Благодаря вмешательству Крюкова и Чапаева взрывы прозвучали прежде положенного срока. Только по этой причине число жертв оказалось сравнительно небольшим. Погибли главным образом боевики, стоявшие в оцеплении, и землекопы — сотрудники кладбища. Если бы обе похоронные процессии успели дойти до могил, количество убитых и раненых исчислялось бы сотнями.
На земле лежали камни, куски земли и разорванные человеческие тела, а Крюков уже тянул участкового за рукав.
— Валим отсюда в темпе, сейчас начнется раздача слонов!
Тот был еще в шоке, и не сразу последовал за сыщиком. Но далеко уйти они не успели. С разных сторон на территорию кладбища ворвались люди в черных комбинезонах, вооруженные автоматами, которые начали беспорядочно палить в белый свет, словно ожидали нападения с воздуха. Но снаружи, за стенами кладбища, дела обстояли куда серьезнее. Оттуда слышались звуки активной стрельбы, грохнуло несколько взрывов.
Крюков с Чапаевым рухнули в поросшую травкой ложбинку.
— Тьфу, блин, словно в чужую могилу улеглись, — выругался участковый.
— Лучше лежать в чужой могиле, чем в своей, — парировал Крюков. — Глянь-ка, что за публика нас окучивает.
Чапаев посмотрел в рекомендованном направлении и с удивлением обнаружил, что, кроме бойцов ОМОНа, на кладбище действуют экипированные в точно такую же черную униформу сотрудники частного охранного предприятия «Ягуар». Различить их можно было только по желтым нашивкам на спине, да по не совсем похожему оружию. У «частников» вместо укороченных автоматов Калашникова в руках были сходные с ними по внешнему виду и конструкции, сокрушительные по убойности гладкоствольные полуавтоматы «сайга» двенадцатого калибра.
— А кто это? — удивился участковый.
— Мои коллеги. Уже бывшие. Со вчерашнего дня меня выперли из службы безопасности.
Задержанных люди в черном строили вдоль старой кирпичной стены кладбища. Крюкова и Чапаева также подняли из их убежища и отвели к остальным.
— Расстрел коммунаров у одноименной стены на кладбище Пер-Ляшез, — прокомментировал событие Крюков, получил прикладом по хребту и присоединился к толпе арестантов.
Многие его узнали, поэтому он предпочел примкнуть к группе бормановских быков. Эти встретили сыщика возгласами приветствия. От бойцов же Расула можно было и заточку в бок получить.
Предводителей обеих группировок отвели в сторону. И Борман, и Расул были бледны. Они понимали, что только чудом избежали верной смерти. Сейчас каждый из них лихорадочно обдумывал последствия случившегося и прикидывал варианты своего дальнейшего поведения. Расул старался держаться молодцом, считая, что полковник Сидоров на его стороне, Борман же определенно впал в состояние тихой паники.
Бойня продолжалась на улицах города. Постепенно выстрелы стихли в отдалении. Судя по всему, часть быков, окруженных сводными силами ОМОНа и «Ягуара», сумела прорвать кольцо и вырваться.
Чапаев подмигнул Крюкову.
— Пора выходить на свободу.
Он подозвал ближайшего милиционера, сказал ему пару слов. Тот вывел участкового из толпы задержанных и повел к начальству. У толстого полковника с Чапаевым завязался оживленный разговор. Участковый что-то ему доказывал, тыча пальнем в сторону Крюкова, но начальник в ответ только отрицательно мотал головой. Наконец Чапаев плюнул, повернулся к Крюкову и развел руками. Ничего, дескать, не получается, начальник не отпускает. При этом он подмигнул сыщику, давая ему понять, что попыток его освобождения прекращать не собирается.
Задержанных загрузили в большой автобус и повезли в городское управление милиции. Выезжая с кладбища, Крюков был поражен огромным количеством машин с красным крестом, буквально запрудившим соседние улицы. Видно, побоище возле кладбища было до безобразия кровопролитным.
Теперь Крюкову стал понятен смысл событий последних дней. Сначала был спровоцирован конфликт между враждующими группировками Бормана и Расула. И он принял в нем живейшее участие. Затем правоохранительными органами был наведен порядок. В течение получаса город Приокск и его окрестности перешли во владение полковника Сидорова и его нового союзника — депутата Карпушкина. Сейчас совместными усилиями они добивали разрозненные и деморализованные остатки группировок Расула и Бормана, и лишь случай — в лице Крюкова — спас жизнь самим авторитетам и их ближайшему окружению.
И только сейчас капитан понял истинную роль в этих событиях красавчика Яго. Будучи штатным стукачом Сидорова, он стал связным между ним и депутатом. А наивный Крюков еще и подбросил ему информацию о Лосе. Впрочем, он и сам узнал от него кое-что интересное.
Непонятно было другое: зачем Карпушкину понадобился этот забытый Богом угол подмосковной земли?
В Управлении, куда доставили всех задержанных, царил полный беспорядок. Единственный островок спокойствия являл собой могучий милицейский прапорщик с большим красным носом. Он сидел в дежурке и разгадывал кроссворд.
— «Трагедия Шекспира из шести букв». Первая «М»! — провозгласил он вдруг, перекрывая многоголосый гомон.
— «Мцыри», — подсказал Крюков, проходя мимо.
Прапорщик грозно поглядел на него поверх стойки обезьянника, куда партиями загоняли задержанных.
— Там что, два «Р»? — спросил он.
— Нет, два «Ц», — пояснил Крюков.
При Управлении имелся небольшой следственный изолятор, состоявший из десятка камер. Сейчас часть из них была очищена от постояльцев и отдана в распоряжение вновь прибывших клиентов. Камеры загружали, исходя из групповой принадлежности задержанных. Крюкова снова поместили в компанию бормановой братвы. Всех по очереди переписали. Дошла очередь и до капитана. На его несчастье, как раз в этот момент нелегкая принесла самого полковника Сидорова. Увидев старого знакомого, он велел дежурному:
— Этого в этапку!
И прошествовал в свой кабинет в сопровождении свиты.
— Фамилия, имя! — строго спросил Крюкова дежурный. — Паспорт!
— Иван Телогрейкин. Документов нет.
Дежурный записал данные с его слов и вызвал следующего. Крюкова отвели в одну из камер. Дверь, снабженная цепочкой в руку толщиной, приоткрылась ровно настолько, чтобы он смог протиснуться внутрь. Камера была небольшой и душной.
Крюков вошел и поздоровался. Настроение у него заметно испортилось. Вместо того чтобы очутиться в камере с братвой Бормана, где он был бы за героя, или, хотя бы, среди боевиков Расула, с которыми можно было попытаться найти общий язык, он попал как кур в ощип. На шконках сидели и лежали полуголые люди, сплошь разукрашенные поблекшими от времени татуировками. И если они узнают об истинной специальности Крюкова… Но, с другой стороны, откуда они могут это узнать?
— Проходи, мусорок. Что ты там у тормозов жмешься? — поприветствовал его из коронного угла тощий жилистый арестант с темным, посеченным морщинами лицом. Крюков сразу безошибочно определил в нем «смотрящего за хатой».
С других шконок также раздались недружелюбные выкрики:
— Канай, козлина, раз Китаец велит! Шевели копытами, недолго осталось!
Крюков прошел вдоль шконок, остановился напротив Китайца, затем ногой небрежно подвинул развалившегося по соседству уркагана и присел.
— Благодарю за приглашение, — кивнул он смотрящему. — Только с чего вы взяли, что я мусор? Неужто прогон был?
Китаец ощерил золотой прикус.
— Техника! Идем нога в ногу со временем! — он показал Крюкову мобильник.
— На говногу, говоришь, идете? Это хорошо, — одобрил Крюков. Но нельзя ли ближе к делу? Надеюсь, я не к «шерстяным» попал? Так что прошу разъяснить суть претензий.
— Секи, Китаец, мусор-то с понятием! — радостно заржал кто-то по соседству. — Такого на перо поставить — ломовой кайф!
Лицо смотрящего оставалось непроницаемым.
— Пришла с воли малява, что на нашу хату должен заехать мусор Крюков, тухлый дракон, который щемил нашего брата по полному беспределу. Нахалку крутил, показания нужные выбивал. Вот такой на тебя цинк от людей, — сообщил он. — А хата наша не шерстяная. Правильная хата. Мы тут все с «особняка» на «крытую» идем.
Крюков и без этих подробностей догадывался, что дела его совсем хреновые, но все же решил немного побарахтаться перед тем, как пойти ко дну.
— А что за люди маляву кинули? Может, я их знаю? Врать не буду, вашего брата и в зону укатал немало, а кого-то и в землю. Но только по необходимости. Беспредела же никогда не творил. Так что порожняк на меня могут только сами мусора, либо из ваших ссученные.
Китаец задумался. Остальные арестанты из уважения к нему притихли.
— Я и то думаю, — произнес наконец Китаец, — а с чего это тебя твои же менты к нам на убой сунули. Не прокладка ли это? Ты вот про людей спрашивал. А сам кого из людей знаешь?
Крюков пожал плечами:
— Есть у меня два друга. С детства с ними корешился. Один, вроде, завязал, Лях его погоняло. А другого, слышал, откороновали.
— Как его дразнят? — спросил смотрящий.
— Графом.
Смотрящий прикрыл глаза. На веках у него было наколото: «Не будить до звонка».
— Ляха я знал. Правильный вор, с понятиями. Жалко, если он в завязке. А с Графом нас на Соликамской разворовке прессовали. С тех пор я кровью харкаю. Да…
Старый вор наклонился, взял трубку мобильника и набрал по памяти номер. Подождал немного, потом спросил.
— Граф, ты что ли? Ну. здорово, родной! Китаец тебя «на голосовую» вызывает. Не забыл, как в кандее загибались? Ну, как там на воле? Мне ее. видно, уже не нюхать, дохожу, брат. Тут со мной однокрытник один нары полирует, говорит, знает тебя. Крюковым дразнится… Так… Ясно, братуха. Ну, бывай, все длинно. Может и свидимся.
Смотрящий убрал трубку и обвел камеру пристальным взглядом.
