— Хорошо, хорошо, вот об этом здесь не надо, за нами смотрят и на нас, поверь, столько лишнего вешают, что оторопь берет, а я ничего, кроме расплывчатых обещаний, в своей жизни не слышала. Поможешь кому-нибудь, в крайнем случае пробурчат «спасибо!» и адью на этом, долгое прощай… Ну да ладно. Посмотрим, как ты изменился за эти годы. Не думаю, чтобы в худшую сторону. Тем более, мне от тебя, кроме внимания, ничего не надо. Значит, так… Тебе, то есть, им нужен эфир на завтра…
— Только на завтра, иначе все рушится.
Она задумалась лишь на мгновение:
— У нас есть буквально несколько минут. Все склепано до последнего. Где фонограмма и есть ли она вообще?
— А как же, Женечка, — у меня начала кружиться голова: неужели полный порядок? — Внизу ждет директор группы. У него все при себе.
— Тащи ее сюда, к тому же немедленно, вместе с директором группы. Мне надо все показать главному, чтобы потом не было идиотских разговоров. Он у нас недавно, мы быстро нашли общий язык, и мне не хочется терять его на пустяках.
Она позвонила в бюро пропусков, назвала фамилию Жеки, а я вовсю мчался вниз.
Жека вытаращил на меня глаза:
— Чего так долго?! Да за это время….
— Повзрослеешь, мальчик, и многое поймешь. Спешить надо только в конкретных случаях. Думаю, ты их знаешь.
— Как дела? — спросил он уже другим тоном.
— Не знаю, чем закончится. Пока все на мази. Но я, мне кажется, влип в одну историю…
— Какую?
— Об этом позже.
Мы влетели в кабинет Евгении Федоровны, я представил Жеку, уверенно обозвав его директором группы «Ах!». Склонившись, он поцеловал руку Евгении Федоровны. Ничего не скажешь, у него это артистично получалось.
Она сняла трубку желтого телефона. Диска на нем не было. Значит, прямой.
— Василий Емельянович, вы окончательно освободились? Очень хорошо. Я сейчас к вам зайду… — сказала она и повернулась к нам с Жекой: — Через несколько минут я приду за вами. Если он захочет прослушать фонограмму. Да, и разыщите срочно ваших девочек. Сегодня поздно вечером у нас небольшой прогон. Пускай ждут команды.
Она вышла.
— Молодчина! — сказал мне Жека. — Я уже ни во что не верил…
— Да ты не спеши. Дурная у тебя привычка.
Жека не обратил на мои слова никакого внимания, он счастливый человек, он уже верит, что завтра его подопечные выйдут в открытый эфир, а через некоторое время он загребет столько денег! Может, именно сейчас он их и подсчитывает в своем воспаленном мозгу. Но Жека вдруг зацокал языком:
— Какая женщина?! Будто только что с Запада. В возрасте, но какая знойная!
— Знойная, да и с Запада недавно, у нее сын в городишке Шелфиде проживает. Тесть у него миллионер, владелец фирмы. К тому же, миллионер не жадный, в отличие от тебя, — начал нести я всякую чушь, а сам подумал: а что, если сплавить ее Жеке? — Да и лет ей совсем немного. Я тебе скажу — здесь не пролетишь. В любом смысле. Живет одна, шикарная квартира на Неждановой.
У Жеки помутнели глаза от воображаемого. Но потом он покачал головой:
— Я таких боюсь. К ним не знаешь как подойти. Язык начинает неметь.
— Дурак ты, — сказал я. — Язык у него немеет. Конечно, если начнешь сразу тыкать в нос свою красную книжку с гербом и всякими там отделами «зет», то тут же вылетишь из квартиры пробкой, а если пораскинешь чуть-чуть мозгами — покайфуешь как следует.
У Жеки оживился взгляд:
— А у тебя с ней общий опыт?
— Это не важно. Ты, кстати, как новоиспеченный директор всемирно известной группы «Ах!», не выбросил вон свое красное удостоверение?
