Именно на это письмо По ответил 18 октября из Фордхема, умоляя, оправдываясь и превознося любовь, возвышающуюся над мирской суетой. Последнее должно было глубоко тронуть витавшую в неземных пределах душу "Елены". Насколько По верил во все это сам, сказать трудно. Он чрезвычайно остро переживал
[305]
происходящее. Письмо миссис Уитмен вновь напомнило о змеином языке молвы и привело По в исступление. Женщина эта волновала поэта, к тому же была затронута его гордость. Неудача грозила нанести ему неизлечимую душевную рану.
По отправился в Лоуэлл, где прочел еще одну лекцию. Здесь он вторично навестил семью Энни Ричмонд, жившую в Уэстфорде - маленькой деревушке неподалеку от города. Энни все больше завладевала его мыслями. И к ней, и к ее сестре Сарре он относился с искренним доверием. В его теперешнем тревожном и напряженном состоянии дом Ричмондов, дышащий спокойствием и благоденствием, показался ему приютом небесным. Умиротворенный ласковым вниманием Энни, он провел там несколько дней в ожидании вестей от миссис Уитмен.
Второго ноября он получил от нее нерешительное письмо. Томительная неизвестность и растущая привязанность к миссис Ричмонд привели По в мучительное волнение, почти помутившее его рассудок. Он написал миссис Уитмен, назначив ей встречу 4 ноября в Провиденсе, но предварительно взяв с миссис Ричмонд обещание, что она (Энни) явится навестить его на смертном одре. В Уэстфорде, ожидая последнего слова миссис Уитмен, он понял, что не может жить без Энни Ричмонд. Ослабленный и расстроенный переживаниями, он был не в силах выдержать этого конфликта.
И все же, находясь в каком-то полубеспамятстве, По устремился в Провиденс. Прибыв туда, он уже был в таком состоянии, что забыл, для чего приехал, или просто не мог заставить себя встретиться с миссис Уитмен. Он провел в Провиденсе несколько часов, а затем без всякой видимой цели отправился в Бостон. Оказавшись в городе, с которым у него было связано немало тягостных воспоминаний, По, обуреваемый противоречивыми чувствами и не видя выхода из тупика, решил оборвать свою жизнь там, где она началась тридцать девять лет назад. Он принял довольно большую дозу опиума, однако яд не убил его; он долго пролежал в гостинице без сознания, но благодаря заботам пришедших на помощь друзей скоро оправился и, вернувшись в Провиденс, явился на следующий день в дом миссис Уитмен на Бенефит-стрит.
Она боялась выйти к нему. До нее, видимо, уже
[306]
дошли какие-то слухи о событиях последних двух дней. Не меньше ее страшили и возможные последствия отказа встретиться с ним. Ее мать, миссис Пауэр, которая и слышать не хотела об их браке, посоветовала ей принять безумца "сострадая ему, мать попросила меня успокоить его и пообещать все, чего он добивался". Затем миссис Пауэр в течение почти двух часов увещевала По, сидя с ним в гостиной, пока наверху ее дочь собиралась с духом, чтобы предстать перед поэтом. Наконец Хелен, как всегда драматически эффектная, вошла в комнату. По приветствовал ее так, точно узрел ангела, посланного небесами спасти его душу от гибели. Он припал губами к краю ее платья, но сделал это с такой стремительностью, что оторвал кусочек воздушного муслина. Миссис Пауэр со свойственным ей спокойствием и рассудительностью велела принести ему горячего кофе. Чуть позже она послала за доктором, который заявил, что По нуждается в хорошем отдыхе. Поэта проводили в дом некоего Уильяма Пейбоди, друга Уитменов, где за ним очень заботливо ухаживали. По несколько раз после этого виделся с миссис Уитмен в галерее "Атенеум", принадлежавшей местному музею искусства. Здесь она дала предварительное согласие стать его женой, одновременно потребовав от него торжественного обещания никогда и ни при каких обстоятельствах не употреблять алкоголя. Это было ее непременное условие, и оно открывало По путь к отступлению.
14 ноября По уехал из Провиденса. На протяжении следующей недели он в каком-то исступлении - миссис Клемм говорит, что его "трудно было узнать", продолжал метаться, раздираемый сразу двумя страстями - к Энни и к Хелен. Писал он обеим: Энни - о своей неудавшейся попытке самоубийства, Хелен защищаясь от всевозможных обвинений, которые бросала ему молва. Энни не отвечала: ее, должно быть, уже просветили те же "добрые друзья", которые, как могли, чернили По в глазах миссис Уитмен.
