Таким образом, из примерно 1300 человек высшего и старшего начсостава осталось не более 350 человек. А всего репрессиям только с мая 1937 по октябрь 1938 года подверглось около 40 тысяч кадровых военачальников всех рангов. Это значило, что без командующих и командиров остались все 20 военных округов и 4 флота, все 27 стрелковых корпусов, 96 стрелковых дивизий, 184 стрелковых полка. Были репрессированы 11 командующих ВВС военных округов и 12 командиров авиадивизий. По политсоставу были оклеветаны и арестованы 20 членов военных советов округов, 20 начальников политуправлений округов, 14 комиссаров корпусов, 65 комиссаров дивизий, 102 начальника политотделов соединений, 92 комиссара полков, 68 работников военной печати, многие преподаватели военно-учебных заведений. Оказалось, что командных кадров не хватало настолько, что даже призыв их из запаса не покрыл и половины потребностей армии. Для восполнения потерь от репрессий пришлось выдвигать на руководящие командные должности малоподготовленных командиров. К началу войны только 7 процентов командиров имели высшее военное образование, а более трети не прошло полного курса и в средних военно-учебных заведениях. К лету 1941 года примерно лишь четверть командиров и треть политработников имели более годичного стажа службы на занимаемых должностях{6}. К концу 1938 года дело дошло до того, что в Закавказском военном округе тремя дивизиями на протяжении порядочного времени командовали капитаны. Мало этого, капитан несколько месяцев замещал командующего войсками Сибирского военного округа.
Репрессии расшатывали дисциплину в войсках, подрывали авторитет и тех командиров, которые остались в строю или пришли в армию из запаса. Подчиненные зачастую и в них видели потенциальных "врагов народа", а обычную требовательность начальников в соблюдении уставных положений порой трактовали как "вредительство".
Тяжесть потерь усугублялась тем, что многие из репрессированных командиров были участниками первой мировой войны и воочию знакомы с немецкой школой военного искусства. Можно добавить, что начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал Гальдер, выслушав вернувшегося из Москвы заместителя военного атташе полковника Кребса, сделал по его сообщению в мае 1941 года следующую запись в дневнике: "Русский офицерский корпус исключительно плох... гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня..."{7}
Еще раньше первые сражения на советско-финляндском фронте показали гитлеровцам, насколько снизилась боеспособность наших войск из-за репрессий и связанного с ними забвения основополагающих принципов оперативного использования видов Вооруженных Сил и родов войск.
В мае 1940 года К. Е. Ворошилов, сам повинный в избиении военных кадров, был смещен с поста Наркома обороны. Его место занял С. К. Тимошенко бесспорно, высокоодаренный военачальник, однако его теоретическая подготовленность и практический опыт в значительной степени уступали всесторонней эрудиции М. Н. Тухачевского, А. И. Егорова, И. П. Уборевича и других представителей этой славной плеяды советских полководцев.
Для передачи дел военного ведомства ЦК ВКП(б) назначил комиссию, которая вынуждена была констатировать: "Наркомат отстает в разработке вопросов оперативного использования войск в современной войне. Твердо установленных взглядов на использование танков, авиации и авиадесантов нет... Удельный вес механизированных войск является низким".
Я проследил также, сколь болезненно отозвались исчезновение или временная изоляция тех, кто готовил войска и боевую технику, из-за чего мы оказались отброшенными почти на исходные позиции в деле использования воздушных десантов, в массировании авиации, в ракетной технике. Дело ведь в том, что новые подходы и заделы в важнейших областях военной теории и практики были объявлены вредительскими, мы пережили определенный регресс, попятное движение. О танках в этой связи я скажу дальше особо. К сожалению, объем книги не позволил включить в нее материал по другим родам войск.
Мне думается, что, если бы не деформации, явившиеся следствием культа личности Сталина, мы достигли бы поистине грандиозных успехов во всех областях военной техники, а возможно, даже избежали бы войны.
