Многие заводы откликнулись на призыв главного судьи соревнований.
На соревнования Валерий приехал заранее. Зная, с каким риском связано достижение больших скоростей, Валерий Павлович сам объезжал всю трассу гонок, заботливо заставлял отмечать каждый поворот, каждый мостик. Наконец наступил решающий день. Выстроились более двухсот лучших гонщиков Москвы, Ташкента, Тбилиси, Ферганы, Архангельска, Владивостока, Новосибирска, Ленинграда, Горького, Одессы, Баку.
Чкалов в форме комбрига, широкоплечий, улыбчивый, еще раз обходит ряды спортсменов.
— Помните, — повторяет главный судья гонщикам, — если случится с товарищем в пути несчастье, каждый обязан помочь ему в беде.
Чкалов на Житомирском шоссе Киева на трибуне. Рядом с ним члены украинского правительства, знатные люди, спортивные судьи, представители заводов, журналисты. Валерий говорит стоящему справа заместителю председателя Верховного Совета Украины писателю Корнейчуку:
— Городов-то, городов-то сколько, Александр Евдокимович! Душа радуется, когда видишь молодых гонщиков и много советских марок мотоциклов…
На организации массовых соревнований проявлялись организаторские способности Чкалова. На этих гонках ставилось много рекордов, но никогда их не омрачил ни один несчастный случай.
Несколько дней проходили гонки. Главный судья Чкалов так характеризовал итоги гонок в газете «Правда» за 27 сентября 1938 года:
«Закончились всесоюзные мотоциклетные соревнования в Киеве. Их спортивно-технические результаты можно признать достаточно высокими. Новые рекорды установлены в гонках на все дистанции, в обоих классах мотоциклов советских заводов, в мужском и женском разрядах. В большинстве случаев старые всесоюзные рекорды перекрывались несколькими спортсменами сразу.
Особенно приятно отметить успех молодежи. Она не только оказывала упорное сопротивление признанным мастерам, но в очень многих случаях вышла победительницей…
Запрещение участвовать в розыгрыше первенства на мотоциклах иностранных марок вызвало в свое время протесты. Нашлось довольно много маловеров, утверждавших, что отсутствие заграничных машин снизит спортивные достижения и интерес к всесоюзным гонкам. Итоги только что проведенных соревнований наголову разбили эти «импортные» теории. Острая борьба, высокий спортивный уровень — вот отличительные свойства прошедших соревнований».
Находясь в Киеве, Чкалов, естественно, много раз выступал у школьников и пионеров, перед студентами, рабочими и учеными столицы Украины.
Валерий не скрывал чувства гордости тем, что ему удается пробудить в тысячах детских сердец пылкую мечту о подвиге, уверенность в том, что для каждого из них наступит время, когда они смогут совершать героические дела.
Интересно, как он умел разговаривать с ребятами.
Узнав, что один мальчик, показывая свою храбрость, ухарски цеплялся на ходу за трамвай и однажды это кончилось плохо: мальчишке отрезало ноги, Валерий немедленно выступил со статьей.
«Я прочитал в «Пионерской правде», — писал он, — письмо Толи Перелыгина, мальчика, с которым случилось несчастье. Толя Перелыгин пишет о геройстве. Он и его товарищи считали себя храбрецами, когда они прыгали на ходу в трамвай и висели на подножках. «Риск — благородное дело», — думали они. Но бессмысленный риск никогда не заслуживал и не заслуживает названия геройства. По-настоящему смелый человек никогда не будет рисковать без смысла, без цели, без необходимости.
Когда Михаил Водопьянов полетел спасать челюскинцев, — это была смелость. Разве не было тут риска? Конечно, был. Самолет мог заблудиться в тумане, мог обледенеть, мог в случае порчи мотора пойти на вынужденную посадку и разбиться о торосистые льды. Это был риск — смелый и благородный, но рассчитанный и обоснованный. Человек рисковал своей жизнью ради спасения жизни других. Он делал это не для того, чтобы поразить мир, а для того, чтобы выполнить свой долг.