— Так вот, урки, слушайте такой базар. За этого мусорка сам Граф мазу тянет. Кто ему предъявит — тот беспредельщик со всеми вытекающими. Вопросы есть?
— А на общак твой мусорок отстегнуть собирается или он ждет, что его профсоюз кормить будет? — подал голос молодой, крепкий арестант, похожий на Немцова.
— Да нет вопросов, — рассмеялся Крюков. — Я бы сразу отстегнул, да в непонятке был. Может, западло посчитаете ментовской грев принять.
Смотрящий глухо прокашлялся. У него определенно был туберкулез в тяжелой форме.
— Если от чистого сердца, то и от мента не западло. Бабок нам твоих не надо, братва нам еще на пересылке грев подогнала. А вот скажи, штанов тебе для общества не жалко? Тут ведь ни в одной розетки нет, чаю заварить не на чем. Специально, шакалы, такую хату оборудовали, чтобы нашего брата-терпигорца посильнее щемить. А без чая, сам знаешь, арестанту не выжить. Полотенца-то мы уже все пожгли, а на твоих джинсах чифирь заварить — полный марафет будет.
— Эх, где наша не пропадала, — вздохнул Крюков. — Треники хоть какие найдете? — и принялся расстегивать пуговицы на юбилейных «левисах».
— Зачем треники? Вот, гляди, твой размер!
Молодой вор протягивал ему черные, судя по всему очень дорогие брюки. Пощупав их, Крюков сразу понял, что из такого материала может шить только Армани.
— К ним еще лапсердак такой, с блестящим воротником прилагался… Ага, точно, смокинг, — пояснил крепыш. — Я этот костюмчик у одного фраера в стос взял. Клифт корешу презентовал, он в нем на суд уехал и с концами. А шкары вот, тебе пригодились. Бери, не жалко. Не мой фасон.
Юбилейные фирменные джинсы, которые перепали Крюкову почти задаром, всего за сто пятьдесят долларов, были разрезаны на полоски. Скрученные из полосок фитили пошли на топливо. Пламя они и в самом деле давали яркое и горячее.
Крюков не верил своим глазам. В разрезанной пополам пластиковой бутылке урки варили чай. Бутылка плавилась, истекала прозрачными каплями, но темно-бурый ароматный напиток все больше набирал цвет и крепость. Наконец Китаец распорядился:
— Хорош, оставь на вторяк. Другим разом «купца» замутим. А сейчас и «росомаху» можно заделать.
— Сделаем! — Крепыш плеснул в кружку с чифирем изрядную порцию спирта.
Из восьми человек обитателей камеры к кружке были допущены четверо, в том числе и Крюков. Остальные не удостоились — вероятно, были шнырями или числились в обиженке.
Крюков вслед за остальными «троил» крепчайший напиток, забыв, что пьет из одной кружки с туберкулезником. Китаец же пустился в воспоминания о славном прошлом, о понятиях и обычаях тюрьмы. Крюков, как и все, слушал его с большим интересом. Ему не хотелось думать о том, что, если бы не заступничество Графа, он сейчас мог бы лежать под шконкой с заточкой в сердце или с перетянутым струной горлом. Ему ужасно хотелось узнать, кто же успел позвонить вору на мобильник и заложить его, если никто здесь не знал, что он опер? Или почти никто…
Наутро Крюкова вывели из камеры и он увидел, как новый дежурный, не тот, что вчера закрывал сыщика, а его сменщик, махал бумажками и что-то объяснял участковому Чапаеву, который на этот раз был в форме, придававшей ему вес и казенный вид.
— Я же тебе толкую, это мое доверенное лицо. Ну. поддал человек, с кем не бывает. А его пол вчерашнюю гребенку с урками законопатили!
Старшина подвел Крюкова к спорящим.
— Этот, что ли? — спросил он.
— Ага, точно он, с глупой рожей! — Чапаев указал на Крюкова.
Дежурный обратился к Крюкову, держа перед глазами список задержанных.
— Фамилия?
Крюков с гримасой страдания на лице изо всех сил напряг память и полуутвердительно сказал:
— Кадушкин?
Дежурный углубился в список и прочитал его из конца в конец сначала сверху вниз, а потом в обратном порядке.
— Нет такого, — констатировал он. — Слушай, а тебя когда доставили? Может раньше?
— Телогрейкин! — радостно крикнул Крюков. — Посмотрите внимательно, Телогрейкин должен быть!
Дежурный снова углубился в изучение списка.
— Вот теперь другое дело, — с удовлетворением заключил он. — Телогрейкин имеется. Выходи с вещами. Во народ! Так нажрутся, что свою фамилию уже не помнят!
Подталкиваемый в спину участковым, Крюков покинул гостеприимные стены Управления внутренних дел.
Чапаев вывел Крюкова из здания, и они направились через дорогу к скверику, ориентируясь на возвышавшийся на постаменте памятник Ленину.
— Ну, блин, если это дело всплывет, меня как минимум уволят без пенсии и выходного пособия, — посетовал Чапаев. — Хорошо хоть, что тебя никто не узнал.
— Сидоров узнал, — возразил Крюков. — И кто-то стуканул уркам, что я мент. Еще до того, как меня к ним посадили. А кто здесь знал, что я мент?
— Ну, я знал, — уныло признался участковый. — Но я тебя не сдавал. И зачем бы тогда сейчас вытащил?
Крюков пожал плечами.
— Кто тебя знает? А по пьяни не мог никому сказать?
Участковый обиделся.
— По пьяни я становлюсь хмур и необщителен. Да и пить предпочитаю в одиночестве.
Сзади, со стороны милицейского управления, послышался шум. Чапаев оглянулся и увидел спешивших к ним милиционеров. Значит, Крюкова уже хватились. Участковый вцепился в руку сыщика и крикнул:
— Бей меня по голове и беги!
Крюков никогда не страдал замедленной реакцией. Он сразу понял, в чем суть дела, развернулся, вмазал с размаху, но не сильно, как в театре, Чапаеву между глаз и рванул через густые кусты мимо памятника Ленину к оживленной трассе. Участковый картинно отлетел к мусорным урнам, сбив одну из них, и остался лежать в окружении как пищевых, так и непищевых отходов.
Бросок Крюкова по пересеченной местности нарушил экологическое равновесие на маленьком островке зелени в центре города. На деревьях закричали вороны, из кустов вышел интеллигентного вида бомж со скорбным лицом и пластиковым стаканом в руке, за ним последовал его собутыльник, похожий на переночевавшего в винной бочке Диогена.
— Гляди, Петрович, — сказал он. указывая на неподвижное тело, — все возвращается на круги своя. Прах к праху, мусор к мусору.
— Аминь! — отозвался тот и, страдальчески морщась, осушил пластмассовую емкость…
Погоня за Крюковым шла довольно азартно. Стрелять, правда, не стреляли. Видно он понадобился кому-то живым.
«Ну уж это хрен! Живым я вам не сдамся!» — думал Крюков, ломая по пути кусты и лапы голубых елей.
Он выкатился на шоссе в буквальном смысле слова и едва не очутился под колесами «Фольксваген-Гольф». Машина резка затормозила, из окна высунулась девушка.
— Вы что, сумасшедший? А, это ты, Крюков! — дверца иномарки гостеприимно распахнулась.
За рулем сидела Анжела. Крюков резво вскочил на ноги и нырнул в машину.
— Гони, у меня на хвосте отморозки!
— Но ведь гонятся-то они за тобой. А если я тебе помогу, то тогда погонятся и за мной, — логично рассудила она, но почему-то все же тронула машину с места.
— Имей в виду, — предупредил Крюков. — Это ужасные люди. Если они нас догонят, тебя убьют на месте, а меня изнасилуют. Бр-р-р! Ужасно!
— А не наоборот? — удивилась Анжела. — Мне почему-то казалось, что в таком случае скорее убьют тебя, а изнасилуют меня.
— Нет, что ты, — успокоил ее Крюков. — Они, конечно, звери, но не до такой же степени. Слушай, в твоей тачке педаль газа существует или только тормоз и сцепление?
Он прижал своей стопой ногу Анжелы к педали газа. Машина рванулась вперед. Анжела все же успела разглядеть преследователей в зеркало заднего вида.
— Какие же это отморозки? Это милиция.
В подтверждение ее слов позади послышалось громкое мяуканье милицейской сирены.
— Здешняя милиция и есть полные отморозки, — резонно возразил Крюков. — Хочешь сама в этом убедиться?
— Нет. Я всегда считала, что если и вступать в контакт, то не с правоохранительными органами, а с половыми.
Анжела вела машину вполне грамотно. Перед поворотом чуть притормаживала, сам же поворот проходила, набирая скорость. Не ленилась переходить на пониженную передачу, работая сцеплением, как профессионал. Ее правая рука все время находилась на ручке переключения скоростей. От пускала она ее только затем, чтобы перехватить руль при особенно крутом повороте.
Ее мастерство скоро принесло результаты. Вой сирены на хвосте стал затихать. Но тут откуда-то справа выскочила бело-голубая милицейская «десятка» и активно включилась в преследование. Как ни странно, даже на прямой она не отставала.
— Наверно на ней роторный движок стоит, — предположила Анжела.
— Просто у тебя тачка слишком приметная, — тонко намекнул Крюков на их недавнее приключение.
— Я не выбирала, мне ее один знакомый одолжил, — объяснила появление машины Анжела.
— Догадываюсь, кто это, — хмыкнул Крюков. — А старую где оставила?
— На площади возле милиции.
— А не возле кладбища? Нет? Я почему-то так подумал, — в его голосе слышалась нескрываемая ирония. — Сейчас менты тебя поблагодарят за ценный подарок. Смотри, площадь перекрыли. Встречают с конфетти и серпантином.
И действительно, выезд на небольшую площадь впереди них загораживали автобус и милицейский «бобик».