Однако вернусь к последовательному изложению событий. В академии мы учились, когда было неспокойно не только в нашей стране, но и за ее рубежами, когда пожар войны распространялся по земле все шире и шире. Как известно, в Испании в феврале 1936 года пришло к власти правительство Народного фронта. Германские и итальянские фашисты через несколько месяцев инспирировали в стране военно-фашистский мятеж под руководством генерала Франко. Вскоре Германия и Италия непосредственно ввязались в боевые действия. По всему миру росло добровольческое движение, имевшее целью оказать прямую помощь республиканской армии. Многие советские военнослужащие изъявили желание поехать в Испанию. Среди них был и я, однако моя просьба была удовлетворена лишь в конце 1938 года.
Отправка добровольцев происходила небольшими группами. В частности, из числа слушателей нашей академии в декабре 1938 года была сформирована группа в 10 человек. Мы выехали в Ленинград, отсюда на теплоходе "Смольный" путь лежал во Францию. В Северном море нас крепко отштормило, как выражаются моряки. Вскоре, однако, мы прибыли в Гавр. Здесь группу встретил советский военный атташе во Франции В. Е. Горев, который сказал, что сухопутный маршрут в Испанию закрыт - мятежникам удалось блокировать границу. Правда, плывшие с нами на теплоходе 20 испанцев, проходившие военную подготовку в СССР, невзирая на это, решили пробираться на родину поодиночке. Нам же после недолгой прогулки по Гавру приказали вернуться на теплоход. Вскоре выяснилось, что группу везут обратно. Мы вошли в Лондонский порт. К нам прибыл посол СССР в Великобритании И. М. Майский. Он разъяснил, что ситуация резко изменилась, наша переброска в Испанию отменена и даже обратный путь не безопасен немецкие подводные лодки стремились топить советские корабли.
Положение в мире тем временем продолжало накаляться: в 1937 году Гитлер ввел войска в Австрию, затем последовал Мюнхенский сговор, и германский фашизм поглотил Чехословакию. Империалистическая Япония разожгла очаг войны на Востоке. Сначала она захватила Маньчжурию, затем вторглась в Китай, а в 1938 и 1939 годах попробовала прощупать прочность границ Советского Союза и дружественной нам Монгольской Народной Республики.
В локальных войнах и военных конфликтах использовалось уже новое оружие. Каждое из этих столкновений давало определенный боевой опыт, правильная оценка которого позволяла развить или уточнить отдельные положения советской военной науки. С целью уяснения характера боевых действий с применением новой техники в академию приглашались некоторые участники войн и конфликтов. Осенью 1937 года доклад о действиях бронетанковых войск в Испании сделал начальник Автобронетанкового управления Красной Армии комкор Д. Г. Павлов. Его выступлением я, как и многие слушатели, к сожалению, удовлетворен не был. Положения, высказанные им, были шагом назад по сравнению с принципами глубокой операции - в докладе со всей очевидностью просматривалось желание абсолютизировать опыт гражданской войны в Испании. О боях в районе озера Хасан доклад в конце 1938 года сделал комкор Г. М. Штерн, который командовал действовавшими там нашими войсками. Состоялась в академии и военно-научная конференция на тему "Основы современного боя".
Все эти мероприятия свидетельствовали о стремлении внедрить боевой опыт в учебный процесс. Мы получили в академии определенную теоретическую и практическую подготовку, которая явилась основой нашей будущей деятельности в боевых условиях. Но надо прямо сказать, что война с фашистской Германией поставила перед нами много таких вопросов, ответы на которые мы не могли найти в своем теоретическом багаже, приобретенном в стенах академии.
Группу слушателей нашего курса, в том числе и меня, выпустили из академии досрочно - в январе 1939 года. В мае нас вызвали на государственные экзамены. Я успешно сдал их и был удостоен диплома с отличием. Незаметно прошли годы напряженной учебы в академии, оставившие противоречивые переживания. Они никогда не изгладятся из памяти. Об этом же при встречах говорили мне мои однокурсники, и среди них будущие Маршал Советского Союза П. К. Кошевой, генерал армии А. Т. Стученко, генерал-полковник А. И. Родимцев.
