Мне нужен Фернандо Мендес, шеф полиции Лунограда. А ты откуда там взялся? Что, скучновато стало в столице?
— Я по-прежнему в ней нахожусь, — отозвался Гарвер. — Вас соединили со мной по моему приказу.
ван Рейн побагровел.
— Так это по твоему идиотскому распоряжению арестовали моего человека, Эдзела?
— Ваше чудовище Эдзела, — поправил его Гарвер.
— Что ты знаешь о чудовищах, ты?! — рявкнул ван Рейн, — Да если хочешь знать, тебе до Эдзела как клопу до медведя, хоть ты и человек, черт бы тебя побрал!
Директор Федерального центра контроля за безопасностью и соблюдением законов подавил гнев.
— Следите за своим языком, — сказал он. — Вы сейчас не в том положении…
— Положение у нас нормальное. Мы ведь только оборонялись. И потом, какое до этого дело тебе? Что, местная полиция сама не разберется? — ван Рейн попытался изобразить обиду. — Возвращаемся, понимаешь, садимся, собираемся с Эдзелом идти к Мендесу жаловаться — и вдруг, на тебе! Его хватают и уводят из космопорта под конвоем! Хотел бы я знать, по чьему приказу?
— По-моему, — ответил Гарвер. — Мне не хватило немногих фактов, чтобы задержать и вас, мастер. Но я надеюсь, это дело поправимое. Я прибуду в Луноград и лично этим займусь. Считайте, что вы предупреждены. Если вы покинете Луну, я буду рассматривать это как прямое доказательство вашей вины. Скорей всего, мне не удастся вытащить вас с Земли или куда еще вы там удерете, но я наложу арест на все здешнее имущество вашей Компании по доставке пряностей и вин, вплоть до последнего литра водки! И пока ваш Эдзел сидит у нас, никуда вы, ван Рейн, не денетесь! Да и сообщникам его не поздоровится, если только они осмелятся вернуться. — Гарвер подался вперед.
— Я долго ждал, — продолжал он, — несколько лет. Я следил, как вы и ваши дружки-плутократы из Лиги, плюете на закон — интригуете, даете взятки, принуждаете, подкупаете, обделываете свои делишки, создаете по собственному усмотрению экономику, сражаетесь между собой, словом, ведете себя как бароны империи. Хотя она и не существует на бумаге, но подчинила себе весь мир, возвращает нас к самому дикому феодализму и капитализму! Та свобода, о которой вы столько шумели, право на которую по вашему настоянию занесено в Конституцию, — это ведь всего лишь лицензия! Лицензия на грех, лицензия на порок! А ваша Лига имеет с этого бешеные деньги!
Ваши аферы за пределами Содружества я вряд ли смогу раскрыть. Вы слишком хорошо заметали за собой следы — везде, кроме Луны. Отсюда ниточка и потянется. Если мне удастся справиться с Лигой здесь, я умру счастливым, зная, что заложил основы для возникновения более достойного общества. А вы, ван Рейн, — вы начало начал. Наконец-то вы зашли слишком далеко. На этот раз вы попались! — Гарвер, тяжело дыша, откинулся на спинку кресла.
Торговец ни разу не попытался возразить. Время от времени он открывал свою табакерку, брал из нее на понюшку табаку, чихал. Потом принялся мять кружевное жабо. Когда Гарвер кончил, он вкрадчиво — с мягкостью цунами, встреченной посреди океана, — произнес:
— Ну что ж, расскажи-ка мне, что ж я такого натворил. В Писании сказано, что грешнику свойственно ошибаться. Может, мы с тобой обнаружим, в чем же ошибся.
Гарвер уже успокоился.
— Идет, — сказал он. — Так и быть, доставлю себе удовольствие — лично сообщу вам, что против вас имеется.
Начав вести наблюдение за деятельностью Лиги, я сразу же распорядился, чтобы меня немедленно извещали о любых необычных ситуациях. Примерно с неделю назад этот ваш Эдзел в паре с кем-то там еще — ах, да, Чи Лан с Цинтии — обратился в полицию и потребовал произвести обыск у владельцев информационной брокерской фирмы «Сириндипити». Эти двое заявили, что их капитана, Дэвида Фолкейна, держат в заключении в альпийском замке, который является резиденцией владельцев «СИ», и что его подвергли промывке мозгов. Естественно, им отказали. Да, эти люди из «СИ» в самом деле ведут себя довольно таинственно. Но ведь вы же сами, вы, капиталисты, фетишизировали право частной собственности! Кроме того, эта фирма, единственная из членов Лиги, никогда не нарушала закона. Она всего лишь тихо-мирно собирала себе данные и раздавала советы.
Меня это обращение в полицию насторожило. Зная, что представляют собой ваши головорезы, я понял, что можно ожидать чего угодно. Я предупредил владельцев «СИ» и сказал им, чтобы они связались со мной, как только что-нибудь заподозрят. Я предложил им охрану, но они заявили, что справятся сами. — Гарвер снова начал раздражаться. — Вот еще одно из зол, которое принесла с собой ваша Лига! Если в законе — в законе! — сказано, что человек может хранить у себя дома оружие и применять его, когда сочтет нужным!.. Вы называете это самозащитой! — Он вздохнул. — Должен признать, что «СИ» никогда этим не злоупотребляла.
— А про Фолкейна они тебе рассказали? — поинтересовался ван Рейн.
— Да. Вообще-то, я сам разговаривал с ним по видеофону. Он сказал, что хочет жениться на сударыне Белдэниэл и работать в ее фирме. Да, конечно, его могли накачать наркотиками. Но я же не знаю, как он обычно себя ведет. Да мне это и ни к чему. Мне представляется гораздо более правдоподобной следующая версия: вы хотели скоренько вытащить его оттуда, чтобы он не успел посвятить своих новых друзей в ваши мерзкие секреты!
ван Рейн молча слушал, только лицо его сделалось пунцовым.
— Итак, — Гарвер сцепил пальцы и ухмыльнулся. — Сегодня, часа три назад, со мной из конторы «СИ» связался мастер Ким. Ему позвонила сударыня Белдэниэл. Он сообщил мне, что у ворот замка появился одинит в космическом скафандре — я сразу понял, что это Эдзел, — и потребовал свидания с Фолкейном. Когда ему было в этом отказано, он ворвался внутрь и начал там бесчинствовать.
Я приказал шефу Мендесу отправить туда полицейский отряд особого назначения. Он ответил мне, что в городе вспыхнуло восстание — по крайней мере, на улицах идет драка, и что начали ее ваши люди, ван Рейн, на вашем складе. Только не убеждайте меня, что это случайное совпадение!
— Но так оно и есть, — сказал ван Рейн. — Спросите у моих ребят: это такие паршивцы! Я их накажу.
— А когда они выйдут из тюрьмы, вы их вознаградите солидными премиями.
— Надо же будет их как-то утешить. Сердце-то у меня не камень. Ну ладно, директор. Что дальше?
Теперь уже побагровел Гарвер.
— Затем я потратил целый час на какой-то совершенно нелепый судебный запрет. Тоже ваши штучки? Ничего, разберемся и с этим. После этого я смог направить к замку часть своих людей. Но они прибыли туда слишком поздно. Эдзел уже захватил Фолкейна. Закон уже был нарушен. — Он снова овладел собой, по крайней мере внешне.
— Вам нужны факты других нарушений, — продолжал он. — Пожалуйста. К башне, в которой находился Эдзел, приблизились на своих ботах патрульные «СИ». И тут с неба свалился звездолет. Да, звездолет, хорошо вооруженный, явно поддерживавший связь с этим вашим драконом. Он уничтожил боты, разрушил башню, а потом улетел. Фолкейн исчез вместе с ним. Отсюда я делаю вывод, что на корабле была Чи Лан. А сам звездолет — тот самый, который они обычно используют и который улетел из космопорта Лунограда в неизвестном направлении несколько стандартных дней тому назад. Согласитесь, это очевидно. Но Эдзелу удрать не удалось. Наверно, он радировал вам, чтобы вы его подобрали, и вы это сделали и привезли его обратно в город. Отсюда следует, что вы тоже замешаны в этом деле, ван Рейн. Я знаю, сколько адвокатов у вас на содержании, а потому хочу собрать еще немного улик против вас. Я их добуду, и я вас арестую!
— Интересно, за что? — равнодушно поинтересовался собеседник Гарвера.
— За многое. Полагаю, владельцам «Сириндипити», сударыне Белдэниэл и слугам из замка найдется, что сказать. За шантаж. За нанесение увечий. За вторжение в частное владение, устройство беспорядков, киднэппинг, убийство…
— Эй, жеребчик, не торопись! Эдзел сказал мне, что, пожалуй, задел мельком парочку охранников. Но он буддист и потому смотрел, чтобы никого не убить. Эта башенка, которую он сшиб, когда входил, она ведь стандартная, с дистанционным управлением.
— Про патрульные боты этого не скажешь. Тепловые лучи уничтожили их штук шесть. Да, конечно, пилоты, как и слуги замка, не гуманоиды и не являются жителями города. Но они же живые существа! Их смерть в данной ситуации будет считаться насильственной. Кроме того, вам можно также предъявить обвинение в тайном сговоре и…
— Хватит, — прервал его ван Рейн. — По-моему, ты не Особенно нас любишь. Когда тебя ждать?
— Я прилечу, как только наведу порядок здесь. Через несколько часов. — Гарвер натянуто улыбнулся. — Может, вы мне сейчас признаетесь? У нас будет меньше забот, а вы облегчите себе участь.
— Нет. Мне не в чем признаваться. Это какая-то ужасная ошибка. Ты совершенно не разобрался в ситуации. Эдзел кроток как ребенок — правда, я знал нескольких детишек, с которыми лучше было не связываться. А что до меня, то я старый бедный одинокий толстяк, которому всего-то и нужно накопить немножко деньжонок, чтобы не кончить жизнь под забором.
— Заткнись! — не выдержал Гарвер и потянулся к выключателю.
— Подожди! — воскликнул ван Рейн. — Ну и каша заварилась! Придется мне ее расхлебывать, потому как я добрый христианин, который изо всех сил старается возлюбить ближнего своего, который не даст тебе сесть в лужу и не допустит, чтобы над тобой смеялись, хотя ты того и заслуживаешь. Я поговорю с Эдзелом, свяжусь до твоего прибытия с «Сириндипити». Может, нам тут удастся разобраться с дровами, которые ты наломал.
Гарвер скривился.
— Я вас предупредил, — сказал он. — Если только я узнаю, что вы угрожали, шантажировали, давали взятки…
— Обзываешься, — укоризненно произнес ван Рейн, — оскорбляешь… Ну что ж, я твою похабщину слушать не собираюсь. Счастливо оставаться, дурья твоя башка.
Экран погас. Луна была одним из узловых центров системы межпланетного сообщения. Поэтому тюрьмы в ее городах строились с таким расчетом, чтобы за решетку можно было посадить кого угодно. Эдзел вынужден был признать, что освещение, температура, влажность, давление и сила тяжести в его камере значительно больше подходят ему, чем земные условия, хотя он вполне сносно чувствовал себя и на Земле. Вот только пища подкачала: ему подсунули какое-то вязкое пойло, которое, как говорилось в некой книжонке, было любимым лакомством оденитов. Еще сильнее Эдзел страдал от невозможности вытянуть хвост, не говоря уже о том, чтобы позаниматься.
Кто может его выручить? Представители его народа редко покидали свою планету, поскольку были большей частью простыми охотниками. Так что надежды встретить сородича, который бы ему помог, почти, пожалуй, и нет.
Когда Эдзела привели в тюрьму под конвоем полицейских, всю дорогу почтительно на него поглядывавших, начальник тюрьмы разинул рот.
— Аллах всемогущий! Ну, и куда нам прикажете поместить эту тушу, среднее между кентавром и крокодилом? Все большие камеры уже заняты: черт бы побрал эту конференцию фантастов!
Отсюда понятно, почему Эдзел так ласково обошелся с сержантом, который, несколько часов спустя, сообщил ему по видеофону:
— Тут… э, ваш полномочный представитель. Хочет с вами встретиться. Вы как?
— Конечно. Давно пора! К вам у меня претензий нет, офицер, — поторопился добавить заключенный. — Ваши парни обращались со мной весьма корректно. Если я правильно понял, для вас ваша служба все равно, что для меня — колесо Кармы.
Сержант поторопился отключиться.
На экране появилось лицо ван Рейна. Сначала изображение было слишком ярким, но постепенно все вошло в норму. Эдзел изумился.
— Но… но я ждал адвоката, — выдавил он.
— Некогда, — отмахнулся босс. — Дело такое, что чем тише едешь, тем тебе же хуже. Твоя задача — держать язык за зубами! Ни полсловечка! Я запрещаю тебе даже утверждать, что ты невиновен. Молчи, и все. Пока у них нет права тебя допрашивать. Если им приспичит узнать, что на улице, день или ночь, пусть сами сбегают и посмотрят!
— Но что я буду делать в этой конуре? — взмолился Эдзел.
— Сидеть. Бездельничать. Качать из меня деньги. А я тем временем буду обивать пороги, пока мои бедные старые ноги не сотру до колен. Только представь, — воскликнул ван Рейн патетически, — я уже целый час никак не могу промочить горло! И похоже на то, что останусь без ленча. А сегодня на ленч должны быть лимфбордские устрицы, фаршированные тихоокеанские крабы а-ля…
Эдзел не выдержал. Стены камеры задрожали, когда он пошевелился.
— Но мне здесь не место! — возопил он. — Мои показания…
— Тихо! — гаркнул ван Рейн так, что Эдзел сразу затих. — А ну заткнись! Хватит! — Потом заговорил обычным тоном: — Мне сказали, что этот канал не прослушивается, но черт его знает, — от Гарвера можно ожидать чего угодно. Надо попридержать наши козыри, понимаешь? А в последний момент мы их выбросим — как Гэбриэл. Козыри. Гэбриэл. Понял? Ха!
— Ха, — медленно произнес Эдзел, — ха.
— Чудак, ты же можешь без помех медитировать, закалять, так сказать, свой аскетизм! Я тебе просто завидую. Я бы даже хотел оказаться на твоем месте. Ну ладно, сиди. Я отправляюсь в «Сириндипити». До скорого. — ван Рейн исчез.
Эдзел долго лежал не шевелясь.
Но у меня же были доказательства, думал он, ошеломленный всем случившимся. Те пленки, те анализы, которые я взял у Дэвида в замке… как мне и было приказано… доказательства того, что ему в самом деле промыли мозги. Я передал все материалы Старому Нику, когда он попросил. Это было перед посадкой. Я так думал, что он найдет им лучшее применение. Ведь они оправдывают все мои действия. Люди ведь испытывают панический ужас, даже когда просто слышат о насилии над личностью. А тут у меня в руках были прямые доказательства!
Но он — мой хозяин, которому я доверял, — даже не обмолвился о них!
Когда Чи Лан и выздоровевший Фолкейн возвратятся, от них потребуют свидетельских показаний. Но без физических доказательств, которые добыл он, Эдзел, их словам вполне могут не поверить, пускай даже они будут утверждать то же самое и под воздействием какого-нибудь гипноза.
В общем, ситуация — хуже некуда. Как не верти, а от того факта, что в схватке были убиты несколько разумных существ, никуда не деться. (Откровенно говоря, Эдзел особых угрызений совести не испытывал, хотя в сравнении с каким-нибудь там жителем одного из беспокойных приграничных районов мог считаться чуть ли не невинным младенцем. Это ведь была пусть маленькая, но война, то есть способ разрешения конфликта, который иногда считался приемлемым. Нападение на вооруженных до зубов охранников, защищавших похитителей твоего товарища, выглядело бы тогда сущей ерундой в сравнении с освобождением его из плена. Но вся беда заключалась в том, что по законам Содружества войны между частными лицами или фирмами не допускались.)
Правда, возможность, что власти посмотрят на это нападение сквозь пальцы, пока не исключена, — но только если им предъявят доказательства промывки мозгов. И если Чи Лан с Фолкейном вернутся и расскажут, как все было. А не вернуться они могут очень запросто. Ведь эти неизвестные, для которых старалась «Сириндипити», вполне могут убить их. Почему ван Рейн не позволил мне улететь вместе с ними? Почему, почему, почему?..
Раз уж он остался один, его могли бы и отпустить на поруки. Тогда стало бы ясно, что его нападение на замок, пусть и незаконное, не было беспричинным. Тогда «Сириндипити» рухнула бы — ибо клиенты наверняка перестали бы доверять этой фирме.
А вместо этого ван Рейн скрывает доказательства и отправляется торговаться с похитителями Фолкейна!
В крошечной камере Эдзелу было не по себе. На звездолете места немногим больше, но зато там знаешь, что тебя окружают звезды. А здесь — стены, за ними другие, за другими третьи, и так до бесконечности.
О вы, буйные пираты Зарлаха! О, гулкий топот копыт, свежий ветер, горы в призрачно-голубой дымке! О, костры на вечерней заре! Древние песни, древние танцы, родство душ, что сильнее кровного родства! Дом — это свобода. Корабли, дальние странствия, новые планеты, веселый смех. Свобода — это дом. Неужели ван Рейн продаст меня?
Неужели я позволю ему сделать это?
Пыхтя как древний паровоз, Николас ван Рейн ворвался в помещение, где располагалась дирекция «Сириндипити». Ему уже приходилось иметь дело с этой фирмой. Но тут он не бывал никогда и не слышал, чтобы сюда был разрешен доступ кому-либо еще, кроме владельцев «СИ».
Если не считать размеров помещения, то все здесь было точно так же, как и в консультационных офисах фирмы. То же холодное сочетание тех же дорогих отделочных материалов, тот же яркий свет, исходящий от флуоропанелей. Правда, здесь имелся большой круглый стол, вокруг которого могли усесться несколько человек; на нем громоздились различные переговорные и вычислительные устройства.
Жарковато у них тут, пожалуй, подумал ван Рейн.
Владельцы «СИ» — те из них, кто остался на Луне — выстроились по ту сторону стола. Прямо напротив ван Рейна с безучастным видом стоял Ким Юн Кун. Его мнимое равнодушие, равно как и напускное безразличие Анастасии Герреры и Евы Латимер, не могли обмануть торговца. Тея Белдэниэл, несмотря на темные круги вокруг глаз, заострившиеся черты лица и дрожащие руки, все-таки не очень напоминала женщину, в замок которой всего лишь несколько часов назад ворвался дракон.
ван Рейн остановился. Внимание его привлекли двое притулившихся к стене существ: двуногие, четверорукие, хвостатые, покрытые серым мехом, одетые в одинаковые кольчуги и вооруженные современными бластерами. Желтые глаза, сверкавшие из-под напоминавших рога костяных выростов, придавали их грубым лицам злобное выражение.
— Зачем вы притащили сюда этих головорезов с Горзуна? — поинтересовался он. Полы плаща его распахнулись, когда он широко развел руки, а потом положил их на свои лилового цвета кюлоты в обтяжку. — Оружия у меня при себе нет. Я пришел к вам один, невинный как голубь мира. Разве таких голубей опасаются?
— Полковник Мелкарш командует патрулями, охраняющими наш замок снаружи, — ответил Ким. — Капитану Уругу подчиняется охрана внутри замка и, следовательно, все слуги. Они представляют здесь своих подчиненных, с которыми так жестоко обошлись ваши агенты.
ван Рейн кивнул. Да, так можно хранить тайны: нанимать к себе на службу варваров-негуманоидов. Они будут заниматься только своим делом и больше никуда не лезть. Будут держаться друг друга, не вступая в контакты с чужими и не выбалтывая им никаких секретов, а по окончании контракта отправятся домой и исчезнут, канут в безвестность на своих редко посещаемых планетах. Но, принимая таких существ на службу, приходится учитывать их обычаи. Ситуруши с Горзуна — прекрасные воины, чересчур, быть может, жестокие; офицеры и солдаты их армии связаны обетом верности друг другу.
— Ладно, — сказал торговец, — может, оно и лучше. Ну что ж, значит, присутствуют все, кого это дело касается. — Он сел, достал сигару и откусил ее кончик.
— Вам, кажется, не предлагали курить, — холодно заметила Анастасия Геррера.
— Ну и что? Я же знаю, что вы просто не успели. — ван Рейн закурил, откинулся на спинку кресла, скрестил ноги и выпустил изо рта голубое облако дыма. — Я рад, что вы согласились встретиться со мной в непринужденной, так сказать, обстановке. Я бы, конечно, мог заглянуть к вам домой, если бы вы меня пригласили. Но, по-моему, здесь лучше, а? Там полно полицейских, которые только и делают, что с умным видом болтаются под ногами. А это помещение — единственное, пожалуй, в Лунограде, где мы можем быть уверенными, что нас не подслушивают.
Мелкарш глухо заворчал. Наверно, он немножко понимал английский. Ким сказал:
— Мы согласились принять вас, мастер ван Рейн, но не испытывать свое терпение. Если мы о чем-либо и договоримся, то только на наших условиях. И еще: даже если вы окажете нам полное содействие, мы не можем гарантировать, что действия ваших агентов останутся безнаказанными.
Брови посетителя, словно черные гусеницы, поползли вверх по покатому лбу.
— Я не ослышался? — он приставил руку к уху. — Быть может, несмотря на кучу денег, что я плачу врачам, быть может, я оглох от старости? Надеюсь, вы еще не сошли с ума? Надеюсь, вы понимаете, что я затеял всю эту трепотню вовсе не ради себя, а ради вас? Что я не хочу прихлопнуть вас? Ну да ладно, не будем ходить вокруг да около. — Он достал из внутреннего кармана жилета плотный конверт и бросил его на стол. — Полюбуйтесь. Это, разумеется, копии. Оригиналы я оставил в другом месте; если я через пару часов не вернусь, то они будут отправлены в полицию. А вот биологические анализы. Доказать, что они взяты у Фолкейна, будет весьма просто, поскольку в медкарте на Земле имеется хромосомный набор. Радиоизотопный тест подтвердит, что анализы были взяты всего лишь несколько часов назад.
Партнеры молча принялись разглядывать фотографии, тишина в комнате стала как будто еще напряженнее. Мелкарш зарычал было и сделал шаг вперед, но Уругу остановил его. Взгляды их не обещали гостю ничего хорошего.
— Вы промыли Фолкейну мозги, — сказал ван Рейн. Он погрозил пальцем. — Ой, как нехорошо. Неважно, может, мы в чем-то и виноваты, но уж вас полиция после того, как получит все это, проверит от и до. Неважно, что станется потом с вами лично, но с «Сириндипити» будет покончено. Достаточно лишь подозрения, что вы действовали вовсе не так, как представлялось — и вы лишитесь и денег и клиентов.
Лица владельцев «СИ» оставались непроницаемыми. Но Тея Белдэниэл еще не совсем овладела собой: во взгляде ее промелькнуло страдание.
— Мы не… — выдавила она со всхлипом, потом поправилась: — Да. Но я… мы… не хотели, чтобы он пострадал. У нас просто не было выбора.
Ким жестом заставил ее замолчать.
— У вас как будто есть причина, по которой вы не хотели бы передавать этот материал следствию, — медленно произнес он, подчеркивая каждое слово.
— Ага-ага, — отозвался ван Рейн. — Мой паренек вроде бы пострадал не очень сильно. К тому же, «Сириндипити» сослужила хорошую службу Галактической Лиге. Так что я на вас не очень сержусь и постараюсь помочь, чем смогу. Конечно, только легким испугом вы не отделаетесь. Это невозможно. Однако ведь вы сами впутали в это дело полицию, а отнюдь не я.
— Я не признаю за собой никакой вины, — заявил Ким поспешно. — Наше дело не имеет ничего общего с вашими грязными деньгами. — Глаза его метали молнии.
— Как же, как же. Ваши боссы — они где-то в космосе и совсем не похожи на нас. Именно поэтому мы не можем позволить вам продолжать работу, ибо вы — шпионы, а может, и саботажники. Но я люблю ближнего своего и потому хочу помочь вам избежать пагубных последствий вашей же собственной глупости. Начнем с того, что отзовем собак закона. Как только их большие вонючие зубы оторвутся от нашего куска…
— Вы считаете, их можно еще… отозвать? — прошептала Тея Белдэниэл.
— Пожалуй, да, если вы мне в этом поможете. В конце концов, эти ваши охранники в замке — Эдзел ведь всего лишь сломал пару-тройку костей да наставил синяков. Это все можно уладить, так сказать, полюбовно, безо всякой полицейской шушеры, — ван Рейн с задумчивым видом выпустил изо рта кольцо дыма. — Платите вы. Теперь насчет этих патрульных ботов, которые якобы расплавились. Кто может подтвердить, что их уничтожил звездолет? Если мы…
Мелкарш стряхнул с плеча руку товарища и, потрясая в воздухе всеми четырьмя кулаками, завопил на искаженном почти до неузнаваемости латинском — общем языке Лиги:
— Чтоб тебя сожрал самый мерзкий демон! Почему мои солдаты должны оставаться неотомщенными?
— О, ты сможешь передать их родичам виру, — обнадежил его ван Рейн. — Глядишь, и тебе что-нибудь перепадет. Ты ведь не против, а?
— По-твоему, все на свете продается? — взорвался Мелкарш. — Может, и все, но только не честь! Знай, я сам видел этот звездолет, как он сжег боты; я просто не успел вмешаться. Но я заметил, что это был один из твоих кораблей, и я так и скажу на суде!
— Ну-ну, — улыбнулся ван Рейн. — Тебя же никто не просит лжесвидетельствовать. Ты просто промолчишь; другими словами, не будешь кричать на всю округу, что что-то видел, и спрашивать тебя тоже никто не будет. А если еще учесть, что твои хозяева собираются скоро отправить тебя домой — на первом же корабле, который туда полетит, быть может, это будет один из моих звездолетов — и выплатить тебе всю причитающуюся по контракту сумму плюс премию, то вообще… — Он добродушно кивнул Уругу. — Разумеется, друг мой, то же самое относится и к тебе. Ну разве не шикарные у вас хозяева?
— Если ты надеешься, что я приму твою вшивую взятку, — рявкнул Мелкарш, — то ты просчитался! Чего ради мне соглашаться на это, когда я могу отомстить за своих солдат, сказав только…
— Да ну? — удивился ван Рейн. — Ты уверен, что сможешь меня свалить? Это не так-то просто, я довольно крепко стою на ногах. Ты просто погубишь этим своих хозяев, которым, вспомни, ты клялся верно служить. Кроме того, учти, что тебя и твоих, так сказать, людей, можно привлечь за похищение и другие нехорошие дела. Интересно, как ты поможешь своим или сбережешь честь, сидя в федеральной тюрьме? А? Гораздо лучше будет для тебя, если ты привезешь виру семьям погибших и расскажешь о том, что они пали в бою, как и подобает настоящим воинам.
Мелкарш открыл рот, но не смог найти слов для ответа.
Тея Белдэниэл встала из-за стола, подошла к нему, погладила по шкуре и сказала:
— Он прав, понимаешь, мой добрый старый друг, он прав. Он демон, но он прав.
Горзунец отрывисто кивнул и отступил к стене.
— Отлично, просто здорово! — сказал ван Рейн. Он потер руки. — Я так рад, что нашел здесь здравый смысл и сговорчивость. У меня есть кое-какие планы, как нам быть дальше. — Он огляделся. — Только вот мне страшно хочется пить. Может, пошлете за парой бутылочек пивка?
Прилетев в Луноград, Эдвард Гарвер сразу направился в полицейское управление.
— Приведите арестованного одинита в камеру для допросов, — распорядился он. Потом кивнул на трех сопровождающих его сурового вида мужчин. — Мои помощники; мы хотим допросить его сами. Станет у нас крутиться, как рыба на сковородке, — в рамках закона, конечно. В конце концов, закон что дышло, а арестованный слишком, понимаете ли, велик, чтоб уместиться в обычные рамки.
Эдзел никак не мог понять, что происходит. Воздух был сильно разреженным, насыщенным влагой и таким холодным, что чешуйки его стали покрываться изморозью; сила тяжести вдвое превышала ту, что была на его родной планете. Он почти ослеп от усилившейся яркости далекого красного карликового солнца и не мог разглядеть Гарвера с помощниками за витриловой панелью, где сохранялись земные условия. Время шло, но никто, похоже, не собирался кормить его или поить. Лишь вопросы — непрерывно, один за другим и таким визгливым голосом, что скоро уши Эдзела, привыкшие к более низким частотам, заболели.
На вопросы он не реагировал.
— Отвечать! — завопил Гарвер примерно через полчаса. — Ты что, хочешь, помимо всего прочего, обвинения в неуважении к следствию?
— Откровенно говоря, да, — изумил их ответ Эдзела. — Поскольку я всего лишь пользуюсь своим правом на молчание, то подобное обвинение просто-напросто подтвердит всю абсурдность вашей возни.
Гарвер нажал на кнопку. Эдзел дернулся,
— Что-нибудь не так? — спросил у него один из полицейских, которому была выделена роль этакого добрячка.
— Через пол бьет током.
— Что ты говоришь! Наверно, дефект проводки. А может, тебе померещилось? По-моему, ты здорово устал. Давай признавайся, и все пойдем, передохнем.
— Вы глубоко ошибаетесь, — отозвался Эдзел. — Мой хозяин тоже не сахар, но по сравнению с вами он просто лапочка. Я отказываюсь сотрудничать с вами на любых условиях. По счастью, космические скитания закалили мой организм. Поэтому, с вашего разрешения, я буду рассматривать эту ситуацию как возможность возвыситься над неудобствами, претерпеваемыми физическим телом. — Он принял позу лотоса; это, надо сказать, было зрелище. — Прошу прощения, что медитирую в вашем присутствии.
— Где ты был в ту вечернюю вахту, когда…
— Ом мани падме хум.
Полисмен отключил переговорное устройство.
— По-моему, овчинка выделки не стоит, шеф, — сказал он.
— Но он же живое существо! — возразил Гарвер. — Здоровый как бык, правда, но ведь не камень. Будем продолжать, посменно, пока не добьемся желаемого.
Тут раздался звуковой сигнал, и на экране видеофона появилось лицо начальника полиции Лунограда Мендеса.
— Прошу прощения, что отвлекаю вас, сэр, — извинился он, — но нам тут позвонили из «СИ». — Мендес вздохнул. — Они… они отказываются от своей жалобы.
— Что? — Гарвер так и подскочил. — Нет! Этого не может быть! Я же сам!.. — Он смолк. Лицо его посерело. — Давайте, — холодно приказал он.
С экрана на него уставился Ким Юн Кун. Гарверу показалось, что он чуть менее сдержан, чем обычно. За его спиной маячил ван Рейн, Гарвер подавил инстинктивное желание швырнуть в экран чем-нибудь тяжелым.
— Ну? — спросил он. — Что это еще за выкрутасы?
— Я и мои коллеги имели разговор с этим вот джентльменом, — сказал Ким. Он говорил так, словно каждое слово в отдельности было грязным ругательством; он их как будто выплевывал. — Мы выяснили, что имело место досадное непонимание нами друг друга. Это следует немедленно исправить.
— Что, и воскресить из мертвых? — фыркнул Гарвер. — Пускай он предлагает вам какие угодно взятки, но у меня есть доказательства, что совершено преступление. Предупреждаю вас, сэр: если вы что-либо утаите от следствия, это может обернуться для вас неприятностями в будущем.
— Но преступления не было, — возразил Ким. — Все произошло по чистой случайности.
Гарвер поглядел на ван Рейна: торговец попыхивал сигарой и улыбался.
— Позвольте мне начать с начала, — сказал Ким. — Мы с партнерами хотим, если можно так выразиться, удалиться от дел. Поскольку «Сириндипити» фирма в своем роде уникальная, купить ее захотят многие и за большие деньги. Переговоры по этому поводу — дело весьма тонкое, особенно если вы примете во внимание тот факт, что преуспеяние нашей компании зависело от полного к ней доверия со стороны клиентов. Стоило возникнуть лишь малейшему подозрению в нечестной игре, и славное имя нашей фирмы было бы запятнано навсегда. Все знают, что мы чужаки, что мы сторонимся общества и потому не всегда можем правильно определять последствия тех или иных своих шагов. Мастер ван Рейн благородно, — Ким еле выговорил это слово, — предложил нам свою помощь. Но наш договор следовало держать в тайне, чтобы конкуренты мастера ван Рейна не решили, будто «Сириндипити» перешла в его собственность.
— Вы… вы, — взвизгнул Гарвер, как будто продолжая изводить Эдзела, — продаетесь? Кому?
— Вот с этим у нас возникли трудности, директор, — сказал Ким. — Фирма должна быть продана не просто тому, кто в состоянии заплатить, но тому, кто сможет вести дело дальше, не вызывая к себе подозрений со стороны клиентов. Быть может, это будет консорциум негуманоидов. Во всяком случае, мастер ван Рейн уполномочен нами действовать как посредник.
— Конечно, за приличные комиссионные? — простонал Гарвер.
— За бешеные, — в тон ему отозвался Ким. Потом продолжил: — Капитан Фолкейн прибыл в качестве его представителя, чтобы обсудить с нами некоторые детали. Для сохранения всего дела в тайне было решено сбить с толку всех, даже товарищей капитана по экипажу. Именно так и возникли слухи о его помолвке с сударыней Белдэниэл. Теперь я понимаю, что эта мысль была никудышней. Упомянутые товарищи капитана, возбужденные этими слухами, решились на крайние меры. Как вы знаете, Эдзел проник в замок силой. Но серьезного ущерба он зданию не причинил; а когда капитан Фолкейн объяснил ему ситуацию, он тут же принес нам свои извинения, которые мы с радостью приняли. Вопрос об ущербе мы договорились решить между собой. Так как капитан Фолкейн выполнил свою миссию, то вместе с Чи Лан он отправился на поиски покупателя для нашей фирмы. В его отлете нет ничего незаконного, поскольку ни один закон не был нарушен. А мастер ван Рейн был так добр, что любезно согласился взять Эдзела на борт своего личного корабля.
— Закон не нарушен? А как насчет законов об убийстве? — воскликнул Гарвер. Он сделал такое движение пальцами, как будто хотел кого-то задушить. — Я засажу их… вы… за это… вы же сами…
— Понимаете, директор, — сказал Ким, — я согласен, что ситуация неприятная; искушение подать иск было слишком велико, чтобы мы могли сразу его подавить. Под «мы» я имею в виду тех из нас, кто тогда отсутствовал. Но потом, когда мы выслушали сударыню Белдэниэл и проверили планы замка, наша позиция изменилась.
Вы знаете, что замок охраняется как людьми, так и автоматическими системами. Вторжение Эдзела так возбудило роботов в одной из башенок, что они уничтожили патрульные боты. Чи Лан, которая управляла звездолетом, раздвинула стены башни в доблестной попытке спасти наших слуг, но опоздала. В общем, все это — трагическая случайность. Если кого-то здесь и можно обвинить, то этот кто-то — подрядчик, установивший недоброкачественных роботов. К сожалению, этот подрядчик негуманоид и живет так далеко, что не подпадает под юрисдикцию Содружества.
Гарвер выпрямился.
— Так что, пожалуйста, немедленно освободите Эдзела, — закончил Ким. — Мастер ван Рейн сказал, что, быть может, он не станет поднимать большого шума по поводу несправедливого ареста, если только вы лично извинитесь перед ним в присутствии корреспондента Общественной службы информации.
— Вы заключили соглашение с ван Рейном? — прошептал Гарвер.
— Да, — сказал Ким с видом рыбы, насаженной на вилку.
Гарвер собрал остатки своего мужества.
— Ну что ж, — произнес он, еле двигая губами, — пусть будет так.
Из-за плеча Кима выглянул ван Рейн.
— Хорек! — сказал он и отключился.
Космическая яхта взяла курс на Землю. В каждом иллюминаторе сверкали звезды. ван Рейн расположился в кресле, держа в руке кружку с пивом.
— Клянусь небом, — начал он, — стоит отпраздновать твое освобождение, пока есть возможность. На Земле нам с тобой придется носиться высунув язык.
Эдзел отпил из такой же кружки, в которой, правда, было чистое виски. Все-таки неплохо быть большим. Но радовался он не от всей души.
— Вы позволите этим типам из «Сириндипити» так легко отделаться? — спросил он. — Они же злые.
— Возможно. Но они не осмелились бросить нам вызов, а это в корне меняет дело, — отозвался ван Рейн. — Посмотрим. Ты зря думаешь, что они лыко отделаются. Они еще попляшут, и это так же точно, как то, что пиво, которое пью я, не то же самое, что виски, которое лакаешь ты. Смотри: они потеряли клиентов, потеряли свой шпионский центр, для которого, собственно, все и задумывалось. Поскольку я занимаюсь продажей, то мне от их потерь кое-что перепадет.
— Но у вас, я вижу, есть и другая цель, кроме денег! — воскликнул Эдзел.
— Ага-ага, точно. Понимаешь, я не знал, что случится после того, как ты освободишь нашего приятеля Дэви. Приходилось играть втемную, «Сириндипити», как тебе известно, попыталась натравить на нас закон. В этом были свои опасности и свои прелести. Мне пришлось работать на четыре фронта. — ван Рейн принялся загибать пальцы. — Первое: мне надо было вызволять тебя и других. Это, прежде всего, месть могла и подождать. Второе: надо было сделать так, чтобы правительство осталось в стороне — по крайней мере пока. Потом, быть может, мы его и позовем. Дело заключается в следующем. А: правительство — это штука слишком громоздкая и неуклюжая для решения задачек со столь многими неизвестными, как наша. Б: если члены Содружества узнают, что у них неизвестно где есть могущественный враг, они запаникуют, а это очень плохо и для политики и для бизнеса. В: чем дольше мы стараемся одни, тем больше у нас шансов ухватить кусок пожирней от пирога, который плавает в космосе.
ван Рейн сделал паузу, чтобы перевести дух. Эдзел поглядел на звезды, такие прекрасные, но все же не прекраснее жизни. А что жизнь в сравнении даже с самым малым из тех временных промежутков, которыми исчисляется существование этих солнц?
— А другие ваши цели? Каковы они? — спросил он глухо.
— Третье. Разве не ясно, что «Сириндипити» сама по себе — мысль очень неплохая? Уничтожать ее не стоило, нужно было только передать эту фирму в честные руки. Руки, щупальца, плавники, лапы — все, что хочешь. Эр-го: всякий шум вокруг «СИ» нам нежелателен. Вот почему, кстати, я отправился, к ним в контору. Я вовсе не хотел окончательно прикрыть эту лавочку. И четвертое. — Голос его сделался непривычно серьезным. — Кто такие эти иксы? Что им нужно? Почему они прячутся? Быть может, нам удастся сторговаться с ними. Ни одно здравомыслящее существо не стремится к войне. Нам надо больше узнать о них, только тогда мы сможем решить, как быть. А «Сириндипити» — единственная наша путеводная ниточка.
Эдзел кивнул.
— Понимаю. Вам что-нибудь удалось узнать?
