Задача была не из легких. Пришел командир, мы находились в лесополосе в 5 км от Луганского аэропорта, открыл перед нами карту, ткнул в нее пальцем и говорит:
— Знаете, что это?
— Да, это Луганский аэропорт.
— Так точно. Завтра с утра мы его берем.
А нас чуть больше 40 человек.
— Ну хорошо, а сколько укропов при этом?
— Зачем вам это знать?
— Не, ну ты скажи, на что мы идем.
— Ну, пацаны, там 400 человек по приблизительным данным.
А, как известно, штурм производится в пятикратном превосходстве штурмующих над обороняющимися. А тут было наоборот — нас меньше в десять раз! Единственное что спасало — артиллерийская поддержка у нас была: «Грады», минометы, прочая белиберда.
В общем, часа в три утра мы вышли на позиции. Пока мы спали, была произведена достаточно успешная артиллерийская подготовка. Хочу заметить сразу: у нас не было ни одного отказника. Другая группа, из ополченцев, в полном составе отказалась идти: они нас должны были поддерживать, их было порядка 100 человек.
— Мы все, у нас уже срок, мы тут целый месяц, их командир сказал. Мы уходим.
— Задача есть задача, сказал тогда наш командир. — Если она поставлена, значит мы ее выполним.
И вот, мы пошли в 40 человек, зная, что с очень большой вероятностью мы погибнем. Когда ехали на штурм, никто вообще не разговаривал — все были готовы умирать. Люди записывали на диктофоны, на телефоны предсмертные сообщения: слушайся маму, будь хорошим мальчиком, ты старший сын в семье, поэтому теперь ты за старшего. Ну и хранили их на груди, чтобы в случае смерти парни могли это отдать родственникам. Иллюзий не было: все понимали, что бой будет жутким.
Девятый очень долго ломал голову как выполнить эту задачу. Но, на мой взгляд, он подобрал очень удачное время. Я очень долго это прокручивал, все эти годы: наиболее удачное время для атаки — это после обеда. Ни утро, ни вечер, ни ночь.
— Почему после обеда?
— Ну, в солдатской среде обед считается как бы святым делом — по расписанию, все люди пообедав, не ожидая атаки в это время и расслабляются. А Девятый дал указания нашим группам наблюдателям, чтобы они засекли этот момент. Укропы пообедали, сходили в столовую, разошлись по своим бункерам, легли играть в телефоны, в электронные книжечки, кто-то спать завалился. А ровно в 3 часа дня мы зашли на аэропорт. То есть мы вплотную, внаглую въехали практически на территорию аэропорта колонной, резко зашли.
Кому-то повезло. Хотя, даже не знаю, считать это везением или нет. Они пошли по большей открытке, чем мы. У нас от лесополосы до забора аэропорта было примерно метров 200–250, там шло основное количество народа. Это было подсолнуховое поле, с колючими подсолнухами, это было 29-е августа. С ужасно колючими. Если у тебя, ну, скажем так, голая поверхность тела, то просто с мясом выдирало. Вот. Плюс оно было заминировано. До забора — 250 метров.
— Каким образом на мины не напарывались?
— Напарывались. Справа, слева. Смотришь — разрыв справа, куски тела полетели. Слева — тоже куски тела полетели. Растяжек там не было, только нажимные. Укропы заранее готовились к такому повороту событий, поэтому поле и заминировали. Мы прошли только потому, что я достаточно долго в головном дозоре проходил, и знаю, о чём я говорю. Эти вещи я очень быстро вижу и пресекаю.
Дальше. С той стороны стрелять начали. Крупняк полетел с обоих сторон: ЗУ с нашей стороны, ЗУ с их стороны, мы посередине. Вот этот промежуток — мы посередине идём. Бьют с 12.7, с «Утёсов», с «Дашек» с обоих сторон. 23-и миллиметра — это ЗУ, 14.5 — КПВТ. С обоих сторон. Причём с той стороны ещё били разрывными, потому что, когда мы начали бить по забору, одного парнягу с нашей группы, Мона, «затрехсотило» в ногу. Когда разрывная пуля летит от 14.5 — она цепляется за ветку и разрывается. Ему, короче, в ногу попал.
