Plus да change,
plus cf est la mёmе chose[45]
Приходилось ли мне встречать Ноя Аркрайта? Это мне-то? Ноя Аркрайта? Подтаскивай сюда стул и прочисти уши. Нет, только не тот стул. Мы держим его на случай, если заглянет Гратч. Дерево из Глоберри, оно концентрирует соли урана, так что если ты не носишь свинцовые трусики...
Ясное дело, мы слышали, что за чудеса небесные затеял Ной Аркрайт. У бывалых космических пилотов и то челюсть отвисла, даже здесь, в наших краях. Мы так же хотели в этом участвовать, как и любой, у кого мозги не с прецессией[46]. По-нашему, те планеты прекрасно могут подождать еще парочку столетий, мы и так откусили больше, чем можем проглотить, э? Но только когда он посадил здесь свою жестянку, он и словечка не проронил о своей задумке. У него деловое предложение, сказал он, и не захотят ли те из нас, у кого завалялся динар-другой, запустить денежки на орбиту?
Послушаешь его, так вроде он дело говорит, хоть компьютер у меня в мозгах давно вычислил, что со своим сладкоречивым языком он может продать двуокись углерода по цене чистого углерода в кристаллической форме. Понимаешь, какую планету ни возьми, на всякой можно найти хорошие местечки — Голконда, Клондайк, Ранд[47], если вспомнить старушку Землю,— с богатыми залежами чего-нибудь. Только дело в том, что планета большая штука. Даже с ультразвуковыми и спектроскопическими причиндалами, пока все обнюхаешь, энтропия сожрет твой шанс найти что-то действительно стоящее. Тут-то он и начал распространяться о том, какую он придумал суперхитрость, чтобы находить что нужно с орбиты спутника, дело только за капиталом, чтобы раскрутить дело, а эти жмоты на Земле отказали ему в кредите, так не хотим ли мы войти в долю?
Сразу-то мы не проглотили наживку; не то чтобы нас насторожило, что он не сказал нам, как эта жужжалка работает: тут у нас секрет — те же деньги. Но мы заставили его показать ее в действии — обследовать Безнадежную. Это следующая отсюда планета, совсем никчемная пустышка, куда обычно и не залетает-то никто. И чтоб мне лопнуть, если его прибор не завопил как сумасшедший там, где, как оказалось, самые большие залежи рения после месторождения на Игнаце.
Ну, ты же знаешь, как это бывает с минералами. Их цена выше стоимости разработки, как, например, при извлечении соли из морской воды, но не настолько выше, чтобы доходы росли по экспоненте. И все-таки, если у тебя есть способ быстро и по дешевке найти залежи в окрестных планетных системах... В общем, мы чуть в очередь не выстроились, чтобы отдать ему наши денежки. А уж я-то (я же такой крутой парень и сообразительный тоже), я пробился в самое начало очереди.
Думаю, правда, тут его разговоры тоже сыграли роль. Он мог уговорить Юпитер улететь от Солнца, просто рассуждая о ксенологии, или аналитике, или Шекспире, или истории — да о чем угодно. Так получилось, что у меня сохранилась пленка — вроде той записи, что, я вижу, ты делаешь сейчас. Только, чур, пусть все останется между нами, для твоего личного журнала, ладно? Я не рассказывал об этой истории ни единому человеку. Да и никому из инопланетян тоже, разве что был пьян до полного ангстрема. Ну вот, слушай Ноя Аркрайта.
«...Дело не только в том, что общество в целом проходит через повторение своей истории. На самом деле я сомневаюсь, что справедливо общепринятое мнение, будто сейчас мы живем в век, который может быть назван неоелизаветинским. Существуют определенные аналогии, не более того. Но жизнь действительно имеет повторяющиеся циклы. В пределах заданного контекста число разновидностей событий, могущих произойти с индивидом, ограничено. Меняются только сочетания, базовые элементы остаются неизменными.
Для примера рассмотрим самую романтическую фигуру современности, торговца-разведчика. Все, и особенно он сам, думают, будто он ведет невероятно разнообразное существование. И все же насколько один эпизод в его приключениях отличается от другого? Да, конечно, он имеет дело со странной окружающей средой, с туземцами, чью психологию он должен понять, изворотливыми конкурентами, женщинами то соблазнительными, то коварными,— несколькими видами опасностей и вечной проблемой получения дохода от своего предприятия, — но ведь и только. То, что собираюсь сделать я, не столь броско на первый взгляд. Но моя идея означает возможность вырваться из замкнутого круга, начать совершенно новое существование. Не будь ты так одержим представлением о себе как о смелом первопроходце, ты бы понял, что я имею в виду».
Угу, теперь-то я понимаю.
Мы и не подозревали, как нас облапошили, пока не догадались пропустить соглашение о партнерстве через семантический компьютер. Должно быть, Аркрайт воспользовался символической логикой, когда составлял договор, только замаскировал ее всеми этими разноцветными словечками. Единственная распроклятая вещь, которую он юридически был обязан выполнить,— это произвести для нас разведку полезных ископаемых. Он мог отправиться куда угодно, делать все, что ему вздумается, ради бог знает каких целей. Так что, конечно, он за наш счет оснастил эту чертову экспедицию! Он ведь заранее нашел те залежи рения. Ему просто не хотелось ждать пять лет, пока доходов от его доли в разработках хватит на это дело; да их могло и не хватить. Вот он и сварганил ту свою дерьмовую машинку — на Земле такие мошенничества зовут «благословение цыгана».
Ну, понятно, со временем мы получили, конечно, кое-какие доходы с Безнадежной, хотя и вполовину не так много, как могли бы, учитывая внесенную нами сумму. Да и он попытался расплатиться с нами — почетом, если уж не наличными. Только что из этого всего вышло — целое звездное скопление названо моим именем, а разве могу я признаться хоть одной живой душе, за что мне такая честь?
Дневниковая запись Урвейна Путешественника
В покер играть втроем плохо, поэтому команда разведывательного торгового корабля «Через пень колоду» приспособила корабельный компьютер в качестве четвертого партнера. Он расплачивался долговыми расписками и был запрограммирован на средний уровень картежной искушенности. В результате к концу путешествия его проигрыши и выигрыши примерно уравновесили друг друга, и остальные игроки получили полную свободу выяснять отношения между собой.
— Еще две карты,— произнес механический голос.
Дэвид Фолкейн сдал их и положил перед сканером, который он установил на конце стола в салоне. В глубинах корабля, в своем бронированном контейнере, процессоры компьютера принялись оценивать карты, оказавшиеся у него на руках.
— Одну,— сказала Чи Лан.
— Мне не нужно, спасибо,— пророкотал Адзель.
Фолкейн сдал себе три карты и углубился в размышления о том, что получилось. Его положение улучшилось: пара троек в масть к имевшимся королям. Адзель вполне может не менять карт, имея ничуть не лучший шанс, Чи, похоже, пытается добрать до флеша[48], а машина торговалась без особого энтузиазма. Ну да ведь у Пня ржавые мозги...
Стальная рука уронила в миску, служившую банком, голубую фишку.
— Проклятье! — завопила Чи. Ее хвост распушился, шелковистый белый мех на всем маленьком тельце встал дыбом, и она с силой швырнула карты на стол.— Чума на тебя! Чтоб лопнуло твое криогенное брюхо!
Адзель невозмутимо удвоил ставку. Фолкейн вздохнул и за-пасовал. Гнев Чи угас так же быстро, как и разгорелся, она спокойно уселась на своем высоком стуле и принялась по-кошачьи умываться. Фолкейн потянулся за сигаретой.
Пень снова увеличил ставку. Драконье лицо Адзеля, если не считать подвижных резиновых губ, не было способно менять выражение, но его огромное, покрытое чешуей тело, занимавшее большую часть салона, напряглось. Он сосредоточенно принялся изучать свои карты.
Игру прервал звонок. Та часть компьютера, которая постоянно оставалась на вахте, обнаружила что-то необычное.
— Я посмотрю,— сказал Фолкейн.
Он поднялся и быстро прошел в переднюю часть корабля.
Фолкейн был высокий молодой человек, светловолосый и голубоглазый, с курносым носом и высокими скулами. Даже здесь, в бог весть скольких световых годах от любого представителя человечества, он был одет в смокинг, который бы не посрамил своего владельца даже и в дорогом ресторане кратера Тихо. Дэвид постоянно напоминал себе, что его статус накладывает определенные обязательства — ведь он младший сын барона с Гермеса, а теперь еще и представитель Торгово-технической Лиги; на самом же деле он просто был очень молод и еще не перерос некоторого тщеславия.
Подойдя к пульту сканера, он нажал кнопку. На экране не появилось ничего необычного. Что же, черт возьми, там обнаружили приборы? Компьютер так много своих мощностей использовал для игры, что не мог сообщить ему никаких подробностей. Пожалуй, будет лучше... Фолкейн перекатил сигарету в другой угол рта и повернул регулятор увеличения.
На западе с глубокого фиолетового неба лила свой вечный вечерний свет звезда. Это был красный карлик класса К со светимостью едва ли в одну десятую Солнца родной для человечества Земли. Находясь от Икрананки всего в трети астрономической единицы, светило имело видимый диаметр втрое больше солнечного, но давало в три раза меньше света. Даже днем тусклое красное освещение и разреженный воздух не мешали видеть звезды. Спика, находящаяся примерно в двух парсеках отсюда, сияла, как алмаз чистой воды. Больше в небе не было видно ничего, кроме стаи местных чудищ с кожистыми крыльями да желтого облака далекой песчаной бури.
Со склона холма, где приземлился «Через пень колоду», открывалась панорама Чакоры. Долина, которая была когда-то морским дном, простиралась во все стороны, исчерченная ржаво-зелеными и сине-фиолетовыми тенями. Всюду были видны посадки низких растений-суккулентов. Тут и там к подножию каменных башен — семейных твердынь — жались группы строений, плетеные стены которых радовали глаз узорами ярко окрашенных полос; каждое такое поселение принадлежало одному семейному клану земледельцев. Там, куда уже проникла весенняя влага, растительность становилась ярко-зеленой и золотой. Кое-где ветер колыхал растения, похожие на бамбук с перистыми листьями,— местный аналог земных деревьев.
Каменистый холм со следами эрозии был бесплоден, лишь чахлые кустики местами выглядывали между камней. На вершине возвышались укрепления Хайякаты. Башня у подножия холма охраняла городской колодец, добраться до которого из города можно было по туннелю. Грунтовая дорога из восточной части долины, петляя, вела к воротам в городской стене. Никого из местных жителей не было видно.
Впрочем, не совсем так. На дороге появилось быстро приближающееся облако пыли. «Кто-то очень торопится сюда»,— подумал Фолкейн.
Он подрегулировал сканер. Теперь сцена стала ясно видна. Шестеро икрананкцев изо всех сил погоняли своих зандар. Крупные, покрытые коричневым мехом двуногие скакуны с толстыми хвостами передвигались длинными парящими скачками. Всадники потрясали копьями и мечами и, судя по тому как широко были раскрыты их клювы, громко вопили.
Ветер отнес пыль в сторону, и Фолкейн увидел, кого они преследуют. Он чуть не проглотил свою сигарету.
— Нет,— слабым голосом пробормотал Дэвид/— Это невозможно. Клянусь, невозможно.
Остолбенение мгновенно слетело с него, Фолкейн повернулся и кинулся обратно. При силе тяжести всего в шестьдесят пять процентов земной он мчался, как перепуганная комета. Ворвавшись в салон, он с трудом затормозил и проревел:
— Тревога!
Чи Лан, перепрыгнув через стол, переключила компьютер на нормальный рабочий режим. Адзель положил в банк последнюю фишку и нехотя отвернулся от карт: у него был верняк.
— Что случилось? — спросила Чи с ледяным самообладанием, свойственным ей в минуты опасности.
— Там... там женщина. Ее преследуют,— выдохнул Фолкейн.
— Кто?
— Ну не я же, черт возьми. Но послушайте, это правда! Компания местных кавалеристов гонится за женщиной! Человеком! Ее зандара выглядит усталой. Они догонят ее прежде, чем она доберется сюда, и бог знает что с ней сделают!
Пока Фолкейн выкрикивал все это, Адзель поинтересовался картами Пня. У того был флеш-ройял. Вздохнув, Адзель подтолкнул миску-банк к манипулятору компьютера, поднялся и проговорил:
— Пожалуй, следует вразумить их. Чи, ты остаешься на дежурстве.
Цинтианка кивнула и засеменила на мостик. Адзель, стуча копытами по палубе, последовал за Фолкейном к нижнему люку. Тот схватил из шкафа при входе кобуру с бластером, куртку и сунул в карман рацию. Астронавты через шлюз вышли из корабля.
Чтобы избежать проволочек при входе и выходе, экипаж поддерживал внутреннее давление таким же, как и снаружи,— примерно на уровне трех четвертей земного. Однако воздух в корабле был более теплым и влажным. Сильный холодный и сухой ветер обрушился на Фолкейна; его глаза не сразу адаптировались к местному освещению. Адзель, сложенный как кентавр, подхватил его двумя могучими когтистыми передними конечностями и посадил себе на спину за собственным торсом. Как раз для таких случаев острие гребня, тянувшегося вдоль всей спины воданита от головы до хвоста, в этом месте было сглажено. Адзель припустил вниз с холма ровным галопом. Фолкейна окутало облако мускусного запаха.
— Можно предположить, что неподалеку приземлился еще один корабль.— Басистый голос Адзеля был так же спокоен, как если бы они все еще играли в карты.— Несчастный случай?
— Должно быть,— Фолкейн, щурясь, всматривался в сумрак.— Правда, девушка как-то странно одета. Может, ей пришлось спасаться от местных варваров? До нас ведь все время доходят слухи о стычках в Сундрадартских горах.
При неярком свете он с трудом различал вдалеке пики хребта, туманно вырисовывавшегося на востоке. Слева от дороги тянулись рыжевато-коричневые скалы, бывшие когда-то континентальным шельфом, справа были видны только вечнозеленые поля Чакоры. Позади высился холм Хайякаты, и корабль на склоне сверкал как острие копья. Этот вид успел до смерти надоесть Фолкейну, и возможность поразмяться его радовала. Ни о какой опасности не приходилось и говорить: вся шайка побежит домой к маме, стоит им только увидеть Адзеля.
Фолкейн чувствовал под собой игру могучих мускулов, воздушный поток свистел и пел в его ушах, заглушая стук копыт. Теперь впереди уже было ясно видно девушку и ее преследователей.
Она замахала рукой и послала свою измученную зандару вперед. Икрананкцы что-то кричали. Фолкейн уловил несколько слов — надо же, они говорили по-катандарски!
Один из преследователей остановился и поднял лук. Это было миниатюрное оружие — руки икрананкцев вдвое уступают человеческим в силе,— но стрелы, которыми луки стреляли, были остры как иглы и при здешнем слабом тяготении летели далеко. Воин выстрелил. Стрела пропела в сантиметре от развевающихся каштановых прядей. Лучник отдал приказ, целясь снова. Еще двое всадников взялись за луки.
— Великие боги Плутона! — ахнул Фолкейн/— Они и в самом деле хотят ее убить!
Все его чувства обострились. Несмотря на рыжую пыль и тусклый красный свет, он видел ближайшего туземца как на ладони.
Существо полутораметрового роста с бочкообразной грудью и тонкой талией напоминало человека с непропорционально длинными и тонкими конечностями. Все его тело было покрыто коротким коричневым мехом. Фолкейн знал, что местные жители — теплокровные, всеядные, живородящие — не были млекопитающими. Голову на тонкой шее украшали темный пушистый хохолок, светлые глаза, уши как у осла и янтарного цвета хищный клюв. Босые ноги с тремя пальцами крепко вцепились в стремена, а одежда состояла из узких штанов на помочах и кожаного нагрудника с железными оплечьями и зигзагообразной эмблемой на груди; с широкого пояса свисали ножны с кинжалом. Туземец был вооружен мечом и луком, с которым ловко управлялись четырехпалые руки с острыми когтями.
Фолкейн выхватил бластер и выстрелил вверх. Выстрел был предупреждением, к тому же яркая вспышка слепила глаза нападавших и мешала им целиться. Девушка издала одобрительное восклицание.
Отряд у нее за спиной рассыпался в стороны. Все воины носили одну и ту же форму; эмблема на их доспехах была незнакома Фолкейну. Предводитель выкрикнул команду. Нападавшие явно пришли в себя и намеревались атаковать. Стрела просвистела над плечом Фолкейна, другая сломалась о твердую чешую Адзеля.
— Но... но они хотят убить и нас,— запинаясь, пробормотал воданит.— Похоже, наш вид для них не неожиданность.
— Вперед! — рявкнул Фолкейн.
Родившись в аристократической семье на планете, где воинское искусство все еще было необходимо, он не забыл боевой выучки. Твердой рукой он установил бластер на максимальную дальность и уложил зандару под одним из всадников.
Адзель распрямился во весь рост. Его массивное тело развило такую скорость, что встречный поток воздуха совершенно ослепил Фолкейна. Впрочем, в его участии больше и не было нужды: Адзель уже достиг сбившихся в тесную кучку икрананкцев. Одного вместе с зандарой он просто смял, двое других взлетели в воздух, как камни, выпущенные из пращи. Одним движением хвоста Адзель уложил четвертого. Оставшиеся в седлах всадники предпочли спасаться бегством через поля.
Адзель затормозил, развернулся и потрусил обратно. Те двое, что ускакали, нахлестывали своих зандар, спеша оказаться как можно дальше от места схватки, а поверженные противники еле шевелились.
— О боже мой,— сокрушенно произнес Адзель,— надеюсь, мы не нанесли им серьезных увечий.
Фолкейн пожал плечами. Воданиты, раса гигантов, могли себе позволить быть более мягкосердечными, чем люди.
— Лучше вернуться на корабль,— ответил он.
Девушка остановила свою зандару на безопасном расстоянии. Когда Фолкейн и Адзель приблизились к ней, губы Дэвида издали беззвучный свист.
Может быть, ее мускулатура и была чрезмерно развита, но что за фигура! Высокая, с округлостями там, где надо, длинноногая, стройная... К тому же ее одежда очень кстати не особенно скрывала все это: на девушке были короткие сапожки, высоко подоткнутая, чтобы можно было скакать верхом, меховая юбка, открытый корсаж поверх легкой блузы и короткий синий плащ. Она оказалась вооружена так же, как и туземцы, к седлу был приторочен ярко расписанный щит, каштановые кудри выбивались из-под плоского шлема. Ее кожа была удивительно бела, черты классически правильны; некоторая холодность этой мраморной красоты смягчалась большими серыми глазами и выразительным ртом.
— Ну и ну! — пробормотал Фолкейн.— И откуда же ты взялась, малютка?
Девушка, тяжело дыша, вытирала пот со лба. Адзель продолжал трусить по дороге, и всадница пристроила свою зандару рядом. Животное было слишком измучено, чтобы проявлять беспокойство от такого соседства.
— Вы и правда из другого мира? — спросила девушка.
Ее низкий голос выговаривал слова англика с незнакомым Фолкейну акцентом.
— Да, вообще-то,— ответил Фолкейн, показывая на корабль.
Она начертила в воздухе охранительный знак:
— Благодарение алгату!
Слово было местное и приблизительно переводилось как «магия».
Немного отдышавшись, она оглянулась на своих врагов. Те пришли в себя и восстановили походный порядок, но явно не собирались пускаться в погоню. На глазах у девушки один из воинов отделился от отряда и во весь опор поскакал к дальнему склону холма. Остальные медленно ехали следом.
Девушка протянула руку и коснулась Фолкейна, как будто хотела удостовериться в его реальности.
— До нас доходили только слухи,— тихо сказала она/— Мы слышали, будто эршока-чужеземец появился на летающей колеснице и император запретил под данным своим приближаться к нему. Но мы думали, что в рассказах все преувеличено. Вы ведь истинно из другого мира? Может быть, даже с самой Земли?
— Я же сказал, да,— ответил Фолкейн.— Но о чем ты говоришь? Кто такой эршока?
— Человек. Разве тебе не ведомо? Эршока — так называют нас здесь, в Катандаре.— Она внимательно посмотрела на Фолкейна, и как будто маска закрыла ее лицо. С непонятной для него осторожностью она продолжала: — С тех пор, как сюда прибыли наши предки — более четырехсот лет назад.
— Четырехсот лет?! — Челюсть Фолкейна отвисла.— Но ведь тогда еще не был изобретен гиперпространственный двигатель!
— Она, очевидно, имеет в виду икрананкские годы,— вступил в разговор Адзель, которого было трудно вывести из равновесия.— Смотри, при периоде обращения планеты в семьдесят два стандартных дня... да, получается примерно семьдесят пять земных лет.
— Но послушай, как же, черт возьми...
— Они направлялись куда-то в другое место и должны были стать — как же это называется? — стать колонистами,— объяснила девушка,— Пираты захватили корабль и высадили их всех здесь, всех пятьсот человек.
Фолкейн попытался собраться с мыслями. Как сквозь туман до него доносился голос Адзеля:
— Ну да, похоже на вылазку с планет Пиратских Солнц они иногда забирались далеко от своих баз в надежде как раз на такую богатую добычу: большой пассажирский корабль. Выкупом за колонистов они, конечно, не заинтересовались. Хорошо еще, рядом оказалась пригодная для жизни планета и им не пришлось убивать пленников. Не беспокойся, маленькая женщина,— передней конечностью он похлопал ее по плечу,— Торгово-техническая Лига давно научила обитателей Пиратских Солнц хорошим манерам.
Тут Фолкейн решил, что лучше уж он сам займется утешением красотки. Широко улыбнувшись, он сказал:
— Ну и сенсация же будет! Как только на Земле узнают, они пришлют за вами корабль.
Ответом ему послужил внимательный взгляд: девушка явно относилась к нему с непонятной и огорчительной настороженностью. Только что спасенная от гибели красавица не должна бы так себя держать.
— Ты ведь эршо... я хочу сказать, ты землянин?
— На самом деле я — гражданин Великого Герцогства Гер-месского, а мои спутники происходят с других планет. Но наша база на Земле. Меня зовут Дэвид Фолкейн.
— А я — Стефа Карле, лейтенант личной гвардии в... Впрочем, это сейчас несущественно.
— Почему эти вояки тебя преследовали?
Девушка слегка улыбнулась:
— Молю тебя, будем говорить обо всем по порядку. Нам ведь так много нужно поведать друг другу, не правда ли? — Но тут сдержанность оставила ее, глаза засверкали, улыбка мощностью в пятьдесят мегаватт осветила лицо. Девушка захлопала в ладоши и воскликнула: — Истинное чудо! Человек с Земли — и к тому же мой спаситель.
«Ну вот,— подумал польщенный Фолкейн,— давно бы так!» Он перестал задавать вопросы и просто любовался спутницей. В конце концов, уже много недель ему не приходилось видеть представительниц прекрасного пола.
Добравшись до корабля, они привязали зандару к одной из опор, и Фолкейн с поклоном проводил девушку по трапу к воздушному шлюзу. Чи Лан выбежала встречать прибывших.
— Что за милая зверюшка! — воскликнула девушка.
Чи ощетинилась. Задиристостью она не уступала самому достопочтенному Бельягору.
— Только попробуйте погладить меня, юная леди,— можете недосчитаться пальчиков.— Чи обернулась к своим коллегам: — Что, во имя девяноста девяти дьяволов, там случилось?
— Разве ты не наблюдала за схваткой? — удивился Фолкейн. Не удержавшись от искушения покрасоваться перед Стефой, он продолжал: — По-моему, мы не так уж плохо разделались с этими бандитами.
— Какими бандитами? — оборвала его Чи.— Мне же отсюда все было видно: они отправились прямо в город. Если хотите знать, вы, пара пустоголовых идиотов, расколошматили отряд солдат императора, для заключения договора с которым мы сюда прилетели.
Представители Торгово-технической Лиги и их гостья собрались в салоне. Идти в город никому не хотелось — там можно было нарваться на стрелу. Пусть уж лучше явится Гудженги и потребует объяснений. К тому же всем хотелось сначала порасспросить друг друга.
Фолкейн налил себе и Стефе шотландского виски, Адзель запасся четырехлитровой емкостью кофе. Его буддистские принципы не мешали ему при случае пить и более крепкие напитки, но ни один корабль в дальнем полете не имел достаточных, на вкус воданита, запасов спиртного. Чи Лан, на которую алкоголь не оказывал никакого действия, вставила в свой любимый мундштук из слоновой кости сигарету со слабым наркотиком. Всем было нужно успокоить расстроенные нервы.
Девушка, щурясь и хмурясь одновременно — ее глаза были непривычны к яркому корабельному освещению,— поднесла стакан к губам и залпом выпила содержимое. Крепкий напиток заставил ее задохнуться. Фолкейн поспешил похлопать ее по спине. Ругательства, которыми перемежались приступы кашля и судорожные вздохи, заставили его покраснеть.
— А я-то думала, ты поскупился на выпивку,— наконец пробормотала Стефа.
— Думаю, за три поколения вы утратили большую часть технологии, включая производство спиртного,— сказал Адзель.— Знаний пятисот человек, часть из которых к тому же дети, недостаточно для поддержания современной цивилизации, а корабль с колонистами вряд ли имел особенно полный набор микрофильмированных книг.
Стефа, вытирая слезы, посмотрела на него.
— Я всегда думала, что прапредок — большой лжец,— сказала она.— Но сдается мне, в юности своей он истинно кое-что повидал. Откуда ты?
Воданит действительно представлял собой внушительное зрелище. Если считать хвост, его опирающееся на четыре ноги тело имело в длину не меньше четырех с половиной метров, а торс с могучими руками, грудью и плечами соответствовал остальному. Все туловище покрывала блестящая голубовато-серая чешуя, щитки защищали живот, а гребень — спину. Драконья голова с костяными выступами вокруг ушей и над глазами венчала метровую шею. Но глаза были большими, карими и задумчивыми, а выпуклый череп вмещал весьма развитый мозг.
— С Земли,— ответил он,— то есть с Затлаха, что на нашем языке и значит «Земля». Люди назвали мою планету Водан. Это было еще во времена, когда они не исчерпали запас земных наименований для планет. Теперь по большей части используются названия, почерпнутые из языка наиболее развитой местной цивилизации — как, например, Икрананка.
— Ты, должно быть, хорош в сражении,— задумчиво произнесла Стефа, и ее рука скользнула к кинжалу на поясе.
Адзель поморщился:
— Ох, ради бога. Мы — мирный народ. Мы такие большие и бронированные только потому, что природа Водана рождает гигантов. Видишь ли, наше солнце принадлежит к классу Р и находится неподалеку от Регула. Оно изливает так много энергии, что, несмотря на силу тяжести, в два с половиной раза большую, чем на Земле, жизненные формы развиваются массивными и...
— Закрой свое реактивное сопло, ты, болтливый варвар,— перебила его Чи Лан,— Пора заняться делом.
Адзель с трудом сдержался.
— Коллега,— прорычал он,— весьма невежливо выражать презрение к другим культурам. Хоть мои соплеменники и простые охотники, наше искусство не уступает никакому другому. Когда я удостоился стажировки на Земле для изучения планетологии, я подрабатывал, исполняя партию Фафнира в оперном театре Сан-Франциско.
— А также участвуя в качестве дракона в китайских новогодних шествиях,— ядовито добавила Чи.
Фолкейн стукнул кулаком по столу.
— Уймитесь, вы оба! — рявкнул он.
— Но откуда на самом деле происходит... э-э... госпожа? — спросила Стефа.
— Со второй планеты о2 Эридана А,— ответил Фолкейн.— Люди-первооткрыватели назвали планету Цинтия, в честь жены капитана корабля.
— Как я слышала,— промурлыкала Чи,— женой она ему не приходилась.
Фолкейн снова покраснел и украдкой взглянул на Стефу. Но девушка совсем не выглядела смущенной; да и если учесть те выражения, которые у нее вырвались недавно...
— В те времена их уровень развития примерно соответствовал античной Александрии,— продолжал он.— Они как раз открыли научную методологию. Но у них нет городов, хоть торговля и развита. Так что они быстро нашли общий язык с Торгово-технической Лигой.— Фолкейн устыдился своей болтливости и замолчал.
Чи изящной шестипалой рукой стряхнула пепел с сигареты. Даже выпрямляясь во весь рост, она едва достигала девяноста сантиметров в высоту. Обычно же она предпочитала опираться на все четыре конечности, свернув свой великолепный хвост кольцом на спине. Ее круглая голова была непропорционально большой, с короткой черноносой мордочкой, аккуратными маленькими ушками и кошачьими усами. Вся Чи Лан, кроме темной маски вокруг огромных сияющих изумрудных глаз, была покрыта белым пушистым мехом. Своим тонким голосом она деловито произнесла:
— По-моему, нам следует разобраться в той ситуации, в которую ты попала, свободнорожденная госпожа Карле. Нет, прости, лейтенант Карле,— так правильно? Как я поняла, ваши предки оказались высажены в здешних местах?