Анжела вывернула руль, машина вломилась в заросли декоративного кустарника на газоне и протаранила их насквозь. К счастью, в кустах в это время никто не совокуплялся и не устраивал пикников, иначе это могло бы стать для пьющих в терновнике последним удовольствием в жизни…
Минутой позже «Фольксваген» вихрем промчался по заваленному мусором двору почерневшего от времени домика деревенского типа, пробил и без того покосившийся забор и рухнул с высоты двух метров в небольшой овражек. Перевернувшись, он снова встал на колеса и замер.
— Поздравляю с мягкой посадкой, — хрипло сказал Крюков и расправил руками разбитые о приборную доску губы. — Ты цела?
— Кажется, да, — простонала в ответ Анжела. — Сейчас постараюсь выбраться. А ты как?
— Будто заново родился, — признался Крюков. — Никогда в жизни не чувствовал такой легкости во всем теле. В целом довольно приятное ощущение. Вот только какая-то жидкая говнятина за шиворот натекла. Чья, не знаешь?
Анжела обиделась и с вызовом заявила:
— Это не говнятина, а крем из моей сумочки. Он, между прочим, полштуки за баночку стоит.
— Значит, это не смертельно?
— Ничего страшного, если только у тебя не жирная кожа.
Крюков задумался.
— А кто ее знает. Но я бы не сказал, что она у меня уж очень жирная…
За такими пустыми разговорами, охая от каждого движения и помогая друг другу по мере необходимости, они выбрались из сплющенной с полюсов машины. Анжела поковыляла вперед, Крюков захромал следом за ней.
— Не везет мне с машинами, — грустно вздохнула она.
— А мне с женщинами, — поддержал ее Крюков. — А куда мы идем?
— Ко мне. Только обещай не приставать.
— Я? Приставать? — Крюков казался оскорбленным до глубины души. — Мне это понятие незнакомо.
— Так, может быть, ты девственник? — с сарказмом поинтересовалась журналистка.
— Нет, — признание далось Крюкову нелегко. — Как раз наоборот. Я жертва женского шовинизма и сексуальных домогательств. Видишь ли, у меня два недостатка: врожденная деликатность и дефект речи — не могу сказать женщине «нет». Для джентльмена это равносильно нарушению дуэльного кодекса.
Стеная и охая, они забрались в подошедший автобус, довезший их до района новостройки. Здесь Анжела предложила Крюкову выйти, и он со скрипом спустился на землю, не забыв при этом подать даме РУКУ.
— Здесь я и обитаю, — указала она на двадцатиэтажную башню.
— Но ты же говорила, что первый раз в этом городе, — напомнил ей Крюков.
— Я немного преувеличила. А разве ты всегда говоришь правду? — возразила Анжела. — Тогда скажи, как тебя зовут? Имя у тебя есть?
— Ну, понимаешь… — он замялся и замолчал.
— Ладно, не хочешь, можешь не говорить.
Они поднялись на лифте на последний этаж и после небольшой манипуляции с ключами, открыв дверь, вошли в квартиру…
Эта ночь далась обоим нелегко. У них ныли избитые тела, и даже умеренная пальпация вызывала боль. А как прикажете совокупляться, не прикасаясь друг к другу?
— Нет, так не получится, давай перевернемся, — потребовала Анжела. — Видишь, у тебя на правом бедре синяк, а у меня на левом. Попробуем позу «шестьдесят девять».
— Далась вам всем эта поза «шестьдесят девять», — проворчал Крюков тоном старого брюзги. — Неужели шестидесяти восьми мало?
Они провожжались, в лучшем смысле этого слова, всю ночь, но все-таки к утру Крюков заставил партнершу прооргазмировать девять или десять раз. благополучно эякулировал сам и заснул с чистой совестью и ощущением, что эти сутки были прожиты не зря…
Утром Крюкова разбудил стук входной двери. Открыв глаза, капитан постарался сориентироваться в пространстве: он лежал в чем мать родила на широкой, как футбольное поле, четырехспальной кровати, рядом, по-детски подложи в ладошку под шеку, посапывала Анжела в костюме Евы. Прямо перед ним в проеме двери, словно позируя для парадного портрета, стоял Яго и сиял фальшивым блеском, как второй комплект олимпийских золотых медалей по фигурному катанию.
— И ты здесь! — без всяких на то оснований обрадовался он, увидев знакомое лицо.
Крюков меньше всего был склонен разделить его радость: у него была трудная, можно сказать трудовая, ночь, и он практически не выспался.
— А этот что тут делает? — недовольно поинтересовался он у проснувшейся подруги.
— Живу я здесь, — обиженно ответил за нее Яго. — Это, между прочим, моя квартира. Что-то не нравится?
— Не знаю, я ее толком не разглядел, — капитан, кряхтя, принял вертикальное положение. — А где мои джинсы?
Окинув взглядом комнату, он заметил лежавшие на полу элегантные, правда, изрядно помятые, запыленные и чуть надорванные на одном колене, дорогие черные брюки. И тут он все вспомнил. Усилием воли сыщик подавил зародившийся было в груди глухой стон.
Анжела села на кровати и, вытащив из-за себя подушку, кое-как прикрылась ею. Подушка явно была ей коротка.
— Ты что такой довольный? — задала она риторический вопрос хозяину квартиры.
— А я большое дело сделал, — похвастался Яго. — С самим Карпушкиным встретился. Мы нашли полное взаимопонимание.
— Лося заложил? — предположил Крюков.
— Нет, — хитренько ухмыльнулся Яго. — Так сразу, в лоб, нельзя. Тут особый подход нужен. Доказательств-то ни у тебя, ни у меня нет. Если такое без подготовки ляпнуть, Карп подумает, что я спецом пургу гоню, чтобы его с Борманом рогами столкнуть. Ничего, есть у меня одна идейка.
— Не поделишься?
— А на фига? — изумился Яго. — В советах не нуждаюсь. Спасибо, сам не дурак.
— Ольгу давно видел? — спросил Крюков, натягивая свои буржуазные штаны.
— Нет, — поспешно и совершенно ненатурально соврал Яго. — Завтра с ней встретимся, если шоу все-таки начнется. А вы чего это оба в синяках?
— Это следы от засосов. Результат половой распущенности, — строго насупив брови, пояснил Крюков. — Да и матрас у тебя жестковат.
— Не нравится, валите! — посоветовал обиженный хозяин квартиры. — Если жрать захотите, растворимый кофе в холодильнике, больше ничего нет.
Он повернулся и вышел, хлопнув на прощание дверью…
— Растворимый так растворимый, — пробурчал Крюков, направляясь в ванную. — Поживешь в вашей дыре, научишься пить всякую гадость.
Но далеко уйти ему не удалось: Анжела схватила его за брюки и потянула к себе.
— Ты куда? — поинтересовалась она. — Когда женщина просит?
— Не надо было Яшку отпускать, — постарался отбрыкнуться Крюков. — Кстати. Карп знает, что ты у него живешь? Ревновать не будет?
— А ты думаешь, у него с Яшкой уже что-то было? — нахально возразила Анжела и неожиданно сильным движением повергла сыщика обратно на постель. — Нет, Яшка — не то! У тебя гораздо лучше получается.
И оседлала сыщика. Черные брюки снова совершили перелет с Крюкова на паркет.
«Вот так она и Бодрова завалила», — почему-то грустно подумалось капитану.
Сил на сопротивление энергичной самке у него просто не осталось. В моменты оргазма она так цинично орала, что Крюкову было неудобно перед незнакомыми соседями. А если у них есть дети, которые учатся во вторую смену? Это было бы ужасно…
Позже, когда они пили жуткий растворимый кофе, Анжела вдруг сама завела разговор о депутате Карпушкине и его глобальных планах.
— Слышать не хочу про этого козла, — заявил Крюков. — Мне на него наплевать, пусть торгует своим героином, пусть подомнет под себя хоть всю Московскую область!
— Значит ты в курсе? — спросила Анжела.
— В курсе чего?
— Того, что депутат Карпушкин собирается монополизировать поставки героина в Москву. Для этого он напрямую связался с Исмаилом Джафаровым. А в обмен он будет отправлять боевикам оружие для борьбы с российскими танками и вертолетами. То самое оружие, производство которого он же и наладил на Приокском механическом заводе.
— Зря ты это мне рассказываешь, — перебил ее Крюков. — Карп меня уволил и в шоу я больше на него не работаю. Меня занимает только одно — найти того, кто убил Игната. Одного из убийц я знаю. Это Лось. Он, правда, божился, что Игната убила его напарница — Дина. Но я сомневаюсь, что с ним в тот вечер была именно она.
— И что ты собираешься делать дальше? — спросила Анжела.
— Отведу тебя в «Башню смерти» и сдам под расписку охране. А там посмотрим.
— Ну нет, так просто ты от меня не отделаешься! — огорошила его Анжела и потащила обратно в койку.
Крюков был так деморализован, что даже не стал роптать. Ох, и тяжела ты, суровая мужская доля!
В это же время в президентском «люксе» «Башни смерти» депутат Карпушкин за стаканчиком подогретого сакэ вел неспешную беседу с Исмаилом Джафаровым.
— К сожалению, желаемый эффект не был достигнут, — говорил депутат. — Потери оказались намного меньше запланированных. Но и то, что удалось, тоже неплохо. Как видите, в городе воцарился полный порядок. С бандитами покончено.
— А они не возобновят своих попыток взять реванш? — осведомился Джафаров.
— Я не собираюсь давать им такую возможность, — депутат вальяжно развалился в кресле. — Сразу после открытия шоу я приглашу одного из местных авторитетов, Бормана, и сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться.
— Зачем вам вообще понадобилось связываться с этим дурацким шоу? — спросил Джафаров.
Карпушкин снисходительно улыбнулся.
— Все, включая прохиндеев-журналистов, убеждены, что мой интерес в этом городе — это, как вы справедливо заметили, дурацкое шоу. Каждый дурак, считающий себя проницательнее других, уверен, что весь мои интерес сводится к продвижению собственной любовницы в победительницы конкурса. Ну и на здоровье, пусть так и считают. Пока все будут заняты открытием шоу, мы сможем спокойно прокатиться на завод и все там осмотреть, не привлекая ничьего внимания.
Джафаров удовлетворенно кивнул.