После окончания академии моя служебная карьера круто изменилась: я оказался на штабной работе. Имея командный опыт и призвание именно к этого рода службе, я не думал, что мне предстоит руководить штабами почти в течение всей дальнейшей деятельности. Но если бы я и предвидел это, то, думаю, едва ли стал бы возражать, ибо коммунист всегда должен быть готов выполнять свой долг там, где он нужнее. Тем более что в связи с развертыванием армии и большим некомплектом личного состава в штабах почти всех выпускников академии назначили на штабные должности.
Я, имея звание подполковника, был определен в штаб Уральского военного округа помощником начальника оперативного отдела. Фактически же пришлось возглавлять отдел, так как руководивший им генерал-майор Аким Маркович Марков на протяжении почти всей моей службы здесь исполнял обязанности начальника штаба округа. Командовал войсками округа командарм 2 ранга Филипп Афанасьевич Ершаков, а членом Военного совета был дивизионный комиссар Дмитрий Сергеевич Леонов. Оба хорошо зарекомендовали себя в годы Великой Отечественной войны: Ф. А. Ершаков - на посту командарма, а Д. С. Леонов - на посту члена Военного совета армии и фронта. Под их руководством я приобретал опыт работы в крупном штабе и навыки управления соединениями и объединениями.
В 1939 году был принят Закон о всеобщей воинской обязанности. В связи с этим началась перестройка местных органов военного управления. Как и везде, на Урале вместо мобилизационных округов образовывались республиканские и областные военные комиссариаты, расширялась сеть районных военкоматов. Одновременно в УрВО помимо имевшихся четырех стрелковых дивизий были сформированы еще семь. Их развертывание потребовало напряженной работы всего окружного аппарата, особенно штаба и нашего оперативного отдела. Трудной проблемой было обеспечение создаваемых соединений командирами среднего звена. В армию призвали сотни командиров запаса. Для укомплектования частей политработниками уральские областные партийные организации совместно с сотрудниками политического управления нашего военного округа в соответствии с Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) отобрали 316 коммунистов из народного хозяйства. Мне пришлось также участвовать в подготовке и проведении дивизионных учений и двух армейских игр, в инспектировании и проверке войск. Задач перед оперативным отделом ставилось много, и чтобы успешно решать их, приходилось трудиться днем и ночью.
Приехали мы с женой и детьми в Свердловск в январе 1939 года. На Урале я стал свидетелем грандиозного строительства, которое развернулось широким фронтом в соответствии с решениями XVIII съезда партии. Леса новостроек, металлические каркасы будущих индустриальных гигантов возвышались повсюду, где бы ни доводилось бывать по долгу службы. А мне в многочисленных командировках посчастливилось посетить Челябинск, Чебаркуль, Уфу, Пермь, Тюмень, Вятку, Ижевск и ряд других городов и районов. Нельзя было не признать дальновидность решений нашей партии о создании мощной промышленной базы в восточных районах страны, явившейся в годы войны главной кузницей оружия и 6оевой техники Вооруженных Сил.
Международная обстановка становилась все более напряженной. 1 сентября гитлеровская Германия напала на Польшу. Пожар второй мировой войны, развязанной империалистическими агрессорами, охватил многие страны. Мы хотя и находились на Урале, вдали от границ, но тоже чувствовали, что война стучится и в нашу, советскую дверь. Указания, поступавшие из Наркомата обороны и Генерального штаба, вызывали все большую тревогу. Выполняя их, мы, как я уже упоминал, развернули новые стрелковые дивизии и составили план оперативных перевозок войск округа на случай войны. Опережая немного события, скажу, что этот план с небольшими коррективами был реализован в начале Великой Отечественной. Тогда из войск округа сформировалась 22-я армия. Ее передислоцировали в Белоруссию и с 1 июля 1941 года включили в состав Западного фронта. Войска армии под командованием генерал-лейтенанта Ф. А. Ершакова героически сражались с врагом в Себежском и Полоцком укрепленных районах, а затем - под Великими Луками. Но мне не довелось, к сожалению, служить в этом объединении, в боеготовность которого внес определенную лепту и я.