Жека замахал руками:
— Сам всегда говоришь, что не надо слишком спешить. Оно нам может еще пригодиться, поверь мне, да и вообще давай не касаться кое-каких вопросов. Я же тебя не всегда спрашиваю, где ты был, с кем встречался, зачем, почему…
Идиот! Он все-таки клинический больной. Сейчас начнет кочевряжиться передо мной и изображать из себя крупного агента секретной организации. Я бы сказал ему пару тепленьких слов, но тут вошла Евгения Федоровна и сказала, что нас ждет главный редактор. Имя Василий Емельянович мне ничего не говорило, но как только я вошел в его кабинет, более просторный, но менее уютный, чем у его замши, то сразу же узнал его, он несколько лет ошивался в секторе печати ЦК комсомола, он сидел рядом в одной комнате с нашим куратором, и мы с ходу друг друга узнали. Я подумал, что неплохо уходят эти комсомольские зайчики, посидят, попишут справки, сразу же забудут родные Мусохрански, становятся столичными жителями с отличными квартирами, а затем после отсидки получают должности, которые рядовым пахарям на этом самом телевидении и не снились.
Главный встал из-за стола, пошел мне навстречу, протянул руку и сказал:
— Давно мы не виделись. Зато я читаю и всегда своим говорю: ориентируйтесь на Чикина. Столько лет в музыке, и всегда все взвешено, расставлены акценты.
Я тоже не остался в долгу:
— Приятно, что простые, доступные люди появляются в таких высоких кабинетах. Когда мне Евгения Федоровна сказала, что вы возглавили редакцию, я искренне порадовался.
После этих слов Евгения Федоровна посмотрела на меня с особой теплотой.
— Я уже рассказала Василию Емельяновичу о сути вашей просьбы. Собственно, это даже и не просьба, я считаю, что это наше общее дело — открывать новые имена. И когда вместе…
— Именно вместе. Назавтра после передачи выйдет рецензия на нее, а также состоится уже газетное представление группы «Ах!», — не растерялся я и тут же дополнил ее.
Василий Емельянович сказал, что он не видит никаких проблем, в передаче всегда найдется небольшое окно, да и можно кого-нибудь потеснить, это не вопрос (после этих слов я тут же представил его в кабинете ЦК со словами: «Нет вопросов!»).
— А сейчас давайте послушаем ваших девочек. Очень интересно присутствовать при рождении новых талантов.
Евгения Федоровна поставила фонограмму. Все принялись внимательно слушать. Я внимательно следил за выражением лиц. Евгения Федоровна вся в напряженном волнении, ее руки делают в такт какие-то движения. На нее внимательно поглядывают главный и, конечно же, Жека. Я замечаю, как у него начинают подрагивать скулы на щеках. Да, сейчас от нее зависит слишком многое, но я уверен, что все будет в порядке, композитор привел эти песенки в норму, записаны они тоже качественно. Главный тоже внимательно изучает выражение лица Евгении Федоровны. Ясно, что до нее он и слова не скажет, где ему судить даже о такой музыке — типичный комсомольский выдвиженец, скорее всего какой-нибудь специалист народного хозяйства, а она все же профессионал, к тому же выросла в семье известных московских музыкантов. В попсе уж она разберется запросто, да к тому же столько всего наслушалась за всю свою жизнь. Мне кажется, я сам себя начинаю успокаивать, а на самом деле смотрю на нее с неменьшим напряжением, чем Жека. Закончилась вторая песня, пошла третья. Евгения Федоровна впервые покачала головой, произнесла ожидаемое: «Что ж, очень даже неплохо. Во всяком случае, выгодно отличается от всего, что я слушала за последнее время…» Он тут же поддержал ее: «Мне тоже понравилось. Никаких сомнений, надо давать. Тащите своих девчонок на прогон». Евгения Федоровна сказала обмякшему от свалившегося на него счастья Жеке, что сейчас они выяснят график прогона, Жека тут же доложил, что девочки на месте, они ждут его команды, а я добавил, что впечатление у Василия Емельяновича и Евгении Федоровны еще более укрепится, когда они увидят группу «Ах!».
— Дай бог, чтобы все мы ахнули, — заключила Евгения Федоровна, когда мы выходили от главного.
У режиссера она узнала время прогона, на всю команду заказали пропуска. Жека должен был отвечать за явку. Я сказал, чтобы он шел вниз и ждал меня в машине.
— Я очень быстро, — сказал я ему.
Он вышел.
— Большое спасибо. Я твой должник, — сказал я. — А этот комсомольский болван смотрит тебе в рот.
— А кому же ему еще смотреть? Нас постоянно хвалят на коллегии. Говорят, что в редакцию пришел молодой талантливый организатор. Мне кажется, ему должно нравиться смотреть мне в рот. Он ничего без меня не решает и не хочет решать.
— Ты опасная женщина, — сказал я. Надо бы еще что-нибудь сказать перед уходом. И я ляпнул: — А когда вам можно позвонить?