— Это разумное решение. А как подвигается розыск похитителей предыдущей партии товара? Их суровое наказание я расцениваю как залог наших будущих добрых отношений.
Карпушкин пил сакэ маленькими глотками.
— Это вопрос одного-двух дней. Я встречался с одним типом, стукачом здешнего главного мента Сидорова. С парнем надо поработать. Уверен, он что-то знает об ограблении, но почему-то пока молчит.
Брови Исмаила Джафарова удивленно поползли вверх.
— А почему бы не взять его и не выпотрошить? Думаю. будет несложно заставить его говорить.
— Нет, этого пока делать нельзя, — решительно возразил депутат. — Скоро открывается шоу, а он один из участников. Их там и так осталось — раз-два и обчелся. Подождем открытия, а тогда и потолкуем. Сейчас на повестке дня главное. Первая партия снарядов уже выгружена в «Башне» пол видом телеаппаратуры. Где наркотики?
Исмаил многозначительно улыбнулся.
— Вах! А разве ты не видел, как бригада дагестанцев-ремонтников выгружала возле гостиницы мешки с побелкой и гипсом? Мой товар тоже давно в гостинице. Но сначала съездим на завод. Я сам хочу посмотреть снаряды в действии.
Депутат изобразил крайнюю степень радушия.
— О чем ты говоришь, дорогой! Рядом с заводом небольшой полигон, там все и увидишь лично. Только жалко, что низколетящих целей я не могу тебе обеспечить. Но танк сможешь подбить своими собственными руками…
К моменту возобновления трансляции и начала второго этапа шоу «За зеркалом» у подножия «Башни смерти» снова собрался весь город. Теперь число зевак и бездельников даже превосходило по количеству население Приокска, так как многие приехали сюда из Москвы и соседних городов. Центральное телевидение хотя и не выразило желания пригласить шоу на свои каналы, но репортеры криминальной и светской хроники СМИ были здесь представлены в большом количестве.
Как ни странно, ни владельца гостиницы Бормана, ни главного спонсора телешоу депутата Карпушкина нигде не было видно.
Над площадью перед гостиницей парили поднятые на привязных аэростатах портреты Дины и Руслана, окаймленные траурными лентами. Четверо оставшихся участников — Ольга, Анжела, Лось и Яго — стояли на окруженной людским морем круглой трибуне, похожей на Лобное место, и махали окружавшей их толпе флажками с изображением «Башни смерти».
Крюкова удивило участие Лося во втором этапе шоу. Сыщик считал, что тот уже давно должен находиться где-то далеко от Приокска. Заметив каким-то чудом в толпе участкового. Крюков пробился к нему сквозь толпу и хлопнул по плечу.
— Что я вижу? Такой орел и на воле? Тебя не уволили и не зарыли? Странный у вас городишко, в других местах пособничество особо опасному преступнику обычно карается без всякой пощады.
— Я легко отделался, — весело отозвался Чапаев, — переведен дежурным в вытрезвитель.
— Там точно сопьешься, — вынес беспощадный вердикт Крюков. — А ты мне еще нужен для небольшого дельца.
— Что за дельце? — скривился Чапаев. — Все твои дела заканчиваются моргом.
— Говорят, Исмаил Джафаров в городе, — сообщил Крюков. — Без бороды, в очках и элегантном костюме его просто не узнать, поэтому он свободно гуляет у нас под носом.
— Тебя в этих элегантных брюках тоже не узнать. Куда свои джинсы дел? В камере с урками счифирил? — снова удивил сыщика своими дедуктивными способностями Чапаев. — Ты лучше скажи, где нам этого террориста искать. Интеллигента, блин, в очках и шляпе.
— Есть тут одно место. Думаю, сегодня ему в самый раз туда наведаться. Где у вас Приокский механический?
— Пошли покажу, — Чапаев повернулся и, рассекая плечом толпу, как броненосец «Потемкин» воды Черного моря, направился прочь от гостиницы.
Крюков следовал за ним в кильватере…
Режиссер Задославский и продюсер Сароев стояли возле трибуны, на которой принимали овации участники шоу, ведущие и представители местной администрации. Выступал прокурор. Кажется, он собирался принять участие в предстоящих выборах мэра города.
— Трагические события заставили нас прервать проведение нашего реал-шоу. Но теперь законность и порядок восторжествовали! — надрываясь, кричал представитель прокуратуры. — У преступности нет границ, у преступников — национальности! Все они будут сурово наказаны в соответствии с демократическим законодательством. Как говорили римляне, дура лекс, сед лекс, то есть закон суров, но это закон!
Толпа неистовствовала. Задославский самодовольным жестом указал Сароеву на бушующее море публики.
— Ну, как тебе наша баночка с пауками? Наши конкуренты делают упор на интерактив и ошибаются. Эти бараны-зрители сами не знают, чего они хотят. Только сюжет, интрига, навязанная профанам творцом-режиссером, способны по настоящему захватить и увлечь толпу! Ты слышал, что теперь милиция дежурит на кладбище?
— Это из-за взрывов? — предположил продюсер.
— Нет, из-за них, — режиссер указал на портреты Дины и Руслана в траурных рамках. — На их могилах уже было совершено несколько попыток самоубийства. Нет, ты только подумай — на совершенно пустом месте, буквально из праха взять и создать кумиров толпы! А? Это же прерогатива богов! Ты разве не испытываешь гордости?
— Испытываю, — кисло согласился продюсер.
Режиссер недовольно нахмурился.
— Ты, что-то не очень рад нашему триумфу.
Продюсер окончательно вышел из себя.
— Да пошли вы все к едрене матери с вашим кошачим театром! Надоело!
Задославский подозрительно прищурился.
— Вчера Карпушкин как-то странно говорил о призовых деньгах. У тебя их что, действительно нет?
— Завтра будут.
— Откуда?
— Не твое дело! — Сароев резко развернулся, чтобы уйти, но режиссер удержал его за рукав.
— Послушай, Карп в разговоре со мной обещал представить какого-то свидетеля, который тебя утопит. У меня сильное подозрение, что кто-то из наших хомячков заложил тебя с потрохами.
— Кто?
— Не знаю, сам угадай, — Задославский выпустил рукав продюсера, надел на лицо обаятельную улыбку и направился на трибуну принимать поздравления…
С площади праздник переместился в холл гостиницы. Любопытствующие прилипли к стеклянным стенам отеля, едва не выдавливая их. Все четыре гостиничных лифта сновали вверх и вниз без передышки, доставляя на десятый этаж и обратно участников проекта, гостей, репортеров и обслуживающий персонал.
Неожиданно толпа на улице заволновалась. Передние ряды зевак снаружи гостиницы еще плотнее прижались к стеклам холла: внутри творилось что-то непонятное.
— Что? Что там случилось? — спрашивали друг у друга зрители.
— Да ерунда, лифт застрял. Вон двери открывают.
Снаружи было хорошо видно, как прибывшему дежурному механику с чьей-то помощью удалось разжать створки дверей. Пронзительный женский крик был слышен даже на улице.
Спустя секунду толпа репортеров и вспышки фотокамер сделали картину совершенно недоступной для обозрения извне, но и за это время те, кто стоял в передних рядах, успели рассмотреть жуткую сцену. На полу кабины лифта, привалясь к стене, полулежал Яго. Его светлый костюм, часть стены и пол под ним были залиты кровью…
А Крюков в компании участкового тем временем двигался вдоль реки к окраине города. Туда, где упирались в небо трубы Приокского механического.
По дороге они остановились попить пива и перекусить в небольшой закусочной. Пока Крюков чистил за стоячим столиком воблу, Чапаев принес пиво.
— Слышал, что народ базарит? — доложил он новость дня. — В «Башне смерти» новый прикол. Яшку зарезали.
— Ах ты ж, блин! — в сердцах выругался Крюков.
— Ты чего? — не понял его реакции участковый.
— Об кость укололся, — пояснил сыщик. — Так ты говоришь, Яшу пришили? И кто не известно?
— Ясный пень! Лежал в лифте. Открыли дверь — море крови. Там такой бардак был в связи с открытием их геморройного представления, что никто ничего и не заметил.
— То есть подозревать можно любого? — уточнил Крюков.
— Точно, в цвет попал, командир, — согласился Чапаев. — А кому это было нужно больше всех?
Крюков сделал огромный глоток пива. С янтарной полоской воблы во рту, стоя на сквознячке, философствовать и выстраивать логические конструкции было ничуть не менее приятно, чем сидя в кресле с трубкой в зубах на какой-нибудь Бейкер-стрит.
— Первый кандидат — продюсер Сароев. Яго стукнул Карпу, что Сароев вложил в наркоту все призовые деньги. Хотел прокрутить с наваром, а их, сам знаешь, свистнули.
— Горячо, — одобрил версию Чапаев. — А другие варианты имеются?
— Я стукнул Яшке, что наркоту Расула и бабки Карпа взял Лось с помощницей. Возможно с Диной.
— Значит Лось? — предположил участковый.
— Или помощница.
— Но ведь Дину убили!
— Я же сказал — возможно! Она что. единственная кандидатка в киллеры на весь Приокск? Я вот тут с одной покувыркался. — Крюков закряхтел: так свежи были воспоминания о прошедшей оргии, — так чуть до смерти не заездила. Допивай и трогаемся, не фига на пивной пене гадать. На завод, пролетарий! Машина вас ждет, товарищ!
Крюков отвел бывшего участкового, а ныне командующего вытрезвителем, на платную стоянку, где оставил свою старую верную «рябуху». Увидев ее, Чапаев был крайне удивлен.
— У тебя же в прошлый раз была желтая, или я что-то путаю?
Крюков не заставил долго себя упрашивать и просветил его.
— Просто в прошлый раз мы с тобой угнали чье-то такси. Не нарочно, конечно, так получилось. Но все равно нехорошо.
— Нехорошо, — согласился Чапаев. — Теперь обязательно неприятный осадок останется. А ведь это еще один шаг к инфаркту.
— Не волнуйся, тебе это не грозит, — утешил его Крюков. — Из того места, куда мы направляемся, живым нам вряд ли выбраться. Наверняка нас там примут с распростертыми объятьями.