— Нет. Ничегошеньки. Они как воды в рот набрали. Мне показалось, они скорее умерли бы, чем сказали бы хоть слово. Я предложил им возвращаться домой и переговорить со своими хозяевами. Если дело и не выгорит, они хоть убедят своих компаньонов, тех, что улетели раньше, что на Луне им ничего не грозит. Ну вот, они улетят, а за ними последует мой звездолет, причем он всю дорогу будет держаться в пределах обнаружения. Может, они завлекут его в ловушку, а может, и нет. Я им сказал, что это бессмысленно: ведь ни мы, ни они не уверены, что сможем перехитрить один другого. И потом, даже заклятые враги могут найти какой-никакой, а общий язык. Ну, представьте себе, что ты собрался кого-то убить: почему бы скачала не потолковать с намеченной, так сказать, жертвой? В худшем случае, ты лишь потеряешь пару минут, в лучшем — поймешь, что тебе нет причины его убивать.
ван Рейн осушил кружку.
— Ааххх! Вот, — продолжил он, — мы заключили с ними сделку. Они улетаю, и их никто не будет преследовать, что подтвердят их же собственные детекторы. Но один из них останется здесь и займется передачей владения. Это будет Тея Белдэниэл. Она не особенно возражала. Мне кажется, она почеловечней своих приятелей. Потом же она поведет один из наших кораблей к оговоренному месту встречи, я предложил им где-нибудь на нейтральной территории. Быть может, их хозяева согласятся на встречу. Мне, по крайней мере, хочется их повидать, особенно после этой затеи с «Сириндипити». Представляешь, сколько они о нас узнали! Ну?
Эдзел вскинул голову.
— Прошу прощения? — воскликнул он. — Вы хотите сказать, что лично вы и… и я…
— А кто же еще? — сказал ван Рейн. — Потому-то в основном я тебя и оставил. Мне нужно, чтобы рядом был кто-нибудь, кому я могу доверять. Путешествие будет не из приятных, могу тебя заверить. Знаешь, как говорили в древней Норвегии? Брата лишиться — с жизнью проститься. — Он стукнул кулаком по столу и рявкнул:
— Юнга! Где, черт возьми, пиво?!
За десять с лишним лет, которые минули с тех пор, как лемминкяйненниты обнаружили планету-бродягу, она успела уйти далеко. Разглядывая в носовой экран Бету Креста, Фолкейн присвистнул.
— Приблизиться-то мы хоть сможем? — спросил он.
Сидя в пилотском кресле в окружении разноцветных огоньков контрольных приборов, он смотрел на звезду — вернее, на ее увеличенное изображение. Бета Креста сверкала так ослепительно, что, несмотря на светофильтры и на расстояние в несколько астрономических единиц, глазам было больно. Весь экран занимал лазоревый шар, покрытый разводами, как шкура леопарда. Окруженный золотисто-алым блистающим ореолом, намного превышавшим в диаметре размеры самого шара. Звезда как будто освещала космос; во всяком случае, вечной ночи пространства пришлось отступить довольно далеко.
Фолкейн вцепился в ручки кресла; сердце его отчаянно колотилось. Ища спасение от холодящего грудь первобытного ужаса, он поглядел на безделушки, которыми они, члены экипажа, украсили пилотский отсек «Бедолаги». Вон висит некая хитроумная конструкция, изготовление которых на родной планете Чи Лан считается искусством; вон девичья фотография, которую он сам повесил на стену; вон, на полке, карликовое деревце, за которым ухаживал Эдзел… Эдзел, дружище, нам так сейчас нужна твоя сила! Услышать бы просто твой голос, и на душе сразу стало бы легче. Ну как назло: до тебя сейчас две сотни световых лет!
Кончай ныть, сказал себе Фолкейн. Нервишки шалят, приятель. Одно дело, когда Чи полдороги выхаживала тебя, и совсем другое теперь; хотя, по правде сказать, до конца я еще не очухался. Но работа есть работа. Ты ведь видел звезды покрупнее и поярче этой.
Фолкейн слукавил: ему довелось наблюдать всего, дай бог, одну-две подобных звезды. Эти голубые монстры отнюдь не рассыпаны в космосе на каждом шагу. И потом, даже самый маленький из них — зрелище весьма впечатляющее. Эти пятна в фотосфере, которые суть не что иное, как вихри, причем такие, что каждый из них способен поглотить планету размерами с Юпитер!
Это причудливое переплетение составляющих протуберанцы волокон — протуберанцы, масса которых куда больше массы Земли, ионизированные, испаряющиеся, превращающиеся в раскаленную плазму, вгрызающиеся в пространство на миллионы километров, бесследно пропадающие и возвращающиеся обратно, порождающие гигантские магнитные поля! Эта флуоресцирующая, видимая за миллионы парсеков корона, газ которой постоянно бомбардирует частицы, оголенные атомы, жесткие и мягкие кванты излучения звезды, сияние которой есть непрерывная буря, в восемьсот пятьдесят раз яростнее солнечной, буря столь мощная, что закончится всего лишь через какой-нибудь миллион лет в пламени сверхновой! Фолкейн еще раз бросил взгляд на экран и содрогнулся. Вдруг он понял, что бортовой компьютер что-то сказал.
— Прошу прощения? — переспросил он.
— В моей программе нет реакции обиды, поэтому извинения совершенно излишни, — внятно произнес невыразительный голос. — Однако мне поставлена задача обращаться с вами настолько осторожно, насколько позволяет моя организация, до тех пор, пока ваша нервная система не придет в порядок. Поэтому снисходительность к вашему поведению рекомендуется рассматривать как часть программы.
Фолкейн хмыкнул, потом расхохотался.
— Благодарю, Тупица, — сказал он. — Пожалуй, это мне не помешает. — Потом добавил торопливо: — Только не говори, что ты определил необходимость и вычислил реакцию, переходи прямо к делу.
— Вы спросили, сможем ли мы приблизиться. Ответ зависит от того, что имелось в виду под «приблизиться». Анализ контекста показал, что вы хотели узнать следующее: достигнем ли мы указанной планеты, не подвергая корабль опасности? Ответ утвердительный.
Фолкейн повернулся к Чи Лан, развалившейся справа от него в своем кресле, похожем скорее на гамак.
— Я отчетливо помню, что приказал Тупице забыть эти идиотские утвердительные и отрицательные ответы, поскольку даже Черчилль довольствовался простыми «да» и «нет», — вздохнул он. — Зачем вы отменили мой приказ?
— Это не я, — отозвалась цинтианка. — Мне все равно. Плевать я хотела на все эти нюансы, тем более на английские! — Она фыркнула. — Нет, кого уж винить, так Эдзела.
— Почему его?
— Ты должен помнить, что мы получили этот корабль совсем новым. Поэтому у компьютера словарь был, так сказать, специализированный, инженеристый, если хочешь. Правда, работая с нами, он кое-чего поднабрался. Но ты должен помнить я то, что на Луне мы заказали полную проверку всех систем корабля. Ну вот, ты, задрав хвост, умчался да своей Вероникой, а мы с Эдзелом остались заниматься делами. Естественно, этот доброглот решил, что инженеры оскорбятся, когда увидят, как мало мы пользовались их диалектом. Поэтому он приказал Тупице…
— Ладно, — прервал ее Фолкейн и приказал компьютеру: — Вернись к предыдущей структуре изложения и сообщи нам свои соображения.
— Проведенные исследования как будто подтверждают сведения о планете, которые были вам сообщены, — сказал компьютер. Фолкейн кивнул. Хотя он окончательно пришел в себя всего лишь несколько дней назад, Чи Лан удалось выудить у него достаточно подробную информацию еще на первом этапе полета. — Однако уровень помех еще достаточно высок, чтобы можно было утверждать наверняка. Тем не менее, я вычислил орбиту с удовлетворительной точностью. Это в самом деле гипербола с малым смещением. В данный момент планета находится близко к периастрию, радиус-вектор имеет длину приблизительно в 1,75 астрономической единицы.
Максимальное сближение со звездой, примерно на 0,93 астрономический единицы, произойдет в течение ближайших 27 с половиной дней, после чего планета снова уйдет в открытый космос, следуя своей гиперболической орбите. Наличия каких-либо других тел соответствующего размера не подтверждаю. То есть динамика ситуации проста, орбита почти симметрична.
Чи вставила сигарету в длиннющий мундштук из слоновой кости и прикурила. Уши ее чуть подрагивали, усы топорщились.
— Как вовремя! — буркнула она. — Нет, чтобы прилететь, когда планета была более-менее далеко от этого огненного шара. Ну что вы, как можно! Это было бы слишком легко! Тогда богам пришлось бы поискать кого-нибудь другого, чтобы вывалить на него все эти небесные отбросы! Представляешь» нам придется лезть в самое пекло радиации!
— Вообще-то, — отозвался Фолкейн, — если бы планета не подошла так близко к звезде, что ее криосфера смогла отразить достаточное количество света, вряд ли ее обнаружили бы. Не забудь еще про эти вечные отставания галактической связи. Нам просто повезло, что я услышал обо всем этом.
— Мог бы услышать и пораньше, в конце концов!
— Остается необходимость, — вмешался Тупица, — проведения нескольких незначительных по масштабам анализов, которые подтвердили бы возможность создания на поверхности планеты промышленной базы. Точно не измерены величина и состав замороженных материалов. Не произведены с надлежащей аккуратностью вычисления их поведения при размерзании. Задача оказалась весьма сложной, и в ней слишком много неизвестных параметров. Например, когда начнет формироваться газовая атмосфера, все другие летучие субстанции начнут конденсироваться на больших высотах, образуя облака, которые скоро исчезнут, но которые за время своего существования поглотят столько радиации, что поверхность планеты практически останется холодной.
— Засохни! — бросила Чи Лан.
— Моей программой это не предусмотрено, и у меня нет нужды для этого…
— Тогда заткнись! — Си повернулась к человеку. — Я понимаю, Дэйв, куда ты клонишь, и понимаю, что хочет сказать Тупица. Естественно, планета ускоряет свое движение. Я тут сама несколько вахт назад попыталась вычислить ее орбиту, пока ты дрых. Знаешь, что получилось? Что радиус-вектор изменился с трех до одной астрономической единицы за какие-нибудь десять стандартных недель. Представляешь? За такое время иррадиация возросла в девять раз! Однако я остаюсь при своем мнении: нам лучше было прилететь попозже, когда эта штука уйдет от звезды и поостынет.
— Хотя в данный момент я не готов к деятельному метеорологическому анализу, — заявил Тупица, — но по моим расчетам максимальная нестабильность атмосферы возможна после прохождения планеты через периастрий. Пока что большая часть излучаемой звездой энергии идет на растопление льда, на испарение масс влаги и все такое прочее. Но ведь когда этот процесс завершится, излучение звезды останется на том же уровне. Например, на расстоянии тридцать астрономических единиц уровень радиации на этой планете будет примерно равен земному и останется практически таковым в течение нескольких лет. Поэтому можно ожидать высоких температур и штормов такой силы, что ни один звездолет не осмелится совершить посадку. Однако мы при соблюдении надлежащей осторожности можем произвести анализы почвы.
Фолкейн усмехнулся. Он чувствовал себя сейчас значительно лучше. Пространству придется узнать, что мы не лыком шиты, подумал он и сказал:
— Будем надеяться, что нам повезет.
— Меня бы это вовсе не удивило, — брюзгливо отозвалась Чи. — Ну, Тупица, на когда у нас назначено рандеву?
— Если даже случится солнечная буря, то силовые экраны все равно справятся с корпускулярным излучением, — сказал компьютер. — Главная проблема — это излучение электромагнитное. Имеющиеся в наличии защитные материалы не смогут защитить нас от получения нежелательной дозы рентгеновских лучей во время проведения исследований. А волны длиннее обычного приведут к перегрузке нашего термостатического оборудования. Поэтому я предлагаю полет на гипердвигателях.
Фолкейн вынул из кармана серого комбинезона трубку.
— На таком расстоянии это самый дешевый способ самоубийства, — предостерег он. Случиться могло все что угодно: неудачный вход в поле тяготения звезды разорвет корабль на кусочки; соприкосновение с твердым телом или с облаком сравнительно плотного газа приведет к ядерному взрыву.
— Подобная возможность предусмотрена конструкцией корабля и моей собственной, — возразил Тупица. — Помимо того, что сам перелет займет меньше времени, мы избежим сколько-нибудь серьезных столкновений с находящимися в пространстве фотонами и материальными частицами.
— Неплохо, — согласилась Чи. — Меня как-то не особо согревает мысль, что эти паршивчики окажутся в моих внутренностях. Но что мы будем делать, когда достигнем планеты? Можно, конечно, сесть на теневой стороне, и тогда сама планета будет защищать нас от звезды. Но что мы при этом увидим на поверхности?
— Можно использовать существующие инструменты. Лучше всего с ними, разумеется, справился бы Эдзел, поскольку он планетолог. Но я не сомневаюсь, что с моей помощью и от вас двоих будет толк. Возможно, нам удастся впоследствии сделать, пару вылазок на дневную сторону.
— Лады, — заключил Фолкейн. — Перекусим, поспим — и в путь-дорожку.
— Ты двадцать раз потом успеешь набить желудок, — сказала Чи. — Стартуем прямо сейчас.
— Чего? Зачем это?
— Ты что забыл, что у нас есть конкуренты? Та парочка, которая отправилась к своим хозяевам? Я не знаю, как быстро они туда доберутся и как скоро будет организована экспедиция, но мне кажется, они вряд ли станут выжидать или церемониться, если обнаружат нас. — Чи взмахнула хвостом и повела плечами. — Откуда мы знаем, справимся ли мы с ними в схватке? Я бы с удовольствием оставила бы это дело боевым крейсерам Лиги. Так что давай определимся, и вперед.
— Хм… Похоже, ты права. Слышал, Тупица? На всякий случай активируй все датчики ближнего действия. Черт его знает, на что мы можем натолкнуться. — Фолкейн набил трубку. — У меня нет особой уверенности, что ван Рейн доверит это дело боевым звездолетам, — сказал он, обращаясь к Чи Лан. — Ему же тогда придется поделиться прибылью, а он хочет забрать себе эту планету целиком.
— Будь спокоен, он выкачает из нее все, что можно, — ответила цинтианка. — Но тут деньги отошли для него на второй план. Он испугался. Он думает, что Содружество — если не вся наша Техническая цивилизация — находится в состоянии войны и даже не подозревает об этом. И если для наших врагов эта бродячая планета так важна, что они пожертвовали наблюдательным центром, которым пользовались пятнадцать лет, значит, значит она не менее важна и для нас. Так что он позовет и Лигу и другие правительства с их флотами, если решит, что это нужно. Я разговаривала с ним после того, как мы выудили тебя из замка.
Фолкейн не отреагировал на подколку, лишь крепко стиснул зубы. Я должен был понять, в чем дело, когда узнал, как они обошлись со мной, подумал он.
Именно узнал — ибо он, как ни старался, не мог вспомнить всех подробностей своего пребывания в замке. Самому ему все это казалось каким-то бредовым сном. Время клубилось так дым, оживляя ту или иную ситуацию; он «был пленником в другой вселенной, и вообще это был не он, и не с ним все это происходило.
Он желал Тею Белдэниэл, так никакую другую женщину раньше; он почитал Древнюю Расу, как никаких других богов; он по желанию мог опустошить свой мозг, превратить его в логическую машинку, а потом вернуть в прежнее состояние. И в то же время у него было такое чувство, что все это случилось вовсе не с ним, а с кем-то другим. Его использовали, к нему проникли в мозг… Как отомстить за это внутреннее надругательство?
Фолкейн заставил себя отвлечься от этих мыслей.
— Если Старого Ника на самом деле собираются лишить его куска, — задумчиво произнес он, — то я им не завидую. Боюсь, они оглохнут: старикан завопит так, что на Магеллановом облаке слышно будет! Ладно, попробуем, может, нам удастся спасти его бекон с яичницей, французские тосты, кофе… Что у него еще было на столе, когда я последний раз завтракал с ним? Ах да, кокосовый торт. Как у тебя там, Тупица?
— Звездолет для полета на гипердвигателях готов, — доложил компьютер.
Гудение двигателей усилилось. Изображение на экране помутнело — система приноравливалась к биллионам квантовых микропрыжков в секунду. Потом на кормовом экране возникло усеянное звездами небо. А на носовом — появился быстро увеличивающийся в размерах диск Беты Южного Креста; он все рос и рос, и показалось даже, что пламя звезды вот-вот проникнет в корабль. Фолкейн сжался в пилотском кресле, Чи Лан выпустила когти.
Потом это впечатление исчезло. Корабль вышел из гиперпространства. Осталось только развить достаточную кинетическую скорость, причем сделать это нужно было быстро, чтобы усилившееся излучение звезды не успело пробиться через защитные экраны. Компьютер так искусно справился с этой задачей, что живые существа внутри корабля даже не почувствовали изменения гравитации. Все было сделано за несколько минут. Звездолет очутился на расстоянии двух радиусов от поверхности планеты-бродяги, двигаясь так, чтобы гравитационная и центробежная силы постоянно находились в равновесии. Экипаж прильнул к экранам.
На большом обзорном экране виден был огромный черный шар, опороченный белизной там, где в атмосфере преломлялись лучи звезды. За атмосферой искрилась корона звезды; мелькали сполохи зодиакального света. Ночь планеты была не совсем непроглядной. Над полюсами разноцветными знаменами вытянулись зори; атомы и ионы расщепленных лучами звезды молекул светились голубоватым светом, соединяясь в самые странные комбинации; молнии, пронзавшие плотную завесу облаков внизу, напоминали болотные огоньки; то здесь, то там взгляду открывались алые жерла вулканов. На экранах ближнего вида планета представлялась как будто рассеченной на куски. На одном экране виднелся новорожденный океан, на другом маячила только что поднявшаяся горная цепь. Фолкейну показалось, что он слышит вой ветра, рев дождя и раскаты грома, что он ощущает, как ходит ходуном там, внизу, земля и в пылающее небо взлетают, увлекаемые вихрями, громадные валуны. Прошло много времени, прежде чем он смог оторваться от экрана.
Но нужно было работать; от вахты к вахте у Фолкейна оставалось все меньше и меньше благоговейного восторга по мере того, как он все больше и больше узнавал о планете. А вместе с восторгом исчезала и слабость, от которой он после заключения в замке никак не мог избавиться. Жажда крови осталась, но он загнал глубоко в подсознание, чтобы она не мешала работе. То, что он наблюдал, было, пожалуй, уникальнейшим событием в галактике — быть может, даже во всей Вселенной — и полностью захватило его. Как правильно определили лемминкяйненниты, планета была очень древней. Она давно уже лишилась большей части своего естественного излучения, и холод пробрал ее до самого ядра. Однако, судя по магнетизму, какая-то часть коры осталась в расплавленном состоянии. Этот громадный объем тепла, скрытый под мантией, под корой, под замерзшими океанами, под одеялом застывшей атмосферы шириной в среднем где-то метров десять-двадцать, рассеивался очень медленно. Правда температура на поверхности в течение веков едва-едва превышала абсолютный нуль.
Теперь криосфера начала растворяться. Ледники превратились в бурные реки, которые вскоре закипели и стали штормовыми ветрами. Озера и моря, тая, перераспределяли огромные массы. Давление внутри планеты изменилось, изостатическое равновесие нарушилось; перемещение слоев, изменение аллотропической структуры высвободило катастрофическую, плавящую скалы энергию. Планетотрясения корежили сушу и заставляли бурлить воды. Тысячами пробуждались вулканы. Из-под оставшейся еще ледяной корки взлетали в небо гейзеры. Метели, дождь, град — все это одновременно обрушивалось на планету изо дня в день, гонимые ветрами такой силы, в сравнении с которыми ураган казался просто легким бризом. Зависнув в космосе, Фолкейн и Чи Лан наблюдали и исчисляли Рагнарок, великую битву конца света.
Но все равно — все равно — что это была за добыча! Что за неистощимый клад!
— Раз на друзей не обижаются, — заметила Чи Лан, — то я вот что тебе хочу сказать: по-моему, ты чокнулся. На что тебе сдался этот кусок ада?
— Это тебе объяснит даже такой дурень, как я, — сказал Фолкейн. — Здесь будет промышленная база по переработке элементов.
— А поближе к дому это делать нельзя?
— Только в крайне ограниченных — с учетом потенциального рынка — масштабах. — Фолкейн налил себе виски и откинулся на спинку кресла, переваривая обед. Он чувствовал, что заслужил несколько часов отдыха. Завтра им предстояло высадиться на планету, ибо исследования с орбиты они завершили; и кто знает, как там повернутся дела.
— Как насчет картишек?
Цинтианка, сидевшая на столе, покачала головой.
— Нет уж, спасибо. Я еще не отошла от прошлого раза, когда мы играли вчетвером, и Тупица загреб себе кучу денег, объявив большой блеф. А без Эдзела нам с ним вообще не справиться. Он сдерет с нас последнюю шкуру. — Она погладила свой пушистый мех. — Займись делом, ты. Я ксенолог. Меня никогда не интересовали ваши паршивые фабрики. Я хочу, чтобы мне толком объяснили, ради чего я должна рисковать своим хвостом.
Фолкейн вздохнул и отпил из своего стакана. Он мог бы побиться об заклад на что угодно, что Чи не хуже его понимает, в чем тут дело. Но для нее, выросшей в другой среде, воспитанной на иной культуре, этого недостаточно. Интересно, что он такого упустил, и что заметила она.
— Во всех подробностях я тебе объяснить не смогу, — сказал он, — да это и не нужно. Здесь вполне хватит общего представления о ситуации. Понимаешь, нет такого элемента в периодической таблице, нет такого изотопа, который не нашел бы себе применения в современном производстве. А когда твои заводы расположены на сотнях планет, тебе уже наплевать, что материал, скажем, следует расходовать аккуратно, ибо его не так уж много. Общая потребность в этом возрастает как минимум до нескольких десятков тонн в год — а максимум — до мегатонн!
В природе эти элементы в достаточном количестве не существуют. Даже на планетах, расположенных вблизи звезд, где, вроде бы, налицо все необходимые условия, процесс превращения сопровождается малым выходом ядер. Возьми для примера рений или скандий — эти металлы входят во многие сплавы и полупроводники. Ты не слышала об открытии месторождения на Мауи? Это было лет двадцать назад. Одно из самых известных. Шуму было! И что в результате? За три года выбрали все, что можно, и разбежались. А цена на металл подскочила снова.
Потом есть еще нестабильные тяжелые элементы и короткоживущие изотопы легких. Они тоже настолько редки, что можно обшарить полвселенной и ни шиша не найти. А если нашел, так нужно ведь еще добыть их, а потом доставить домой… короче говоря, цена все растет.
Фолкейн снова приложился к стакану. Он так давно не пил ничего крепкого, что от этого виски и коктейля перед обедом да еще и вина за столом у него развязался язык.
— Но опять же, цены так высоки не только из-за редкости того или иного элемента, — продолжил он. — Некоторые проекты мы вынуждены отвергать потому, что у нас нет достаточного количества материалов для их осуществления. Например, мы гораздо успешнее могли бы исследовать пространство — со всеми вытекающими отсюда последствиями — если бы нам удалось получить соответствующее количество гафния для создания соответствующих полиэргических блоков; из этих блоков потом мы бы сделали соответствующие компьютеры, которые могли бы пилотировать гораздо больше звездолетов, чем мы имеем сейчас. Еще примеры нужны?
— Н-нет. Мне уже и самой кое-что пришло в голову, — сказала Чи. — Но ведь любой элемент можно изготовить по заказу. Так и делают. Я сама, своими собственными паршивыми глазами видела эти паршивые заводишки!
— Чем это ты занималась ночью, что у тебя глаза запаршивели? — поддел ее Фолкейн. — Да, ты права. Но изготовляются-то они в таких незначительных количествах, что еле-еле удовлетворяют спрос. А если построить большой завод, его радиоактивные отходы быстренько стерилизуют ту планету, на которой он находится. Не говоря уже о расходе энергии. Представь себе, какое количество тепла излучается при экзотермической реакции. Но ведь то же самое происходит и при эндотермической… правда, не напрямую, а через источник питания, с помощью которого возникает реакция. Не забудь, это все ядерные процессы. Е равно эм-це квадрат. Один грамм разницы между сырьевым материалом и конечным продуктом означает высвобождение тепла в объеме девять на десять в тринадцатой степени джоулей. Завод, который перерабатывает в день несколько тонн элементов… Влей в его охлаждающую систему хоть целую Амазонку, все равно вся влага испарится. Сколько лет Земля оставалась слишком горячей для жизни? Лет десять? А любой другой мир, на котором есть жизнь? Потому-то мы и не можем использовать для своих целей ни один из таких миров, неважно, есть на нем разумные существа или нет. Эти миры слишком большая драгоценность сами по себе — не говоря уж о галактическом законе, общественном мнении и правилах хорошего тона.
— Понятно, — протянула Чи. — Вот, значит, почему большая часть этих заводиков ютится на мелких планетках, где почти нет воздуха. Понятно.
— Им приходится устанавливать теплообменники, чтобы подогреть планетоид, — заметил Фолкейн. — А сие дорогое удовольствие. Вдобавок, это налагает определенные ограничения на размеры такого завода и связывает руки предпринимателям.
— Мне все это в голову не приходило, — сказала Чи. — Но разве нельзя выбрать, так сказать, стерильный мир — какую-нибудь новую планету, где еще не зародилась жизнь, но где есть атмосфера и гидросфера, которые обеспечат необходимое тепло?
— Нет, потому что такие планеты кружат вокруг звезд и подходят к ним уж очень близко, — ответил Фолкейн. — Ведь иначе атмосфера бы замерзла, правильно? Если они движутся по большой орбите, то на них могут сохраниться в газообразном состоянии водород и гелий. Но с водородом одно мучение. Он заполняет пространства между молекулами любого защитного материала и так убыстряет ядерную реакцию, что только держись. Поэтому нужна планета вроде Земли или Цинтии, с достаточно плотной атмосферой, в которой нет водорода в свободном состоянии, и с большим количеством воды. Вот. Я уже сказал, когда атмосферу планеты припекает близко расположенная звезда, то перерабатывающий завод любого размера эту планету просто-напросто поджарит. Что толку в реке, если вода в ней превратилась в пар? О, в свое время предлагали вывести на орбиту вокруг такой планеты пыльное облако с альбедо, близким к ста. Но это облако улавливало бы и порождаемое самой планетой тепло. Расчеты эффективности показали, что эта затея никогда себя не окупит. А потом не забывай, что вокруг новообразованных тел плавает много всякого хлама. Если в твою планету врежется приличных размеров астероид, то всей промышленности придет каюк.
Фолкейн промочил горло.
— Естественно, — продолжил он, — когда были открыты планеты-бродяги, задумались над тем, а нельзя ли их использовать. Но на них было уж слишком холодно. При температурах, близких к абсолютному нулю, начинают твориться странные вещи. Прежде чем поставить на какой-нибудь бродяге завод, нужно было разработать совершенно новую технологию. Но даже в этом случае толку было бы чуть. Не забудь, ведь в качестве охладителей требуются вода в жидком состоянии и газообразная атмосфера. А всю криосферу растопить не удастся — по крайней мере в пределах исторического времени. В общем, какой завод ни построй, все равно расход энергии будет чересчур велик. Прикинь на досуге, сколько получится. По моим подсчетам, примерно столько, сколько Земля получила от Солнца за несколько веков. — Фолкейн задрал ноги на стол и поднял стакан. — И примерно столько же, сколько получит наша планетка на своем пути к Бете Креста и дальше, — закончил он, допил то, что оставалось в стакане, и налил себе еще.
— Не задирай нос, — бросила Чи. — Ты-то здесь причем? Тоже мне, Всемогущий Творец! И где тебя только раскопали?
Фолкейн улыбнулся:
— Ты предпочла бы Эдзела? Или Тупицу? А может, Старого Ника? Нет, ты только вдумайся: сотворение мира ради получения прибыли! Ну ладно, теперь тебе должно быть ясно, какие перед нами открываются перспективы, если только дела пойдут, как задумано, а это все более и более вероятно. Лет, наверно, через десять эта планетка успокоится. Света на ней будет не больше, чем на твоей Цинтии — или на Гермесе; холодные скалы поглотят излишки тепла; температура начнет падать, но достаточно медленно. Можно будет приниматься за строительство заводов по заранее заготовленным планам. Для поддержания баланса между производством тепла и его расходом существует очень простой способ: чем дальше бродяга будет уходить в космос, тем больше заводов станет на ней работать. Все операции будут автоматизированы. Раз уж атмосфера все равно ядовитая, то на радиоактивные отходы всем будет наплевать.
Постепенно установится равновесие. Поверхность планеты потеплеет; ее будут освещать не только звезды, но фонари, радиомаяки, направляющие грузовые звездолеты. На всех углах будут стоять ядерные преобразователи. Представляешь, каждый день на-гора выдаются тонны еще недавно редких элементов, заводы работают вовсю… — Нарисованная им картина захватила Фолкейна; несмотря на весь свой опыт, он во многом еще оставался мальчишкой. — А причиной всему мы! — воскликнул он, стукнув кулаком по ладони.
— Надеюсь, нам хорошо за это заплатят, — сказала Чи. — Будет лучше, если нам хорошо заплатят.
— Заплатят, заплатят, — пробормотал Фолкейн. — Деньги, их будут кучи, горы. Если мы получим разрешение на строительство, денег будет невпроворот. Особенно, если Компании удастся доказать, что планета наша по праву первооткрывателей. Мы их всех обставим.
— Ты имеешь в виду конкурентов? — уточнила Чи. — Или тех, неизвестных врагов всей нашей цивилизации? Мне кажется, от последних вполне можно ждать какого-нибудь подвоха. Та промышленность, о которой ты тут разливался соловьем, она ведь запросто может быть использована для военных нужд. Разве не так?
Период обращения планеты вокруг своей оси составлял немногим более тринадцати часов. Она была наклонена к плоскости своей гиперболической орбиты на одиннадцать градусов. «Бедолага» устремился к полярному кругу. День там значительно короче, чем в каком-либо другом месте планеты, да и вообще условия там как будто помягче.
Когда звездолет, облетев планету на высоте спутника, устремился вниз, Фолкейн даже вздрогнул. Он несколько раз мельком видел дневную сторону планеты, но основное внимание уделял тогда все-таки приборам. Да и Бета Креста была тогда не так близко. Бродяга двигалась со все возрастающей скоростью и скоро уже должна была обогнуть голубого гиганта. Сейчас планета находилась немногим дальше от звезды, чем Земля от Солнца.
Небо над бродягой стало ослепительно ярким; звезда, угловой диаметр которой был раза в четыре больше углового диаметра планеты, стояла над горизонтом. Ниже клубились облака, то белые, то серые, пронзаемые молниями, то черные, там, где смешивался с ними дым вулканов. Сквозь них то и дело проглядывали каменистые равнины, их бичевали ужасные ветры, заливали дожди и наводнения, корежили планетотрясения; по горным склонам каскадами ниспадали растаявшие ледники. Испарения закрыли едва ли не половину континента, превратились под воздействием холодного воздуха в туман, а потом могучий торнадо рассек их массу пополам, и стая ветров понесла их обрывки в разные стороны. На поверхности свинцово-серого океана сталкивались айсберги, каждый размером с порядочный остров, и чудовищные волны мгновенно погребали под собой их обломки. Когда звездолет вошел в верхние слои атмосферы, корпус его затрясся от турбуленции воздуха. В носовой экран можно было рассмотреть впереди скопление грозовых туч.
Фолкейн пробормотал сквозь зубы:
— Я все ломал голову, как нам назвать эту планету. Теперь я знаю как…
Но продолжить он не успел — звездолет оказался в самом центре грозы. Внутренние силовые поля удерживали гравитацию на постоянном уровне, но не могли ни стабилизировать корабль, который швыряло как щепку, ни заглушить рвущийся в уши вой. Пилотирование корабля в таких условиях требовало полного внимания, и Тупица с головой ушел в это занятие. Фолкейн не отводил взгляда от приборов, пытаясь хоть как-то разобраться в бешеной пляске стрелок; вдруг до него сквозь раздирающий барабанные перепонки рев донесся голос компьютера:
— В тропических регионах планеты в утренние часы небо обычно бывает чистым. Но наблюдения показали, что затем это состояние сменяется штормовыми ветрами, скорость которых превышает пятьсот километров в час на данный момент и ежедневно возрастает. Я хотел бы заметить, что посадка на такой территории уже становится опасной и что в любой момент она может стать просто невозможной, даже для хорошо оснащенного звездолета. Условия в полярных областях практически подтверждают результаты предварительных наблюдений. В Антарктике идет сильный дождь, сопровождаемый частыми шквалами. В районе северного полюса сравнительно холодно: мощный атмосферный фронт, продвигаясь к югу, оставляет за собой довольно спокойную зону. Посадку предлагается совершить на широте чуть ниже полярного круга с отклонением в несколько минут от линии рассвета, на той части большого северного континента, которая как будто не подвержена наводнениям и которая, судя по тектоническим данным, скорее всего останется стабильной.
— Отлично, — заключила Чи Лан. — Молоток. Я только опасаюсь за твои логические цепи: как бы ты не перестарался. Поэтому к чертям обработку данных! Прикинь-ка лучше, как бы нам помягче сесть.
— Для правильной ориентации в данных условиях и для обеспечения безопасности экипажа постоянная обработка данных необходима, — отозвался Тупица. — Однако я уже перестал учитывать факторы, которые прямо не относятся к текущему моменту, например, такие, как спектр отражения световых лучей различными участками ледяного поля. Следует отметить… — продолжения Фолкейн не услышал: на какое-то время он просто оглох от особенно сильного раската грома.
Звездолет пробился сквозь снеговые тучи и очутился как будто в другом мире. Его окружала непроглядная ночь. Лучи сканнера выдали на экран изображение гористой местности.
Управляемый компьютером корабль на долю секунды завис над поверхностью планеты — и сел.
Фолкейн несколько раз глубоко вздохнул.
— Выключи поля, — приказал он и выбрался из кресла. Сила тяжести на планете отличалась от земной процентов на пять, а он был привычен и к куда большей разнице. Но тишина прямо-таки давила на него. Он постоял немного, стараясь расслабить сведенные напряжением мышцы, потом повернулся к экрану.
Звездолет сел среди темных, неприветливых скал. На севере и на востоке видны были горные цепи. Восточный кряж начинался всего лишь километрах в четырех от корабля: его утесы были испещрены белыми пятнами ледников. Облака ушли далеко на юг, и в холодном небе ярко сверкали чужие, непривычные глазу созвездия. То и дело мелькали метеоры: как и другие большие и лишенные собственных планет звезды, Бета Креста была окружена всяким космическим мусором. Над скалами алела заря; на юго-востоке небо уже было полно предвкушением утра.
Фолкейн проверил показания наружных датчиков. Атмосфера для дыхания непригодна — CO, CO2, CH4, NH6, H2S и прочие прелести. Имелось, правда, и чуть-чуть кислорода: более легкие атомы водорода, высвободившиеся под влиянием солнечной радиации, умчались в космос, а он остался. Но толку от него при минус 75 градусах Цельсия было немного. А почва — так та промерзла до всех минус 200. В тропиках было чуть теплее. Однако температура на всей планете изменится от смертельной до комнатной только через несколько лет — ускорить этот процесс бессилен и голубой гигант; да и то она будет сильно варьировать. Да, ну и погодка здесь будет!
— Выйду-ка я, пожалуй, — сказал он. Тишина была такой глубокой, что он невольно понизил голос почти до шепота.
— Лучше я, — Чи Лан тоже выглядела подавленной.
Фолкейн покачал головой.
— По-моему, мы уже решили этот вопрос. Я могу захватить с собой больше снаряжения и больше успею сделать. И потом, кому-то надо оставаться в корабле — мало ли что. Потерпи до следующего раза: мы с тобой возьмем грависани и осмотрим местные достопримечательности.
— Постарайся, чтобы этот следующий раз наступил поскорее, пока я не ошалела тут взаперти, — резко ответила она.
Ну, вот это уже больше похоже на наши обычные разговоры. На душе у Фолкейна потеплело. Он прошел в шлюз, где находились скафандр и инструменты. Чи помогла ему облачиться в доспехи. Один люк закрылся, другой открылся — и вот он уже стоит на пороге неизведанного мира. Мира очень-очень древнего, но переживающего сейчас свое второе рождение. Окрестные звезды вряд ли видели что-либо подобное.
Фолкейн глубоко вдохнул отдающий химикалиями воздух из баллона и двинулся вперед. Движения его были немного неуклюжими, он то и дело спотыкался и проклинал толстые подошвы своих башмаков. Однако без них он, вероятнее всего, не смог бы сделать и шага. Можно было бы, конечно, попробовать передавать по шлангу в скафандр тепло от ядерного реактора «Бедолаги». Но стояла такая холодина, что, будь Фолкейн в обычных башмаках, его бы и это не спасло. Прежде чем он понял бы, что происходит, ноги его начисто бы отмерзли. Даже и в этих ботинках время пребывания его вне корабля было очень ограниченным.
Света все прибавлялось — наступал день. Это Фолкейна не особенно смущало: скафандр позволял оставаться около получаса на обращенной к Бете Креста стороне планеты.
— Как дела? — голос Чи Лан был едва слышен в наушниках из-за треска помех.
— Как сажа бела, — отозвался Фолкейн, доставая из заплечного мешка счетчик Гейгера. Так, радиоактивность почвы слабая. Наверно, постарался солнечный ветер, пока у бродяги не было атмосферы (хотя и теперешний тонюсенький озоновый слой — не бог весть какая защита). Ну не беда, люди со своими приятелями быстренько это исправят. Фолкейн забил в почву стержень нейтронного анализатора и продолжил путь.
Интересно, что это за камень? Он отбил кусок обнажившейся породы.
Бета Креста поднялась над горизонтом. Самозатемняющийся лицевой щиток скафандра стал почти черным. По горам пошло гулять эхо грохота лопающихся ледников; над скалами поднялся пар.
Фолкейн выбрал место для акустической пробы и принялся собирать треножник-анализатор.
— Не особенно возись, — встревожено предупредила Чи. — Мне что-то не нравится радиационный фон.
— Мне тоже, — отозвался он. — Но ведь мы хотим знать, что там, под поверхностью, правда?
Дело продвигалось медленно. Светофильтры затрудняли настройку прибора, а убрать их он не мог, так как неминуемо бы ослеп. Он замысловато выругался, провел языком по губам и снова склонился над прибором. Когда анализатор наконец начал передавать на корабль данные, Фолкейн вдруг обнаружил, что его полчаса уже давно истекли.
Он двинулся обратно. Звездолет выглядел необычно маленьким на фоне высоких горных пиков. Зной накатывался на Фолкейна волнами, словно Бета Креста задалась целью пробиться сквозь оболочку его скафандра. Пот лил с него градом; белье насквозь промокло и от него неприятно пахло. А ноги между тем уже так замерзли, что заломило кончики пальцев. Фолкейн обхватил себя за плечи и, превозмогая тяжесть скафандра и амуниции, запрыгал к кораблю.
Вдруг за спиной раздался грохот. Он круто обернулся: одна из скал треснула, и из вершины ее теперь бил белый фонтан. Мгновение — и его швырнула на колени взрывная волна. Он кое-как выпрямился и побежал. Ему вдогонку с ревом устремился поток — самый настоящий сель.
Поток настиг Фолкейна на полпути к звездолету.
Инстинктивно он бросился навзничь и успел сжаться в клубок за секунду до того, как сель захлестнул его. Он очутился в ревущем мраке; течение неудержимо влекло вперед, о скафандр то и дело ударялись камни и куски льда. Голова колотилась о стенки шлема. Удар следовал за ударом — постепенно Фолкейн начал терять сознание.