С нашей группы тогда «затрёхсотило» только Мона. Остальные, как бы, остались нетронутые. А, нет, ещё Влада «затрёхсотило». Но тоже так, не сильно. Если исходить из того, какие потери были — из 57 человек, я не берусь точно утверждать, но по слухам, было у нас 17 двухсотых. Из оставшихся 40 человек, 31 — «трехсотый». И 9 человек, включая меня, — не получили вообще ранений. Ни одного. И подавляющее большинство из моей группы.
Мне запомнились парни, которые самоотверженно шли в бой, при этом их многократно превосходили в силах. Был один парень, звали его Механик — он чересчур бесстрашно штурмовал так, что погиб там просто. Он шел не пригибаясь, по нему стреляли — ему кричали, чтобы он пригибался, но он шел дальше. И там большинство этих людей были такими. К примеру, бывшие ГРУ-шники — они все, как один, герои по сути.
Мы шли на максимальном ходу, при этом у нас веса у каждого было килограмм по 30 по 40. Я считаю, одного этого было достаточно для того, чтобы называться героями. Идти на штурм с огромным количеством БК. У нас не было задачи за один раз взять аэропорт — мы должны были зайти, закрепиться и удерживать. Но мы так удачно все сделали, что по сути взяли аэропорт сходу. Такого вообще не бывало доселе. Никогда, ни одно в мире подразделение, наверное, даже во Вторую мировую войну, такими успехами похвастаться не могло.
Наша группа, 9 человек, шла чуть медленнее, из-за этого мы чуть-чуть оттянулись — поэтому у нас и потерь почти не было, только один в группе погиб. Задача нашей группы была взять само здание аэропорта и удерживать его. А вот остальным нужно было пройти весь аэропорт, всю территорию. Поэтому у нас по времени запас небольшой был. Я тогда был еще новичком, для меня все было в новинку, и как-то ты понимаешь, что можешь погибнуть.
Я был гранатометчиком, у меня с собой было 2 огромных «термобара», каждый весил по 5 кг, плюс «карандаши» осколочные — больше 10 штук. Вес просто катастрофический, а идти надо было с огромной, просто с безумной скоростью, причем через поле подсолнухов. А эти подсолнухи за тебя цепляются, каждый миллиметр одежды они цепляют. Мало того, что на тебе под 40 кг веса тебе надо бежать с огромной скоростью, плюс еще и через подсолнухи, которые тебя еще и тормозят. Усилие было просто катастрофическое.
Когда мы дошли до здания аэропорта, у всех тяжелых — двоих пулеметчиков и у меня, как гранатометчика — просто уже не было сил. Мы истощились на все 100 %. Когда дошли до здания, решили сделать небольшую остановку на две минуты. И тут по нам отработал наш же БТР — заехал с дороги, развернул башню. Повезло что он косоглазый был, и я увидел фонтанчики, которые летят в мою сторону.
Я тогда задал командиру логичный вопрос:
— Это наш БТР вообще, или мне его того, в расход?
— Он наш.
— А какого хрена он тогда по мне стреляет?
Обстрел с диспетчерской.
Только спешились с дороги, в овраг нырнули тут же очередь по нам пустили. Там вышка стояла диспетчерская, на ней кто-то сидел. Нам повезло сильно, мы только прыгнули, только нырнули легли, начинаем осматриваться, и тут же по кустам ударили. Такое ощущение, как будто ветер пролетел над ухом, и мне почему-то показалось, что ветка как-то качнулась и по уху мне стеганула.
Было полное ощущение, что прутком по уху щелкнули. Я проверил — крови нет. Мой напарник рядом лежит и говорит, что по нам из ПК сработали. Мы так расползлись, улеглись, тут же крикнули ребятам. А потом не помню, либо из ЗУ-шки, либо даже с танка туда ломанули, заглушили, подавили точку. Потом уже, после боя, я в панамке дырку от пули нашел. Настолько аккуратно прошла, что ни следа, ни крови — как будто просто щелбан по уху. Но в панамке дырка была.
Мы все давай проверять — у кого в панамке дырка, у кого по штанам. Кто-то говорит Андрюхе: «Андрюх, дай воды попить, у тебя во фляжке же есть». Тот передает флягу, боец пытается открыть — не открывается.
— Не пойму, то ли руки ослабли, то ли нервы, говорит. Не открывается. Может где-то прикипела?