Тем временем родственники Хелен в Провиденсе делали все возможное, чтобы помешать ее браку с По. Миссис Уитмен отсрочивала окончательное решение. Однако 12 декабря По снова приехал в Провидепс, а 15-го между ним и Хелен Уитмен был заключен брачный контракт. Будучи не в силах расстроить по
[307]
молвку и зная о некоторых пагубных склонностях По, родственники настояли на том, чтобы были защищены имущественные интересы невесты. Согласно документу, подписанному в присутствии свидетелей Эдгаром По, Хелен Уитмен и двумя ее сестрами, вся собственность миссис Уитмен, состоявшая из банковских билетов и ценных бумаг на сумму 8300 долларов, передавалась в распоряжение матери невесты, миссис Пауэр.
По ненадолго возвратился в Фордхем, чтобы сообщить миссис Клемм о состоянии дел и обсудить с ней, как подготовить их домик к приезду молодой жены. 20 декабря он выехал в Провиденс, намереваясь в тот же день выступить там с лекцией. На Нью-йоркском вокзале он встретил миссис Хьюит, уже наслышанную о его предстоящей женитьбе и сгорающую от любопытства.
- Г-н По, вы едете в Провиденс венчаться?
- Я еду, чтобы прочесть лекцию о поэзии, - ответил По и после некоторого колебания добавил: - Женитьба может и не состояться.
По приезде в Лоуэлл он добился от миссис Уитмен окончательного согласия обвенчаться с ним в следующий понедельник и написал миссис Клемм, что они с Хелен приедут в Фордхем во вторник первым поездом.
В субботу 23 октября По и миссис Уитмен поехали вместе на прогулку. Затем Хелен вернулась домой, чтобы уложить вещи. Во второй половине дня они снова встретились в библиотеке, где ей было передано письмо, в котором ее предостерегали против брака с По и сообщали о его ухаживаниях за Энни Ричмонд, вызвавших громкие толки в Лоуэлле. Миссис Уитмен узнала также, возможно от Пейбоди, что тем же утром По видели в питейном заведении в окружении целой компании веселых друзей. Все это убедило ее в том, что его не переделать.
По пути домой Хелен сообщила По о том, что узнала, и в его присутствии распорядилась не печатать извещение об их бракосочетании. Она в отчаянии слушала его протесты и опровержения, вместе с тем не без облегчения сознавая, что, нарушив слово, По освободил и ее от данного обещания. Теперь она ясно понимала, что, вняв мольбам По спасти его, взяла на себя
[308]
непосильный и, несмотря на все, совершенно напрасный труд. Ни ему, ни ей этот союз не сулил ничего, кроме несчастий. В той мере, в какой знание прошлого позволяет предугадать будущее, можно не сомневаться, что опасения миссис Уитмен были вполне оправданны.
По ушел, и миссис Уитмен сообщила о случившемся матери. Эта дама, которой не терпелось спровадить По из города, к вечеру послала за ним, чтобы совершенно покончить с делом и вернуть бывшему жениху кое-какие бумаги. Миссис Уитмен и ее мать приняли По в той самой гостиной, где он добивался взаимности Хелен. Вместе с По пришел Пейбоди, у которого он остановился. Утомленная мольбами и сетованиями По, миссис Уитмен готова была разразиться истерикой или лишиться чувств.
Дрожащими руками она возвратила По его письма и другие бумаги и, обессиленная переживаниями, в изнеможении опустилась на кушетку, прижимая к лицу успокоительный платочек. По приблизился к ней, умоляя сказать, что это не последняя их встреча. Но миссис Пауэр пришла на помощь дочери, напомнив о времени отправления следующего поезда в Нью-Йорк, на который, как она горячо надеялась, По еще успеет. При этих словах По упал на колони, моля Хелен переменить решение.
Наконец она едва внятно пробормотала:
- Что же я могу сказать?
- Скажите, что любите меня, Хелен!
Придвинувшись ближе, он услышал ее последние слова, обращенные к нему.
- Я люблю вас, - прошептала миссис Уитмен дрожащим от боли голосом сквозь пропитанный эфиром платочек.
Мистер Пейбоди проводил По на вокзал.
Глава двадцать пятая
Миссис Клемм, которая с тревогой спрашивала себя, на каких правах будет жить в доме, когда в него войдет новая хозяйка, вздохнула с облегчением, увидев, что с прибывшего в Фордхем поезда По сошел один.
[309]
К происшедшему он отнесся довольно странно. Он был из тех, в ком ум и гордость слиты воедино. Гордость была уязвима, и ум отказывался простить. По хотел представить все так, будто обручение отсрочено, и тем самым не допустить распространения слухов. Этой версии он просил придерживаться и миссис Уитмен.
