Знак на дверях «Экспресс-покупок» гласил: «Туфли и рубашка обязательны». Я посмотрела на себя: ремешки туфель сверкающими змейками обвивали мои лодыжки, а выходное платье с оборками было настолько пышным и накрахмаленным, что казалось, оно вот-вот пустится в пляс. Ужаснее платья я еще не видела. Интересно, почему я в нем и что я делаю в «Экспресс-покупках»? И тут мой взгляд упал на надписи, возвещающие распродажу: «Купите один предмет, второй вы получите бесплатно!»
Войдя в магазин, я схватила корзину для покупок и направилась к первому ряду. Полки были заполнены… парнями. То же самое было и в других рядах: со всех полок, выставленные словно коробки с мюсли, на меня смотрели, ухмыляясь, парни всех размеров и видов. Брюнеты и блондины, атлетически сложенные и не очень, парни в смокингах и парни, застывшие в позе куклы — друга Барби.
— Спасибо, что позвала меня с собой, — сказала моя подруга Хезер. Я посмотрела через плечо. На Хезер было надето очень короткое сексапильное красное платье, и она толкала перед собой огромную продуктовую тележку.
— Не за что, — ответила я ей, взяла с полки одного симпатичного паренька и бросила его к себе в корзинку. С быстротой молнии Хезер выудила парня из моей корзинки и переложила его в свою тележку. Я потянулась за другим. Хезер выхватила и его. Я снова потянулась за парнем, и все повторилось. Я бросилась бежать по проходам, хватая с полок парней. Хезер не отставала. Вскоре я бежала так быстро, что уже не различала их лиц. На мне все еще было это ужасное платье, но вместо туфель на ногах почему-то оказались ролики. Я неслась между рядами, хватая парней и бросая их в корзинку, хватая и бросая — одного за другим, и каждый раз моя корзинка оказывалась пустой, а тележка Хезер неуклонно наполнялась. Ярость подстегивала меня, и я ехала все быстрее и быстрее, держа в руках свою старую хоккейную клюшку и расчищая ею полки. Хезер следовала за мной по пятам.
— Я больше этого не выдержу! — неожиданно заорала я. — Забирай их. Бери их всех. Они все твои, Хезер!
Я бросила свою корзинку и клюшку у автомата для продажи жвачек, который был заполнен маленькими бутоньерками для выпускных костюмов, и бросилась к выходу. Хезер проследовала за мной, наверное надеясь на распродажу на улице. Она не расплатилась. Ее никогда не волновало, сколько стоят вещи. Тут же включилась сигнализация магазина. Она пронзительно вопила и ревела, как будто бы находилась в нескольких дюймах от моего уха.
Так оно и было. Не открывая глаз, я оторвала голову от подушки, выключила будильник и, не удержав его, уронила на пол перед кроватью. Я ощущала слабость во всем теле. Какой кошмар! Кошмар? Я почувствовала угрызения совести. Ведь Хезер моя лучшая подруга.
— И сколько еще будет звенеть этот будильник? — простонала моя сестра.
Я открыла один глаз и уставилась на ее кровать. Джоэль приподняла голову, ее мягкие короткие волосы торчали во все стороны. Они были того же цвета, что и мои, — рыжие, но коротко подстрижены по последней моде. Прическа придавала ей особенно молодой вид — слишком молодой, чтобы быть беременной. Но Джоэль была беременна, потому-то она и вернулась домой, проучившись в колледже всего год. Мне семнадцать лет, я на два года моложе ее, но мне кажется, что у меня уже сейчас гораздо больше здравого смысла, чем будет у моей старшей сестры лет в сорок семь.
— Ну сколько еще? — продолжала ныть Джоэль.
— А сколько он уже звенел? — спросила я.
— Четыре раза.
— Четыре!
Значит, было уже, по крайней мере, восемь часов. А у меня собрание в восемь тридцать. Я вскочила с кровати, наступив на какую-то металлическую деталь будильника, и, вопя от боли, на одной ноге допрыгала до стула, где была свалена чистая одежда. Я стала лихорадочно рыться в ней в поисках того, что могла бы сегодня надеть. Совсем не так я представляла себе начало моей летней работы в лагере «Санберст».