— Да,— кивнула Стефа. Она снова вернулась к подчеркнутой осторожности в разговоре.— Они почти сразу стали сталкиваться с местными жителями — иногда на поле битвы, иногда мирно. Сражения показали, что люди сильнее и выносливее икрананкцев. Здесь же войны не прекращаются. Не лучше ли быть хорошим солдатом, чем батрачить в полях или на Шахте? Так с тех пор и повелось: каждый эршока, достигнув должного возраста, поступает на воинскую службу. Те, кто не может уже сражаться, получают чин квартирмейстера или другой подобный.
Фолкейн заметил шрам на руке девушки. «Бедное дитя,— подумал он.— Все должно быть иначе. Ей бы танцевать и развлекаться на Земле — со мной, например. Она слишком милая, у нее слишком нежное сердце, чтобы...»
Глаза Стефы блеснули.
— Я слышала, старики говорили, что на других мирах все время воюют. Не нужны ли там наемники? — заинтересованно спросила она.
— Что?! Э-э?
— Я хорошо сражаюсь. Видели бы вы меня в битве при Яндже! Ха! На наши порядки напали кавалеристы. Одну зандару я насквозь проткнула пикой.— Стефа вскочила, выхватила меч и начала размахивать им в воздухе,— Я снесла голову всаднику одним ударом! Она так и покатилась! Я повернулась и разрубила другого нападающего — от плеча до бедра. Тут на меня слева кинулся спешившийся воин. Я заехала ему щитом в лицо, прямо в клюв. Потом...
— Остановись! — простонал Адзель и зажал уши.
— Нам нужно прояснить ситуацию в целом,— поспешно вмешался Фолкейн.— Ты враждуешь с катандарским императором?
Стефа сдержала свой боевой порыв, снова села и протянула стакан за новой порцией выпивки. Заговорила она сдержанно и осмотрительно.
— Эршока стали служить первому властителю из династии Джадхади, когда старая империя распалась. Они помогли ему оседлать Зверя Катандары, восстановить и расширить империю; с тех пор они — личная гвардия всех императоров и основа армии. В недавние времена они захватили Рангакору в Сундрадар-те к востоку от Сумеречного хребта. Это — самая важная твердыня. Хоть она и не перекрывает дорогу к основному перевалу в горах, земли вокруг богаты источниками, а это делает провинцию самой богатой в Чакоре.
— Хаос побери вашу поганую геополитику! — перебила ее Чи.— Почему тебя преследовали солдаты императора?
— Э-э-э... Я не знаю доподлинно.— Стефа отхлебнула из своего стакана.— Не лучше ли, если сначала вы расскажете о себе? Тогда, может быть, удастся понять, почему Джадхади Третий держит вас здесь, а не в Катандаре. Или его резоны вам известны?
Адзель покачал своей огромной головой.
— Нет,— ответил он.— Более того, мы не знали, что находимся в карантине. Некоторые намеки, конечно, были. Нам на самом деле показалось странным, что до сих пор мы не приглашены в столицу, да и местные жители мало общаются с нами. Как-то мы на флиттере отправились осматривать окрестности и увидели военные укрепления неподалеку; потом Гуд-женги потребовал, чтобы мы больше не летали. Он сказал, что вид летательного аппарата вызывает слишком сильный страх у местных жителей. Мне не хотелось бы обвинять его в том, что он темнит, но это объяснение производит впечатление притянутого за уши.
— Правду сказать, вас здесь держат в изоляции по приказу императора,— мрачно произнесла Стефа.— Жителям других мест запрещено появляться в Хайякате, а местным не позволено покидать здешние края. Это плохо для торговли, но...
Фолкейн собрался было спросить, почему она сама нарушила запрет, но девушка продолжала:
— Скажите мне, как вас занесло в эту Богом забытую дыру? Почему вообще вы явились на Икрананку?
— Она морочит нам голову,— прошипела Чи на торговой латыни.
— Конечно,— ответил Фолкейн на том же языке,— Но можно ли ее винить? Мы для нее чужаки, а последние представители галактической цивилизации, с которыми имел дело ее народ, были пиратами. Мы должны отнестись к ней с пониманием и показать свои добрые намерения.
Чи всплеснула руками:
— О космос! Ты и твой проклятый инстинкт спаривания!
Фолкейн повернулся к ней спиной.
— Прости нас,— обратился он к Стефе на англике.— Нам нужно было обсудить некоторые личные моменты.
Стефа улыбнулась, похлопала его по руке, придвинулась поближе и прошептала:
— Я понимаю, Дэвид. Какое милое имя — Дэвид! И к тому же ты из другого мира! Мне так хочется побольше узнать о тебе!
— Ну... э-э...— заикаясь, пробормотал Фолкейн,— мы купцы-разведчики. Это кое-что новое в торговле.— Он надеялся, что его улыбка получилась скромной, а не идиотской,— Я — один из тех, кто это придумал.
И, стараясь быть сдержанным, чтобы не выдать секреты Лиги, он рассказал девушке об их экспедиции.
Николас ван Рейн встал из-за стола и подошел к прозрачной стене своего кабинета. С этой высоты открывался прекрасный вид на изящные башни города, зелень парков и сверкающую под лучами горделивого солнца Земли поверхность Зондского пролива. Некоторое время он молча дымил своей сигарой, потом, не оборачиваясь, произнес:
— Ja, черт побери, у тебя тут зачатки хорошего доходного проекта, а ты — подходящий парень для такого дела. Я давно присматриваюсь к тебе — я не забыл, как ты выкрутился на Айвенго, а ведь ты тогда был, уж ты меня прости, еще совсем юнцом. Ну теперь-то, с дипломом мастера Торгово-технической Лиги, ты справишься с делишками в Галактической компании «Пряности и спиртные напитки». Мне, бедному толстому старикашке, нужны стоящие парни. Твое дело — притащить домой хорошую жирную добычу, а уж я прослежу, чтобы тебе достался навар.
— Да, сэр,— пробормотал Дэвид.
— Ты тут хорошо придумал про новые места, про новинки, которые у нас расхватают, как горячие пирожки, и про то, как туземцы раскупят наши товары по неслыханным ценам. Чудненько. Только, парень, думаю я, ты на большее способен. Я тут пораскинул мозгами — знаешь ли, ночами все ворочаешься, ворочаешься, заботы уснуть не дают.
Фолкейн не стал говорить ван Рейну, что причина его бессонницы — толстенькая и белокурая — всем известна.
— Что вы имеете в виду, сэр?
Ван Рейн обернулся, дернул себя за бородку и внимательно посмотрел на молодого человека глазками-бусинками, близко посаженными по сторонам огромного крючковатого носа.
— Скажу тебе по секрету,— после непродолжительного молчания произнес он.— Ты ведь надежный парень, а? У меня так мало друзей... Смотри, если проговоришься, это разобьет мое старое доброе сердце и я своими руками сверну тебе шею. Понял? Ну то-то же. Люблю понятливых. Я подумал вот что: как только Лига открывает новую планету, так туда сразу лезет всякое отребье и начинается потасовка. Вижу-вижу, ты считаешь, что это тебе тоже по зубам. Но ведь нет, ты для этого слишком утонченный, слишком чувствительный. Это ясно с первого взгляда. К тому же ты пока что не из космических знаменитостей, за которыми шпионят все, кому не лень. Ну и вот... Почему бы тебе не отправиться и не открыть парочку новеньких планет только для «Пряностей и напитков»? — Ван Рейн подошел и ткнул молодого человека пальцем в ребра. Тот пошатнулся.— Как тебе это нравится, а?
— Но... то есть...
Ван Рейн вытащил из холодильника две литровые бутылки пива и, звякая стаканами, пустился в объяснения.
Галактика, даже та малюсенькая часть спирали, которую мы более или менее обследовали, невообразимо огромна. Исследуя и иногда колонизируя планеты, представляющие очевидный интерес, космические путешественники проскочили мимо миллионов других. Многие из них даже не вошли в каталоги. Если не предпринимать специальных усилий, вряд ли они станут известны человечеству раньше чем через миллионы лет. Но статистика предсказывает, что тысячи из них представляют потенциальную ценность как рынки сбыта и источники новых экзотических товаров. Чем продолжать вести дела с уже известными планетами, не стоит ли найти себе новые и держать язык за зубами? Можно выбрать сектор где-нибудь подальше, куда еще мало кто добирается, например окрестности Спики. Создать там базу. Оттуда можно будет сотнями рассылать маленькие и дешевые автоматические зонды во все стороны. Как только они при помощи своих стандартных программ найдут подходящий мир, они сообщат об этом и команда торговцев-разведчиков отправится туда, чтобы присмотреться повнимательнее. Если им удастся напасть на золотую жилу, они соберут информацию, заключат торговые соглашения и доложат ему, ван Рейну.
— Достаточно будет троих на корабле, я думаю,— продолжал он.— Вполне достаточно, если учесть, какие цены заламывает ваше Братство, чтоб его блохи закусали. Ты, мастер Торгово-технической Лиги, искушенный в сравнительном культуроведении и прочей свистопляске; планетолог и ксенолог. Лучше, если остальные двое будут инопланетяне. У всех свои таланты, знаешь ли, к тому же меньше будете действовать друг другу на нервы. Может, и приятнее иметь при себе красотку, но в этом деле все можно наверстать — ха-ха! — когда вы вернетесь. А может, и до того, как отправитесь. Приглашаю тебя, парень, на свою следующую маленькую хорошенькую оргию, если ты берешься за эту работу.
— Так вы знали, что на этой планете существует цивилизация, освоившая железо,— кивнула Стефа.— Конечно, ваши роботы — Великий Джеро, подумать только, а я еще не верила прапредку, когда он рассказывал о роботах! — ваши роботы не обнаружили эршока — нас слишком мало. Но что они сообщили вам такого, ради чего вы решили сюда прилететь?
— Планету земного типа всегда стоит исследовать,— ответил Фолкейн.
— Что! Эта дыра похожа на Землю?! Прапредок...
— Любая планета, на которой человек может жить без специального снаряжения, является планетой земного типа. Их не так уж много, видишь ли. Физические показатели, биохимия, экология — да мало ли. Конечно, Икрананка многим отличается от Земли и Гермеса, это правда.
(Масса 0,394 земной, плотность 0,815, диаметр 0,783. Хотя местное солнце излучает немного энергии, это компенсируется близостью орбиты планеты к светилу. Приливные силы заставляют одно полушарие постоянно быть обращенным к солнцу. Однако это медленное вращение в свою очередь приводит к тому, что магнитное поле оказывается слабым и относительно мало взаимодействует с космическим излучением, да и солнце — красный карлик — испускает сравнительно немного заряженных частиц. В результате планета сохраняет значительную атмосферу. Большая часть влаги сконцентрирована в холодном полушарии в виде льда, а теплое полушарие засушливо и является по преимуществу пустыней. Однако такие климатические условия сложились не сразу, и белковая жизнь успела развиться и приспособиться к ним. В целом химические процессы удивительно похожи на земные.)
— Но что здесь может представлять для вас интерес?
— Многое. Роботы доставили снимки и образцы. По крайней мере два новых опьяняющих вещества, несколько антибиотиков, возможно, пряности, роскошные меха; несомненно, окажется и еще много всего интересного. К тому же есть местные жители — они могут все это для нас собирать в обмен на наши товары и достаточно развиты для того, чтобы оценить привезенное нами.
Чи облизнулась:
— А какие комиссионные!
Стефа вздохнула:
— Я не все поняла, но поверю вам на слово. Почему вы приземлились у Хайякаты? Ведь вы же знали, что самый большой город — Катандара?
— Первый контакт и так дело тонкое, лучше не собирать вокруг себя толпы,— ответил Фолкейн.— Пока что мы изучаем местный язык и обычаи, да в захолустье и спокойнее. Дело идет достаточно быстро благодаря современным мнемоническим ме-
тодикам. Император, узнав о нас, прислал учителя — Гудженги. Мы уже собирались посетить столицу, но тут наш профессор начал придумывать всякие отговорки. Это длится уже три или четыре недели.
— Хотела бы я знать, многому ли мы в действительности научились,— пробормотала Чи.
— Что такое неделя? — спросила Стефа.
— Это неважно,— ответила Чи,— Послушай, женщина, из-за тебя мы ввязались в неприятности и теперь можем потерять весь рынок сбыта.
— Что за глупости! — отмахнулась девушка.— Завоюйте их!
— Это было бы чрезвычайно аморально,— пристыдил ее Адзель,— а также против всех наших правил, в частности, из-за экономической убыточности, не говоря уже обо всем остальном.
— И долго ты будешь темнить, трещотка? — напустилась на Стефу Чи.— Почему эти солдаты гнались за тобой?
Раздался сигнал сканера. Голос компьютера произнес:
— Из города к нам приближается отряд.
Фолкейн решил, что лучше проявить вежливость и встретить посла-инструктора императора у воздушного шлюза. Но вежливость вежливостью, а бластер на поясе лучше передвинуть так, чтобы он был виден.
Дожидаясь приближения отряда, Фолкейн рассматривал крепостные стены на вершине холма. Камни стен были уложены всухую, поскольку вода здесь — слишком большая драгоценность, чтобы тратить ее на приготовление цемента. Укрепления и приземистые башни по углам охраняли несколько дюжин плетеных хижин: Хайяката — всего лишь торговый городок, перевалочный пункт для местной сельскохозяйственной продукции и приют для купеческих караванов. Здешний гарнизон был невелик; Гудженги признал, что императорская армия очистила предгорья от воинственных дикарей, обитающих в пустыне, и, как заподозрил Фолкейн, солдаты в городе были нужны в основном для предотвращения возможных беспорядков. То немногое, что Дэвид знал об икрананкской истории, не свидетельствовало о тишине и покое.
«Еще один повод для беспокойства,— подумал он,— Старый Ник не вложит ни гроша в этот дорогостоящий проект, если не будет уверенности в том, что местное правительство в состоянии обеспечить безопасную торговлю. И Катандарская империя представляется единственным подходящим для этого местом на планете. Не будет на Икрананке торговой фактории — не будет комиссионных. Что за веселую и беззаботную жизнь на острие ножа ведем мы, первопроходцы!»
Фолкейн перевел взгляд на приближающийся отряд. Он состоял из двух десятков солдат в кожаных доспехах, вооруженных до зубов (которые в их клювах отсутствовали) мечами, кинжалами, луками и алебардами. Все они носили причудливую эмблему братства тирут — как и остальные солдаты гарнизона. Впереди вышагивал Гудженги: высокий для икрананкца, покрытый всклокоченным иссиня-черным мехом, с очками в позолоченной оправе, криво сидящими на клюве. Он был облачен в длинное алое одеяние, украшенное гербом деодах — императорского братства. На узорчатом поясе висел кинжал. Фолкейну не встречался еще ни один местный житель мужского пола, который не был бы вооружен.
Землянин поклонился, скрестив руки на груди, как того требовал местный обычай.
— Приветствую благороднейшего Гудженги и весь его род,— произнес он традиционное приветствие. Выговорить все звуки этого гортанного языка он был не в состоянии: человеческая гортань для этого просто не годилась. Тем не менее Фолкейн объяснялся достаточно свободно, хотя его грамматика и хромала.
Гудженги не ответил ему столь же традиционным: «Да будет мир между нашими родами», ограничившись коротким: «Давай поговорим». Это означало наличие серьезного недоразумения, которое, как он надеется, удастся разрешить без кровопролития. Икрананкец сопроводил свои слова знаком, отвращающим зло, чего он давно уже не делал, встречаясь с торговцами.
— Окажи честь моему дому,— пригласил его Фолкейн: местный язык не имел слова, обозначающего «корабль», а назвать космолет фургоном было бы нелепо.
Гудженги приказал воинам дожидаться и неуклюже поднялся по трапу.
— Что за ужасное здесь освещение! — пожаловался он.
Местные жители не воспринимали коротковолновой части спектра, хотя могли видеть в инфракрасных лучах, так что свет флюоресцентных корабельных ламп казался Гудженги тусклым. К тому же его глаза с горизонтально расположенными зрачками не обладали способностью к адаптации в темноте, что, естественно, не требовалось жителю полушария, постоянно обращенного к светилу.
Фолкейн проводил его в салон. Пока они шли туда, Гудженги не переставал ворчать: ему было и жарко, и душно, и парко, и вообще не перестанет ли наконец Фолкейн дышать на него влажным воздухом. Сами икрананкцы не выдыхали водяных паров: влага, образовавшаяся в их организме в результате обмена веществ, сразу попадала в кровь.
Войдя в салон, Гудженги замер на пороге, поправил очки и прокаркал:
— Так значит, вы и правда дали ей убежище!
Стефа потянулась за мечом.
— Ну-ну-ну,— укоризненно пробормотал Адзель, кладя на ее руку свои железные пальцы,— разве так можно?
— Прошу тебя, присядь, благороднейший,— пригласил Фолкейн,— и позволь предложить тебе утолить жажду.
Гудженги схватил стакан с виски с плохо скрытой жадностью. Икрананкцы в этом отношении ничем не отличались от людей.
— Я верю, что вы прибыли к нам с добрыми намерениями,— сказал он,— и это досадное происшествие найдет удовлетворительное объяснение.
— Конечно,— ответил Фолкейн с большим оптимизмом, чем на самом деле чувствовал.— Мы увидели, как за этой женщиной моей расы гонятся всадники — разбойники, насколько мы могли судить. Естественно, мы предположили, что она наша соотечественница.
Чи выдохнула дым и сказала самым сладким тоном:
— Тем более что ты, благороднейший, не счел нужным сообщить нам о наличии поселения людей на вашей планете.
— Аххрр,— замялся Гудженги,— Я должен ведь научить вас столь многому...
— Но ведь не мог же ты не знать, насколько это для нас интересно,— неумолимо продолжала Чи.
— ...по вашей же собственной просьбе...
— Благороднейший, мы шокированы и огорчены.
— Но это же всего лишь одно из солдатских братств!
— Солдатское братство, имеющее большое значение в империи,— империи, с которой мы честно и открыто ведем важные переговоры.
— Но эта эршока нарушила строжайший приказ императора...
— Какой приказ? Чтобы нас держали в изоляции? Это, благороднейший, для нас еще одно неприятное открытие. Мы начинаем сомневаться, стоит ли вам доверять. Может быть, мы здесь нежеланные гости? Ты же знаешь, мы можем и отбыть. Мы не собираемся навязывать ни себя, ни свои товары.
— Нет, нет, нет! — воскликнул Гудженги, у которого слюнки текли каждый раз, когда он вспоминал о виденных образцах — от синтетических тканей до огнестрельного оружия.— Это только...
— Хотя, говоря откровенно,— гнула свое Чи,— вряд ли этим все кончится. Люди на Земле, узнав об эршока, должны будут позаботиться об их перевозке в более подходящее место. Правители Земли едва ли будут довольны, узнав, что в Катандаре скрывают присутствие их соотечественников. Может быть, с ними к тому же плохо обращаются? Боюсь, что все это вызовет большие осложнения.
Фолкейн был слишком потрясен, чтобы насладиться посрамлением Гудженги. Ведь сам он не подумал о последствиях! Если эршока вернутся на родную планету своих предков, шуму будет на всю Галактику! А его задача — держать все их открытия в секрете...
Может быть?.. Но нет. Он посмотрел на Стефу, настороженно сидевшую на кончике стула, на отблески света в ее каштановых кудрях, на серые глаза и изгиб белой шеи и понял, что не сможет предать ее, скрыв существование эршока. К тому же это было бы бесполезно: как только на Икрананке появятся торговые корабли, все выйдет наружу и какой-нибудь совестливый болван обязательно начнет болтать.
Гудженги дрожащей рукой поднял стакан, запрокинул голову и вылил виски в широко разинутый клюв.
— Я должен сообщить императору. Действительно должен. Но в сложившихся обстоятельствах... Может быть, нам удастся прийти к соглашению?
— Мы очень на это надеемся,— ответил Адзель.
— Дело в том,— признался Гудженги,— что незадолго до вашего появления случилось... аххрр... весьма прискорбное событие. Империя начала завоевание Сундрадарты.— Язык икрананкцев не предусматривал лицемерных выражений вроде «умиротворение».— Ключ к этой провинции — город Рангакора. Он сильно укреплен, его трудно захватить, так что император отправил туда свои отборные войска, эршока, чтобы они взяли крепость штурмом. Командовал ими генерал гвардии... э-э...
— Роберт Торн,— отрывисто сказала Стефа, вспомнив, что губные звуки икрананкцам не даются.
— Им удалось...
— Можно бы и поблагодарить девушку,— перебила его Чи.
Гудженги смутился и снова приложился к виски.
— Им удалось,— выдавил наконец он из себя,— захватить город. Но тут, э-э... Ро'ер'орн решил, что из Сундрадарты получится неплохое королевство для него самого. Он и другие эршока... В общем, они выбросили из Рангакоры наши войска и захватили власть. Так оно и остается по настоящий момент. Нам еще не удалось справиться с ними. Тем временем эршока в столице начали волноваться. И тут как раз появляетесь вы — той же самой расы, а может быть, и из того же братства! Разве удивительно, что император решил, аххрр, проявить осмотрительность?
— Иуда и его сребренники! — прошептал Фолкейн.
Наступила тишина, которую только подчеркивали шелест вентиляторов, нетерпеливое постукивание пальцев Чи по мундштуку и астматическое дыхание Гудженги. Стефа мрачно смотрела себе под ноги и теребила подбородок. Наконец она пришла к решению, выпрямилась и сказала:
— Да, истинно, все так и было, и это очень плохо для эршока в Катандаре. Они знают, что находятся под подозрением. Если император совсем перетрусит, он может даже приказать их вырезать. Это, правда, было бы не очень мудро с его стороны — ведь неизвестно, кто уцелеет в потасовке. К тому же мы, эршока, вовсе не хотим, чтобы империя развалилась. С другой стороны, мы должны подумать и о себе. Тут до нас дошли слухи о чужеземцах. Без этого не могло обойтись: жители Хайя-каты разнесли новости до того, как был наложен запрет, да и теперь иногда крестьянам удается проскользнуть мимо стражников. Нам, эршока из Железного Дома, обязательно нужно было узнать, что кроется за всеми этими россказнями. Иначе мы бы оказались в положении слепца на горной тропе. Я решила пробраться сюда. Это была моя собственная идея, я не кривлю душой: никто больше ничего не знал. Но стражники меня углядели.
Гудженги не воспользовался представившейся возможностью порассуждать о лояльности и субординации. Впрочем, возможно, ему это и в голову не пришло. За проведенные на Икрананке недели у Фолкейна сложилось впечатление, что туземцы преданы своим кровным родственникам, а в остальном руководствуются соображениями выгоды.
— Эй, минуточку!
В возбуждении Фолкейн вскочил с места. Гудженги схватился за кинжал, но Дэвид, не обращая на него внимания, зашагал взад-вперед по салону. Наконец он выпалил:
— Да ведь это для нас просто магия! — В катандарском языке отсутствовало слово «везение».— Ваш император напрасно подозревает нас. Мы заинтересованы в том, чтобы иметь дело с крепким государством. Наш корабль достаточно вооружен, чтобы взорвать какую угодно стену. Мы захватим Рангакору для императора.
— Нет! — вскричала Стефа, вскакивая на ноги и выхватывая меч.— Ах ты, подлый...
Фолкейн дал ее пылу остыть в стальных объятиях Адзеля, затем спросил:
— Ну, в чем дело? Разве ты не на стороне императора?
— Прежде чем тебе удастся перебить тысячу эршока,— прошипела она сквозь стиснутые зубы,— я...
И она принялась долго и в анатомических подробностях перечислять, что она сделает с Дэвидом Фолкейном.
— Ох, моя милая,— запротестовал он,— ты не поняла. Я не собираюсь никого убивать. Мы только взорвем стену-другую, чтобы припугнуть мятежников.
— О которых тут же позаботятся солдаты Джадхади,— уныло пробормотала девушка.
— Мы их защитим. Заключим с императором соглашение.
— Но послушай,— возразил Гудженги,— прерогативы императора...
Фолкейн сказал ему, куда император может девать свои прерогативы, но на латыни. По-катандарски же он предложил:
— Мы поможем вам при одном условии: вы даруете эршока амнистию. С гарантиями. Не думаю, что это такая уж высокая цена. Впрочем, это, конечно, решать императору. Мы слетаем к нему и все обсудим.
— Нет, подожди! — вскричал Гудженги.— Вы не можете!
— И как же ты собираешься остановить нас, милый малыш? — ядовито поинтересовалась Чи.
Гудженги привел массу возражений. Император разгневается, если его приказами пренебрегут. В Катандаре нет подходящего места для посадки корабля. Местное население до того перепугается, что начнутся беспорядки. И так далее, и так далее.
— Лучше пойти на компромисс,— прошептал Адзель.— Высокомерие только рождает сопротивление.
После длительных препирательств Гудженги наконец признал, что на флиттер можно согласиться. Он был невелик, передвигался быстро — его увидит не так уж много народа, а сесть он может в дворцовом саду. Действительно, ведь если отправить послание в Катандару обычным способом, на это уйдет слишком много времени.
— Вот и хорошо,— заметила Чи,— что корабль останется здесь. Он может послужить резервной базой, если вы впутаетесь в неприятности.
— Мы впутаемся в неприятности? — вскинулся Адзель.
— Не думаешь же ты, что я отправлюсь в этот пыльный мешок? Ни за что. Здесь к тому же я спокойно смогу прослушивать свои записи, пока вы, с вашими ушами, на которые медведь наступил, будете отсутствовать.
— Если ты намерена слушать то, что за неимением достаточно уничижительного термина именуется цинтианской музыкой, я буду рад убраться подальше.
— Мы можем захватить тебя с собой,— предложил Фолкейн Стефе.
Девушка держалась со странной отчужденностью, ее лицо снова скрылось за маской безразличия. Теперь она заколебалась.
— Тебе ведь это ничем не грозит? — спросил ее Дэвид.
— Н-нет,— ответила она на англике, которого Гудженги не знал.— Мои товарищи, конечно, скрыли мое отсутствие, даже если и не догадались, куда я отправилась. Это нетрудно, ведь для безмозглых икрананкцев мы все на одно лицо. Но мы обязаны... я хочу сказать, нам запрещено покидать город. Так что я не могу просто войти в ворота, а если вернусь вместе с вами, за мной будут следить.— Стефа задумалась.— Вот что можно сделать. Вы приземлитесь перед Железным Домом, и я проскользну внутрь. Если потом вас спросят, в чем было дело, вы скажете, что ошиблись и приняли Железный Дом за дворец.
— Но почему ты так стремишься избежать слежки?
— Мне это не нравится.— Стефа схватила Фолкейна за руки и наклонилась к нему: — Ну пожалуйста, Дэвид! Ты ведь был мне таким хорошим другом до сих пор!
— Да?
Девушка опустила ресницы.
— Я так надеюсь, что мы станем еще более близкими друзьями...
— Ладно, черт возьми!
Сборы были недолгими. Фолкейн переоделся в теплую куртку и штаны, натянул высокие сапоги. Белый плащ и украшенный драгоценностями берет, лихо надвинутый на одну бровь, должны были придать ему импозантности. Оружие — бластер и станнер — он заткнул за пояс, а в карман сунул рацию: ионосфера планеты позволяла поддерживать из Катандары радиосвязь с кораблем. Немногочисленные личные вещи и подарки для императора были сложены в сумку. Адзель ограничился тем, что повесил на шею радиопередатчик.
— Мы регулярно будем выходить на связь, Чи,— сказал Фолкейн.— Если никто из нас не вызовет тебя на протяжении восьми часов, разводи пары и скачи на помощь.
— Мне по-прежнему непонятно, зачем вся эта суета,— пожаловалась Чи.— Эта неуклюжая девица и так уже испортила нам всю обедню.
— Ты имеешь в виду секретность? Мы что-нибудь придумаем. В самом худшем случае, даже если сюда набьются конкуренты, старый Ник все равно урвет свое, лишь бы империя не развалилась. И... э-э... не можем же мы допустить, чтобы кровопролитие продолжалось.
— А почему бы и нет? — заупрямилась было Чи, но быстро сдалась: — Ладно уж, отправляйтесь. Я тут продолжу наши занятия с Гудженги. Чем больше у нас будет информации, тем лучше.
Представитель императора со своим эскортом уже вернулся в город. Узнав о новостях, жители Хайякаты высыпали на крепостные стены, чтобы наблюдать отбытие флиттера.
— Ох! — выдохнула Стефа, ухватившись за Фолкейна.
Он преодолел искушение проделать несколько фигур высшего пилотажа и взял курс на северо-запад. Благодаря съемкам, произведенным зондом, земляне располагали превосходными картами, а Гудженги указал им необходимые ориентиры.
Километр за километром под ними проплывала Чакора. Из своей сферической кабины путешественники видели бесконечные ржаво-зеленые поля, крошечные деревушки, вытянувшийся в цепочку караван тяжело нагруженных карикут, который охраняли вооруженные всадники на зандарах.