Потом замедлил движение, потом остановился совсем. Фолкейн смутно осознавал происходящее, но все-таки определил, что погребен под селевой массой. Колени по-прежнему поджаты к животу, руки закрывают лицевой щиток. Боль пульсировала во всем теле; он попытался шевельнуться. Ничего не вышло. Его охватил ужас, он закричал, напрягся — бесполезно. Сель держал крепко — он так и остался лежать в этой позе еще не родившегося ребенка.
Началось замерзание. Тепловое излучение — ерунда по сравнению с теплопроводностью, особенно когда есть такая масса, которая впитывает в себя каждую калорию. Фолкейн еще не до конца пришел в себя, а нагревательные спирали его скафандра уже израсходовали всю свою энергию. Шевельнуться он не мог. Он попытался вызвать было корабль, но передатчик как будто отказал. Мертвая тишина в наушниках, сплошная темнота вокруг и холод — прямо-таки зверский холод.
Мелькнула мысль: я беспомощен. Что ни делай — ничто уже не спасет. Ужасное ощущение, однако.
За ней другая: ну уж, по крайней мере, думать-то я могу. Могу думать, могу вспоминать — как свободный человек. — А потом снова вернулись тишина, чернота и холод.
Он крепко стиснул зубы, чтобы они не стучали, решив — будь что будет, но панике он не поддастся.
Когда сознание лишь слабой искоркой теплилось в нем, ледяная масса вдруг ослабила свою хватку. Лед таял не только вокруг Фолкейна — он таял по всей долине. Сквозь завесу испарений пробилась и будто огнем ожгла глаза Бета Креста. А над долиной медленно кружил «Бедолага», полосуя снега тепловым лучом малой мощности. Когда сканнеры звездолета обнаружили Фолкейна, из корпуса корабля вырвался гравилуч. Человека втянуло внутрь через грузовой люк. Чи Лан встретила его отборными ругательствами.
Часа два спустя Фолкейн сидел на своей койке, держа на коленях тарелку с супом, и с невинным видом поглядывал на Чи Лан.
— Со мной уже все в порядке, — сказал он. — Вот только посплю ночную вахту и снова стану самим собой.
— Вот уж не надо, — фыркнула цинтианка. — Будь я настолько тупоголовой, чтобы отправиться на разведку без гравипояса, я бы, пожалуй, заменила себя на новую модель.
Фолкейн рассмеялся.
— Ты ведь мне этого не предлагала, — сказал он. — А если б я его надел, то меньше взял бы приборов. Что вообще произошло?
— Инг-нг-нг… насколько мы с Тупицей поняли, этот ледник — не замерзшая вода. По большей части это сухой лед, углекислый газ в чистом виде… ну, и другие газы, в гораздо меньшей пропорции. Температура постепенно возросла до точки сублимации или даже чуть превысила ее. Не забудь еще про тепло парообразования. С наступлением темноты район начал быстро замерзать. Мне кажется, кстати, что тепло этой ледяной массы поглощали еще и летучие соединения. В результате — нестабильное равновесие. Оно нарушилось как раз в тот момент, когда ты там шастал. Ни дать ни взять — рука судьбы! Часть ледяного поля разнесло взрывом, а другая — превратилась в сель. Если бы мы только догадались проверить спектры отражений и показания термоэлемента!..
— Что сейчас говорить, — прервал ее Фолкейн. — Между прочим, я себя виноватым не чувствую. В конце концов, у нас головы не резиновые. Никто не может помнить всего на свете. Нам ведь так суждено — учиться методом проб и ошибок.
— Причем желательно, чтобы в это время рядом стоял кто-нибудь, готовый бросить веревку.
— Угу. Может, мы с тобой и разведчики Космофлота, но в данных обстоятельствах таковыми не являемся, — Фолкейн хохотнул. — Кстати, имя для планеты я как будто придумал в самом деле подходящее. Сатана.
— Что это значит?
— В одной из наших земных религий это имя противника Бога, прародителя зла.
— Но ведь любому разумному существу должно быть ясно, что Бог сам… впрочем, это так, ерунда. Вообще-то я считала, что люди уже перебрали всех мифологических персонажей. Точно-точно, я помню, Сатана уже был.
— Да? Не припоминаю. Есть Люцифер, есть Ариман, есть Локи, есть… Черт с ними. Легендарный Сатана правил подземным миром огня и льда и развлекался тем, что придумывал муки для грешных душ. По-моему, подходит.
— Если он из тех богоборцев, с которыми я сталкивалась, — заметила Чи, — он сделает тебя богатым. Но потом почему-то всегда обнаруживается, что лучше было бы с ним не связываться.
Фолкейн пожал плечами:
— Поживем — увидим. Кстати, где мы сейчас?
— Летим над ночной стороной, фотографируем и берем анализы. Я не вижу причины болтаться здесь. Когда мы доложим о том, что выяснили, ван Рейн до потолка подскочит от радости. Мы ему скажем, что криосфера растворяется и что лет через десяток здесь вполне можно начинать строиться. Надо смываться, Дэйв, тут с каждым часом становится все опаснее.
Как бы в подтверждение ее слов звездолет вдруг клюнул носом; обшивка корпуса задребезжала. Корабль угодил в шторм, продолжавшийся всего минуту или две. Однако, подумал Фолкейн, какой же силы должен быть этот шторм, чтобы накренить звездолет, движимый термоядерной энергией, защищенный силовыми экранами, направляемый датчиками и ведомый компьютером, который способен преодолевать громадные расстояния и противостоять практически любому противнику!
— Согласен, — сказал он. — Давай задержимся еще на сутки… соберем, какие сможем, данные и… рванем домой. Подробности пусть изучает кто-нибудь другой. Все равно придется посылать сюда боевую группу, чтобы отстоять наши права.
— Чем скорее Старый Ник узнает об этом, тем лучше, — Чи взмахнула хвостом. — У нас будет куча неприятностей, если здесь обнаружатся вражеские пикеты.
— Не переживай, — сказал Фолкейн. — Скорей, всего, наши уважаемые противники живут очень уж далеко — даже разведчиков и то не прислали.
— А ты уверен, что пока мы летели сюда, они уже не обследовали планету? — спросила Чи медленно.
— Тогда бы мы с ними столкнулись. Перелет у нас занял недели две, работой мы занимались чуть больше. С делами мы справились быстро, потому что нас только двое и потому еще, что нас поджимает время. А противникам нашим спешить некуда — они ведь не знают, что мы сели им на хвост. — Фолкейн почесал подбородок, отметив, что не мешало бы воспользоваться кремом-эпилятором. — Разумеется, возле планеты могли крутиться их наблюдатели. Заметили наше приближение — и побежали домой, за папочкой. Не иначе он уже несется сюда, прихватив толстую палку. — Фолкейн нарочито громко спросил: — Ты ведь не обнаружил никаких звездолетов, а, Тупица?
— Нет, — отозвался компьютер.
— Хорошо, — Фолкейн откинулся на подушки. Корабль имел на борту приборы, способные регистрировать длящееся буквально доли секунд возбуждение пространства, окружающего работающий гипердвигатель, на расстоянии в световой год, что соответствовало теоретическому пределу для подобных устройств. — Я едва ли ожидал…
— Потому что мои детекторы выключены, — пояснил Тупица.
Фолкейн вздрогнул и резко выпрямился. Суп выплеснулся из тарелки прямо на Чи Лан, которая вскочила с отчаянным воплем.
— Что?! — воскликнул он.
— Сразу после выхода на орбиту мне было приказано вести наблюдение за планетой, — напомнил ему Тупица. — Отсюда следовало, что компьютер может временно оставить без внимания приборы, направленные в космическое пространство.
— Ах ты, Иуда термоядерный, — простонал Фолкейн. — А я-то думал, что ты у нас действительно голова! Что сделали с тобой эти горе-ремонтники с Луны?
Чи по-собачьи встряхнулась; во все стороны полетели капли супа.
— Я-т'инчай-урх! — бросила она. Переводу эта фраза не подлежала. — Ну, так включай эти чертовы детекторы!
Воцарившаяся тишина была просто невыносимой. Вещи в каюте Фолкейна — фотографии, книги, магнитофон, кассеты, проектор, полуоткрытый шкаф, битком набитый элегантными костюмами, несколько сувениров, оружие, стол, заваленный дожидающимися ответа письмами, — стали вдруг такими маленькими, хрупкими, милыми. Человек и цинтианка прижались друг к другу, даже не заметив этого; ее когтистая лапа легла ему на руку.
Компьютер с расстановкой произнес:
— Обнаружены двадцать три отдаленных источника пульсации. Движутся по направлению от Циркуля.
Фолкейн напрягся. Мозг его лихорадочно заработал: в той стороне никто из тех, кого мы знаем, не живет. Наверно, они направляются сюда. Точно можно будет сказать, когда определим их курс. Или подождать? Но ведь сто процентов за то, что это враги!
Словно за тридевять земель он услышал шепот Чи Лан:
— Двадцать… разрази их гром… три. Это оперативная группа! Если только… Что ты еще можешь сказать?
— Соотношение сигнала и уровня шума показывает, что они находятся на расстоянии в половину светового года отсюда, — голос компьютера оставался таким же бесстрастным, как и всегда. — Производная по времени свидетельствует, что они движутся на скорости, которая вряд ли является разумной при сближении со звездой типа Беты Креста, учитывая то, что последняя окружена необычайно плотным облаком из газов и твердых частиц. Соотношение амплитуд отдельных сигналов как будто подтверждает гипотезу об эскадре, во главе которой довольно большой звездолет, примерно равный по размерам боевому крейсеру Лиги; кроме того, в нее входят три легких крейсера или похожих на них корабля и девятнадцать маленьких, но более быстрых кораблей. Это, разумеется, предварительные выводы, основанные на предположении, что звездолеты действительно боевые и что они движутся в нашем направлении. Даже при таких допущениях вероятность ошибки настолько велика, что в настоящий момент более точную оценку произвести невозможно.
— Если мы их дождемся, — глухо проворчала Чи, — можно смело писать похоронки. Насколько я понимаю, если это флот наших врагов, то его командир вряд ли пригласит нас на чай. — Она отодвинулась от Фолкейна. — Ну, что будем делать?
Человек вздохнул. Он ощутил, как повлажневшие было ладони снова стали сухими, как вернулось к своему размеренному ритму сердце, как бежал из души страх.
— Мы не можем находиться ни на Сатане, ни рядом, — сказал он. — Они обнаружат нас с помощью нейтринных детекторов и, разумеется, уничтожат. Остается только на обычных гравитационных двигателях выйти на более близкую к звезде орбиту и уповать на то, что ее излучение скроет нас до тех пор, пока гости не уберутся восвояси. Но это тоже не выход. Вряд ли они улетят раньше, чем мы получим смертельную дозу радиации… если они вообще улетят. Можно еще выйти на сильно удаленную от Беты орбиту. Радиационный фон там небольшой, и наши двигатели можно будет засечь, но хочется думать, что никому не придет в голову направить детектор в нашу сторону. Нет, и это не годится. Мы просто застрянем тут, не имея возможности связаться с домом.
— Но ведь мы можем отправить сообщение в капсуле. Их у нас целых четыре, — подумала вслух Чи. — Нет, две; другие две мы разобрали, чтобы достать конденсаторы для первых — иначе они не достигнут Солнечной системы или любого другого места, из которого можно с нею связаться. Да, у нас есть две капсулы.
Фолкейн покачал головой.
— Слишком медленно. Их наверняка заметят…
— Навряд ли. На них же не ядерные генераторы, в конце-то концов.
— Применяемые Космофлотом детекторы могут обнаружить летящую на гипердвигателе капсулу, притом на таком расстоянии, до которого нашим ящикам, Чи, еще пыхтеть и пыхтеть. И потом, что это вообще за штука? Простая трубка с обычным двигателем; в нее встроен робопилот, который едва способен выполнять программу, и передатчик, который при подлете к дому начинает верещать: «Вот он я, берите меня». Ее кто угодно догонит, разнесет в клочки или просто перехватит.
Цинтианка расслабилась. Свыкнувшись с фактом, она обрела способность рассуждать так же холодно, как Фолкейн.
— Ты что, предлагаешь, чтобы мы сами попытали счастья? — спросила она. — Эта мысль мне нравится. Но что, если хоть один из этих корабликов нас догонит?
— Это не так-то просто, — отозвался он.
— Боевые корабли летают и быстрее. Они используют те самые силовые установки и генераторы, которые мы перевозим.
— Знаю. Да, исход сомнителен. Но слушай, — Фолкейн подался вперед, уперев руки в колени. — Неважно, у кого из нас окажутся длиннее ноги. В конце концов, какая разница, устраивать гонки на двести световых лет или на полгода? Мы рискуем немногим больше, если пойдем им навстречу. Зато сможем что-нибудь узнать, что-то сделать или… ну, не знаю, что. Но главное не в этом. Если мы пойдем к ним навстречу на гиперах, как следует встряхнув космос, то отлет маленькой капсулы останется незамеченным. К тому времени, когда кто-нибудь сможет разделить наши следы, она будет уже далеко… Так что, пускай с нами случается что угодно, но дома нашу информацию получат. Навредим врагу хотя бы этим!
Чи некоторое время молча разглядывала его. Потом пробормотала:
— Сдается, в тебе говорят эмоции. Но звучит убедительно.
— Тогда готовься, — заключил Фолкейн. Он вскочил и тут же пошатнулся: закружилась голова. Он оперся о переборку. Заболеть сейчас было бы непозволительной роскошью. Лечиться некогда. Пилюли будем глотать потом, если выживем.
Из памяти все не шли последние слова Чи. Она, конечно, права. Во мне говорит злость. Я хочу отомстить за то, что они сделали со мной. Фолкейн судорожно сглотнул. А может, это страх?.. Боязнь, что они снова проделают со мной то же самое?
Ничего, до этого я двадцать раз успею умереть. Но не один. Я и кое-кого из них захвачу с собой… к Сатане!
Призрачно мерцали мириады звезд; Бета Креста среди них была лишь чуть ярче остальных. Млечный Путь надвое рассекал черноту неба; холодным светом сверкали ближние галактики. Звездолет Лиги двигался навстречу неизвестным кораблям.
Фолкейн расположился на капитанском мостике и под бормотание двигателей разглядывал противника на обзорном экране. Чи Лан находилась на корме, в центре управления огнем. Отдать компьютеру приказ и получить от него информацию можно было из любого отсека судна так, что разлучаться особой надобности не было. Они сделали это лишь на случай атаки, да и то — разделял их только набитый электроникой корпус звездолета. Однако одиночество угнетающе действовало на Фолкейна. Он надел под скафандр парадную форму вместо обычного комбинезона скорее для того, чтобы бросить вызов обстоятельствам, чем из дипломатических соображений.
Щиток шлема он все еще не опускал. Оторвавшись от экрана, гермесианин перевел взгляд на приборы. Его мозг не мог воспринять и проанализировать, подобно компьютеру, данные во всей их полноте. Но в обстановке в целом разобрался бы любой мало-мальски опытный пилот.
«Бедолага» двигался по кривой, которая вскоре должна была вывести его на курс, перпендикулярный курсу одного из кораблей противника. Его наверняка обнаружили в тот самый момент, когда заработали гипера. Но вражеская эскадра продолжала свое движение, словно не замечая звездолет, притом таким плотным строем, который не одобрил бы ни один адмирал Галактического Космофлота.
Походило на то, что свобода действий у чужаков — это привилегия командира соединения. Эскадра его единым целым мчалась вперед, не снижая скорости.
Фолкейн облизал губы. По спине струился пот.
— Проклятье! — воскликнул он. — Им что, вовсе не интересно, кто мы такие.
Похоже, дело обстояло именно так. Во всяком случае, пока чужаки никак не реагировали на сигналы «Бедолаги». Быть может, они просто дадут звездолету Лиги пройти сквозь свой строй. А быть может, замышляют нападение, когда «Бедолага» окажется в пределах досягаемости, — нападение настолько быстрое, что у Фолкейна с Чи Лан не останется времени изменить сразу квантовых колебаний и сделать свой корабль «прозрачным» — когда любой снаряд, любой луч пронзает насквозь, не причиняя вреда.
— Может, они просто не распознали наш сигнал? — предположила Чи Лан.
Услышав в наушниках голос цинтианки, Фолкейн явственно представил ее себе. Маленькая, пушистая и — сулящая смерть: она настояла на том, что будет вручную управлять одним из орудий корабля.
— Им известно о нас достаточно, раз они сумели забросить к нам своих шпионов. Стандартные-то коды они знают наверняка, — отрезал Фолкейн. — Попробуй-ка еще разок, Тупица.
Изображение на экранах задрожало и расплылось: причиной этого было незначительное изменение гиперскорости, вызванное работой аутеркома, преобразовывавшего колебания, порождаемые двигателями, в точки и тире. Систему эту внедрили совсем недавно — Фолкейн мог припомнить такие времена, когда, на заре своей карьеры, ему пришлось для передачи сообщения включать-выключать сам двигатель — и ее надо было еще доводить до ума. Текст был предельно прост: «Срочно! Подтвердите готовность к радиосвязи на стандартной частоте!»
— Не отвечают, — доложил компьютер через минуту.
— Ладно, хватит, — сказал Фолкейн. — Чи, может, ты мне скажешь, что все это значит?
— Где уж мне! Ведь объяснений здесь сколько угодно, — отозвалась цинтианка. — И в этом вся беда.
— Да уж, особенно когда любая версия может оказаться ошибочной. Культур-близнецов не бывает, хотя, по-моему, всякая цивилизация, освоившая космические перелеты, должна бы… Бог с ним, оставим это. Что ж, они явно не собираются вступать с нами в переговоры. Посему предлагаю не лезть в возможную ловушку. Меняй курс, Тупица. Пойдем параллельно им.
Взревели двигатели. На экранах поплыли звезды. Поворот закончился, и корабля противника пропали из вида. Должно быть, они вот-вот минуют Стрельца, прикинул Фолкейн.
— Кое-что станет ясно, когда мы проанализируем их «хвосты», — сказал он. — Для этого мы уже достаточно сблизились. Однако следовать за ними до самого Сатаны вряд ли разумно.
— Мне вообще эта затея не нравится, — отозвалась Чи. — На такой скорости они наверняка свернут себе шеи. А мне свою жалко.
Фолкейн, протянув руку, взял со стола трубку. Она уже успела погаснуть. Он снова разжег ее; привкус табака на губах был сладок как поцелуй.
— Мы в лучшем положении, — заметил он. — Худо-бедно, а окрестности нам уже знакомы. Мы даже нанесли на карту орбиты нескольких астероидов, помнишь?
— А откуда ты знаешь, что они не выслали вперед разведчиков? Неужели ты думаешь, что они так несутся наобум?
— Да. Кстати, вот еще что. Мне кажется, их звезда — или, быть может, крупная база в другой системе — находится неподалеку отсюда, с космической точки зрения, разумеется. «Хотя область Беты Креста едва ли можно назвать исследованной, все же отдельные экспедиции здесь побывали — возьми хоть тех же лемминкяйненнитов.
— Я вот к чему клоню. Голову даю на отсечение, наши молчаливые друзья засекли нейтринный выброс ядерных двигателей, оставленный кораблями одной из этих экспедиций. Это, правда, возможно, на расстоянии до пятидесяти световых лет, но не дальше. Естественно, ты можешь возразить, сказать, что пятьдесят лет назад ядерных реакторов такого типа еще не было и в помине, а если б и были, то нейтринный выброс, случившийся около нашего бродяги, до сих пор странствовал бы в пространстве необнаруженным. Но ведь мимо Беты Креста кто только не летает! Короче говоря, все за то, что эти кораблики прибыли не издалека. Времени прошло-то всего ничего — сириндипитский звездолет, верно, едва-едва успел сообщить им про планету.
— И они тут же снарядили эскадру, не заботясь о разведке? Быть того не может! А эта эскадра: несется как угорелая и даже не пытается выяснить, кто такие мы!
Фолкейн заставил себя улыбнуться:
— Если уж цинтианка говорит, что события несутся вскачь, то, клянусь остатками моей святости, так оно и есть.
— Но ведь это те же существа… наверно, те же… что организовали «Сириндипити»! А это задумка с таким дальним прицелом, рассчитанная на столько лет, что я даже не знаю, с чем ее сравнить.
— В истории человечества подобное случалось, если у вас на Цинтии такого и не было. А ты не забывай, что в это дело замешаны люди — более или менее люди, скажем так.
Компьютер вмешался в разговор:
— Поступило сообщение.
По экрану побежали точки и тире. Фолкейн прочитал: «Приглашение к переговорам принимаем. Предлагаем встречу в десяти астрономических единицах отсюда, на расстоянии в пятьсот километров друг от друга».
Он не стал ничего говорить Чи — это сделает компьютер. Если Фолкейн и изумился, то на долю секунды. Время не ждет. На Тупицу посыпались приказы: послать подтверждение, лечь на нужный курс, не ослаблять бдительности, следить и за кораблем, который будет выделен для ведения переговоров, и за эскадрой.
— Все корабли изменили курс, — перебил его компьютер. — Очевидно, будут вести переговоры эскадрой.
— Что? — Фолкейн едва не подавился трубкой. — Что за ерунда!
— Вовсе нет, — холодно ответила Чи Лан. — Если они все одновременно выстрелят в нас — нам крышка.
— Может, пронесет, — Фолкейн крепче сжал трубку в зубах. — Может, они и не замышляют зла. Ладно, все станет ясно через тридцать секунд.
Все звездолеты выключили свои квантовые генераторы и перескочили в релятивистское пространство. За этим последовало неизбежное торопливое вычисление необходимой тяги, чтобы достичь кинетической скорости. Фолкейн предоставил Тупице заниматься кораблем, поручил Чи Лан оборону, а сам сосредоточился на разглядывании чужаков.
Видно было очень немного. Луч сканнера может обнаружить звездолет и выдать на экран его увеличенное изображение, но деталей на таком расстоянии не различить. А детали — это главное, благодаря законам природы существенной разницы между космическими кораблями быть не может.
Фолкейн заметил, что девятнадцати эсминцам — или кораблям конвоя, или как там их еще можно назвать — придана обтекаемая форма. Очевидно, для спуска в атмосферу. Пожалуй, даже слишком обтекаемая, если учесть, что в длину они раза в три превосходят «Бедолагу», но вряд ли значительно шире его. Они походили на застывших угрей. Крейсеры очень напоминали акул из-за вытянутых в длину плавниковообразных конструкций, где, скорее всего, находились либо посты управления, либо лаборатории. Флагман имел форму огромного сфероида; корпус его покрывали какие-то башенки, краны, непонятные сооружения наподобие дотов.
Назначение этих кораблей вполне можно было определить в военно-морских терминах, хотя они и не очень подходили под классификацию звездолетов, принадлежавших Лиге, — суда буквально щетинились всякого рода пушками, ракетными установками, лучевыми орудиями. Фолкейну никогда не доводилось видеть таких нафаршированных оружием кораблей. Если прикинуть, сколько места занимают машины и орудийные погреба… что же, экипажи у них из микробов что ли?
Приборы сообщили, что противник использует силовые экраны, радары, термоядерные установки. Это было неудивительно. Изумляло другое — столь плотный строй. Если они опасаются нападения, почему бы не рассредоточиться? Ведь даже одна боеголовка с зарядом в пятьдесят мегатонн, взорвавшись посреди их кучи, уничтожит как минимум два или три корабля, а остальных с лихвой облучит. Быть может, радиация и не причинит вреда компьютерам и другим электронным приборам — все зависит от того, транзисторные у них схемы или нет, — но вот членам экипажей достанется здорово: те, кто выживет, весь остаток жизни проведут в госпитале.
А вдруг чужакам наплевать на рентгеновские лучи и на нейтроны? Но тогда их организмы должны состоять не из протоплазмы. Органическая молекула, сама по себе или подстегнутая каким-либо препаратом, способна выдерживать излучение только определенного уровня. Но, быть может, они изобрели какой-нибудь экран, способный отражать незаряженные частицы? Может, может, может…
— Ты установил связь с их компьютером или что там у них есть? — спросил Фолкейн.
— Нет, — ответил Тупица. — Они просто замедляют скорость, но если они намерены выйти на орбиту вокруг Сатаны, им все равно пришлось бы это сделать. Нам, очевидно, предлагается подстраиваться под них.
— Хамы, — бросила Чи.
— Когда так вооружен, недолго и охаметь, — Фолкейн опустился в кресло. — Что ж, угостим их тем же блюдом. Отключи мазеры. Пускай сами нас вызывают.
Интересно, подумал он, какой у меня вид с этой трубкой, которая торчит из раскрытого шлема? А, какой бы ни был! Курить хочется, и все тут. А вот если бы еще кружечку пивка… Но тут он снова вспомнил о вооруженном до зубов противнике, и во рту у него пересохло.
Прежде чем энергетический залп можно будет обнаружить, он уже поразит твой корабль. Однако защита может и выдержать — ровно столько времени, сколько потребуется «Бедолаге» на включение гипердвигателей. Здесь слишком много неизвестных: мощность этого залпа, место, куда он ударит, и все такое прочее.
Но если чужаки хотят нашей смерти, чего они уходят? Они ведь запросто могут нас догнать — если не большие корабли, то уж эсминцы наверняка. А от девятнадцати преследователей сразу нам не оторваться, как бы мы не старались.
Но если они хотят переговоров, почему сразу не ответили на наш вызов?
Словно угадав мысли Фолкейна, Чи Лан сказала:
— Похоже, отчасти я могу объяснить тебе их поведение, Дэйв. Предположи лишь, что они — очень импульсивная раса. Узнав о Сатане, они направили к ней группу захвата. Причем, не исключено, и в тайне от своих сородичей. Мы не знаем, какое у них там общество. Они не имеют представления, что маска «Сириндипити» сорвана, но и не тешат себя особыми иллюзиями на этот счет. В таких обстоятельствах разумные существа вели бы себя осторожно. Они направили бы вперед разведчиков, дождались бы их возвращения, и только потом уже двинулись бы сами. Эти же поступают совершенно иначе. Мчат, понимаешь, как оглашенные и, судя по всему, готовы схватиться с кем угодно. И вдруг они обнаруживают, что их поджидают, они обнаруживают нас. К ним навстречу непонятно с чего кидается какой-то маленький кораблишко. Нам с тобой наверняка пришло бы в голову, что поблизости, где-нибудь около Сатаны, есть и другие звездолеты, побольше, чем этот. Мы, разумеется, тут же попробовали бы связаться с неизвестным суденышком. Но эти существа просто продолжают свой путь. Им все равно, одни ли мы и потому легко можем быть уничтожены, или не одни, и потому предстоит битва. Им все равно, они не думают ни об отступлении, ни о переговорах. Ни о нас, кстати сказать. В конце концов, мы направляемся прямо к ним. Мы подставляем себя под дула их пушек. А потом вдруг ложимся на параллельный курс! Они решают, что им лучше будет выслушать нас. Или, хотя бы, попытаться. Может, до них дошло, что мы способны попробовать удрать от них. Понимаешь, им придется для погони за нами выделять пару эсминцев, — вряд ли им хочется, чтобы на Земле стало известно о появлении тут какой-то неизвестной эскадры. А мне так кажется, у них есть свои причины сохранять этот строй целым. Короче говоря, еще одно импульсивное решение — а на последствия, как обычно, начхать!
— Сплошной бред, — возразил Фолкейн.
— Для тебя — может, а для меня нет. Вы, люди, в этом плане проигрываете цинтианам. Да, мы — мое племя — действуем обдуманно. Но на нашей планете есть и другие племена, у которых считается нормальным вести себя как берсерки.
— Но ведь они технологически отсталые, а, Чи? Ну, посуди сама, разве можно таким образом править цивилизацией, знакомой с ядерной энергией? Ты постепенно утратишь власть, вот и все. Даже Старый Ник вынужден сдерживать себя и прибегать к услугам советников, администраторов, людей всех чинов и сословий. Кривая нормального распределения дает достаточно гарантий того, что осторожных куда больше, чем тех, кто готов…
Фолкейн замолк на полуслове. Замигали лампочки центрального ресивера.
— Они вызывают нас, — сказал он, чувствуя, как у него сводит мышцы живота. — Включить тебе дополнительный экран?
— Нет, — решительно ответила Чи Лан. — Я буду слушать, но про оружие забывать нельзя.
Лучи мазеров скрестились в пространстве. Фолкейн краем уха услышал слова компьютера:
— Передача идет с флагманского звездолета.
Он не отрываясь, впился в экран.
Человек! Фолкейн едва не выронил трубку. Мужчина, худощавый, чуть тронутые сединой виски, в глубине глаз теплятся огоньки, тускло-коричневый комбинезон… Я должен был догадаться. Я должен был быть готов к этому. На заднем плане виднелась панель управления, подобных которой Фолкейну встречать еще не доводилось. На потолке ярко сияли белые лампы. Фолкейн сглотнул.
— Приветствую вас, Хью Латимер, — сказал он вежливо.
— Мы незнакомы, — бесстрастно, с легким акцентом ответил человек на экране.
— Это правда. Но кого еще я мог здесь встретить, кроме вас?
— Кто вы?
Фолкейн на секунду замялся. Имя его — козырная карта в этой рискованной игре. Вовсе ни к чему открывать его врагу.
— Себастьян Тумс, — сказал он.
Плагиат, конечно, но навряд ли Латимер докопается до источника. Он и сам-то набрел на эти книги совершенно случайно, роясь в библиотеке герцога Роберта, — набрел и обнаружил, что древние языки не такая уж скучная вещь. — Космический торговец, имею звание капитана Галасоциотехнической Лиги. — Подчеркнуть свое положение никогда не помешает. — Вы командуете этой эскадрой?
— Нет.
— Тогда я хотел бы поговорить с тем, кто этим занимается.
— Да, конечно, — отозвался Хью Латимер. — Ваше желание совпадает с его приказом.
— Ладно, соедините-ка меня с ним.
— Вы не поняли, — голос его собеседника оставался все таким же бесцветным, выражение смуглого, со впалыми щеками лица не изменилось. — Гэхуд ждет вас у себя.
Фолкейн так стиснул зубы, что хрустнула трубка. Он отшвырнул ее в сторону.
— Откуда вы свалились, из другой вселенной? Вы думаете, что я… — он подавил гнев. — Я бы предложил вашему командиру кой-куда отправиться, да боюсь, его анатомия помешает. Так что спросите у него просто: будет ли разумно с моей стороны положиться на вашу милость?
Что это? Неужели страх чуть исказил застывшие черты Латимера?
— Мне дали приказ. Если я попытаюсь его оспорить, меня накажут. Какая вам от этого польза? — Он заколебался. — Полагаю, у вас есть два выхода. Вы можете отказаться от приглашения. Тогда Гэхуд, скорее всего, прикажет вас расстрелять. А, согласившись прийти, вы можете чего-то для себя добиться. Он заинтригован мыслью о встрече с… э… диким человеком. Я не знаю. Быть может, сначала нам надо договориться о гарантиях вашего возвращения. Если так, давайте поторопимся, а то он начнет раздражаться. — Да, это страх и ничто иное, — и тогда может произойти все, что угодно.
Опасность сближения с врагом очевидна. Не успеешь опомниться, как в тебя влепят не то, что тепловым лучом — нет, самой обычной ракетой. Правда, опасность эта взаимная. «Бедолага» выглядит комариком в сравнении с этой тушей, но ведь и комар может укусить. Так что Фолкейн не собирался сохранять между кораблями расстояние в пятьсот километров и пришел в смятение, когда Латимер заявил, что это невозможно.
— Не забывайте, я всю жизнь занимался тем, что старался узнать как можно больше о вашей цивилизации. Я знаю, на что способны звездолеты вроде вашего. Не считая ручного оружия и всяких там лазерных пистолетов, у вас на борту четыре тяжелых бластера и четыре торпеды с ядерными головками. Если мы позволим вам приблизиться, то поставим себя в невыгодное положение. Скажем, если возникнут разногласия, мы, вне всякого сомнения, уничтожим ваш звездолет, но победа может нам стоить нескольких кораблей.
— Но если мой звездолет останется там, откуда не сможет нанести эффективный удар, что помешает вам захватить меня в плен? — запротестовал Фолкейн.
— Ничего, — согласился Латимер, — разве что отсутствие причин для этого. По-моему, Гэхуд просто хочет допросить вас и, быть может, передать вам сообщение для ваших хозяев. Кстати, если вы будете медлить, он потеряет терпение и отдаст приказ уничтожить вас.
— Что ж, приду, как только смогу, — отрубил Фолкейн. — Если я через час не вернусь на свой корабль, мой экипаж объяснит это предательством с вашей стороны и будет действовать соответственно. Боюсь, в этом случае вас ждет неприятный сюрприз. — Он выключил прибор и замер в кресле, вцепившись в ручки и стараясь унять дрожь.
Чи Лан подошла, свернулась клубочком у ног Фолкейна и взглянула ему в лицо.
— Ты не хочешь идти, — сказала она непривычно мягко. — Ты боишься, что тебя снова накачают наркотиками.
Фолкейн утвердительно мотнул головой.
— Ты не представляешь, что это за ощущение, — сказал он, проглотив комок в горле.
— Я могу пойти.
— Нет. Капитан-то я. — Он поднялся. — Помоги мне собраться.
— По крайней мере, — заметила Чи, — тебя хоть не захватят.
— Что? Почему это?
— Убить тебя, конечно, могут. Но этот тип боится, что ты умеешь читать мысли.
— Ох, — выдохнул Фолкейн. — Подожди, я, кажется, понял. — Он сцепил пальцы; глаза его сверкнули. — Почему я об этом не подумал раньше?
И с этими словами он покинул звездолет.
На скафандре у него имелся импеллер, но это на всякий случай. До флагманского корабля противника он будет добираться на грависанях. Фолкейн опустил колпак; кокпит саней заполнен был воздухом, тоже на всякий случай. Если, скажем, треснет шлем или еще что-нибудь в таком духе. Полет проходил в призрачной тишине, и лишь ускорение, которое вдавливало Фолкейна в кресло, не давало ему потерять чувство реальности. Огоньки звезд расплылись и исчезли. Объяснение этому было самое прозаическое: зеленоватое сияние индикаторов на панели управления сыграло шутку с его глазами. Но без звезд было скучно. Фолкейн немного крепче, чем нужно, стиснул ручки управления и принялся насвистывать мотивчик, чтобы не было так одиноко:
Раз пошел гулять лудильщик; Вот по Стрэнду он идет…
Что ж, быть может, он свистит последний раз в своей жизни. Ну и ладно, чем плоха эта песенка? Торжественности хватает и без того. Приближавшаяся, все увеличивающаяся в размерах громада корабля и так уж настраивала мысли на достаточно траурный лад.
Раздавшийся в наушниках голос Латимера помешал Фолкейну докончить эту малопристойную балладку:
— Настройтесь на луч на частоте 158,6 мегагерц; он приведет вас к воздушному шлюзу. Поставьте сани в отсеке и подождите меня.
— Как, вы не хотите затаранить меня к себе на борт? — хмыкнул Фолкейн.
— Не понял.
— И не поймете. Ладно, забудем. Все равно мне деваться некуда, — он поймал сигнал и включил автопилот. Сам же тем временем занялся фотографированием вражеского корабля. Он внимательно разглядывал громаду звездолета, пытаясь запомнить все, что можно. Но часть его мозга продолжала размышлять. Этот Латимер явно заработался. Он ведет себя как помощник Гэхуда, кем бы там этот Гэхуд ни был. А, кроме того, он и связист, и боцман… и все, что угодно.
Ну что ж, если корабль достаточно автоматизирован, то большой экипаж ему не нужен. У нас сейчас как бы снова Ренессанс: человек — мастер на все руки, а специализируются за него компьютеры. Но ведь остались и такие работы, с которыми машины не справляются. У них нет мотиваций, у них нет предприимчивости — нет истинного разума, наконец! Все полностью роботизированные корабли, которые мы — цивилизованные существа, с которыми сталкивался человек, — строили, годились только для элементарной, если не сказать черновой, работы. А если ты отправляешься на разведку или в торговую экспедицию, или ведешь войну — в общем, попадаешь в непредсказуемые обстоятельства, — то число членов экипажа возрастает. Отчасти, разумеется, для того, чтобы снизить психологическое напряжение, а отчасти — чтобы выполнить задание, причем в любых условиях. Вот как, к слову, нам с Чи тяжело — от того, что нас только двое на корабле. Ладно, нас подстегивала опасность, но Гэхуда-то что подстегивало? Почему на связь выходит только Латимер?
Направляемые лучом грависани миновали крейсер. Фолкейна снова поразило невероятное количество всяких пушек. Башенки в форме плавников оказались тоньше, чем он предполагал. Да, самое подходящее месте для лабораторий, и, похоже, там внутри действительно полно» приборов. Но интересно, какой такой зверь обслуживает их — ведь и в этих башенках, и в самом корабле наверняка не повернуться?
Фолкейн постепенно добрался до ответа и потому не был особенно удивлен. Он включил встроенный в шлем передатчик и настроился на луч мазера, тянувшийся к «Бедолаге».
— Ты слышишь меня, Чи Лан? — спросил он.
— Да. Что нового?
Фолкейн перешел на язык Эрио, который они все выучили за время совместного пребывания на Мерсейе — если Латимер и подслушивает, вряд ли что поймет — и кратко описал все, что увидел:
— Я абсолютно уверен, что все корабли, кроме флагманского, — роботы, — закончил он. — Это многое объясняет, в том числе строй. Гэхуду приходится не спускать с них глаз, чтобы они, чего доброго, не разбежались по дороге. Зато его не тревожит мысль о потерях в бою — это ведь просто машины, хотя, скорей всего, с радиационной защитой. Если у него и имеется хоть один звездолет с экипажем, так это его собственный. Конечно, даже при высокоразвитой экономике посылать такую эскадру — удовольствие не из дешевых. Но ведь роботам найти замену куда легче, чем сотням или тысячам профессионалов. Что все эти кораблики в сравнении с таким лакомым кусочком, как Сатана!
— И-ирх! Знаешь, Дэвид, звучит довольно правдоподобно. Особенно, если этот Гэхуд — какой-нибудь удельный князь со своей дружиной. Такие обычно ни с кем не советуются, никого не посвящают в свои планы… Что ж, одной надеждой больше. Мы с тобой намалевали черта, а он оказался не таким уж и страшным.
— Не думай, он достаточно страшен. Если через час я не выйду с тобой на связь или если ты сама заподозришь что-то неладное, не строй из себя верного слугу — сматывай удочки.
Чи запротестовала было, но Фолкейн ее перебил:
— Я все равно к тому времени буду мертв, так что ты ничем мне не поможешь, оставшись здесь. Дома должны обо всем узнать — по крайней мере, будет кому за меня отомстить.
Она помолчала.
— Понимаю.
— Шансов ускользнуть от погони немного. В гонке на скорость девятнадцать эсминцев так или иначе тебя догонят. Вот если бы тебе удалось перехитрить их… или хотя бы незаметно отправить другую капсулу… Ну ладно, я почти у цели. Кончаю связь. Удачных полетов, Чи.
Ее ответа он не разобрал. Чи произнесла фразу на древнем языке своего племени. Но несколько слов Фолкейн понял — среди них было «удача». Голос цинтианки чуть дрожал.