После событий на Хасане и Халхин-Голе опасность исподволь подкрадывалась к нашим границам на северо-западе. Обострившаяся здесь обстановка вылилась в конце концов в вооруженный конфликт между СССР и Финляндией. Мы вынуждены были вступить в него, увы, недостаточно подготовленными. Об общих причинах этого сказано выше. Конкретно же они раскрыты, например, в послевоенной книге Маршала Советского Союза А. М. Василевского "Дело всей жизни". Мне об этом он рассказывал раньше, еще когда мы с ним тесно сблизились во время войны с Японией на Дальнем Востоке.
4 декабря 1939 года штаб Уральского военного округа получил телеграфное распоряжение о моем откомандировании в Петрозаводск. Я получил назначение в 8-ю армию, участвовавшую в военных действиях, на должность начальника штаба 1-го стрелкового корпуса, то есть того самого, в который входила уже известная читателю из моего рассказа 16-я стрелковая дивизия. Однако в связи с тем что корпус претерпел реорганизацию, а также вследствие репрессий я не встретил здесь почти никого из своих прежних сослуживцев. Правда, накоротке был принят генералом В. Н. Курдюмовым, который после командования нашим корпусом стал начальником управления боевой подготовки РККА и в это время замещал командующего 8-й армией комдива И. Н. Хабарова{8}. Командарм был отозван, так как вместо него назначался Г. М. Штерн.
Прибыв на КП корпуса, я представился заместителю командира по политчасти бригадному комиссару Д. А. Лестеву{9}. Он сообщил мне, что комкор выбыл, как и начальник штаба корпуса комдив П. Г. Понеделин, который исполняет обязанности командира одной из стрелковых дивизий, оказавшейся в критической ситуации.
- Так что вам придется временно возглавить соединение. Я, по правде сказать, сначала растерялся, но Лестев твердо заверил, что во всем поможет. И действительно помог. Это был человек с большим военным и жизненным опытом, он знал толк не только в политработе, но и в командной деятельности. Дмитрий Александрович оказал мне всестороннюю поддержку, а главное - вдохнул веру в мои собственные силы, личным примером показал, что не надо теряться ни в какой обстановке. А момент был и впрямь невообразимо тяжелый: наши части, контратакованные превосходящими силами белофиннов (две свежие, полностью укомплектованные дивизии), отходили, и подчас неорганизованно. Работники штаба, в том числе и я, все время находились в войсках, помогая наводить порядок.
Надо сказать, что внезапное появление из леса лыжных отрядов противника, их яростный автоматный огонь (а у нас автоматов в то время не было) не раз вынуждали наших стрелков к отходу. С большим трудом изживали мы эту "автоматобоязнь". С прибытием нового командующего армией Г. М. Штерна и нового командира корпуса Д. Т. Козлова - эрудированных, опытных, боевых военачальников - части стали пополняться и сколачиваться, росла их боеспособность, упорядочилась разведка. Наши воины научились бороться с автоматчиками, проявляя бдительность и быструю реакцию на их действия.
Мне очень повезло в том, что свою боевую закалку я прошел под непосредственным руководством таких испытанных наставников, как Д. А. Лестев, о котором рассказывалось выше, и Д. Т. Козлов. У горьковчанина Дмитрия Тимофеевича Козлова, отличавшегося невозмутимостью и упорством в достижении цели, были отличная теоретическая подготовка и богатейший по тому времени боевой опыт. Он был призван в царскую армию еще в 1915 году, окончил школу прапорщиков. В первую мировую войну принимал активное участие в боях, командуя взводом. В гражданскую сражался на Восточном фронте против колчаковцев и на Туркестанском - с басмачами в должности командира батальона, а затем - полка. С 1918 года Д. Т. Козлов навсегда связал свою жизнь с Коммунистической партией. За плечами у него были также курсы "Выстрел" и Военная академия имени М. В. Фрунзе. Незадолго до назначения командиром нашего корпуса генерал Козлов преподавал общую тактику в академии, а перед этим в 1925-1938 годах последовательно занимал должности начальника штаба стрелковой дивизии, начальника Киевской пехотной школы, командира корпуса.