И он полез под сиденье за отверткой, чтобы завести машину…
Вообще-то никто их на заводе не ждал, а если бы и встретили случайно, то вряд ли хлебом. Скорее, солью. Из обоих стволов. И даже не солью, а кое-чем покрепче. Когда они подъехали к предприятию, Чапаев показал капитану, где лучше поставить его «рябуху». Заглушив двигатель, Крюков извлек из-под водительского сиденья свой большой еврейский пистолет, а затем и коробку с патронами под парабеллум. Он высыпал на ладонь горсть тускло посверкивающих томпаковой плакировкой цилиндриков и задумался.
— Ну не странно ли? Пистолет еврейский, а маслята к нему немецко-фашистские. Где же логика? Где, наконец, политкорректность?
— Хорош звездить, — нелюбезно оборвал его рассуждения Чапаев, совершенно не интересовавшийся, в отличие от многих других представителей милицейского корпуса, расовыми и национальными проблемами. — Я вообще за Интернационал. Лучше объясни, куда и зачем мы тащимся?
Крюков словно и не заметил грубости в тоне напарника.
— Охотно, — согласился он. — Мы на пути к почестям и славе. Не исключено, что посмертной. Твоим именем, возможно, назовут пароход или город. Так вот — мы будем брать Исмаила Джафарова. Возражения имеются?
Чапаев возражать не стал, а извлек из папки-лентяйки вытертый добела ТТ со спиленным номером и проверил наличие патронов в магазине. При этом он еле слышно ворчал себе под нос, что вообще-то не является СОБРом, ни ОМОНом, чтобы заниматься всякой ерундой.
Завод бывший участковый знал, как свои пять пальцев. Когда-то сам начинал здесь свой трудовой путь, позже ему не раз приходилось участвовать в общегородских рейдах по отлову алкашей. А, поскольку объект был режимным и его проходная охранялась строже, чем государственная граница, то единственным путем для его трудящихся «поправиться» после очередною пролетарского праздника типа аванса или получки оставалась «партизанская тропа» или «дорога жизни», как ее еще называли. Этим путем можно было пробраться на завод, минуя посты охраны.
Здесь надо отдать должное патриотизму советских людей. Ни один из заводских забулдыг, как бы ему ни хотелось опохмелиться, ни за стакан, ни даже за бутылку не открыл данной тропы американским и прочим капиталистическим шпионам, которые комариной тучей вились вокруг этого секретного оборонного предприятия.
Сейчас, правда, основную часть рабочих завода составляли женщины, и тропа изрядно заросла. Впрочем, Крюкову и Чапаеву это не помешало. Сначала они забрались в непролазные заросли высокого, выше человеческого роста, бурьяна. Дальше — с камня на камень, с кирпича на кирпич, оттуда на кучу мусора, а с нее на крышу старого гаража. Гараж стоял вплотную к заводской стене. Здесь протянутая поверх нее колючая проволока была аккуратно раздвинута распорками, а провода высокого напряжения давно обесточены. На свет денег не хватало, не то что на всякую ерунду.
Крюков вслед за проводником перебрался через стену. При этом он, разумеется, все-таки уцепился дорогими брюками от Армани за колючку проволоки и добавил на них еще одну дырку. Ну что поделаешь, если он не умеет носить такие вещи? Не дано такою таланта!
На территории завода было тихо. Никакие трубы, конечно, не дымили. Не тот профиль работы. Да и бесконечно длинные здания цехов, похожие на лежачие небоскребы, функционировали далеко не все. Крюков сразу определил по черным фигуркам сотрудников охраны, которые слонялись перед воротами цеха. И без бинокля на спинах охранников было хорошо видно название частного охранного предприятия «Ягуар».
— А вы что здесь делаете? И кто вы такие?
Неприятный голос заставил обоих резко обернуться. Перед разведчиками стоял высокий лысый тип в сером халате, надетом поверх костюма-тройки. Наверняка, сменный инженер или что-то в этом роде.
«Объяснил бы я тебе, кто мы и что здесь делаем», — подумал Крюков, но вслух строго произнес.
— Я начальник отдела безопасности охранной фирмы «Ягуар», — он протянул лысому удостоверение. — А это мой помощник. Мы проверяем периметр стен и уже нашли массу лазеек. Тут слона можно вынести! Почему администрация не принимает меры к пресечению подобного безобразия? Это же прямое пособничество ворам и промышленным шпионам! В нашем договоре специально оговорены санкции за такие вопиющие нарушения. Вы лично будете оштрафованы! Как, кстати, ваша фамилия?
Лысый совершенно опешил от такого наката.
— Но я… Я не начальник, я просто ведущий инженер по тех… Они все сейчас обедают, я, собственно, как раз и шел туда.
— Пойдемте вместе, ведущий инженер Потех, — сурово приказал Крюков. — Там и поговорим. Ступайте вперед. Бежать не советую. Странная у вас фамилия для режимного предприятия. Вы, случайно, не еврей? Родственников за границей не имеете? Хорошо, тогда ведите!
Несчастный «ведущий инженер Потех» даже не посмел возразить. Он обреченно поплелся вперед, ощущая затылком пронизывающий как рентген взгляд «товарища из безопасности».
— Откуда у тебя ксива? — шепотом спросил Чапаев.
— У Бодрова из стола вытащил, когда исполнял обязанности начальника, — также тихо ответил запасливый сыщик.
Вслед за инженером они проследовали в большой двухэтажный корпус с колоннами. Судя по недавнему ремонту, здесь располагалась администрация. Попадавшиеся по пути охранники в черных комбинезонах словно не замечали посторонних. Их внимание было приковано к другим объектам.
— Они там, на втором этаже, — робко пояснил инженер. — Сами понимаете, мне туда нельзя.
Крюков сухо кивнул.
— Хорошо, вы пока свободны. Посмотрю, что можно для вас сделать. Может быть, отделаетесь выговором.
Они с Чапаевым направились по лестнице наверх. Держались оба все так же свободно и вальяжно, поэтому болтавшимся в вестибюле ягуаровцам и в голову не пришло потребовать у них документы. Впрочем, охранный холдинг «Ягуар» был настолько крупной и разветвленной структурой, что его сотрудники вполне могли и не знать друг друга в лицо.
— Куда мы идем? — сквозь зубы процедил Чапаев.
— Ты же слышал — на второй этаж.
— Зачем?
— Придем — узнаем. Этот придурок инженер все еще торчит внизу. Обратной дороги нет.
Едва они поднялись в верхний вестибюль, как к ним бросился толстяк с холуйской мордой. Крюков с трудом переборол желание шлепнуть его удостоверением по носу. Он ограничился тем, что потряс им у того перед глазами.
— Где все? — задал сыщик универсальный вопрос.
Толстяк сделал страшные глаза.
— Совещание давно началось, они уже полчаса как вернулись с полигона. Я не могу вас туда пропустить. Может быть, пройдете в «греческий зал»? Перекусите пока и все такое?
Крюков вопросительно посмотрел на Чапаева. Тот выждал секунду-другую и с важностью кивнул.
— Ладно, подождем.
Они прошли в комнату, где обычно обедает заводское руководство высшего звена. Толстяк пригласил Крюкова и Чапаева за столик у окна, затем сделал неуловимый знак, и накрахмаленная буфетчица тут же поставила перед гостями графинчик с прозрачной жидкостью.
Затем появились салат из овощей, мясное ассорти, грибы и селедка под шубой. Крюков, вооружившись ножом и вилкой, в нерешительности застыл, оглядывая стоявшие перед ним яства.
— И чего мы ждем? — поинтересовался участковый.
— Может быть, воздержимся? — предложил Крюков. — Ранения, особенно в брюшную полость, лучше получать натощак.
— А помирать лучше на сытый желудок, — совершенно резонно возразил ему бывший участковый и потянулся к графину.
Через раскрытую форточку до них доносились обрывки разговора из соседнего кабинета, вероятно, того самого, где совещались хозяева. Крюков прислушался. Всего расслышать он не смог, но и того, что узнал, было достаточно, чтобы понять, куда они влезли.
Чапаев хотел что-то спросить, однако Крюков жестом велел ему замолчать и весь обратился в слух. Наконец он, позволив себе расслабиться, протянул Чапаеву свою рюмку.
— Наливай. Они здесь, за стеной. Вернулись с полигона. Проверяли противотанковые и зенитные реактивные снаряды, которые уважаемый депутат собирается впарить чехам в обмен на наркоту. Кажется, наш чеченский друг доволен. Как я понял, партия снарядов уже на месте, героин в количеству двухсот килограммов тоже. Это тебе не сумка Расула.
— Ты не забыл выяснить, где это место? — язвительно поинтересовался у сыщика Чапаев.
— Карп сам сказал. Да, какие там жучки и направленные микрофоны! В нужное время форточку открыл — и полная информация. А место — мог бы и сам догадаться — «Башня смерти». Где самое темное место? Правильно, под фонарем. Стоп, соберись, они выходят!
Крюков напрягся и незаметно поправил свой «иерихон», чтобы без помех извлечь его из-за пояса в случае необходимости. Система самовзвода позволяла начать огонь без подготовки. Из кабинета вышел интеллигентного вида человек с лицом южною типа, дверь за ним захлопнулась. Крюков моментально сориентировался. Он поднялся и подскочил к интеллектуалисту, махнул перед его глазами удостоверением и выпалил наугад:
— Господин Джафаров, мне поручено вас сопровождать. Машина внизу, ждет.
Джафаров удивления не показал, возможно, сочтя, что так и должно быть. Они направился вниз по лестнице. Чапаев поспешно опрокинул в рот рюмку водки, достал ТТ, передернул затвор и бросился догонять Крюкова. На площадке между этажами Крюков остановил Джафарова.
— Уважаемый Исмаил, у меня в руке большой автоматический пистолет. Если ты не будешь исполнять моих приказаний, я тебя застрелю. Внизу охрана. Меня они, может, и убьют. Потом, если догонят. А может, и нет. Но тебя завалить я успею. Если что-то тебя заинтересовало, спроси сейчас.
По ступенькам застучали шаги. В глазах Джафарова мелькнула было, но тут же погасла надежда. Сверху спускался Чапаев.