— Не забудь застегнуться, — крикнула мне вдогонку сестра, когда я выбегала из комнаты, натягивая на себя шорты.
Я потратила в ванной ровно столько времени, чтобы успеть заметить, что мои карие глаза похожи на два замутненных пруда, а длинные рыжие волосы совершенно невозможно уложить из-за высокой влажности. Сбежав вниз по лестнице, я схватила рюкзак, в который сложила все необходимое еще накануне вечером, и вытащила из шкафа свой велосипедный шлем. Запихивая волосы под шлем, я размышляла, как бы мне сделать так, чтобы не снимать его на протяжении всей встречи.
Я знала до малейших подробностей дорогу до Кёрбисмит-колледжа, где моя мама преподавала с тех пор, как мне исполнилось четыре года, и где находился лагерь «Санберст». Я пронеслась три мили аллей и дворов на такой скорости, будто бы участвовала в велогонке «Тур де Франс», едва не сбив при этом шнауцера, белку и бегуна. Но, прикинув, что это бы составило лишь один несчастный случай на милю, я успокоилась. Было двенадцатое июля, стояла ужасная жара. По мне ручьями струился пот. Поэтому я вовсе не была против, когда какой-то мужчина включил свой поливочный шланг на полную мощность как раз в тот момент, когда я пересекала его лужайку, чтобы достичь своей заветной цели — дыры в заборе, через которую я всегда проникала в колледж.
Но как бы стремительно я ни мчалась на велосипеде, я не могла избавиться от воспоминаний о своем ночном кошмаре. Перед глазами мелькали, как солнечные зайчики, отрывки моего сна, а также воспоминания о двойном свидании предыдущим вечером и о школьном бале. Все это мне хотелось поскорее забыть. Прошлым вечером это были Тим и Хезер, на выпускном — Тейлор и Хезер, на соревнованиях по баскетболу Бо и Хезер — одна и та же история, только парни разные. В эту формулу надо было лишь вписывать имя: с кем бы я ни встречалась, впоследствии он обязательно становился парнем Хезер.
И как я могла их обвинять? Хезер очень изящная, у нее голубые глаза, и она блондинка. У нее серебристый смех, длинные ноги и красивая шея танцовщицы. Совершенно незаметно моя застенчивая щебетунья-подружка превратилась в прекрасного лебедя. А я всегда была больше похожа на дружелюбного дятла, на дятла с большой рыжей головой.
Съезжая по ступенькам длинной лестницы, ведущей к студенческому центру Кёрбисмит, я размышляла о том, как несправедлива жизнь, сделавшая меня похожей на рыжеголового дятла. В последний раз я съезжала по лестнице на велосипеде, когда была ребенком, и уже забыла, как нарастает скорость и замирает сердце на том крутом повороте у подножия лестницы. Неожиданно я поняла, что стремительно несусь на девушку и парня с гитарой. Оба обернулись, услышав шум. Девушка прижалась к стене, а парень бросился в кусты, обняв гитару, как ребенка.
Я стрелой пронеслась между ними. Тормоза завизжали, я наконец смогла остановиться и вернулась, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. На меня смотрели две пары разъяренных глаз.
— Извините, — выдохнула я. — Извините. Я забыла о последнем повороте. Наверное… наверное, я давно этого не делала.
— В таком случае, — сказала девушка, — тебе следует пойти потренироваться в супермаркет. Там есть все, что надо — и лестницы, и эскалаторы.
Девушка была темнокожей, с высокими скулами и миндалевидным разрезом глаз — совсем как у Клеопатры. Экзотическая южная внешность не мешала ей холодно смотреть на меня. Я не обиделась на ее колкие слова. В конце концов, не обладай они такой реакцией, мы бы все сильно пострадали. Но мне совсем не нравилось, как смотрел на меня парень. Его темно-голубые глаза скользили по мне с ног до головы, а на лице появилась неприятная улыбочка.
Смутившись, я проследила за его взглядом: так и есть, я забыла застегнуть шорты.
— Я опаздываю, а что ты можешь сказать в свое оправдание? — прорычала я, застегивая молнию.