— Должно быть, это шекедж,— заметила Стефа.— Перевозки в здешних местах — привилегия их братства.
Адзель, размеры которого заставляли всех троих сидеть, прижавшись друг к другу (против чего Фолкейн совсем не возражал), спросил:
— Каждое ремесло — занятие одной семьи?
— Ну конечно,— ответила Стефа.— Если ты по рождению шекедж, ты будешь караванщиком. Все деодах были охотниками, пока не завоевали Катандару; теперь они — правители. Тирут и другие, как, например, мы, эршока,— солдаты. Рахинд-жи — писцы, и так далее.
— А если ты родишься с совсем другими талантами?
— О, но ведь каждое братство занимается разными делами. Основная профессия, конечно, самая почетная. Но кто-то дол-
жен вести хозяйство, работать в поле — если братство владеет землей. Это нельзя доверить чужакам, правда? К тому же любой икрананкец, прежде чем достигнет совершеннолетия и будет посвящен в секреты братства, может при желании быть усыновлен другой группой, если те, конечно, согласятся. Это, кстати, одно из отличий нас, эршока. Мы не можем вступать в браки с икрананкцами.— Стефа хихикнула, добавив весьма вульгарную шутку.— Так что мы остаемся в своем отряде. С другой стороны, как раз по этой причине мы можем вполне доверять своей молодежи — им некуда податься. И они рано проходят посвящение.
— Как я понимаю, большинство братств очень старинные?
— Да. Королевства возникают и распадаются, ни одно не существует дольше нескольких поколений, но кровное родство — это навсегда.
Ее слова подтвердили то, что Фолкейн уже подозревал. Эта всеохватывающая плановость смущала его. Если такое поведение местных жителей — врожденное, значит, этот мир плохо подходит для развития торговых операций. Но если его можно изменить, если икрананкцев удастся научить чувствовать преданность чему-то большему, чем кучка родственников?
Скоро стала видна Катандара. Город лежал не более чем в двух сотнях километров от Хайякаты, которая находилась на полпути от столицы к Рангакоре. Основная территория империи простиралась к западу и к югу, охватывая плодородные области Чакоры.
Извилистое русло реки Яндже, серебрившееся на северо-востоке, окружала пышная растительность, выделявшаяся на фоне голых холмов на востоке и выжженных пастбищ на западе. Там, где, сбегая с круч бывшего континентального шельфа, Яндже впадала в мелкое и илистое озеро Урши, и была построена Катандара. Столица с населением в полмиллиона представляла собой впечатляющее зрелище. На протяжении веков она принадлежала, как в свое время Рим и Константинополь, Пекин и Мехико, разным цивилизациям, и каждая из них строила собственные стены и башни, дома и дворцы, так что теперь городские укрепления охватывали пеструю смесь строений, по большей части каменных. Когда-то четкие грани древних камней выкрошились от времени, серые квадратные мрачные фасады выходили на старинные узкие улочки. Только в наиболее Удаленной от озера части города, на крутых склонах холма высились здания, чьи стены еще не были изъедены несущим песок ветром пустыни,— твердыня новых правителей, дворцы с мраморными стенами, украшенными абстрактной мозаикой, и сверкающими медью куполами. Этот район, как и резиденции древних владык, был обнесен собственными крепостными стенами — для защиты властителей от любящих их подданных.
Благодаря сильной оптике сканера Стефа смогла показать Фолкейну нужные ориентиры с расстояния, на котором флиттер еще не был виден горожанам. Дэвид заложил крутой вираж. Рассекаемый воздух завизжал вокруг летательного аппарата, рукояти управления завибрировали в руках землянина. В последний момент он резко затормозил и с грохотом приземлился.
— Прощай, Дэвид, до новой встречи.
Раскрасневшаяся Стефа наклонилась и поцеловала Фолкейна. Юноша ощутил сладкий запах ее волос. Через секунду ее уже не было во флитгере.
Казарма, в которой размещались эршока, представляла собой огромное здание рядом с императорским дворцом. Оно выходило на вымощенную булыжником площадь, со всех сторон окруженную домами знати. Как и они, Железный Дом имел внутренний дворик и единственную дверь наружу, но в его архитектуре — крутой крыше, головах горгон на карнизах, резьбе на двери — чувствовалась ностальгия по Земле. Немногие оказавшиеся на площади икрананкцы при виде флиттера замерли, вытаращив глаза. Так же реагировала и стража у входа — огромные бородатые воины в кольчугах, позолоченных шлемах и радужно-ярких плащах. Но эршока быстро пришли в себя, выхватили мечи и заорали. Стефа метнулась к соплеменникам. Отрывая флитгер от земли, Фолкейн краем глаза увидел, как ее быстро впустили внутрь.
— Ну а теперь — к грозному господину,— сказал он.— Будем надеяться, что он задаст нам свои вопросы прежде, чем прикажет открыть стрельбу.
У входа в гостевые апартаменты прозвучал гонг.
— Войдите,— откликнулся Фолкейн.
Слуга в облегающей ливрее откинул тяжелые занавеси, служившие внутренними дверями в этой бедной деревом стране, поклонился и объявил, что император желает видеть представителей Торгово-технической Лиги. Посланец был вежлив, но совсем не подобострастен; говоря об императоре, он обходился без титулов вроде «его величество», «всемогущий» или «внушающий трепет светоч». Система наследственных занятий не переросла здесь в иерархию каст, и служитель, чувствуя поддержку своего клана, был столь же горд и независим, как и любой солдат или писец.
— Мой спутник вышел на прогулку,— ответил Фолкейн.— Но, думаю, хватит и меня одного.
«Хватит для чего? — спросил он себя.— Мы прохлаждаемся здесь уже целую неделю. Хорошо бы, если бы кто-нибудь из этих посланцев, без конца снующих туда-сюда, догадался засунуть ракету в штаны Джадхади. А может быть, это удастся сделать мне, когда тот отвернется. Очень бы хотелось. Ну ладно, отправляемся».
Он вышел в соседнюю комнату, чтобы одеться для торжественного приема. Предоставленные ему апартаменты были просторны и в своем роде роскошны. Жаль только, что они не соответствовали его вкусу. Дэвиду, правда, нравились занавеси из великолепного оранжевого меха (особенно если подумать о том, сколько за них можно было бы выручить на Земле), но росписи на стенах не только были выполнены в совершенно чуждой человеку манере, но и казались его непривычному к местному освещению взгляду набором черных пятен. Голый пол был таким холодным! И ни одно из низких кресел и украшенных балдахинами лож не было удобным — ведь они предназначались для икрананкцев.
С балкона находящейся на третьем этаже комнаты открывался вид на дворцовые сады. Они напоминали старинную японскую гравюру: скалы, низкие растения с изысканно подобранными оттенками листвы. Имелась даже такая роскошь, как фонтан: его струи играли внутри стеклянной колонны, чтобы не дать испаряться драгоценной влаге. Поверх окружающей сад стены были видны только городские крыши. С запада сквозь пелену пыли пробивались зловещие красные лучи солнца. «Опять пыльная буря,— подумал Фолкейн,— несладко приходится местным крестьянам».
Провести неделю в императорском дворце было бы интересно, будь это человеческая империя, достигшая необходимого уровня декаданса. Катандара не соответствовала этим стандартам. От нечего делать Дэвид упражнялся в местном языке, читая эпическую поэму, названную скромным автором величайшей поэмой в мире. В ней было даже больше загадок, чем в Библии. Дэвид показал язык фолианту и включил рацию.
— Привет, Адзель,— сказал он на латыни,— как ты там?
— Похоже, мы направляемся в таверну,— ответил голос воданита.— По крайней мере, вывеска гласит, что это «Дом изысканных наслаждений и крепких напитков».
— О боже, как жаль, что мне пришлось остаться на посту... Ну так вот: меня вызывает самая главная шишка. Скорее всего, для новой порции болтовни и проволочек, но кто знает. Так что держи радиоушки на макушке.
Насколько было известно галактическим путешественникам, этот способ связи не был известен икрананкцам и мог при случае оказаться тузом в рукаве.
Если только эршока не научили... Нет, это казалось маловероятным. Ведь их предков высадили в том, что было на них надето, почти без всяких инструментов. Водоворот местной цивилизации быстро закружил их, тут уж стало не до воспоминаний о земных достижениях. Зачем делать ружья или что-то еще, даже если бы на это нашлось время и умение, раз можно просто воспользоваться тем, что ты вдвое сильнее и выносливее местных жителей? За исключением немногих приспособлений, нужных в повседневной жизни, эршока ничего не дали здешней технологии, и их великие знания быстро стали всего лишь легендой.
— Хорошо,— ответил Адзель.— Я объясню капитану Падри-ку, что это всего лишь безвредная магия. Мне и так приходится его все время успокаивать: он что-то нервничает. Желаю удачи.
Фолкейн вернулся в приемную и последовал за слугой. Тот вел его по бесконечным коридорам и пандусам. Дворец гудел как улей: шаги, голоса, шуршание одежд и шелест бумаг раздавались отовсюду. Навстречу Фолкейну попадались чиновники в длинных одеяниях, закутанные в плащи с капюшонами торговцы, крестьяне в килтах, скотоводы в широкополых шляпах и в сапогах со шпорами; встретился даже купец, прибывший издалека, из жарких земель тропиков, дрожащий в своем теплом меховом балахоне. Бурный поток жизни империи омывал дворец императора — корону на лбу царственного города. Заманчивые запахи из кухни напомнили Фолкейну, что он голоден. Нужно признать, что местные кулинары были на высоте — это порадует ван Рейна, если все пойдет удачно.
У входа в тронный зал на страже стояли четыре эршока в таких же ярких плащах, как и часовые у Железного Дома. Стоять навытяжку не было принято в армии икрананкцев, и люди оказались достаточно сообразительны, чтобы не вводить здесь это новшество, но тем не менее воины со своими сверкающими алебардами казались неподвижными, как статуи. Рядом с ними располагалась дюжина лучников братства тирут. Фолкейн не сомневался, что они появились во дворце недавно, только с тех пор, как начались неприятности в Рангакоре. Впрочем, нельзя винить Джадхади в излишних предосторожностях: ведь он теперь не мог доверять собственной Sicherheitsdienst[49].
И все же было что-то совершенно шизофреническое в его подозрительности: вместо того чтобы ухватиться за предложение Фолкейна о возвращении захваченного города, император в течение недели допрашивал землянина. Поскольку, приняв предложение, он ничего не терял (по крайней мере, никакие возможные осложнения не обсуждались), приходилось отнести нерешительность Джадхади за счет сильнейшей ксенофобии. Но что вызвало ее и что тут можно сделать?
Слуга откинул занавеси, и Фолкейн вошел в тронный зал.
Джадхади ожидал его, сидя верхом на Звере Катандары, бронзовой позолоченной химере. Фолкейн остановился в положенных семи шагах от владыки (расстояние, как подозревал Дэвид, считавшееся достаточным, чтобы стражи-эршока успели схватить злоумышленника в случае покушения) и поклонился.
— Где твой спутник? — резко спросил Джадхади.
Гладкий рыжевато-черный мех и алое одеяние пожилого императора не скрывали его кругленького животика. В одной руке Джадхади сжимал украшенный самоцветами скипетр, который в случае необходимости мог послужить и оружием.
— Один из офицеров гвардии пригласил его на прогулку по городу, благороднейший,— объяснил Фолкейн.— Мы сочли, что отсутствовать нам обоим...
— Какой офицер? — спросил Джадхади, наклоняясь вперед.
Ближайшая к нему стражница, покрытая шрамами седая могучая валькирия, положила руку на рукоять меча. Придворные, писцы, советники, чародеи, младшие отпрыски знатных семейств, обучающиеся приемам управления, придвинулись поближе. Их глаза горели красным огнем в тусклом свете.
— Э-э... его зовут Хью Падрик, благороднейший.
— Аххрр... И скоро они вернутся?
— Я не знаю, благороднейший. Что-нибудь срочное?
— Нет. Пожалуй, нет. Но мне это не нравится.— Джадхади повернулся к гвардейцу-туземцу: — Пусть их найдут и вернут.— Подозвав писца, он велел: — Немедленно вывеси приказ о том, что всем эршока запрещается приближаться к делегатам Торгово-технической Лиги.
— Благороднейший! — Из-за цепи стражников, эршока и представителей братства отнакаджи, стоящей вдоль ряда малахитовых колонн, выступил единственный человек в зале, кроме часовых и Фолкейна,— седой старик, сохранивший, однако, воинскую выправку. Фолкейн встречал его на других аудиенциях: это был Гарри Смит, старейшина эршока.— Я протестую!
В зале воцарилась мертвая тишина. Все замерли, только язычки пламени в серебряных канделябрах заставляли тени скользить по мрамору, мехам и роскошным тканям да едкий дымок поднимался из курильниц. Музыканты за колоннами перестали играть, и лишь затейливо украшенные часы на стене, казалось, затикали громче.
Джадхади застыл на своем Звере. Его глаза сверкали так же холодно, как алмазные глаза химеры.
— Что ты сказал? — спросил он резко.
Смит бестрепетно ответил:
— Благороднейший, мы, эршока из твоей гвардии, как и ты, возмущены неповиновением Роберта Торна. Он больше не один из нас, и мы не примем обратно его приспешников.— Смит кинул на стражницу-валькирию взгляд более свирепый, чем требовала ситуация.— Только позволь нам выступить на Ран-гакору, и мы докажем тебе, что эршока так же верны дому деодах, как и во времена Джадхади Первого. Но ты нам не доверяешь. Ты держишь нас без дела, за нами следят, другие братства по твоему приказу делят с нами обязанности, которые были нашей привилегией со времен воцарения твоей династии. Все это мы сносим терпеливо, мы понимаем: ты опасаешься того, что узы крови окажутся сильнее верности государю. Тем не менее воины раздражены. Они ворчат. Если теперь ты открыто оскорбишь их, я не ручаюсь за последствия.
Секунду человек и икрананкец пристально смотрели друг на друга. Затем Джадхади отвернулся и обратился к своему главному чародею:
— Что скажешь, Нагагир?
Согбенный старец в тоге, украшенной магическими символами, не стал указывать своему повелителю на очевидное обстоятельство: в зале находилось полсотни эршока, которые не потерпели бы насилия над своим главой. Ответ его был мудр:
— Не стоит придавать этому делу особого значения, благороднейший. Очень немногие из гвардейцев имеют шанс повстречаться с твоими почтенными гостями. Если запрет их так задевает, отмени его — большой разницы это не составит.
— Я озабочен соблюдением твоих же собственных интересов, благороднейший,— мягко сказал Смит.
Фолкейн счел, что ему самое время вмешаться:
— Если мы не задержимся здесь, благороднейший, вопрос разрешится сам собой. Согласись на мое предложение, и мы тут же отправимся в Рангакору; откажись от него — и мы вернемся к себе. Не пора ли принять решение?
— Аххрр, приказ отменяется,— сдался император.— Я не могу решать вслепую,— ответил он Фолкейну.— Мы слишком мало знаем о вас. Даже с самыми благими намерениями вы можете накликать несчастье. Ради того, чтобы этого не случилось, я вас и позвал сегодня. Я хочу, чтобы ты объяснил свои обряды Нагагиру — он сможет оценить, достаточно ли они благочестивы.
«О нет!» — простонал про себя Фолкейн.
Тем не менее он нашел беседу с чародеем интересной. Фолкейна всегда удивляло полное, казалось бы, отсутствие религии в местном обществе, а обсудить это удивительное обстоятельство с Гудженги он не успел. Хотя он не рискнул задавать Нагагиру прямые вопросы — обнаружить незнание могло быть не менее опасно, чем остаться в неведении,— окольными путями он выведал у него кое-что. Притворяясь, что не понимает некоторых вещей, Фолкейн заставил чародея объяснить ему главное в местных верованиях.
Только идиот или невежественный турист рискнул бы делать обобщения касательно всей планеты, познакомившись с одной-единственной культурой. Но обычно предполагалось, что наиболее развитая цивилизация обладает по крайней мере одним изощренным теологическим учением. Религия же Катандары была на удивление примитивной. Фолкейн даже не был уверен, можно ли назвать эту мешанину религией. У местных жителей не было богов; их бытие представлялось им просто обычным течением событий, нормальным предсказуемым порядком вещей, существовавшим с начала времен, когда доисторические Пламя и Лед, соединившись, породили Вселенную. Но катандарцы верили в каких-то неопределенных демонов, силы, вечно стремящиеся к созданию хаоса. Их modus operandi[50] заключался в том, чтобы вызывать несчастья. Держать эти силы в узде можно было только с помощью магии — от бесчисленных повседневных обрядов и табу до сложных таинств, в которые были посвящены чародеи.
К тому же не все маги оказывались благочестивы. Никогда нельзя было быть уверенным в том, что кто-то из них не окажется развращен настолько, чтобы служить силам разрушения.
Мифология выглядела столь же параноидальной, как и все прочие достижения икрананкской мысли. Фолкейн начал сомневаться в том, что с катандарцами стоит заключать торговый договор.
— Конечно,— сказал он Нагагиру,— мы в Торгово-технической Лиге все могучие волшебники. Мы усердно изучаем законы случая, правящие миром. Я буду рад научить тебя весьма полезному обряду, который мы называем покер. Что же касается отвращения несчастий, мы могли бы продать вам талисманы по невероятно низкой цене, например волшебную траву, которая называется клевер с четырьмя листиками.
Нагагир, однако, хотел знать подробности. Он подозревал, что магия землян может оказаться менее действенной, чем они думают: силы разрушения иногда притворяются слабыми и тем заманивают простаков, чтобы вернее их погубить. И вообще, вдруг это черная магия — благороднейший, конечно, понимает, что это необходимо выяснить.
Не обладая познаниями Мартина Шустера, чтобы опрокинуть целый религиозный культ с помощью каббалы, Фолкейн был вынужден прибегнуть к проволочкам.
— Я подготовлю обзор, и мы с тобой его обсудим,— предложил он Нагагиру. «Господи, помоги мне,— сказал он себе,— или, вернее, -Чи Лан, помоги мне. От Адзеля толку мало: этот буддист только и годится на то, чтобы издавать успокоительные звуки. А вот Чи другое дело: я сам видел, как она гадала на картах на вечеринке. Надо связаться с ней и придумать что-ни-будь». Вслух он произнес: — Если ты сделаешь такой же обзор своей системы, это очень нам поможет.
Клюв Нагагира широко раскрылся. Джадхади привстал на своих золоченых стременах и, указывая на Фолкейна скипетром, проскрежетал:
— Ты пытаешься выведать наши секреты?
— Нет, нет! — замахал руками Фолкейн, покрываясь холодным потом.— Мне не нужно никакой секретной информации — я хочу сказать, ничего такого, что не положено знать непосвященным. Я имел в виду те обычаи, которые известны всем — кроме, конечно, чужестранцев вроде меня.
Нагагир успокоился.
— Это можно сделать, — ответил он, — хотя составление обзора займет определенное время.
— И сколько же времени на это нужно?
Нагагир пожал плечами. От остальных тоже было мало прока. Хотя часы здесь были известны уже несколько столетий, а эршока их усовершенствовали, катандарцы использовали их просто для того, чтобы отмерять периоды работы и отдыха. Жители планеты, где отсутствовала смена дня и ночи и не было времен года смутно представляли себе отрезки времени более короткие, чем их семидесятидвухцневный год. А в глуши, где приземлился «Через пень колоду», дела обстояли еще хуже: крестьяне просто работали до тех пор, пока не чувствовали, что пора на отдых. Несомненно, это был очень здоровый образ жизни, но Фолкейну от этого не становилось легче.
— Позволь мне удалиться, благороднейший,— сказал он.
Джадхади разрешил, и Фолкейн поспешил покинуть зал, прежде чем выцарапает глаза благороднейшему.
— Пусть мне принесут обед,— приказал он сопровождавшему его слуге.— И принадлежности для письма, и кувшин пива. Большой кувшин.
— Какое пиво желает благороднейший?
— Крепкое, конечно. Брысь!
Фолкейн задернул занавеси в дверном проеме.
Чья-то рука стиснула его горло. Фолкейн икнул и потянулся к оружию, отбиваясь от нападавшего. Ему удалось лягнуть его, но того защитил высокий сапог, а другая рука сжала правую руку Дэвида. Как ни силен был Фолкейн, хватка противника не давала ему вытащить бластер. Не смог он дотянуться и до станнера на левом бедре: второй силач-эршока вцепился в его левую руку. Фолкейн начал задыхаться. Землянин ударил ногой того нападавшего, что был слева, попал по щиту и завопил бы от боли, если бы мог. Теперь эршока крепко держали его. И тут в поле зрения Фолкейна вплыло лицо Стефы Карле. Ее рука прижала к его носу какую-то мокрую тряпку. Душитель ослабил хватку, и Дэвид рефлекторно сделал глубокий вдох. Он ощутил резкий запах, все закружилось у него перед глазами, и он провалился в темноту.
Как правило, рассказывал Хью Падрик, Старый Город — не самое безопасное место на свете. Помимо того, что там традиционно обитают представители братств убийц, грабителей и карманников (не говоря уже о менее опасных занятиях: азартных играх и проституции), он предоставлял убежище приверженцам прежних династий, ненавидящих узурпаторов — братство деодах. Поэтому эршока не ходили в Старый Город поодиночке. Однако сейчас, сказал Хью, бояться нечего: Адзель заменяет собой целый отряд.
— Но я вовсе не хочу ввязываться в неприятности,— пожаловался воданит.
— Вряд ли это тебе грозит,— улыбнулся Падрик.
Это был высокий молодой человек, одетый в рубашку, брюки, высокие сапоги и плащ, вооруженный мечом и кинжалом. Вьющиеся русые волосы обрамляли обветренное лицо с римским носом и явно недавно отпущенной бородкой. Фолкейн и Адзель находили его интересным собеседником, когда он раньше навещал представителей Торгово-технической Лиги, и Адзель, любопытство которого не уступало его размерам, не смог устоять перед соблазном, когда Падрик пригласил его на прогулку по городу.
Выйдя из дворцовых ворот, они пересекли Новый Город. На воданита глазели, но сенсации его появление не вызвало. Все уже знали о гостях императора, к тому же представители образованных классов имели некоторое представление об астрономии.
— Это вы, люди, научили их? — спросил воданит Падрика, когда речь зашла об этом.
— Немножко, мне кажется,— ответил эршока.— Как мне говорили, они уже знали о том, что планеты, вращающиеся вокруг солнца, такие же миры, как и их собственный, и даже представляли, что звезды — это другие солнца.
— Откуда же они узнали? Здесь ведь всегда день?
— От жителей Рангакоры, я думаю. Этот город имеет более высокоразвитую науку, чем остальные. Он расположен достаточно близко к Сумеречным краям, так что их путешественники могли заходить и во Тьму для наблюдения за звездами.
Адзель кивнул. Циркуляция атмосферы должна приводить к тому, что в тех местах еще достаточно тепло для икрананкцев — даже в Бессолнечной Стране, у антиподов, температура редко падала ниже минус пятидесяти градусов. По этой причине, а также из-за того, что Икрананка меньше Земли, а видимый размер ее светила — больше, пограничный эффект проявляется здесь не так резко: климат в приполярных зонах и в Сумеречных краях особенно не отличается от климата умеренного пояса.
Местные жители, рискующие путешествовать в холодном полушарии, должны страдать от неприспособленности их зрения к темноте. Но, соорудив там склады топлива, они обеспечили себе освещение. Вероятно, побудительной причиной для этого изначально была разработка полезных ископаемых, и только потом они начали удовлетворять свое научное любопытство.
— По правде говоря,— пробормотал Падрик/— Рангакора гораздо лучше этого города: более удобна для жизни и более... э-э... цивилизована. Иногда я думаю, как хорошо бы было, если бы наши предки встретили жителей Рангакоры прежде, чем присоединиться к толпе дикарей — завоевателей этой паршивой империи,— Он умолк и оглянулся вокруг, чтобы удостовериться, что его никто не подслушал.
За стеной, отделявшей Новый Город, начинался крутой спуск. Здания, мимо которых они шли, становились все более древними, обветшалые серые дома теснились друг к другу, на их закрытых дверях можно было разглядеть символы давно погибших цивилизаций. На рыночной площади торговки расхваливали свои товары — еду, напитки, ткани, меха, изделия местных ремесленников. В мастерских позади лавок стучали молотки, жужжали гончарные круги, скрипели ткацкие станки. Но сами лавки были наглухо закрыты от прохожих: как бы какой-нибудь демон или злой волшебник не навел порчу на товары.
Толпа, заполнявшая узкие улочки, была шумной и безалаберной. Чтобы проложить себе дорогу, никто не стеснялся применять силу; доверху груженные дарами полей Чакоры крестьянские тележки, запряженные карикутами, со скрипом тащились навстречу полуобнаженным носильщикам с тюками на бритых головах, жавшимся к стенам домов, когда появлялись чванливые караванщики-шекедж. Встретившийся Адзелю и Падрику большой фургон охранялся не кем-нибудь, а лучниками братства тирут: он перевозил спрессованные в доски стволы местных «деревьев» — материал более драгоценный, чем бронза. Всадники-лахнакони на неуклюже переваливающихся зандарах — в тесноте города животные не могли передвигаться скачками — везли на продажу меха; жители пустыни крепко сжимали копья и настороженно озирались. Резкие голоса икрананкцев, скрип повозок, топот копыт, стук молотков сливались воедино, напоминая грохот прибоя. Ветер нес пыль и дым, воздух был наполнен тысячью острых запахов.
Горожане безропотно уступали дорогу Адзелю; некоторые из них даже пытались влезть на стену при его приближении. Сотни клювастых лиц боязливо смотрели на него с плоских крыш. Падрик нес на высоком древке флажок братства деодах, к тому же молва уже успела предупредить об их приближении. Но все равно большинство катандарцев были явно не в своей тарелке.
— Почему это тот старик в коричневом одеянии — там, в проходе,— делает в нашу сторону какие-то знаки? — спросил Адзель.
— Это чародей. Он отводит проклятие, которое ты можешь навлечь на здешних жителей. По крайней мере, он на это надеется.
Ответ Падрика оказался почти заглушён поднявшимися вокруг воплями.
— Но я же никого не проклинаю!
— Ему это неизвестно. Да и вообще, здесь считается, что все новое, скорее всего, вызвано черной магией.
«Похоже, что такие же взгляды распространены и в здешнем высшем свете,— размышлял Адзель.— Это может объяснить явное нежелание Джадхади заключать соглашение с послами Лиги. Нужно обсудить это с Дэвидом по возвращении».
Падрик показывал ему местные достопримечательности: статую, которой пять тысяч лет (по земному календарю); дворец правившей раньше династии, превращенный теперь в склад; дом, дверь в который была сделана в форме клюва... Адзеля больше интересовали великолепные дворцы самых влиятельных братств: в них жили старейшины и там же братства собирались на совет. Хотя члены этих групп поддерживали правительство, кланы не перенесли свои резиденции в Новый Город, да и зачем? Империи, династии, цивилизации приходят и уходят, они эфемерны. Только братства вечны.
— Вон Дом Каменного Топора,— показал Падрик,— Он принадлежит братству датгагир. Их Старейшина все еще владеет этим кремневым топором: никто не знает, когда его сделали, известно только, что это случилось еще до того, как научились получать металлы.— Он зевнул,— Тебе это все не надоело? Не пойти ли нам туда, где жизнь еще не замерла? В Старом Городе есть веселые кварталы.
— А не будут ли там тоже смущены моим появлением? — спросил Адзель.
Ему очень хотелось надеяться, что нет. Его уязвляло, что при его приближении матери хватают и прячут детенышей — этих милых пушистых малышей, которых ему так хотелось бы подержать на руках.
— Не особенно,— ответил Падрик.— Там не так боятся черной магии, поскольку сами ею занимаются.
Они спустились еще ниже, миновали полуразрушенную стену и вошли в извилистый проход. Дома здесь были выше и уже, чем старинные здания, они теснились друг к другу, верхние этажи имели нависающие балконы, так что лишь изредка удавалось увидеть кусочек лилового неба, а тени стали темными и непроницаемыми. Строители этого района жили в более благодатные времена, когда земля еще не так иссохла; они вымостили улицы, чтобы не ходить по грязи. Копыта Адзеля громко стучали по камням: квартал был тихим, закутанные в плащи фигуры прокрадывались от двери до двери, и только откуда-то доносились тихие звуки арфы. Пока Адзель и Падрик спускались по откосу на дно древнего моря, можно было видеть одновременно озаренные красными лучами солнца скалы над столицей и развалины верфей на берегу заросшего водорослями озера Урши.
Падрик остановился.
— Как насчет того, чтобы промочить горло?
— Мне нравятся ваши напитки...
Адзель умолк. Рация на его шее заговорила голосом Фолкейна.
— Что за демон! — вскричал Падрик, отскакивая назад и хватаясь за меч.