До линкора — так он окрестил флагманский корабль врага — было уже рукой подать. Фолкейн выключил автопилот и взял управление на себя. Когда грависани вышли из тени одной из башенок, в глаза человеку брызнул ослепительный свет. Он исходил из похожего на грузовой люк отверстия в борту звездолета — наверно, того самого шлюза, о котором говорил Латимер. Сани осторожно миновали широкий комингс. Притяжение корабля немного затруднило посадку. Выполнив необходимые процедуры, Фолкейн выскочил из кокпита. В отсеке никого не было; внутренняя герметическая дверца оставалась закрытой.
Он торопливо отцепил висевший у пояса предмет и с решимостью отчаяния сжал его в руке. В ожидании Латимера он посмотрел на приборную доску саней. Фолкейн чувствовал, что сила тяжести на этом звездолете превышает стандартную земную, и шкала гравиметра подтвердила его ощущения: стрелка стояла на делении 1,07. Интенсивность освещения более чем на треть превосходила обычную. Спектральное распределение указывало на то, что эти существа, какими бы они там ни были, живут вблизи звезды F-типа. Но тогда почему такое освещение?
Внутренняя дверца распахнулась, наружу вырвалось немного воздуха. Фолкейн отметил про себя, что шлюз — составной: за этим отсеком был еще один. В дверном проеме появилась облаченная в скафандр человеческая фигура. Сквозь стекло шлема виднелось суровое лицо Латимера. В руке он держал бластер обычного типа, приобретенный наверняка на Луне. Но за спиной человека маячил робот — весь из металла, длинные ноги, цилиндрическое тело со множеством рук, вместо пальцев — датчики или эффекторы.
— Хорошо же вы принимаете посла, нечего сказать, — бросил Фолкейн. Рук поднимать он не собирался.
Впрочем, Латимер этого и не потребовал.
— Мера предосторожности, — пояснил он безучастно. — При вас не должно быть оружия. Сначала поищем бомбы.
— Валяйте, — согласился Фолкейн. — Суденышко мое чисто, пистолет я, как было договорено, оставил в звездолете. Правда, у меня есть вот это. — Он поднял левую руку, показывая зажатый в кулаке предмет.
Латимер отскочил.
— Йагнат хамман! Что это?
— Граната. Не ядерная, всего лишь противопехотная. Начинена торденитом с коллоидным фосфором для приправы. Здесь на расстоянии в пару метров разнесет что угодно. Про кислородную атмосферу я уж не говорю. Я вытянул чеку и отсчитал целых пять секунд, прежде чем вставить шток на место. Теперь гранате не дает взорваться только мой палец. Да, кстати, осколков от нее куча.
— Но вы… вы… нет!
— Не паникуйте, приятель. Пружина не такая уж тугая — я спокойно удержу ее в течение часа. Мне вовсе не хочется взрываться. Но еще больше мне не хочется попасть в плен, быть застреленным… Продолжите сами. Если вы будете придерживаться дипломатической учтивости, никаких проблем не возникнет.
— Я должен сообщить об этом, — пискнул Латимер. Он наклонился над каким-то прибором — по всей видимости, интеркомом. Робот, как ему было приказано, проверил сани и замер в ожидании.
— Он вас примет. Пойдемте, — сказал Латимер, делая шаг к двери. Он явно был рассержен. Робот пропустил вперед обоих людей и двинулся следом. Фолкейн чувствовал себя между ними как в мышеловке. Что толку в этой гранате? Если его сопровождающие только захотят, они без особых хлопот справятся с ним. Или не будут рисковать сейчас, а подстрелят его на обратном пути, когда он уже будет считать себя в безопасности.
Хватит об этом. Ты пришел сюда, дабы узнать все, что можно. Да, ты не герой, ты бы отдал черту душу, лишь бы оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, со стаканом в руке и со шлюхой на коленях, и хвастать напропалую своими приключениями. Но ведь назревает война. Атаке могут подвергнуться целые планеты. Представляешь, какая-нибудь девчушка не старше твоей маленькой племянницы, лежит под развалинами сметенного атомным взрывом дома — лицо обуглилось, глаза испарились — и зовет папу, который погиб вместе со звездолетом, и маму, которую взрыв застиг на улице. Быть может, дела не настолько плохи. Быть может. Как можно упускать возможность поговорить с противником? В конце концов, ты рискуешь лишь собственной шкурой. А шкура-то свербит. Тьфу ты, черт, и не почешешься!
Фолкейн криво усмехнулся. Наружная дверца закрылась, давление внутри шлюза выровнялось, створки люка, ведущего в рабочие помещения звездолета, автоматически раздвинулись.
Глазам человека предстал залитый ярким светом, отражавшимся от металлических стен, коридор. Тишину нарушали лишь рокот двигателей, приглушенное гудение вентиляции на форсированной тяге да гулкое эхо шагов. Дверей в стенах коридора не было, лишь всякие решетки, вентиляционные отверстия; кое-где попадались загадочного вида приборы. Впереди открылся перпендикулярный проход: по нему прошествовал еще один робот, совершенно не похожий на первого, — он очень напоминал ведро со щупальцами и усиками и явно был предназначен для обслуживания каких-то механизмов. На этом корабле, похоже, всем занимались машины — вернее, он сам по себе был одной огромной машиной.
Если не считать Латимера, Фолкейну на борту не встретилось еще ни одной живой души, но что-то подсказывало ему, что на звездолете есть не только роботы. Воображению его вдруг представилась громадная туша, изготовившаяся к прыжку.
— Здесь можно дышать, — раздался в наушниках голос Латимера. — Воздух чуть более плотен, чем на Земле на уровне моря.
Имитируя движения своего проводника, Фолкейн свободной рукой открыл вентиль, чтобы давление внутри шлема постепенно сравнялось с наружным, потом поднял лицевой щиток и глубоко вдохнул. И тут же пожалел об этом. Воздух был горячим и сухим, как в пустыне; сильно пахло озоном. К этому запаху примешивались и другие ароматы — пряностей, кожи, крови, — усиливавшиеся по мере того, как маленький отряд все ближе и ближе подходил к жилым отсекам корабля. Латимер как будто не замечал ни жары, ни ослепительного сияния ламп. Наверно, он уже с этим свыкся. Свыкся ли?
— Сколько народу у вас в экипаже? — спросил Фолкейн.
— Вопросы будет задавать Гэхуд, — Латимер глядел прямо перед собой, одна щека его чуть подергивалась. — Я вам искренне советую: отвечайте ему вежливо и полно. Вы и так уже провинились с этой своей гранатой. Но вам повезло: ему так хочется вас увидеть, что он лишь слегка рассердился на подобную дерзость. Будьте очень осторожны, а иначе он вас достанет и на том свете.
— Какая лапочка ваш босс, право слово, — Фолкейн попытался разглядеть выражение лица Латимера. — На вашем месте я давно бы ушел от него, хорошенько хлопнув дверью.
— Если вас пугают трудности служения своему миру, своему народу, то я не из таких, — презрительно хмыкнул Латимер. Внезапно выражение глаз его изменилось, голос понизился почти до шепота. — Тсс! Мы совсем рядом.
Фолкейн увидел впереди уходящую отвесно вверх шахту гравиколодца. Люди и робот поднялись по ней на добрых пятнадцать метров и очутились на другой палубе.
Передняя? Сад? Грот? Фолкейн смятенно огляделся. Все помещение, большое как танцзал, заставлено было плантерами. В них росли самые разнообразные растения: от крошечных, сладко пахнущих цветов и высоких разлапистых папоротников до настоящих деревьев с пушистыми, заостренными или причудливо закрученными листьями. Основным цветом растений был темно-золотистый. В центре зала бил фонтан. Каменный бассейн его был очень дряхлым на вид, но сохранившиеся барельефы вызвали у Фолкейна чувство восхищения. Очарованию бассейна, его чужой, непривычной красоте разительно не соответствовали заляпанные большими пятнами краски переборки. Очевидно, вкус у владельца этого сада был весьма своеобразный. Следуя за Латимером, Фолкейн миновал арочный дверной проем в конце зала — и оказался в первом из, так сказать, дворцовых покоев. Каюта была обставлена — вернее даже заставлена — с варварской роскошью. Пол устилали шкуры, которые вполне могли принадлежать ангорским тиграм. Одну из стен покрывала грубой работы золотая плита, вторая в точности походила на раскрашенные переборки снаружи, на третьей висела чешуйчатая шкура, а четвертая стена представляла собой экран, на котором под рокот барабанов и завывание рогов метались в исступленном танце какие-то абстрактные тени. Над входом висел череп чем-то смахивающего на динозавра животного. Из стоявших тут и там курильниц поднимался к потолку горьковатый дымок. Две из них были настоящими произведениями искусства, древними и прекрасными, как и фонтан. Остальные мало чем отличались от железных болванок. Сесть можно было либо на подиум — таковых в каюте было два, причем столь широких, что на каждом из них спокойно улеглось бы по три человека, — либо на разбросанные по полу подушки. На полках и в самых неожиданных местах полно было всякой всячины. Что там такое, Фолкейн даже не попытался разобраться. Одни предметы походили на музыкальные инструменты, другие — на игрушки, но чтобы узнать истинную их сущность, надо сперва познакомиться с хозяином.
А вот и мы!
Плотный экран из прозрачного материала, скорее всего из витрила, закрывал второй вход в помещение. Если оставаться за ним, не страшна никакая граната. А еще безопаснее вести разговор по телекому. Но так ронять себя в глазах пришельца Гэхуд не собирался. Он вышел и встал за экраном.
Хотя Фолкейн перевидал достаточно инопланетян, ему пришлось стиснуть зубы, чтобы удержаться от крика. Перед ним стоял… Минотавр!
Нет… не точная копия, разумеется… если уж на то пошло, из него такой же Минотавр, как из Эдзела дракон. Но до чего похож!
Это было двуногое существо, чем-то напоминавшее человека. Ноги — короче, а руки — значительно длиннее, чем у людей. На ногах по три пальца, все с подушечками, на руках — по четыре, похожих на обрубки с зеленоватыми ногтями на концах. Такой же оттенок имела кожа, поросшая золотистыми волосками — не настолько, правда, густыми, чтобы можно было назвать их мехом. Под кожей, вовсе не там, где у людей, перекатывались мускулы. Губы по-коровьи мягкие, но рудиментарные грудные соски отсутствуют, поэтому сказать наверняка, принадлежит ли он к разряду млекопитающих, невозможно. Одно было ясно, что это взрослый самец, по всей видимости теплокровный. Зубы — ровные, тронутые желтизной.
Голова… Сравнивать между собой обитателей двух планет бессмысленно. Можно лишь описывать разницу между ними в пределах языковых возможностей. Скорее всего, эту массивную голову с широким рылом, мясистым подбородком, иссиня-черными широко расставленными глазами под низкими надбровными дугами, очень покатым лбом и длинными подвижными ушами можно было назвать бычьей. Но, разумеется, отличия преобладали над сходствами. У Гэхуда не было рогов; лицо его обрамляла роскошная грива, ниспадавшая сзади чуть ли не до пояса. Волосы были светлыми и полыми изнутри, а потому в свете ламп переливались всеми цветами радуги.
Хотя Фолкейна с Латимером судьба ростом не обидела, Гэхуд возвышался над ними обоими. В нем было сантиметров двести тридцать. При таком росте, при неимоверной ширине плеч и грудной клетки, при столь развитой мускулатуре весу в нем было наверняка не меньше двухсот килограммов. На шее у него висело бриллиантовое ожерелье, пальцы унизаны были кольцами, на запястьях сверкали тяжелые золотые браслеты. Если не считать ремня, на котором с одного бока болтался кисет, а с другого — похожий на мачете нож, он был абсолютно голым. Дыхание Гэхуда напоминало гул вентилятора. От него исходил запах мускуса. Когда он заговорил, оказалось, что голос у него — очень низкий и требовательный.
Латимер поднес бластер к губам — что это, салют? — потом опустил и обернулся к Фолкейну.
— Вы стоите перед Гэхудом из Нешкета, — последнее слово он выговорил с трудом. — Он будет вас допрашивать. Я уже сообщил ему, что вы назвались Себастьяном Тумсом. Вы с Земли?
Фолкейн собрался с духом. У этой твари за экраном устрашающий вид… Ну и черт с ней!
— Буду рад обменяться информацией, — ответил он. — Нешкет — это его планета? Или как?
Латимер даже переменился в лице.
— Ну что вы делаете! — пробормотал он. — Ради себя же самого, отвечайте, как вам было сказано.
Фолкейн обнажил в усмешке зубы.
— Бедный ты маменькин сыночек! — воскликнул он. — Дрожишь за свою шкуру, а? Мне-то особо терять нечего!
Врешь, приятель, мысленно оборвал он себя. Жизнь тебе терять вовсе не хочется. Ой как не хочется! А у Гэхуда, похоже, темперамент как у атомной бомбы. Вот если бы мне удалось пройти по доске над пропастью…
Некий бесенок внутри него прокомментировал: «Какой поток метафор! Юмор висельника, а, дружок?»
— В конце концов, — сказал Фолкейн вслух, глядя в искаженное страхом лицо Латимера и на бластер в его руке, — рано или поздно вы столкнетесь с Лигой. В схватке или как еще — этого уж я не знаю. Ну так отчего же вы не хотите поговорить со мной? В бою ведь ответ один — торпеда в борт, а так, глядишь, что-нибудь да выясните.
Гэхуд что-то пробурчал. Латимер ответил. Лицо его было мокрым от пота. Хозяин положил руку на рукоять ножа, фыркнул и бросил короткую фразу.
Латимер сказал:
— Вы не понимаете, Тумс. Дело в том, что вы забрались на принадлежащую Гэхуду территорию. Он выказал редкую сдержанность, не уничтожив ваш корабль на месте. Поверьте мне. Мало кто из его родичей обладает подобным терпением. Но и у него оно скоро лопнет.
Его территория, вот как? — подумал Фолкейн. Не настолько же он, в самом деле глуп, чтобы полагать, будто Лига испугается одной его эскадры и забудет про Сатану? Вполне возможно, что по их законам он получает приоритет перед своими сородичами, оказавшись тут раньше них. Скорей же всего это — авангард. Отправили сюда первое, что подвернулось под руку. А эта женщина — как ее там, сестра Теи Белдэниэл, — отправилась за подмогой. Или она связалась с другим минотавром? Судя по поведению Латимера, Гэхуд его хозяин… Ну что ж, блефую, похоже, не я один. Гэхуд, наверно, горит желанием прихлопнуть меня как муху. Латимер из-за этого и паникует. Ему-то от моей гранаты никуда не деться. Однако пока Гэхуд сдерживается. Видно, хочет припугнуть меня и выудить побольше сведений.
— Кстати, — сказал Фолкейн, — раз уж вы переводчик, не вижу причины, почему бы вам самому не ответить на пару моих вопросов. Вам ведь впрямую это не запрещено?
— Н-н-нет… Я… — Латимер судорожно вздохнул. — Я могу вам сказать… э… название, которое было упомянуто… это… э… поместье.
Гэхуд что-то проревел.
— А теперь отвечайте мне! Вы прибыли с самой Земли?
— Да. Нас отправили исследовать планету-бродягу. — Утверждение, будто «Бедолага» натолкнулся на Сатану случайно, прозвучало бы уж слишком неправдоподобно. Кроме того, непонятно было бы, при чем тут Лига, готовая отомстить.
Гэхуд, через Латимера:
— Как вы узнали о ее существовании?
Фолкейн, лукаво:
— Да, вы, небось, все локти себе искусали, когда обнаружили нас здесь? Вы ведь рассчитывали, что у вас полно времени. Хотели сделать планету неприступной, а? Учтите, друзья, во всей галактике нет ничего такого, к чему Лига не смогла бы приступить. Как называется ваша родная планета?
Гэхуд:
— Ваш ответ уклончив. Откуда вы узнали? Сколько вас здесь? Каковы ваши дальнейшие планы?
Фолкейн — молчание.
Латимер, сглотнув:
— Э… Не вижу в этом большой беды. Планета называется Датина, народ, живущий на ней, — шенны. В буквах Общего Алфавита, Д-А-Т-И-Н-А и Ш-Е-Н-Н-Ы. Единственное число — шенн. Приблизительно слова эти означают «мир» и «народ».
Фолкейн:
— Обычное дело.
Про себя он отметил, что шенны живут на своей планете. Быть может, у них есть несколько колоний, но вряд ли много. Живут и не высовываются. Иначе разведчики Лиги обнаружили бы их давным-давно. Из этого, естественно, не следует, что они перестают быть врагами — быть может, смертельными врагами человечества. Те сведения, которые для них добывала «СИ», не говоря уж о самом создании фирмы, подтверждают как раз обратное. Одна-единственная планета, как следует вооруженная и искусно ведомая, может взять верх надо всей Лигой, вместе взятой, ибо способна причинить значительный ущерб. Даже если ее, в конце концов, и одолеют, она наверняка успеет уничтожить целые миры с их обитателями.
Если Гэхуд типичный их представитель, эти шенны запросто могут выкинуть что-нибудь этакое, — подумал Фолкейн. — Слишком, черт побери, много неизвестных да и противоречий хватает! Ну почему они примчались сюда на такой скорости? Где та пресловутая выдержка, где то долготерпение, с которым создавалась «Сириндипити»? Куда это все вдруг пропало? Чего ради, если уж на то пошло, они поставили на карту свою судьбу — и проиграли, между прочим, — похищая меня?
— Говорите! — взвизгнул Латимер. — Отвечайте на его вопросы!
— Что? А-а, вопросы, — не торопясь повторил Фолкейн. — Боюсь, что не смогу этого сделать. Мне известно лишь, что наши корабли получили приказ вылететь сюда, проверить ситуацию и доложить по возвращении. Нас предупредили, что кто-нибудь может попробовать перебежать нам дорогу. И все. — Он почесал переносицу и моргнул. — Наше командование отнюдь не жаждет открыть вам, сколько мы о вас уже знаем… откуда и как к нам попала эта информация.
Латимер вздрогнул и, круто повернувшись, принялся что-то объяснять Гэхуду.
Пожалуй, тот был ошеломлен не меньше своего прислужника. Вряд ли он станет утверждать, что Фолкейн врет. Или станет? Он может сделать все, что угодно.
Фолкейн застыл в напряжении.
Его выручили тренированные мышцы.
Гэхуд отдал приказ. Робот тихонько скользнул к человеку. Тот краем глаза заметил его движение и метнулся в сторону. Опоздай он на долю секунды, и его левая рука оказалась бы в металлических тисках.
Фолкейн вжался в угол.
— Бездари! — прокомментировал он.
Робот снова было направился к нему.
— Эй, Латимер, если эта штука сделает еще хоть шаг, я отпущу палец. Отзовите своего железного пса, или нам обоим крышка!
Латимер пробормотал команду — робот остановился. Тут вмешался Гэхуд: по его приказу машина начала отступать и пятилась до тех пор, пока не уперлась в стену. Минотавр топнул ногой, замахал руками, ноздри его широко раздулись — он гневался, укрывшись за экраном.
Дуло бластера направлено было в грудь Фолкейну. Но рука Латимера дрожала, лицо его исказила гримаса страха. Пусть он посвятил свою жизнь Датине, пусть он готов пожертвовать собой, возникни такая необходимость, — поведение хозяина, так свободно рисковавшего этой жизнью, вряд ли было ему по душе.
— Кончайте, Тумс, — проблеял он. — Со всем кораблем вам не справиться.
— Пока у меня кое-что получается, — откликнулся Фолкейн. Ему пришлось сделать над собой громадное усилие, чтобы голос не дрожал. — И потом, вы же знаете, что я не один.
— Какой-то крошечный разведкатер… Хотя постойте, вы говорили про других! Кто они? Сколько их? Где они прячутся?
— Вы на самом деле думаете, что я вам все это выложу? Ладно, слушайте и переводите все в точности. Когда мы обнаружили вас, мой корабль отправили установить с вами контакт. Лига предпочитает торговать, а не воевать. Но если дело доходит до драки, мы не успокаиваемся, пока от противника не останется камня на камне. Вы достаточно прожили в Содружестве, Латимер, чтобы подтвердить правоту моих слов. Мне приказано передать вам следующее. Наши заправилы хотят встретиться с вами. Время и место выберите сами и потом сообщите в секретариат Лиги. Кроме того, я должен вас предостеречь относительно Беты Креста. Мы здесь были первыми; территория эта — наша, и наш флот уничтожит всякого, кто осмелится посягнуть на наши права. Теперь я возвращаюсь на свой звездолет, а вам советую отправиться восвояси и хорошенько поразмышлять надо всем этим на досуге.
Латимер окончательно сник.
— Я не могу… не могу… перевести ему это слово в слово.
— Ну, так не переводите, — Фолкейн пожал плечами. Гэхуд наклонил голову, топнул ногой и взревел. — Однако если вы спросите меня, то он как будто начинает проявлять нетерпение.
Запинаясь на каждом слове, Латимер заговорил с шенном.
Наверняка смягчит мои выражения, подумал Фолкейн. Бедняга. На Луне-то он действовал смело, а здесь его так запугали, что он превратился в раба, во всех смыслах. И даже наркотиками накачивать не пришлось, не то что меня. Омерзительное зрелище. А где-то в уголке сознания притаился беззвучный вопль: выпустят они меня или убьют?
Гэхуд взревел снова, да так громко, что ушам Фолкейна стало больно. По каюте пошло гулять эхо. Датинец ухватился за низ экрана. При установленной на корабле силе тяжести экран этот весил не меньше тонны, но Гэхуд приподнял его и что-то крикнул. Латимер, спотыкаясь, бросился к нему.
Вот оно, понял Фолкейн. Он запустит под экран своего раба, снова закроет вход, а потом прикажет роботу схватить меня. Я его оскорбил и потому должен умереть. Ради этого можно пожертвовать и роботом, и обстановкой…
Тело его отреагировало мгновенно. Он находился дальше от двери, чем Латимер, и ему еще надо было миновать робота. Но молодость, тренированные мышцы, привычка к работе в скафандре и жажда жизни сделали свое. У витрилового экрана он оказался одновременно с Латимером. Экран стоял теперь почти вертикально; между ним и палубой образовался проем шириной не меньше метра. Державший его зверюга не сразу сообразил, что к чему, и Фолкейн успел проскочить внутрь.
Он тут же откатился в сторону. Гэхуд отпустил экран, который с грохотом встал на прежнее место, и ринулся на него.
— Нет, нет! — крикнул он. — Уберите его, Латимер! Иначе он станет третьим слоем в нашем с вами пироге!
Раб бросился на хозяина, пытаясь его остановить. Шенн отшвырнул его от себя и прижал к полу. Скафандр с лязгом ударился о металл палубы. Это как будто привело Гэхуда в чувство. Он замер.
Немая сцена. Латимер в полуобморочном состоянии корчился под ногами датинца; из носа у него текла кровь. Минотавр в упор глядел на Фолкейна; грудь его высоко вздымалась, воздух со свистом вырывался из ноздрей. Гермесец стоял в нескольких шагах от него, посреди почти не отличавшейся от первой каюты. Светлые волосы его прилипли к мокрому от пота лбу. Он ухмыльнулся и помахал зажатой в руке гранатой.
— Так-то лучше, — сказал он. — Гораздо лучше. Стойте смирно, вы оба. Латимер, я возьму вашу пушку.
Раб попытался было дотянуться до бластера, который лежал неподалеку, но не смог. Гэхуд наступил на оружие ногой и заворчал.
— Ну и держи его… на здоровье, — сказал Фолкейн. Да, кем-кем, а идиотом этого детину не назовешь. Завладей Фолкейн бластером — и граната ему больше ни к чему. Ну да ладно, все равно им деваться некуда. — Проводите-ка меня до саней. Если надумаете звать своих роботов или добрых молодцев, в общем, кого угодно, предупреждаю сразу: взорву ко всем чертям!
Латимер кряхтя поднялся.
— Добрых молодцев? — озадаченно переспросил он. Потом до него дошло. — А, членов экипажа. Нет, мы не будем их звать. — Он перевел свои слова датинцу.
Фолкейн внешне оставался бесстрастным, но внутри у него все пело. Реакция Латимера подтверждала его подозрения, которые превратились почти в уверенность, когда никто не прибежал в каюту на шум и даже не запросил, в чем дело, по телекому.
Гэхуд и Латимер были одни. Флагманский звездолет, подобно всем другим кораблям, был полностью автоматическим.
Но это невозможно!
Хотя, хотя… А если предположить, что на Датине — или в этом Гэхудовом поместье — ощущается острая нехватка в, так сказать, людях? Шенны вряд ли ожидали, что у Беты Креста окажется звездолет Лиги. У них ведь нет оснований думать, будто тайна «СИ» раскрыта. Разумеется, они должны были учитывать возможность встречи с противником, но сочли, видно, что с ним справятся и роботы.
(Причем небезосновательно. «СИ» наверняка известила их, что если Техноцивилизация затевает сколь-нибудь серьезную экспедицию, то оповещает об этом все подвластные ей миры. Поэтому вероятность встречи с Космофлотом была в этом случае крайне мала.)
Скорее всего, Гэхуд решил не затруднять себя подбором команды — наверно, это показалось ему пустой тратой времени, а взял с собой всех своих роботов. Единственным живым его спутником был человек, который доставил ему весточку, — раб.
Что же это за цивилизация такая — испытывающая недостаток в профессионалах, плюющая на научное изучение новой планеты и в то же время в области кибернетики оставившая Содружество далеко за спиной?
Гэхуд бросил на пол витриловый экран. Раздался оглушительный грохот. Робот стоял как вкопанный. Фолкейн вслед за своими пленниками пересек переднюю, спустился по гравиколодцу и прошел по коридору до шлюза.
Времени, чтобы составить план, у него по дороге было достаточно.
— Так, — сказал он, — я бы взял в заложники вас обоих, но боюсь, Гэхуд раздавит мое суденышко. Понятно, Латимер?
— Нет! — отшатнулся тот.
— Да. Мне нужна гарантия, что меня не подстрелят на обратном пути.
— Но неужели вы не понимаете? Мои… то, что я знаю… что вы можете узнать от меня… он не допустит этого!
— Я уже все прикинул. По-моему, он не так уж и рвется испепелить вас. Вы нужны ему — и не только как переводчик. Иначе он не взял бы вас с собой.
В Солнечной системе за тобой закрепилась слава искусного пилота, Хью Латимер. И ты — единственный член его экипажа (надеюсь, он не подозревает, что я об этом догадался). Без тебя ему придется туго, даже со всеми этими роботами. Домой-то он, разумеется, вернуться сможет, а вот осмелится ли он на что-нибудь еще, пока у него есть сомнения, наврал ли я ему насчет армады за моей спиной или нет? В конце концов, откуда мне знать: вдруг вы друзья?
— Так что, пока вы со мной, я в относительной безопасности. Верно? Прокатитесь до моего звездолета, а там я вас отпущу.
Хозяин нащупает вас лучом радара и подберет. Передайте ему, что если по прошествии известного времени он не обнаружит вас барахтающимся в космосе, то может открывать огонь.
Латимер заколебался.
— Быстрее! — рявкнул Фолкейн. — Переводите, потом скажете мне его решение. Мой палец уже устал.
Откровенно говоря, он опасался, как бы враги его не учинили какую-нибудь каверзу.
— Хорошо, — угрюмо согласился Латимер. — Но бластер я возьму с собой.
— Тогда я не стану выбрасывать гранату. Вот и договорились. Пошли.
Латимер произнес команду. Люк начал медленно закрываться. Фолкейн бросил прощальный взгляд на Гэхуда. Минотавр с ревом бегал по коридору, стуча кулаками по переборкам.
Сани ожидали их. Фолкейн приказал Латимеру лезть внутрь, выразительно кивнув на гранату, потом забрался сам. Они кое-как разместились в кокпите. Управлять санями в такой тесноте можно было лишь одной рукой, поэтому старт у Фолкейна получился неуклюжим. Выбравшись из порта, он предоставил кораблик его собственной воле, а сам принялся вызывать «Бедолагу».
— Дэвид! — раздался в наушниках голос Чи Лан. — Ты свободен! Ян-тай-и-лирх-ю!
— Нам с тобой придется улепетывать во все лопатки, — сказал он по-английски, чтобы понял Латимер. — Дай мне направляющий луч. Будь готова втянуть меня на борт и запустить двигатели. Да, кстати, сначала мне надо будет высадить пассажира.
— Заложник, что ли? Тупица, хватит валять дурака. Слышал, что приказал капитан?
Через минуту Фолкейн передал управление автопилоту. Сани двигались ровно; гигантская тень линкора постепенно отдалялась. Гермесец поглядел на поникшего Латимера.
Тот сидел сгорбившись и поджав ноги; лицевой щиток его шлема посверкивал в тусклом мерцании звезд и огоньков на панели управления. Бластер уперся ему в живот.
— Вряд ли Гэхуд начнет в нас палить, — сказал Фолкейн тихо.
— Сейчас — да, — устало отозвался Латимер.
— Ну-ну. Как насчет расслабиться? Прогулка нам предстоит довольно нудная.
— А как же эта штуковина у вас в руке?
— Мне она не помешает. Это такая же мера предосторожности, как и ваш бластер. Но мы можем открыть шлемы, угостить друг друга сигаретами…
— Не курю, — заявил Латимер. — Однако… — Вслед за Фолкейном он поднял лицевой щиток. — Да. Хорошо… разжаться. — Он вздохнул.
— Зла я на вас не держу, — сказал Фолкейн не вполне искренно. — Мне просто хочется, чтобы дело не закончилось стычкой.
— Мне тоже. Я восхищен вашим мужеством. Вы вели себя в этой ситуации почти как шенн.
— Может, вы мне объясните в общих чертах, из-за чего весь переполох?
— Нет, — Латимер снова вздохнул, — лучше уж я вообще замолчу. Только вот… как там они? Мои друзья из «Сириндипити»?
— Ну, дела у них обстоят…
Латимер уселся поудобнее, и Фолкейн понял, что у него есть шанс. По правде сказать, он готов был ждать, сколько понадобится, готов был даже отказаться от своей задумки, если не представится подходящего момента. Сани уже настолько отдалились от линкора, что никакой сканнер не сможет определить, что происходит в их кокпите. Если не считать направляющего луча Тупицы и следящего Гэхуда, они предоставлены сами себе.
Латимер притулился рядом с Фолкейном; голова его находилась примерно на уровне плеча гермесца. Бластер лежал на коленях.
— …вот так, — закончил Фолкейн. А ну! Левый его кулак, утяжеленный зажатой в нем гранатой, ударил по пистолету — тот отлетел к стенке. Правая же рука его змеей проскользнула под открытый лицевой щиток шлема и сдавила горло Латимера.
Латимер все-таки успел один раз выстрелить, пытаясь вырваться. Но потом затих.
Тяжело дыша, Фолкейн чуть ослабил хватку.
— Обстоятельства, — пояснил он пространству.
Воздух с шипением вырывался через дырку в борту. Но дырка эта уже начала затягиваться, а резервные кислородные баки привели давление внутри кокпита в норму. Он засунул бластер себе за пояс и оглянулся. На эскадре шеннов все было спокойно. Да и трудно было предположить, что на таком расстоянии можно заметить короткую вспышку и тонкую завесу водяного тумана.
Избавиться от гранаты было потрудней. Фолкейн с помощью двигателей развернул сани перпендикулярно курсу, так, чтобы минишлюз был обращен не к линкору. Клапаны этого шлюза представляли собой набор сфинктерных диафрагм по обеим сторонам жесткого цилиндра. При подобной конструкции незначительная утечка воздуха была практически постоянной; да и при посадке и высадке терялось довольно большое количество газа. Но этот недостаток компенсировался высокой скоростью саней. Да и, в конце концов, они ведь были предназначены для коротких перебежек по космосу. Закрыв лицевой щиток, Фолкейн уперся ногами в стенку — голова и плечи оказались снаружи. Почти без размаха он швырнул гранату. Та взорвалась на сравнительно безопасном расстоянии. Пара-тройка осколков срикошетила по обшивке, но и только.
— Хорьки! — бросил он.
Левая рука болела. Он подвигал пальцами, пытаясь расслабить кисть, потом юркнул внутрь саней.
Латимер начал приходить в себя. Волей-неволей — что за грубое обращение с человеком? — Фолкейну пришлось снова чуть его придушить. Так он выиграл несколько секунд, за время которых успел вывести сани на прежний курс, пока Гэхуд ничего не заметил и не исполнился подозрений.
Он осторожно уселся напротив Латимера, вытащил из-за пояса бластер, открыл свой шлем и стал ждать. Пленник шевельнулся, огляделся, вздрогнул и подобрался, словно для броска.
— Не стоит, — сказал Фолкейн, — или вы умрете. Встаньте. Проберитесь в заднюю часть саней и снимите скафандр.
— Что? Логра доадам! Ах ты, свинья!..
— Живее, — приказал Фолкейн. — Теперь слушайте: убивать вас я не намерен. Мораль и все прочее здесь не причем — из вас вышел отличный заложник. Но к Гэхуду вы не вернетесь. Ему придется обойтись без вашей помощи, вы попытаетесь помешать мне, я убью вас, как паршивую собаку. Раздевайтесь.
Еще не совсем пришедший в себя Латимер повиновался. Фолкейн заставил его застегнуть скафандр. — Мы выкинем его в подходящий момент, и ваш босс решит, что это вы, — пояснил он. — Пока он разберется, что к чему, вас уже тут не будет.
Ответом ему было рычание и гневный взгляд.
— То, что мне рассказывали о вас, людях, правда. Теперь я сам в этом убедился. Злобные, вероломные…
— Засохни, Латимер. Я с вами договоров не подписывал, присяг не приносил. Не так давно вы и сами не прочь были изменить правила переговоров. И гостеприимства в вашем замке на луне я пока что не забыл.
Латимер отшатнулся.
— Фолкейн, прошептал он.
— Так точно. Капитан Дэвид Фолкейн собственной персоной. С жалобой на отравление гидроцианидом и с кучей причин подозревать вашу шайку в темных делишках. Или вы станете утверждать, что отправились на прогулку? Ничего себе прогулка! Сиди тихо, пока я тебя не поджарил!
Последнее предложение он произнес таким голосом, что вконец запуганный Латимер застыл в своем углу, даже не пытаясь возражать.
Фолкейн и сам изумился. Я ведь и в самом деле готов был выполнить свою угрозу. Что за черт? Я же хотел всего лишь припугнуть его, чтобы он не догадался о моих планах и в отчаянии не бросился на меня. Но эта ярость… О небо! Он вздрогнул.
Время шло. Вражеские звездолеты становились все меньше, «Бедолага» приближался. Когда сани были почти рядом с кораблем, Фолкейн приказал Латимеру вытолкнуть через минишлюз пустой скафандр. Процедура эта была довольно трудоемкой, но Латимер не издал не звука.
— Возьми нас на борт, Чи, — сказал Фолкейн.
Из корпуса звездолета вырвался гравилуч. Фолкейн отключил двигатель. В борту корабля открылся грузовой люк. Едва сани встали на свое место, защищенные теперь от перегрузок полем тяготения «Бедолаги», Чи перевела двигатели на полную мощность. Корпус звездолета мелко задрожал; послышался ровный гул.
Цинтианка сбежала вниз, навстречу людям. Они только что выбрались из саней и стояли теперь, разглядывая один другого в холодном свете ламп. Чи направил на Латимера свой сканнер.
— Вот оно как, — пробормотала она. — Я так и предполагала, Дэвид. Куда мы запрем этого клонга?
— В лазарет, — ответил Фолкейн. — Чем скорее мы с ним разберемся, тем лучше. За нами могут устроить погоню, но если мы отправим домой другую нашу капсулу, да еще кое с чем внутри…
Он тут же раскаялся, что произнес это все по-английски. Латимер понял, что с ним хотят сделать, взвизгнул и кинулся грудью на бластер. Движения Фолкейна стеснены были скафандром, и он не успел уклониться от нападения. Мужчины покатились по палубе. Чи Лан угрем проскользнула между ними и оглушила Латимера выстрелом из сканнера.
Тело того обмякло. Фолкейн поднялся, тяжело дыша; он дрожал.
— Надолго он отключился?
— На час-другой, — ответила цинтианка. — Но надо приготовить все заранее. — Она сделала паузу. — Я же не психотехник, чтобы так вот, раз — и все. И потом, у нас нет полного набора лекарств, которые в этом деле применяются, и электроэнцефалических индукторов тоже нет. Я не уверена, что смогу много из него выкачать.
— Не сомневаюсь, что ты с ним справишься, — сказал Фолкейн. — Ты же у нас теперь опытный врач. Кстати, с тех пор, как ты меня лечила, оставалось полно всяких медикаментов. Узнай у него хотя бы координаты Датины — это их планета.
— Оттащи его наверх. Потом, если только ты в состоянии, возьми на себя управление кораблем.
Фолкейн кивнул. Его начала одолевать усталость — реакция на пережитое напряжение. Тело Латимера показалось ему чудовищно тяжелым. На худом лице пленника застыла страдальческая гримаса, словно в предчувствие того, что его ожидало.
— Дурошлеп, — пробормотал Фолкейн с сарказмом.
Кофе с сандвичем и пять минут под душем, во время которых он по интеркому повествовал о своих похождениях, придали ему сил. На мостике он появился в прекрасном расположении духа.
— Какие дела, Тупица? — спросил он.
— Что касается нас, то мы на пределе скорости возвращаемся к бродячей планете, — отозвался компьютер. Гэхуд наверняка решит, что они на всех парах мчат под крылышко боевых кораблей. — Состояние систем звездолета удовлетворительное, хотя колебания линейного напряжения в цепи сорок семь свидетельствует о неисправности регулятора, который нужно будет заменить при первой же посадке в любом космопорту.
— Исправить, — поправил Фолкейн автоматически.
— Заменить, — повторил Тупица. — Пока в имеющихся в наличии данных будет утверждаться, что в терминах предписанного мне словаря мастер ван Рейн поддается описанию, нелогично, чтобы на мою работу влиял, пусть даже от части…
— Великий Вилли! Мы можем через час оказаться в облаке радиоактивного газа, а ты требуешь себе новый регулятор напряжения! Может, тебе еще его золотом покрыть?
— Эту возможность я не учитывал. Разумеется, покрыть можно только корпус. Это должно неплохо выглядеть при условии, конечно, что все другие аналогичные блоки будут сделаны подобным образом.
— Заткни мельницу, — сказал Фолкейн. Он крепко закусил черенок трубки. — Что противник?
— Гравилуч с эсминца захватил скафандр; в данный момент последний находится рядом с линкором…
— Который возьмет его на борт, докончил Фолкейн уверенно. Пока идут дела так, как он и предполагал… пока. У Гэхуда еще какое-то время уйдет на то, чтобы во всех подробностях растолковать своим кораблям, что от них требуется.