— Мне не нужно оправдываться — ответил он.
Я помчалась от них прочь, толкая перед собой велосипед. Оставив его на велосипедной стоянке напротив студенческого центра, я взглянула на часы: 8.35. «По крайней мере, — успокаивала я себя, — так как я на пять минут опоздала на собрание, никто из вожатых не заметит, как я войду». Я вынула письмо из рюкзака, чтобы узнать, в какой комнате будет проходить собрание, и не поверила своим глазам. Девять тридцать. Собрание состоится только в девять тридцать! Я тяжело опустилась на сиденье велосипеда.
Из студенческого центра повеяло яичницей с беконом. Этот чудесный запах оживил меня. Я проголодалась, и у меня было достаточно времени, чтобы позавтракать и привести себя в порядок. Я стояла в очереди в столовой, изучая меню, когда вдруг неожиданно услышала голос, заставивший меня позабыть все неприятности этого утра. Голос, который я помнила по совместным посещениям уроков истории в прошлом году. Голос, знакомый по тренировкам в баскетбольной команде девочек. Голос парня, интервью с которым я и Хезер, а также множество других девчонок записали на видео в тот день, когда местная телевизионная станция показала репортаж о нем. Это был голос Люка Хартли — первого кандидата школы Эйзенхауэр на звание олимпийского бога.
Прошел слух, что Люк Хартли готовится к участию в Олимпийских играх. Но я могла поручиться только за то, что, когда Люк выполнял упражнения на брусьях, сердца девчонок делали сальто-мортале. Но на самом деле он ни с кем не встречался. Он был так увлечен гимнастикой, что, казалось, не замечал восхищенных взглядов девочек, во все глаза смотревших на него. Даже Мег Джарвис, которая встречалась со всеми спортсменами, по крайней мере одного вида спорта в каждом сезоне, все еще надеялась завоевать его. «О, недоступный красавец! — думала я. — О, золотой медалист чемпионата красоты!»
— Увидела кого-то, кто тебе нравится? — спросил парень, который встал за мной в очередь. Я догадалась, что задерживаю его.
— Именно так.
— Ну а пока что, — сказал он, — мы все-таки возьмем что-нибудь поесть?
Я обернулась. Это был тот самый парень с гитарой, только на этот раз он где-то ее оставил. Он улыбался. Похоже, это было обычным выражением его лица.
— Никак не могу понять, куда ты опоздала — на завтрак или к нему, — он кивнул в сторону Люка.
— У меня собрание, — ответила я раздраженно. — Я думала, начало в восемь тридцать, а оказалось, на час позже.
— В самом деле? — спросил он, как будто бы ему действительно было интересно.
— В самом деле, — передразнила я его. — Яичницу, пожалуйста, двойную порцию колбасы и картофель-фри.
Я сделала попытку отойти от парня.
— Оладьи, пожалуйста, и это все, — сказал он девушке за стойкой, а затем повернулся ко мне. — Ты собираешься есть с ним?
— А разве это твое дело? — спросила я.
— Наверное, не мое, — согласился он. — Но если ты хочешь сесть вместе с ним, тебе бы стоило сначала взглянуть на свою рубашку. Если ты, конечно, не сделала это специально.
Я перевела взгляд на рубашку. Она была застегнута кое-как: второпях я перепутала все пуговицы и петли. И в довершение картины, через белую рубашку отчетливо просматривался атласный темно-фиолетовый бюстгальтер. Бюстгальтер моей сестры.
С полыхающими щеками я застегнулась как следует. Парень, вежливо отвернувшись, смотрел на другой конец очереди, но я успела заметить, что уголки его губ поползли вверх.
К моему счастью, Люк не видел меня, он не видел ничего вокруг, кроме еды, которую ему накладывали на тарелку. Он очень огорчился из-за того, что в столовой не оказалось яичницы с пониженным содержанием холестерина и свежевыжатого сока. Люди в очереди начали проявлять нетерпение. Пришел менеджер, чтобы поговорить с ним.
— Видимо, он очень серьезно относится к своему телу, — сказал парень за моей спиной.
— Ты бы делал то же самое, если бы у тебя было такое же.