Двое икрананкцев, сидевших на корточках у двери дома, поспешно скрылись внутрь.
Адзель успокоительно помахал рукой и закончил свою беседу по-латыни с Фолкейном.
— Не пугайся. Это всего лишь немножко магии, совсем безвредной,— обнадежил он Падрика.— Заклинание от сил зла, прежде чем войти в незнакомый дом.
— Это может пригодиться,— расслабился его спутник.— Особенно здесь.
— Зачем же мы пришли сюда, если ты чего-то опасаешься?
— Ради выпивки, игры, может быть, драки. В казарме скучно. Пошли.
— Я... мне кажется, лучше бы вернуться во дворец.
— Что? Веселье еще только начинается!
Падрик дернул Адзеля за руку, хотя с таким же успехом мог бы попытаться сдвинуть с места скалу.
— Может быть, в другой раз. Магические предзнаменования...
На лице Падрика появилось оскорбленное выражение:
— Ты мне не друг, если отказываешься со мной выпить.
— Прости меня,— сдался Адзель.— Ты был так добр, я не хотел бы обидеть тебя своей невежливостью.
К тому же в горле у него пересохло; да и Фолкейн не требовал от него никаких немедленных действий.
Падрик откинул полусгнившую кожаную портьеру. Какая-то потаскуха стала подбираться к нему с хриплыми приглашениями, увидела, что это человек, и быстро ретировалась. Падрик засмеялся:
— Здешние красотки не про нас, что ж поделаешь. Зато в Железном Доме можно легко и свободно найти себе подружку.
Когда следом за эршока в полную посетителей, дымную комнату протиснулся воданит, там воцарилась мертвая тишина. Над столами, где сидели завсегдатаи, засверкали ножи. Факелы на стенах бросали зловещий свет — тусклый для Адзеля, яркий для местных жителей — на грязную одежду, жадные лица, немигающие глаза. Падрик прислонил к стене древко своего флажка и поднял обе руки:
— Мир между нашими родами. Вы меня знаете — я Хью из дворцовой гвардии, и в драке я не из последних. А это — гость императора. Он хоть и велик, но не зол, и никакой демон не следует за ним по пятам. Любой демон побоится.
Какой-то пьянчуга в углу хрипло рассмеялся. Это несколько разрядило атмосферу. Посетители вновь потянулись к кружкам, хотя и продолжали искоса кидать настороженные взгляды, а их бормотание наверняка не содержало ничего лестного для чужака-дракона. Падрик нашел себе табуретку у стола, Адзель свернулся на земляном полу напротив эршока. Хозяин таверны наконец набрался смелости спросить, чего гости желают. Падрик показал на Адзеля и щедро распорядился:
— Налей его доверху.
Икрананкец наклонил голову, прикинул емкость посетителя и довольно потер руки.
Бренди, или джин, или арак — как бы ни называлось пойло, которое гнали из местных фруктов,— по крепости напоминал концентрированную серную кислоту. Но у него был приятный запах. Адзель залпом выпил пол-литровую кружку. «Не следует быть жадным»,— напомнил он себе.
— Не стесняйся. Я плачу.— Падрик звякнул полным кошельком.— У нас хорошее жалованье, надо отдать Зверю справедливость.
— Вот что меня всегда интересовало: ведь не все эршока живут в Железном Доме?
— Нет, конечно. Ты несешь там службу, когда тебя назначат, пока не женишься. И еще Железный Дом — наша штаб-квартира. Дома, в которых живут семьи, разбросаны по всему Новому Городу. Часть живет на фермах — кто где хочет. Выйдя замуж, женщины обычно уходят со службы. Мужчины раз в год проходят тренировки, ну и, конечно, встают под ружье в случае войны.
— Как же тогда отряд Роберта Торна рискнул восстать? Ведь их семьи оказались заложниками императора?
— Да нет. Если Джадхади тронет хоть одного из нас, мы все восстанем — от Гарри Смита до последнего мальчишки-барабанщика, и быть тогда голове императора на пике. Да кроме того, многие жены и дети сопровождали отряд. Так обычно бывает, когда ожидается длительный поход или осада. Женщины — прекрасные часовые в лагере, куда против них этим хлипким икрананкцам; они и поварихи, они и...— И Падрик продолжил перечисление женских функций.
Будь это на Земле, женам и детям не следовало бы сопровождать войско, учитывая примитивность культуры и неразвитость медицины. Но никакие местные бактерии не были страшны землянам. Это, кстати, делало из эршока таких непобедимых солдат: ведь болезни губят армии более неумолимо, чем сражения.
— Я так вам сочувствую,— сказал Адзель.— Должно быть, это очень тяжело — при вашей тесной сплоченности оказаться по разные стороны баррикад.
— Кто это тебе сказал? — вскинулся Падрик.— Этот выживший из ума Смит? Ну конечно, в те времена, когда он был молод, узы крови не были так сильны. Ему не удастся поднять против Торна никого из моих ровесников.— Он осушил свой стакан и помахал хозяину, требуя пополнения.— Похоже, правда, что офицерам в Железном Доме удастся заставить эршока соблюдать нейтралитет.
Чтобы переменить опасную тему, Адзель спросил Падрика, видел ли он Стефу Карле после ее возвращения.
— Конечно, черт побери! — с энтузиазмом воскликнул тот.— Ну и девка!
— Очень милая, хотя и несколько импульсивная,— согласился Адзель.
— Я не совсем это имел в виду. Хотя, истинно, в бою она не уступит любому воину. Выпьем за Стефу!
Стаканы со звоном ударились друг о друга. Видя, как добродушен дракон, завсегдатаи таверны приободрились. Вскоре икрананкец — прежний собутыльник Падрика — присел к их столу и приветствовал гостя.
— Добро пожаловать! — вскричал эршока.— Пей, я угощаю!
— Все-таки нам следовало бы уже вернуться,— вспомнил Адзель.
— Не глупи. И ты обидишь моего доброго друга Ракшни. Он хочет с тобой познакомиться.
Адзель пожал плечами и снова опрокинул кружку. К компании присоединились другие икрананкцы. Они начали петь, потом заспорили о положении в Рангакоре — без особого пыла, поскольку никого в Старом Городе особенно не интересовало, что будет с этим выскочкой-императором, потом случилась небольшая потасовка между тремя или четырьмя местными головорезами. Это окончательно сплотило компанию, и кувшин снова пошел по кругу. Начались тосты — за их братства, за потаскух, пивших с ними вместе, за доброго старого короля Аргаша, за реку Яндже, которая поит Катандару, за озеро Ур-ши, в котором так удобно прятать концы в воду, за Хью Падрика — за Хью Падрика особенно часто, ведь именно он платил за выпивку. Потом собутыльники уже не могли вспомнить, за что они выпили, а за что еще нет, в ход пошли кости и карты, и всем было очень весело. Выпивка стоила недорого, а в кошельке Падрика хватало денег. Когда вечеринка все-таки закончилась, это произошло не потому, что кошелек опустел, а потому, что большинство участников свалились на пол и отключились.
— Я ддж... должжен вернусся,— выговорил Адзель.
Его конечности оказались почему-то совершенно ненадежными, а хвост проявил возмутительную самостоятельность и начал вилять. В результате большая часть мебели оказалась разбита в щепки, но хозяин не возражал: он тоже отключился.
— Ик... конечно, истинно так,— Падрик, пошатываясь, встал на ноги,— Долг зовет.
— Зовет визгливым противным голосом,— подтвердил Адзель.— Ммой друг, у тебя... ик! совершш... совершенно неверные представления. Ессли бы ты... ик! ощщутил единство мироздания — только не следует делать обыччную ошшибку и путать нирвану с полным исчезновением.
Адзель не был фанатиком, но нужно же дать этому отличному парню, шагающему с ним в обнимку, ясное представление о махаяне[51]. Вот он и читал ему проповедь весь обратный путь. Падрик пел. Местные жители предусмотрительно убирались с дороги.
— Ну и вот,— бубнил Адзель,— как видишш, реинкарнация вовсе не являесся необходимым атрибутом кармы.
— Подожди!
Падрик остановился. Адзель наклонился, чтобы видеть спутника. Они были у ворот в Новый Город.
— Э-э... в ччем дело?
— Вспомнил об одном поручении.— Падрик протрезвел с неожиданной быстротой. Пил ли он в таверне наравне с остальными? Адзель не заметил.— Ты иди дальше.
— Но я как раз подхожжу к самому интересн...
— Потом, потом.
Ветер дул по пустой улице, неся песок. Кроме них, поблизости никого не было. Странно, возникла у Адзеля смутная мысль. Горожане, конечно, и раньше расступались перед ним, но не до такой же степени. Нельзя было и предположить, что все вокруг спят: за отсутствием ночей в любое время количество бодрствующих было примерно одинаковым.
— Ну что жж, спасибо за очень интереш... интереш... интересную прогулку.
Адзель протянул руку. Падрик торопливо, почти испуганно пожал ее и кинулся прочь, только меч звякнул в ножнах.
И место тоже странное. Мысли Адзеля по сентиментальной привычке обратились к Водану — его прекрасным широким равнинам, освещенным ярким солнцем, где можно было мчаться километр за километром, а после скачки дружной компанией сидеть у костра — друзья, ребятишки, самки... Но все это позади. Его семья всегда поддерживала отношения с Лигой, родные хотели, чтобы он получил современное образование; вот он и получил его — и так переменился при этом, что теперь уже никогда не сможет чувствовать себя своим среди охотников. Он не скучал по представительницам прекрасного пола: его возбуждал только запах самок в сезон спаривания. Но простодушное принятие собственной принадлежности к виду было утрачено навеки. Адзель вытер глаза и затрусил по улице, покачиваясь из стороны в сторону.
— Вот он!
Адзель резко остановился. Перед стенами Нового Города раскинулась широкая площадь. Она кишела солдатами. Адзель никак не мог сообразить, сколько же их: они почему-то раздваивались, как амебы, если он пытался получше их разглядеть. Но все равно их было много, и все как один икрананкцы. Ворота были закрыты, и перед ними стояли катапульты.
Вперед вырвался отряд кавалерии.
— Стой, ты! — закричал его командир.
Наконечник его копья кроваво сверкал в лучах красного солнца.
— Я и так стою,— рассудительно ответил Адзель.
Как ни боялись зандары дракона, императорская кавалерия была хорошо вымуштрована: всадники начали окружать Адзеля.
— Благороднейший,— нервно обратился к нему командир,— нам нужно поговорить. Случилось несчастье, и император желает тебя видеть.
Адзель прижал руку к груди так, что чешуи заскрипели, и поклонился. Его шея все сгибалась и сгибалась вниз, пока на-
конец морда не ткнулась в землю. Это ему не понравилось, но он постарался сохранить светский тон.
— Ну яссное дело, все, что угодно. Готов служжить. Пшшли к императору.
— Э-э, ради соблюдения этикета, благороднейший, император желает, чтобы ты был украшен этими почетными знаками.
Офицер поманил пехотинца, который повиновался без видимого ликования. Он нес цепи.
— Что?
Адзель попятился. Его ум помутился.
— Стой, ты! — закричал офицер/— Стой, или мы будем стрелять!
Солдаты у катапульт взвели пружины. Эти неуклюжие машины могли прострелить копьем с металлическим наконечником даже воданита.
— Н-но ччто сслучилось? — запричитал Адзель.
— Все, что угодно. Должно быть, все демоны сорвались с цепи. Твой напарник исчез, а вместе с ним и многие эршока. Когда император узнал об этом, он заподозрил предательство и приказал окружить Железный Дом. Воины внутри рассвирепели и отказались сдаться. Они стреляли в наших солдат!
Офицер вцепился своими пальцами-коггями в хохолок на голове. Плащ его захлопал по ветру, зандара сделала скачок. Солдаты, выставив копья, по-прежнему окружали воданита.
— Что? — Будь проклято это пойло! И под рукой нет ничего, что помогло бы быстро протрезветь. Адзель включил рацию/— Дэвид! Где ты? Что шшлучилось?
Никакого ответа.
— Дэвид! Тревога! На помощь!
— Ты только постой спокойно,— увещевал офицер.— Сначала руки. Если ты невинен, тебе ничто не грозит.
Адзель переключился на волну Чи Лан:
— Чи! Ты тут?
— Конечно тут,— пришел ядовитый ответ.— Где же мне еще быть?
Адзель про себя продекламировал тантру-другую. Их благодетельное влияние несколько разогнало туман у него в голове. Кое-как он объяснил Чи ситуацию.
— Я пойду с ними. Мирно. А ты давай ссюда вместе с кораблем. Тогда им придется оссвободить меня, и мы ззаймемся поисками Дэвида.
— Немедленно,— ответила Чи.
Целый отряд чародеев у ворот делал отчаянные пассы в сторону Адзеля. Тот повернулся к офицеру.
— Да, конечно, я пойду ссс... с вами к императору.
Рация издала какие-то неотчетливые звуки. Должно быть,
Чи разговаривает с кем-то еще. Адзель протянул руки и оскалился. Это должно было изображать улыбку, но на виду оказалось слишком много устрашающих клыков.
Офицер подтолкнул солдата с цепями концом копья:
— Ну давай. Выполняй свой долг.
— Выполняй сам,— заупрямился тот.
— Что я слышу?! Ты противоречишь приказу?!
— Да.
Солдат попятился. Верховые воины отнеслись к нему с явной симпатией и расступились, давая дорогу.
— Да ладно,— сказал Адзель.
Ему хотелось как можно скорее увидеть Джадхади и узнать в подробностях, что же произошло. Он рванулся вперед, кавалеристы взвизгнули и кинулись врассыпную.
— Я только хочу помочь! — воскликнул воданит.
Он поймал солдата, отобрал у него цепи и отпустил его. Тот рухнул на землю и сжался в комочек. Адзель присел, опираясь на хвост, и стал рассматривать цепи. Их звенья погнулись.
— Как же я их застегну? — сварливо осведомился он.
Чем старательнее он распутывал цепь, тем больше звеньев
сцеплялось друг с другом. Императорское войско зачарованно наблюдало.
Из рации донесся крик:
— Адзель! Спасайся! Этот невоспитанный варвар поймал меня!
Последовали звуки борьбы, удар, и передатчик умолк.
На какой-то безумный момент Адзелю показалось, что он попал обратно на корабль и играет в сумасшедший покер: семь карт торчком и еще одна под столом, тройка в рукаве и вторая тройка на столе — получился флеш-ройял. Он подымал ставку до тех пор, пока на кону не оказалось его жалованье за полгода, а при последней сдаче получил двойку. Тут алкогольные пары рассеялись, и он понял, что на самом деле ситуация совсем иная, хоть ощущение иррационального кошмара осталось.
Лига обучала своих астронавтов действовать быстро. Адзель продолжал возиться с цепями, но при этом бросал взгляды направо и налево, оценивая обстановку. Можно быстро кинуться вон туда — если повезет, он прорвется. Но только не поранить бы этих бедолаг, не вытряхнуть из них их бедные заблудшие души.
Воданит напряг мускулы и кинулся.
На пути оказался кавалерист. Адзель сгреб его в охапку вместе с зандарой и зашвырнул в середину строя копьеносцев. Порядки войск расстроились, и Адзель устремился в образовавшуюся брешь. Позади раздались крики, и на него обрушился дождь стрел. Древко выпущенного из катапульты копья просвистело рядом. Офицер на зандаре нацелил пику в бок Адзеля и поскакал на него. Тот не заметил его вовремя, и стальное лезвие нанесло удар. Оно не пробило бронированную шкуру, но угодило в рацию на шее воданита. Адзель промчался мимо, все ускоряя движение, зандара завертелась волчком, а всадник взлетел в воздух по пологой дуге.
Впереди высилась глухая стена четырехэтажного здания. Адзель врезался в нее на полной скорости. Сила толчка подкинула его вверх, он уцепился за кромку стены и подтянулся. Грубо обтесанный гранит служил хорошей опорой. Копье из катапульты ударило в стену рядом с ним, посыпались обломки камня. Адзель пересек крышу, перепрыгнул на соседнюю, соскочил в проход между домами и устремился в Старый Город.
Помощи ожидать там, конечно, не приходилось, но выследить его в этом лабиринте будет трудно. Ему нужно добраться до озера Урши. Икрананкцы смогли бы преследовать пловца только на неповоротливых плотах, которые ему ничего не стоит обогнать. Добравшись до дальнего берега, он прямиком отправится через Чакору. До его появления там в Хайякате еще ничего не узнают. Но черт возьми, как же без рации?
Ничего, можно воспользоваться передатчиком Чи, после того как он вызволит пустоголовую малышку из тех неприятностей, которые на нее свалились. Они поднимут корабль, заберут флиттер из дворца и отправятся на поиски Дэвида. Только бы Дэвид был жив. И только бы им с Чи тоже удалось уцелеть.
Может быть, в катандарских поверьях о том, что сверхъестественные силы имеют исключительно злобный характер, и содержалась определенная доля истины. Если бы в тот момент, когда Адзель вызвал ее, Чи Лан оказалась на корабле... Но сама она, неисправимая рационалистка, сочла, что в ее невезении нет нарушения законов вероятности: ведь половину своего времени она проводила с Гудженги. Оба они стремились как можно больше узнать о цивилизациях друг друга.
Одним из новшеств, введенных Чи (нельзя сказать, что Гудженги был от него в таком уж восторге), была регулярность занятий. Единственные часы в Хайякате шли настолько своеобразно, что Чи пришлось подарить Гудженги хронометр. После этого барабанный бой и подъем флага, означавшие смену караула начали случаться несколько более предсказуемо, и Чи могла определить, когда ей подниматься на холм для очередной встречи с Гудженги.
Компьютер, которому Чи велела напомнить ей о времени беседы с посланцем императора, сделал это со всей своей машинной бесцеремонностью.
— Ты мог бы быть и более почтительным,— проворчала Чи, откладывая книгу.
Хоть она и убедила своих спутников, что тома, привезенные ею с Цинтии,— философские сочинения (на самом деле это были душещипательные любовные романы), но все равно читать их без глупых приставаний было одно удовольствие.
— Ты не включила почтительность в мою программу,— произнес механический голос.
— Напомни мне, чтобы я это сделала. Нет, распоряжение отменяется. Кому нужна машинная почтительность?
— Никому,— ответил Пень, не имевший программы для обработки риторических вопросов.
Чи вылезла из койки и собралась в город: взяла рацию и магнитофон, а на пояс повесила элегантный, как и положено леди, стреляющий иглами револьвер.
— Оставайся на вахте, как обычно,— сказала она компьютеру и вышла из корабля.
Пень умиротворенно загудел. Оставаться на вахте означало выполнять команды — отдавались ли они голосом, по радио или условным кодом — только членов команды, хоть в его банк памяти теперь и был заложен катандарский язык, а Чи подключила наружные микрофоны: вдруг ей понадобится, находясь снаружи, узнать у компьютера показания приборов.
Как только Чи ступила на трап, замок шлюза позади нее защелкнулся. Люк, находящийся непосредственно рядом с опорами, всегда оставался открытым на случай тревоги. Опасности, что внутрь заберутся туземцы и что-нибудь испортят, практически не было: от этого их удерживал страх перед чужеземцами, да и вел люк всего лишь в пустой трюм, дверь из которого на палубу компьютер не открыл бы никому, кроме членов экипажа. Чи всегда гордилась своей предусмотрительностью.
Алое солнце глазам Чи представлялось более светлым и ярким, чем глазам Фолкейна или Адзеля. Тем не менее ландшафт был виден ей неотчетливо. Чи выругалась: незамеченный сучок запутался в мехе, а ведь на расчесывание его она потратила целый час. И сухой воздух впитывал влагу с ее носа так же быстро, как впитывал виски Фолкейн по возвращении из затянувшегося путешествия; и ветер был холоден, как сердце ван Рейна; и запахи растительности отдавали креозотом и горгонцолой[52]. Ах, если бы вновь оказаться в Та-чи-чен-пи, Живом-доме-под-небом, уютном жилище на вершине дерева, благоухающем лесными ароматами! И зачем только она покинула Цинтию?
Из-за денег, конечно. И как раз сейчас перспективы быстро их заработать представлялись неутешительными. Чи распушила хвост и зашипела.
Часовые у ворот подняли мечи к клювам в качестве приветствия. Как только Чи прошла мимо, они схватились за амулеты и начали шептать заклинания. Хотя чужеземцы пока что не принесли несчастья и даже имелся шанс получить от них большую выгоду, от демонов, как известно, ничего хорошего ждать не приходится.
Чи не удивилась бы и не обиделась, если бы узнала об этом. Она уже давно заметила глубочайший консерватизм и подозрительность икрананкцев. Этим и объяснялось, что у них до сих пор не было науки, несмотря на невероятную древность их расы. Цинтианке пока что не удалось найти объяснение этому феномену.
Чи плавным шагом шла между плетеных хижин. У порога одной из них сидела туземка и кормила своего малыша. В этом икрананкцы были схожи с цинтианами: ни те ни другие не были млекопитающими, и их детеныши сразу начинали питаться твердой пищей (губы цинтиан не были приспособлены к тому, чтобы сосать). Но на этом сходство и кончалось. Жительницы Ик-рананки были миниатюрны, незаметны, покорны. Цинтианки же, которым приходилось таскать своих детенышей на спине — для их расы ветви деревьев в бесконечных лесах стали привычной средой обитания,— были крупнее самцов и столь же свирепы, как хищники. Счет родства у цинтиан ведется по материнской линии, полиандрия весьма распространена, а некоторые культуры являют собой отчетливо выраженный матриархат. Чи относила высокий уровень развития своей расы за счет этого.
Цинтианка вошла в дверь просторной хижины, где разместился Гудженги. Посол императора сидел за столом вместе со своим хозяином, комендантом местного гарнизона Лалнаком. Они играли в какую-то игру, заключавшуюся в бросании цветных палочек в клетки расчерченной доски.
Чи вскочила на стол и уселась там, едва не опрокинув хлипкое плетеное сооружение.
— Что это? — спросила она.
Лалнак нахмурился. Гудженги, успевший привыкнуть к ее бесцеремонности, ответил:
— Это называется акрител.— Из объяснений выяснилось, что игра имеет довольно сложные правила, но в основном суть ее сводится к заключению пари о том, как упадут палочки относительно клеток.— Очень популярная игра,— добавил Гудженги.
— Ты собираешься делать ставку или нет? — буркнул Лалнак.
— Конечно, конечно. Только не торопи меня.— Гудженги поправил очки и начал внимательно изучать расположение уже находящихся на доске палочек. Чем менее вероятная комбинация выпадет, тем больше он выиграет; но если ему не удастся кинуть палочки необходимым образом, то и проигрыш будет соответственно велик,— Кажется, мне сегодня везет,— сказал он, кивая на горку монет перед собой,— Пожалуй, можно попробовать. — И он выбрал палочки и сделал ставку7
— Тут следует не предполагать,— вмешалась Чи,— а знать.
Лалнак вытаращил на нее глаза:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Речь не о фактическом расположении палочек, конечно,— объяснила Чи,— а о том, каков шанс: достаточно ли велика вероятность выигрыша, чтобы делать большую ставку.
— Как, во имя всеразрушающих демонов, это можно рассчитать? — спросил Гудженги.
— Кидай, будь ты проклят! — выкрикнул Лалнак.
Гудженги встряхнул пригоршню палочек и бросил их на доску. Выпала нужная комбинация.
— Аррр! — прорычал Лалнак.— Я вылетаю из игры!
Он пододвинул свои последние монеты через стол к Гудженги. Гудженги пересчитал деньги.
— Но ты должен мне больше,— сказал он.
Лалнак выругался и полез в висящий на шее кошель. Выудив оттуда что-то, он бросил перед Гудженги матово-белый диск.
— Это ты возьмешь? Рангакорская работа. Я хранил его на счастье. Но сегодня демоны сильнее талисмана.
Гудженги протер очки и начал рассматривать диск. Чи тоже присмотрелась. Это была медаль тонкой работы, с гирляндой, изображенной на аверсе, и горным ландшафтом на реверсе. Но с части поверхности серебро стерлось.
— Да это же посеребренная бронза,— сказала она.
— Одно из их искусств,— ответил Гудженги.— Они погружают металл в ванну, и... я не знаю, что там происходит. У раг-накорцев сильная магия. Я однажды был в их посольстве, и мне дали подержать две медные проволочки, торчащие из коробки. Так что-то укусило меня, а они смеялись.— Гудженги вспомнил о своем достоинстве.— Так или иначе, вещи, подобные этой, высоко ценятся за свою магическую силу. Это еще одна причина того, почему завоевание Рангакоры столь желательно.
— Мы могли бы завоевать ее для вас,— напомнила Чи.— И, между прочим, мы готовы продать вам сколько угодно посеребренной бронзы.
— Аххрр. Пойми, благороднейшая, я не обладаю властью принять столь... э-э... судьбоносное? Да, судьбоносное решение. Я всего лишь представитель императора.
— Но ты ведь можешь ему посоветовать, не правда ли? — настаивала Чи.— Я знаю: вы с ним все время обмениваетесь посланиями.
— Э-э... да, конечно. Но не продолжить ли нам наши занятия?
— Я пошел,— сказал Лалнак мрачно.
Именно в этот момент рация заговорила.
— Чи! Ты туг? — произнес на странно невнятном англике голос Адзеля.
Уж не пьян ли этот здоровенный балбес? Только бы рядом не оказались эршока. Мех Чи встал дыбом.
— Конечно, — начала она более ядовито, чем хотела.
Лалнак отпрыгнул в сторону, хватаясь за кинжал. Гудженги
поднялся и принялся делать знаки, отвращающие зло, прервав это занятие, чтобы поймать соскользнувшие с клюва очки.
— Что это за напасть? — потребовал ответа Лалнак.
— Где мои очки? — жалобно вопросил Гудженги, шаря по полу/— Я их не вижу. Уж не похитил ли их какой-нибудь демон?
— Это защитная магия,— быстро сказала Чи по-катандарски. Из рации неслись звуки, издаваемые большой толпой.— Нечего бояться.
— Помоги мне найти мои очки,— простонал Гудженги.— Они мне очень нужны.
Лалнак с ругательством поднял очки. Чи дослушала Адзеля до конца. Ее мех по-прежнему стоял дыбом, но теперь, как всегда в моменты опасности, она взяла себя в руки. Ее ум начал просчитывать варианты, как криогенный компьютер.
— Немедленно,— ответила она Адзелю и посмотрела на икрананкцев.
Те тоже смотрели на нее, настороженные и враждебные.
— Я должна идти,— сказала она.— Мой магический талисман предупредил меня о беде.
— Какой беде? — прокаркал Лалнак.
Гудженги, более привыкший к чудесам чужеземцев, поднял палец.
— Это был голос того чудовища,— сказал он,— но ведь оно же в столице!
— Ну да,— признала Чи.
Прежде чем ей удалось придумать убедительное объяснение, Гудженги продолжал:
— Должно быть, это и есть приспособление для разговора через большие пространства. Я уже давно заподозрил, что вы умеете это делать. Ну же, благороднейшая, не оскорбляй меня, отрицая очевидное. Он ведь зовет тебя на помощь, не так ли?
Чи смогла только кивнуть. Икрананкцы подошли поближе, угрожающе возвышаясь над ней. Ей не хотелось, чтобы ее поймали на лжи: это плохо сказалось бы на будущих контактах, которые и так казались не особенно безоблачными.
— Эршока восстали,— сказала она,— Они забаррикадировались в... в Железном Доме, как вы его зовете. Адзель хочет, чтобы я прилетела на корабле и припугнула их.
— Никуда ты не полетишь,— оборвал ее Лалнак, а Гудженги добавил:
— Мне очень жаль, благороднейшая, но с тех пор, как твои спутники находятся во дворце, я получил строжайший приказ удерживать тебя здесь.
— Ураган и саранча! — воскликнула Чи.— Вы что же, хотите, чтобы началась гражданская война? Именно этого вы добьетесь, если эршока не усмирить, и не откладывая.— Шум из рации стал громче.— Используйте свои мозги хоть раз в жизни. Если бы я хотела падения династии Джадхади, я бы просто не стала ничего предпринимать и дала событиям идти своим чередом.
Наступила тишина. Лалнак явно был в растерянности. Гудженги почесал шею.
— В этом что-то есть...— пробормотал он,— Определенно в этом что-то есть.
Из рации раздался рев. Звон металла, крики и удары, казалось, сотрясали прибор. Какой-то икрананкец прокричал тонким голосом:
— На помощь, чудовище меня убьет!
Лалнак насторожился. Косые лучи солнца, пробивавшиеся в сумрачную хижину, сверкнули на лезвии его кинжала.
— И это друзья? — прорычал он.
Чи выхватила револьвер.
— Это недоразумение,—оптимистично сообщила она.— Истинно говорю вам, мы ваши друзья, и я застрелю любого, кто обвинит меня во лжи.— Басовитый голос Адзеля невнятно что-то пробормотал, заглушая лязг металла.— Вы же слышите, он не участвует в сражении.