Да, у этих звездолетов высокая скорость и точность наведения на цель, но вот с принятием решений у них туговато. Как и любых других роботов, построенных любой другой цивилизацией. И вовсе не из-за отсутствия мистических жизненных сил. Дело тут, скорее всего, в физической организации живого существа. Помимо мозга, органов чувств и если можно так выразиться, эффекторов, то бишь рук, щупалец и тому подобного — систем, которыми обладает любой робот, в организме живого существа имеются всякие разные железы, лимфатические узлы, сердце, наконец. Другими словами, организм этот есть ультрасложный комплекс инстинктов, развившихся за биллионы лет безжалостной эволюции. Живое существо мыслит не с исключительной полнотой, но способно к самым отвлеченным абстракциям, цели свои оно определяет само, а потому может их бесконечно варьировать. Робот же выполняет только то, для чего он предназначен. Самообучающиеся машины вышли за эти пределы и даже где-то приблизились к настоящему интеллекту. Но все равно — они остаются в определенных рамках, и рамки эти значительно уже, чем у существ, создавших такие машины.
Естественно, если поставленная перед роботом задача соответствует его назначению, он выполняет ее куда лучше, чем живое существо. Прикажи Гэхуд своим кораблям уничтожить «Бедолагу», и спор рас будут решать звездолеты, компьютеры и орудийные стволы.
Ой ли?
Фолкейн сидел размышляя, барабаня пальцами по подлокотнику кресла; едкий дым трубки окутывал мерцающие на экранах звезды.
Голос Чи прервал его раздумья:
— Твой подопечный лежит на столе. Внутривенная инъекция ему сделана, мозг и блуждающий нерв на контроле, аппарат поддержания жизни готов. Я сделала все, что могла. Разбудить его электрошоком?
— Подожди немного. Для него это будет слишком тяжело. Нам ни к чему причинять ему вред, если без этого можно обойтись.
— Это почему еще?
Фолкейн выдохнул.
— Объясню как-нибудь в другой раз. Просто мне кажется, если мы будем обращаться с ним аккуратно, нам больше удастся узнать.
— Тогда уж лучше обратиться в хорошо оборудованную лабораторию.
— Это будет нарушением закона, причем столь серьезным, что вряд ли кто согласится на него пойти. Так что придется уж нам самим… Мы, правда, тоже нарушаем закон, но на это могут посмотреть сквозь пальцы, благо мы за тридевять земель от цивилизованных миров. Вот чего я не могу сказать, так это, даст ли Гэхуд нам несколько дней передышки, чтобы ты успела произвести полный анализ.
— Кстати, какое у тебя от него впечатление?
— В душу я к нему не заглядывал. Но даже будь я с ним хорошо знаком — а я знаю только, что он кидается на противника, как бык на красную тряпку, — даже тогда мне трудно было бы что-либо утверждать. С одной стороны, у нас на борту остался в качестве заложника его доверенный слуга. К тому же у него есть причины подозревать, что у Сатаны нас ожидают друзья. Так что он может плюнуть на потери, вернуться домой и сообщить обо всем своим родичам. С другой стороны, он может быть настолько смел, разгневан, напуган, что Латимер откроет нам нечто, жизненно важное для него, что нападет на нас.
— Предположим, он поступит именно так.
— Нам придется улепетывать во всю мочь. Хочешь жить — умей вертеться. Быть может, нам удастся сбить его со следа где-нибудь в облаке Прайора. А может, мы просто оставим за спиной его тяжелые корабли, и он сам отзовет эсминцы, когда… Что там? Докладывай!
На экранах замелькали огоньки. Тупица сообщил:
— Они преследуют нас.
— Точка рандеву? — потребовала Чи.
— Произвести полный и точный расчет, учитывая скорость, с которой мы движемся, пока не представляется возможным. Однако, — компьютер сделал паузу, — да, эсминцы следуют параллельным курсом, с чуть большим ускорением. При такой скорости они нагонят нас менее чем через одну астрономическую единицу.
— А палить начнут и того раньше, — заключила Чи. — Пойду-ка я к Латимеру.
— Давай, — согласился Фолкейн неохотно; он уже пожалел, что захватил пленника.
— Включи гипера, — посоветовала через некоторое время Чи по интеркому.
— Рано еще, — сказал Фолкейн.
— Чи-ин-пао?
— Мы пока в безопасности. Продолжай движение к Сатане, Тупица. Быть может, они захотят проверить мои слова.
— Ты так считаешь? — скептически осведомилась цинтианка.
— Нет, признался Фолкейн. — Но что мы теряем?
Немногое, ответил он сам себе. Шансов выбраться из этой заварухи живым мало. Однако на данный момент я ничего не могу сделать.
Храбрость в нем воспитали, а вот стремление радоваться жизни было у Фолкейна врожденным.
Теперь он проводил время, выделяя отдельные факты из окружавшей его действительности. Звезды ярко сияли в космической ночи. Корабль представлялся ему малым домом, заполненным рокотом двигателей, шумом вентиляторов, запахом химикалий, музыкой — если есть желание ее слушать, всякими разными безделушками, которые он набрал за годы скитаний. Привкус табака приятно пощипывал небо. При вдохе грудь его расширялась, воздух проходил через ноздри и оказывался в легких. Кресло просело под его телом; и даже сидя он продолжал поигрывать мускулами, продолжая этот бесконечный танец, в котором партнершей его была вселенная. Рукава комбинезона, в который он переоделся, были чуточку шершавыми, и кожа на одной руке зачесалась. Сердце его билось быстрее, чем обычно, но привычно гулко, и это его радовало.
Его охватывали воспоминания. Мать, отец, сестры, братья, придворные, старые, много на своем веку перевидавшие солдаты, крестьяне, большие залы родового замка на Гермесе. Охота в лесу, купанье в волнах прибоя, кони, лодки, авиетки, звездолеты. Роскошные застолья. Кусок черного хлеба с сыром, бутылка дешевого вина, ночь с симпатичной девчонкой… Неужели женщин и в самом деле было так много? Да. Как здорово! Однако в последнее время он все чаще и чаще мечтал встретить такую девушку, с которой можно было бы дружить, как вот с Чи или с Эдзелом. Но разве мало ему этих друзей? Разве кочевая жизнь, от одной дикой планеты к другой, не спаяла их в одно целое?
И что сулит эта, быть может, последняя в его жизни — Сатана? Пусть повезет тому, кто захватит бродягу — кем бы он ни был.
Откуда им знать, что это такое? Они ведь никогда не были на ее поверхности. Откровенно говоря, Гэхуда вряд ли можно винить. Ему ведь тоже не терпится узнать, что это за планета. Тот факт, что мне это известно, что я на нее высаживался, лишь подстегивает его…
— Ну-ка, ну-ка! Не упустить бы эту мысль! Я ведь уже думал о чем-то подобном, но тогда Чи перебила меня…
Фолкейн забыл обо всем на свете. Вдруг из интеркома раздался встревоженный голос цинтианки:
— Эй, ты чего?
— А? — Человек вздрогнул. — Нет, ничего, нормально. Как дела?
— Латимер отвечает мне, но пока бессвязно. Его состояние хуже, чем я полагала.
— Психический шок, — не раздумывая поставил диагноз Фолкейн. — Его заставили предать хозяина — отчасти даже бога.
— Мне кажется, я смогу подержать его на орбите достаточно долго, чтобы он ответил на пару вопросов. Что там враг, Тупица?
— Эсминцы сократили расстояние, — доложил компьютер. — Как скоро они откроют огонь, зависит от типа их орудий. Но по моим расчетам, это произойдет скоро.
— Попытайся вызвать по радио линкор, приказал Фолкейн. — Может они… он пойдет на переговоры. Тем временем подготовь все к переходу на гипера при первом же признаке атаки. Уходить будем к Сатане.
Чи, по всей видимости, не расслышала его последних слов или была слишком занята, чтобы отреагировать. Из интеркома доносились ее реплики, бессвязное бормотание Латимера, гудение медицинских аппаратов.
— Должен ли звездолет перейти на обычные двигатели, когда мы достигнем планеты? — поинтересовался Тупица.
— Да. А пока измени ускорение движения. Мне нужна почти нулевая кинетическая скорость относительно цели, — сказал Фолкейн.
— Но это означает замедление, — предостерег Тупица. — Мы сравнительно быстро окажемся в пределах досягаемости орудий противника.
— Ничего. Как ты считаешь, удастся тебе найти подходящее место для посадки?
— Не уверен. Когда мы улетали, метеорологическая активность и диастрофизм возрастали почти по экспоненте.
— Не горюй, уж одно-то местечко на целой планете отыскать можно. И потом, ведь в памяти твоей хранятся биллионы битов данных по Сатане — так что ты с ней, можно сказать, знаком. Просмотри-ка их и займись выбором места. Я смогу дать тебе лишь общие указания, а решения ты будешь принимать сам. Ясно?
— Полагаю, что вы хотите знать, полностью ли усвоена предложенная вами программа. Полностью.
— Хорошо, — Фолкейн хлопнул ладонью по ближней консоли и улыбнулся; улыбка вышла почти радостной. — Вот выберемся из этой заварухи, и ты получишь свои золотые регуляторы. Если понадобится, я оплачу их из собственного жалования.
— Изменения силы тяжести внутри корабля не чувствовалось; прежними остались очертания созвездий на экранах дальнего вида; как и раньше, ослепительно сверкала Бета Креста. Но показания приборов говорили о том, что звездолет сбавляет скорость. На увеличительных экранах серебряные блестки — корабли Гэхуда превратились сперва в черточки, потом в игрушечные кораблики и, наконец — в боевые звездолеты.
— Есть! — воскликнула Чи.
— Что? — спросил Фолкейн.
— Координаты. В стандартных единицах. Но он потерял сознание. Пожалуй, надо кончать допрос, а то он окочурится.
— Ладно. Да, пристегни его ремнями. Нам, быть может, придется нырнуть в атмосферу Сатаны. Компенсаторы могут и не справиться.
Чи промолчала. Потом задумчиво произнесла:
— Понятно. Ну что ж, неплохо.
Фолкейн принялся грызть черенок трубки. Нет, ждать — это хуже всего. Гэхуд наверняка определил изменение вектора, наверняка заметил эту попытку якобы рандеву, наверняка засек хотя бы один из коммуникационных лучей, тянувшихся на разных частотах к его флагманскому кораблю. Но ничего не изменилось: погоня продолжалась, а ответом Фолкейну был лишь сухой треск помех.
«Если б он только отозвался… если б только отреагировал… Великое небо, нам вовсе не хочется драться!»
На экранах сверкнула белая вспышка, на мгновение затмившая звезды. Зазвучали колокола тревоги.
— По нам был произведен энергетический залп, — сообщил Тупица. — Дисперсия на таком расстоянии достаточно велика, поэтому повреждения — минимальные. Принимаю меры для уклонения от атаки. Противник выпустил несколько ракет. Судя по их поведению, это самонаводящиеся торпеды.
Фолкейн забыл сомнения, страхи и гнев. Он был теперь только воином.
— Уходим на гиперах к Сатане, — сказал он ровным голосом. — На одной десятой мощности.
Небо на экранах задрожало, барабанным перепонкам стало больно от изменившегося ускорения; затем все пришло в норму, лишь пол под ногами дрожал чуть сильнее обычного. Быстрее света звездолет устремился к ослепительной Бете Креста.
— Так медленно? — спросила Чи Лан.
— Иначе нельзя, — отозвался Фолкейн. — Я хочу понаблюдать, что они предпримут.
Приборы сообщили, что эскадра противника затерялась где-то в миллионах километров позади.
— Они не перешли сразу на гипера, — подытожил Фолкейн. — Я так думаю, они сначала попытаются более-менее сравняться с нашей кинетической скоростью. Из чего следует, что при первой же возможности они атакуют нас снова.
— Ты думаешь, нам удастся отсидеться на Сатане?
— Не знаю. Я так предполагаю, они остановятся на некотором удалении от планеты, — Фолкейн отложил трубку. — Будь Гэхуд хоть трижды вспыльчивым, сомнительно, чтобы он очертя голову кинулся в неизвестность вместе со своими роботами. Нет, он подождет, пока не выяснит, как обстоят дела. А время работает на нас.
— Определены импульсы гипердвигателей, — доложил компьютер через несколько минут.
Фолкейн присвистнул.
— Скоренько они замедлились, однако! Ну, ладно, руки в ноги и вперед. Нам вовсе ни к чему, чтобы они догнали нас при подходе к сатане.
Рокот двигателей превратился в перестук барабанов, в грохот, в рев. Пламя Беты Креста, казалось, готово было поглотить звездолет. Компьютер сообщил:
— Нас преследует вся эскадра за исключением одного, предположительно самого большого, корабля. Крейсеры отстали, но эсминцы приближаются. Тем не менее, мы достигнем цели на несколько минут раньше.
— Сколько тебе потребуется времени на сканирование планеты и вычисление курса?
Щелк. Щелк — щелк.
— Будет достаточно ста секунд.
— Уменьши скорость на столько, чтобы мы оказались у цели на, скажем, три минуты раньше первого из эсминцев. Спуск в атмосферу начать через сто секунд после перехода в нормальный режим. Скорость — максимально возможная.
Рев двигателей стал чуть тише.
— Ты сам-то пристегнулся, Дэвид? — спросила Чи.
— А?.. Нет, конечно, — Фолкейн только что это заметил.
— Ну, так пристегнись! Ты считаешь, мне очень хочется отскребать потом палубу от этой овсяной каши, которую ты именуешь своими мозгами? Тоже мне младенец — всему его учить надо!
Фолкейн не удержал улыбки.
— О себе не забудь, пушистик.
— Пушистик?! Ах ты!.. — на него обрушился поток брани.
Фолкейн сел в пилотское кресло и застегнул ремни. Чи надо было отвлечь от мысли, что сейчас она хозяйка своей судьбе. Обитателям Цинтии с этим труднее свыкнуться, чем людям.
Наконец они вышли к бродяге. Звездолет выскочил из гиперпространства. Взревели двигатели, задрожал и застонал металл корпуса — это продолжалось лишь несколько секунд.
Планета была сравнительно близко; по крайней мере, на экранах просматривалась большая часть освещенного полушария. Зрелище было впечатляющее: штормовые облака, молнии, обезумевшие ветры, вулканы, лавины, наводнения, гигантские волны, вздыбившиеся вдруг посреди океанов и распадающиеся на клочья пены; плотная стена дождя, града, обломков камней — один сплошной катаклизм под демоническим диском звезды. На миг Фолкейну показалось, что на всей планете нет места, куда мог бы сесть корабль, и он приготовился к смерти.
Но звездолет Лиги продолжал движение. По похожей на траекторию кометы орбите он устремился к северному полюсу. Постепенно опускаясь, он вошел в верхние слои атмосферы, которым полагалось быть разреженными — но от соприкосновения с которыми корабль вздрогнул.
Звездолет окружала тьма, пронзаемая лишь вспышками молний. Фолкейн бросил взгляд на кормовой экран. Показалось ли ему или в самом деле он заметил акульи формы кораблей Гэхуда? Клочья облаков затрудняли видимость. Раскаты грома, грохот, звон металла наполнили корабль, заполнили череп человека, проникли к нему в душу. Установленные внутри корпуса регуляторы поля не справлялись уже с нагрузкой. Палуба дрожала, раскачивалась, уходила из-под ног, круто вздымалась вверх. Что-то ударилось обо что-то и разбилось. Замигали лампочки.
Фолкейн попытался разглядеть приборную доску. Так, источники ядерной энергии за кормой приближаются… ба, все девятнадцать! Гэхуд не хочет упускать добычу.
Они были предназначены для ведения воздушных боев. Они получили приказ догнать и уничтожить земной звездолет. Они были роботами.
Они не умели размышлять. У них не было данных, которые подсказали бы, насколько опасна эта планета. Они не имели приказа ожидать дальнейших распоряжений, если обстановка вдруг изменится. Кроме того, они засекли маневрирующий в атмосфере корабль, который был меньше их по размерам.
И устремились за ним на полной скорости.
Тупица определил приближающийся ураган и вычислил его силу и направление движения. Это был обычный ураган, со скоростью километров двести — триста в час, нечто вроде мертвой зоны в могучей буре, полосовавшей сейчас континент и гнавшей перед собой чуть ли не пол океана. Никакой звездолет, имей он даже на борту самообучающийся компьютер со всеми необходимыми данными, не смог бы долго противостоять этой буре.
А эсминцы столкнулись с ней грудь в грудь. Шторм подхватил их, как ноябрьский ветер в северных краях Земли подхватывает опавшие листья. С некоторыми из них он еще поиграл, то роняя их до края облаков, то подкидывая до верхней своей границы, и лишь потом отшвырнул. Другие корабли разнесло на кусочки камнями, которые увлек за собой шторм и они затерялись во вспененном воздухе. Третьи разбились о горные склоны. Те обломки, что не унесла с собой буря, упали на грунт и через недели превратятся в грязь, пыль, песок. Словно и не бывало этих девятнадцати боевых кораблей.
— Вверх! — гаркнул Фолкейн. — Определи положение крейсеров! Используй облачное прикрытие! Вряд ли они нас обнаружат за таким клубком разрядов.
Звездолет накренился так, что Фолкейну стало дурно. Медленно, сражаясь за каждый сантиметр, «Бедолага» начал подниматься. Случайно он натолкнулся на воздушное течение, которое повлекло его за собой над всеми бурями, но под обширным слоем конденсирующегося пара, турбулентные массы которого превращали небосвод в подобие ада. Радарам звездолета вся эта плотная облачная масса была нипочем. Они засекли противника.
Крейсеры не собирались совершать посадку на планету. Они оставались на орбите на случай возможного нападения из космоса. Все их датчики, все их приборы прощупывали пространство. Расположились они неосторожно близко друг к другу. Это ведь тоже были корабли-роботы, строители которых веровали больше в силу, чем в разум.
Фолкейн выпустил три из четырех своих ядерных торпед. Две достигли цели, третья была перехвачена на полпути. Скрепя сердце он пожертвовал четвертой, последней. Судя по показаниям приборов, она угодила почти в «яблочко».
Подбитый крейсер начал отступать. К нему присоединился линкор, зловещая туша которого маячила на полудюжине экранов. Оба звездолета перешли на гипердвигатели и исчезли в направлении Циркуля.
Фолкейн заулюлюкал.
Постепенно он успокоился.
— Выбираемся в космос, Тупица. Рассчитай орбиту сразу за атмосферой. Двигатели — на самую малую мощность. Ни к чему напоминать о себе Гэхуду. Вдруг ему взбредет в голову вернуться?
— Как по-твоему, что он предположил? — голос Чи был таким слабым, что Фолкейн едва расслышал вопрос.
— Не знаю. Все, что угодно. Он мог решить, что у нас имеется некое тайное оружие. Он мог решить, что мы нарочно заманили его эсминцы вниз на верную гибель, а торпедами его атаковали наши приятели. А может, ему открылась истина, но он решил, что раз его эскадра наголову разбита и что вот-вот тут может появиться флот Лиги, ему лучше смотать удочки.
— Значит, мы его перехитрили, а? — в усталом голосе Чи послышалась нотка торжества.
— Кто это «мы», котеночек?
— Я ведь раздобыла для тебя эти координаты. Самые, разрази их гром, важные сведения из всех, что нам удалось получить.
— Верно, — согласился Фолкейн, — считай, что я попросил прощения. Как Латимер?
— Мертв!
— Что? — Фолкейн выпрямился. — Почему?
— Когда мы кувыркались, аппарат поддержания жизни вышел из строя. А в том состоянии, в котором находился его организм… В любом случае, сейчас предпринимать что-либо уже поздно: слишком много времени прошло.
Фолкейн представил себе равнодушный жест, которым Чи Лан сопроводила свои слова. Она, наверное, думает: «Жалко, конечно. Но главное-то мы у него успели узнать. И сами остались в живых».
Мысли его перескочили на другое: «Бедняга. Ну что ж, я отомстил. Отомстил за свое унижение. Но не скажу, чтобы я был от этого в восторге».
Было непривычно тихо. Звездолет вышел в открытый космос, и на экранах снова засверкали звезды.
Фолкейн поймал себя на том, что не испытывает больше сожаления. Его переполняла радость победы. Ничего, они отдадут своему врагу последние почести, и тело его исчезнет в грозном пламени красавицы звезды. А потом «Бедолага» направится к земле.
«Нет, — мысль словно ожгла его. — Нет. Домой нам возвращаться еще слишком рано».
Ведь борьба за выживание только началась.
Природа хорошо продумала свои законы, и потому новые научные открытия редко отменяют их. В большинстве случаев они становятся приближениями или исключениями, или требуют точного описания. Поэтому — хотя расширив свои познания в физике, мы получили возможность делать то, что Эйнштейн считал невозможным, например, пересекать расстояние в один световой год менее чем за два часа, — выведенные им ограничения на одновременность не потеряли своего значения. Неважно, какой скорости мы можем достичь — все равно величина ее останется конечной.
Именно это и пытался доказать Эдзел.
— Спрашивать, что делают наши друзья «сейчас», когда нас разделяет межзвездное пространство, не совсем корректно. Конечно, вот они вернутся, и мы сверим часы и обнаружим, что время на борту их корабля текло также. Но сравнивать любой временной интервал у нас с любым временным интервалом у них там это значит брать с потолка.
— Ха! — хмыкнул Николас ван Рейн, взмахнув руками. — Ха! Возьми свой ответ хоть оттуда же, но объясни мне, в чем дело. Черт побери, они улетели четыре дня назад! Но до этой — как там ее, Беты Креста? — всего-то две недели лету! Не иначе как на той планете ледники из пива да из бренди, — что еще могло бы задержать этих паршивцев!
— Понимаю вашу озабоченность, — сказал Эдзел спокойно. — По правде сказать, мне тоже немного не по себе, но передаточная капсула — это не звездолет типа «Бедолаги»: она движется куда медленнее. Отправь они одну такую капсулу сразу по прибытии на место, она вот-вот должна появиться в Солнечной системе. Однако по логике вещей вряд ли они поступили именно так. Дэвид наверняка уже оправился — по крайней мере настолько, чтобы понять, что вы постараетесь выкачать из компьютера «СИ» всю ту информацию, которую некогда получил сам. Ради чего тогда тратить капсулу лишь затем, чтобы известить нас о существовании бродяги? Нет, они с Чи Лан сперва соберут достаточно сведений, а потом уж все остальное. Если им повезет, они избегнут опасностей, связанных с отправлением письменного сообщения. Вероятно, они на пути домой… и скоро прибудут… если прибудут вообще…
Его огромное чешуйчатое тело оторвалось от палубы, на которой он лежал отдыхая. Согнувшись в три погибели, он встал; хвост его очутился в соседнем помещении. Звонко зацокали по металлу палубы копыта. Он сделал несколько кругов вокруг капитанского мостика, потом остановился и бросил взгляд на экраны, опоясывающие по периметру отсек.
Звездолет двигался в открытый космос, постепенно наращивая скорость. Земля с Луной превратились уже в две точки — голубую и золотую; Солнце заметно уменьшилось в размерах. Впереди мерцали звезды южной половины небосвода. На носовом экране, нацеленном на созвездие Циркуля, возник какой-то загадочный предмет. Но взгляд Эдзела был устремлен в другую сторону: одинит разглядывал вторую по яркости звезду Южного Креста.
— Можно вернуться и подождать, — предложил он. — Быть может, сударыня Белдэниэл согласится взять назад свою угрозу отменить встречу. Быть может, угроза эта — одни лишь слова?
— Нет, — отозвался ван Рейн из глубины своего кресла. — Как будто нет. Как я выяснил, пока мы тут с ней толковали, она слов на ветер не бросает. Палец ей в рот не клади — мигом откусит. Так что нам лучше поверить ей, если она говорит, что ее боссы не особенно-то рвутся встретиться с нами, и что она не может гарантировать их явку на место рандеву, и что если мы сделаем что-нибудь такое, что не понравится им — или ей, и она отсоветует им вступать в переговоры, то они со всех ног бросятся обратно домой.
Он пыхнул трубкой, добавив еще один клуб дыма к той голубой завесе, которая уже окутывала мостик.
— Нам о них практически ничего не известно, тогда как они знают о нас очень много, — продолжил он. — Эр-го: когда дело дойдет до встречи и до обмена мыслями, мы будем покупателями на рынке продавца и сможем только вежливо попросить их, чтобы они не заламывали слишком высокую цену, — закончил он мрачно.
— Если вы так волнуетесь за Дэвида с Чи, — сказал Эдзел, — можно ведь еще до того как мы перейдем на гипера, связаться по радио с базой и выслать им на подмогу еще парочку кораблей.
— Это ни к чему, пока мы не получим от них вопль о помощи или если долгое время не будет никаких вестей. Опыта им не занимать, так что любая планета должна быть им по плечу. А если у них что и случилось, то спешить на помощь, боюсь все равно уже слишком поздно.
— Я имел в виду подмогу на случай встречи с противником. Они ведь запросто могли столкнуться с боевыми звездолетами, — помните, те двое владельцев «Сириндипити», которые смылись несколько недель назад?
— Ну и сколько же кораблей ты предлагаешь выслать? Парочкой здесь не обойдешься, — ван Рейн покачал головой, — в сражении всегда побеждает кто-то один, дракоша. Боевых звездолетов у нас мало. Что хоть несколько из них вернутся назад т маловероятно. Нет, в открытом бою нам не справиться с этими неизвестными пока что злодеями, которым так хочется лишить нас тяжким потом добытых денег.
— Денег! — кончик хвоста Эдзела с сухим треском шлепнул о палубу. Его низкий голос был непривычно резок. — Да если б вы только известили Содружество, сил у нас было бы предостаточно, — ведь тогда мы могли бы обратиться за помощью к Космофлоту! Чем больше я думаю об этом вашем молчании, тем больше с ужасом убеждаюсь, что вы готовы подвергнуть опасности целые планеты, всю цивилизацию — биллионы биллионов разумных существ… лишь бы никто не нарушил вашу монополию!
— Ну-ну, лошадка, — ван Рейн поднял ладонь. — Не такой уж я злыдень. Если все наше общество провалится в тартарары, на чем же я буду делать деньги? А? Кроме того, у меня есть совесть. Забитая, правда, и протравленная табаком, но все-таки совесть. Волей-неволей мне все равно однажды придется держать ответ перед Господом — он указал на вырезанную из песчаного корня маленькую статуэтку святого Дисмаса, которую обычно брал с собой в дорогу. Она стояла на полке; свечи в суматохе сборов взять забыли, но их с успехом заменяли несколько приткнувшихся у основания статуэтки и весело перемигивавшихся огоньками коммутационных панелей. Он перекрестился.
Так что, — продолжал он, — мне приходится решать, для кого что будет лучше. Ты можешь быть убежден в чем угодно, но решать приходится мне. Мой бедный старый мозг, который так притомился, — он должен решить, что нам делать дальше. Даже если я решу, что отныне решения у нас принимаешь ты, все равно это будет мое решение и мне придется за него отвечать. А как мне кажется, ты не особенно стремишься принять на себя эту ответственность.
— Откровенно говоря, нет, — признался Эдзел. — Меня она пугает. Но вы впадаете в гордыню, принимая ее бремя только на свои плечи.
— А кто с этим справится лучше меня? Ты слишком наивен, слишком доверчив, чтобы тебе можно было поручить это дело. Другие в большинстве своем идиоты, паникеры, либо уперлись лбом в какую-нибудь там политическую теорию или скупы и жестоки… а что касается меня, так я попрошу вон того своего приятеля похлопотать за меня на небесах. Кстати сказать, я и в этой жизни завел немало знакомств. У меня за пазухой целая куча народу, причем всем им я рассказал о нашем дельце — ровно столько, сколько счел нужным.
ван Рейн откинулся на спинку кресла.
— Эдзел, — сказал он, — дольше по коридору ты найдешь охладитель с пивом. Будь паинькой принеси мне одну бутылку, и я тебе все изложу по порядку, раз уж ты не присутствовал при разговорах, которые я вел. Да и потом, надо ж как-то вознаградить тебя за долготерпение. Из моих слов ты поймешь, как мне пришлось вертеться…
Тот, кто не боится смерти и не помышляет о ней, может стать сильнее, чем он есть на самом деле, ибо тогда недостатка в предложениях сотрудничать у него не будет.
Владельцы «Сириндипити» пали, но не на самое дно. Они потеряли многое, но кое-что у них осталось. Например, коммуникационная система, компьютеры и банки данных. Если б они решили уничтожить все это, а не продавать, то удержать их было бы трудно, скорее всего, невозможно. И речь бы в этом случае шла не просто о деньгах. От услуг фирмы зависело очень много ключевых производств, да и потенциальных клиентов у «СИ» было не меньше. Короче говоря, уничтожение фирмы обернулось бы экономическим крахом, из-за которого серьезно пострадали бы и Лига, и Содружество, и союзные им народы. Жизнь, разумеется, продолжалась бы, но произошел бы невиданный доселе спад производства, причем растянувшийся неизвестно на сколько лет.
Естественно, в информосистеме не содержалось никаких сведений о ее хозяевах. Правда, кое-какие выводы можно было сделать, проанализировать логические цепи, но толку от этого было чуть. Однако внимательное изучение собранных данных дало бы некоторое представление о том минимуме знаний, которые имеют эти хозяева о Технической цивилизации. Поэтому партнеры потребовали за свои машины довольно внушительную сумму и особо оговорили следующее: их должны отпустить на все четыре стороны и не пытаться проследить, куда они направятся.
ван Рейн же, в свою очередь, потребовал себе компенсации за организацию их отлета. Он буквально рыл землю, пытаясь узнать хоть что-нибудь о шеннах — до одного из самоназваний этого народа ему удалось докопаться. Он заявил, что ищет встречи с ними. Перед тем, как Ким Юн Кун, Анастасия Геррера и Ева Латимер покинули Солнечную систему, он заручился их обещанием поторопить своих владык, чтобы те отправили делегацию. Места встречи партнеры не назвали. Это должна была сделать оставшаяся на Луне Тея Белдэниэл, да и то, если сочтет нужным.
Кроме того, обе стороны стремились избежать огласки. Ни «Сириндипити», ни ван Рейну не хотелось, чтобы этим делом заинтересовалось какое-нибудь правительство… во всяком случае, пока. Иными словами, угрожая один другому обнародовать факты, противники держали друг друга за горло. Поскольку ван Рейн, случись подобное, как будто потерял бы меньше, чем «СИ», козырь в его руках был старше козыря Теи. По крайней мере, он настойчиво ее в этом убеждал и вроде бы преуспел. Она заплатила ему за молчание тем; что помогла получить от компьютеров всю информацию насчет Беты Креста и планеты — бродяги — все сведения, которые были в свое время сообщены Фолкейну.
Казалось бы, после этого всякие отношения должны прекратиться, но случилось совсем наоборот. Отчасти это произошло из-за того, что нужно было юридически оформить продажу фирмы и отшить агентство новостей, стремившихся вызнать подоплеку событий. Отчасти же потому, что этого не хотелось ван Рейну. Ему нужно было выгадать время — чтобы дождаться сообщения от «Бедолаги», чтобы решить, кому и что шепнуть на ушко, чтобы сообразить, что следует предпринять для защиты от почти неведомой опасности. Время, чтобы начать приготовления, втихую, но не слишком… Тее же — или ее хозяевам — было выгодно, чтобы делегация Лиги вылетела к месту рандеву возможно раньше. В любом случае, Ким успеет предостеречь шеннов, а вот у ван Рейна будет меньше времени на плетение своих сетей.
Она объяснила ему, что у шеннов нет особых причин вести с кем-то дела. Раз их шпионская система раскрыта, они могут начать искать встречи с хорошо информированным человеком, например, с ним, ван Рейном; могут, оценив изменившуюся ситуацию, вступить в переговоры по разделу сфер влияния. Но могут ничего этого не делать. Могущества им не занимать; поэтому чего ради идти на уступки дикарям-людям? Она предложила торговцу, чтобы он отправился к месту рандеву один, на корабле, который она выберет сама и обзорные экраны которого будут отключены. Он отказался.
Потом внезапно она прервала переговоры, заявив, что в течение ближайшей недели они должны вылететь. ван Рейн взвыл, но Тея твердо стояла на своем. Мол, так они с партнерами решили, когда определяли место встречи, которое подошло бы их владыкам. Если его все это не устраивает, то ему просто не укажут дорогу, вот и все.
ван Рейн начал угрожать. Он заявил, что у него найдутся другие способы встретиться с шеннами. Снова начались торги. У Теи были свои основания желать скорого отправления экспедиции. Она полагала, что так будет лучше для ее хозяев, — во всяком случае даст им дополнительные преимущества. Но была и другая причина, не столь возвышенная, но, тем не менее, важная: экспедиция эта доставит ее домой, а иначе она обречена кончить жизнь на чужбине.
Она уступила в некоторых пунктах.
Наконец, была достигнута следующая договоренность: Тея летит вместе с ван Рейном, которого сопровождает ни кто иной, как Эдзел. (ван Рейн выговорил его себе в товарищи, заявив, что Лига будет серьезно ослаблена его, ван Рейна, отсутствием, что дает шеннам перевес). Время отлета назначает она. Однако путешествовать они будут вслепую. Как только корабль перейдет на гипердвигатели, она проинструктирует робопилота и даст ему координаты, причем ван Рейну слушать все это не возбраняется, ибо все равно летят они не на родную планету шеннов. Но она не желает рисковать и потому отказывается лететь на звездолете, который он приготовил: там вполне может быть спрятан какой-нибудь коммуникационный эжектор, следящее устройство — да все что угодно. ван Рейн высказал ей недоверие по тем же самым вопросам. Они сошлись на том, что совместно закажут только что построенный на негуманоидной верфи корабль с полной экипировкой. Вскоре они обнаружили именно такое судно, только что возвратившееся из испытательного полета и теперь предлагавшееся покупателям.
Оформив все надлежащим образом, они сели на борт пассажирского лайнера, совершавшего рейсы внутри солнечной системы, проверили друг у друга багаж и улетели, когда таможня дала добро на старт.
Это Эдзелу было известно. В закулисной деятельности ван Рейна он участия не принимал. Однако вовсе не удивился, узнав, что во все концы обслуживаемой Компанией по доставке пряностей и вин на территории были направлены специальные курьеры — с распоряжением для самых надежных торговых агентов, управителей регионов, шефов «полиции» и для других более темных личностей. Но Эдзел не представлял себе, до какой степени возбуждены торговые принцы Лиги. Разумеется, всего им не сказали. Но сделано это было не столько для того, чтобы сохранит в тайне существование бродяги, сколько для того, чтобы непредусмотрительная алчность и назойливость не помешали проведению оборонительных мероприятий. Магнатов предостерегли, что где-то за гранью известного мира имеется могущественная и, быть может, враждебная цивилизация. Некоторым из них более подробно разъяснили роль «Сириндипити», и ото всех потребовали помощи.
Этого оказалось достаточно для привлечения внимания правительств! Перемещения боевых эскадр Лиги не могли пройти незамеченными. Всякие запросы, естественно, более или менее вежливо отвергались. Но государственные армейские подразделения не могли оставаться безучастными к происходящему. Эскадры Лиги группировались поблизости от наиболее важных планет; это заставило армейских чинов увеличить в тех районах численность войск.
Но на случай тотальной войны этого было мало. Поэтому торговые короли под покровом глубокой тайны повели переговоры с владыками светскими и духовными, которые по закону — по многим, часто совершенно различным между собой законодательствам разных народов и культур — стояли над ними. Однако на данный момент переговоры эти зашли в тупик: слишком много было неизвестных — ведь даже существование опасного врага «оставалось пока что недоказанным, и потому на свет вытащили старые обиды и разногласия. ван Рейн просто вынужден был нарушить закон — ибо от взывания к общественным идеалам и здравому смыслу не было прока.
Так что дела шли крайне медленно. И вряд ли что-либо изменится — во всяком случае, пока не пройдут времена воинствующих ангелов — борцов за справедливость против Лиги.
Громадные расстояния, маломощные линии коммуникаций, разбросанные в пространстве и столь не похожие друг на друга планеты. Еще никто и никогда не пытался поднять все эти миры одновременно. Не только потому, что это было ненужно, нет — это представлялось невозможным.
— Я сделал, что смог, — сказал ван Рейн, — причем не зная, надо ли. Быть может, месяца через три-четыре — или года через три-четыре — камешек, который я бросил, и вызовет лавину. Быть может, всякий тогда будет готов отразить любой удар. А может, и нет.
Сведения, которыми не смог воспользоваться я оставил, я оставил в надежном месте. Если я не вернусь, они будут опубликованы. И тогда — ха-ха! — тогда может случиться абсолютно все! В ту игру, которой сейчас заняты лишь некоторые, окажется втянутым множество игроков. А по правилу, которое было установлено столетия назад, чем больше игроков, тем меньше смысла в игре.
Мы с тобой отправляемся прямо сейчас и постараемся сделать то, что окажется нам по силам. Если нам по силам окажется только крах — ну что ж, здешний муравейник-то мы разворошили в любом случае. Может, не очень сильно. Может, достаточно. Verolockt, чтоб ее черти взяли, эту ведьму Белдэниэл! Она-таки своего добилась.
Гипердвигатели мчали звездолет сквозь космическую ночь. От цели его отделяло около трех недель полета.
Сначала Тея держалась настороженно, редко покидала свою каюту и мало говорила, ограничиваясь в основном приветствиями при случайных встречах, да просьбами за столом. ван Рейн на нее не нажимал. Но сам он, за едой и после — за бутылкой вина или бренди, говорил почти непрерывно. Он пускался в воспоминания, рассказывал приходившие на ум забавные историйки, — впрочем, надо признать, что иногда он заводил разговор и о серьезных вещах. Не оставался в стороне и Эдзел, частенько опускавший замечания по поводу той или иной фразы своего босса. В общем, ван Рейн вел себя так, слово находился в приятельских отношениях не только с вежливым драконокентавром, но и с этой худощавой, нервной, неулыбчивой женщиной.
Сперва она сразу после еды вставала из-за стола, но потом слушать россказни торговца вошло у нее едва ли не в привычку. Делать больше было нечего; за подрагивающим металлом корпуса на биллионы световых лет раскинулся безбрежный океан одиночества; а ван Рейн так и сыпал полуправдоподобными легендами о событиях, по большей части Тее неизвестных.
— К тому белому карлику мы приблизиться не могли, потому что радиация там была выше головы… да, кванты разбегались от него во все стороны, как блохи с тонущего пса… но деваться нам было некуда — иначе нашей бедной кампашке пришел бы конец. По-моему, я, так сказать, попался на крючок судьбы. Но, клянусь небом! — мысль об этом крючке заставила меня предположить, что мы могли бы…
Чего Тея не знала, так это того, что перед каждым разговором Эдзел получал подробные инструкции: что говорить, о чем спрашивать, на что возражать и что подтверждать. Иными словами, ван Рейн раз за разом пробовал на Тее Белдэниэл свои домашние заготовки.
В скором времени он мог уже сказать, какие темы интересуют ее и доставляют удовольствие, а какие вызывают скуку или раздражают. Вне всякого сомнения, она старалась запомнить все, что по ее мнению, было бы полезным для шеннов. Но с другой стороны, она должна была понимать, что трудно говорить о пользе там, где нет возможности отделить вымысел от истины. Поэтому, как заметил ван Рейн, постепенно она забросила эти свои попытки и стала просто слушать его басни. Особенно много ценного для себя он выяснил, наблюдая за ее реакцией на манеру изложения. Ведь одно дело, когда вы рассказываете холодно, отстраненно, безразлично, и совсем другое — когда с шутками, с прибаутками или задумчиво, или ласково, или поэтически (таким образом ван Рейн стремился передать речь других); короче говоря, рассказывать можно по-всякому. Разумеется, он не перескакивал с одного тона на другой — нет, переход совершался медленно и плавно.