А вот когда ребята прыгают с трамвая на трамвай, хватаясь за поручни, когда они тут рискуют жизнью, это не геройство, а просто глупость. Вы хотите воспитать в себе мужество, ловкость, находчивость — очень хорошо. Это вам пригодится, когда вы станете взрослыми гражданами Советской страны. Нашей Родине нужны храбрые люди. Но мужество воспитывается не на трамвайной подножке. Для этого есть способы получше. Занимайтесь спортом. Ходите на лыжах, бегайте на коньках, прыгайте, стреляйте, плавайте. А трамвайные подножки — это путь к тому, чтобы стать калекой, а не героем. Нигде нет такого беспорядочного движения, как у нас в Москве. Из-за этого страдает наш транспорт. Наши машины ездят медленнее, чем в других странах. Нельзя развить нормальную скорость, когда нет порядка в уличном движении. Кроме того, это страшно треплет нервы водителям машин и трамваев. Я, например, перестал ездить на автомобиле потому, что в воздухе, в самых трудных, самых опасных полетах я чувствую себя спокойней, чем на московских улицах, где люди виснут на подножках, цепляются за автобусы и троллейбусы, перебегают дорогу где взбредет в голову.
На улице ребята могут воспитывать в себе качество, которое всегда идет рука об руку со смелостью. Это дисциплинированность. Надо приучить себя, надо заставить себя правильно ходить по улицам, соблюдать правила уличного движения. Это совсем не трудное, но очень полезное упражнение для развития дисциплинированности, необходимого свойства каждого смелого человека.
В. Чкалов».
Итак, полеты на испытания, поездки к избирателям, публичные выступления в печати и с трибуны, бесконечные встречи с друзьями и знакомыми, встречи с учеными и писателями, с детьми и военными, с рабочими и композиторами, артистами и художниками. Бешеный темп и разнообразие жизни для Чкалова были нормой.
Без преувеличения можно сказать, что за гостеприимным столом в доме Валерия Павловича побывали тысячи людей. Писатели Панферов, Новиков-Прибой, Лебедев-Кумач, Шолохов, А. Толстой, Рахилло, Михалков, Пришвин, Бобров, Костылев, артисты Москвин, Козловский, Тарханов, Качалов, Ливанов, Михайлов, сотни горьковчан и василевцев, множество летчиков, механиков, мотористов, конструкторов и неперечисляемое количество людей, избравших Валерия своим депутатом.
Чем покорял людей Валерий? Прежде всего своей простотой и силой, которая видна была во всем его облике: в коренастой фигуре, властных руках, в орлином взгляде. Каждый, встречаясь с ним, веселел и полнее чувствовал биение жизни.
В стихотворении А. Твардовского «Богатырь» очень метко подмечено самое характерное в Чкалове.
В дни заседаний XVIII съезда ВКП(б) в один из перерывов писатель А. Фадеев, беседуя с Водопьяновым, Шолоховым, Тихоновым и мной о героизме, сказал:
«Чкалов был народной гордостью Советской страны, одним из любимых образов, которые мы носим глубоко в сердце…»
Наступала осень, а новый истребитель Поликарпова еще окончательно не построили. Чкалов не уходил в отпуск, ожидая, когда «И-180» будет готов к полету.
Валерий все больше уделял внимания подготовке женского экипажа самолета «Родина», который собирался совершить прыжок на Дальний Восток.
— Тренируйтесь в полете на одном моторе, — говорил он Валентине Гризодубовой и Полине Осипенко. — Представьте, один сдает, нужно уметь лететь на другом. На одном машина обязательно будет заворачивать, приучайтесь справляться.
Чкалов принимал самое горячее участие в работах по тщательной отработке машины «Родина», словно на ней собирался летать сам.
— Напрасно вы, девчата, деликатничаете, — учил экипаж Гризодубовой Чкалов, когда узнавал, что затягивался монтаж приборов на самолете. — Раз нужно сделать, требуйте, а не миндальничайте!! — И тут же добавлял: — Не подумайте, милые мои, что я только все ругаю. Я вас от души люблю и добра желаю. Но поймите, перелет — дело не ваше личное, а всего нашего народа… Раз уж вы согласились, что я ваш шеф, будьте добры слушаться.