— Ну, как, уже обрадовал? — поинтересовался он у Крюкова. — Значится, так. Выводим клиента через заднюю дверь, она здесь, прямо под лестницей. Пошли.
Деловитой походкой, в быстром, не допускающем сомнений темпе, они спустились вниз и нырнули под лестницу на глазах удивленных, но ко всему привычных охранников из «Ягуара».
Пока люди ждали его у парадного выхода на площадь, он тем временем под конвоем Крюкова и Чапаева широким шагом пересекал заваленный хламом заводской двор. Чапаев ориентировался на заводе, как у себя дома. Крюков признался сам себе, что один он наверняка заблудился бы среди однообразных заводских корпусов.
Несколько раз им пришлось прятаться от проходившего по территории завода патруля. Наконец они добрались до забора. Джафаров вел себя дисциплинированно, ни малейшей склонности к побегу не проявлял, и даже не дергался: сказывались опыт и привычка к экстремальным ситуациям. Но Крюков каждым нервом ощущал напряженность в поведении пленника и не сомневался: случись подходящая ситуация, тот своего шанса не упустит.
— Что вы хотите со мной сделать? — нарушил наконец молчание Джафаров; он пришел к выводу, что ситуация складывается не в его пользу.
Крюков помедлил, выбирая тактику общения с опытным террористом. «Пожалуй, — решил он, — в этой ситуации нет ничего лучше правды».
— Убивать-то тебя, конечно, не хочется. Разве что в крайнем случае, если сам попросишь. Если все пройдет нормально, мы тебя у пакуем и сдадим в самое главное милицейское управление. За это нам отвалят премию в сто рублей и присвоят внеочередные звания. Василь Иваныч, ты не против комбрига получить?
— Хватит паясничать! — у бывшего полевого командира явно начали сдавать нервы. — Я предлагаю вам по пять тысяч долларов. Прямо сейчас.
Крюков задумался, потом тряхнул головой.
— Не пойдет. Две с половиной и через месяц. Вот мое слово! Василь Иваныч, ты что скажешь?
— Чапай думать будет, — буркнул бывший участковый. — Нет, оно, конечно, можно бы. Но боязно. У меня начальник дюже сердитый.
— Идиоты! Хватит паясничать, — произнес Джафаров громким шепотом: ему определенно не хотелось получить пулю при попытке к бегству. — Вы же не от денег, отказываетесь, а от жизни!
— Да, наверное, ты прав, — тяжело вздохнул Крюков. — Но с этим уже ничего не поделаешь. А насчет жизни — одному Аллаху известно, когда ей конец придет. Так что ты иди, не задерживайся. — И он подтолкнул пленника «иерихоном» в нужном направлении.
До места, где можно было перелезть через забор оставалось не больше двадцати метров, когда позади они услышали слоновий топот и матерную брань. Крюков мата не любил и поморщился. Потом оглянулся, не выпуская в то же время из поля зрения своею пленника.
Группа преследования насчитывала около десятка человек. Во главе топал старый знакомый — Бульдозер. Проводником у них был все тот же ведущий «инженер Потех».
— Вон там я их встретил! А вон и они сами! — орал он на бегу, хотя противники и без того успели хорошо разглядеть друг друга.
И тут в дюйме от головы сыщика засвистели первые пули. Они не имели ничего общего с жаканами «сайги». Частные охранники стреляли из самых настоящих боевых автоматов Калашникова, хотя законом это было им категорически запрещено. Но, видимо, здесь, внутри заводских стен, они не считали нужным стесняться.
Крюкову показалось, что первым выстрелил именно Бульдозер, хотя под присягой он этого утверждать бы не стал. Но факт остается фактом. Первая же пуля, выпушенная преследователями, ударила в голову бывшего полевого командира Джафарова, прямо в тонкую дужку позолоченных очков, которые при жизни придавали его лицу столь интеллигентный вид. Ноги у него подкосились, и он упал на спину, крепко приложившись затылком, но уже этого не почувствовав. Его открытые глаза уставились в далекое небо, будто в нем. как в зеркале, он надеялся увидеть свое отражение.
— Во, блин, даже заложника не уберегли! — расстроился Чапаев. — Чем же теперь прикрываться будем?
— Зато теперь отходить налегке, — обрадовал его сыщик и несколько раз выстрелил в сторону преследователей, ни в кого особенно не целясь, просто чтобы заставить их залечь и сбить прицел.
— Двигай за мной! — Чапаев кардинально изменил направление движения и повел Крюкова практически назад, туда, откуда они только что пришли.
— Они ведь теперь не отвяжутся, — высказал предположение Крюков. — А убивать их не хочется.
— Ты и Джафарова не хотел убивать, — язвительно напомнил Чапаев. — Я тебе уже говорил, что ты дружишь с моргом не разлей вода. Ладно, пацифист хренов, что-нибудь придумаем. Завод большой, тут всем места хватит. Хоть целый день бегай.
Чапаев провел Крюкова через старый заваленный металлическим ломом склад. Выйдя на улицу через маленькую железную дверь в стене, они, пригибаясь как шпионы в кино, перебежали на другую сторону и укрылись в заброшенном цеху. И как раз вовремя, так как в проходе между цехом и складом появились четверо бойцов «Ягуара».
— Разделились, — шепнул Крюкову Чапаев. — Эх, знать бы, где другая группа!
— Ща узнаем!
Крюков подобрал с пола большую ржавую гайку и метнул ее в разбитое окно склада. Она пролетела внутрь, запрыгала и загремела там по металлу. Грохот отозвался гулким эхом. Преследователи бегом рванули в ангар, поливая там все из автоматов.
Неожиданно в ответ тоже ударили очереди. Отдельные пули долетали до цеха, где прятались незадачливые разведчики.
— Ну, как дети, ей-богу, — неодобрительно проворчал Крюков. — Нельзя же быть такими лопухами. Ты как думаешь, кто победит?
Как всегда, победила дружба. Выстрелы смолкли и на смену им послышалась усиленная сводами ангара матерная брань:
— Хорош, мать вашу, по своим шмалять!
Крюков расстроился, узнав голос Бульдозера. Значит, ему в этой перестрелке ничего не перепало. А жаль!
Чапаев молча тронул Крюкова за плечо и жестом позвал за собой. Они так долго шли по бесконечно длинному пустому цеху, что его монотонно повторяющиеся архитектурные детали стали вызывать у Крюкова реакцию торможения. Наконец Чапаев подвел его к узкому простенку, толкнул неприметную дверь.
— Здесь вход в подвал, — пояснил он.
За первой дверью оказалась вторая, за ней третья. Отворив последнюю, они попали в систему подземных ходов гражданской обороны. Бывший участковый и здесь был в своей тарелке. Из безотказной папки-лентяйки он извлек электрический фонарик и с его помощью начал лавировать между кучами мусора, попутно распугивая полчища крыс.
— Рейды, рейды, — бормотал Чапаев себе под нос. — Я тут чуть ли не на пузе каждый закоулок изучил. Сатанисты здесь одно время кучковались. Кошкам головы рубили, а кровью на стенах всякую дрянь писали. На поверку-то оказалось — так. обычное хулиганье, только с загибонами…
Когда Крюкову стало казаться, что он, подобно Дюймовочке в кротовой норе, никогда больше не увидит солнечного света, его провожатый по преисподней толкнул последнюю дверь.
— Кажись, выбрались, — сообщил он.
Они находились под обыкновенной лестницей в обыкновенном подъезде. Воздух, пропитанный запахами быта и мочи, показался Крюкову слаще райского эфира с берегов пресловутого Гвадалквивира. Он вышел на улицу, радостно жмурясь. Последний раз так бесконечно счастлив он был лет в десять, когда развелись его родители. Тогда он получил на день рождения сразу два подарка: и железную дорогу, и велосипед.
— Надо бы машину забрать, — напомнил Чапаев.
— Пусть постоит, сейчас не до нее, — возразил ему сыщик. — У нас проблемы. Мы засветились. Бульдозер меня узнал… Он еще какое-то время побегает по территории завода, но когда-нибудь все-таки поймет, что рыбка сорвалась с крючка. И перенесет охоту в город. А мне не хотелось бы умирать в этом месяце. Я еще так мало сделал в жизни!
Ноги сами, как по щучьему веленью, понесли Чапаева к киоску с пивом. Он автоматически взял две бутылки и протянул одну Крюкову. Похоже, пить пиво для него было так же естественно, как необходимость дышать.
— И что будем делать? — спросил он. — Сматываться из города?
— Да разве от них смотаешься? — обреченно вздохнул Крюков. — Придется мочить врага на площадях, в банях и уютных сортирах. Надо вызывать тяжелую кавалерию. Возможно, это нас спасет. Иначе они и Джафара на нас повесят.
И он достал из кармана мобильный телефон…
Телефон дежурного по Управлению, где Крюков обычно нес свою нелегкую службу, долго не отвечал. Потом дежурный никак не мог понять, что от него требуется. Наконец, сообразив, что к чему, он провел необходимые консультации — на это тоже ушло время — и заявил:
— Подожди, я такие вопросы не решаю. Сейчас я свяжу тебя с генералом Амфибьевым.
На этот раз пауза тянулась недолго, гораздо меньше последнего ледникового периода. Видимо, начальник Управления сначала выслушал доклад дежурного, потом некоторое время размышлял, стоит ли вступать в переговоры с легендарным разгильдяем. И наконец — о именины сердца! — в трубке раздался его недовольный голос.
— Это вы, Крюков? Опять у вас все не слава богу? Что на сей раз? Докладывайте.
Крюков так живо представил себе кислое выражение лица начальника, что у него сразу свело челюсти, как от оскомины. Ужасно захотелось сплюнуть или хотя бы высморкаться. Но он сдержался. С максимальной доступностью, членораздельно, как дрессировщик умной собаке, он принялся объяснять генералу причину своего звонка.
— Я нахожусь в городе Приокске… — сообщил сыщик.
Генерал понял, в чем дело, по долгу службы он был в курсе тамошних событий.