Прошло не больше недели, а он уже выяснил все, что хотел. Теперь он знал, как действовать, и необходимость привлекать к разговорам Эдзела отпала. Тея довольно охотно отвечала ему.
Они по-прежнему оставались врагами. Но ван Рейн превратился в противника, которого нельзя недооценивать — которого надо уважать. И все чаще и чаще стала она задумываться, не сумеет ли он найти общий язык с ее владыками.
— Конечно же, я хочу договориться, — сказал он ей добродушно. — Из-за чего нам воевать? В галактике ведь сотни две или три биллионов звезд. Места всем хватит, а? — Он махнул Эдзелу, и тот, как было договорено заранее, отправился за коньяком. Попробовав принесенный напиток, ван Рейн взревел: — О-о-ох! И ты хочешь предложить эту гадость нашей доброй приятельнице, у которой такое нежное горлышко? Прочь с глаз моих вместе с этой бутылкой! Принеси другую, да смотри выбирай! Ты что, очумел, — зачем ее выбрасывать? Да, братец, у тебя наверно, и мозг зарос чешуей! Нет, мы доставим ее домой и предъявим виноторговцу — и, — ох, как он у нас попляшет! — На самом деле коньяк был великолепный, и ван Рейн собирался потом вдвоем с одинитом распить эту бутылку. Ему просто надо было произвести впечатление. Разве Юпитер не ярится по пустякам?
— С чего это ваши шенны нас боятся? — спросил он у нее в другой раз.
Тея вскинулась.
— Нет! Ничто не может их испугать! (Ну точно, Юпитер и ревностная его жрица. По крайней мере, на первый взгляд. Хотя отношения между ними вполне могут быть куда более сложными, да и Юпитер, скорей всего, не бог, а дикарский идол.) — Они осторожны… скромны… мудры… и потому хотели сначала узнать людей.
— Так-так-так. Не сердитесь, ладно? Как я могу, говоря про них, выбирать правильные слова, если вы мне ничего не рассказываете?
— Я не могу, — она судорожно сглотнула и заломила руки. — Я не должна, и бросилась в свою каюту.
ван Рейн пошел за ней. Когда ему это было нужно, он мог передвигаться совсем неслышно. Массивная дверь ее каюты была заперта. Но ван Рейн вставил себе в ухо транзисторный усилитель звука, сделанный по образцу слуховых аппаратов, применявшихся до разработки регенерационных технологий. Некоторое время он стоял под дверью, вслушиваясь в рыдания Теи, не испытывая ни раскаяния, ни злорадства. Ну что ж, слезы — явное подтверждение его смятения. Сломить ее окончательно за оставшиеся несколько дней пути вряд ли удастся, но кое-что, если не особенно давить, выяснить будет можно.
При следующей встрече он постарался развеселить ее. А после ужина, за десертом предложил ей немного выпить. Эдзел тихонько вышел из отсека и отправился на мостик; там он с полчаса колдовал над главной панелью управления, регулируя силу освещения в салоне. В помещении воцарился романтический полумрак, но произошло это так постепенно, что Тея ничего и не заметила. ван Рейн вытащил откуда-то проигрыватель, заявив, что без музыки еда не еда. «Вечерняя программа» состояла из специально отобранных мелодий вроде «Последней весны», «Воздуха Лондондерри», «Блюза вечерней звезды». Названий, однако, ван Рейн не упомянул. Бедняга, она настолько оторвалась от своего народа, что названия эти были бы для нее пустым звуком. Но мелодии — совсем другое дело.
Физически он ее не желал. Хотя и признался себе, что теперь, когда напряжение первых дней пути спало, она стала довольно привлекательной, несмотря на этот свой белый балахон. Красивой он ее не назвал бы; к тому же он предпочитал гораздо более плотных женщин. Но интерес оживил правильные черты ее лица и зажег огоньки в действительно прекрасных зеленых глазах. Когда она заговаривала с ним, улыбаясь просто от того, что говорит со знакомым человеком, голос ее становился глубже. Любая подобная попытка всего лишь оттолкнула бы ее. Нет, он замыслил более изощренное обольщение.
— …Они воспитали нас, произнесла она мечтательно. — О, я знаю земной жаргон, знаю, что нас называли чокнутыми. Но, по правде сказать, что есть норма, Николас? Да, мы отличаемся от других людей. Но ведь человеческая натура многообразна. По-моему, вы не можете назвать нас извращенцами — с тем же успехом мы могли бы сказать то же самое о вас, ибо вы выросли в другой культурной среде. Мы здоровы и счастливы.
ван Рейн вопросительно приподнял бровь.
— Счастливы! — повторила она громче, выпрямившись. — Мы рады и горды служить нашим… нашим спасателям.
— Уж больно громко женщина клянется, — пробормотал он.
— Что?
— Это строка из одного древнего стихотворения. Вам оно вряд ли известно. Я просто хочу сказать, что мне очень интересно. Вы мне никогда не рассказывали о своем прошлом — ну, кораблекрушении и все такое прочее.
— Да, но мы говорили об этом с Дэви Фолкейном… когда он гостил у нас, — на ресницах ее вдруг заблестели слезы. Она закрыла глаза, помотала головой и единым духом осушила свой стаканчик. ван Рейн налил ей еще. — Он был такой милый, проговорила она. — Я вовсе не хотела причинить ему зла. Никто из нас этого не хотел. И не наша вина, что его… его… его отправили на верную смерть. Вы! Как мне хочется, чтобы ему повезло.
ван Рейн сделал вид, что не заметил оговорки. Ведь из слов ее следовало, что Латимер и ее сестра отправились к шеннам не просто так и что те ничуть не замедлят с посылкой к Бете Креста своей экспедиции. Он проворчал:
— Раз уж вы так с ним подружились, неприятно, должно быть, было ему лгать?
— Не понимаю, о чем вы, — она изумленно взглянула на него.
— Вы, именно вы, обвели его вокруг пальца, — сказал ван Рейн, отнюдь не обвиняя. — Но стреляного воробья на мякине не проведешь. Я в эти ваши басни насчет радиации и того, как вас потом нашли, не верю. Если шенны хотели просто помочь вам вернуться домой, к чему тогда эти шпионские страсти? Кстати сказать, уж больно вы им послушны, уж больно верны. Да, вы были бы им признательны, но ни за что не стали бы шпионить за своими собратьями, которые не причинили вам никакого вреда — если только вы не попали в руки чужаков совсем младенцами. Вывод отсюда следующий: они залучили вас к себе совсем малявками. А?
— Ну знаете…
— Не горячитесь, — ван Рейн поднял свой стакан и поглядел сквозь него на свет. — Я человек простой и от всей души стремлюсь к пониманию, чтобы можно было уладить это дело, не прибегая к оружию. Мне не нужны никакие действительные тайны шеннов. Но, скажем вот, название их планеты…
— Датина…
— Ага. Ну так вот, сказав это слово, вы ведь ни себе, ни им плохо не сделали. Правильно? Если мы не будем все время ходить вокруг да около, нам станет легче общаться друг с другом. О'кей, вы попали к шеннам младенцами, и они воспитали вас, преследуя свои цели. Почему вы не хотите признать этого? Как вы воспитывались и где, любые, даже самые незначительные детальки позволят мне понять вас и ваших приятелей, Тея.
— Ничего серьезного я вам открыть не могу.
— Знаю. Какая звезда у Датины, вы мне точно не скажете. Ну а образ жизни? У вас было счастливое детство?
— Да-да. Первое, что я помню… Истэйян, один из сыновей моего хозяина взял меня с собой… ему нужен был кто-то, чтобы нести оружие. Там оружие есть даже у грудничков. Мы забрались в разрушенную часть огромного древнего здания… В высокой башне мы обнаружили машины, только чуть заржавевшие… Солнечный лучик проник внутрь через отверстие в крыше, и я засмеялась, когда он отразился от металла и по стенам запрыгали зайчики… А из окна видна была пустыня, как будто… — Глаза ее широко раскрылись. Она прижала к губам ладонь. — Я слишком много говорю. Пожалуй, пора идти спать.
— Не торопись, ты так прекрасна — сказал ван Рейн. — Это строка из еще одного старинного стихотворения и оно означает: останьтесь, дорогая, и выпейте мадеры. Мы же ни о чем серьезном не говорим. Кстати, если не было никакого звездолета с колонизированной планеты, откуда вы взялись?
Краска сошла с ее лица.
— Доброй ночи! — бросила она и опрометью кинулась в свою каюту. Однако теперь ван Рейн мог бы приказать ей остаться, и она повиновалась бы, ибо подчиняться ее приучили с самых ранних лет. Но он не стал этого делать, поскольку продолжение расспросов привело бы лишь к истерике.
Очутившись вдвоем с Эдзелом в каюте одинита — вернее, это были две каюты, между которыми убрали переборку, — ван Рейн, допивая стаканчик на ночь, пробурчал:
— Кое-что я выяснил. Ну, насчет того народа, который нам угрожает. Правда, в основном про их психологию. Но эти сведения тоже пригодятся. — Он сделал такую гримасу, что усы его встопорщились. — Нас ожидают мало сказать неприятности. Это отвратительно. Ужасно.
— Что же вы узнали? — спросил одинит спокойно.
— Эти самые шенны с какой-то целью превратили людей, попавших к ним младенцами, в рабов — нет, в собак. Может они и с другими существами так поступают, но уж с людьми точно.
— А откуда же они взяли детей?
— Доказательства у меня нет, но голова еще работает, и лучше, чем считает Белдэниэл со своими дружками. Смотри. Мы можем утверждать почти наверняка, что звезда, у которой должно состояться рандеву, расположена рядом с Датиной. Шенны, таким образом, получают преимущество в скорости связи, а мы с тобой останемся одни, далеко от дома и от любезных друзей с пушками. Правильно?
Эдзел почесал затылок; звук был довольно неприятный.
— «Рядом» понятие относительное. В окружности с радиусом пятьдесят или даже сто световых лет так много звезд, что мы даже приблизительно не умеем определить, где планета нашего противника, как он уже навалится на нас.
— Ага-ага. Я просто хочу сказать, что где-то поблизости от места встречи должна быть территория, на которой шенны хозяйничают уже давно. О'кей? Вот что мне вспомнилось: лет этак пятьдесят назад была предпринята попытка основать где-то в том районе колонию. Это была очередная группка утопистов — их в те дни расплодилось немало. Они нашли себе планету у умирающей звезды G-типа и назвали ее, дай бог памяти, — ага, Леандрой. Они хотели избавиться ото всех, кто мешает им строить свой собственный рай. И это им удалось. Торговать к ним никто не летал: никакая выручка не окупит затрат на столь дальнее путешествие. У них был один звездолет, на котором они навещали Ифри и Ллинатоур — это случалось не чаще раза в году, — и закупали на деньги, которые прихватили с собой, необходимые товары. А потом случилось так, что звездолет долгое время не появлялся ни там, ни там. Кого-то это встревожило, и на Леандру отправили корабль. Планета оказалась покинутой. Единственная деревня на ней полностью выгорела — как и лес на многие километры вокруг, а звездолет пропал. Одно время многие ломали головы над этой загадкой. Я услышал обо всем, когда несколько лет спустя прилетел на Ифри. Естественно, на Земле и на других центральных планетах никто и пальцем не шевельнул.
— И никому не пришла мысль о пиратах? — спросил Эдзел.
— Не знаю. Но чего ради пиратам нападать на деревушку у черта на рогах? Кроме того, больше никаких нападений не было. А кто слышал о, так сказать, одноразовых пиратах? Если рассуждать логически, то после того, как пожар уничтожил поля, склады и все остальное, леандрийцы, — жить-то как-то надо, — отправились за помощью. Они все забились в свой звездолет и улетели, но в космосе у них случилась какая-то поломка, в результате которой они погибли. Теперь обо всем этом уже прочно забыли. Кому нужна какая-то Леандра, когда и под боком немало шикарных местечек? — ван Рейн бросил грозный взгляд на стакан, словно тот тоже был его врагом. — Но сегодня я сопоставил все факты. Скорее всего, это работа шеннов. Они, сперва, наверно, высадились на планету и назвались друзьями, сказав, что лишь недавно начали осваивать пространство. Все изучили, прикинули, что делать. А потом захватили всех и устроили пожар, чтобы замести следы.
— Дальше мне кажется, было вот что, — прибавил Эдзел мягко. — Они попытались было приручить взрослых пленников. Но у них ничего не вышло, и они убили этих людей — дети ведь не помнят своих родителей. Наверняка они «уничтожили и многих детей — как неподходящий материал. Вполне возможно, что эти шестеро из „Сириндипити“ — единственные, кто остался в живых. Поэтому сомнительно, чтобы у шеннов были другие рабы, кроме людей. Ведь таких планет, как Леандра — раз-два и обчелся.
— В общем, дела хреновые, — заключил ван Рейн. — Расспрашивать Белдэниэл о ее родителях я не могу. Она, быть может, что-то и подозревает, но не позволяет себе об этом думать. Прямо-таки зациклилась на верности шеннам. Кстати, по-моему, она принадлежит одному из них — ну, как собака. — Рука его сжала стакан с такой силой, что будь последний не из ветрила, а, скажем, из стекла, ему бы несдобровать. — Они и нас хотят такими сделать, да? — прорычал торговец. — Ну нет уж, клянусь великим небом! — Он осушил стакан. — Что означает: если мне придется тащить их за собой… то в аду они окажутся раньше! — И воинственно трахнул стаканом об стол.
Планета, назначенная местом встречи, была указана в каталоге. Проверив свои стандартные блоки памяти, корабельный компьютер сообщил ван Рейну, что эта система однажды исследовалась, около ста лет назад. При поверхностном осмотре не было обнаружено ничего интересного, и потому экспедиций сюда больше не предпринималось. (В самом деле, ну что тут делать: семь планет, семь миров со своими лунами и тайнами, три из них обитаемы; жители последних только-только научились обтесывать камни и теперь глядят ночами в звездное небо, раскрыв от изумления рты.) Ведь планетных систем бессчетное множество.
— Я могла бы все это вам рассказать, — заметила Тея, появляясь на мостике.
— А? — ван Рейн грузно повернулся ей навстречу, сам похожий на небольшую планету.
Она робко улыбнулась. Попытка выказать дружеское расположение получилась неуклюжей — из-за отсутствия опыта.
— Мы выбрали эту планету наугад, но с таким расчетом, чтобы шеннам было удобно.
— Хм. — ван Рейн дернул себя за бородку. — Это всего лишь предположение, но скажите, вас никогда не страшила возможность того, что я попытаюсь из вас выкачать местоположение Датины?
— Нет. Дело в том, что я этого не знаю. Об этом известно только мужчинам, Киму и Латимеру, да и то их подвергли психообработке, чтобы они случайно не выдали тайну. — Она поглядела на опоясывавшие отсек экраны. — Я могу лишь сказать вам, что некоторые из созвездий мне как будто знакомы. Но вы, верно, уже сами об этом догадались. — Голос его прервался. Бессознательным жестом она воздела руки к сверкавшим на экранах звездам. — Они — шенны, отвезут меня домой. Быть может, это будет сам Моэт. Эйяр ветийя грэззан толья…
Тихая реплика ван Рейна сразу охладила ее восторг:
— А если они не прилетят? Вы ведь не исключали такого поворота событий. Что тогда?
Она задохнулась от неожиданности, сжала кулаки и застыла на секунду — воплощенная скорбь; большего отчаяния ему видеть не доводилось. Затем обернулась к торговцу и быстрым движением вложила свои холодные ладони в его руки.
— Вы мне тогда поможете? — произнесла она умоляюще. Потом в глазах ее вспыхнуло пламя. — Нет, Моэт меня не оставит! — Она резко повернулась и торопливо вышла из отсека.
ван Рейн хмыкнул, бросил взгляд на мертвенным светом сиявшую на переднем экране звезду и достал табакерку, чтобы успокоить нервы.
Предчувствия его не обманули: у Теи в самом деле не было оснований для беспокойства. Приборы корабля определили наличие в пространстве эманации двигателей целой эскадры звездолетов, причем на таком расстоянии, что стало ясно — они прибыли сюда дня два-три назад. (Это означало, что база их находится в самом крайнем случае немногим далее ста световых лет отсюда — если только скорость кораблей шеннов не превосходила значительно скорость звездолетов Технической цивилизации, а это было маловероятно. Во-первых, если бы шенны не были относительными новичками в космосе, их уже давно так или иначе обнаружили бы. А во-вторых, частоты, на которых работали гипергенераторы, были заполнены до пределов, установленных квантовой теорией.) Едва звездолет ван Рейна оказался в радиусе обнаружения, эскадра противника пришла в движение. Часть кораблей, рассыпавшись веером, умчалась в пространство — наверно, выяснить, нет ли у него сопровождающих. Остальные двинулись ему навстречу. Замерцал кодовый сигнал, который шенны, должно быть, узнали от своих рабов-людей. ван Рейн подчинился, вывел корабль из гиперпространства на орбиту вокруг звезды и стал ждать установления связи.
Они все втроем собрались на мостике перед главным внешним переговорным устройством. Тея дрожала, кровь то приливала к ее лицу, то отступала вновь; она не отрывала взгляда от приближавшихся звездолетов. ван Рейн повернулся к ней спиной.
— Не знаю почему, — пробормотал он на одном из тех языков, который, как они с Эдзелом убедились, Тея не понимала, — но у меня такое чувство, что я не могу подобрать слова, чтобы определить, какие ощущения у меня вызывает ее вид.
— Смятение, нет? — предположил одинит.
— О, так, значит, вот что это такое, да?
— Мы с ней абсолютно непохожи — ни по глубинным инстинктам, ни по воспитанию, — продолжил Эдзел. — Тем не менее, я считаю, что недостойно нам в этом случае пялить на нее глаза.
Он принялся рассматривать ближайший звездолет шеннов. Продолговатый силуэт с острыми выступами, напоминавшими плавники, освещенный далеким оранжевым солнцем, частично загораживал собой Млечный Путь.
— Любопытная конструкция, — сказал Эдзел. — От такого корабля не очень-то много толку.
ван Рейн перешел на английский:
— В самый раз для машин, — заметил он. — И потом, с чего бы целой куче — сколько их там, пятнадцать? — больших, утыканных пушками кораблей, экипаж которых должен исчисляться сотнями, устремляться навстречу маленькому безобидному катерку? Вроде ни к чему, а? Да, если только они не роботы. Мне так кажется, в робототехнике они настоящие чудодеи, эти шенны. И компьютерная система «СИ» — тому подтверждение.
Он все рассчитал верно: обрадованная Тея разговорилась. Она начала хвалиться и петь осанну могучим и сложным автоматам, составлявшим костяк всей датинской цивилизации. Скорей всего, сказала она, на этой эскадре трое, от силы четверо живых Хозяев. Больше и не нужно.
— Даже чтобы пообщаться с нами? — спросил ван Рейн.
— У них каждый говорит сам за себя, — ответила Тея. — Кстати, вы ведь тоже не полномочный посол. Но после разговора с вами они известят своих товарищей. — Она произнесла все это с отсутствующим видом, а потом перешла вдруг на гортанное воркование — очевидно, это был язык шеннов. Ее как прорвало — она никак не могла остановиться.
— Они известят своих товарищей, — повторил Эдзел медленно, снова на непонятном женщине языке. — Из этой фразы следует, что решения в обществе шеннов принимает сравнительно небольшая группа существ. Однако вывод о неограниченной олигархии был бы преждевременным. Олигархи в большинстве случаев предпочитают живые экипажи — вроде нас с вами и по тем же причинам. Каким бы совершенным ни был робот, он все равно останется машиной, придатком живого мозга. В противном же случае, стань роботы вдруг во всем эквивалентными биологическим организмам, зачем их строить?
— Ага, эти рассуждения я слышал, — отозвался ван Рейн. — Природа снабдила нас всем необходимым для порождения новых биологических организмов, и вся эта операция обходится гораздо дешевле и доставляет куда больше удовольствия, чем производство роботов. Но как насчет того компьютера, о котором в свое время столько говорили? Полностью мотивированного в своих действиях и все же намного превосходящего любое существо из плоти и крови?
— Его создание — пока возможно лишь теоретически. Откровенно говоря, мне в это не верится. Но даже если предположить, что такой робот существует, — он ведь будет править, а не служить. А шенны отнюдь не производят впечатления слуг при машинах. Иными словами, дело обстоит так: их роботы, быть может, лучше наших, но это всего лишь роботы. Только этих роботов у них, похоже, гораздо больше, чем у нас; но ведь от присущих этому классу машин ограничений никуда не деться. Они используют их направо и налево, стремясь как-то компенсировать эти самые ограничения. Но почему?
— Малочисленность населения? Это, кстати, объяснило бы, почему решения у них принимают немногие, — если ты прав в своем предположении.
— Ээх-х… Возможно. Хотя мне трудно представить, как малочисленное общество может построить — да даже и сконструировать — столь сложные производства, которые, судя по их кораблям, есть на Датине
Так они переговаривались между собой, чтобы хоть как-то уменьшить напряжение, прекрасно понимая, насколько шатки все их построения. Когда бортовой компьютер сообщил:
— Получен сигнал, — они оба подскочили. Тея подавила крик.
— Давай, кто бы там ни был, — приказал ван Рейн, стирая с лица пот кружевной манжетой. Зажегся визиэкран. На нем появилось отдаленно похожее на человека существо. Но вздувшиеся мускулы, огромная бычья голова, сверкающая шевелюра, хриплый рев из раскрытой пасти — за всем этим чувствовалась такая мощь, что Эдзел, зашипев, невольно отступил на шаг.
— Моэт! — взвизгнула Тея. Она упала на колени, простирая руки к шенну. По лицу ее струились слезы.
В жизни почему-то все устроено так, что печали и радости приходят не по одиночке, а всегда гурьбой, так, что с ними трудновато бывает совладать. В промежутках же между их приходами время еле тянется, и жизнь становится до безобразия обыденной. ван Рейн частенько беседовал на эту тему со святым Дисмасом, причем в резких тонах, но вразумительного ответа так и не добился.
И теперешнее его состояние лишь подтверждало этот вывод. После того, как Тея заявила, что ее владыка Моэт призывает ее к себе на корабль — это был самый большой звездолет эскадры, по размерам напоминавший дредноут и прямо-таки обросший всякими пушками, — и вошла в присланный за ней флиттер, по корабельным часам прошло сорок семь часов двадцать одна минута, в течение которых ничего не случилось. Шенны не выходили на связь и не отвечали на вызовы. ван Рейн стонал, бранился, ревел, бегал по кораблю, ел шесть раз в день, мошенничал в солитер, напропалую курил и пил, задавая работу очистителям воздуха и мусороуборщикам, и не успокаивался даже от симфоний Моцарта. Наконец он довел Эдзела до белого каления. Захватив с собой еду и книги, одинит заперся в своей каюте и вышел из нее только тогда, когда его компаньон прокричал из-за двери, что чертова льдышка с расплавленными мозгами готова переводить и что теперь он, Николас ван Рейн, будет, может быть, хоть как-то вознагражден за свое ангельское терпение.
Однако, когда Эдзел примчался на мостик, торговец выговаривал Тее с поистине дядюшкиной нежностью:
— Просто удивительно, что все про нас забыли. Мы же прибыли сюда для встречи.
Тея изменилась. Одета она была теперь в свободное белое платье и бурнус; темные контактные линзы защищали ее глаза от яркого света в каюте на борту линкора. Она снова полностью овладела собой. Ответ ее был сухим, даже резковатым:
— Мои повелители шенны подробно расспросили меня, дабы приготовиться к разговору с вами. Как вы видите, на борту корабля нет больше никого из «Сириндипити».
На коленях ван Рейна — так, чтобы прибор не был заметен с экрана передатчика, — лежал скрибблер. Пальцы торговца, похожие на жирные волосатые сосиски, бесшумно двигались по его клавиатуре. Эдзел прочитал на разматывающейся ленте: «Глупо. Откуда им было знать, что с ней, их связником, все в порядке? Это лишь доказывает, что они сначала делают, а потом думают».
Тея продолжала:
— Кроме того, прежде чем я смогла говорить разумно, я должна была пройти через хаадеру. Я так долго была разлучена со своим владыкой Моэтом. Что такое хаадеру, вам не понять. — Она чуть покраснела, но дрогнул ли ее голос — это могла сказать только машина. — Считайте это церемонией, в которой он признает мою верность ему. Он требует времени. Кстати, у кораблей-разведчиков как раз была возможность определить, что за ними не следовал никакой злоумышленник.
ван Рейн написал: «Не Юпитер. Минотавр. Голая сила самца».
— Не понимаю, — прошептал Эдзел ему в ухо.
«Вот что такое для нее этот зверюга шенн. Она всего лишь рабыня. Я видел много таких женщин в конторах — старые девы, фанатически преданные своему боссу. Неудивительно, что в шайке „СИ“ четыре женщины и всего двое мужчин. Мужчины редко этим соблазняются, если только воля их не сломлена. Сомневаюсь, чтобы у них что-то было между собой. Супружество Латимеров — уловка для отвода глаз. Вся их сексуальная энергия направлена на служение шеннам. Естественно, они этого не осознают».
— Мои владыки выслушают вас, — сказала Тея Белдэниэл. На мгновение в ней проглянуло нечто человеческое. Она подалась вперед и быстро, тихим голосом прибавила: — Будьте осторожны, Николас. Я знаю вашу манеру и буду переводить не ваши слова, но то, что скрывается за ними. Осторожнее, прошу вас. Я не могу им лгать. И потом, они очень вспыльчивы, вы даже представить себе не можете. Я… — она сделала паузу, — я хочу, чтобы вы спокойно возвратились домой. Вы — единственный человек, который когда-либо был добр со мной.
«Ба, — написал он, — оказывается, я разыграл из себя Минотавра. Я видел, что ей хочется чего-нибудь этакого, но полагал, что изображаю Юпитера: Она бессознательно реагировала на свои побуждения. Надо было ее вернуть. С ней обошлись просто мерзко».
Тея махнула рукой. Изображение на экране сменилось. Появился большой зал, где на подушках восседали четыре шенна. ван Рейн сморгнул и пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство. В глазах у него зарябило от пестрой раскраски стен.
— Ну и безвкусица! Такого маразма и в аду не увидишь! — зал обставлен был с варварской роскошью; однако, в ходе разговора, поскольку угол зрения камеры на линкоре все время менялся, Эдзелу удалось разглядеть несколько древних на вид и красивых вещиц.
Одна из лохматых тварей что-то проревела. Съежившаяся, смятенная, но не отрывавшая восхищенного взгляда от шенна по имени Моэт, Тея перевела:
— Вы явились на переговоры. По какому поводу?
— Да так, пустяки, — отозвался ван Рейн, — кой-какая мелочишка, которой мы можем по-дружески поделиться, а не затевать из-за нее раздоры. Быть может, у нас найдется, чем торговать или чему научить друг друга. А вдруг вы открыли новый способ согрешить?
Тея начала было переводить, но ее перебили. Шенн произнес довольно длинную фразу, которую она передала следующим образом: На что вы жалуетесь?
По реакции ван Рейна и Эдзела Тея поняла, что вот здесь как раз буквальный перевод ни к чему.
— Жалуемся? — взвыл одинит. — Да жалоб столько, что я не знаю с какой и начать!
— Зато я знаю, черт побери! — вмешался ван Рейн. И пошло-поехало…
— Разгорелся спор. Тея бледнела, краснела, ее бросало то в дрожь, то в холод. В чем состояла суть пререканий, в этом не разобрались бы и сами спорщики, ожесточенно пытавшиеся перекричать один другого и упрямо отказывавшиеся слушать. Наконец ван Рейну кое-как удалось определиться, что к чему.
Обвинение: «Сириндипити» была организована для шпионажа за Галасоциотехнической Лигой в частности и за Техноцивилизацией вообще.
Ответ: шенны предоставили Лиге оборудование, до которого сама она еще не скоро бы додумались. Насильственная продажа «Сириндипити» является бандитским актом, и шенны требуют за это компенсации.
Обвинение: Дэвид Фолкейн был похищен агентами шеннов и подвергнут промывке мозгов.
Ответ: судьба одного примитивного индивида не заслуживает обсуждения.
Обвинение: шенны поработили одних людей и, предположительно, убили других.
Ответ: людям предоставлена была почетная возможность сужения высшим существам, а иначе бы они прозябали до конца своей жизни среди дикарей. Спросите у них самих, если не верите нам.
Обвинение: шенны попытались утаить знания о новой планете от тех, кому они по праву принадлежат.
Ответ: эти знания принадлежат шеннам. Советуем браконьерам поостеречься.
Обвинение: несмотря на свою шпионскую систему, шенны как будто не оценили могущества миров Технической цивилизации и в особенности Лиги, которая не потерпит угроз в свой адрес.
Ответ: и шенны тоже.
В этот момент Тея, наконец, не выдержала и потеряла сознание. Шенн по имени Моэт встал со своего места, подошел к ней и нагнулся над ее телом. Потом искоса поглядел на экран. Ноздри его раздулись, волосы встали дыбом. Он пробурчал команду. Связь прекратилась. И очень вовремя.
ван Рейн проснулся так быстро, что успел услышать свой последний храп. Он сел. В каюте было темно, приглушенно гудели вентиляторы. Воздух в помещении был чуть спертым — никто не потрудился отрегулировать хемосистему. Механический голос повторил:
— Получен сигнал вызова.
— Чтоб тебя! Слышу, слышу, дай только вытащить из постели мое бедное усталое тело. — Металлическая палуба холодила ступни. Посмотрев на фосфоресцирующий циферблат, он увидел, что поспать ему дали совсем мало — шесть часов. А переговоры завершились часов двадцать назад, если только можно назвать этим словом тот обмен любезностями. Кстати, ну и характерец у этих быков-переростков! Для того чтобы строить роботы и звездолеты, цивилизация должна достичь определенного уровня технологического развития, а это невозможно без наличия нескольких качеств — дипломатичности, хотя бы в зачаточной форме, сдержанности, разумного эгоизма. Иначе свернешь себе шею прежде, чем чего-либо достигнешь… Быть может, связь не возобновляли так долго потому, что шенны обуздывали свой темперамент?.. ван Рейн торопливо зашагал по коридору; полы халата колыхались в такт шагам.
На мостике никого не было. Эдзел, слух которого в условиях земной атмосферы, установленных на корабле, был менее тонким, чем обычно, еще не проснулся. Замолчавший было компьютер ожил:
— Два часа назад в космосе был обнаружен звездолет, следовавший по направлению от Циркуля. Он не вышел еще на постоянную орбиту, но явно находится в контакте с уже наличествующими…
— Заткнись и давай связь, — бросил ван Рейн. Он поглядел на экран. Так, угреподобный эсминец, чуть дальше — крейсер, за ним — светящаяся точка, очевидно флагман шеннов. Новоприбывшего нигде не видно. Но торговец не сомневался, что вызов связан именно с ним.
Зажегся визиэкран. Посреди залитого светом, заполненного бормотанием машин зала, откуда с ван Рейном разговаривали шенны, стояла Тея Белдэниэл. Торговцу еще не доводилось видеть ее в таком состоянии. Глаза налились кровью, рот исказила гримаса.
— Бегите! — и с голосом тоже что-то случилось. — Спасайтесь! Они разговаривают с Гэхудом, а приказать роботам, чтобы следили за вами, как будто забыли. Вы можете потихоньку уйти… тихо-тихо… оторветесь хоть немножко. Может, вам удастся затеряться в космосе… Но они убьют вас, если вы останетесь!
ван Рейн не пошевелился. Его волнение выдавал разве что чуть погрубевший голос.
— Пожалуйста, объясните подробнее.
— Гэхуд… он прилетел один… Хью Латимер мертв или… Я спала у двери в каюте моего повелителя Моэта. Вдруг заработал интерком. Теллам просил Моэта прийти на мостик, Моэта и всех остальных. Он сказал, что с Датины вернулся Гэхуд, тот самый Гэхуд, которого отправляли к гигантской звезде на поиски планеты-бродяги, и вернулся он один, без Латимера. Теллам сказал, что они должны встретиться, выслушать рассказ Гэхуда и решить… — Она нервно сцепила пальцы. — Больше я ничего не знаю, Николас. Моэт мне ничего не приказывал. Я не смогу предать его… их… никогда… но кому будет хуже, если вы останетесь живы? Я слышу их ярость, я ощущаю ее! Я знаю шеннов. Они прикажут своим роботам расстрелять вас. Бегите!
ван Рейн как будто превратился в статую. Он не произнес ни слова до тех пор, пока Тея немного не овладела собой. Она дрожала, дыхание ее было прерывистым, но пелена безумия спала с глаз. Тогда он спросил:
— Почему вы так уверены, что они убьют нас с Эдзелом? О'кей, они взбешены и не желают дальше переливать из пустого в порожнее. Но не разумнее ли с их стороны было бы захватить нас в плен? Мы ведь кое-что знаем и вполне можем сойти за заложников.
— Вы не понимаете. Я знаю шеннов. Вас будут пытать, наверняка накачают наркотиками… И мне придется помогать им в этом. А потом, когда вы станете для них обузой…
— Они огреют меня по голове чем-нибудь тяжелым. Ага-ага, ясненько. Однако моя старая черепушка еще достаточно крепка. — ван Рейн подался вперед, легонько опершись пальцами на спинку стула; он в упор глядел на женщину, словно удав на кролика. — Тея, если принять ваш совет, шансов на спасение у нас ничтожно мало. Я готов поспорить на что угодно, что эти эсминцы спокойно нас догонят. Но если мы отправимся на Датину, то, пожалуй, сможем продолжить беседу, когда ваши боссы чуть поостынут. Быть может, у нас еще получится сторговаться с ними. В конце концов, что они теряют, забирая нас с собой? Как вы считаете, удастся вам убедить их не убивать нас, а взять в плен?
— Я… ну, я…
— Спасибо, что предупредили, Тея. Я догадываюсь, чего вам это стоило. Мой вариант, кстати, ничем вам не грозит. А вот если шенны увидят, что мы смылись, и поставят это в вину вам, тогда… Почему бы вам не пойти к вашему Моэту? Скажите ему, что вот они мы, предложите ему направить на них свои пушки, объявить нас пленниками и отвести на Датину. Согласится он, по-вашему?
Тея судорожно кивнула — говорить она уже не могла.
— Ладно, тогда отправляйтесь, — он послал ей воздушный поцелуй, так громко при этом причмокнув губами, что жест получился довольно комичным.
Экран погас. ван Рейн отправился на поиски бутылки и Эдзела. Но сперва торговец на несколько минут присел перед святым Дисмасом. Если гнев у шеннов возобладает над благоразумием, несмотря на все просьбы и доводы этой женщины, их с Эдзелом уже ничто не спасет.
Перелет на пределе скорости от безымянной звезды к солнцу Датины занял чуть меньше недели. Плененному кораблю пришлось поднатужиться, чтобы не отстать от окружавших его боевых звездолетов. Но с этим он справился, и землянин с одинитом получили некоторое представление о возможностях кораблей шеннов.
Ничего другого узнать им не удалось. Они по-прежнему оставались в неведении, что же такое рассказал своим собратьям Гэхуд, из-за чего вся эскадра ринулась домой. Шенны то и дело принимались допрашивать их по гиперкому. Вопросы были случайными и частенько повторялись, из чего пленники справедливо заключили, что допрашивают их все, кто ни попадя, и когда взбредет в голову. Разговоры эти заканчивались обычно похвальбой и угрозами. ван Рейн на многие вопросы отвечал искренне, ибо Тея легко могла поймать его на лжи в том, что касалось населенности крупных миров и продуктивности работающих на них производств, целей и задач Галасоциотехнической Лиги, тех или иных народов и культур. Однако ей явно было неприятно поведение ее владык, и она пыталась придать их словам хотя бы подобие вежливости при переводе. Но ван Рейну не составляло труда вывести ее на чистую воду. Обычно разговор шел таким вот образом.
— Лорду Нимрану хочется побольше узнать о ранней истории Земли, — сказала Тея торговцу. Компьютеры обеих сторон преобразовывали точки-тире в электромагнитные волны. — Особенно его интересуют наследовавшие друг другу цивилизации.
— Вроде греков с минойцами, западного христианского мира с Римской империей или турок с Византией? — уточнил ван Рейн. — Везде все происходило по-разному. И было это давным-давно. Чего это он вдруг заинтересовался?
Он представил себе, как она покраснела.
— Это не ваше дело.
— О, я ничуть не против прочитать ему лекцию. Вот только налью себе еще пивка. Вести беседу всухую… — ван Рейн заглянул в охладитель, который Эдзел для него перетащил на мостик. — Иди ко мне, моя рыбка.
Эти последние его слова тоже были преобразованы компьютером в гиперимпульсы. ЭВМ на корабле шеннов переводить не могла, но в память ее был введен лексический минимум английского языка. Так, значит Тея наверняка скажет Нимрану, что он не ответил на вопрос. Интересно, что сделает Минотавр — схватится за пистолет? Когда женщина заговорила вновь, в глазах ее послышалась мольба, несмотря на произносивший их механический голос:
— Не злите его. Они становятся просто ужасными, когда рассердятся.
ван Рейн открыл бутылку и налил пиво в стакан.
— Ага, конечно, конечно. Я только пытаюсь помочь. Однако скажите ему, что мне надо знать точнее, чего он от меня ожидает. И зачем. Мне так кажется, что культура шеннов не породила ученых, интересующихся чем-то просто из любопытства.
— Люди переоценивают любопытство. Это обезьянья привычка.
— Ну как же, ну как же. У каждого свои инстинкты; порой они совпадают с инстинктами другого народа, а порой — нет. Так вот, мне нужно знать основные инстинкты ваших… хм, владельцев, иначе как я могу ответить на их вопрос? Быть может, получится так, что мой ответ будет для них бессмыслицей. Хорошо, вы мне сказали, что на Датине нет настоящей науки. Никто не проявляет интереса к тому, что не может быть употреблено с пользой, съедено, выпито (Ааахх!), продано, — ну и так далее. С вашего разрешения продолжать я не буду, чтобы не оскорблять в вас женщину.
— Вы упрощаете.
— Согласен. Разве можно в нескольких словах описать хотя бы одного индивидуума, не говоря уж о цивилизации? Конечно, упрощаю. Но, грубо говоря, неужели я не прав? Или вы будете утверждать, что в их обществе процветают абстрактные науки?
— Хорошо-хорошо, не буду. — Наступила пауза: скорее всего Тее снова пришлось успокаивать Нимрана.
ван Рейн отер пену с усов и сказал:
— Отсюда я делаю вывод, что цивилизация у шеннов была лишь одна.
— Да-да. Подождите, я должна договорить с ним.
Через пару минут гиперком снова ожил:
— Если вы будете увиливать от ответа, последствия могут быть самые серьезные.
— Но, милочка, я же сказал вам, что не понял его вопроса. Он спросил меня не из научного любопытства, значит, он полагает, что история смены культур на Земле поможет ему разобраться в ситуации на Датине. Верно?
После секундного колебания:
— Да.
— Отлично, так давайте же установим, чего он хочет. Что его интересует? Как индусы выжили со своих земель прежних хозяев? Как обрадовались этносы-гибриды вроде арабов или нашей Техноцивилизации? Как одна культура влилась в другую, скажем, Рим в Византию? Что?