От Дмитрия Тимофеевича я перенял практические навыки руководства боем. Он собственным примером учил, как командир должен вести себя на поле боя и исполнять свои обязанности, словно бы не замечая ежеминутно угрожающей ему смертельной опасности. Я не только глубоко уважал, но и полюбил этого первого моего боевого командира.
...В феврале 1940 года войска Северо-Западного фронта во главе с командармом 1 ранга С. К. Тимошенко после тщательной подготовки перешли в решительное наступление. Основные усилия сосредоточивались на Карельском перешейке. Главный удар на выборгском направлении наносила 7-я армия командарма 2 ранга К. А. Мерецкова, а на кексгольмском - 13-я, которой командовал бывший начальник кафедры артиллерии Военной академии имени М. В. Фрунзе комкор В. Д. Грендаль. Назначение артиллериста командармом (что, кстати, в старой армии не было редкостью) свидетельствовало о решающей роли, отводившейся артиллерии при прорыве обороны противника. И действительно, в результате нашего мощного огневого удара сильно укрепленная линия Маннергейма, пересекавшая Карельский перешеек, в короткий срок была прорвана.
Наступление войск 7-й и 13-й армий на Карельском перешейке поддерживалось 15, 8, 9 и 14-й армиями на фронте от Ладожского озера до Баренцева моря. Участь наших войск, действовавших севернее главного удара, оказалась нелегкой. Мы убедились, что воевать в лесах можно преимущественно вдоль дорог, где пройдут артиллерия и танки, а поэтому взялись за постройку дорог, валили лес, добывали камень, мостили гати и по ним шли вперед не скоро, но надежно. Инженерные войска, которым помогали все остальные, сыграли большую роль. Среди их командного состава был такой непревзойденный военный инженер, как Д. М. Карбышев.
Заключительная операция, в которой участвовал корпус, была проведена под Лоймолой. В состав нашего соединения входили четыре стрелковые дивизии и одна кавалерийская, личный состав которой поставили на лыжи. Мы прорвали оборону только со второй попытки. В первый день была проведена мощная артиллерийская подготовка. Войска заняли исходное положение для атаки еще в темное время. При этом в каждой роте находился кто-либо из старшего и высшего комсостава. На НП оставались лишь командиры полков, дивизий и корпуса, все остальные были в ротах, в том числе я - начальник штаба корпуса и Лестев - замполит. По рекомендации свыше перед атакой была поставлена дымовая завеса, однако лесной ландшафт и полное безветрие лишили видимости не только противника, но и нас самих{10}. Не достигла цели и посылка старших начальников в роты - управление боем со стороны командиров подразделений оказалось скованным.
На следующий день артподготовку повторили, но уже без дымовой завесы и послав в части лишь необходимый минимум командного и политического состава из дивизий и корпуса. Воины смело двинулись в атаку и вынудили врага к отходу. Войска вышли на оперативный простор, но вскоре боевые действия прекратились, поскольку правительство Финляндии запросило мира. Финская сторона вынуждена была принять условия, выдвинутые правительством СССР, и 12 марта в Москве состоялось подписание мирного договора.
За отличия в боях на Карельском перешейке в числе большой группы командиров и политработников я был награжден первым орденом Красного Знамени.
Из опыта боевых действий были сделаны серьезные выводы. Как известно, в марте 1940 года прошел Пленум ЦК ВКП(б) по данному вопросу. Центральный Комитет обратил самое серьезное внимание на необходимость совершенствования боевой и политической подготовки войск, их организации и технической оснащенности. В основу обучения и воспитания личного состава был положен суворовский принцип учить войска тому, что необходимо на войне. Пересматривались штаты, усовершенствовались образцы боевой и специальной техники, состоявшей на вооружении, улучшалось снабжение войск.