— А, это там, где телевизионный бордель снимают, — перебил он Крюкова, — толи «Под стеклом», то ли «За зеркалом»? Значит, вот куда вас занесло? И что вы хотите? Пригласить меня развлечься? Извините. Крюков, времени нет. Мы тут, знаете ли, работаем. В отличие от некоторых.
Крюков не стал состязаться в остроумии с начальником и сразу же перешел к изложению сути вопроса.
— Здесь, в здании гостиницы «Наука», где происходит телешоу, готовится бартерный обмен большой партии наркотиков на партию краденого оружия. Товар уже на месте.
— И вы, Крюков, предлагаете мне вложить деньги в это выгодное предприятие? — с показной серьезностью вопросил генерал: в отличие от многих своих коллег он не был лишен чувства юмора.
— Я предлагаю вам подтянуть сюда наш СОБР, вызвать областной ОМОН, окружить здание и обыскать, — Крюков и сам понимал, что требует невозможного, но ему было также известно, что чем больше просишь, тем больше получаешь.
— А в милицию звонить не пробовал? — поинтересовался генерал и сам не заметил, как перешел на ты. — Туда звонок бесплатный.
— Начальник местного Управления внутренних дел тоже участвует в этом деле… — Крюков уже пожалел, что связался со своей тухлой конторой, но продолжал по инерции, — организатор преступления — депутат Госдумы Карпушкин.
Генерал разочарованно хмыкнул в трубку.
— Только депутат? Не министр, не сотрудник аппарата президента? И на том спасибо! И у тебя всему этому есть доказательства или это, как ты выражаешься, оперативная информация?
Отступать было некуда, и Крюков вынужденно признался:
— Это оперативная информация. Депутат Карпушкин при мне договаривался с Исмаилом Джафаровым.
Генерал замолчал: то ли задумался, то ли изобретал ответ позаковыристее.
— Значит, ты хочешь, чтобы я устроил перед телевизионными камерами большое «Маски-шоу» вдобавок к их «Зазеркалью»? И, между делом, обвинил депутата в контрабанде наркотиков? Слушай, Крюков, скажи честно, я тебя чем-то обидел или, может быть, ты всерьез метишь на мое место? Так давай я просто застрелюсь. Меньше мороки будет. Кстати, где сейчас Джафаров? Он ведь, получается, главный свидетель.
— Убит в перестрелке, — нехотя признался Крюков.
— Я почему-то так и подумал, — без энтузиазма констатировал генерал. — А ты никогда не пробовал живым кого-нибудь взять?
— Я пытался, — начал было оправдаться сыщик. — но Джафарова подстрелили свои. То есть убить-то они хотели меня, а попали в него.
— Да, очень жалко, что так получилось. А не наоборот, — в голосе начальника вдруг зазвенел металл. — Так вот, Крюков, вы в отпуске — и продолжайте отдыхать. У меня все!
Короткие гудки в трубке почему-то напомнили сыщику погребальный колокольный звон… Некоторое время Крюков без единой мысли в обоих полушариях мозга продолжал держать трубку у виска, потом отключил мобильник и посмотрел на Чапаева:
— Кавалерия не придет.
— Будем вешаться? — предложил бывший участковый.
Крюков отрицательно покрутил головой.
— У меня веревки нет. И мыла тоже. Пойду-ка я к Расулу.
— Хорошая идея, — одобрил его решение Чапаев. — Для тебя у него обязательно веревка найдется. А может быть, он даже пули не пожалеет.
Крюков поднялся и хлопнул участкового по плечу.
— Это наш единственный выход. Иначе — точно кердык. Нашу информацию требуется срочно слить заинтересованным сторонам. Тогда им всем будет не до нас.
Чапаев сначала скептически хмыкнул, потом, прикинув варианты, кивнул в знак согласия.
— Ладно, делай как знаешь. Вот возьми, это спирт, — он протянул Крюкову плоскую карманную фляжку. — Это я хранил на черный день. Считай, что он наступил.
— Вообще-то, — заметил Крюков, — джентльмен, особенно если он на работе, не должен пить до пяти часов дня.
— Но ты-то в отпуске, — парировал с железной логикой Чапаев, — мало ли что может случится? В трудную минуту двести грамм никому не помешают. Или вставишь фитиль и используешь как бомбу.
— Спасибо. — Крюков убрал фляжку в карман. — Ты не в курсе, где сейчас Расул прячется?..
Большой Расул снова обосновался в хачапурне. Хотя теперь близость милиции внушала ему скорее опасения. Он так и не понял, с чего вдруг полковник Сидоров сначала предад своего друга Бормана и стад помогать ему, Расулу. А потом — так же необъяснимо — переметнулся в лагерь депутата Карпушкина. Хотя подозрения у него были. Верные люди доложили, что с некоторых пор Карп стал появляться в обществе Исмаила Джафарова. Расул Мартанов больше всего на свете боялся, что Исмаил и Карпушкин договорятся о поставках напрямую, через его, Расула, голову. Боялся и не хотел верить очевидному.
Как раз в этот момент горестных размышлений и позвонил ему Крюков. Он попросил о немедленной встрече.
— Ты уверен, что мне это нужно? — с сомнением в голосе спросил Большой Расул.
— Это гораздо важнее, чем ты себе можешь представить, — заявил сыщик. — Только сделай одолжение, предупреди своих людей, чтобы держались от меня на расстоянии. Если мне придется защищаться, я могу поневоле положить пару-тройку твоих джигитов. А они тебе очень скоро самому понадобятся.
Расул некоторое время молчал, в трубке слышалось только его кряхтение. «Все-таки он сильно сдал после гибели сына», — подумал Крюков.
Наконец его собеседник произнес хриплым голосом:
— Хорошо, только не надо меня запугивать. Я пришлю за тобой Лему…
Лема встретил Крюкова напротив хачапурни и проводил его внутрь помещения. В отличие от предыдущего посещения сейчас обстановка здесь напоминала штаб революции Смольный накануне вооруженного восстания.
Большой Расул принял сыщика в той же комнате с коврами, где и в первый раз. Капитан опустился на пол рядом с хозяином, который сам налил гостю чаю в пиалу. Лема остался стоять у двери. Крюков сделал глоток и отставил пиалу в сторону.
— Так о чем ты хотел меня предупредить? — спросил его Мартанов после того, как все условности были соблюдены.
Крюков посмотрел в глаза собеседнику.
— Твои партнеры по торговле героином решили впредь обходиться без тебя.
Расул побледнел и стиснул зубы.
— Что ты об этом знаешь? Говори, иначе…
Крюков не удержался от смеха.
— А зачем же, по-твоему, я к тебе пришел? Чайку попить? Так вот, слушай. Сегодня Карп и Исмаил Джафаров договорились о прямых поставках героина в обмен на оружие с Приокского завода. Ты лишний.
— Это правда? — Большой Расул так сжал в руке пиалу, что она с треском рассыпалась.
— Я слышал это собственными ушами, так же хорошо, как слышу сейчас тебя, — спокойно ответил сыщик.
— Исмаил, собака! — Расул заскрипел зубами так громко, что этот звук можно было услышать на улице. — Я дал кров этому шакалу, когда у него на хвосте висели милиция и ФСБ. От прокуратуры откупил! И он так мне отплатил за добро!
Лема осторожно прокашлялся, привлекая внимание шефа, и вкрадчиво сказал:
— А если этот необрезанный врет? — его голос дрожал от ненависти к визитеру. — Почему мы должны ему верить?
Расул метнул на помощника гневный взгляд.
— Ты ему верить не обязан, потому что тебя никто не спрашивает. Крутость свою тебе стоило показать раньше, когда ты с ним дрался. Я ему верю, и этого достаточно. А верю потому, что и сам давно подозревал — эти ишаки сговариваются за моей спиной. Вот зачем этот жирный мент Сидоров предал сначала Бормана, а потом меня! Но он зря радуется. Карп сам продаст его при первой возможности. Ему нужны были завод и город, и он их получил.
Лема цокнул языком.
— Тогда им обоим нужно отрезать головы. Сначала Исмаилу, потом Карну.
Расул так ударил кулаком по столу, что столешница раскололась пополам и посуда посыпалась на ковер.
— И как ты собираешься это делать? Половина моих людей сидит в изоляторе в ста метрах отсюда. Что мне. силой их освобождать?
— А почему бы и нет? — удивленно спросил Лема, который всегда и во всем был сторонником простых решений.
Руслан покивал, одобряя ход мыслей своего помощника и обратился к гостю:
— А ты что умного скажешь?
— Что скажу? — переспросил Крюков. — Боюсь, что с Исмаилом ты опоздал.
— Ты убил его?
— Не совсем так. Стрелял в него не я. Но если бы не мое вмешательство, он и сейчас был бы живее всех живых, — Крюков поднялся. — Это все. теперь мне надо идти. Хочу предупредить Бормана.
Расул задумался. С одной стороны, этот пропахший водкой тип с лицом голливудского актера засветился везде, где только можно, сует нос во все щели. Давно пора поставить его на место. Вернее, зарыть в землю. А с другой стороны, война завела в тупик обе команды — и его, и Бормана, от нее выигрывает третья сила, Карпушкин. В этой ситуации Крюков может пригодиться в качестве посредника. Пусть еще немного поживет, недолго осталось.
— Я бы не связывался с этой свиньей, — благожелательным тоном сказал Мартанов, — он подставит тебя. Впрочем, делай как знаешь…
Выйдя от Расула, Крюков сразу же созвонился с Бурминым и предложил ему встретиться. Тот не выразил особой радости по поводу закон возможности, но, подумав, согласился его принять. Крюков поймал машину и поехал в особняк бывшего хозяина города. Теперь владения Бормана сократились до периметра высокого железобетонного забора вокруг его резиденции.
У ворот особняка Крюков вылез и расплатился с таксистом. Быки из охраны на воротах узнали его издалека и приветственно помахали ему мощными ручищами, толщиной напоминавшими ноги среднестатистического россиянина.
— Привет, ребята! Я к шефу, он меня ждет, — кивнул бойцам Крюков.
— Что творится в городе? — спросил старший из охранников. — Расул, сука, поди все захавал?