— Да не, не должна, вчера только пил, было нормально.
Сам взял и правда, не открывается. Один, второй, третий попробовали — а потом давай разглядывать ее. Как выяснилось, там встрял мелкий, тонкий осколок в сантиметр длиной: вошел прямо в крышку, пробил ее и горлышко, и заклинил. Осколок конечно выковыряли.
А вот Боряна магазины спасли. У него на левом бедре магазины висели — и ему туда осколки тоже прилетели. Или пуля, или осколки, не помню точно, врать не буду, но ногу магазины защитили. Он, кстати, на этом месте до сих пор таскает те самые дырявые подсумки с магазинами. Говорит: «Пусть будет. На всякий случай».
Про судьбу и страх.
Был у нас Вадим Маршал, он сам с Белоруссии — ему в Хрящеватом пуля прошла вдоль головы, чиркнула. Получилось так, что рубашка пули осталась под кожей, а сердечник проскочил. Вот он перемотанный, буквально через 2 дня пошел в аэропорт (а у него такое, в принципе серьезное ранение, он мог не идти), и на аэропорту он погиб. Вел свою группу — и погиб там. Многим ребятам такие предупреждения даются в виде небольших ранений, в виде каких-то таких знаков, но ребята все равно ломятся дальше…
Страх у каждого должен быть, это нормально — главное, не должно быть паники. Ты понимаешь, что в каждый выход может и в тебя прилететь. Каждому же кажется, что все пули в него летят, есть такое. Но ты не зацикливаешься на этом — просто шерсть на загривке дыбом все время стоит. Все эти перебежки между разрывами, поиск полезных укрытий, вот эти все дела. Страшно всегда, я не будут говорить, что нет страха. Но ты просто не доводишь себя до панического состояния, иначе все, труба.
Был такой пример, когда мы уже зашли в аэропорт, уже вроде более-менее его заняли, полдела сделали. Пошел сильный обстрел со стороны укропов — и получается, что они все в бункер засели, а мы их оттуда никак не могли выкурить. И так, наверно, они нас хорошо, плотно минут 40 обрабатывали.
Мы залезли, я помню, на огневую позицию, самую глубокую для стрельбы стоя. Там, значит ступеньки, несколько площадок, перекрыто было обычным деревянным поддоном. Сверху были мешки с песком, но они просели, и туда уже вниз не пойдешь. Но все равно, считай, сверху психологически целый метр защиты присутствует. На второй ступенька — Леха, он лег на вторую ступеньку, и его тоже закрывает полностью. А третья ступенька сантиметров на 30 от земли, там лег еще один Леха — буквально вжимается в землю. Ну все, там уже не дернешься, вокруг все полыхает. Леха на третьей ступеньке лежит, крестится, молитвы читает, второй Леха лежит молча, а я чтото сел и прождал 15–20 минут.
Все вокруг рвется, взрывается. Ну, думаю, сколько уже можно боятся? Сел — и что-то стал о дочке думать, вспоминать где, чего, чтобы отвлечься. Ну и задремал. Вот четко помню: задремал, и тут — бац! — разрыв где-то близко, и я проснулся. Думаю: «Ну нормально, покемарил».
Помню, немножечко опешил народ от шквала встречного огня на что командир нас подбодрил: «Чего лежим? Вы Грозный брали, вперед!». И мы полезли через минное поле в аэропорт — считай, прошли его насквозь. Только потом выяснилось, что видеокамера нас снимала, украинцы не были готовы к штурму расслабились. Вторая половина дня. Обычно ждут атаки на рассвете, утром, все как по науке. А мы пришли после обеда, когда люди уже развесили портянки и решили, что войны на сегодня уже не будет. Этот эффект неожиданности по большому счету спас жизни многим: минные поля на нашем направлении достаточно серьезные были, и если бы их подняли — то ваш покорный слуга с вами здесь не разговаривал. Там стояли 90-е МОН-ки с интервалом 15, максимум 20 метров, полная грядка.