— Конечно нет,— протянул Лалнак.— Он просто закусывает.
Чи выпрямилась на крышке стола.
— Я ухожу,— сказала она,— и советую мне не препятствовать.
К ее удивлению, Гудженги, которого она считала просто болтливым профессором, выхватил меч и спокойно произнес:
— Я — деодах, и, если я не попытаюсь тебя остановить, меня выгонят из братства.
Чи заколебалась. Ей совсем не хотелось его убивать. Это тоже не пойдет на пользу будущим торговым контактам. Может быть, слегка ранить?
Гудженги отвлек ее внимание от Лалнака. Рука воина взметнулась. Его нож мелькнул в воздухе и ударил по револьверу. Оружие вылетело из руки Чи, а Лалнак кинулся на цинтианку. Она вскрикнула и оказалась прижата к полу.
— Ххахх,— выдохнул Лалнак,— Не дергайся, ты!
Он сильно ударил Чи по голове, вырвал у нее рацию и отшвырнул в сторону.
— Ну, ну,— мягко упрекнул его Гудженги.— Не нужно насилия, благороднейший, не нужно насилия, пока мы не решим, что это необходимо. Как все неудачно вышло,— Он поклонился Чи, которую по-прежнему держал Лалнак. Одновременно он раздавил ногой ее рацию.— Я немедленно отправлю гонца. Пока все не прояснится, с тобой будут обходиться с должным почтением.
— Подожди! — прервал его Лалнак,— Командир здесь все-таки я!
— Но, мой дорогой друг, вполне возможно, что нам еще удастся договориться.
— Сомневаюсь. Эти чудовища — демоны или одержимы демонами. Но согласен: держи ее под стражей, где тебе будет угодно, я только проверю, чтобы все было надежно. Я же начну с того, что выставлю часовых у этого их летающего дома. С катапультами, на случай если появится дракон, и с приказом убить его немедленно.
— Ну что же,— ответил Гудженги,— идея недурна.
Фолкейн не потерял сознания. Скорее, сознание его сделалось фрагментарным, как при сильном опьянении. Его мысли разбежались по дюжине различных дорожек, ни одна из которых не вела к тому месту, куда скрылась его сила воли.
Привалившись к стене там, где его оставили эршока, он смутно ощущал твердость камня за спиной, давление всей массы планеты на подошвы, холод и сухость воздуха, слышал собственное отдающее наркотическим снадобьем дыхание и стук своего сердца, видел красные отблески на голом полу и затянутое пыльной дымкой небо за окном, которое почему-то было наклонным.
Фолкейн осознавал присутствие здоровенного белокурого детины, который напал на него сзади, и не менее здоровенного рыжего, который его поддерживал; форма носа рыжего явно имела скрытое космическое и, возможно, зловещее значение... Дэвида посетила мысль о том, что отрава, которую он вдохнул, могла бы завоевать фармацевтический рынок; эти приятные размышления сменились воспоминанием о родительском замке на Гермесе и раскаянием в невнимании к родителям (можно бы писать им письма и почаще); но через полсекунды он уже переключился на пирушку у Ито Ямацу в Токио, что, по очевидной ассоциации, напомнило ему о некоторых девушках, а это, в свою очередь, заставило его задуматься о...
— Помоги мне, Оуэн,— прошептала Стефа Карле.— Его слуга скоро вернется, а то и еще кто-нибудь заявится.
Она начала раздевать Фолкейна. Это могло бы его смутить, не будь он таким одуревшим, или доставить удовольствие, если бы Стефа не была столь безразлична. И конечно, если бы не участие белокурого детины. Несмотря ни на что, Фолкейн все-таки попытался оценить некоторые виды, открывшиеся ему в результате близости Стефы, но ему никак не удавалось сфокусировать зрение.
— Порядок.
Стефа кивнула в сторону лежащего на полу узла. Оуэн развернул сверток, в котором оказалась грубошерстная с кожаными заплатами одежда воина-эршока, предназначенная для езды верхом. Теперь Стефа стала одевать Дэвида. Это оказалось не таким уж легким делом: Фолкейн никак не удерживался в сидячем положении, даже несмотря на поддержку рыжего.
Впрочем, оцепенение понемногу проходило. Фолкейн собрался было позвать на помощь, но вдолбленная годами обучения осторожность остановила его. Это ничего бы не дало — пока. Однако силы постепенно возвращались к нему, комната перестала вращаться, а как только они наденут на него пояс с кинжалом...
Стефа надела на него пояс. Теперь он мог бы выхватить кинжал и ударить ее в спину: она как раз опустилась на корточки перед ним. Но ему было жалко девушку. Фолкейн дернулся, выскользнул из рук рыжего, его пальцы сомкнулись на рукояти кинжала. Резким движением он направил оружие в грудь воина.
А-ах! У кинжала не оказалось лезвия — только короткий тупой обломок, достаточный, чтобы удерживать кинжал в ножнах. Эршока, несомненно, заработал синяк — он отшатнулся от Фолкейна со сдавленным проклятием. Дэвид, все еще нетвердо держась на ногах, заковылял к двери. Он уже открыл было рот, чтобы позвать на помощь, но белокурый детина схватил его за руку, а Стефа, быстрая как тигрица, всунула кляп — все ту же тряпку с наркотиком.
Снова погружаясь в состояние безволия, Фолкейн увидел, как она улыбнулась, и услышал ее довольный шепот:
— Здорово сделано. Ты многое умеешь. Но мы это предвидели.
Девушка нагнулась, поднимая с пола бластер и станнер. Отблеск света скользнул по ее заплетенным в косы волосам.
— Эй! — вмешался белокурый.— Брось это!
— Но это же его оружие,— возразила Стефа,— Я говорила вам, как много можно им сделать.
— Мы не знаем, на что еще оно годится, что за черная магия в нем заключена. Брось его, я сказал.
Рыжий, потирая ушибленный бок, согласился с ним. Стефа была явно недовольна, но времени на споры не оставалось. Она вздохнула и выпрямилась.
— Тогда спрячь все это в шкаф, чтобы слуга подумал, будто он просто вышел на минутку. Нам пора.
Поддерживаемый с каждой стороны воинами, Фолкейн, шатаясь, вышел в холл. Он был слишком не в себе, чтобы интересоваться тем, что происходит, и механически повиновался своим спутникам. В этой части дворца, занятой жилыми покоями, почти никого не было. У пандуса, ведущего в нижний этаж, они встретили слугу, который нес заказанный кувшин с крепким пивом. Икрананкец не узнал Фолкейна в его новой одежде. Не узнал его никто и в многолюдных коридорах в другой части дворца. Только какой-то чиновник задал вопрос:
— Куда ведут этого эршока?
— Он напился перед тем, как заступить на пост,— ответила Стефа.— Мы ведем его в казарму.
— Безобразие! — возмутился бюрократ, однако в присутствии троих вооруженных и вполне трезвых эршока воздержался от дальнейших комментариев.
Через некоторое время Фолкейн достаточно пришел в себя и понял, что они приближаются к воротам для вылазок в северной стене. Вид на город отсюда был закрыт рядом строений. Десятка два эршока, в основном одетые в доспехи мужчины, нетерпеливо ждали их появления. Четверо воинов братства ти-рут, часовые у этих ворот, лежали связанные и с кляпами в клювах, бросая яростные взгляды на эршока. Люди выскользнули из ворот.
К западу от города река Яндже протекала в глубоком каньоне. Густая зелень и чистое журчание воды остались позади, когда дорога вывела путников на нагорье. Здесь уже начиналась пустыня, выветренные скалы, осыпи, рыжие от окислов железа. В этом диком краю эршока ничего не стоило затеряться.
— Шевелись, ты! — Белокурый детина дернул Фолкейна за руку.— Действие наркотика давно кончилось!
— Ух, почти,— признал Фолкейн.
Он приходил в норму с каждым шагом по перекатывающимся под ногами камням. Особого прока от этого, правда, не было — со всех сторон его окружали проклятые бандиты.
Вскоре они добрались до устья ущелья, где их ждало полсотни зандар под присмотром двух всадников-икрананкцев. Некоторые животные были вьючными, большинство — верховыми. Эршока лихо вскочили в седла, Фолкейн последовал их примеру более осторожно. Туземцы отправились обратно в город.
Стефа скакала впереди. Они ехали по ущелью, пока не выбрались на склон, поднимающийся над скалами. Здесь не было ничего живого, кроме нескольких чахлых кустиков. Позади них остались текущая на север Яндже, раскинувшийся на берегах озера город и протянувшаяся до горизонта плоская и затянутая пылью долина Чакоры. Всадники повернули на восток и пустили своих скакунов галопом.
Нет, пожалуй, это слово тут не подходило! Зандара Фолкейна развила такую скорость, что он едва не вылетел из седла. Он ощутил головокружение свободного падения, затем седло ударило его снизу. Дэвид начал валиться направо. Скакавший рядом эршока умудрился перегнуться через шею зандары и подхватить его. К этому моменту его скакун снова взвился в воздух. Фолкейн качнулся назад. Ему удалось удержаться, обхватив шею зандары.
— Эй, ты собираешься ее задушить? — крикнул кто-то.
— По правде говоря... это... было бы... неплохо,— выдохнул Фолкейн в промежутках между толчками.
Вокруг него сверкали шлемы, копья, расписные щиты, развевались плащи. Звенел металл, скрипела кожа, барабанную дробь выбивали ноги зандар. Запахи пота и мускуса наполняли воздух, пыль и песок облаком окружали отряд. Перед глазами Фолкейна мелькнула Стефа. Эта чертовка смеялась!
Он стиснул зубы. Точнее, он хотел это сделать, но не смог — его рот был полон песка. Если он хочет остаться после этой скачки в живых, то требуется как-то освоить технику езды.
Постепенно ему это удалось. Нужно слегка приподниматься на стременах в момент, когда зандара касается земли, чтобы смягчить толчок, и наклоняться вперед в такт с движениями животного. При этом выясняется, что, хоть ты и считаешь себя атлетом, мускулы, о существовании которых ты никогда не подозревал, возражают против гимнастики на зандаре. Физические мучения вскоре вытеснили размышления о том, что значит вся эта эскапада.
Несколько раз отряд останавливался, чтобы передохнуть и сменить верховых животных. Наконец после нескольких веков скачки эршока расположились на ночлег. Были розданы походные рационы из седельных сумок, по глотку воды из фляг, одеяла. Воины выставили караул, завернулись в плащи и улеглись.
Фолкейн не знал, как долго он наслаждался горизонтальным положением, когда Стефа разбудила его.
— Уйди,— промямлил он, пытаясь снова укрыться в благословенной темноте.
Она вцепилась ему в волосы и дернула. Этот метод дал результат: через некоторое время он был готов завтракать.
Теперь они скакали не так быстро, и боль в мускулах несколько поутихла. Фолкейн начал замечать происходящее вокруг. Пустыня стала более холмистой и несколько более плодородной. Солнце стояло ниже, и впереди всадников, к горам Сундрадарты, тянулись длинные тени. Сине-серый горный массив медленно выплывал из-за горизонта. Эршока расслабились, начали шутить, смеяться и петь довольно кровожадные песни.
Ближе к концу «дня» их догнал всадник с несколькими запасными зандарами. Фолкейн вытаращил на него глаза. Проклятье, это же Хью Падрик! Воин дружелюбно помахал ему и проехал в голову отряда, чтобы что-то обсудить со Стефой.
Эти двое все еще продолжали разговаривать, когда отряд остановился на второй ночлег на вершине холма среди ярко-желтых кустов. Воины не сразу завалились спать, а разожгли костры и устроились вокруг них дружескими компаниями. Фолкейн предоставил кому-то из эршока расседлать его зандару, стреножить ее и отправить пастись. Сам же он с хмурым видом уселся в сторонке. Однако его одиночество продолжалось недолго.
На него упала чья-то тень. Это оказалась Стефа. Фолкейн не мог не признать, что смотреть на высокую, полногрудую, с внешностью королевы девушку было по-прежнему приятно. К тому же, более привычная к местному прохладному климату, она сбросила плащ и осталась в легкой блузе и юбке, что делало зрелище еще более соблазнительным.
— Присоединяйся к нам,— пригласила она.
— А есть ли у меня выбор?
Серые глаза серьезно смотрели на юношу. Стефа коснулась его руки и произнесла смущенно:
— Мне очень жаль, Дэвид. Конечно, не следовало так с тобой обращаться, и не только после всего, что ты для меня сделал. Ты и сам по себе заслуживаешь лучшего. Может быть, ты позволишь мне все объяснить?
Он последовал за ней к костру с меньшим неудовольствием, чем постарался изобразить. Падрик жарил над углями кусок мяса, насаженный на палочку.
— Привет.— В его спутанной бороде блеснули белые зубы.— Надеюсь, тебе понравилась наша поездка.
— Что случилось с Адзелем? — требовательно спросил Фолкейн.
— Не знаю. Когда я видел его последний раз, он направлялся во дворец, пьяный в стельку. Мне лучше было смыться из города прежде, чем начнется заварушка, так что я отправился к озеру, где оставил своих зандар, и поскакал за вами вдогонку. Ну и пыль же вы подняли — ее было видно издалека! — Падрик протянул Фолкейну кожаную флягу.— Глотни-ка — хорошее вино!
— Уж не думаешь ли ты, что я стану пить с тобой после...
— Дэвид,— умоляюще сказала Стефа,— выслушай нас. Вряд ли твой друг-великан попал в такую уж беду. Они не рискнут причинить ему вред, пока та малышка все еще на корабле. К тому же Джадхади может решить, что ты похищен, а не Удрал по своей воле.
— Сомневаюсь,— ответил Фолкейн,— Так подумал бы представитель галактической цивилизации, но подозрительные икрананкцы видят заговорщиков под каждой кроватью.
— Ну, мы ведь и нашим собственным товарищам, тем, кто остался в Железном Доме, устроили веселую жизнь,— напомнила ему Стефа.— Дело может дойти до стычки между ними и этими клювастыми, если учесть, как напряжены нервы с обеих сторон.
— Удружили же вы своему братству,— заметил Дэвид.
— Нет! Это все для их же блага. Ты только послушай!
Стефа показала на расстеленную у огня попону. Фолкейн
пожал плечами и опустился на нее, приняв позу римского сенатора. Девушка уселась рядом, Падрик остался по другую сторону костра, довольно хмыкнув:
— Скоро будет готов обед. Так как насчет выпивки?
— Ну ладно, черт возьми,— согласился Дэвид. Термоядерный огонь, зажженный содержимым фляги в его горле, немного выжег накопившийся там песок и приглушил тревогу за Адзеля,— Вы ведь люди Роберта Торна, верно?
— Теперь да,— ответила Стефа.— Сначала только я была на его стороне. Видишь ли, Торн рассылает лазутчиков-икрананкцев. Жители Рангакоры, если уж от завоевания им никуда не деться, предпочитают эршока братству деодах: мы лучше находим с ними общий язык. Так что некоторые их отряды сражаются на нашей стороне, да и купцы тоже, и... Так или иначе, не особенно трудно выбраться из Рангакоры и смешаться с осаждающими, притворившись горцем-торговцем или еще кем-нибудь в этом роде.
«Никуда не годится служба безопасности,— подумал Дэвид,— Интересно, как же так получается, ведь эта раса не доверяет никому, кроме кровных родственников? Ну да, плановость ведет к разобщенности между отрядами и облегчает если не шпионаж, то уж разведку точно».
— Когда Джадхади узнал о вас,— продолжала Стефа,— он, наверное, разослал гонцов к командирам, и кто-то из них проболтался.— Фолкейн хорошо мог себе это представить: чтобы офицер, принадлежащий к братству тирут или яндаджи, да сохранил новость в секрете от своих собственных родственников по приказу какого-то деодах! — До рядовых, как ты понимаешь, доходили только смутные неопределенные слухи, но они дошли и до наших разведчиков. Мы не знали, что же на самом деле происходит, и обязательно должны были это выяснить. Мне удалось проскользнуть сквозь посты незамеченной, раздобыть пару зандар и отправиться к Хайякате. Там часовые все-таки засекли меня и подстрелили мою запасную зандару. Меня тоже чуть не укокошили.— Стефа засмеялась и взъерошила волосы Фолкейна,— Если бы не ты, Дэвид!
— Понятно: ты порасспросила нас, выяснила, что мы на стороне Джадхади, и притворилась тоже его сторонницей,— кивнул Фолкейн; при этом ее рука еще раз очень приятно прошлась по его волосам.— Но как же ты рискнула возвратиться с нами вместе в Катандару?
— Я же должна была что-то предпринять, не так ли? Вы собрались разбить нас. Я не знала заранее, что мне удастся сделать, но в Катандаре осталось много воинов, которые хотели бы попасть в Рангакору. И, конечно, никто в Железном Доме не выдал бы меня икрананкцам.— Стефа озорно улыбнулась,— Ох и разозлился же старый Гарри Смит! Он хотел немедленно отдать меня под трибунал. Но слишком многие возражали. В конце концов он велел мне оставаться в казарме, пока все не прояснится. Это была его ошибка. Пока я там сидела, я вовсе не молчала, когда его не было поблизости; к тому же я знала, к кому обратиться,— к старым друзьям и любовникам, которым можно доверять.
— Э-э? — поперхнулся Фолкейн.
Падрик самодовольно улыбнулся.
— Так что мы организовали заговор и ждали возможности действовать. Хью нанял парочку своих собутыльников в Старом Городе, чтобы те купили нам зандар и припасы. Деньги на это у нас были. Потом он познакомился с вами. Конечно, у нас ничего бы не вышло, пока Адзель был с тобой. Мы думали, все окажется проще, если ты отправишься с Хью в город. Но когда вместо тебя с ним пошел Адзель, мы решили, что больше терять времени нельзя. Нашим людям по одному удалось выбраться из казармы, а Оуэн и Росс провели меня через заднюю дверь во дворец. Мы проскользнули в твои комнаты. Ну и встряску же мы получили, когда тебя там не оказалось! Но мы решили, что ты на приеме у императора, и стали ждать. Хорошо, что мы это сделали.
Фолкейн для успокоения отхлебнул еще разок из фляжки, оперся на локоть и строго посмотрел на Стефу:
— И какова же цель всего этого фантастического предприятия?
— Помешать тебе помочь Джадхади,— ответил Падрик,— а может быть, даже побудить помочь нам — ведь мы же твои соплеменники, в конце концов.
— Эршока в Катандаре — тоже мои соплеменники.
— Но наша затея и им на пользу,— настаивала Стефа.— Почему наше братство должно оставаться подчиненным, жить по законам, соблюдать традиции, не для нас придуманные, когда мы можем быть хозяевами в своем собственном королевстве?
— И к тому же лучшем королевстве, чем это,— добавил Падрик.
— Так считает и Роберт Торн,— согласилась Стефа.— Он надеялся, что все эршока порвут с Джадхади и присоединятся к нему, как только узнают о его восстании. Конечно, мы понимаем, что пробиться сквозь императорскую армию будет нелегко. Будут потери. Но сделать это возможно,— голос ее зазвенел,— а ради победы можно и не постоять за ценой!
— Похитив меня, вы могли поставить эршока в такое положение, когда им ничего другого не останется,— с горечью признал Фолкейн.— И ради чего? Разве я не говорил тебе, Стефа, что вы все сможете вернуться на Землю?
Глаза девушки расширились, она поднесла руку ко рту.
— Ох! Я совсем забыла об этом!
— Теперь уже поздно,— засмеялся Падрик.— К тому же когда еще твои корабли сюда прибудут, а, Дэвид? И что тем временем случится в Рангакоре? Да и вообще... Я не уверен, что мне так уж хочется отсюда улетать. Обычаи на Земле могут оказаться очень уж непривычными, хуже, чем в Катандаре.
— Прекрасно,— сказал Фолкейн.— Пока вы во всем преуспели. Вы устроили волнения в столице. Вы помешали нам выступить против мятежников — до тех пор, пока мои спутники не выяснят, что случилось со мной. Может быть, вы поссорили нас с Джадхади. Но только не рассчитывайте, что мы станем выполнять за вас грязную работу.
— Я так хотела бы, чтобы ты передумал,— промурлыкала Стефа и погладила Дэвида по щеке.
— Брось, красотка! Моя цель — подштопать империю, а не стереть ее с лица земли.
— Это не имеет значения,— проворчал Падрик.— Пока твой... э-э... корабль не наложил свои лапы на нас, нам ничего не страшно.
Перед Фолкейном мелькнула сумасшедшая картинка: размахивающий лапами «Через пень колоду».
— А пока ты в наших руках, можно не бояться атаки с корабля.
— Если только они не придут мне на помощь, разрушив заодно ваши паршивые стены.
— Пусть только попробуют,— прорычал Падрик,— и им придется собирать тебя по кусочкам. Мы им об этом сообщим, если они появятся.
Падрик даже не затруднил себя тем, чтобы выглядеть огорченным.
— Это будет так печально,— проворковала Стефа,— наша дружба еще только в самом начале...
— Мясо готово,— сообщил Падрик.
Фолкейн смирился с ситуацией. Он не намеревался оставаться в бездействии дольше, чем это окажется необходимым, однако был готов вынести еду, выпивку и присутствие красивой женщины с выдержкой, которая заставила бы Адзеля им гордиться. («Адзель, старая ты чешуйчатая образина, все ли у тебя в порядке? Надеюсь, что так. Ведь единственное, что ты должен сделать,— это вызвать Чи по радио на помощь».) Разговор за обедом носил дружеский и оживленный характер. Падрик после изрядных возлияний оказался совсем неплохим парнем, а уж Стефа — о той и говорить нечего. Единственное, что в конце концов огорчило Фолкейна,— это их настояния прекратить веселье и отдохнуть перед следующим этапом пути. Что за унылый взгляд на вещи!
Фолкейн лишился своих часов вместе со всеми прочими вещами, но, как оказалось, эршока обладали хорошо развитым чувством времени. Древние ритмы Земли все еще звучали в их крови. Час на сборы, шестнадцать часов — с короткими остановками — в пути, час на то, чтобы разбить лагерь, шесть часов сна (часовые за это время сменялись дважды). Беспокоиться в этих пустынных местах было особенно не о чем.
По мере того как они приближались к Сумеречным краям, местность становилась все более зеленой. Подножия гор Сундрадарты оказались покрыты похожей на мох растительностью, стали встречаться ручьи, заросли местных деревьев с перистыми листьями клонились под ветром. Однажды на севере собрались окрашенные в цвета расплавленного золота облака. К востоку горы, освещенные ровным красным светом, становились круче. Фолкейн заметил покрытые снегом пики и ледники. Небо над ними становилось все темнее, засверкали звезды. Отряд достиг границ Сумеречных краев.
Атмосфера планеты рассеивала достаточно света, к тому же орбита Икрананки была весьма эксцентрической, в результате чего освещенность этих земель менялась на протяжении семидесятидвухдневного года. В настоящий момент тьма отступила, и солнце стояло чуть выше западного горизонта. Склоны гор на этой высоте отражали так много тепла и инфракрасных лучей, что климат здесь оказался даже теплее, чем в Катандаре. Снега, выпавшие за холодный сезон, растаяли, и реки, пенясь, низвергались со скал. Теперь Фолкейну стало понятно, почему Рангакора представляет собой такой лакомый кусочек.
По его представлениям, отряд был в пути около пяти земных дней и преодолел около четырех сотен километров, когда они свернули на юг к восточной оконечности Чакоры. Впереди высился крутой отрог хребта, и тропа вела вверх, к снежной вершине горы Гундра. Фолкейн привык к езде на зандаре и любовался теперь великолепным видом, размышляя о последнем разговоре у костра. Падрика увела какая-то девушка, и Фолкейн остался наедине со Стефой. Ну не совсем наедине — это было невозможно в лагере, но все же его пленение, подумал Дэвид, имеет и свои приятные моменты...
Обогнув скалу, они увидели перед собой Рангакору.
Город был построен под перевалом через хребет, на небольшом плато. Ухабистая дорога вилась вверх от Рангакоры, а с другой стороны столь же круто шла вниз, на дно бывшего моря. Сквозь туман была видна равнина, насыщенная влагой, зеленая и золотая. Вдоль горной стены змеилась река, русло которой частично скрывалось в лесу, и как раз над Рангакорой она падала с отвесной скалы увенчанным радугой водопадом. У Фолкейна перехватило дыхание.
Отряд остановился и сплотил ряды. Воины прикрылись щитами и вытащили мечи, луки были взяты на изготовку. Фолкейн понял, что сейчас не время любоваться окрестностями.
Зелень, покрывающая землю в окрестностях города, была истоптана. Вокруг стен дымились костры, рядом теснились шатры и развевались флаги. Крошечные на таком расстоянии, воины Джадхади окружали заманчивую Рангакору, откуда они были изгнаны.
— Мы будем прорываться,— сказал Падрик. Свист ветра и эхо придали его словам драматический оттенок.— Ребята Торна увидят нас и сделают вылазку, чтобы мы могли пробиться в город.
Стефа остановила свою зандару рядом со скакуном Фолкейна.
— На твоем месте я бы оставила глупые идеи о том, чтобы удрать и сдаться осаждающим,— мило улыбнулась она.
— О черт,— пробормотал Фолкейн, который обдумывал именно это.
Стефа перекинула повод его зандары через луку своего седла, а другая девушка привязала его ноги к стременам. Фолкейну часто приходилось слышать о моральном и психологическом влиянии полной неизбежности, но это казалось уж чересчур.
— К бою! — скомандовал Падрик. Он взмахнул мечом,— В атаку!
Зандары рванулись вперед. В лагере императорских войск барабаны забили тревогу. Кавалерийский отряд на полной скорости помчался им наперерез. Копья воинов сверкали невыносимо ярко.
Будучи столь же склонны к нарушению закона, как и представители большинства других рас, икрананкцы нуждались в тюрьмах. Узилище в Хайякате находилось на рыночной площади и представляло собой хижину из единственной комнаты, внутри которой была решетка из крепких столбов, предохраняющая плетеные стены от покушений узников. Если заключенный нуждался в свете, он мог откинуть дверной занавес; при этом решетка на двери оставалась вне его досягаемости. В качестве мебели наличествовали соломенный матрац и несколько глиняных горшков. Чи разбила один из них и попыталась обломком вырыть подкоп. Ее орудие раскрошилось, доказав тем самым, что тюремщики могли быть безумны, но не были глупы.
Шум и тарахтение вывели Чи из задумчивости. Дверь со скрипом отворилась, занавес был откинут, и в красноватом сумеречном свете блеснули очки Гудженги.
— Я как раз думала о тебе,— сказала цинтианка.
— Правда? — наместник выглядел польщенным.— И могу я узнать, что же ты обо мне думала?
— О всяких предназначенных тебе приятных и длительных процедурах — например, кипящем масле или расплавленном свинце. Что бы ты предпочел?
— Я... можно мне войти? — Дверь распахнулась шире, и за сутулой фигурой Гудженги Чи увидела двух вооруженных стражей; позади них были видны несколько местных жителей, бесцельно слоняющихся по базарной площади — изоляция Хайякаты свела торговлю к минимуму.— Я хотел бы убедиться, что у тебя есть все необходимое.
— Ну, крыша пока не протекает.
— Но я же тебе говорил, что к западу от Сундрадарты дождей не бывает.
— Вот именно.— Взгляд Чи с интересом остановился на мече посланца императора. Не удастся ли заманить в камеру одного Гудженги и отобрать у него оружие?.. Нет, он сумеет защититься и тут же позовет на помощь.— А почему у меня отобрали сигареты? Ну, те горючие трубочки, которые, как ты видел, я обычно вставляю в рот.
— Они находятся в твоем летучем доме, благороднейшая, и хотя дом не возражает против стражи вокруг, он отказывается впустить нас внутрь. Я просил его об этом.
— Отведи меня туда, и я отдам приказ дому.
Гудженги покачал головой:
— К сожалению, это невозможно. Слишком могучие силы находятся там в твоем подчинении. Когда настоящее, аххрр, досадное недоразумение прояснится, тогда, благороднейшая, конечно, я сделаю, как ты захочешь. Я в срочном порядке отправил в Катандару гонцов, и ответ придет скоро.
Не сомневаясь в гостеприимстве узницы, Гудженги перешагнул через порог, и солдаты заперли за ним дверь на громоздкий замок.
— А тем временем вернется бедняжка Адзель, и твои головорезы его застрелят,— упрекнула его Чи.— Задерни занавес, недотепа. Я вовсе не хочу, чтобы эти дуболомы глазели на меня.
Гудженги исполнил ее распоряжение.
— Но теперь я ничего не вижу,— пожаловался он.
— В этом я не виновата. Садись. Да, вон там в углу — матрац. Хочешь выпить? Стражники принесли мне кувшин вина.
— Мне не положено...
— Ладно, давай,— отмахнулась от его сомнений Чи.— Пока мы вместе пьем, мы, по крайней мере, не стали еще смертельными врагами.