И как же Валерий был рад, когда в сентябре 1938 года перелет экипажа «Родина» завершился благополучно. Он телеграфировал отважным женщинам:
«Горячо приветствую наших летчиц Валентину Гризодубову, Полину Осипенко и Марину Раскову, возвращающихся с победой в Москву. Желаю славным подругам новых успехов в борьбе за авиационное первенство нашей Родины.
Да, к этому времени Валерию Павловичу было присвоено новое очередное воинское звание — «комбриг».
Между тем мечта о полете «вокруг шарика» разгорелась до такой степени, что три товарища и три друга сочинили письмо Иосифу Виссарионовичу Сталину.
«Мы помним Ваше обещание разрешить нам перелет в 1939 году за пределы СССР. До 1939 года осталось времени не так уж много, и поэтому мы решились Вас просить конкретно о следующем:
1. Построить самолет с дальностью 15–20 тысяч километров, с дизельным мотором и рабочей высотностью машины 8—10 тысяч метров.
2. Разрешить подготовку к перелету, как только самолет будет готов, начиная с его испытания.
3. Дать установку наркому оборонной промышленности о всех мероприятиях, связанных с указанной просьбой (постройка нескольких экземпляров машин и дизелей и ускоренное их испытание с нашим участием).
Очень просим удовлетворить нашу просьбу.
Экипаж: летчик В. Чкалов, летчик Г. Байдуков, штурман А. Беляков».
Это письмо Валерий носил в кармане кителя, собираясь при первом удобном случае передать непосредственно адресату.
Выпал ранний осенний снег, а Чкалов все еще не использовал свой отпуск, проводя дни на заводе, где завершалось строительство нового истребителя. Иногда Чкалов уходил в воздух, облетывая серийные истребители и «отводя душу». А душа-то последние месяцы была в состоянии тревожного ожидания, во-первых, потому, что задерживался монтаж истребителя «И-180», которого ждали и наши добровольцы-летчики, дравшиеся в Испании с новейшими самолетами фашистской Германии, и весь состав истребительной авиации Военно-Воздушных Сил Красной Армии, а во-вторых, потому, что было совершенно не ясно, как отнесется Сталин к нашей просьбе разрешить полет «вокруг шарика».
Чкалов явно тосковал, заметно помрачнел. Только вечерами его мужественное сердце «мягчало». Оставаясь наедине со своими детьми, он преображался до неузнаваемости. Тогда комнаты содрогались от грохота мебели, беготни и смеха так, что соседи опасались за свои жилища.
А если дети уже спали, то вернувшийся с аэродрома летчик тащил жену в Дом актера или Дом писателей или включал подаренную правительством радиолу и слушал вместе с Ольгой Эразмовной пластинки Шаляпина. Ему особенно нравилась «Дубинушка» — недаром дед и прадед были бурлаками. Валерий говорил жене: «Жалею, что в Париже нам не довелось побывать у великого русского певца».
А иногда Чкалов прямо с аэродрома уезжал в баню, в которой парился отчаянно, и многим любителям этакого удовольствия частенько приходилось опускаться намного ниже Валерия, усердно хлеставшего себя березовым веником на самом верху парной.
Наступила глубокая осень 1938 года. Неожиданно снег растаял, небо вновь затянули темные дождевые тучи, и Чкалов наконец-то решил взять отпуск, что означало: махнуть по самому старому маршруту и погостить в своем родном Чкаловске. Как всегда, он приглашал Белякова и меня ехать с ним отдыхать на Волгу, а не зариться на курортное море. Он огорчался, когда ему все же советовали съездить в Сочи полечиться мацестинской водой.
— Вечно вы хитрите и находите предлоги, чтобы увильнуть. А я поеду, поеду один — страшно тянет на Волгу.
Уже 17 ноября он был в Горьком на собрании стахановцев города. Погостил Валерий у брата Алексея и у сестры Софьи, 19 ноября заехал к старому товарищу отца врачу Постникову.