Пронесшаяся буря страстей потрясла и очистила его душу. Во всех письмах По этого периода чувствуется явное облегчение, радость возвращения к главному делу его жизни - литературному труду. Рождество он встретил в Фордхеме вместе с миссис Клемм. Чувству облегчения и обманчивому приливу сил сопутствовало недолгое ощущение душевного подъема и поправляющегося здоровья. Церковные колокола возвестили о наступлении нового, 1849 года.
Тем временем маленький домик в Фордхеме, где По снова, точно стремясь забыться, с головой ушел в лихорадочную работу, начала опутывать липкая паутина злословья. К По-литератору эти кривотолки не имели почти никакого отношения.
Для По мечты и вымысел обладали большей реальностью, чем действительность. Лишь мир, преображенный фантазией, обретал в его глазах желанную цельность. Стремясь к логической завершенности и абсолютной гармонии, которой не существует в природе, он создал собственную вселенную, где душа его могла обитать непотревоженной. Каковы бы ни были причины, но в последние годы жизни он был не способен переносить любовное волнение и в то же время сохранять здравость рассудка. Любовь для него, как и все остальное, могла достичь совершенства только в воображении. Лишь там он мог утолить тоску по идеалу. И потому каждый раз стремился превратить женщину в бесплотного ангела боготворимую в мечтах, но не пробуждающую страсти возлюбленную.
Джентльменам, которые заставили поющего оды любви По в гостиных своих жен, было невдомек, что, говоря с Фанни или Энни, романтический поэт с горящим взором на самом деле обращался к "Линор", или "Елене", или "Лигейе", или "Аннабель Ли", на мгновение принявшей образ реальной женщины. Опыт заставлял их подозревать мотивы иного, более низменного свойства.
Нет, выносить все это и дальше было выше его
[310]
сил. Злоречивые гарпии в фижмах, ревнивые мужья, осиный рой скверных журнальчиков, жалящих и глумливо смеющихся над его бессмертными мечтами, и исчезающие, всегда исчезающие любимые лица. Но разве не был он, измученный месяцами не проходящей головной болью, осаждаемый жуткими призраками, нищий, осмеянный толпой, все же велик? Он верил в это и в минуты покоя и просветления запечатлевал в словах не меркнущие от времени образы, творил волшебную и печальную музыку, скрывая за звездными покровами страдающее и израненное сердце.
Но что было делать сейчас, когда противостоять судьбе становилось все труднее?
Еще до разрыва с Хелен Уитмен он написал ей:
"...ужасные муки, которые мне пришлось претерпеть столь недавно, - муки, ведомые лишь господу богу и мне самому, - опалили мою душу очистительным пламенем, изгнав из нее всякую слабость. Отныне я силен - и это увидят все, кто любит меня, равно как и те, что без устали тщились меня погубить. Лишь таких испытаний, каким я подвергся, и недоставало, чтобы, дав ощутить мне мою силу, сделать меня тем, чем я рожден быть".
В чем же была его сила? Зимой 1849 года этот преследуемый неудачами, смертельно уставший человек, который вновь укрылся в Фродхеме, гонимый издевками и шипением молвы, был, казалось, соткан из одних слабостей. Силу ему давал только талант. Отныне он посвятит всего себя литературе. И "Стайлус" наконец станет реальностью! С января по июнь 1849-го шла подготовка к новой великой кампании. "Елена" уже не взойдет вместе с ним на уготованный ему престол. Что ж, пусть! - он воцарится там в одиночестве. Так начался последний, самый недолгий, но один из наиболее важных периодов его творчества. В это время было закончено стихотворение "Звон" и написана прекрасная баллада "Аннабель Ли".
После смерти По целая толпа претенденток стала осаждать его английского биографа Инграма, и каждая долго, нудно, сердито и ревниво доказывала, что именно она и есть настоящая и единственная "Аннабель". Однако насколько призрачные героини По вообще могут быть соотнесены с реальными прототипами, в образе Аннабель яснее всего видятся черты Вирджинии, покойной жены По. В этих прекрасных
[311]
лирических строках, звучащих словно траурная мелодия, выражена постигшая их обоих трагедия.
Письма, которые он писал Энни Ричмонд в первые месяцы 1849 года, свидетельствуют о том, что он решил упорным трудом умножить свою славу и вырваться наконец из бедности. Женщины, любовь и рождаемые ими страсти уже не вторгнутся в его жизнь - после пережитого недавно ему очень хотелось в это верить. В посвященном миссис Ричмонд стихотворении есть знаменательные строки:
О счастье! Не мучусь