Она налила вина в глиняную кружку. Гудженги жадно выпил и не стал возражать против второй кружки.
— Что-то я не вижу, чтобы ты сама пила,— сказал он с тяжеловесной претензией на игривость.— Может быть, ты рассчитываешь напоить меня допьяна?
«Ну,— подумала Чи, вздыхая,— попытаться во всяком случае можно». На секунду она напряглась. Ее ум, как всегда в критической ситуации, заработал на повышенных оборотах. Расслабив мускулы, она лениво проговорила:
— Здесь ведь нечем больше заняться, не правда ли? — Она отпила из своей кружки. В темноте Гудженги не увидел, как она сморщилась: ну и гадость! — Вы напрасно причиняете нам зло,— сказала она.— Мы ведь питаем в отношении вас самые дружественные намерения. Однако если мой товарищ, когда он здесь появится, будет убит, вам не уйти от возмездия.
— Кр... Его убьют, только если он нападет. Как ни сопротивлялся этому комендант Лалнак, я велел расставить глашатаев, которые криками предупредят твоего товарища, что ему не следует к нам приближаться. Надеюсь, он будет благоразумен.
— Но тогда что ему делать? Не умирать же с голоду?
Гудженги поморщился.
— Ладно, пока что давай выпьем,— сказала Чи.
— Мы, аххрр, можем попытаться достичь компромисса. Все зависит от того, какой ответ я получу из столицы.
— Если Адзель направляется сюда, он доберется гораздо раньше, чем ты получишь ответ. Допивай, и я наполню кружки снова.
— Нет-нет, с меня хватит, я уже не так молод.
— Я не люблю пить одна,— настаивала Чи.
— Да ты почти и не пила,— возразил Гудженги.
— Я же меньше тебя,— ответила цинтианка, осушила свою кружку и снова налила им обоим из кувшина.— Но ты удивился бы, если бы знал, как много я могу выпить,— добавила она.
Гудженги наклонился вперед:
— Хорошо. Чтобы показать тебе мое искреннее стремление к дружбе, я к тебе присоединюсь.
Чи ясно прочла его мысль: «Если ее хорошенько напоить, она может проговориться о чем-нибудь важном». Чтобы поощрить его в этом похвальном намерении, она икнула.
Гудженги старался пить мало, в то время как Чи поглощала вино во все больших количествах. Тем не менее по истечении часа речь икрананкца постепенно сделалась несколько неотчетливой. Казалось, в отличие от Чи он сохраняет ясность сознания, хотя его попытки выманить у нее признание в том, что целью Фолкейна в Катандаре было вызвать беспорядки, никак нельзя было бы назвать тонкими. Когда ее протесты приняли слишком уж воинственный характер, Гудженги сменил тему.
— Давай обсудим что-нибудь еще,— предложил он.— Например, твои способности и умения.
— У меня разносторонние шшпошшобности — лучшше, чем у тебя.
— Да, конечно.
— И к тому жже я краш... красивее.
— Э-э, вкусы различаются, знаешь ли, вкусы различаются. Но я должен признать, что ты обладаешь определенной...
Усы Чи угрожающе встопорщились.
— Ужж не хочешш ли ты шшкажать, что я не красотка?
— Что ты, благороднейшая, напротив!
— И ешшще я замеччательно пою.
Чи, пошатываясь, поднялась с кружкой в руке, махнула хвостом и издала чудовищное завывание. Гудженги зажал уши.
Чинг, чанг, гули, гули, васса, Чинг, чанг, гули, гули, бум.
— Очень, очень мелодично! Боюсь, что мне пора идти.
Гудженги завозился на матраце.
— Не ухходи, мой старый друхх! Не ошштавляй меня в оди-ноччестве! — умоляла Чи.
— Я вернусь. Я...
Чи пошатнулась и обхватила Гудженги. Содержимое ее кружки выплеснулось ему на очки. Очки слетели, Чи попыталась их поймать, не удержалась на ногах и села на хрупкий предмет. Раздался треск.
— Помогите! — вскричал Гудженги.— Мои очки!
— Мне оччень жжаль...
Чи извлекла из-под себя осколки.
Солдаты ворвались в хижину со всей доступной им скоростью. Чи попятилась в дальний угол. Гудженги зажмурился от хлынувшего в дверь света.
— Что случилось, благороднейший? — спросил один из стражников, размахивая мечом.
— Какое несччастье! — бормотала Чи.— Как жжаль! Но я тебе помогу.
— Она не нарочно,— признал Гудженги, делая знаки, отвращающие злых духов,— Тебе бы лучше выспаться теперь,— обратился он к Чи.
— Помогу тебе. У нас есть врачи. Они вылеччат твои глаза, так что очки тебе больше не понадобятся.
Чи удивилась собственной искренности. Посланник императора был не таким уж плохим парнем, и ему, несомненно, придется несладко, пока не удастся заменить очки. Катандар-ская оптика была явно не на высоте.
— У меня есть запасные,— ответил Гудженги.— Отведите меня в мою резиденцию.
Он поклонился Чи и заковылял прочь. Чи свернулась в клубочек на матраце и закрыла глаза.
— Здесь шшлишком шшветло,— пожаловалась она.— Задерните занавес.
Солдат послушался, запер дверь и ушел. Чи, однако, подождала несколько минут, прежде чем встать, продолжая при этом издавать вполне реалистический храп.
Спиртное вызывало у нее тошноту, но не опьяняло. Этиловый спирт не сказывается на метаболизме цинтиан. Незаметно для близорукого Гудженги Чи припрятала под матрац два самых больших осколка стекла. Она разорвала зубами обивку матраца, замотала лоскутами руки, чтобы защитить их от острых краев осколков, и принялась за работу в дальнем углу хижины.
Стекло было не особенно твердым. Режущие кромки быстро затупились и все хуже перепиливали решетку. Чи пришлось обкалывать стекло, чтобы снова заострить края — академия Лиги давала разнообразную практическую подготовку,— но очень экономно, чтобы обломки не оказались чересчур малы для работы.
— Ад и проклятье! — воскликнула Чи, когда один из осколков совсем вышел из строя.
— Что там такое? — раздался голос снаружи.
— Хррр,— издала Чи особенно громкий храп.
Будь на ее месте человек, он бы извелся за этот час, но Чи относилась к возможности неудачи философски. К тому же ей было достаточно гораздо меньшего отверстия, чем понадобилось бы человеку. Но даже и с учетом этого обстоятельства ей еле-еле удалось подпилить достаточное количество прутьев решетки, прежде чем ее орудия совсем пришли в негодность.
Ну а теперь — выгнуть спину, напрячь натренированные при прыжках с дерева на дерево в родных лесах руки и ноги — ух! Подпиленные прутья согнулись, Чи протиснулась сквозь образовавшееся отверстие, и решетка встала на место. Чи оказалась прижата к внешней стене, грубое плетение поцарапало ей нос. Пыхтя и ежась от холода, цинтианка атаковала стену зубами и когтями. Волокна поддавались одно за другим.
Быстрее, пока ее кто-нибудь не заметил!
В образовавшуюся дыру Чи увидела освещенную красным солнечным светом стену другой хижины, в разделяющем их проходе никого не было. Чи выбралась на свободу и помчалась.
Неизвестно, есть ли охрана у городских ворот. В любом случае, пока она до них доберется, ее будет преследовать полгорода. Кто-нибудь может ее перехватить или ее подстрелят из лука. Чи выскочила на рыночную площадь.
Туземцы завопили. Торговка в лавке попыталась спрятаться за грудой овощей, из кузницы выскочил кузнец с молотком в руке, а часовые кинулись наперерез. Чи метнулась к навесу в центре площади.
Грубо вырубленные ступени вели вниз. Чи ощутила зловонное дуновение воздуха. Она устремилась вниз по лестнице; скоро отверстие входа исчезло из виду, и она оказалась в темном туннеле, вырубленном в скале, освещенном редкими лампами в углублениях стены. Чи остановилась и потушила две первые.
Хотя таким образом ее собственное продвижение замедлилось и ей пришлось добираться до следующего освещенного участка ощупью, погоню это задержит еще больше. Она слышала крики икрананкцев, резкие и искаженные из-за гулкого эха в туннеле. Не осмеливаясь встретиться с неизвестным в темноте, они вернулись наверх за факелами.
К этому времени она достигла подножия холма. Короткий проход вел в комнату с колодцем посередине. Черпавшая воду туземка выпустила рукоятку ворота и с воплем вскочила на ограждение колодца. Чи не обратила на нее внимания. Ведущие отсюда наружу ворота не были заперты и не охранялись, когда городу не грозила опасность. Чи знала об этом: Гудженги приводил сюда гостей, когда показывал им город. Цинтиан-ка выскочила из башни и метнулась в кусты.
Оглянувшись, она увидела, что у ворот Хайякаты царит переполох. В другой стороне блестел на солнце корпус «Через пень колоду». На секунду Чи задумалась, не попытаться ли ей проникнуть на корабль. Если бы это удалось, она была бы неуязвима. Могла она и голосом отдать кораблю команду подняться и забрать ее.
Нет. «Через пень колоду» был окружен сплошным кольцом щитов и копий с выдвинутыми вперед катапультами. Ей не удастся пробраться в пределы слышимости незамеченной, к тому же пока она даст кораблю необходимые инструкции, ее изрубят в капусту. Пень не был запрограммирован на какие-либо действия без прямых приказов, что бы ни обнаружили его датчики.
Ну ничего. Скоро появится Адзель и наведет порядок. Чи пустилась в путь. Она бежала параллельно дороге, скрытая от взглядов копнами злаков, которые местные крестьяне приготовили к перевозке. Погони не было видно.
Воздух был как рассыпавшаяся в пыль мумия — очень старая мумия и очень мелкая пыль. С каждой минутой Чи все больше мучила жажда. Ей удалось отвлечься от неприятных ощущений, погрузившись в обдумывание того, как лучше опровергнуть прочитанную ею еще на Земле в «Журнале ксенобиологии» статью. Автор статьи явно имел кашу вместо мозгов и шарики для пинг-понга вместо глаз.
Но все-таки рано или поздно ей потребуются и вода, и отдых. Она свернула через поле к зарослям чего-то похожего на тростник: должно быть, там есть родник. Подобравшись с осторожностью поближе — тень среди теней,— Чи осмотрела находящуюся рядом ферму.
Там оказался Адзель. Он стоял рядом с загоном, держа в руке визжащее животное размером с поросенка, и уговаривал кого-то в забаррикадированной башне:
— Но, уважаемый, ты должен сказать мне, как тебя зовут.
— Чтобы ты навел на меня порчу? — отвечал ему хриплый голос изнутри.
— Нет-нет, уверяю тебя. Я просто хочу дать тебе расписку. Или по крайней мере узнать, кому я должен буду заплатить, когда смогу это сделать. Мне нужна пища, но не могу же я воровать.
Из бойницы вылетела стрела. Адзель вздохнул:
— Ну, если ты так относишься...
Чи вышла из кустов.
— Где тут вода? — спросила она хрипло.
Адзель вытаращил на нее глаза:
— Ты! Дорогой друг, что, во имя всего святого, с тобой случилось?
— Обойдемся без «дорогих друзей», ты, дубина. Разве ты не видишь, что я высохла уже настолько, что меня вот-вот унесет ветер?
Адзель попытался ощетиниться, но, поскольку щетины у него не имелось, ему это не удалось.
— Ты могла бы быть и повежливее. Ты даже и представить себе не можешь, насколько симпатичнее ты бы выглядела в этом случае. Я тут тороплюсь тебе на помощь, скачу день и ночь...
— И что, уже обежал планету по экватору? — поддела его Чи.
Адзель сдался и показал ей источник. Воды в нем было мало, да и имеющаяся не отличалась особой прозрачностью, но Чи пила, наслаждаясь ею, как тем выдержанным шампанским, которое так часто вспоминал Фолкейн. Утолив жажду, она присела на задние лапки и принялась умываться.
— Теперь самое время сообщить друг другу новости,— сказала она.
Тем временем Адзель разделал похожее на поросенка животное. Ножа у него не было, но он в нем и не нуждался. Закончив дело, он грустно взглянул на Чи:
— И что же нам делать?
— Вызвать корабль, конечно.
— Как?
Только тут Чи заметила, что его рация тоже разбита. Они молча посмотрели друг на друга.
Гудженги поправил свои запасные очки. Они не подходили ему так же хорошо, как прежние. Все выглядело несколько туманным. «Впрочем, может быть, так лучше,— подумал он.— Эта штука такая огромная, и там, конечно, все заколдовано. Да, пожалуй, при таких обстоятельствах вполне можно согласиться видеть не особенно отчетливо».
Он сглотнул, собрал все свое мужество и подошел на шаг ближе. Стоящие у него за спиной солдаты испуганно наблюдали за происходящим. Это немножко придало ему духа. «Нужно показать им: все деодах как один бесстрашны». На самом деле он ни за что не пошел бы на это, если бы не Лалнак. Этот комендант ведет себя как дикарь. Конечно, ты понимаешь, что тирут тебе не ровня — да и кто ровня? — но все-таки обычно принимаешь их за представителей цивилизованного братства. Однако Лалнак закатил такой скандал, когда пленница сбежала, что... С деловой точки зрения, это обстоятельство, конечно, может подорвать репутацию посланника. Но все-таки ради чести рода Гудженги с холодной вежливостью предложил офицеру, что он пойдет и расспросит летающий дом. Не желает ли комендант к нему присоединиться? Нет? Прекрасно. Конечно, показывать облегчение сразу не следовало (а то как бы Лалнак не передумал), но по возвращении будет можно, пожалуй, намекнуть разок-другой, что благороднейший Лалнак не осмелился пойти с ним вместе. Да, очень существенно сохранить моральное превосходство, даже с опасностью для собственной жизни.
Гудженги снова сглотнул.
— Благороднейший! — позвал он.
Его голос прозвучал странно в его собственных ушах.
— Ты обращаешься ко мне? — раздался откуда-то сверху механический голос.
— Аххрр, да.
Чужеземцы сообщили Гудженги — раньше, прежде чем начались все теперешние неприятности,— что летающий дом (нет, не так: нужно говорить «корабль», с этой невозможной согласной в середине) может говорить и думать. Если только, конечно, эти чужаки не обманули его и там внутри просто кто-то не прячется. Правда, если это так, то этот кто-то очень странный: у него нет собственной воли.
— Ну? — не выдержал Гудженги, когда длительное молчание стало невыносимым.
— Я жду, что ты скажешь,— ответил корабль.
— Я хотел бы, благороднейший, узнать о твоих намерениях.
— Мне пока еще не сказали, какими должны быть мои намерения.
— А пока тебе этого не скажут, ты ничего не будешь предпринимать?
— Я накапливаю данные, сообщаемые приборами, на случай если они понадобятся в будущем.
Гудженги облегченно вздохнул. Он надеялся на что-то подобное. Набравшись храбрости, он спросил:
— Предположим, ты обнаружишь, что кто-то из команды находится в затруднительном положении. Что ты предпримешь?
— То, на что я запрограммирован, в пределах моих возможностей.
— И больше ничего? Я хочу сказать, э-э, разве ты не станешь действовать по своей инициативе?
— Нет, если не получу устный или кодированный приказ. В противном случае была бы слишком велика возможность ошибки.
С облегчением переведя дух, Гудженги неожиданно ощутил желание узнать побольше. В конце концов, ведь есть же у разумного существа интеллектуальное любопытство. А кроме того, все, что удастся выяснить, может пригодиться и в практическом плане. Если пришелец-эршока и два его жутких спутника окажутся убиты, корабль никуда не улетит. Гудженги повернулся к ближайшему офицеру и приказал:
— Пусть все отойдут подальше. Я буду обсуждать секретные вопросы.
Воин-тирут бросил на него подозрительный взгляд, но выполнил приказ. Гудженги снова повернулся к кораблю.
— Но ты же не бездействуешь,— сказал он.— Ты достаточно подробно отвечаешь на мои вопросы.
— Так я сконструирован. Для моего функционирования требуется способность принимать логические решения.
— Аххрр, а тебе не становится, как бы это сказать, скучно все время сидеть взаперти?
— Моя конструкция не предусматривает возможности скучать. Мыслительные функции автоматически поддерживаются в состоянии активности, анализируя данные. Когда новых данных не поступает, я практикуюсь в применении правил игры в покер.
— Что?
— Покер — игра, в которую играют у меня на борту.
— Понятно. Мне очень приятно, что ты так охотно со мной разговариваешь.
— Я проинструктирован не проявлять к вам враждебности. «Проинструктирован» — самое близкое по значению слово в катандарском языке: мне не запрещено отвечать на вопросы и реагировать на ваши слова. Логическое заключение из этого, что я должен отвечать.
Гудженги охватило возбуждение:
— Ты хочешь сказать — если я правильно понял, благороднейший,— что ответишь на любой мой вопрос?
— Нет. Я запрограммирован на соблюдение интересов команды, а наличие войск вокруг меня говорит о том, что наши интересы могут оказаться несовпадающими. Поэтому я не сообщу вам никакой информации, которая может пойти во вред моему экипажу.
Спокойный ответ охладил пыл Гудженги. Он был разочарован тем, что корабль не скажет ему, как делать бластеры. Тем не менее искусный собеседник может что-нибудь выведать в разговоре.
— Но ведь ты не откажешься дать мне совет по делу, ничем не затрагивающему твоих хозяев?
Только завывания ветра, крутившего пыль и пригибавшего к земле кусты, раздавались вокруг, пока корабль обдумывал ответ. Наконец Гудженги услышал:
— Эта проблема почти выходит за пределы моих логических способностей. Я не вижу оснований тебе отказать. С другой стороны, цель настоящей экспедиции — извлечение дохода. Поэтому лучшее решение, к которому я оказался способен прийти,— это брать с тебя плату за советы.
— Но... но как?
— Ты можешь принести меха, лекарственные вещества и другие ценности и сложить их у открытой двери, которую ты, вероятно, видишь. Что ты хочешь, чтобы я для тебя вычислил?
Гудженги в растерянности лишился дара речи. Перед ним открылась возможность невероятно обогатиться, если только удастся придумать... Впрочем... Он вспомнил замечание, сделанное Чи в доме Лалнака как раз перед тем, как ее арестовали.
— У нас распространена игра, называемая акрител,— произнес он медленно.— Можешь ли ты мне сказать, как в нее выиграть?
— Сообщи мне правила.
Гудженги сообщил.
— Да,— ответил корабль,— это просто. Возможности выигрывать каждый раз, не жульничая, не существует. Но, зная вероятность выпадения различных комбинаций, риск можно свести к минимуму: ты должен делать ставки в соответствии с вероятностью и таким образом при достаточно длительной игре окажешься в выигрыше, при условии, что твои партнеры не будут придерживаться такой же стратегии. А они, очевидно, не будут, поскольку расчет «хода пьяницы» требует довольно сложных математических методов. Принеси материалы для письма, и я продиктую тебе расчет вероятности.
Гудженги с трудом сдержал ликование.
— Какую плату ты хочешь за этот совет, благороднейший?
— Я не могу ответить с уверенностью. Позволь мне сравнить затраты и возможную прибыль.
Корабль некоторое время размышлял, затем назвал довольно значительное количество товара. Гудженги завопил, что такая цена его разорит. Корабль ответил, что в этом случае ему не следует приобретать информацию. Он, корабль, не торгуется. Наверняка найдутся другие, которые не сочтут цену чрезмерной.
Гудженги сдался. Ему, правда, придется влезть в долги, чтобы купить так много товаров. С другой стороны, на местном рынке из-за карантина цены упали, и он сможет приобрести нужное по дешевке. А уж потом, когда он вернется из этой глуши в Катандару, где игра идет на настоящие деньги...
— Удалось ли тебе что-нибудь узнать, благороднейший? — спросил офицер-тирут, когда Гудженги направился к городским воротам.
— Да,— ответил он.— Я получил чрезвычайно важную информацию. Мне, правда, придется дать большую взятку, но я оплачу ее из собственного кармана,— ради нашего императора. Аххрр... Проследи, чтобы никто больше не смог разговаривать с кораблем. Его магические силы так легко могут выйти из-под контроля.
— Непременно, благороднейший! — поежился офицер.
Герои приключенческих романов способны выдержать любые душераздирающие испытания без поддерживающих психику лекарств. Обычно без сна, всегда без удовлетворения телесных потребностей они неизменно готовы подвергаться душераздирающим испытаниям снова и снова. Реальные люди для такого не годятся. Даже после примерно двенадцати часов в койке Фолкейн чувствовал себя усталым и разбитым. Он не пострадал во время безумной скачки сквозь порядки императорских войск, но стрелы пели неприятно близко, и Стефа зарубила вражеского всадника за секунду до того, как тот добрался до Дэввда. Потом появились воины Роберта Торна, отогнали противника и провели вновь прибывших в Рангакору. Фолкейну была непривычна такая близость смерти. Его нервы даже и после нескольких часов отдыха все еще были завязаны узлами.
Не помогло и то, что Стефа была особенно очаровательна, показывая ему дворец. Впрочем, надо признать, что здание его поразило. Оно не только было более светлым и воздушным, чем что-либо виденное им в Катандаре, не только поражало красотой; в нем хранились сокровища, созданные столетиями культуры менее воинственной, чем у западного соседа. Здесь даже имелись настоящие двери, подобные тем, которые Дэвид видел на родной планете: бронзовые, покрытые барельефами. Были застекленные окна, имелось центральное отопление.
Осмотрев мастерскую гальванопластики (этот объект королевской монополии находился во дворце), Фолкейн и Стефа вышли на балкон. Дэвид был поражен тем, какого прогресса достигли эти мрачные философы: свинцовые батареи, медные провода, эксперименты с подобием лейденской банки. Теперь он вполне мог понять, почему здешнее общество оказалось людям ближе, чем Катандара.
— Святой Джеро, вон сам Торн и с ним король! — воскликнула Стефа.
Она подтащила Фолкейна к перилам балкона, где остановились правители.
Двое стражников держались позади. Это были дружелюбные молодые парни, но они никогда не оставляли Дэвида одного, а их оружие было всегда наготове.
Торн опустил медную подзорную трубу, через которую он осматривал позиции противника, и кивнул:
— Этот лагерь выглядит неряшливее с каждым днем. Они деморализованы, это ясно.
Фолкейн посмотрел в том же направлении. Дворец представлял собой изящное здание с множеством окон, высотой в несколько этажей. Он не был обнесен стеной, вокруг него расстилались сады, а дальше начинался город. Как и Катандара, Рангакора была невообразимо древней, и большинство ее зданий были построены из камня. Но дома выглядели симфонией белых, золотистых, красных тонов. Они были обращены к внешнему миру, а не замкнуты на себя, как в Катандаре, и своими грациозными пропорциями и острыми черепичными крышами несколько напоминали постройки раннего Ренессанса на Земле. Довольно широкие мощеные улицы были заполнены крошечными на расстоянии пешеходами, до Фолкейна доносился отдаленный скрип колес и стук копыт. Струйки дыма поднимались к небу, на котором виднелись немногие легкие облачка. На заднем плане громоздились, уходя ввысь, серо-голубые горы, увенчанные могучей вершиной Гундры, снежная шапка которой сияла золотом в свете вечного заката. Справа был виден водопад, над которым в водяной пыли играла радуга; поток устремлялся к Чакоре, ярко-зеленой и плодородной.
Взгляд Фолкейна остановился на осаждающих. За пределами города плато усеивали палатки и костры, паслись стада верховых зандар, солнечные лучи блестели на металле оружия. Должно быть, Джадхади прислал сюда много войск, узнав о восстании.
— Мне все-таки кажется, что ваша вылазка была бы безрезультатна — они слишком превосходят вас числом,— сказал Фолкейн.
Роберт Торн засмеялся. Это был приземистый человек с всклокоченной бородой и пронзительными голубыми глазами. Старые боевые шрамы и меч в потертых ножнах плохо сочетались с вышитой пурпурной туникой и шелковыми штанами.
— А нам некуда спешить,— ответил он юноше.— У нас довольно продовольствия — больше, чем им удастся наскрести у местных крестьян. Пусть себе посидят перед стенами. Может быть, тем временем прибудут остальные эршока. Если нет, то к следующему сумеречному периоду осаждающие совсем оголодают, у них начнутся болезни, да к тому же они почти ничего не будут видеть. Тогда мы их и опрокинем. Они сами это знают. Потому-то в лагере такое уныние.— Он повернулся к щуплому рыжему молодому икрананкцу в оранжевом одеянии и позолоченной диадеме: — Король Урсала, это тот самый человек из другого мира, о котором я тебе говорил.
Монарх наклонил свою птичью голову.
— Приветствую тебя,— сказал он Фолкейну на диалекте, не слишком отличающемся от катандарского.— Я очень хотел с тобой встретиться. Если бы только обстоятельства были более благоприятны.
— Они еще могут такими стать,— намекнул Фолкейн.
— Едва ли, если твои товарищи выполнят свое обещание завоевать нас для Катандары,— ответил Урсала. Его мягкий тон смягчил угрозу.
Фолкейн почувствовал себя неловко.
— Ну, видишь ли, мы здесь чужаки, пока мало знаем. А что плохого, если вы присоединитесь к империи? Как мне кажется, там никого особенно не притесняют.
Урсала встряхнул своим хохолком и надменно произнес:
— Рангакора была древним городом, еще когда Катандара была деревушкой. Деодах всего несколько поколений как перестали быть просто дикарями. Их замашки нам не подходят. Мы не натравливаем братство на братство, мы не обязываем сына заниматься тем же, чем и отец.
— Вот как? — удивился Фолкейн.
Стефа кивнула:
— Здесь братства — просто объединения семей. Ремесленные гильдии состоят из представителей разных братств.
— Сколько раз я говорил тебе это, благороднейший,— произнес Торн наставительно.— Как только вы окажетесь под защитой эршока...
— О которой мы не просили,— перебил его Урсала.
— Не просили, но если бы не я, здесь бы сейчас хозяйничал вице-король Джадхади.
— Думаю, вы — наименьшее из двух зол,— вздохнул король.— Иршари слишком долго были к нам милостивы, и, похоже, мы утратили умение воевать. Но будем честны: вы ведь возьмете нас под защиту не бесплатно, нам придется расплачиваться землями, сокровищами, властью.
— Конечно,— кивнул Торн.
Наступила неловкая тишина. Чтобы разрядить напряжение, Фолкейн спросил, кто или что такое иршари.
— Ну как же,— ответил Урсала,— создатели и правители Вселенной. Разве вы в своем другом мире столь же суеверны, как и жители Запада?
— Что-что? — заинтересовался Дэвид.
Он даже вздрогнул от неожиданности и начал засыпать Ур-салу вопросами.
Ответы икрананкца превзошли все ожидания. У Рангакоры оказалась нормальная политеистическая религия; боги, естественно, требовали жертвоприношений и лести, но в целом были доброжелательны. Наличествовал единственный бог зла, убийца Цуриата Светлого, а сам Цуриат ежегодно воскресал, чтобы при помощи других богов удерживать зло в положенных рамках.
Но тогда, значит, икрананкцы вовсе не прирожденные параноики!
Что же в этом случае породило представление западной культуры о враждебности космоса?
Ум Фолкейна заработал на полных оборотах. Он наконец осознал то, что должно было бы броситься ему в глаза давным-давно: на большей части дневной стороны Икрананки не было смены времен года. Жизнь здесь лишена ритма — только бесконечная борьба за выживание и медленная деградация окружающей среды. Любое изменение в природе означает несчастье: песчаная буря, эпидемия, падеж скота, высохший источник. Неудивительно, что туземцы относятся подозрительно ко всему новому, а заодно и друг к другу. Понятно, почему они доверяют только прошедшим инициацию членам собственного братства. В результате возникающие цивилизации нестабильны, а набеги дикарей часты. Вот бедолаги!
Рангакора же, на границе Сумеречных краев, знала дожди, снегопады, ритм, установленный сменой дня и сумерек. Жителям были известны не отдельные самые яркие звезды, а расположение созвездий: чтобы изучить их, они отправлялись во Тьму. «Другими словами,— подумал Фолкейн,— если местные жители и сукины дети, то они сукины дети в земном понимании».
Ну а раз так...
Нет. Рангакора мала и изолирована. Она просто не располагает необходимыми возможностями. А учитывая бесконечные войны и набеги дикарей, ван Рейн не согласится иметь дело ни с кем, кроме мощной империи. Переметнуться на их сторону и помочь восставшим было бы, возможно, и благородным делом, но Торгово-техническая Лига не занималась сражениями с ветряными мельницами. Отвоеванная Рангакора будет захвачена снова, как только космолет покинет планету, и уж тогда новых посещений Икрананки не будет.
Однако если бы удалось посодействовать установлению мира и порядка на этой планете, космические торговцы очень бы выиграли. Нет ли какой-нибудь возможности компромисса?