Ее ответ был исполнен отчаяния:
— Я сама ничего не знаю об истории Земли.
— Спросите его. Или лучше, давайте я спрошу через вас.
После нескольких подобных разговоров ван Рейн окончательно укрепился в своих подозрениях. Не сами шенны создали ту умопомрачительную кибернетическую структуру, которой они пользовались. Они переняли ее у неких своих предшественников вместе со многим другим. Однако еще больше погибло, ибо шенны были завоевателями, истребителями, дикарями, захватившими здание, воздвигнутое цивилизованными существами, и уничтожили последних (как такое могло случиться?)
Значит, они куда более опасны, чем казалось раньше. И эту опасность не уменьшает даже их травоядность (в результате какой эволюции смогли возникнуть воинственные травоядные?)
У них хватило мозгов, чтобы обратить внимание на рекомендацию компьютера «Сириндипити» относительно планеты у Беты Креста. Они поняли промышленную ценность бродяги. Но их больше заботило, чтобы об этом не догадались другие, чем использование планеты в собственных целях. Ведь они не были ни торговцами, ни сколько-нибудь серьезными промышленниками. Роботы обеспечивали их всем необходимым, строили оборудование и сами за ним присматривали. Поэтому шенны не стремились к коммерческим или культурным контактам с Техноцивилизацией. Даже наоборот — они считали, что сосуществование — невозможно. (Почему?)
Операция с «Сириндипити» была для них типичной. Когда впервые они столкнулись с другими народами, путешествующими по галактике и колонизирующими планеты, — а произошло это на задворках сферы влияния Техноцивилизации, — они принялись изучать их. Методы их отличались один от другого в пространстве и во времени. Силой они действовали не всегда; когда нужно шенн может быть ох каким хитрым. Поскольку никто не помнит точного числа планет, обитатели которых вышли в космос, шеннам вовсе ни к чему было признаваться, что они, так сказать, снаружи, и вопросы их не вызывали подозрения.
Тем не менее, всей желаемой информации таким вот образом они добыть не смогли. И нашелся гениальный самец, предложивший заслать на вражескую территорию шпионов, да таких, у которых отбоя не будет от предложений в сотрудничестве. Собратья согласились с его идеей. Однако ни у какого шенна не достало бы терпения возиться с этой лавочкой в Лунограде. И дело поручили компьютерам.
Пусть так, но ведь базовые программы для машин и правила поведения для людей составили сами шенны. И здесь снова проявила себя их природа. Если назревает что-то важное, то действовать нужно смело и решительно! Многие другие существа сначала продумали бы все до мелочей: Но не шенны. Им было некогда. Они всегда предпочитали действие выжиданию. Главное — нанести удар, а потери будем считать потом.
У шеннов была причина испытывать недоверие к бродящим по космосу существам иных рас. (А недоверие, естественно, породило в них ненависть.) Сами по себе они были малочисленны. Колонизация других планет продвигалась не очень-то успешно. Четыре пятых взрослого населения их планеты годилось только в помощники — ибо полигеничных изобретательных самцов было в четыре раза меньше, чем тупоголовых, подобострастных самок. Политическая система их общества была чрезвычайно примитивной. Патриархи с замашками баронов управляли громадными поместьями, напоминавшими независимые королевства, и в случае необходимости совещались между собой или что-либо вместе предпринимали — но на строго добровольной основе. И это именовалось государством. Экономическая структура тоже была не лучше. (Как вообще такой народ мог выбраться из палеолита и уничтожить своих предшественников, заполонивших планету машинами и стремившихся к звездам?)
Входящие в лигу компании обдерут их до последней нитки. Волна поселений не обязательно погребет их под собой — было бы из-за чего стараться, — но наверняка поглотит все мало-мальски пригодные для жизни планеты вокруг Датины. Лучшее, на что могут рассчитывать шенны — что попадут в число бороздящих в космос народов. А таких нынче наберется не одна сотня. Да и то, чтобы добиться хотя бы этого, им придется здорово поднапрячься.
Разумеется, даже одна мысль о подобном развитии событий была для них непереносимой.
Но каким бы нелепым их общество не казалось, с самими шеннами шутки были плохи. Они были такими же злобными, как бациллы в своем первом нашествии на Европу. Или даже больше — Европа ведь выжила.
Солнце Датины показалось Эдзелу знакомым — средних размеров звезда F-типа, в 5,4 раза ярче солнца, скорее белая, чем золотистая. Но, проверив показания имеющихся на борту приборов, он не поверил собственным глазам. Повторив исследования: получил те же самые результаты.
— Это не обычная звезда, — сказал он.
— Что, собирается стать новой? — с надеждой поинтересовался ван Рейн.
— К, сожалению, нет, — Эдзел увеличил изображение, одновременно убавив яркость. На экране показался диск звезды. Обширная корона сверкала незамутненным перламутровым светом, но на фоне ее метались огненные протуберанцы и плотным сгустком пульсировании пятна. — Смотрите, какое излучение. А этот сложный рисунок? Все свидетельствует о наличии сильного, о непостоянного магнитного поля. Ого!.. — На «поверхности» звезды ослепительным светом вспыхнула на мгновение точка размером с булавочную головку. — Ядерный взрыв в фотосфере! Представляете, какие нужны конвекционные течения и плазменные эффекты для того, чтобы он произошел! Спектроскопический анализ подтверждает факты, полученные при визуальном наблюдении, и измерение радиации тоже. Даже там, где мы сейчас находимся, солнечный ветер весьма ощутим. Судя по показаниям приборов, его строение в высокой степени подвержено изменениям. — Мясистые губы Эдзела сложились во встревоженную усмешку. — Мне доводилось слышать о таких звездах, но я и не предполагал, что повезет собственными глазами увидеть одну из них.
— Я вижу, тебе весело, — пробурчал ван Рейн. — Рад за тебя. Когда меня в следующий раз пригласят на похороны, возьму тебя с собой: будешь петь «Хей-нонни-нонни» и приплясывать. Нам-то что от этого?
— У этой звезды не только большие размеры, но и необычный состав: она нашпигована металлами. Возможно, она образовалась где-нибудь по соседству с недавней сверхновой. Нормальная эволюция ее усложнена дополнительными процессами синтеза, некоторые из которых закончились расщеплением. Это влияет на внутреннюю структуру звезды, что в свою очередь, определяет величину излучения. В общем, ее можно назвать нерегулярно переменной звездой. Конечно, это не совсем то, но и подобное случается крайне редко. Если я правильно понял, в данный момент мы наблюдаем послепиковое состояние, продолжающееся вот уже — занх-х-х — несколько тысячелетий.
— Но этот пик не уничтожил жизнь на Датине?
— По всей видимости, — нет. Светимость звезды до такой степени как будто не возрастала. Но, разумеется, раз планета попала в поток заряженных частиц, на ней должны были произойти существенные биологические сдвиги.
ван Рейн что-то буркнул, поудобнее устроился в кресле и протянул руку за трубкой. Когда надо было крепко подумать, он курил именно ее.
Эскадра приблизилась к Датине. Компьютер плененного корабля, выполняя распоряжение экипажа, активировал все датчики и сообщил о бурной деятельности в окружающем пространстве: звездолеты строились, кружили по орбитам, прилетали и улетали. Но Эдзелу было не до этого: его внимание целиком захватила планета.
Она была четвертой по счету от солнца. Период обращения вокруг звезды составлял 2,14 стандартных года на среднем расстоянии в две астрономических единицы.
Масса ее приблизительно равнялась массе Марса: 0,433 земной. Экваториальный диаметр — всего 7950 километров. Несмотря на это и на втрое меньший по сравнению с Землей уровень получаемого тепла и свет, Датина имела протяженную кислородно-азотную атмосферу. На больших высотах давление было крайне низким, но на уровне моря даже чуть превышало земное. Такой объем газа объяснялся в первую очередь планетным составом; распространенность тяжелых элементов обеспечивала чистый удельный вес в 9,4 и поверхностное ускорение в 1,057 см/сек. На заре своей юности этот мир, должно быть, подвергся сильной дегазации, ибо богатое металлами ядро, несомненно, растрачивало свою энергию в мощных вулканических извержениях. Ныне же эта энергия и непривычно малый период обращения планеты вокруг своей оси — он равнялся семнадцати с планеты вокруг своей оси — он равнялся семнадцати с четвертью часам — порождали сильное магнитное поле, защищавшее атмосферу Датины от воздействия солнечной радиации. Задача облегчалась тем, что у планеты шеннов не было спутников.
Отороченная чернотой пространства, Датина представляла собой удивительное зрелище. Гидросфера ее была куда беднее земной: кванты ультрафиолетового излучения звезды расщепили множество молекул воды. Однако континентальные массивы этой планеты были, если можно так выразиться пологими, и потому вода покрывала примерно половину ее территории. Мелкие, лишенные приливов моря чуть колыхались под красно-желто-коричневым ковром каких-то водорослей.
Поскольку угол наклона планеты к оси был незначительным, а краевой эффект сравнительно небольшим, полярные области мало чем отличались от экваториальных. Но вот нагорья существенно разнились с долинами, что было вовсе не удивительно, если принять во внимание скачки атмосферного давления. Почва низин, особенно в прибрежных районах, как будто была плодородной: при максимальном увеличении на обзорном экране видны стали темно-золотистые леса, луга и поля. В горах же не было ничего, кроме камня и льда.
Но плодородные земли были оазисами среди огромных пустынь, где песчаные бури хлестали красные скалы. Пустыни эти возникли сравнительно недавно, с геологической, да и с исторической точек зрения, ибо тут и там виднелись башни, развалины древних городов, дороги и линии электропередач. Песок еще не успел похоронить все это под собой.
— Неужели солнце сожгло эти земли? — тихо, почти шепотом спросил ван Рейн.
— Нет, отозвался Эдзел. — Причина здесь в другом.
— Почему это?
— Повышение температуры ведет к испарению влаги — следовательно, более интенсивно начинают образовываться облака, увеличивается альбедо. Кроме того, если одним зонам скачок пошел во вред, то другим он был бы только во благо. Другими словами, жизнь мигрировала бы к полюсам и в горы. Но вы же сами видите, что на высоких широтах и на больших высотах здесь положение ничуть не лучше. И потом, развитая, создавшая генераторы энергии, цивилизация, уж как-нибудь бы выдержала простую перемену климата — ведь перемена эта случилась не в одну ночь.
— Тогда что же, война?
— Следов применения ядерного оружия не видно. А химическое и бактериологическое, насколько мне известно, не способны выжечь такие проплешины на поверхности планеты. Мне кажется, закончил Эдзел мрачно, — что причина катастрофы была куда серьезнее, а о последствиях мы даже не догадываемся.
Развить свою мысль он не успел, ибо корабль их получил приказ войти в атмосферу. Конвоируемый двумя эсминцами и тендером, на котором находились Моэт с Теей, звездолет опустился неподалеку от родового замка шенна. Едва корабли совершили посадку, к ним устремилась толпа вооруженных существ.
Следующие три дня ван Рейн с Эдзелом уделили осмотру местных достопримечательностей. Их сопровождала Тея.
— Я упросила своего повелителя разрешить вам эти прогулки, пока он занят на Большом Совете, — сказала она. — Мы надеемся, что лучше узнав наше общество, вы сообщите нам полезные сведения. — И добавила, не поднимая глаз: — Вы ведь не откажетесь, правда? Отказ означает смерть. А если вы хорошо ему послужите, мой повелитель хорошо с вами обойдется.
— Ладно, пойдемте, поглядим, где нам предстоит провести остаток своих дней, — сказал ван Рейн.
С них не спускали глаз. Куда бы они не пошли, за ними повсюду следовали несколько молодых шеннов — сыновья, племянники, вассалы Моэта, его дружина. Кроме того, над замком постоянно кружили вооруженные лазерными пушками автоматические шлюпки на воздушной подушке.
Эдзел привлекал к себе всеобщее внимание. Самки таращились на него, когда он проходил мимо. Юнцы и не занятые работой слуги преследовали по пятам.
Шенны, вопреки уверениям Теи, не лишены были любопытства. Вовсе нет, просто оно присутствовало у них далеко не в такой степени, как скажем у Гомо или Драконокентаурус сапиенс. Эти последние жадно стремились к познанию всего нового.
Вообще-то замком можно было назвать поместье Моэта только с большой натяжкой. Некогда это был ряд соединенных между собою зданий — огромный массив, километров пять-шесть длиной и метров пятьсот-шестьсот в высоту. Но несмотря на кажущуюся громоздкость, но не лишен был известного очарования: это буйство красок, эти радовавшие глаз хрустальные колонны, эти взметнувшиеся в небо башни, лепестковые шпили которых терялись среди облаков! Когда-то здесь жили и работали, сменяя друг друга, поколение за поколением, миллионы существ; когда-то этот замок, полностью автоматизированный, питавшийся от источника ядерной энергии, связан был со всей планетой шоссе и линиями коммуникации.
Теперь же он был наполовину разрушен. Колонны попадали, в крышах сияли прорехи, машины покрылись слоем ржавчины, в башенках поселились твари, похожие на птиц, а по комнатам шныряли твари, похожие на крыс. Хотя роботы и следили за сохранившейся частью замка, но гулкая пустота коридоров, комнат, холлов и террас произвела на Эдзела с ван Рейном еще более тягостное впечатление.
Тея отказалась рассказать, что здесь в свое время произошло.
— Вам, что, запрещено об этом говорить? — спросил у нее Эдзел.
Она закусила губу.
— Нет, — отозвалась она печально, — нет. Я сама не хочу. — Потом прибавила: — Вы не поймете. У вас сложится неверное представление. Быть может, потом, когда вы узнаете наших повелителей шеннов…
Из помещений в сохранившейся части замка использовалась примерно половина. Прошлое шеннов вроде бы не преследовало. Они как будто бы воспринимали эти грандиозные развалины как необходимую часть пейзажа. Поселившись однажды в замке, они тщательно обшарили руины, забрали оттуда все мало-мальски ценное и забыли про них.
Несмотря на запустение, царившее во внутренних помещениях замка, за стенами его и на замковом дворе жизнь била ключом. Роботы роботами, но у вассалов и крепостных Моэта забот хватало. Они наблюдали за машинами, копались в огородах, охотились, столярничали, ваяли, рисовали, учились, маршировали на плацу. То и дело совершали посадку авиетки с пассажирами и грузами из других поместий. (Для перелетов внутри своей планетной системы шенны пользовались гравилетами; с недавно же основанными колониями сообщение поддерживалось при помощи гиперзвездолетов.) Даже повседневным своим занятиям население Датины предавалось с поистине минотавровой одержимостью.
Однако обитатели этой богатой металлами планеты влачили жалкое существование. Заносимые песком поля давали скудный урожай. Покрывавшие поверхность морей водоросли погибали и гнили, и ветер разносил этот смрад далеко окрест. Деревья вырастали маленькими, почти карликовыми, лишь на восточных холмах нет-нет да попадались поваленные стволы прежних гигантов. Доносившийся по ночам из этих лесов звук охотничьего рога напоминал вой последнего оставшегося в живых волка.
Эдзел поразился, узнав, что шенны охотятся и даже держат скот на убой.
— Вы же говорили, что они травоядные! — воскликнул он.
— Так и есть, — ответила Тея. — Под воздействием лучей нашей звезды в растениях Датины образуются высококалорийные соединения. Поэтому питающиеся этими растениями существа более активны, следовательно, превосходят в умственном развитии тех, кто обитает в планетной системе звезды типа Солнца.
— Знаю, — сказал Эдзел. — Моя планета находится в системе звезды типа F5. Однако у нас на Одине вся дополнительная энергия у животных уходит в рост, а разумные существа всеядны. Насколько я понимаю, шенны едят не сырое мясо?
— Разумеется. Вы, наверно, лучше меня знаете, насколько размыта граница между «плотоядным» и «травоядным». Вот, скажем, я читала, что на Земле копытные четвероногие обычно после родов съедают собственную плаценту, тогда как собаки и кошки часто едят траву. А на Датине существуют особые условия. У нас есть несколько фруктовых соков, которые так воздействуют на энзимы, что вегетарианец с удовольствием начинает есть мясо. Все это делается очень просто. Открытие это было совершено в… очень давно, во времена дикарей-предков нынешних шеннов. Или даже раньше.
— А поскольку на планете, пострадавшей от экологической катастрофы, грешно отказываться от любой пищи, то… Понятно, — объяснение Теи удовлетворило Эдзела.
Но тут вмешался ван Рейн:
— Слушай, дракоша, но ведь шенны охотятся ради развлечения. Я в этом уверен. Вчера вечером я видел одного юнца: он привез с собой не туши, а только рога. И потом, хотя у него есть вполне приличное ружье, он охотится с луком. Нет, это забава.
Тея удивленно подняла брови:
— А почему бы и нет? — спросила она с вызовом. — Мне говорили, что охоту любят все, в том числе и люди.
— Ага-ага. Я же не говорю, что это плохо — разве что они начнут охотиться на меня. Но откуда взялся инстинкт, от которого у нас внутри все поет, когда мы убиваем загнанную жертву? Даже если у тебя в руках фоторужье… хотя очень немногим из тех, кто никогда не убьет оленя, довелось испытать сожаление, прихлопнув муху. Откуда он? — ван Рейн помахал пальцем. — Отвечаю. Наши с вами предки были охотниками. Африканский первобытный человек — это обезьяна-убийца. А те, у кого с самого рождения не было желания убивать, убивать, убивать, — те просто не выжили. Но ведь первые шенны ощипывали листики да травку! Быть может, их самцы дрались между собой в брачные периоды, но на других существ они не охотились. А теперешние шенны — только позови. Откуда это у них?
Тея переменила тему разговора. Сделать это было совсем не трудно, ибо вокруг оказалось столько непривычного, нового, неожиданного. Если употребить слово «цивилизация» в техническом смысле, то шеннов вполне можно было назвать цивилизованными существами. У них были машины, целая планетарная машинная культура, которой уже стало тесно на одной планете. Да, они унаследовали эту культуру от своих предшественников. Но не просто унаследовали, а восстановили, возродили — добавили кое-что свое.
Но патриархам их этого было мало. Насколько было известно ван Рейну, сейчас повсюду на Датине велись бурные дебаты. Но что служило предметом этих споров, пока оставалось для него тайной.
Торговец зябко поежился. Ночи в этой полупустыне были холодными. Как бы здорово было оказаться в теплой каюте звездолета!
Этого послабления ему удалось добиться после первой же ночи, которую они с Эдзелом провели взаперти в одной из комнат замка. На следующее утро он превзошел сам себя. Он бранился, кашлял, чихал, рыдал, поминал всех и всяческих святых, кричал, что еще одна ночь при такой температуре, при таком свете, при такой запыленности, да еще эти тяжелые металлы, вездесущность которых не только заставляет их глотать пилюли, чтобы не отравиться, но от которой самый воздух превращается черт его знает во что, эти всякие шумы, эта вонь, — короче говоря, еще одна ночь в условиях этой планеты, существование которой говорит в пользу манихейской ереси, ибо он, ван Рейн, не в силах представить себе, зачем все благому Творцу понадобилось создавать такой мир, и бедного несчастного старика спокойно можно будет хоронить, потому что он наверняка умрет, и некому будет его оплакать…
В конце концов, Тея встревожилась и взяла на себя ответственность изменить их место пребывание. Два инженера при помощи роботов сняли со звездолета Лиги силовые установки. Теперь пленникам не улететь, даже если они очень этого захотят. Поэтому они вполне могут спать на борту корабля, а для охраны их достаточно двоих-троих шеннов с бластерами.
На третий день, поздно вечером, вернулся Моэт.
Встречавшие его подданные подняли такой шум, что стоявшим поодаль ван Рейну с Эдзелом стало не по себе. Моэт обратился к своим вассалам с верхней шлюзовой палубы своего личного космофлиттера. Голос его напоминал раскаты грома. Ответом ему был восторженный рев. Молодые шенны вопили, приплясывали, водили хороводы, стучали кулаками по бортам флиттера, размахивали архаичными мечами и палили в воздух из самых суперсовременных ружей. Над самой высокой из сохранившихся башней замка развевалось ярко-красное знамя.
— Что он говорит? — спросил ван Рейн.
Тея стояла неподвижно, уставившись в пространство невидящим взором. Торговец схватил ее за руку.
— Переведите мне, что он говорит! — К ним двинулся было стражник, но на пути у него встал Эдзел. ван Рейн гаркнул так, что голос его чуть не перекрыл рев Моэта: — Переведите мне, что он говорит! Я приказываю!
И она, находясь в шоковом состоянии, механически повиновалась.
Вскоре после этого пленников загнали обратно в звездолет. Зашипели клапаны шлюзов. На экранах холодные звезды сверкали над серыми тенями датинской ночи; у стен ярко освещенного замка полыхали громадные костры. Из шумоуловителей доносилось завыванье ветра, рев горнов, грохот барабанов, клацанье мечей и вопли шеннов.
ван Рейн сказал Эдзелу:
— В твоем распоряжении целый час. Займись, чем хочешь. Мне надо посидеть со святым Дисмасом. Хочу, понимаешь, исповедаться. — Потом, хмыкнув, прибавил: — Спорим на что угодно: от моей исповеди у него уши завянут!
— Я, пожалуй, займусь медитированием, — сказал Эдзел, — а через час приду к вам на мостик.
Именно там, на мостике, ван Рейн объяснил одиниту, почему он сдался в плен у безымянной звезды.
— Но ведь мы могли и улизнуть от них, — возразил Эдзел. — Разумеется, шансов было ничтожно мало. Но в худшем случае они догнали бы нас и уничтожили. Наша смерть была бы мгновенной, зато мы умерли бы на свободе, так сказать, геройски. Неужели вы предпочли участь раба на Датине?
— Послушай, — ответил ван Рейн необычайно серьезно, — необходимо, крайне необходимо, чтобы у нас дома узнали, что это за личности и к чему они стремятся. По-моему, от них за версту разит войной. Они могут победить, а могут потерпеть поражение. Но даже одна-единственная внезапная атака на плотно населенную планету, да если еще с ядерным оружием — сколько жизней она унесет? Миллионы? Биллионы? А обожженные, ослепшие, калеки, мутанты… Я, конечно, греховодник, но не до такой же степени, чтобы не попытаться спасти своих сородичей!
— Конечно-конечно, — сказал Эдзел, непривычно взволнованный. — Но если бы мы сбежали, мы смогли бы дополнить те сообщения, которые вы отправили на Землю, еще раз предостеречь. Однако мы направились на Датину — и что? О да, здесь ценных сведений мы соберем гораздо больше. Но какая от этого польза? К находящемуся в рабочем состоянии звездолету нас наверняка не подпустят. А в военной разведке главное — не сбор сведений, а их доставка. Классический пример.
— Ты был бы прав, — отозвался ван Рейн, — когда бы не одно «но». Вполне возможно, что мы на этой планете не одни.
— Ярру! — только и сказал Эдзел. Он подобрал хвост, уселся прямо на пол и приготовился слушать.
— Вспомни-ка, — продолжил ван Рейн, попыхивая сигарой, в руке он сжимал стакан с джином, — то самый Гэхуд был владельцем Хью Латимера. Об этом нам известно от Теи. Кроме того, мы знаем, что он потерял Латимера. А еще мы знаем, что от его новостей у всех тут шарики позаходили за ролики. Правильно? Это нам известно наверняка. Но ведь тогда становится ясным и все остальное.
Судя по хронометражу, Датину от этой звезды отделяет неделя полета. Проведя прямую линию между ней и Солнцем, мы если и промахнемся, то ненамного. А до Беты Креста от Солнца две недели лету. Если немножко посчитать, прикинуть угол между Южным Крестом и Компасом — согласен, расчеты довольно приблизительные, но хронометраж подтверждает их, — то получается вот что.
Латимер, прилетев на Датину, сообщил своему боссу Гэхуду о бродяге. Гэхуд рванул к Бете Креста посмотреть на планету своими глазами — мы ведь убедились, что шенны ведут себя, как быки в посудной лавке, а жизнь эта самая лавка и есть — и прихватил с собой Латимера. Предположим, перелет у них занял две с половиной недели. Значит, когда они прилетели, Дэви Фолкейн и Чи Лан еще находились там! Наших друзей всего двое, и в меньший срок они уложиться не могли. Вот. Потом Гэхуд прямиком возвращается на Датину, где узнает о назначенной встрече с нами. Поэтому он мчится вослед своим дружкам, догоняет их и что-то им сообщает. По времени все совпадает, как и по всему остальному.
— Да, — выдохнул Эдзел. Кончик хвоста его шевельнулся. — Гэхуд прилетел сильно взволнованный и без Латимера, которого он потерял.
— Вот именно — и где же еще, как не у Беты Креста! — воскликнул ван Рейн.
— Если бы он погиб где-нибудь еще, никому бы не было до этого дела, исключая, быть может, Гэхуда. Так что, скорее всего, Гэхуд схватился с нашими друзьями. И получил по заслугам. Ведь если бы победил он, то вряд ли стал бы так верещать об этом… да и другие шенны вели бы себя поспокойнее.
И вот еще что: никто бы и не чихнул, если б Латимер погиб в бою. Одним рабом меньше, а? Но если его захватили в плен — хо-хо! Тогда картина получается совсем другая. Из него ведь можно выкачать много интересного, и в частности — координаты Датины. Неудивительно, что Гэхуд примчался сюда как ошпаренный! Ему надо было предупредить шеннов об изменившейся ситуации, пока они, чего доброго, не договорились с нами. Ну как? — ван Рейн залпом выпил джин.
— Значит, «Бедолага» сейчас летит к Земле со всеми необходимыми сведениями, — кивнул Эдзел. — Вы рассчитываете, что нас освободят десантники Космофлота?
— Вот уж нет, — сказал ван Рейн. — Не забудь, мы ведь в руках у тех, кто запросто способен сорвать на нас с тобой горечь своего поражения. А потому, сказать наверное, надвигается ли война, пока невозможно. Мы с тобою хотим не допустить ее. Кстати сказать, я не уверен и в том, что «Бедолага» направляется домой. Было бы здорово, если бы шенны думали, как ты.
— Но куда еще он может лететь? — спросил Эдзел озадаченно.
— Ты не человек и потому не всегда можешь уследить за ходом человеческой мысли. Как, между прочим, и шенны. Разве ты забыл: Фолкейн мог отправить на Землю капсулу с добытыми данными. Он видел, как улепетывает Гэхуд. Он знал, что Гэхуд переполошит всю Датину. Что в скором времени об исследовании этой планеты можно будет только мечтать. А вот если скоренько отправиться прямиком туда, покуда они считают, что координаты их мира нам неизвестны и потому, очевидно, не очень-то заботятся об обороне, — вот тогда можно проскочить.
— Вы считаете, что они до сих пор здесь?
— Вполне возможно. За один день планету ведь не изучишь.
Разумеется, Фолкейн должен был придумать, как им выбраться отсюда. — ван Рейн поднял голову, выпрямился, развел плечи и выпятил живот. — Быть может, он захватит нас с собой. Быть может, нет. Но — великий Боже! — в любом случае он сможет доставить домой ту информацию, которую мы ему передадим. Я знаю, в моих рассуждениях много всяких «если». Расклад не в нашу пользу. Но нам не остается ничего другого, как рискнуть.
— Пожалуй, да, — медленно произнес Эдзел.
Когда они снова сошлись на мостике, праздник в замке уже заканчивался. Костры догорали, и холодные звезды проступили более отчетливо.
— Нам повезло, что они не сняли переговорные устройства, — сказал Эдзел.
Если их передачу засекут, смерти им не избежать. Но землянин с одинитом, считая себя обреченными, уже свыклись с этой мыслью, и потому о сантиментах не было и речи. Правда, когда ван Рейн уселся в кресло, дракон положил ему на плечо свою чешуйчатую лапу; человек легонько похлопал по ней.
— А с чего бы им это делать? — спросил ван Рейн. — Они ведь не подозревают, что Дэви и Чи могут быть неподалеку. Кроме того, я сказал Белдэниэл, что лучше пойму шеннов, когда послушаю их программы. — Он сплюнул. — Сплошной вой.
— На какой волне вы будете вызывать?
— На третьей стандартной технической. Я проверял: шенны ею почти не пользуются. А один из приемников «Бедолаги» должен быть настроен на нее.
— «Бедолага» нас услышит, если его не захватили, не уничтожили и если он достаточно близко. И если нашу передачу не перехватят.
— У нас нет выхода, приятель. Да и потом, радиооператор шеннов, которому случится запеленговать наш код, скорей всего, сочтет его обычным. Я ведь недаром выбрал эту частоту. Открой пиво и набей мою трубку, ладно? А я начну передавать.
Его пальцы проворно побежали по клавишам. «Говорит Николас ван Рейн, торговец, член Галасоциотехнической Лиги… О планете Датина и большей части ее населения мы узнали следующее… А теперь основная часть моего сообщения. Поняв, что местоположение их планеты, по всей видимости, больше не является тайной, шенны, в отличие от других разумных существ, не стали укреплять оборону, выискивая в то же время способы закончить дело миром. Их Большой Совет принял решение напасть на нас, пока слабо организованная Техноцивилизация не успела сплотиться в единое целое. Из того немногого, что мы смогли узнать, идея нападения не бред сумасшедшего. Корабли-роботы шеннов многочисленны и значительно превосходят по своей огневой мощи любое судно соответствующего класса. Разведка шеннов получила от „Сириндипити“ много достоверных сведений о расах и обществах, входящих в Техноцивилизацию. Помимо всего прочего, им известно, что центром цивилизации является Содружество, которое давно уже не знало войн и не подозревает об угрозе нападения. Вражеский флот может проскользнуть на территорию Содружества незамеченным; когда же эти корабли обнаружат, будет уже поздно. Шенны планируют нанести несколько массированных ударов по основным планетам Содружества и по некоторым другим. Из хаоса, который возникнет в результате всего этого, Датина надеется извлечь все возможное и подчинить себе все миры Техноцивилизации. Преуспевают шенны в своих устремлениях или нет, но целым народам и культурам, несчетным биллионам разумных существ угрожает опасность уничтожения. Врагу потребуется некоторое время, чтобы собраться с силами и разработать план атаки. Учитывая высокомерие предводителей шеннов и полуанархический характер их общества, можно предсказать, что сборы будут довольно долгими. С другой стороны, врожденная агрессивность может заставить их ринуться в атаку сломя голову. Лига в состоянии принять необходимые контрмеры и отразить удар, не прибегая к правительственной помощи, если только ее заранее предупредить. Это предупреждение следует передать как можно скорее. Я обращаюсь к Дэвиду Фолкейну и Чи Лан, а также к тем, кто случайно оказался поблизости: не медлите ни секунды. Немедленно отправляйтесь домой и поставьте в известность обо всем случившемся руководство Лиги».
Нагревшаяся за день пустыня с наступлением ночи быстро растеряла тепло. Призрачно-серые дюны проступали из темноты в свете далеких звезд; скалы отбрасывали на песок неясные тени. Цинтианка распушила свой мех, чтобы согреться. Вот уже несколько минут, как она, приземлившись, лежит за этим колючим кустом, не слыша ничего, кроме ветра, не видя ничего, кроме пыльной завесы, не ощущая ничего, кроме острого запаха мускуса.
Она выжидала, и не столько из-за зверей, обитавших в развалинах. Нет, оружие — бластер, ручной пулемет, игломет и сканнер — надежно защищало Ли Чан от хищников; что касается ядовитых тварей, здесь она целиком полагалась на свои органы чувств и рефлексы. В основном она так осторожничала потому, что чаще всего в развалинах обитали датинцы. Хотя на вид это были наполовину одичавшие охотники и пастухи, они владели огнестрельным оружием. Хуже того, Тупица определил, что в их становищах имеются электронные трансиверы, доставленные, несомненно, купцами из «баронств».
Исследовать же более крупные и цивилизованные поселения Чи с Фолкейном опасались, ибо пока слабо представляли себе, что такое шенны и их планета.
«Бедолага» без труда смог совершить посадку. Повелители этого мира никак не предполагали, что их обнаружат, и потому не позаботились вывести на орбиту достаточное количество сторожевых звездолетов. По той же причине они пока не применяли мониторы контроля движения в атмосфере. Но стоит только какому-нибудь шейху столкнуться с чужаками, и ситуация изменится в одну секунду.
Поэтому корабль Лиги перелетал с места на место лишь ночью, а днем затаивался в пустыне. Поэтому Фолкейн не отваживался на вылазки. Он был слишком большим и неуклюжим. А Чи Лан с помощью гравиимпеллера могла забираться довольно далеко.
Развалины оказались пустыми. Цинтианка даже ожидала этого. Почва вокруг была так изъедена эрозией, что даже кочевники могли тут существовать, лишь перебиваясь с хлеба на воду. Чи заметила следы их пребывания: груды камней, кострища, мусор. Но все это покрывал слой пыли. Племя — вернее патриархальный клан — ушло дальше по своему бродяжьему пути. Порядок. Фолкейн перегонит сюда звездолет и сможет спокойно тут работать. Здешнее поселение как будто побогаче того, которое он сейчас раскапывает.
Все больше и больше они убеждались в том, что ключ к пониманию настоящего и будущего Датины лежит в ее недавнем прошлом, в падении могущественной цивилизации. В гибели целого народа.
Выбравшись из-за укрытия, Чи осторожно приблизилась к руинам. Выступавшие из песка обломки колонн, стен, лестниц, проржавевшие каркасы машин напоминали могильные камни. Высокие стены были наполовину разрушены непогодой и ветрами, местами проломлены; черными дырами зияли в них окна, и настежь распахнуты были двери. Мало кто из первых датинцев остался в живых; вряд ли теперь возможно найти на этой планете хотя бы одну уцелевшую крепость. Нет, шенны покоряли их, грабили, разрушали — а защитников убивали.
Что-то шевельнулось в тени. Чи, выгнув спину и подняв хвост, бросила руку к поясу с оружием. Но это оказалось всего лишь какая-то многоножка, которая поспешно ретировалась.
Главные ворота замка открывались в просторный зал, некогда, очевидно, он был изумительно хорош. Высоченные колонны, облицованные мрамором и малахитом, фонтаны, статуи… Но теперь — теперь это была мрачная пещера, по которой гуляло эхо. Пол покрыт был песком и мусором, словно становище кочевников, каменные украшения в большинстве своем разбиты, мозаичные панно едва проглядывали из-под толстого слоя сажи. Но когда Чи направила фонарь вверх, в луче света внезапно заиграли краски. Включив импеллер, она поднялась в воздух. Ютившиеся под потолком крылатые твари с тонким писком бросились врассыпную.
Стены были расписаны до самого верха. Чи привела в восторг благородная простота рисунка. Краски были богатыми и в то же время сдержанными, фигуры — героическими и живыми. Она не знала, что здесь изображено, какие события, мифы, какие аллегории; понимала, что этого ей никогда не узнать, и почему-то от этой мысли на мгновение ей стало больно. Чтобы успокоиться, она принялась разглядывать рисунки, пытаясь ухватить сюжетную канву.
До сих пор им ни разу не попадалось такой вот портретной галереи древних датинцев. Фолкейн раскопал их останки, заметил проломленные черепа и наконечники стрел между ребрами. Но сейчас, освещенные тонким лучом фонаря, они как будто ожили в беспредельной ночи. Увидев их лица, Чи Лан была потрясена.
Они чем-то напоминали шеннов, но только и всего. Фолкейн попытался было по строению костей доказать, что Древние так же близки к шеннам, как монголоиды к негроидам на Земле, но не смог. И эти рисунки на своем бессловесном языке опровергали его.
Разница между двумя народами была не просто типологической. Кроме Древних, на рисунках изображены были всякие растения и животные, некоторые из которых сохранились и по сей день. Потому Чи Лан смогла составить примерное представление о предшественниках шеннов на Датине. Они были меньше ростом — на картинах не было ни единого существа выше ста восьмидесяти сантиметров, стройнее, волосатее, хотя гривы у самцов отсутствовали. Но этим сходство и заканчивалось. На той части стены, которую рассматривала Чи, изображены были, очевидно, представители всех автохтонных племен в национальных костюмах и с символами — так показалось цинтианке — своего края в руках. Вот коренастый крупноголовый самец с золотистым мехом; в одной руке у него серп, в другой — саженец. Маленькая смуглая самочка в расшитом платье — веки чуть набрякли — играет на арфе. А вон лысый старик в юбке наподобие шотландского килта с искаженной гримасой физиономией, вознес свой посох над головой несущей спелые фрукты самки, словно обороняя ее от врагов. Лицо этой последней было совершенно круглым. У того, кто рисовал их, были искусная рука, верный тренированный глаз и любящее сердце.
Но сегодня на Датине существует только одна раса. Это было до того необычно, до того неправдоподобно, что мысли Чи Лан и Фолкейна невольно снова и снова возвращались к этой проблеме.
И опять двадцать пять! На картинах, где вроде бы нашлось место всем, не было и намека на шеннов.
Табу? Неприязнь? Гонения? — Чи даже сплюнула.
Все указывало на то, что погибшая цивилизация была единой и рационалистической, так что о каких гонениях может идти речь? Отдельные рисунки изображали, по всей видимости, как развивалось древнее датинское общество. На одном из них обнаженный самец, размахивая суком, отгонял от своей самки большого хищного зверя. На следующих уже появились заостренные металлические приспособления: но это были инструменты, а не оружие. Датинцы работали, по одному или целыми группами, но не сражались. И насколько Чи поняла, дело здесь было вовсе не в любви художника к батальным сценам. Нет, на двух рисунках изображены были схватки между двумя датинцами. Скорее всего, они отражали исторические или легендарные события, правду о которых уже никогда не узнать. На первом, по всей видимости, более раннем рисунке, в руках одного из самцов был нож, в руках другого — топор дровосека. На втором противники были вооружены примитивными фитильными мушкетами, предназначенными, очевидно, для борьбы с дикими зверями… а на заднем плане виднелись паровые машины и линии электропередач.
Кроме того, отдельные фрески, похоже, воссоздавали занятия датинцев. Некоторые из них были узнаваемы, вроде сельскохозяйственных работ или столярных. О смысле других можно было только догадываться. (Что это? Церемония? Научные исследования? — Мертвые уже не расскажут.) Но среди этих занятий не было ни охоты, ни пастушества — если не считать животных, которых явно разводили ради шерсти, ни рыболовства; никто не ставил капканов и не забивал скот на бойне.
Все это, вместе взятое, могло означать лишь одно — вегетарианство. На Датине разумом обладали травоядные существа. Это не то чтобы обычно, но случается довольно часто. Нельзя сказать, чтобы души вегетарианцев были чище душ плотоядных или всеядных существ. Нет, но вот грехи у них иные. Однако хотя они могут легализовать дуэли и терпимо относится к преступлениям, совершаемым из-за любви, но вот к войне они не стремятся, и даже самая мысль об охоте вызывает у них отвращение. Как правило, они живут стаями; эти стаи — семьи, кланы, племена, народности, не в названии дело — легко объединяются в более крупные образования по мере развития средств передвижения и коммуникации.