— Расул в такой же заднице, как и вы, — просветил бойцов Крюков. — В городе всем заправляет Карп. Сидор у него на подхвате.
— Тогда понятно, зачем этот скунс к шефу приезжал, — взгляд качка сфокусировался где-то за спиной Крюкова, на входе в особняк.
Сыщик машинально оглянулся и увидел, как из дверей дома выходит его старый знакомый. Бульдозер. Похоже, депутат Карпушкин счел возможном возложить на него обязанности парламентера. Что ж, достойная кандидатура: договорится о перемирии — хорошо, а убьют — невелика потеря.
— Я гляжу, пердун делает у Карпа головокружительную карьеру, — прокомментировал его визит Крюков. — Если шею не свернет, глядишь — в помощники депутата выбьется, а то и в Думу попадет.
— А то там без него вони мало, — заметил охранник и махнул Крюкову: — Заходи, шеф тебя ждет.
Борман принял Крюкова в своем кабинете. Лося с ним не было, он выступал в роли телезвезды. Борман предложил Крюкову выпить, затем внимательно выслушал его рассказ. Сыщик рассказал ему то же, что и Расулу. Но нажим делал не на торговлю героином, а на захват власти в городе.
— И еще, — добавил он в заключение, — теперь я абсолютно уверен — Дину убил не Руслан. И в тот вечер, когда захватили наркотики и устроили пожар в гостинице, с Лосем была не она.
— Тогда кто?
Крюков пожал плечами.
— Об этом лучше спросить Лося. И как можно скорее. Подозреваю, что после убийства Яшки он следующий на очереди. Кстати, того, кто убил Яшку, разумеется, не нашли? Я так и думал.
Крюкову очень не понравилась новая манера Бормана отводить глаза при разговоре. Раньше он за ним такого не замечал. Неужели Расул оказался прав, и ему не следовало сюда ехать?
Его подозрения вскоре подтвердились. Не успел сыщик покинуть негостеприимные стены дома низверженного авторитета, как им занялись вплотную. Едва он вышел на обочину дороги перед особняком и поднял руку, чтобы тормознуть проходящую машину, как сбоку из кустов вывернул «Гран-Чероки». Он притормозил рядом с Крюковым и из его распахнувшихся дверей, словно черти из шкатулки, выскочили бойцы в черных комбинезонах с нарукавной эмблемой в виде оскаленной кошачьей головы. Направив на сыщика пистолеты, они предложили ему прокатиться с ними.
— Лезь в машину! — приказал один из налетчиков.
Сквозь затемненное стекло Крюков разглядел внутри салона могучий загривок Бульдозера.
— Никогда, — твердо заявил сыщик. — Полчаса трястись в одной тачке с этим пердуном? Лучше умереть.
Но его не стали слушать, а закинули внутрь, сели сами и захлопнули дверцы. Джип сорвался с места и помчался к городу. Машина, несмотря на мощный двигатель, шла тяжело, так как была забита людьми под завязку. Бульдозер в тесноте с трудом повернулся к пленнику и отвесил ему затрещину.
— Это тебе за пердуна, — пояснил он.
Крюков покрутил головой, ожидая, когда в ней затихнет гул от полученного удара, и произнес:
— Знаешь, Бульдозер, человек твоей комплекции должен быть гораздо добрее. Между прочим, есть прямая зависимость: чем ты злее, тем больше воняешь.
От второй затрещины сыщик ненадолго погрузился в тяжелое забытье…
Когда Крюков очнулся, то обнаружил, что лежит на сиденье джипа, а тот стоит во внутреннем дворе Приокского Управления милиции. Похитители вышли из машины и курили рядом, Бульдозера нигде не было видно. Крюков ощупал себя руками, чтобы убедиться, все ли кости целы, на случай, если его били ногами, пока он был без сознания. Ощутив под рукой металл фляжки во внутреннем кармане куртки, он вспомнил о подарке Чапаева и его вещих словах.
«Что ж, момент самый подходящий», — решил сыщик. выливая себе в глотку все содержимое фляги, примерно граммов двести-двести пятьдесят.
И вовремя. Почти в тот же момент из здания Управления вышел Бульдозер и отдал короткое распоряжение. Сыщик предпочел сделать вид, что все еще находится без сознания, предоставив конвоирам возможность втащить себя внутрь здания.
Его внесли в большой кабинет и усадили на огромный кожаный диван времен первых сталинских пятилеток. Из-под приспущенных век он разглядел полковника Сидорова, восседавшего за гигантским, достойным Гаргантюа, столом под модным в наши дни плакатом. На нем схематично представленный милиционер с лицом, словно вырубленным из полена, вопреки всем правилам хорошего тона указывал на зрителя своим гипертрофированным пальцем. Надпись под рисунком гласила: «Товарищ, помни — если ты еще на свободе, то это не твоя заслуга, а наша недоработка».
Сидоров вскочил из-за стола и что было сил заорал на Бульдозера и его подчиненных:
— Кого вы мне привезли? Пьянь какую-то! Он же лыка не вяжет. Как я его должен допрашивать?
Однако те сами были в недоумении, и не смогли связно объяснить, когда Крюкову удалось нализаться до такой степени. Поняв, что с такими помощниками каши не сваришь, полковник взял телефонную трубку и набрал номер.
— Карпушкин? Всеволод Адольфович? Полковник Сидоров беспокоит. Да, твои орлы доставили этого фрукта. Пьян в дымину. Не знаю, они его угощали или он их, но беседовать с ним сейчас невозможно. Что буду делать? Суну в общую камеру. Нет, пресс-хаты у меня нет, это же не тюрьма. Не волнуйся, к вечеру мне привезут пару отморозков, тогда и разберемся. Двое не справятся? Ну, тогда десяток. Устроит? Ладно, пока.
Полковник в раздражении бросил трубку и снова кинулся на Бульдозера и его команду.
— Ну, что вылупились? Берите его и тащите в изолятор, там сдадите дежурному!
Крюков почувствовал, что его опять куда-то несут, и на этот раз действительно отключился по-настоящему…
Проснулся Крюков уже в камере. Он лежал на шконке. Не у дверей, но и не под окном. Посередке. Народу в камере было немного, сыщик заметил даже несколько свободных мест.
Он поднялся и сел. Голова не болела, только очень хотелось пить. Постепенно в памяти всплывали картины минувшего дня. Выходило, что Расул оказался прав. Скотина Борман сдал его Карпу, а тот велел Бульдозеру доставить его к Сидорову. Хорошего было мало и становилось все меньше.
Сквозь решетку пробивался слабый свет. В камере горела лампочка.
— Это утро или вечер? — спросил Крюков у соседа, занимавшего койку прямо возле окна.
— Вечер.
Своим видом сосед напоминал матерого уголовника: щербатые зубы, наколки по всему телу. Да и чувствовал он себя здесь как дома. Капитан догадался, что в камере он главный, «угловой». Он внимательно оглядел Крюкова, особенно его замечательные черные брюки от Армани. Сейчас вряд ли кто-нибудь угадал бы в этих обносках руку элитного закройщика.
— Это ты тот мусорок, который с Китайцем в этапке парился? — спросил угловой.
— Я, — не стал скрывать очевидного сыщик. — Как узнал?
— По шкарам. Китаец прогон пустил, чтобы правильные люди за тебя мазу держали, если по новой на хату заедешь. Только дело твое табак. Наши тебя, ясный пень, не тронут. А вот твои менты точно у катают, это я тебе в цвет базарю. Сидор-пидор спецом бригаду шерстяных с крытки подтянул. Они так делают, когда ломать кого-то надо. Держи ступень. Авось отмашешься.
И угловой бросил Крюкову тускло блеснувшую металлическую пластину. Это был выдранный из ботинка, заточенный с одной стороны ступинатор. Крюков подобрал его и убрал в карман.
— Благодарю.
Он был в курсе того, что «спасибо» в тюрьме говорить не принято.
Угловой закурил.
— Менты, суки, полный беспредел творят. Не был бы ты мусором, за тебя весь острог вписался бы. А так, извини. Урки нас не поймут.
Крюков не успел ответить. Щелкнул засов на двери камеры и сыщику велели выходить. На прощанье он кивнул угловому.
— До встречи на воле!
Тот в ответ только криво ухмыльнулся.
Конвоир провел Крюкова вдоль всего коридора в другой его конец. Здесь он приказал:
— К стене, руки в стороны!
Затем неторопливо обхлопал карманы Крюкова. Добрался и до ступинатора. Послеалкогольное состояние мешало сыщику соображать и быстро действовать.
Конвоир покрутил заточку в руках.
— Слышь, а ты правда из наших? — тихо спросил он.
Крюков обычно на дурацкие вопросы не отвечал, но на этот раз, ввиду важности момента, предпочел все же уточнить.
— Из кого это «из ваших»?
— Ну, из ментов.
Темнить перед смертью капитану не было никакого смысла, тем более что его инкогнито было давно раскрыто.
— Да, — признался он. — Опер я. Из спецухи. Кердык вашему Сидору. Не сегодня-завтра сам здесь окажется. Только ненадолго. Думаю, в первую же ночь повесится в камере, дольше не протянет. Так что держись от него подальше, чтобы, когда он рухнет, тебя не придавило.
— А что я? — пробурчал конвоир себе под нос. — Мы люди маленькие.
Он постучал ступинатором по ладони и сунул его обратно в карман Крюкову.
— Ты это, — еще тише сказал он, — как наседать начнут, сразу в тормоза ломись, в дверь то есть. Я тут, поблизости буду. Сразу открою. Держись, опер, авось прорвешься.
Крюков вошел в камеру. Она была относительно просторной. Вдоль одной из стен тянулись двухъярусные шконки. В углу возвышался «совмещенный санузел» — унитаз, над которым торчал кран. Центр камеры занимал стол с двумя скамейками.
На шконках сидели и курили трое мохнорылых юнцов. Все были плечисты и крепки, как сказочные богатыри. С появлением Крюкова вся троица уставилась на него чистыми прозрачными глазами наркоманов. И в их пустых взглядах сыщик прочел свой смертный приговор.