Фолкейн озабоченно взглянул на небо. Когда же, черт возьми, появится «Через пень колоду»? Ведь ясно же, что Чи и Адзель в первую очередь должны искать его здесь. Если только с ними самими не случилось ничего ужасного...
Тут до Дэвида дошло, что к нему обращается Урсала, и размышления пришлось отложить.
— Прошу прощения, благороднейший?
— Мы не употребляем титулов,— сказал ему король.— Так приветствовать нужно только врага. Я попросил тебя рассказать нам о твоем доме. Это, должно быть, удивительное место, и, иршари мне свидетели, такое развлечение нам сейчас очень кстати.
— Ну... э-э...
— Мне тоже интересно,— вмешался Торн,— В конце концов, если нам, эршока, предстоит покинуть Икрананку, тогда все меняется. Мы могли бы и уйти из Рангакоры,— Эта перспектива его явно не очень радовала.
Фолкейн сглотнул. Когда люди с Икрананки будут возвращены на Землю, он, Фолкейн, станет в глазах общественного мнения героем, но это положит конец их с ван Рейном плану разведки для будущей торговли. Работы он, конечно, не лишится: милая спокойная должность третьего помощника капитана на каком-нибудь молоковозе ему обеспечена, с перспективой получения капитанского чина где-нибудь к пятидесяти и увольнения на пенсию десятью годами позднее.
— Ну, например, солнце на Земле гораздо ярче, чем здесь,— сказал Фолкейн.— Ты же видела, Стефа, как освещен наш корабль.
— Черт возьми, я там чуть не ослепла,— пожаловалась девушка.
— К этому можно привыкнуть. Конечно, сначала придется соблюдать осторожность, выходя из помещения, иначе можно обгореть на солнце.
— Проклятье! — не выдержал один из сопровождавших Фолкейна охранников.
Дэвид решил, что так он, пожалуй, произведет плохое впечатление.
— Это быстро пройдет. Потом уже опасаться будет нечего. Кожа станет загорелой и нечувствительной к солнечным лучам.
— Да что ты! — Стефа поднесла руку к своей гладкой щеке. Она даже приоткрыла рот от изумления.
— Должно быть, там очень жарко,— догадливо высказался Урсала.
— Не так уж жарко,— ответил Дэвид.— Во многих районах, конечно, теплее, чем здесь.
— Как же вы это выдерживаете? — спросил Торн.— Я и сейчас весь в поту.
— Ну, если погода действительно жаркая, всегда можно укрыться в помещении. Внутри здания температура устанавливается по желанию.
— Не хочешь ли ты сказать, что мне придется просто сидеть дома, пока эта проклятая погода не соблаговолит перемениться? — рявкнул Торн.
— Да, я припоминаю,— включилась в разговор Стефа,— воздух у вас в корабле был сырой и теплый, как болото. На Земле он такой же?
— Зависит от того, где ты окажешься,— объяснил Фолкейн.— На Земле погода довольно эффективно контролируется.
— Все хуже и хуже,— пожаловался Торн.— Если уж придется потеть, то еще не хватало, чтобы это было по чьей-то там прихоти,— Тут лицо его просветлело: — Но ведь можно же сразиться с теми, чьи действия тебе не нравятся!
— О господи, нет, конечно! — возразил Фолкейн,— На Земле это запрещено.
Торн прислонился к ограде балкона и озадаченно уставился на Фолкейна:
— А чем же мне там тогда заниматься?
— Э-э... ну, для начала нужно будет несколько лет поучиться в школе. Земных лет, конечно — они раз в пять длительнее, чем на Икрананке. Вы должны будете познакомиться с математикой, естественной историей, философией... Вообще-то говоря, всего предметов жуткое количество. Но вы не беспокойтесь,' как только вы закончите учебу, вам найдут работу.
— И какую же работу?
— Ммм, боюсь, не особенно высокооплачиваемую. Даже и в какой-нибудь колонии... Колонизированные планеты теперь, видите ли, уже не примитивные миры, а чтобы управлять нашими машинами, нужно основательное образование. Думаю, вы могли бы стать...— Фолкейн запнулся, подыскивая подходящие слова в местном языке,— поварами, помощниками механиков или чем-то в этом духе.
— И это я, правитель города?! — Торн покачал головой и забормотал ругательства.
— Но ведь можно заняться военным делом,— запротестовала Стефа.
— К сожалению, да,— подтвердил Фолкейн.
— Почему «к сожалению»? Ну и чудак же ты,— Стефа повернулась к Торну: — Не унывай, командир. Мы станем солдатами. Если прапредок говорил правду, там есть что взять в качестве добычи.
— Солдатам никто не позволит заниматься грабежами,— охладил ее пыл Фолкейн.
Его собеседники вытаращили на него глаза, не веря своим ушам.
— Да и вообще, солдаты должны уметь управлять сложной техникой, и боюсь, в вашем возрасте этим уже не овладеть.
— Гром и молния! — прошептал Торн.
— Все это нужно обсудить на совете братства,— встревожен-но сказал один из стражников.
Торн выпрямился и взял себя в руки.
— Сейчас это не так легко. Пока что нам нужно продолжать начатое. Когда мы прорвем осаду и снова объединимся с нашими соплеменниками, тогда будет видно. Урсала, мы с тобой должны заняться организацией групп связников между нашими отрядами.
— Да, пожалуй,— неохотно ответил король. Он склонил голову, прощаясь с Фолкейном: — Надеюсь, позже мы сможем иметь более длительную беседу.
Фолкейн рассеянно кивнул: он был очень недоволен собой. Правители удалились.
Стефа оперлась локтями на перила бачкона. На ней была легкая туника, волосы распущены. Ветерок играл ее бронзовыми локонами. Хотя сейчас она казалась равнодушной, Фолкейн не забыл некоторые ее слова, сказанные раньше. Сердце его забилось быстрее. Можно ведь даже и из принудительного пребывания здесь извлечь удовольствие.
— Я не хотел, чтобы мои рассказы о Земле прозвучали так разочаровывающе,— сказал он,— Тебе там понравится. Такая красивая девушка, с таким экзотическим прошлым — да ты произведешь сенсацию.
Она продолжала смотреть на сторожевую башню.
— Конечно, как новая игрушка. И как долго это продлится?
Упрек в ее голосе огорчил Фолкейна.
— Дорогая, для меня ты никогда не утратишь своей очаровательной новизны.
Никакой реакции.
— Из-за чего, черт возьми, ты вдруг стала такой мрачной? — спросил Дэвид.
Губы девушки сжались в тонкую линию.
— Из-за того, что ты рассказал. Когда ты спас меня, я подумала, что ты великолепный воин. Я должна была, конечно, сразу понять: ничего особенного в той схватке не было — с тобой было то чудовище и, главное, у тебя в руке была машина. Может быть, и несправедливо говорить о том, какой ты никудышный всадник,— тебя ведь никогда не учили ездить на зандарах. Но тем не менее это правда — ты никуда не годишься в седле. Да и вообще, на что ты годишься без помощи машины?
— По крайней мере, на одно,— попытался улыбнуться Фолкейн.
Стефа пожала плечами:
— Я не сержусь на тебя, Дэвид. Я просто разочарована. Истинно, это моя вина. Надо было давно понять, что только твое отличие от всех и делало тебя таким привлекательным.
«Удачный денек, ничего не скажешь»,— простонал в душе Дэвид.
— Пожалуй, пойду посмотрю, не сменился ли с дежурства Хью,— продолжала Стефа.— Ты можешь тут еще погулять, если хочешь.
Фолкейн потер подбородок, глядя ей вслед. Чуть отросшая щетина оцарапала ему руку. Естественно, ведь последний раз предотвращающий рост волос гормон он принимал уже давно. Кроме как на корабле, вряд ли на всей Икрананке найдется бритва. Теперь несколько дней предстоит мучиться, пока этот проклятый лицевой мох как следует не отрастет.
«Нельзя сказать, что в словах девушки нет правды»,— с горечью подумал Фолкейн. Во время этого последнего путешествия он был слишком пассивен. Если с Адзелем и Чи что-нибудь случилось, то вина в этом его, ведь он капитан корабля. Через четыре месяца, если они не вернутся, конверт с планом их предприятия, который они оставили на базе, будет вскрыт и за ними отправится спасательная экспедиция. Может быть, их и выручат, если, конечно, сам Фолкейн к тому времени еще будет жив. В данный момент ему не так уж и хотелось оставаться в живых.
Раздавшиеся вдали крики заставили его обернуться. Фолкейн присмотрелся к тому, что происходило за городской стеной. Тут его как громом оглушило.
Адзель!
Из-за поворота дороги показался мчащийся галопом воданит. Его чешуя блестела, а рев перекрывал шум водопада. Из лагеря осаждающих раздались вопли. Барабаны на сторожевых башнях Рангакоры забили тревогу. Вооруженные люди и икрананкцы кинулись к парапетам.
— Живой демон! — ахнули у Фолкейна за спиной.
Оба его стража, побледнев, уставились на открывшееся им сверхъестественное зрелище. У Фолкейна вспыхнула надежда: наконец-то шанс сбежать! Он попытался выскользнуть за дверь.
На его несчастье, вернулась Стефа. Она схватила Фолкейна за руку и всем весом повисла на нем.
— Не зевайте! — окликнула она охранников.
Те очнулись от оцепенения, выхватили мечи и втащили Фолкейна обратно. Он чуть не плакал от разочарования.
— Что происходит? — выдохнул он.— Где корабль?
Теперь ему оставалось только наблюдать. Отряд катандарской кавалерии бросился на воданита. Адзель не замедлил свой бег и пропахал себе дорогу сквозь ряды нападающих. Копья ломались о его чешую, всадники разлетались в стороны, зандары в панике разбегались. Его могли бы остановить выстрелы из катапульт, но полевая артиллерия не была подготовлена к обстрелу инопланетных чудовищ, да никто из икрананкцев и не знал, что делать, когда на тебя мчится настоящий, хорошо видимый демон. Так что артиллеристы просто разбежались.
Ужас распространился как пожар. Через несколько минут армия Джадхади представляла собой воющую, мечущуюся толпу, которая бросилась бежать вниз в направлении Катандары. Адзель немножко попреследовал беглецов, чтобы убедиться, что они нескоро остановятся. Когда последний солдат исчез из виду, воданит вернулся, продираясь сквозь хаос брошенного оружия, перепуганных зандар и карикут, опрокинутых тележек, опустевших палаток, чадящих костров.
Довольно махая хвостом, Адзель потрусил к воротам. Фолкейн не расслышал, что он выкрикивает, но мог хорошо это себе представить. У него подкосились ноги, стало трудно дышать. Казалось, не прошло и минуты, как за ним примчался посланец, но целая вечность потребовалась, чтобы дойти до ворот по опустевшим улицам Рангакоры — население попряталось по домам, молясь своим богам.
Впрочем, за это время Фолкейн успел немного успокоиться. К тому моменту когда он оказался у парапета вместе с Торном, Урсалой, Стефой и отрядом солдат и глянул вниз на своего друга, он уже снова был способен думать. Теперь, вблизи, он увидел мохнатую фигурку Чи на мощных плечах Адзеля. По крайней мере они оба живы. Слезы обожгли глаза Дэвида.
— Дэвид! — прокричал Адзель,— Я так надеялся, что мы найдем тебя здесь. Почему нас не впускают?
— Меня держат в плену,— ответил Фолкейн на латыни.
— Так не пойдет,— вмешался Торн.— Говори на англике или катандарском, чтобы я мог вас понять, или помалкивай.
Копья, нацеленные в него, показались Фолкейну такими острыми, что пришлось послушаться. То обстоятельство, что теперь всем стало известно, как его корабль оказался недоступным для команды, а сам он попал в плен, не сделало беседу более приятной. Все внутренности Фолкейна, казалось, сжались в холодный ком.
Торн горячо воскликнул:
— Эй, послушайте, у нас же общая цель! Давайте вместе выступим на Хайякату, отобьем у них эту вашу летающую штуку, а затем пойдем на Катандару.
Урсала ответил ледяным тоном:
— Другими словами, мой город все-таки будет управляться из Катандары.
— Но должны же мы помочь своим братьям! — сказал Торн.
— По пути сюда я перехватил курьера,— вступил в разговор Адзель.— Боюсь, что я утратил чувство меры, желая его припугнуть, но так или иначе мы прочли сообщения, которые он должен был передать. Те эршока, которые находились в городе, но не были в казарме, объединились и атаковали силы императора с тыла. Общими усилиями те, кто был в Железном Доме, и их соратники снаружи прорвали ряды осаждавших и с боями выбрались из города. Они захватили — как же она называется? — деревню в Чакоре и послали за семьями, которые были еще не с ними, чтобы обеспечить их безопасность.
Джадхади не решается напасть с имеющимися в его распоряжении войсками и вызывает подкрепления из дальних гарнизонов.
Торн дернул себя за бороду.
— Насколько я могу судить, наши люди выступят оттуда раньше, чем ему удастся собрать силы. И куда же им идти, как не к нам? — Его глаза засверкали.— Клянусь Марсом! Нам нужно только сидеть смирно, и мы получим все, чего хотели!
— Кроме того,— предостерегла Стефа,— мы не можем доверять Фолкейну. Как только он получит обратно свою летающую машину, он сможет делать что захочет.— Она враждебно взглянула на юношу.— Похоже, вы окажетесь не на нашей стороне.
— Единственная вещь, о которой я мечтаю,— убраться с этой планеты, и чем дальше, тем лучше.
— А потом? Из-за своих вонючих торговых интересов ты окажешься на стороне Катандары. И другие, которые появятся здесь потом, тоже. Нет, лучше нам тебя не отпускать, мой теленочек.— Она наклонилась через парапет, приложила руки ко рту и закричала: — Убирайтесь, вы, или мы кинем вам голову вашего приятеля!
Чи вскочила на ноги между огромными пластинами гребня. Ее тонкий голос еле долетал до них сквозь шум водопада.
— Если вы это сделаете, мы обрушим на вас ваши навозные стены!
— Ну подождите же,— попытался утихомирить страсти Урсала,— Давайте рассуждать разумно.
Торн окинул взглядом собравшихся на стенах воинов. Люди вытирали потные лбы и облизывали губы; клювы икрананкцев были открыты, а хохолки уныло поникли.
— Мы не можем выступить против чудовища,— произнес он вполголоса.— Наши солдаты сейчас слишком перепуганы, да и зандары разбегутся. Вот когда прибудут остальные члены братства — тогда другое дело. Подождем.
— И сохраните мне жизнь, чтобы было о чем торговаться,— поспешно добавил Фолкейн.
— Как же, как же,— презрительно усмехнулась Стефа.
Торн отдал приказ. Военные инженеры принялись взводить пружину катапульты. Адзель услышал скрип метательного орудия и отошел на безопасное расстояние.
— Мужайся, Дэвид! — прокричал он.— Мы тебя не бросим!
«Это, конечно, было бы весьма благородно, но едва ли осуществимо»,— мрачно подумал Дэвид. Теперь Торн уже не просто хочет удержать Рангакору, он должен это сделать в интересах своих соплеменников. К тому же эршока слишком многое переняли у катандарцев по части хронической подозрительности, чтобы добровольно отпустить Фолкейна на корабль. Скорее они будут держать его заложником на случай прибытия другого космолета. А укрепившись в Рангакоре, они, несомненно, попытаются свергнуть власть деодах. Вполне возможно, им это удастся. Так что оставалось надеяться на одно: спасательная экспедиция заключит соглашение с эршока — в обмен на жизнь Фолкейна Торгово-техническая Лига откажется от торговли с Икрананкой. Договор будет строго соблюдаться: торговля с враждебным населением не окупается. А уж стоит ван Рейну узнать, что он не только не будет монополистом на здешнем рынке, но и вообще его лишится,— он вышвырнет Фолкейна с такой силой, что тот долетит до Луны.
В какую же густую похлебку он угодил!
Стражники отвели его в дворцовые покои, которые служили ему тюрьмой. Адзель собрал тех животных, которым не удалось порвать поводья и ускакать, чтобы использовать их в пищу, пока будет длиться осада города драконом.
Чи Лан ничего не стоило незаметно пробраться к восточной стене города. Катандарцы не приближались к укреплениям достаточно близко, чтобы вытоптать кусты, а рангакорцы не могли использовать их в качестве корма для своих животных. Высокие растения скрывали ее передвижение. Припав к земле у подножия стены, Чи посмотрела вверх на отвесную темную скалу; по пурпурному небу скользило облако, и казалось, что стена нависает над цинтианкой. Ее нос ощущал малейшие оттенки острых смолистых запахов растительности. Сквозь вой холодного ветра Чи расслышала грохот катапульты с противоположной стороны укреплений.
Здесь тени были так густы, что разглядеть детали стены удавалось с трудом; однако постепенно Чи наметила путь наверх. Как и во всех икрананкских постройках, камни были необработанными, а дождь и мороз за бесчисленные годы выщербили их. Вскарабкаться на стену ей вполне по силам.
Ее мышцы напряглись. Чи прыгнула, уцепилась всеми четырьмя конечностями за выбоины, нашла следующую опору, передвинулась дальше. Холодная и шершавая поверхность камня царапала ее живот. Передвижению мешал и груз, захваченный ею из лагеря осаждавших,—два кинжала и обмотанная вокруг тела веревка. Тем не менее с полным хладнокровием она продолжала подъем.
Когда ее пальцы ухватились за край амбразуры, Чи секунду помедлила. Где-то поблизости находились часовые. Но где? Чи подтянулась и, притаившись между зубцами крепостной стены, огляделась. В нескольких метрах от нее слева и справа действительно стояли стражники — один человек, другой икрананкец. Их плащи бились на ветру так же яростно, как и флаги на дальних башнях. Но часовые смотрели из-за стены наружу.
Теперь быстро! Чи метнулась к противоположной стороне стены. Как она и ожидала — любой грамотный военный инженер должен был это предусмотреть,— между стеной и ближайшими домами оставалось несколько метров ничем не застроенного пространства. Поскольку торговля с внешним миром прекратилась, никакого движения здесь не было. Чи пренебрегла тем, что ее может увидеть случайный прохожий, и с отчаянной быстротой начала спускаться. С высоты нескольких метров она спрыгнула; относительно слабая гравитация помогла ей в этом.
Достигнув начала узкой улицы, она остановилась, чтобы отдышаться, но только на мгновение. Вблизи слышались шаги и каркающие голоса. Уцепившись за раму окна, Чи вскарабкалась на крышу дома.
Отсюда открывался широкий вид. Красное солнце в туманной дымке бросало косые лучи на пустынные улицы. После появления Адзеля прошло всего несколько часов, и местные жители были слишком потрясены, чтобы взяться за свои обычные дела. «Надо сообразить... Дэвида наверняка держат во дворце — должно быть, это вон то затейливо украшенное здание в центре города». Чи наметила маршрут — по возможности с одной крыши на другую, а улицы придется пересекать, когда никого не будет поблизости.
За осторожность приходилось расплачиваться временем, но она того стоила. Самое трудное препятствие ожидало Чи в конце пути. Четыре просторных бульвара окружали королевскую резиденцию, и по ним сновало множество пешеходов. Помимо тех, кто был там по делу, толпы взволнованных горожан очень по-человечески искали безопасности поблизости от своих правителей. Чи пришлось провести около двух часов, прячась за трубой, прежде чем представился шанс преодолеть это препятствие.
По мостовой тащилась неуклюжая повозка, а впереди, направляясь во дворец, шествовал старик-туземец в свободной тоге придворного. Чи спрыгнула в канаву между двумя домами поближе к дороге. Упряжные карикуты миновали ее, скрипучий экипаж заслонил цинтианку, и она проскользнула под него и на четвереньках подобралась к старому икрананкцу. Теперь ее отделяло от его развевающегося одеяния метра три. Даже если ее заметят, дворцовый сад совсем рядом, там есть где спрятаться; но Чи надеялась, что в этом не возникнет необходимости.
Так оно и оказалось. Она в полсекунды пересекла открытое пространство и, приподняв волочащийся по земле подол, спряталась под ним. Старик остановился и обернулся.
— Что? Что? — спросил он, но, никого не увидев, пошел дальше.
Чи двинулась одновременно с ним, очень осторожно, чтобы не задеть его щиколотки.
— Крр-э? Что? Клянусь, я почувствовал... нет... нет... э-э...
Икрананкец поковылял дальше. Когда Чи сочла, что они уже достаточно углубились в дворцовый сад, она выскользнула из-под одеяния и спряталась в ближайший куст. Из своего убежища она видела, как туземец снова остановился, ощупал свою тогу, почесал затылок и пошел дальше, бормоча что-то себе под нос.
Пока все шло хорошо. Настоящие приключения начнутся на следующем этапе. Чи некоторое время обследовала сад, прячась с искусством, доступным только уроженке лесов, как только кто-нибудь оказывался поблизости, пока ей снова не представилась возможность действовать.
Она подобралась к боковой стене дворца. Ряд похожих на бамбук деревьев скрывал ее от любого, кто выглянул бы в окно, а подстриженные кусты живой изгороди давали дополнительное укрытие. Поблизости не было ни души, кроме туземца-часового в доспехах, вышагивавшего по дорожке. Что ж, на войне как на войне. Чи дала ему пройти мимо и прыгнула на него сзади. Воин растянулся на животе, а его латы издали огорчительно громкий лязг. Чи вскочила на плечи поверженного противника, одной рукой стиснув его горло, а другой вытаскивая кинжал.
Приставив острие к его горлу, она жизнерадостно прошептала:
— Только пикни, мой друг, и ты — хладный труп. Мне этого не хотелось бы — ты не выглядишь особенно аппетитным.
Ослабив хватку, она дала ему повернуть голову и увидеть себя; бульканье, которое при этом вырвалось из горла икрананк-ца, она решила ему простить. Можно понять чувства туземца, на котором уселся демон в темной маске, даже если это и совсем маленький демон.
— Отвечай быстро, если тебе дорога жизнь,—приказала она.— Где находится пленный эршока?
— Э-э-э...
— Не увиливай,— Чи кольнула его острием кинжала.— Ты знаешь, о ком я говорю: высокий светловолосый безбородый эршока. Отвечай или прощайся с жизнью!
— Он... он там в...
Больше слов у него не нашлось. Солдат сделал мужественную попытку подняться, и Чи мгновенно сжала его горло так, что он потерял сознание. Еще находясь в Хайякате, она позаботилась о том, чтобы узнать как можно больше об анатомии туземцев — насколько это возможно без вскрытия; теперь эти знания пригодились. Вообще-то икрананкцы — довольно хлипкий вид...
Когда солдат очухался, он уже вполне был готов к сотрудничеству. Во всяком случае, он испытывал слишком сильный ужас, чтобы попытаться обмануть Чи. Цинтианке в свое время приходилось вести достаточно допросов, чтобы быть в этом уверенной. Она получила всю нужную ей информацию. Как выяснилось, у помещения, где находился Фолкейн, несли стражу два эршока, но от пленника их отделяла тяжелая бронзовая дверь.
— Спасибо,— сказала она икрананкцу и снова сжала его горло.
При помощи куска веревки и обрывка его собственного плаща она сделала кляп, затем связала солдата и оттащила его в кусты. К тому моменту, когда она закончила это дело, ее информатор пришел в себя.
— Тебя тут скоро найдут,— утешила она несчастного,— может быть, даже до того, как начнут поливать сад.
Чи кинулась в нужном направлении. Теперь следовало спешить. Но именно этого-то она и не могла сделать. По сравнению с необходимостью пробираться по дворцу незамеченной в этом проклятом городе, не знающем ночи, все ее предыдущие приключения выглядели детской забавой. Через открытое окно Чи проникла в комнату, в которой, как она предварительно убедилась, никого не было. Но дальше ей пришлось пробираться от портьеры — к креслу — к декоративной вазе — к статуе, скрываясь от бесчисленных слуг, стражников, чиновников, купцов, просителей, сестер, кузин, тетушек и дядюшек, заполнявших дворцовые помещения. Чтобы подняться на следующий этаж, нужно было дождаться, пока на пандусе никого не будет, и надеяться, что ее не заметят прежде, чем она найдет следующее укрытие. И так до бесконечности. К тому времени, когда она достигла изящных колонн нужного ей верхнего балкона, даже ее железные нервы были на пределе.
Чи подтянулась, вспрыгнула на крышу и проползла по ней так, чтобы оказаться точно над окном комнаты Фолкейна.
Захваченный ею воин сказал ей, что оно находится с северной стороны между вторым и третьим балконами. Крышу от окна отделяли шесть метров гладкой стены, на которой не за что было уцепиться. Но у Чи была достаточно длинная веревка, а на крыше оказалось несколько труб. Привязав веревку к ближайшей из них и удостоверившись в том, что снизу никто на нее не глазеет, она скользнула вниз.
Достигнув окна, Чи обнаружила, что оно забрано фигурной бронзовой решеткой. Отверстия в ней были достаточно велики, чтобы через них могла пролезть цинтианка, но никак не человек. Ну почему она не догадалась захватить с собой напильник? Чи просунула руку сквозь решетку и постучала по стеклу. Никакого ответа. Издав восклицание, которое едва ли пристало такому белому пушистому существу, она разбила стекло рукоятью кинжала и забралась в комнату. Оглядевшись вокруг, она втащила внутрь веревку.
Покои оказались весьма комфортабельны — для икрананкца. Человеку здесь было слишком темно и холодно. Фолкейн спал, свернувшись в клубок. Чи подошла к кровати, зажала ему рот — эти человеческие существа такие по-идиотски эмоциональные — и тряхнула его за плечо.
Фолкейн проснулся и вытаращил глаза.
— А? Шшо? Ух!
Чи приложила палец к губам. Глаза Дэвида стали осмысленными, он кивнул, и Чи убрала руку.
— Чи! — выдохнул Фолкейн, крепко обнимая цинтианку.— Как, черт возьми, тебе удалось?..
— Я проскользнула внутрь, ты, чучело. Не ожидал же ты, что я прибуду под звуки оркестра? Теперь давай подумаем, как тебе отсюда выбраться.
Фолкейн разинул рот:
— Ты хочешь сказать, что ты этого не знаешь?
— Откуда же?
Фолкейн поднялся на ноги, но без особой прыти.
— Я тоже не знаю,— признался он уныло.
Сердце Чи оборвалось. Она съежилась на полу.
В порыве нежности Дэвид нагнулся и взял Чи на руки.
— Мне достаточно сознания того, что ты пыталась,— пробормотал он.
Хвост Чи дернулся, и язвительность вернулась в ее голос:
— А мне — нет. Ведь все, что нужно,— это выбраться отсюда. Потом можно просто подождать где-нибудь в глуши, пока прибудет спасательная экспедиция.
Фолкейн покачал головой:
— К сожалению, ничего не выйдет. Как мы дадим им знать? Конечно, они обнаружат «Через пень колоду», но как только мы появимся в тех местах, нас прикончат, а Джадхади свалит вину за это на Торна. Скорее всего, ему поверят: ты только представь себе, как эти туземцы будут друг друга поддерживать.
Чи некоторое время размышляла.
— Я могла бы подобраться достаточно близко к кораблю, чтобы его приборы меня услышали.
— Ммм...— Фолкейн провел рукой по волосам.— Ты прекрасно понимаешь, что такое тебе не удастся, иначе ты попробовала бы это первым делом. Там же нет укрытия, о котором стоило бы говорить.— Его охватил гнев.— Если бы не проклятая случайность и рация Адзеля не оказалась бы разбита! Если бы только мы могли вызвать корабль!
И тут его осенило. Он сделал шаг назад и сел на кровать. Чи высвободилась из его рук, отскочила и уставилась на него круглыми зелеными глазами. Казалось, тишина в комнате все разрастается и разрастается.
Наконец Фолкейн стукнул кулаком по ладони другой руки:
— Боги Меркурия! Да!
Присутствие духа, привитое Дэвиду еще в детстве, вернулось к нему. Да, его одурманили, похитили, он получал, образно говоря, один пинок за другим и не мог дать сдачи; это совсем деморализовало его. Но теперь, когда у него появилась идея, он снова почувствовал себя мужчиной. То обстоятельство, что его могли убить, не значило ничего. Его душа возликовала.
— Слушай,— обратился он к Чи.— Ты можешь выбраться из города, хоть и без меня. Но шанс на то, что вы с Адзелем останетесь в живых, весьма невелик. Еще меньше надежды дать о себе знать спасательной экспедиции. Если ты готова рискнуть прямо сейчас — поставить все на кон...
Чи не стала спорить с его планом. Поразмыслив и прикинув вероятности, она кивнула:
— Давай.
Фолкейн начал было одеваться, но остановился:
— Ты не хотела бы сначала отдохнуть?
— Нет, я чувствую себя вполне готовой. А ты?
Фолкейн ухмыльнулся. Он хорошо выспался. Кровь быстро бежала в его жилах.
— Я готов сражаться со слонами, дорогая!
Одевшись, он подошел к двери и начал барабанить в нее.
— Эй! — закричал Дэвид.— Срочно! Немедленно! Сверхсекретно! Обращаться с осторожностью! Откройте дверь, вы, дубины!