Мы поснимали противотанковые орудия, ПТУР-ы, и прошли аэропорт насквозь. Друг мой вернулся оказать помощь «трёхсотому», вытащить к группе эвакуации, но после выноса раненного так он уже и не добрался до нашей боевой машины. Еще одного нашего парня срезали на входе, и в ЗУ-шке остались мы вдвоем. Когда мы уже уперлись в самый конец аэропорта, по нашей линии шел еще и танк — ЗУ-шке было уже не проехать, место для маневра уже отсутствует. Артиллерия работала очень плотно, потому что видеокамеры за нами наблюдали. Мы уходим на 20–30 метров и на то место, где мы только что стояли, идет артиллерийский приход. Мы только выдвигаемся еще на 20–30 метров — опять приход. Буквально по пяткам нам накладывали. Но таким макаром они сами помогли нам морально понять, что назад мы уже не пойдем.
В общем, дошли мы до забора, перемахнули через него и пошли брать центральный терминал. Оказалось, что нас две группы наша с правой стороны, другая прямо в терминал зашла с левой стороны. Там, перед центральным терминалом, была парковка, ещё несколько укрытий — там БТР-ы стояли, трактора. В общем, мы за ними укрылись, начали снимать потихонечку верхних стрелков, кто сидел на крыше центрального терминала и на боковых зданиях. Ну и так, потихоньку, продвигались.
Когда мы проходили центральный терминал, зашли в ангар переждать. Как раз в этот момент укропы начали долбить откуда-то с гаубиц, прилетало достаточно сильно и часто. То, что после этого оставалось — там 5-метровые воронки, 15 метров в диаметре. Когда мы переждали и вышли из ангара — вся площадь перед аэропортом превратилась в марсианскую поверхность. Даже эта асфальтовая парковка.
Заходит к нам Девятый в ангар. А у нас боец в группе был боец, позывной Голиаф — он длинный, высокий, как каланча. Подходит он к Голиафу, снимает с себя панаму, снимает с Голиафа каску, одевает на него панаму… Голиаф такой стоит, смотрит на него, а он говорит: «По радиоперехвату укропы сказали, что самый длинный — это самый главный. Поэтому будешь ходить рядом со мной».
Потом дальше у нас погиб первый парняга из нашей группы. Дальше центрального терминала группа зданий стояла, и наши парни хотели в укрытие заехать на ЗУ-шке. Он просто вышел на улицу… не знаю, зачем он вышел, и в этот момент его кассетным боеприпасом накрыло. Укропы кассетными стреляли. Его посекло полностью: грудь, ключицу, всё. Это вот первый «двухсотый» с нашей группы, Камыш. Он вместе с Карелом и Лешим на ЗУ-шке подобрался. Карел тоже получил тогда ранение — огнестрел в руку, шальная прилетела откуда-то. Ну, он быстренько перевязался сам на месте и продолжил огонь. До самого последнего он не эвакуировался никуда.
Мы пошли чистить бункера. Почистили бункера, те, которые по дороге, Карел сидел на ЗУ-шке. Нас очень сильно беспокоил один пулемётчик — там, возле одного из центральных зданий труба была из красного кирпича, типа которые в котельных стоят. И вот из-за вот этой трубы нас пулемётчик постоянно поливал. Мы не могли вперёд продвинуться минут 7, наверное. Вызвали Карела, он подъехал с правой стороны, чтобы тот у него в обзоре был. Пулемётчик привстал — хотел, видимо, поменять позицию, когда увидел, что ЗУ-шка выезжает — и тут Карел просто разрезал его ЗУ-шкой пополам. Две части упали по бокам. Мы дальше, короче, продвинулись.
Дошли до ГСМ — склад горюче-смазочных материалов, где заправка самолетов. Там всё подзачистили, кого-то в плен взяли, там сгруппировали в одном здании — и тут мы получаем сообщения о том, что в этот момент укропы вызвали огонь на себя. Поняли, видимо, что бесполезно уже прятаться и возиться. Они уже поняли, что проиграли.
Сказали, что прилетит «Точка-У» или «Точка-Н» что-то такое, прям с Киева атакуют. Никто из нас до той поры не видел, что это и с чем это связано — но якобы знающие товарищи сказали, что тут воронка будет метров 500. Мёртвая зона поражения — 500, и никто больше не выживет. Поэтому прячьтесь по подвалам пока можете, по каким-то бункерам. Мы, в общем, спрятались по подвалам, по бункерам, и гдето часа полтора там пережидали. Потом нам сообщили, что укропы передумали и не стали бомбить. То ли ООН-овцы вмешались, то ли что — типа слишком резонансное дело, слишком много людей. Запретили им из крупного боеприпаса стрелять. После этого, в принципе, основной бой тогда закончился.