После окончания советско-финляндской войны я в течение месяца со штабом корпуса находился в Петрозаводске, руководя отправкой войск в места их постоянной дислокации. Затем штаб и корпусные части передислоцировались в Псков. Здесь мы приняли в свой состав вместо прежних три другие стрелковые дивизии, которые вскоре же выдвинулись к государственной границе.
Мы находились на границе с Эстонией, и это, естественно, обязывало нас постоянно быть в курсе происходивших там событий. В тот период усилилась угроза порабощения этого прибалтийского государства фашистской Германией. Советский Союз предложил Эстонии заключить Пакт о взаимопомощи на случай агрессии извне. Под давлением обстоятельств правительство Эстонии 28 сентября 1939 года подписало его. В соответствии с Пактом предусматривалось размещение ограниченного контингента советских войск в Эстонии. В составе его был и наш 1-й стрелковый корпус. Мы двинулись в Тарту.
Наши воины оказались свидетелями бурных революционных событий. 21 июня 1940 года под руководством Коммунистической партии Эстонии прошли массовые политические выступления рабочих в Таллинне, Тарту, Нарве и других городах. В тот же день реакционное правительство было свергнуто. К власти пришло Народное правительство. Вскоре вновь избранная Государственная дума провозгласила восстановление Советской власти, а 6 августа Эстонская Советская Социалистическая Республика по ее просьбе была принята в состав СССР. Аналогичный путь прошли Латвия и Литва.
...Вскоре мы тепло простились с нашим комкором. Он пошел на повышение был назначен заместителем командующего войсками Одесского военного округа. Дмитрий Тимофеевич дал мне и другим соратникам по недавней войне немало добрых советов.
- Прежде всего,- говорил он,- необходимо тщательно разобраться в полученном боевом опыте, выделить специфику боевых действий именно в данном случае. Она едва ли, тем более в полном виде, повторится в других условиях, в вооруженной борьбе с иным противником. Другое дело - увидеть общие черты современной войны: маневренность, широкое применение автоматического оружия, прочность оборонительных сооружений, сложную систему и взаимодополняемость всех видов огня. Короче, не абсолютизируйте приобретенный опыт. Я в свое время убедился, насколько особенности боевых действий против Колчака на зауральских и сибирских просторах отличались от характера борьбы с басмачеством в Туркестане.
Эти мудрые слова я не раз вспоминал впоследствии. За службой же генерала Козлова внимательно следил и радовался его успешному продвижению. Через некоторое время Дмитрий Тимофеевич стал начальником Главного управления ПВО Красной Армии, а затем командующим войсками Закавказского военного округа. В этой должности он и встретил Великую Отечественную войну.
Вместо Д. Т. Козлова к нам прибыл генерал-майор Ф. Д. Рубцов, тоже опытный военачальник. Будучи старше меня на 11 лет, он успел повоевать в гражданскую войну, добровольно вступив в Красную гвардию еще в 1917 году. Хорошо образованный в военном отношении, он отличался распорядительностью, высокой воинской культурой.
Я только что перевез семью из Свердловска в Псков, как нам пришлось переехать в Тарту. Но и там мы пробыли очень недолго - последовал приказ о передислокации управления нашего корпуса и корпусных частей в Белорусский Особый военный округ, в город Белосток. Разместившись здесь, мы приняли три дивизии (2, 86 и 113-ю), расположенные вдоль государственной границы от Августова до Замбрува через Осовец и Ломжу. Возглавляли их способные и достаточно подготовленные командиры - полковники М. Д. Гришин, М. А. Зашибалов и X. Н. Алавердов.
По прибытии в новый район дислокации мы с Ф. Д. Рубцовым были вызваны в штаб 10-й армии, в состав которой влился корпус. Федор Дмитриевич направился к командующему, а я - к начальнику штаба полковнику П. И. Ляпину. Не успели мы с ним начать разговор, как дверь распахнулась и в кабинет вошли командарм генерал-лейтенант И. Г. Захаркин, член Военного совета армии бригадный комиссар Д. Г. Дубовский и наш командир корпуса.
