— Почему же ты не приехал пораньше?
— Вероятно, потому, что не смог.
— Но что случилось за те три недели, пока мы не виделись?
— Как раз об этом я и хочу с вами поговорить.
— Вот как! Может быть, ты подождешь, пока мы выйдем из церкви?
— К сожалению, придется подождать. Это меня и злит.
— Молчи! Скоро все кончится. Наберись терпения, и мы вместе вернемся ко мне в гостиницу.
— Я на это рассчитываю, ваше высочество.
И действительно, король уже надел поверх своей рубашки из тонкого полотна холщовую рубашку Богоматери, а королева с помощью своих придворных дам натягивала на себя другую святую рубашку.
Затем король преклонил колена, его примеру последовала и королева. Супруги некоторое время усердно молились под широким балдахином, придворные, одержимые желанием угодить королю, били земные поклоны.
Наконец король поднялся с колен, снял с себя святую рубашку, попрощался с архиепископом, попрощался с королевой и направился к выходу из собора.
Однако на полпути он остановился: ему на глаза опять попался Бюсси.
— А, это вы, сударь, — сказал Генрих, — по-видимому, наше благочестие вам не по нраву, коли вы не решаетесь расстаться с золотом и шелками в то время, как ваш король одевается в грубое радио.
— Государь, — с достоинством ответил Бюсси, побледнев от сдерживаемого волнения, — даже среди тех, кто сегодня облачен в рубище и больше других изранил себе ноги, не найдется человека, ближе меня принимающего к сердцу службу вашему величеству. Но я прибыл в Париж после дальней и утомительной дороги и только сегодня утром узнал, что ваше величество отбыли в Шартр. Я проскакал двадцать два лье за пять часов, государь, торопясь присоединиться к вашему величеству. Вот почему у меня не было времени сменить платье, и ваше величество не попрекнули бы меня, если бы, вместо того чтобы поспешить сюда с одним желанием — слить свои молитвы с молитвами вашего величества, я остался бы в Париже.
Король, казалось, удовлетворился этими объяснениями, однако, взглянув на своих друзей, он увидел, что некоторые из них, слушая Бюсси, пожимали плечами. Не желая обижать своих сторонников знаками доброго расположения к придворному герцога Анжуйского, король прошел мимо Бюсси с сердитым видом.
Бюсси глазом не моргнул.
— Что с тобой? — сказал герцог. — Разве ты не видел?
— Чего?
— Что Шомберг, Келюс и Можирон пожимали плечами, слушая твои оправдания.
— Да, — с полным спокойствием отвечал Бюсси, — я это отлично видел.
— Ну и что?
— Неужели вы думаете, что я способен перерезать горло себе подобным или почти себе подобным в церкви? Для этого я слишком хороший христианин.
— А, коли так, все прекрасно, — сказал удивленный герцог, — мне-то показалось, что ты этого не заметил или не пожелал заметить.
Бюсси, в свою очередь, пожал плечами и при выходе из собора отвел принца в сторону.
— Мы идем к вам, не правда ли, ваше высочество? — спросил он.
— Немедленно. У тебя должны быть интересные новости для меня.
— Да, несомненно, ваше высочество, и даже такие, о которых, я уверен, вы и не подозреваете.
Герцог удивленно посмотрел на Бюсси.
— Да, да, — сказал Бюсси.
— Ну хорошо, позволь мне только распрощаться с королем, и я к твоим услугам.
Герцог отправился к королю просить позволения покинуть его свиту, и король, в силу особой милости Богоматери, несомненно расположенный к терпимости, даровал своему брату позволение уехать в Париж, когда ему заблагорассудится.
Герцог поспешно возвратился к Бюсси и вместе с ним закрылся в одной из комнат, отведенных ему в гостинице.
— Ну вот мы и одни, мой друг, — сказал он, — теперь садись и расскажи мне о своих похождениях. Ты знаешь, я ведь считал тебя мертвым.
— Вполне в это верю, ваше высочество.
— Представь, весь двор, прослышав о твоем исчезновении, на радостях разоделся в белое, и немало людей вздохнули свободно впервые с того дня, когда ты научился держать шпагу. Но не в этом дело. Давай рассказывай! Ведь ты меня покинул, чтобы следить за прекрасной незнакомкой. Кто же эта женщина и чего я могу от нее ждать?
— Вы пожнете то, что посеяли, ваше высочество, то есть стыд и позор!
— Что такое? — воскликнул герцог, более пораженный загадочным смыслом этих слов, чем их непочтительностью.
— Вы слышали, ваше высочество, — с ледяным спокойствием ответил Бюсси, — и мне нет необходимости повторять.
— Объяснитесь, сударь, и оставьте загадки и анаграммы Шико.
— О, нет ничего легче, ваше высочество, для этого мне достаточно обратиться к вашей памяти.
— Но кто эта женщина?
— Думаю, что вы ее узнали.
— Так это была она! — воскликнул герцог.
— Да, ваше высочество.
— Ты ее видел?
— Да.
— Она с тобой говорила?
— Конечно. Не говорят только призраки. А что, разве у вашего высочества были основания считать ее мертвой или надеяться на ее смерть?
Герцог побледнел и замер, словно раздавленный тяжестью слов того, кто, казалось, должен был бы вести себя как подобает придворному.