Наши танкисты там рядом достаточно героически катались. Они прямо врывались в ряды противника, кружили вокруг аэропорта туда-сюда. Танк останавливается, командир вылез из люка, мехводу что-то там кричит. Видимо не работала связь. Кричит во все горло, рукой куда-то показал. Запрыгивают оба в люки, закупориваются — и с места на полном ходу, прямо встает на дыбы и сматываются. И тут же в это место, где они стояли, 40 «Градов» прилетает, полный пакет. Они останавливаются чуть дальше, опять вылезают, опять что-то обсудили. Только отъезжают опять 40 «Градов» туда. Их это не останавливало, они грамотно работали, и в частности с их помощью мы достигли такого потрясающего результата.
Из моей группы — все, кто был — никто за спинами не прятался. Своих раненных вытаскивали всех. Ник, в последующем мой командир отряда, отправил нас с Султаном и Злым — ко второй группе, остановить Зомби. Зомби — командир отряда! — в одиночку побежал преследовать укропов, человек 12. Укры побежали в сторону забора… ну, пытались сдристнуть с территории, откуда их обстреливают. Он один за ними побежал.
И, как бы, мы бежали за ним метров 200, чтобы просто остановить. Причём он бежал за украми, они начали через забор перелазить, он их товарит, они его обстреливают с той стороны. Зомби, вообще не прячась, с открытой грудью идёт и валит — одного, второго, третьего. Мы уже поняли, что сейчас его завалят — потому что слишком плотный огонь начался. В общем, мы подоспели ему на подмогу и выручили его.
Из запоминающихся пацанов Электроник был, Саркози… погиб в то время. У Электроника, помню, как раз за несколько дней до этого жена родила в Ростове. Он бывший легионер. Погиб парняга тоже — снайпером был.
Я считаю наш самый основной поступок — это то, что с аэропорта Луганска до нашего штурма круглосуточно работало 17 «Градов» и 12 гаубиц, которые обстреливали город круглосуточно. Мы лишили их этой возможности. Соответственно 70 тысяч жителей, которые остались на то время в Луганске, вздохнули свободно.
С пленными всегда обращение нормальное было, никогда их не обижали. Посадили их кружком, кто-то там стоит им лекции читает, что они не правы, что им надо одуматься. Сидят такие ребятки — чумазые, молодые. Кто-то так сидит, голову опустил, кто-то волком смотрит, не скрывая своей ненависти. Открыто. Мы им даже сигарет дали.
Был на моей памяти только один случай рукоприкладства — и тот, считай, в состоянии аффекта. У одного нашего парня близкий товарищ погиб на штурме аэропорта. И он с горя, на нервах, на эмоциях схватил автомат и прикладом ударил пленного ВСУ-шника. Мы его остановили, оттащили. А так — никогда их не трогали. И они об этом знали, спокойно вели себя.
Потом не помню, мы их обменяли вроде. А потом, уже дома, сидел, листал ролики в Интернете и наткнулся на украинский документальной фильм про Луганский аэропорт. Типа, их взгляд на эти все события — какая там бригада была, какие там войска, как Ил-76-й сбили, туда-сюда. И один из очевидцев — парень из той самой пачки пленных. У меня еще их фотки есть, я его помню очень хорошо.
И вот он сидит и рассказывает. Ему вопрос задают, как он в плен попал:
— Ну как, мы сидели, обороняли здание аэропорта. Отстреливались-отстреливались, патронов уже не осталось. И тут русские подкатывают танк, направляют пушку и говорят: Сдавайтесь или тут сейчас всех сравняем. Ну и что было делать?
И вот он такой сидит, а я думаю — вот зараза какая. Мы пленным ничего не делали — не казнили, не расстреливали, как украинцы пытаются представить. Взяли в плен, потом отдали, обменяли — и все.
После аэропорта то, что наиболее запомнилось — мы въезжали в Луганск колонной, и наш встречали местные жители. Мне это напомнило хроники Второй Мировой, когда встречали победителей. Ну, с цветами там, туда-сюда. Нас реально встречали всем городом.
По просьбе правообладателя книга отредактирована до ознакомительного периода