— Возможно, — ответил он и стал рыться в карманах в поисках денег.
Я порылась в своих. Я сделала это дважды, хотя уже поняла, что не взяла с собой ни цента.
— Может, тебе стоит посмотреть в носке, — предложил он. — В розовом.
Даже не знаю, зачем я потрудилась посмотреть на ноги: я уже поняла, что один из моих носков был розовый, а другой белый, — наверное, чтобы убедиться, что я не надела левую туфлю на правую ногу.
— У тебя останется время до твоего собрания помыть посуду? — спросил он.
— Они запишут это на мой счет, — сказала я, пытаясь выглядеть уверенной. Я чувствовала непреодолимое желание откусить хоть кусочек, прежде чем у меня отберут еду. Когда мы приблизились к кассе, я выдавила слабую улыбку и начала извиняющимся тоном:
— Вы не поверите, но…
— Я плачу за нее, — перебил меня парень.
— Я видела и более странные парочки, — сухо сказала девушка.
Я подхватила свой поднос и быстро направилась к столу.
— Что она имела в виду? — спросила я, когда он догнал меня.
Он пожал плечами и рассмеялся:
— Ты не хотела бы присоединиться ко мне?
— Думаю, я обязана это сделать.
Он остановился и холодно ответил:
— Нет. Ты не обязана. Это было приглашение.
Затем пошел дальше, нашел столик и сел спиной ко мне. Я подошла к нему сзади и робко спросила:
— Можно я сяду рядом с тобой?
Поколебавшись, он кивнул. Когда я расположилась, он придвинул ко мне солонку и перечницу.
— Меня зовут Джек.
— Карли, — ответила я, все еще робея.
Он улыбнулся. Его глаза были такими голубыми, что напоминали мне северное море. Их обрамляли густые ресницы, такие же темные, как и его волосы. Я сосредоточилась на своей яичнице, а затем посмотрела в сторону, когда мимо проходил Люк с подносом. Джек проследил за моим взглядом. Несколько минут мы ели молча.
— Ты все время ходишь в шлеме? — наконец спросил он.
— Я проспала. Не успела уложить волосы. Их трудно привести в порядок, когда погода влажная.
— Они рыжие? — поинтересовался он. Я удивленно уставилась на него. — У тебя рыжие ресницы.
— Каштановые, — поправила я его. Мысль о том, что мои брови и волосы цвета морковки, мне совсем не нравилась.
— Можно мне посмотреть?
— На что?
— Можно мне посмотреть на твои каштановые волосы? — с невинным видом повторил он.
— Ты уже видел фиолетовый бюстгальтер моей сестры, мой розовый носок и расстегнутые шорты! — воскликнула я. — Этого недостаточно?
Вокруг воцарилась тишина. Люк, который сидел за несколько столов от нас, посмотрел в мою сторону, а потом и вовсе повернулся спиной к своему завтраку. Джек прикрыл лицо руками, не в силах удержаться от смеха. Но когда я расстегнула ремешок шлема и сняла его, он перестал смеяться и даже приоткрыл рот. На его лице появилось странное выражение. Я тоже посмотрела на него, затем быстро заплела свои длинные волосы в свободную косу и продолжила есть. Я не знала, о чем можно было поговорить. Я жевала и рассматривала широкие плечи и могучую спину Люка Хартли, удивляясь, почему он был здесь.
— Этот твой друг, — сказал Джек, — Холестерин, этим летом его готовит тренер по гимнастике из нашего колледжа? Я слышал, что это лучший тренер в наших краях.
— Неужели? — воскликнула я. — Так, значит, Люк проведет здесь все лето?
«Все лето, так же как и я?» — пронеслось у меня в голове. Люк и я, вместе, в университетском городке, а Хезер будет далеко, будет танцевать с какой-нибудь труппой в центре города. Но как только я подумала об этом, старое чувство вины снова напомнило о себе.
— Ты покраснела, — заметил Джек.
Я потерла щеки. Он улыбнулся, но больше так почти ничего и не сказал до конца завтрака. Но я не возражала. В моей голове крутились колесики: мне надо кое-что выяснить, кое-что спланировать, и, кроме того, у меня было о чем помечтать.