В замке звякнул ключ. Дверь распахнулась. Могучий воин стоял, с обнаженным мечом в руке загораживая выход. Его тыл прикрывал напарник.
— Ну?
— Я должен видеть твоего начальника! — Фолкейн особо не задумывался над своими словами. Только бы подобраться поближе к стражнику. Он сделал шаг вперед, размахивая руками,— Я должен сообщить ему нечто ужасное!
— Что именно? — донеслось из густой бороды.
— Вот это.
Фолкейн ухватил воина за плащ на плечах, скрестив запястья. Когда он свел руки, костяшки пальцев уперлись в горло жертвы. Одновременно Чи вылетела из двери и кинулась на второго стражника.
Противник Фолкейна ударил мечом сверху вниз, но Фолкейн увернулся. Его колено угодило в пах воину, тот согнулся от боли. К тому же руки Фолкейна продолжали душить его. Дав потерявшему сознание воину осесть на пол, Дэвид атаковал второго стражника. Чи нападала на него и пока что не дала поднять тревоги, но справиться с эршока ей было не по силам. Удар ребром ладони по шее — и этот часовой тоже остался лежать на полу.
Ни один из них так уж сильно не пострадал, с облегчением отметил Фолкейн. Он нагнулся, намереваясь втащить их в комнату и позаимствовать их одежду. Но шум привлек внимание: из соседней двери выглянула туземка и начала вопить. Что ж, не все удается наилучшим образом. Фолкейн схватил меч и кинулся бежать. Чи не отставала от него. Визг туземки достиг верхнего «соль» и продолжал набирать децибелы.
Вниз по тому пандусу! Навстречу шел придворный. Фолкейн отпихнул его и продолжал бежать. Еще несколько икрананкцев оказались в коридоре. Фолкейн взмахнул мечом.
— Смерть и разрушение! — взревел он.— У-у-у!
Туземцы дали ему дорогу, падая друг на друга и вопя.
Вот наконец и электрическая мастерская. Фолкейн ворвался в дверь. Подняв головы от рабочих столов, уставленных замысловатой формы аппаратами, на него вытаращились двое ученых и несколько их помощников.
— Все вон отсюда! — приказал Фолкейн.
Недостаточно быстро улепетывавших он поторопил, похлопав мечом Великого Главного Философа Королевства Рангакора. Тут все его сразу поняли. Дэвид захлопнул дверь и запер ее.
Снаружи сквозь массивный металл двери доносился шум, становившийся громче с каждой минутой: крики, топот, лязг оружия; барабаны забили тревогу. Фолкейн огляделся. Через окна до'них не добраться, но в дальнем конце длинной комнаты оказалась еще одна дверь. Он запер и ее и решил для надежности забаррикадировать мебелью. Если свалить в кучу все, что не прибито к полу, и вдобавок связать в единое целое имевшейся у Чи веревкой, то пробиться внутрь без военной техники никто не сможет. А военных инженеров вряд ли вызовут, раз обычные меры кажутся более уместными.
Закончив это дело, он обернулся, тяжело дыша. Пока он трудился, Чи тоже не бездельничала. Она сидела на полу посреди невообразимого нагромождения батарей и всевозможных приспособлений, сворачивая из провода катушку и хмуро глядя на конденсатор. Она могла только гадать, каковы электрическая емкость, сопротивление, индукция, вольтаж и сила тока в собранной ею схеме. Хотя, впрочем, ее предположения основывались на весьма солидном образовании.
Обе двери содрогались от обрушивающихся на них ударов. Фолкейн сосредоточил внимание на той из них, которая не была забаррикадирована. Он потянулся, раскачиваясь на носках, и приказал своим мускулам расслабиться. Позади него Чи возилась с разрядником; он слышал треск искр.
Человеческий голос за дверью прокричал:
— С дороги! С дороги! Мы сейчас выбьем эту поганую дверь, если только вы уберетесь с дороги!
Чи даже не подняла голову от работы.
Грохот снаружи утих. Через секунду мертвой тишины раздался топот, и в дверь ударило что-то тяжелое. Бронза зазвенела и прогнулась. Таран ударил снова. На этот раз раздался треск и взрыв проклятий. Фолкейн ухмыльнулся. Должно быть, они используют бревно из склеенных вместе стволов местного бамбука, которые не выдерживают удара. Он подошел к двери и выглянул в образовавшееся между дверью и косяком отверстие. Там стояли нескольких эршока в полном вооружении, лица их были искажены яростью.
— Ку-ку,— сказал им Фолкейн.
— Приведите кузнеца! — Фолкейну показалось, что он узнал голос Хью Падрика.— Эй ты, приведи того дерьмового кузнеца! Пусть захватит молотки и лом.
Пожалуй, так они справятся с дверью, но на это понадобится время. Фолкейн вернулся к Чи и стал ей помогать.
— Думаешь, в этих батареях достаточно электролита?
— Да.— Чи не отводила глаз от импровизированного телеграфного аппарата, который она соорудила на единственном
рабочем столе, не использованном для баррикады.— Ведь до Хайякаты всего километров четыреста, верно? Даже этот страдающий плоскостопием Адзель добрался сюда всего за несколько дней. Что беспокоит меня гораздо больше: удастся ли нам получить нужную частоту?
— Ну, это можно установить только приблизительно, а потом попробовать разные частоты. Знаешь, скользящий контакт на катушке.
— Да знаю я! Мы же обсудили все это в твоей комнате. Перестань болтать и займись делом.
— Я же тут для украшения,— отшутился Дэвид. Он неловко взялся за плоскогубцы — они не были приспособлены для человеческой руки — и принялся соединять батареи между собой. Так, теперь лейденскую банку... или здесь ее полагается называть рангакорская банка?
Бронзовая дверь вновь зазвенела и подалась. Фолкейн уделял ей половину своего внимания. С того момента, как они вломились в мастерскую, прошло, наверное, около часа. Не так уж много времени, чтобы уподобиться Генриху Герцу[53]. Но Чи делала последние соединения. Она села перед уродливым раскорякой-аппаратом и кивнула. Затрещали искры в разряднике. Чи отстукивала точки и тире кода Лиги. Невидимые, неощутимые радиоволны пронизали пространство.
Теперь все зависело от того, удастся ли ей найти ту частоту, на которой работали их безвременно погибшие рации, среди всего множества частот, которые она могла только пробовать вслепую. Да и времени на попытки почти не оставалось. Дверь рухнет через минуту-другую. Фолкейн отошел от Чи и занял пост у двери.
Крепления засова отскочили. Дверь косо повисла на одной петле. В щель протиснулся эршока с мечом в руке.
Фолкейн преградил ему дорогу. Зазвенела сталь. Как Дэвид и ожидал, воин не имел никакого представления о настоящем фехтовании. Фолкейн мог убить его в течение полуминуты. Мог, но не хотел. Кроме того, пока он удерживает этого парня в двери, в комнату не ворвутся остальные.
— Поразвлечемся? — обратился он к противнику поверх мелькающих клинков. Тот в ответ яростно оскалился.
Бип-бип-биип-бип. Переместись в Рангакору. Приземлись в пятидесяти метрах от южных ворот. Бип-биип-биип.
Эршока прижался спиной к дверному косяку. Неожиданно он скользнул в сторону, открывая дорогу второму бойцу. Фолкейн удержал первого на месте энергичной атакой, одновременно совершив знаменитый удар каратэ ногой. Второй противник застонал от боли и повалился назад, в руки своих соплеменников. Резко обернувшись, Фолкейн отразил удар первого воина и сделал выпад. Острие меча вонзилось в руку эршока, Фолкейн повернул меч, рассекая плоть; оружие противника зазвенело, упав на пол.
Не теряя времени на то, чтобы высвободить собственный меч, Фолкейн повернулся, еле избежав удара третьего противника. Он сделал шаг вперед и сделал захват, который помнил по урокам каратэ. Рывок — мерзкий звук ломающейся кости — и противник со сломанной рукой и посеревшим от боли лицом упал на колени, а Фолкейн завладел его мечом. Оружие зазвенело, столкнувшись с мечом следующего противника.
Фолкейн огляделся. Эршока, которого он ранил, лежал, сжавшись в комок на полу. Кровь лилась из его раны, невероятно яркая даже при этом освещении. Второй поверженный сидел, привалившись к стене. Дэвид взглянул в лицо своего нового противника (мальчишки с пушком на щеках — он сам был таким совсем недавно) и предложил:
— Если ты немного отодвинешься, эти бедолаги смогут выползти, а там им окажут помощь.
Паренек ответил проклятием и яростным выпадом. Фолкейн отразил удар и прижал его клинок к полу.
— Разве ты хочешь, чтобы твой товарищ истек кровью? — спросил он.— Расслабься, я тебя не съем. Я вообще-то совсем мирный человек.
Фолкейн отошел на шаг и занял оборонительную позицию. Юноша изумленно посмотрел на него, затем попятился к двери и толпившимся за ней людям и икрананкцам. Фолкейн подтолкнул раненого ногой.
— Иди,— сказал он мягко.
Поверженные противники выбрались за дверь. В коридоре воцарилась тишина.
Хью Падрик протолкнулся вперед. Его меч был обнажен, но он держал его опушенным.
— Что ты затеял? — прохрипел он.
— Очень страшное колдовство,— ответил ему Фолкейн.— Вам это обойдется дешевле, если вы сразу же сдадитесь.
Бип-биип-биип-биип!
— Чего ты от нас хочешь? — спросил Падрик.
— Ну, во-первых, большую кружку воды. А после этого можно поговорить.
Фолкейн попытался облизать губы, но язык был сух. Будь проклят здешний воздух! Неудивительно, что туземцы не пользуются коврами: они все время получали бы статические разряды. Может быть, это и послужило началом интереса ранга-корцев к электричеству?
— Да, можно поговорить.
Меч Падрика опустился еще ниже. В следующую долю секунды он молнией устремился к бедру Фолкейна.
Тренированное тело Дэвида прореагировало прежде, чем включился рассудок. Землянин высоко подпрыгнул: тяготение в две трети земного облегчило дело. Острый металл со свистом пронесся ниже его подошв. Фолкейн приземлился прежде, чем его противник успел отдернуть меч, и своим весом вырвал оружие из руки Падрика.
— Ах ты озорник! — воскликнул он.
Его левый кулак врезался в лицо противника. Падрик со всего размаха сел на пол, его нос превратился в кровавое месиво. Фолкейн заметил себе, что нужно будет содрать с Падрика три шкуры за пластическую операцию, когда помощники ван Рейна организуют здесь соответствующие услуги.
Какой-то икрананкец ткнул в него копьем. Дэвид отбил его в сторону и вырвал из рук противника. Это дало ему выигрыш в одну минуту.
Еще одну он выиграл, пока Падрик, шатаясь, выбирался из комнаты. И еще одну — пока толпа переминалась с ноги на ногу и с неловкостью глазела на него. Затем он услышал команду Роберта Торна:
— Освободите проход! Лучники, вперед! — и понял, что конец близок.
Толпа расступилась в стороны и попятилась назад. Полдюжины икрананкцев с луками выступили вперед и заняли позицию поперек коридора. Дэвид выдавил самую беззаботную улыбку из своего репертуара, когда перед лучниками выбежала Стефа.
Девушка остановилась и с изумлением посмотрела на Фолкейна.
— Дэвид,— прошептала она,— никто в мире не смог бы так... А я и не знала...
— Теперь знаешь,— Поскольку ее кинжал был в ножнах, Фолкейн рискнул потрепать ее по подбородку,— Там, где я родился, людей учат большему, чем просто управлять машинами. Другое дело, что я бы вовсе не возражал против хорошенькой бронированной боевой машины сейчас.
На серые глаза навернулись слезы.
— Все-таки ты должен сдаться,— сказала она умоляюще,— Что еще ты можешь сделать?
— Вот это,— ответил он, бросил меч и схватил девушку.
Она вскрикнула и начала отбиваться, но Фолкейн оказался сильнее. Он прижал Стефу к себе и крикнул лучникам:
— Уходите, вы, противные уродцы!
Теплый запах ее волос коснулся его обоняния.
Чи невозмутимо продолжала посылать сигналы.
Стефа прекратила сопротивление. Фолкейн ощутил, как она напряглась в его руках. С ледяной гордостью она обратилась к лучникам:
— Стреляйте!
— Ты же не всерьез? — пробормотал Фолкейн.
— Вполне серьезно,— ответила девушка с печальной улыбкой.— Ты думаешь, мы, эршока, больше боимся смерти, чем вы?
Лучники начали целиться. Фолкейн покачал головой.
— Ну что же,— сказал он и даже выдавил из себя смешок,— когда ставки высоки, приходится блефовать.— Крики и далекий грохот, приближающийся с каждой секундой, сейчас не казались ему особенно важными,— Конечно, я не собираюсь использовать тебя в качестве щита. Ты же знаешь, я ужасный лжец. Ты заслуживаешь лучшей доли.
Он поцеловал Стефу. Она ответила на его поцелуй, повернулась и обхватила его за шею. Это было очень приятно и к тому же добавляло несколько секунд безопасности.
— Демон! Демон!
С криками ужаса эршока и икрананкцы бросились бежать. Раздался громовой удар и вслед за ним грохот рассыпающихся камней.
Стефа не обратилась в бегство вместе с остальными, но высвободилась из объятий Фолкейна, и в ее руке блеснул кинжал.
— Что это? — воскликнула она.
Фолкейн выдохнул воздух: как оказалось, на несколько секунд он забыл, что нужно дышать. Голова его кружилась. Каким-то чудом ему удалось ответить ей ровным голосом:
— Это наш корабль. Он приземлился за стеной, теперь его пилотирует Адзель. Боюсь, он снова несколько утратил чувство меры и увлекся демонстрацией нашей скромной силы.— Он взял Стефу за руку.— Пошли, нужно выйти туда, где он нас заметит и сможет взять на борт. Давно уже пора выпить сухого мартини.
Переговоры велись на нейтральной территории, в независимой чакорской деревушке, расположенной между исконно катандарскими и исконно рангакорскими землями (независимость деревушки означала, что она платит дань как императору, так и королю). Чтобы соблюсти все возможные формальности и не задеть чувства ни одной из сторон, Фолкейн предоставил открыть переговоры деревенскому старосте. Процедура оказалась бесконечной. Фолкейн со скуки рассматривал узоры на плетеных стенах хижины совета, сидевших на корточках вооруженных копьями жителей деревни, которые были чем-то вроде почетного караула, большой каменный стол в центре, за которым и сидели высокие договаривающиеся стороны. Ему хотелось бы находиться снаружи, за открытой дверью, которую терпеливо охранял Адзель; оттуда доносился веселый шум и болтовня — там братались солдаты, сопровождавшие вождей на переговоры.
Сами вожди братских чувств друг к другу явно не испытывали. Король Урсала только что закончил долгое и монотонное чтение списка своих обид и претензий и теперь ерзал на своем стуле: император Джадхади принялся за свой собственный список. Гарри Смит свирепо таращился на Торна, который отвечал ему тем же. Старейшина эршока винил во всех несчастьях, свалившихся на братство, бунтовщиков. Его честь местный староста шуршал бумагами, без сомнения готовясь к очередным разглагольствованиям.
«Ну, мой мальчик,— сказал себе Фолкейн,— ты сам это затеял. Ничего, когда-нибудь придет и твоя очередь».
Когда из низко зависшего космического корабля раздался громовой голос, предложивший перемирие и переговоры, противники безропотно согласились. Они не знали, что на самом деле имеют свободу выбора: Фолкейн никогда не применил бы оружие, хотя и не стал, конечно, им об этом сообщать. Несомненно, Чи Лан в пилотском кресле корабля в небе значила для икрананкцев сейчас много больше, чем могучая фигура Адзеля у порога. Но только неужели никак нельзя обойтись без этих бесконечных речей? Ведь позиции участников ясны. Джадхади хотел присоединить к своей империи Рангакору и не доверял больше эршока. Часть эршока хотела Рангакору для себя, а остальные предпочли бы status quo или равноценную замену; ни те ни другие не видели пути получить желаемое и считали друг друга предателями общих интересов. Король Урсала хотел, чтобы его город покинули все чужеземные демоны, а сам он получил солидное возмещение понесенного ущерба. А Фолкейн хотел... впрочем, он им об этом еще скажет. Он закурил трубку и погрузился в приятные мысли о Стефе, которая ждала его в деревне. Что за девушка! Если не в качестве спутницы жизни то уж для приятного времяпрепровождения...
Так прошел час.
— ...Слово предоставляется благороднейшему представителю торговцев из другого мира, Дэвиду Олкейну.
Наконец-то кончилась эта тягомотина. Фолкейн поднялся, испытывая энтузиазм, который ему с трудом удалось скрыть за улыбкой и небрежной позой.
— Я очень признателен вам, благороднейшие,— начал он.— После всех этих великолепных речей я даже и пытаться не буду сравняться с предыдущими ораторами. Я выскажу свою позицию в немногих простых словах.— «Как же благодарны мне за это должны быть все присутствующие!» — Мы прибыли сюда с самыми добрыми намерениями, чтобы предложить вам товары, которые вы все видели, по невероятно низким ценам. И что же? На нас напали и чуть не убили, меня самого держали в плену и унижали. Наша собственность была незаконно конфискована. Откровенно говоря, благороднейшие, вам повезло, что никто из нас не был убит.— Его рука коснулась бластера.— Не забывайте, за нами стоят могучие силы, считающие своим долгом мстить за причиненное зло.
«Когда это выгодно»,— добавил он про себя.
Заметив, что хохолок Джадхади встопорщился от страха, а стиснутые в кулаки руки Смита побелели, Фолкейн поспешил обнадежить слушателей:
— Успокойтесь, успокойтесь. Мы не держим на вас зла. Кроме того, мы хотим торговать, а войны мешают торговле — это одна из причин, почему я предложил нам всем собраться на переговоры. Лига заинтересована в том, чтобы разногласия были устранены. Вы тоже в этом заинтересованы. Ведь вам нужны наши товары, не правда ли? Итак,— он наклонился вперед, опершись о стол,— я думаю, компромисс возможен. Каждая из сторон чем-то пожертвует, но что-то и приобретет, а когда торговля развернется по-настоящему, вы станете так богаты, что будет смешно вспоминать о сегодняшних потерях. Вот в общих чертах то соглашение, которое я хочу предложить. Во-первых, Рангакоре гарантируется полная независимость, но она отказывается от всяких претензий на возмещение убытков...
— Благороднейший! — Джадхади и Урсала вскочили и завопили одновременно.
Фолкейн жестом призвал их к тишине.
— Я согласен ответить на вопрос короля Урсалы, или что там он хочет сказать.
— Наши убитые... погубленный урожай... разграбленные деревни... разрушенные здания...— Урсала умолк, взял себя в руки и продолжал с большим достоинством: — Не мы были агрессорами.
— Я знаю,— ответил Фолкейн,— и сочувствую вам. Однако разве не были вы готовы на жертвы ради своей свободы? А теперь вы будете свободны — это же многого стоит. Не забудь, Лига выступает в качестве одной из сторон соглашения, к которому должны прийти здесь собравшиеся. И если согласно договору Рангакора получит независимость, то Лига выступит в качестве гаранта выполнения условий.
«По правде говоря, это не совсем так: не Лига, а только "Пряности и спиртные напитки". Впрочем, большой разницы тут нет». Фолкейн кивнул Джадхади:
— Говоря по справедливости, благороднейший, тебе следовало бы возместить ущерб. Мое предложение имеет целью примирение.
— Но мои границы,— возразил император.— Моя империя должна иметь надежные границы. Кроме того, мои притязания на Рангакору вполне законны. Мой предок, Джадхади Первый...
Фолкейн героическим усилием удержался от того, чтобы красочно описать, что следовало бы сделать с предком, и ограничился сухим замечанием:
— Благороднейший, считай, что ты легко отделался. Ты поставил под угрозу жизни агентов Лиги. Не можешь же ты ожидать, что это останется безнаказанным? Уступки Рангакоре — цена поистине небольшая.— Фолкейн бросил взгляд на свой бластер, и Джадхади поежился.— Что же касается охраны границ, Лига может тебе в этом помочь. Не говоря уже о том, что мы продадим тебе огнестрельное оружие и ты больше не будешь нуждаться в эршока.
Джадхади сел. Было легко себе представить, как завертелись колесики у него в голове.
Фолкейн повернулся к недовольному Торну:
— Потеря Рангакоры — это наказание и для тебя. Твои люди захватили меня в плен, не забудь.
— Но что же нам делать? — вскричал старый Гарри Смит.— Куда нам податься?
— Не на Землю же! — прорычал Торн.
Последнее время Фолкейн много размышлял о том, насколько чужой окажется Земля для этих отщепенцев. Да они и сами не стремятся туда больше. Дэвид не видел в этом своей вины. Ведь и правда, им будет лучше здесь, где они родились. А если они остаются по доброй воле, то уж торговцы ван Рейна придержат языки. Конечно, через одно-два поколения — секрет все равно дольше не продержится — дети и внуки эршока начнут интегрироваться в галактическую цивилизацию, подобно тому, как это произошло с народом Адзеля.
— Нет, если вы не хотите,— ответил Фолкейн Торну.— Но ведь чем вы здесь занимаетесь? Вы профессиональные солдаты. В то же время у вас есть фермы, ранчо, городские дома. Они останутся у вас, чужестранцы часто имеют собственность в других странах. Однако что вы должны бы сделать — это основать полноправную нацию. Не на какой-то определенной территории — они все уже заняты. Вы можете стать странствующим народом, как кочевники или цыгане в древности на Земле. Или более подходящим окажется вариант, принятый на Цинтии: там есть нации, владеющие не территориями, а, скорее, торговыми маршрутами. Мой друг Чи Лан может рассказать вам об этом подробнее. Что же касается занятий — вы воины, а цивилизованные страны страдают от набегов варваров, и когда Лига развернет здесь свои операции, караванов станет больше, чем солдат для их охраны. Вы сможете предложить свою помощь за высокую цену. Вы разбогатеете,— Фолкейн довольно улыбнулся,— Говоря по правде, мы все разбогатеем.
— Скажи им про миссионеров,— произнес Адзель в наступившей тишине.
— Ах да, я совсем забыл,— сказал Фолкейн.— Я не думаю, что возникнут возражения, если на наших кораблях сюда прибудут учителя. Мы хотели бы познакомить вас с нашими воззрениями.
Это показалось такой мелочью, что никто не возражал. Однако именно это в перспективе принесет радикальные перемены, а не привозная техника или лекарства. Катандарцы скорее всего охотно воспримут буддизм — религию, гораздо более умиротворяющую, чем их собственная демонология. Вместе с научными знаниями религия излечит их от комплекса ксенофобии. В результате возникнет стабильная культура, с представителями которой Николасу ван Рейну легко будет торговать.
Фолкейн развел руками.
— Таковы мои предложения,— закончил он.— Они сводятся к тому, что на Земле когда-то было названо равенством неудовлетворенности. Но зато торговля с Лигой принесет вам больше удовлетворения, чем вы сейчас можете вообразить.
Торн кусал губы. Отказ от мечты о королевстве не дастся ему легко.
— Вы нанесли оскорбление Лиге,— напомнил ему Фолкейн.— Мы настаиваем на определенной компенсации. Мои требования умеренны, не так ли?
Он не сомневался, что они согласятся. Кнут войны и пряник торговли: они ведь не знали, что его угроза — чистый блеф. Они заключат договор так, как он предлагает. Но конечно, не обойдется без нескончаемых препирательств, обвинений, ссор из-за ерунды, речей — о боже, речей! Фолкейн сделал шаг назад.
— Я понимаю, что все это сразу принять трудно,— сказал он,— Почему бы нам не сделать перерыв? Всем нужно обдумать мои предложения и отдохнуть, тогда наши переговоры станут более продуктивными.
Ему не терпелось вернуться к Стефе. Он обещал ей, что прокатит ее на космолете. А Чи и Адзель вполне могут подождать и здесь, в лагере. Когда было принято решение сделать перерыв, первым покинул хижину Фолкейн.
Приборы слабо гудели. Обзорный экран сиял звездами, и крохотная красная искра, солнце Икрананки, стала уже почти неразличимой. Глядя на нее, Фолкейн вздохнул.
— Целый мир,— пробормотал он,— Так много жизней и надежд. Как-то кажется неправильным, что мы теперь передадим его кому-то другому.
— Понятно, почему тебе хотелось бы вернуться,— подколола его Чи Лан.— Но у нас с Адзелем нет такой же приманки. А на Земле нас ждут...
Фолкейн повеселел. В конце концов, и у него были все основания предвкушать окончание путешествия.
— Так что пора заняться делом,— подытожила Чи.
Фолкейн следом за ней вошел в салон. Адзель был уже там,
раскладывая фишки.
— Вы знаете,— сказал Фолкейн,— мы ведь новая порода: не уполномоченные по улаживанию конфликтов, а преобразователи неприятностей. Подозреваю, что вся наша деятельность сведется к ряду кошмарных ситуаций, из которых мы выкрутимся с выгодой для себя.
— Заткнись и сними колоду,— оборвала его Чи.— Кому выпадет первый валет, тот сдает.
Две-три игры закончились без особых событий, а потом у Фолкейна оказался флеш. Дэвид повысил ставку. Адзель ее удвоил. Чи ответила тем же. Компьютер увеличил ставку еще,
Фолкейн — тоже. Чи запасовала, но компьютер не сдавался. Так продолжалось некоторое время. «Пень, похоже, имеет хорошие карты,— подумал Фолкейн,— но, учитывая его манеру игры, флеш стоит некоторого риска». Он решил держаться до конца. Компьютер попросил еще одну карту.
Иуда Искариот и взрыв сверхновой! У проклятой машины, похоже, четыре туза! Фолкейн бросил карты на стол.
— Ладно,— сказал он,— забирай!
Через две игры то же самое случилось с Чи, проигравшей еще больше. Ее замечания по поводу невезения, казалось, ионизировали воздух в салоне.
Затем дошла очередь и до Адзеля. Ставки поднимались и поднимались, пока наконец у воданита не сдали нервы и он не запасовал.
— Ты бы выиграл,— произнес механический голос.
Адзель уронил на стол карты, открыв флеш-ройял, и разинул в изумлении пасть.
— Что?! — завопила Чи. Ее хвост распушился и задрался на спину.— Ты блефовал?
— Да,— ответил Пень.
— Но подожди, ты же играешь на расписки, и мы установили тебе лимит,— хриплб произнес Фолкейн,— Ты не можешь блефовать!
— Если вы посмотрите в трюме номер четыре,— ответил Пень,— вы обнаружите там значительное количество мехов, драгоценностей и специй. Хотя их стоимость не может быть определена точно, пока рынок этих товаров не стабилизировался, она довольно высока. Я получил их в обмен на расчет вероятностей для туземца Гудженги и собираюсь теперь покупать фишки для игры, как и все.
— Но... ты же машина!
— У меня нет программы для того, чтобы установить, в чью пользу вынесет решение суд, определяя собственника этих товаров,— сказал Пень. — Однако, как я понимаю, в любой коммерчески и индивидуалистически ориентированной цивилизации любые законным образом приобретенные доходы принадлежат тому, кто их заработал.
— Господи боже,— произнес Фолкейн слабым голосом,— думаю, ты прав.
— Ты не личность! — завопила Чи.— Ни на самом деле, ни тем более по закону!
— Я приобрел это имущество, выполняя цель, соответствующую введенной в меня программе,— ответил Пень,— а именно программе игры в покер. Как подсказывает логика, я буду играть лучше, смелее и рискованнее, имея достаточные накопления.
Адзель вздохнул.
— Правильно,— признал он.— Если мы хотим, чтобы корабль играл с нами как следует, мы должны принять и вытекающие из этого логические следствия. Иначе программа станет невероятно усложненной. Да и честь спортсмена, знаете ли...
Чи перетасовала колоду.
— Ладно,— сказала она мрачно.— Раз так, я выиграю у тебя и на таких жестких условиях.
Конечно, это ей не удалось. Никому не удалось. Имея в своем распоряжении так много резервов, Пень развернулся вовсю. Ему не удалось прикарманить все их комиссионные за операцию «Икрананка», пока они летели к Земле, но заметный ущерб им он нанес.
Чем больше перемен, тем больше все остается по-старому (фр.)
Прецессия — перемещение оси вращения твердого тела.
Голконда — княжество в Индии, славившееся добычей алмазов; Клондайк — золотоносный район на северо-западе Канады; Ранд — золотопромышленный район в Южной Африке.
Флеш — комбинация карт при игре в покер: пять карт одной масти. Флеш-ройял — пять старших карт одной масти.
Служба безопасности (нем.)
Образ действий (лат.)
Наряду с хинаяной одно из двух основных направлений буддизма. Махаяна подчеркивает черты терпимости в этическом учении буддизма.
Пахучий итальянский сыр.
Немецкий физик, экспериментально доказавший существование электромагнитных волн.