«16 апреля Сегодня в 5.00 ч. началась арт подготовка длилась 3 часа Ох и сильная была черта нивыдать ни слыхать сплошной вой и не разбереш где выстрел где … Я лежал на пахоте без окопа не схотел рыть. От зрывов земля дрожала. В это время мне спомнились мои все знакомые вот они сегодня возрадуются тому что оборона под Берлином прорвана. А потом после узнают что вовремя этого прорыва убиты друзя браты отец Но все же пиздец фрицам которые надумали оборонять Берлин через два часа пойду и я в атаку со своим отделением. Умру но зато и моя капля крови послужыть розгрому немецкой банды. Под конец арт подготовкы стало совсем темно от пыли, и дыма Когда пошли на Ура я несколько раз падал в …ие воронкы а за мной мои сла… Больше я ни хуя не помню … боя как во сну Я первый поче… и не розберу Я тогда и не сущес… автомат мой решетил всех … которые встречались мне в этом … залегли мы перед какой то деревней … у меня горела голова от нервного озноба И я как будто стал прыпоминать что и я же участвовал в этом историческом прорыве Обороны которой лично командовал Гебельс
17 апреля Была обратно арт подготовка в районе города Зиксендорф За день продвинулись кл. 8 и заняли город Зелов. Бои ужасные не на жызнь а на смерть. А ночю пошли в обход Целою ноч двигались по лесам полям без дорог аж неверится что такая глуш в сорока кл. от Берлина.
18 апреля Целый день шли бои за один населенный пунт Я его названия не знаю Мать бы я его еб… Такие бои что нельзя и подумать Я несколько раз был от смерти на милиметр и не знаю до сих пор жыв но чувствую что ебнуть».
– Эту запись я сделал за день до того, как меня накрыло снарядом. Значит, предчувствие меня не обмануло… Взрывы рядом. Да так ложатся – впереди, справа, слева, сзади, что некуда бежать. Осколки, пули впиваются в землю настолько близко, рукой потрогать можно. Каждый следующий кусок крупповской стали может быть твоим.
По-разному люди ведут себя под таким огнём. Кто мечется, по полю катается, божью матерь и её деточек поминает. А кто просто лежит и смирно ждёт своей участи.
«В меня в отделении осталось два. Вечером штур… заняли этот ебаный населенный … даже не хочу знать не то что записывать … Сейчас газуем в одном подвале … до утра будем спать а завтра мой день рождения».
– В этот день во время боя нас разведчиков послали в один из наших дивизионов. Прошли лесом, а потом надо было от одной опушки до другой поле пересечь. Понаблюдали с минуту, вроде бы не видать немцев. Ну и рванули через поле. А он, подлый, подождал, пока мы отбежим от леса метров на двести, и как врубил из крупнокалиберного станкача. Поле ровнехонькое, ни одного пригорочка. Хоть бы кочка какая…
И бьёт, зараза, мастерски. Первой очередью отсекает нас от одной опушки, второй – от другой, а третья – на поражение, по живым мишеням. Мы катаемся по полю как по горячей сковородке. И отстреливаться не можем, потому что не видим, откуда бьёт.
Остаться бы нам всем на этом поле, если бы не подоспели вовремя наши славяне. Откуда они взялись, так и не знаю. И кто это был, тоже неизвестно – пехота, разведка или кто другой. В то время скученность войск была такой, что все мы считали себя из одной части, и выручали друг друга независимо от того, какую задачу сами имели.
«19 апреля Сегодня мой день рождения утром перед наступлением я напился до чертиков».
– Мне исполнилось 24 года. Тогда, утром, я ещё не знал, что мой день рождения станет для меня последним днём войны. К 19 апреля ребята готовились. Кто выпить припас, кто закусить. По такому случаю старшина выдал водки сверх положёного пайка. Поскольку день предстоял жаркий, решили отметить с утра. Как раз кашу на завтрак подвезли.
Только расположились, прибегает майор Королёв: «А ну-ка рассредоточиться! Быстро!!!». Немцы знали примерное время нашего завтрака и могли одним снарядом накрыть сразу всех. Королёв оказался прав. Только мы разбежались от машины, под которой расселись, как прямо над ней разорвался бризантный снаряд. Тысячи осколков посекли машину и всё вокруг.
«Продвинулись лесом кл. 12 и остановились у деревне Албсдорф Не как не выбем з деревни держытся ебу его мать. В 4 часа пошли в атаку и здесь меня ебнуло в спину двумя осколками но деревню все же взяли Я говорить не могу но все понимаю и смеюсь от боли Кров пошла ртом носом дело тяжелое Я прошол метров двести и упал здесь меня подхватил друг мой Амос перевязал и дотянул до соше где меня положыли в машыну».
– До дороги с того места, где меня накрыл снаряд, я как-то сам добрался. Но полз, наверное, почти в беспамятстве. Потому что не знаю, кто меня подобрал и кто притащил на НП полка. Это мне потом рассказали, что выручил меня тогда Амос Шитиков. Правда, запомнилось, как в ранах булькала кровь, когда я делал выдох. Поскольку лёгкие были простреляны, воздух из них выходил прямо через раны. Но скоро я стал задыхаться – кровь пошла ртом.
Когда снова пришёл в себя, уже был перевязан. Причём, индивидуального пакета оказалось мало, так меня чьей-то исподней рубашкой перетянули. Ну, тут я начал вырываться. Мне воздуха не хватало, хотелось содрать с себя всё.
«Ребята подходили прощаться Прощания печальное было. Подходили брали за руку и обратно ложыли назад Я не мог не рукой не ногой двинуть. Мне так жалко что не мог не одного прощального слова сказать Вечером меня повезли в госпиталь и я дорогой потерял сознание».
– Все мои ребята были рядом. А Амос Шитиков плакал навзрыд, как женщина. Наверное, думал, что мне хана.
У меня в нагрудном кармане гимнастёрки лежал маленький трофейный браунинг. Я хотел отдать его Амосу на память. А он одной рукой слёзы вытирает, а другой заталкивает этот браунинг обратно в карман и говорит: «Он тебе ещё пригодится…».
Когда меня раненым увезли, дневник остался у Амоса – в госпитале его, конечно бы, нашли и передали кому следует. После того как Амос погиб в Берлине 3 мая, дневник хранил у себя Роговский. Он оставался служить в Германии до 46-го года. Только в 46-м тетради снова попали в мои руки. Когда Роговский вернулся домой в Донецк, я специально ездил туда за дневником.
В госпитале как только почувствовал себя лучше, попросил у ребят бумагу, химический карандаш и стал снова записывать. Все события прошедших дней восстановил по памяти. Потом, в 46-м году, уже у себя дома, эти записи я перенёс в последнюю тетрадь дневника.
Из оперативной сводки Совинформбюро за 19 апреля 1945 года:
«За последние три дня в районе Центральной группы наших войск велась силовая разведка, которая переросла в бои по захвату и расширению плацдармов на реке Одер и реке Нейсе. На Одере наши войска захватили и расширили плацдарм западнее Кюстрина.
За 19 апреля на всех фронтах подбито и уничтожено 129 немецких танков. В воздушных боях и огнём зенитной артиллерии сбито 140 самолётов противника». (т. 8, с. 177-179).