- Здесь нам будет удобнее разговаривать,- сказал Иван Григорьевич Захаркин,- у начальника штаба вся "картография" налицо.- И, развернув карту, показал нам районы, на которые следовало обратить особое внимание при рекогносцировке местности, прилегающей к государственной границе. Он приказал также составить план инженерных работ, скоординировав его с управлением военно-полевого строительства. Последнему предстояло помочь нам в дооборудовании Осовецкого укрепленного района, включавшего и саму крепость Осовец.
- Осовецкий УР для вашего корпуса является основным объектом, так как его значение выходит далеко за рамки нашей армии и распространяется на войска округа в целом,- подчеркнул командарм и, обращаясь к начальнику штаба, попросил: - Петр Иванович, дай-ка твою драгоценную энциклопедию.
Полковник Ляпин достал из шкафа том большого формата в темном коленкоровом переплете и передал его командарму. Тот, быстро отыскав нужную страницу, прочитал: "Осовец - крепость 3-го класса на реке Бобр, у пересечения ее бресто-граевской железной дорогой. Значение Осовца - опорный пункт на оборонительной линии Бобра, прикрытие железнодорожного пути и преграда на кратчайшей операционной линии пруссаков из Восточной Пруссии на Брест-Литовск"{11}.
- Все это в полной мере относится и к нынешнему времени,- заключил Иван Григорьевич.
Мы выполнили указание командарма, и Осовецкий укрепленный район сыграл свою роль даже в тех неблагоприятных условиях, в каких 10-я армия вынуждена была принять год спустя сильные вражеские удары. Оборонявшаяся здесь 2-я стрелковая дивизия полковника Михаила Даниловича Гришина умело использовала его укрепления и саму крепость Осовец. В этом районе оказались скованными значительные силы гитлеровцев, что позволило другим соединениям армии избежать поражения, сохранить часть тяжелого оружия и отойти на северо-восток.
Наши будни до предела были наполнены разнообразной работой в войсках. Она особенно активизировалась после посещения округа Наркомом обороны Маршалом Советского Союза С. К. Тимошенко. Нарком дал ряд дельных указаний и напомнил, что мы находимся в самой горячей точке, ибо далее всех выдвинуты на запад. Тогда же, поздней осенью 1940 года, в соответствии с планом оперативной подготовки войск округа была проведена весьма интересная во всех отношениях фронтовая игра на местности со средствами связи. Руководил ею заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин - мой будущий командующий фронтом. Основное содержание оперативной игры составляли действия войск фронта в начале войны. Характерно, что для нас были созданы примерно такие же условия, в каких мы потом и оказались. По замыслу игры "западные", сосредоточив значительно превосходящие силы, перешли в наступление. Армии прикрытия "восточных", ведя тяжелые сдерживающие бои, отходили последовательно, от рубежа к рубежу. После упорных оборонительных действий на линии старых укрепленных районов и с подходом резервов из глубины страны "восточные" перешли в решительное контрнаступление и завершили разгром вторгшегося "противника".
Весной 1941 года прошли знаменитые учения войск Белорусского Особого военного округа под руководством С. К. Тимошенко. Мне довелось заниматься на них увязкой взаимодействия нашего корпуса с 6-м механизированным корпусом генерал-майора М. Г. Хацкилевича. Это соединение, укомплектованное танками KB и Т-34, показало себя с лучшей стороны. При разборе учений нарком высоко отозвался о слаженном взаимодействии танков и пехоты. Этот опыт очень помог мне в Великой Отечественной войне.
В марте 1941 года на должность командующего нашей 10-й армией прибыл генерал К. Д. Голубев - бывший начальник Московской пехотной школы имени М. Ю. Ашенбреннера, а в последнее время - старший преподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе. Знакомство с войсками он начал с нашего корпуса. Я очень волновался, раздумывая, узнает или не узнает Константин Дмитриевич своего питомца. Оказалось, что узнал сразу, и не только узнал, но и подбодрил.