- Что же потом?
- Впереди еще много остановок на отдых.
- Эти мальчишки ваши сыновья?
- Да.
- Вы пойдете с ними до конца?
- Разумеется, дети должны с самого начала знать. Мир сам не приходит, до него надо дойти!
- Вы пацифист?
- Я был офицером английской армии, когда мы сражались с Роммелем, теперь я учитель.
- О, позвольте мне сделать фото, бывший офицер и его два сына против ядерной бомбы.
- Вы из какой газеты?
- "Дэйли мейл". (Ежедневная почта.)
- Может быть, "Дэйли тейл"? (Ежедневные сплетни.)
- Аллан, как тебе не стыдно! Не вмешивайся в разговор взрослых. Питер, что ты шепчешь ему?
- Я сказал ему, что он ошибся, ведь этот джентльмен делает только фото, а сплетни приписывают другие.
- О-о...
- Браво, браво, юные джентльмены. И все же мы сделаем неплохой снимок.
- Нет, у меня никого не убивали, можно сказать, что моя семья не пострадала от войны. А иду я потому, что живу в Ист-Энде и кое-что видел. Видел, как разрушали там, где жизнь и без того была словно разбросанные черепки. Кажется, немцы щадили только богачей...
- Война есть война. Она никого не щадит. Я думаю, что лучше всего дать знать о нашей силе и немцам, и русским, тогда они должны будут воздержаться.
- Вы едете из Виндзора, сэр?
- Да...
- Удалось ли вам поговорить там с кем-либо, кроме королевы?
- Не понимаю...
- Я хотел выяснить, кто же в конце концов сказал, что русские собираются нас бомбить?
- А вы сомневаетесь в этом?
- Нет, я просто боюсь, что наша собственная ракета упадет на мой стол во время ленча и перебьет всю посуду.
- Наша? Английская?
- Ну да, или американская, разницы тут не будет. Мы не знаем, куда они полетят, ведь они "самоуправляемые".
- Сколько бы вы ни спорили, джентльмены, а они действительно "самоуправляемы". Какие-то подлецы решают за нас, кого и как убивать.
- Ну, положим, ни один англичанин не одобряет убийства.
- Кроме тех, кто сам убивает... Я говорю не о рядовых налогоплательщиках, эти тратятся только на памятники для родных, и все.
- Эй, эй, здесь не политический митинг. Мы вышли в поход только против ядерных баз...
- Да, мы вообще не хотим войны, ни горячей, ни холодной.
- Ладно, довольно политики. Пожалуйста, становитесь, отдых окончен, становитесь, пожалуйста.
Как только приказ становиться в ряды докатился до миссис Гартман, Пегги побежала с высокой обочины вниз к асфальту, едва не попав под проходящий мимо открытый автомобиль с двумя мужчинами впереди и двумя нарядными женщинами в темных очках на заднем сиденье. Миссис Гартман успела схватить девочку за руку. Автомобиль осторожно пробирался среди участников похода, разыскивающих свои "шестерки".
Женщины в темных очках с любопытством оглядывались по сторонам, тихонько обменивались замечаниями Миссис Гартман задумчиво смотрела им вслед.
- Мама, - спросила Пегги, - а почему они на автомобиле, а мы пешком?
Смешно, но этот надоедливый вопрос не раз задавала сама себе миссис Гартман. Сейчас почему-то он показался уместным. Простой вопрос об утвердившейся несправедливости...
- Это какие-либо лорды? - шепотом допытывалась Пегги.
Нет, это не лорды, к лордам у миссис Гартман нет никаких претензий. Ни к ним, ни к их женам, вообще к старым аристократам или потомственным богачам. С этим уже ничего не поделаешь. Ну, еще там знаменитые киноактрисы, было бы даже как-то неудобно им просто ходить по улицам... Но вот эти выскочки, мужья которых только недавно произносили горячие речи на профсоюзных собраниях или на конференциях лейбористов. Только во время войны и после, в период так называемого "восстановления" партия лейбористов подняла их на несколько ступеней общественной лестницы. Скорее всего за то, что они хорошо говорили о необходимости улучшить жизнь рабочих, о равноправии и демократии.
Речь идет не о мужьях. Может быть, они даже неплохо справляются с порученным делом, много работают, им надо экономить время и силы... А что вы скажете об их женах? Они-то научились работать не больше, а меньше. Только теперь надо с ними считаться, словно ум и должность мужей передалась им автоматически.
- Мамочка, что же ты молчишь? Ты не знаешь, кто это?
"Раньше я встречала их в обыкновенном автобусе, - думала миссис Гартман, - в крайнем случае они брали такси. Попробуйте сейчас предложить такой даме этот простейший способ передвижения. Ого! В театре они занимают отдельную ложу и постепенно убеждают себя в том, что директор театра и большинство актеров не всегда в состоянии разобраться в своем искусстве, раз они так часто обращаются за советом прежде всего именно к ним, а потом уже интересуются мнением мужей.
Дома они держат прислугу и кричат на нее, словно в детстве их только этому и учили... Они стыдятся своих старых матерей, сохранивших привычки простой, небогатой семьи. Впрочем, иногда, когда это наиболее удобно и выгодно, они не прочь поговорить об идеях свободы и демократии. Конечно, их мужья говорят об этом чаще и лучше. Но вот я хочу понять, - про себя рассуждала миссис Гартман, - чем я хуже их жен? Нет, в самом деле, я моложе многих из тех, о ком сейчас думаю, даже красивей. У меня лучше фигура и цвет кожи. Это видит каждый. Не знаю, умнее ли я, но образованней наверняка. С некоторыми из них я училась и хорошо помню, как еще девчонками они завидовали мне. Выходит так, что теперь я завидую им. Завидую потому, что их мужья на высоких постах, и это решило все - красоту и ум".
- Мама, - тихонько спросила Пегги, - когда ты выйдешь замуж, у нас тоже будет автомобиль?
Миссис Гартман промолчала и подумала:
"С тех пор, как они послали моего Стенли в Корею, я ни разу не ездила на автомобиле... Конечно, я стала хуже. Кухня и стирка белья не улучшают ни фигуру, ни характер... Даже Пегги это заметила. Как-то она спросила:
- Правда, ты была очень, очень красивая?
- Разве теперь я не нравлюсь тебе?
- Что ты, мамочка, ты мне всякая нравишься, даже если станешь такой, как миссис Чайник.