У шеннов же было все наоборот. Они убивали ради забавы, они поделили планету на поместья, они создавали оружие и строили боевые корабли, они угрожали соседней цивилизации, которая ничем их не оскорбила… «Короче, — подумала Чи Лан, — они ведут себя как люди. Если мы поймем, что породило их на свет, как они появились на этой некогда мирной планете, то, быть может станет понятным, что нам с ними делать. Или, по крайней мере, что они намерены сделать с нами».
Подумать она не успела — неожиданно заработал коммуникатор. Это было устройство, которое передавало сигналы через кости черепа, так что их нельзя было подслушать. Тем не менее, они с Фолкейном пользовались коммуникатором только в крайних случаях. Сигнал расшифровывался просто: «Возвращайся немедленно». Чи переключила импеллер на горизонтальную тягу и через дверь выскользнула наружу.
Холодно сверкали звезды, вспыхивали и тут же гасли зарницы. Решив, что в этот час ей опасаться некого, цинтианка надвинула на лицо маску и перевела импеллер на полный ход. Ветер засвистел в ушах. Путь предстоял неблизкий — сотня километров над закоченевшей пустыней.
«Бедолага» притаился на дне высохшего, поросшего кустарником каньона, так что его было незаметно с высоты. На краю каньона находилось то самое поселение, где Фолкейн усердно занимался раскопками. Очутившись в тени, Чи изменила частоту световых импульсов своего фонаря: он теперь работал в инфракрасном спектре. Затем нажатием кнопки активировала инфракрасные фильтры очков. Осторожность у Чи Лан, как и у любого другого плотоядного, была в крови.
Она продралась сквозь заросли и зависла над шлюзом звездолета. Детекторы опознали ее, и Тупица открыл клапаны. Чи рванула внутрь.
— Дэвид! — крикнула она. — Во имя Цуши, что случилось?
— Много чего, — голос его никогда еще не был таким невыразительным. Или это штучки интеркома? — Я на мостике.
Она могла бы пролететь по коридору, но решила, что будет быстрее и лучше поработать мышцами. На четырех лапах, воздев хвост, она промчалась по кораблю и плюхнулась в свое кресло. Глаза ее сияли зеленым пламенем.
— Няор! — воскликнула она.
Фолкейн поглядел на нее. С тех пор, как она покинула корабль, он не сомкнул глаз; на нем был все тот же пропыленный комбинезон. Кожа его задубела от работы, под ногтями была грязь. Выжженный солнцем вихор топорщился над виском.
— Я принял сообщение.
— Что? — она напряглась. — От кого?
— Лично от Старого Ника. Он на этой планете… вместе с Эдзелом. — Фолкейн повернулся лицом к главной панели управления, как будто там жил некий корабельный дух. — Прочитай текст сообщения еще раз, — приказал он.
Зазвучали суровые, гнетущие слова.
На мостике воцарилась тишина.
Наконец Чи шевельнулась.
— Что ты предлагаешь? — спросила она тихо.
— Подчиниться приказу, что же еще, — отозвался Фолкейн. Его голос был таким же бесцветным, как у компьютера. — Я боюсь, мы и так уже вернемся домой слишком поздно. Но сначала надо решить, как нам выбраться отсюда. По сведениям Тупицы, на орбиту выходят все новые и новые сторожевики. Очевидно, шенны наконец-то забеспокоились. Вопрос заключается в следующем. Что лучше: попытаться тихонько прокрасться, уповая на то, что нас не заметят или рвануть вверх на полной мощности, надеясь на внезапность и на то, что удастся затеряться в пространстве?
— Последнее, — сказала Чи. — Наша спасательная операция наверняка вызовет переполох. Но если мы все прикинем, так чтобы проскочить между патрульными звездолетами…
— Чего? — Фолкейн выпрямился. — Кого это ты собираешься спасать?
— Эдзела, — ответила Чи. Усы ее подрагивали. — И ван Рейна, разумеется. Мы ведь не можем бросить Эдзела тут, ты же знаешь.
— Нет, не знаю! Слушай…
— Да, мы с ним, бывало, ругались, — перебила Чи, — но он мой товарищ, да и твой тоже. — Она наклонила голову и поглядела на гермесца. — Я всегда считала тебя порядочным человеком, Дэви.
— Да, но… но я такой и есть! — воскликнул Фолкейн. — Разве ты не слышала? Приказ — отправляться прямиком домой.
— Да причем здесь это, в конце-то концов? Ты что, не хочешь освободить Эдзела?
— Конечно, хочу! Даже ценой собственной жизни. Но…
— Но позволишь ему умереть только потому, что этот пивной бочонок ван Рейн что-то там сказал.
Фолкейн судорожно вздохнул.
— Слушай, Чи, — сказал он. — Объясняю еще раз. ван Рейн хочет, чтобы мы бросили и его. Он даже сказал нам, где они находятся. Он использовал волну, которая огибает планету. То есть он может быть где угодно.
— Тупица, — обратилась Чи к компьютеру, — ты можешь определить, откуда велась передача?
— По структуре отражений от ионосферы, да, с высокой вероятностью, — отозвался компьютер. — Это большое поселение, сравнительно недалеко отсюда, мы его видели при входе в атмосферу.
Чи снова повернулась к Фолкейну.
— Понял? — спросила она.
— Я что-то понял, а вот ты ничего не поняла! — крикнул он. — Что судьба Эдзела и ван Рейна — и наша тоже — по сравнению с судьбой целых миров? Так уж получилось, что они не могут известить Лигу, а мы можем.
— Мы так и сделаем, только захватим с собой Эдзела.
— Но нас могут подбить, пленить или… — Фолкейн остановился. Потом заговорил вновь, уже спокойнее: — Я знаю тебя, Чи. Твои предки были хищными зверями, охотившимися в одиночку или малыми группками. Поэтому ты так себя и ведешь. Твоему миру ничего не говорит слово «нация». Идея жертвования собой ради общества для тебя пустой звук. Чувство долга у тебя не слабее моего, даже, может быть, сильнее, но оно обрывается на родичах и друзьях. Все так. Это я понимаю. Но пораскинь мозгами, постарайся понять меня. Как тебе еще объяснить? Одна жизнь не стоит биллиона жизней.
— Конечно, — согласилась Чи. — Но это не дает нам права забывать о друзьях.
— Послушай…
Фолкейн замолк на полуслове. На него в упор глядело дуло сканнера. Будь Чи человеком, он, пожалуй, попытался бы выбить пистолет из ее руки, а так он знал, что не успеет. Поэтому он сидел не шевелясь и слушал:
— Я предпочла бы не оглушать тебя. Без твоей помощи у меня может ничего не получиться. Однако я все равно попробую. Давай поговорим начистоту, Дэви. Согласись, нам по плечу справиться с этими деревенщинами. Иначе нам прямая дорога в приют для слабоумных.
— Чего ты хочешь от меня? — прошептал он.
— Пообещай, что поможешь мне вытащить Эдзела.
— И ты мне поверишь?
— Да, потому что иначе один из нас должен будет умереть. — Пистолет по-прежнему нацелен был в лоб Фолкейну, но цинтианка отвела глаза. — А я вовсе этого не хочу, Дэви.
Он целую минуту сидел неподвижно. Потом ударил кулаком по подлокотнику кресла и расхохотался:
— Идет, чертовка ты этакая! Шантажистка. Твоя взяла… и клянусь Иудой, я рад этому!
Кое-как засунув пистолет обратно в кобуру, Чи прыгнула к нему на колени. Он погладил ее по спине и почесал под подбородком. Она хвостом провела ему по щеке. И сказала:
— Нам понадобится и их помощь. Нужно, чтобы они очень подробно описали то место, где находятся. Я подозреваю, что поначалу они упрутся. Постарайся втолковать, что им не остается ничего другого, как только помочь нам. Если мы не сможем вернуться домой все вместе, значит никто из нас не вернется.
И снова Чи Лан действовала на собственный страх и риск. На космодроме перед крепостью Моэта видны были заиндевевшие корпуса двух эсминцев, флиттера и звездолета, где держали пленников. Чи подобралась поближе. Так, охранников должно быть двое. Одного она разглядела: высокий, косматый, он беспокойно вертел головой, стоя на посту возле легкой пушки. Из ноздрей его вырывался белый пар; тихонько позвякивала металлическая амуниция. Чи принюхалась, вслушалась в шелест предрассветного ветра и изо всех сил напрягая глаза. Ничего. Либо ван Рейн с Эдзелом ошиблись, либо другой охранник покинул свой пост, не дождавшись смены, а может быть, он где-то поблизости, но так хорошо спрятался, что она его не замечает.
«Ну и черт с ним! Времени уже нет. Замок скоро проснется. Эй-ях, давай; Чи».
Преодолев в броске последние несколько метров по песку, она выбралась на бетонное покрытие космодрома. Лучше, конечно, было бы напасть сверху. Но какой-нибудь паршивый детектор вполне способен засечь ее импеллер. По той же причине, кстати, она не пыталась связаться по радио с находившимися внутри корабля товарищами. Ну ничего, это не беда.
Охранник пока ни о чем не догадывался. Очутившись достаточно близко, Чи припала к земле, вытащила сканнер и выстрелила. Она предпочла бы убить шенна; но кто знает, вдруг он успеет вскрикнуть — тогда пиши пропало.
Ультразвуковой разряд сразил охранника наповал. Он рухнул с грохотом на землю. Чи направила на звездолет луч фонаря, выключила, включила, снова выключила. Только бы они заметили!
Как будто все в порядке. В борту корабля открылся шлюзовой люк, потом оттуда выдвинулись сходни. Появился Эдзел: его огромная туша казалась свинцово-серой в свете звезд. На спине одинита, там, где была удалена дорсальная пластина, сидел Николас ван Рейн. Чи рванулась навстречу им. Ее переполняла радость. Если в самом деле удастся ускользнуть…
Вдруг из темноты у боевых звездолетов раздался рев. Сверкнул тепловой луч.
— Бегом… вон туда! — крикнула Чи, махнув фонарем в сторону невидимого отсюда «Бедолаги». Взмыв в воздух на антиграве, она включила коммуникатор: — Нас обнаружили, Дэви. — И ринулась вниз, чтобы отыскать стрелявшего.
— Моя помощь не требуется? — спросил Фолкейн.
— Подожди минутку. Может быть… — она не успела закончить. Тепловой луч прошел в считанных сантиметрах над головой. Она почувствовала запах озона; глазам на мгновение стало больно.
Шенна подвело его естество: вместо того, чтобы выждать несколько секунд и выстрелить снова, он выскочил из своего укрытия. Заметив его, Чи по крутой дуге устремилась вниз. Она нажала на курок сканнера, и шенн упал. Цинтианка снова взмыла вверх, едва не врезавшись в один из кораблей.
В замке загудели колокола тревоги. Тут и там засверкали огни. Из ворот вывалилась толпа шеннов, по большей части вооруженных. Должно быть, они и во сне не расстаются со своим треклятым оружием. Четверо из них на бегу надевали на Себя ранцы летательных мини-аппаратов. Чи понеслась вслед Эдзелу. От таких преследователей ему не оторваться. Но если она прикроет его с воздуха…
— Что там у вас? — рявкнул Фолкейн. — Мне не пора?
— Нет пока. Потерпи еще, — Чи вынула из кобуры бластер. Все хватит с нее этих сканнеров. Детские игрушки.
Четыре шенна, нагонявших одинита и человека, не замечали ее. Она поднялась чуть выше, прицелилась и дважды нажала на спуск. Один летун взорвался вместе со своим ранцем. У другого выстрел, похоже, повредил рулевое управление. Зато третий ринулся на нее. Это был достойный противник. Завязалась рукопашная. Тем временем четвертый шенн уже завис над головами беглецов. Эдзел остановился так резко, что ван Рейн перелетел через его голову и с воплем рухнул в заросли колючего кустарника. Одинит нагнулся, подобрал с земли камень и швырнул его в нападавшего. Клац! Импеллер отказал, и шенн был вынужден опуститься.
Однако его легкие на ногу приятели были уже совсем близко. Они открыли огонь. Эдзел помчался им навстречу, раскачиваясь из стороны в сторону. Пули то и дело рикошетили о его чешую, но он не обращал на них внимания. Разумеется, он был смертен. Достаточно мощный или достаточно прицельный выстрел мог бы убить его. Но он оказался среди шеннов раньше. В ход пошло все: копыта, руки, клыки, хвост.
Тот летун, которого сбил брошенный одинитом камень, не получил серьезных повреждений. Увидев свой валяющийся на земле пистолет, он бросился к нему, дабы завладеть оружием. Но на пути у него оказался ван Рейн.
— Нет уж, погоди, дружочек, — выдохнул торговец. — Я возьму эту штуку с собой; вдруг мне удастся ее запатентовать. — Высокий, широкоплечий, мускулистый минотавр кинулся на толстого старика. Но ван Рейн каким-то образом умудрился отскочить и как заправский каратист нанес удар ногой. Шенн завопил от боли. — Ага, не нравится! — хмыкнул ван Рейн.
Датинец чуть отступил. Противники уставились друг на друга, время от времени бросая взгляды на лежащий на песке между ними бластер. Шенн, нагнув голову, ринулся вперед. Руки он держал так, чтобы не пропустить еще одного удара, но в любой момент готов был пустить их в ход. А хватка у него была такая, что против нее не устоял бы ни один землянин.
ван Рейн сделал шаг навстречу. И в последний миг снова отскочил, извернулся и прыгнул на спину воинственному великану.
— Бог помогает правому! — гаркнул ван Рейн, засунул руку под тунику, вытащил оттуда святого Дисмаса и огрел противника статуэткой по голове. Шенн медленно опустился на землю.
— Хо-хо, — произнес ван Рейн, раздувая щеки. — Был бы я помоложе, я бы тебе показал. — Он сунул святого обратно, подобрал пистолет, разобрался, как тот действует, и огляделся в поисках подходящих целей.
И не обнаружил, в кого стрелять. Ли Чан расправилась со своим противником. Эдзел вернулся. Шенны с криками бежали к замку.
— На это я и рассчитывал, — заметил ван Рейн. — Такая уж у них психология. Те, кто нападает сломя голову, обычно легко поддаются панике. В истории можно найти сколько угодно примеров.
Чи снизилась.
— Пошли скорее, пока они не опомнились, — сказала она.
— Ага, боюсь, не такие уж они тупые, — согласился ван Рейн. — Как только они вспомнят про своих роботов…
Ночь прорезал басовитый гул. Корпус одного из эсминцев задрожал.
— Уже вспомнили, — прокомментировала Чи. И произнесла в коммуникатор:
— Давайте, друзья.
«Бедолага» появился на горизонте через несколько секунд.
— Ложись! — крикнул Эдзел. Он укрыл товарищей собственным телом: его чешуйки достаточно надежно могли защитить от жара и радиации.
Засверкали лучи. Поднимись хотя бы один из кораблей в воздух, Фолкейну с Тупицей пришлось бы туго. Звездолет Лиги израсходовал свой запас торпед в битве у Сатаны. Но он появился сейчас так внезапно, что первый эсминец успел произвести всего один выстрел, да и тот в «молоко». Тепловой луч поразил его, и он упал — прямо на другой корабль; тот покачнулся, и оба звездолета с оглушительным грохотом рухнули на бетон. Еще три залпа — и выведен из строя флиттер Моэта.
«Бедолага» сел.
— Donder op! — крикнул ван Рейн. Эдзел схватил его под мышку. — Wat dromme! — запротестовал было он. Одинит хвостом подхватил Чи и ринулся к шлюзовому люку.
В этот момент корабль открыл огонь по замку. Эдзел зажмурился, споткнулся, уши у него заложило от грохота, от дыма стало трудно дышать.
Сидевший на мостике звездолета Фолкейн воскликнул:
— Чего ради убивать тех, кто не нападает на нас?
— Выполняя ваше распоряжение, я уничтожаю установки, которые, судя по радиорезонансу, являются тяжелыми орудиями или ракетными батареями, — отозвался Тупица.
— Ты можешь меня соединить с кем-нибудь внутри? — спросил Фолкейн.
— Я настроюсь на чистоту, на которой обычно переговариваются датинцы… Да. Нас пытаются вызвать.
Экран замерцал. На нем появилось искаженное ужасом и радиопомехами лицо Теи Белдэниэл. Комнату, где она находилась, сотрясали разрывы корабельных снарядов.
Фолкейн взглянул на другие экраны. Передней стены замка как не бывало. На ее месте клубилась пыль, сквозь которую то и дело прорывалось пламя. У него заболела голова; он сам уже наполовину оглох от этого грохота.
Голос Теи был еле слышен:
— Дэви, Дэви, что ты наделал!
Он ухватился за ручки кресла и процедил сквозь стиснутые зубы:
— Я не хотел. Вы меня вынудили. Ну да ладно, слушайте. Теперь вам должно быть понятно, что такое война. И учтите — это всего лишь капелька войны настоящей. Мы скоро улетаем. Я надеюсь, что буду уже достаточно далеко отсюда, когда вы осознаете, что произошло. Но это даже к лучшему. Догнать нас вы уже не успеете. Но даже если и догоните, вам теперь известно, чего от нас можно ожидать.
— Дэви… мой повелитель Моэт… он мертв… я видела, луч сжег его на месте… — она не смогла закончить фразу.
— Вам будет лучше безо всяких повелителей, — отозвался Фолкейн. — Вы ведь человек, в конце-то концов! Но поговорите с другими. Скажите им, что Галасоциотехническая Лига не имеет претензий и не желает войны. Но если нам придется сражаться, с шеннами будет покончено раз и навсегда. О нет, мы не убьем их; это они способны были уничтожить древних датинцев всех до единого. Но если они попробуют нам сопротивляться, мы лишим их всех роботов и превратим в пастухов-кочевников. Так что пусть решают, и поскорее. Покажите им свой замок, объясните, что произошло, и посоветуйте впредь не мешаться под ногами у свободных людей.
Взгляд ее выражал муку. Жалость сдавила ему грудь. В иных обстоятельствах он сказал бы больше. Но Эдзел, Ли Чан и Николас ван Рейн находились на борту звездолета; крепость противника разрушена; враг понес небольшие — по крайней мере, он на это надеялся — потери, но получил хороший урок. Фолкейн отключил связь.
— Хватит нам тут барражировать, — сказал он. — Команда на взлет. Курс — Земля!
— В течение двадцати четырех часов в пространстве не обнаружено ни одного работающего гипердвигателя, кроме нашего собственного, — доложил Тупица.
Фолкейн облегченно вздохнул. Он поудобнее устроился в кресле и положил ноги на столик.
— Как будто все в порядке, — улыбнулся он. — Считай, мы уже дома.
Ибо кто способен обнаружить в бескрайних просторах космоса крошечный звездолет — песчинку среди мириад звезд? Солнце Датины превратилось уже в одну из тысяч светящихся точек, заполнявших собой все обзорные экраны. Бормотали двигатели; вентиляторы гнали в салон свежий воздух, напоенный ароматом цветущих лугов; табак на вкус был просто восхитителен, — короче говоря, можно было спокойно отдыхать.
И, черт возьми — они нуждались в отдыхе!
Однако оставался еще один повод для беспокойства.
— Ты уверена, что вы не сильно облучились там, снаружи? — спросил Фолкейн.
— Я же сказала, что проверила каждого из нас вплоть до хромосом! — резко ответила Чи. — Как тебе известно, я ксенобиолог… Тебе ведь известно об этом, не так ли?.. А на борту звездолета есть все необходимое оборудование. Эдзел получил наибольшую дозу, потому что он прикрывал нас, но и то с имеющимися у нас лекарствами я с ним справлюсь в два счета. — Она села на скамейку, на которой до того лежала, свернувшись клубочком, и ткнула мундштуком в распростершегося на палубе одинита. — Разумеется, мне придется подзаняться тобой по дороге, когда я буду рисовать или лепить… Ах ты, слюнтяй этакий, ты что, не мог прикрыться листом свинца?
Эдзел хмыкнул.
— Так ведь весь свинец у тебя, — отозвался он. — Догадайся где.
Чи фыркнула. ван Рейн хлопнул ладонью по столу, едва не опрокинув свой стакан с пивом:
— Тише! Я и не знал, что ты у нас остряк!
— Это называется остроумием? — пробурчала цинтианка. — Хотя, пожалуй, для него в самый раз.
— Да, ему не мешает подучиться, — согласился ван Рейн, — но ведь в любом деле главное — начать. Он у нас еще поиграет в салонных комедиях! Как насчет «Как важно быть серьезным», а, Эдзел? Ха!
Наперебой посыпались другие названия.
— Я бы предложил отметить это дело, — сказал Фолкейн, — но, к сожалению…
— Правильно, — откликнулся ван Рейн. — Сначала дело, потом забава. Только бы это «потом» не растянулось слишком надолго. Надо объединить нашу разрозненную информацию, пока она еще свежа у нас в памяти, а иначе глядишь — что-нибудь важное да упустим.
— То есть? — Фолкейн моргнул. — Что вы хотите сказать, сэр?
ван Рейн подался вперед, ухватив в мясистую ладонь сразу все свои подбородки.
— Чтобы знать, как быть с шеннами, нам нужно уяснить себе, что они такое.
— Но не лучше ли оставить это специалистам? — спросил Эдзел. — Узнав об угрозе нападения и приняв необходимые меры, Лига найдет способы, как следует изучить Датину. Чего мы будем соваться не в свое дело?
— Ага, ага-ага, — ван Рейн не скрывал раздражения. — Времени-то у нас не так много! Откуда мы знаем, что еще выкинут эти шенны? А вдруг они попытаются напасть — несмотря на урок, который ты им преподал, Тупица.
— В моем программном обеспечении отсутствует функция обучения, — заметил компьютер.
ван Рейн не обратил на него внимания.
— Конечно, это будет чистейшее самоубийство, и, быть может, они это понимают. В общем, гадать тут можно бесконечно и надо определиться. Даже ошибочное представление лучше, чем никакое, потому что тогда ксенологические команды смогут хоть на что-то ориентироваться. Поняв, что у этих шеннов за душой, мы сможем вести с ними уже не пустые разговоры, и, если повезет, добьемся мира.
— Конечно, не мне поправлять землянина, использующего земную идиому, — сказал Эдзел, — но, насколько я понял, вы хотите выяснить, каковы их основные стремления?
ван Рейн побагровел.
— Лады, пусть будет так. Тоже мне, педагог выискался! Итак, чего они хотят? Что их влечет? Нам о них кое-что известно, но этого кое-что, Ли Чан, не выразишь формулами. Мы имеем, так сказать, поэтическое прозрение. Шенны для нас уже не бесчувственные монстры, но существа, с которыми мы можем договориться. Специалисты Лиги займутся своим делом потом. Время попусту терять некогда. Быть может, мы спасем миллионы жизней, вернувшись на Землю с перед… предо… dood ook ondergong, этот английский!.. с предварительной программой исследований и даже действий!
Он залпом выпил пиво. Успокоив таким образом нервы, зажег трубку, откинулся на спинку кресла и проворчал:
— У нас есть информация и есть опыт. И потом, нам могут помочь аналогии. Вряд ли в такой огромной Вселенной найдется хоть одна ни на кого непохожая раса. Так что мы можем воспользоваться своими знаниями относительно других народов.
Взять, к примеру, тебя, Чи Лан. Нам известно, что ты плотоядное существо — только маленькое; это означает, что при определенных обстоятельствах ты становишься агрессивной. Ты, Эдзел, крупное всеядное, настолько крупное, что твоим предкам и в голову не приходило, скажем, бравировать своей силой или задирать окружающих. Поэтому нрав у тебя мирный, но чертовски независимый, правда, в своем роде. Если кто-нибудь начнет указывать, как тебе жить, ты просто повернешься к нему спиной. А вот Чи убила бы его.
И, наконец, мы, люди. Мы тоже всеядны, но наши предки-приматы охотились стаями и круглый год занимались плотской любовью. Именно это наследие делает человека разумным существом. Лады? Я согласен, это все слишком общо. Но если нам удастся подогнать все, что мы знаем о шеннах, под одно какое-нибудь довольно общее определение…
Как выяснилось дальше, всем им на ум пришла одна и та же мысль. В ходе разговора они обсуждали ее то с одной, то с другой стороны. И решили наконец, что так оно и есть. Кстати сказать, позднейшие ксенологические исследования подтвердили их выводы.
Даже планетам вроде Земли, обращающимся вокруг постоянных звезд, знакомы периоды всеобщей экстинкции.
Условия существования внезапно — с геологической точки зрения, естественно, — изменяются, и организмы, обитавшие в этом мире миллионы лет, исчезают. Такая судьба постигла в конце мелового периода аммонитов и динозавров. А к концу плиоцена вымерли почти все крупные млекопитающие, название которых, данные им позднее, заканчивались обычно на «терий». Почему — остается неясным до сих пор. Но от самого факта никуда не деться: жизнь полна опасностей и тревог.
На Датине же положение было того хуже. Уровень солнечной радиации на ней выше, чем на Земле. А вот во время пиков солнечной активности, повторявшихся через нерегулярные промежутки времени, — гораздо выше. Магнитное поле и атмосфера не служили для планеты надежной защитой. Помимо всего мутации, вызванные одним из таких скачков пиков, привели к появлению говорящих, думающих, способных изготавливать инструменты травоядных. А раз так, значит дело обошлось без жестокого естественного отбора, ибо история любой такой планеты — это перечень экологических катастроф.
За последним пиком активности наступил довольно спокойный период, за время которого обитатели планеты достигли вершин познания, разработали свои технологии, научную методику, создали цивилизацию, мечтавшие о покорении пространства и, вполне возможно, предпринимавшие первые попытки в этом направлении. А затем солнце вспыхнуло снова.
Таяли снега, поднимался уровень воды в океанах и скрывались под волнами побережья. Тропики постепенно превратились в саванны или пустыни. Все это можно было пережить. Скорее всего, именно ухудшившиеся климатические условия подтолкнули к созданию всепланетного союза и к выходу в космос.
Но, как это всегда бывает, вмешалась непредвиденная случайность. Эта вспышка звезды ознаменовалась не столько увеличением тепла, света и электромагнитной энергии, сколько началом нескольких абсолютно новых процессов, возникших, когда звезда перешла в качественно иное состояние. Планета попала в мощный поток протонов, электронов, мезонов, квантов рентгеновских лучей.
Магнитосфера светилась под воздействием синхротронной радиации, верхние слои атмосферы — под воздействием вторичной. Многие биологические организмы вымерли в течение года-двух. За ними последовали другие, существовавшие в симбиозе с первыми. Экологическая пирамида рассыпалась.
Цивилизация, какой бы развитой она ни была, не есть автономное образование. Она не в состоянии сама себя обеспечить всем необходимым. Другими словами, цивилизация неотделима от природы. Но поля превратились в пустыни, деревья в садах сбросили листву, леса выгорели, морские водоросли сгнили. Появились новые болезни. Шаг за шагом население планеты уменьшалось, предприятия закрывались из-за нехватки ресурсов и рабочих рук, про науку забыли. Пределы возможного становились все уже и уже.
Короче говоря, датинцы не смогли приспособиться к изменившимся условиям. Те из них, кто выжил, постепенно превратились в дикарей.
А потом в их среде произошла мутация.
Травоядные не могут в мгновение ока стать плотоядными, даже если они употребляют в пищу не сырое, а приготовленное мясо. Зато они могут сбросить инстинкт, заставляющий их собираться в крупные стаи — слишком крупные, чтобы истерзанная земля могла их прокормить. Они запросто могут начать охотиться на животных, без мяса которых уже не в состоянии выжить. Они с исступленностью фанатиков будут защищать свою территорию, но бросят ее, как только она покажется им непригодной, и захватят себе новый клочок земли. Они создадут оружие и государственные институты; у них возникнут мифы, религии, легенды…
Они станут травоядными убийцами.
Причем до них будет далеко обычным плотоядным, которые убивают, лишь когда хотят есть. И не только им, но даже и всеядным, обладающим оружием с тех самых пор, когда у них появились первые проблески разума, и потому привыкшим остужать самые горячие головы своих соплеменников. Конечно, подобное истолкование фактов является весьма и весьма приблизительным. Но, быть может, станет понятнее, о чем идет речь, если мы сравним мирного льва и дикого медведя, который только и ищет, с кем бы ему подраться, или того же медведя и носорога или кафрского буйвола.
Древнее население Датины было обречено. Они храбро сражались, но силы их были разобщены. Победив в бою, они редко преследовали врагов; а, потерпев поражение, разбегались врассыпную. Древняя цивилизация пришла в упадок; ее политико-экономическая структура превратилась в некое подобие феодализма. А те, кто ее создал, были деморализованы до последней степени. Может кому-то и удалось убежать в космос, но обратно домой он так и не вернулся.
Шенны поступали просто: они нападали на замок, захватывали его и съедали тех датинцев, которые почему-либо не годились в рабы. Обосновавшись в замке, завоеватели заключали мир с окрестными поселениями, вожди которых истово убеждали себя, что чужаки удовлетворяться уже захваченным. Поначалу так оно и было. Но потом молодые шенны, которым тесно было в отцовских вотчинах, нарушили эту идиллию. Покорение одного народа другим вряд ли было результатом тщательно разработанного плана. Скорее всего, шенны одержали верх над датинцами потому, что они были лучше приспособлены. Случилось это не сразу, а в течение нескольких веков. В условиях, когда для поддержания жизни одного индивидуума требуется территория в несколько гектаров, агрессивность становится просто необходимой: ведь надо эти гектары захватить, а потом еще и отстоять.
Разница между полами, необычная среди разумных существ, также, вне всякого сомнения, возникла в итоге какой-либо мутации. Поскольку шенны-самцы были воинами и часто гибли во всяких схватках, для увеличения численности племени введена была полигамия. Основными занятиями самцов были охота и война. Присматривавшие за детенышами самки не могли принимать участия ни в том, ни в другом, и потому постепенно стали пассивными и туповатыми.
(Вначале шеннов было раз-два и обчелся, и в течение долгого времени численность их племени оставалась практически неизменной. То есть когда произошел генетический сдвиг, он оказался очень мощным. Побочными его эффектами были появление у самцов гривы и другие, не столь безвредные, но все же сильно повлиявшие на организм изменения.)
В конце концов, древняя раса была стерта с лица планеты. Уровень радиации потихоньку уменьшился; возникли новые биологические организмы, да и некоторые из старых вернулись к жизни. Прошло много времени, прежде чем на Датине восстановилась плодородность почвы. Но машинная культура возродилась гораздо раньше. По книгам, по преданиям, по ржавым каркасам с помощью немногих рабов шенны принялись воссоздавать то, что сами же разрушили.
Но тут их природа, верой и правдой служившая им на протяжении сотен лет, сыграла с ними злую шутку. О каком сообществе, без которого невозможно применение передовых технологий, могла идти речь, когда каждый самец жил в уединении со своим гаремом и готов был вызвать на смертный бой каждого, кто осмелится ступить на его территорию?
Однако дело обстояло вовсе не так просто. Говорят, что нет двух таких людей, которые во всем походили друг на друга. То же самое можно сказать и о шеннах. Те из них, кому не улыбнулась в жизни удача, стремились найти приют при дворе богатого сородича. Так образовался удел: несколько полигиничных семей жили вместе, подчиняясь наделенному абсолютной властью патриарху. Этот удел, в котором соблюдалась строгая иерархия, был основной единицей нового датинского общества — как племя у людей, матрилинейный клан на Цинтии или вольный табун на Одине.
На любой планете процесс слияния основных единиц в крупное образование идет со скрипом. В результате же чаще всего возникают патологические объединения, удерживаемые лишь силой и все равно, в конце концов, распадающиеся. Достаточно вспомнить империи и всемирные ассоциации на Земле.
Иногда, правда, бывает и по-другому. Шенны были разумными существами. Поэтому они, как и многие другие народы, понимали необходимость сотрудничества. Пускай они эмоционально были неспособны принять идею единого всепланетного правительства, — взамен его они создали конфедерацию баронств.
И тем более всякие раздоры были забыты, когда шенны открыли для себя дорогу к звездам!
— Ага, — кивнул Николас ван Рейн, — если они и в самом деле такие, мы с ними справимся.
— Загоним их обратно в каменный век и сядем им на шеи, — пробормотала Чи Лан.
Эдзел поднял голову.
— Ну и что за гадости ты говоришь? Разве можно допустить такое?
— Ну да, конечно, тебя послушать, так пусть они резвятся на свободе, да еще с ядерным оружием, — съязвила Чи.
— Ну-ну, — сказал ван Рейн. — Ну хватит. Вовсе ни к чему огульно хаять целый народ. Уверен, если найти к ним правильный подход, мы еще не раз потом помянем их добрым словом. — Он улыбнулся и потер руки. — Только вот чтобы их «расшеннить», понадобится куча денег. — Его улыбка стала шире и самодовольнее. — Ну что ж, друзья, на сегодня с делами как будто все. Наши бедные головы слишком устали. Пожалуй, надо им посочувствовать. Дэви, мой мальчик, будь так добр, принеси бутылочку «Джиневер» и пару ящиков пива.
Фолкейн собрался с духом.
— Я хотел подойти к вам раньше, сэр, да как-то не получилось, — сказал он. — Дело в том, что вы только что выпили последнюю кружку из наших припасов.
ван Рейна, казалось, вот-вот хватит удар.
— Если вы помните, этот звездолет покидал Луну в большой спешке, — продолжил Фолкейн. — На борту у него лишь стандартные пищевые рационы. Разумеется, пиво тоже было… но откуда я мог знать, что вы присоединитесь к нам и… — Тут, наконец, ван Рейн обрел дар речи.
— Что-о-о-о? — возопил он так, что по салону пошло гулять эхо. — Да ты… целый месяц в космосе… и нечем промочить горло, кроме как… И даже пива нет?!
В следующие полчаса в салоне творилось нечто невообразимое.
Полгода спустя по земному календарю.
Чандра Махавани, помощник министра иностранных дел Земного Содружества, бросил взгляд на коричнево-золотистый шар, на орбиту вокруг которого вышел линкор, и сказал:
— Нет, это просто недопустимо! Какая-то кучка капиталистов поработила весь мир!
Адмирал Флота Галасоциотехнической Лиги Вайахо холодно взглянул на него.
— Как, по-вашему, что шенны собирались сделать с нами? — Он был родом с Ферры, и саблевидные клыки весьма мешали ему говорить на любом из земных языков. Тем не менее, в его словах явственно прозвучала насмешка.
— Вы даже не потрудились известить нас. Если бы не результаты расследования мастера Гарвера, которые вынудили меня прибыть сюда лично…
— Чего ради Лиге связываться с Содружеством или любым другим правительством? — Вайахо ткнул когтем в медленно кружившуюся на обзорных экранах Датину. — Мы здесь слишком далеко от них. Пусть скажут спасибо, что мы собственными силами устранили угрозу, никого в это дело не впутывая.
— Угрозу? — воскликнул Махавани. — Вы пригнали сюда целую армаду… безо всякой видимой причины… заставили этих бедных… э… шеннов отдать вам все, что они с таким трудом построили: космические корабли, головные заводы… растоптали их суверенитет… ввергли их в экономическое рабство… О чем вы вообще говорите? Знаете, как это называется, сэр? Это называется породить ненависть, которая в скором времени приведет к серьезным конфликтам! А правительство Содружества твердо придерживается политики умиротворения. Прошу не забывать, что в случае войны мы тоже окажемся в нее втянутыми.
— Никакой войны не будет, — отозвался Вайахо. — Это я вам гарантирую. И потом, я бы не стал на вашем месте говорить о рабстве. Да, разумеется, зугайа, мы лишили их возможности развязать войну, мы контролируем их промышленность, мы стараемся сделать так, чтобы их экономика полностью зависела от нашей. Но все это — ради одной-единственной цели: не дать поднять голову реваншизму. По правде сказать, я не думаю, что все это возможно. Шенны как будто не испытывают особых сожалений, подчиняясь — подчиняясь тому, кто оказался сильнее их.
Мимо них по коридору, держа в руках мнемоленту, прошла женщина. Вайахо приветствовал ее.
— Вы не могли бы задержаться на минутку? Познакомьтесь: сударыня Белдэниэл. Мастер Махави с Земли. Сударыня Белдэниэл очень помогает нам в налаживании контактов с шеннами. Кстати, вы знаете, она с раннего детства воспитывалась у них? Сударыня, согласны ли вы, что шенны не видели от Лиги ничего, кроме добра?
Худощавая женщина средних лет насупила брови размышляя.
— Ничего не могу вам сказать, сэр, — откровенно ответила она. — Но с другой стороны, выбрав из двух зол меньшее и влившись в Техноцивилизацию, шенны, по-моему, поступили правильно. Иначе им оставалось только погибнуть. — Она фыркнула. — Всем ведь хочется жить, и они не исключение.
— Но как же с экономикой? — не сдавался Махавани.
— Естественно, мы хотим, чтобы наши усилия окупились, — сказал Вайахо. — Но мы не пираты. Мы вложили в их предприятия определенные средства и рассчитываем получить известные прибыли. Кроме того, вы должны помнить, что бизнес — это не игра в один карман. Мы улучшаем этот мир к выгоде его обитателей.
Махавани покраснел.
— Вы хотите сказать, сэр, что ваша треклятая Лига имеет наглость брать на себя функции правительства?
— Не совсем так, — промурлыкал Вайахо. — Никакому правительству не удалось бы добиться столь многого. — Он рывком поднял с сиденья свое длинное тело. — Прошу прощения, но нас с сударыней Белдэниэл ждут неотложные дела.
В саду на Земле Николас ван Рейн оторвался от экрана — только что промелькнули последние кадры видеофильма, привезенного недавней экспедицией на Сатану. Он вкрадчиво улыбнулся глядевшим на него с других, меньших экранов человеческим и нечеловеческим лицам, принадлежавшим могущественнейшим промышленникам галактики.
— Лады, друзья, — сказал он, — как вы видите, у меня есть все основания требовать себе монополии на разработку этих богатств. Но поскольку я всего лишь бедный старичок, которому только и нужно, что нежиться на солнышке да попивать вечерами сингапурский слинг, да поторговывать сахаром, пряностями и прочими вкусными вещами, меня эти сатанинские сокровища не прельщают. Я не собираюсь сам связываться с этой чудесной планетой, где деньги валяются прямо под ногами. Нет-нет, и не просите. Но я был бы рад продать вам особые права… естественно, договорившись сначала о дележе прибылей. Скажем, процентов тридцать-сорок… Заметьте, многого я себе не прошу. Вы как будто хотите возразить?
Выйдя за орбиту Луны, «Бедолага» начал набирать скорость. Фолкейн долго глядел в кормовой экран.
— Что за девушка! — пробормотал он.
— Кто, Вероника? — спросила Чи.
— Да. Такую поискать. — Фолкейн раскурил трубку. — И чего ради нас снова куда-то несет? Не понимаю.
— Хочешь, объясню, — предложила Чи. — Еще пару дней той жизни, которою ты там вел, и ты бы лопнул. — Она взмахнула хвостом. — А мне стало скучно. Так словно снова оказаться на воле!
— И очиститься, — добавил Эдзел.
— И правда, — согласился Фолкейн. — Я пошутил. Звучит довольно высокопарно, но ведь мы на самом деле принадлежим космосу.
Включив привод механических рук, смонтированных именно ради этого, Тупица швырнул на стол колоду карт и пригоршню покерных фишек.
— В таком случае, капитан, — сказал он, — следуя предложенной вами программе на ближайшие часы, рекомендую вам заняться делом. Ваша очередь сдавать.