— Черт подери! Господин критикан!..
— О! Что за необузданное самомнение!
— Послушайте, разве не я король Лиги?
— Конечно, это неоспоримо, ты ее король. Но…
— Но что?
— Но ты больше не король Франции.
— А кто же тоща король Франции?
— Все, кроме тебя, Генрих, и прежде всего — твой брат.
— Мой брат! О ком ты говоришь?
— О герцоге Анжуйском, черт побери!
— Которого я держу под арестом?
— Да, потому что хотя он и под арестом, но он помазан на престол, а ты — нет.
— Кем помазан?
— Кардиналом де Гизом. Слушай, Генрих, я все же советую тебе заняться твоей полицией, совершается помазание короля — в Париже, в присутствии тридцати трех человек, прямо в часовне аббатства святой Женевьевы, и ты ничего об этом не знаешь.
— Господи, Боже мой! А ты об этом знал, ты?
— Разумеется знал.
— Как же ты можешь знать то, что неизвестно мне?
— Батюшки! Да потому что твоя полиция — это господин де Морвилье, а моя — я сам.
Король нахмурил брови.
— Итак, один король Франции у нас уже есть, не считая Генриха Валуа, — это герцог Анжуйский, а кроме него, мы еще имеем… постой-ка, постой… — сказал Шико, словно припоминая, — мы еще имеем герцога де Гиза.
— Герцога де Гиза?
— Герцога де Гиза, Генриха де Гиза, Генриха Меченого. Итак, повторяю, мы еще имеем герцога де Гиза.
— Хорош король, нечего сказать: король, которого я изгнал, которого я сослал в армию!
— Вот-вот! Разве тебя самого не ссылали в Польшу; разве от Ла-Шарите до Лувра не ближе, чем от Кракова до Парижа? А! Это верно — ты его отправил в армию. Что за ловкий удар, какое поразительное мастерство! Ты его отправил в армию, то есть поставил под его начало тридцать тысяч человек, разрази меня гром! В армию, и в какую! Всамделишную… это не то, что армия твоей Лиги… Нет, нет, армия из буржуа — это сгодится для Генриха Валуа, короля миньонов; Генриху де Гизу нужна армия из солдат, и каких! Выносливых, закаленных в боях, пропахших порохом, способных уничтожить двадцать таких армий, как армия Лиги. Одним словом, если Генриху де Гизу, королю на деле, взбредет однажды в голову стать королем и по званию, ему надо будет всего лишь повернуть своих трубачей к столице и скомандовать: “Вперед! Проглотим одним разом Париж вместе с Генрихом Валуа и Лувром.” И они это сделают, негодяи, я их знаю.
— В вашей речи вы позабыли упомянуть только об одном, мой великий политик, — сказал Генрих.
— Проклятье! Вполне возможно, особенно если то, о чем я забыл, — четвертый король.
— Нет, — ответил Генрих с крайним презрением, — вы позабыли, что, прежде чем мечтать о французском троне, на котором сидит один из Валуа, надо бы сначала оглянуться назад и посчитать своих предков. Можно еще понять, когда подобная мысль приходит в голову герцогу Анжуйскому; он принадлежит к роду, который вправе на это претендовать. У нас общие предки — борьба между нами и сравнение допустимы, ведь здесь речь идет о первородстве, вот и все. Но господин де Гиз… Знаете, мэтр Шико, подзаймитесь-ка геральдикой, друг мой, и сообщите нам, какой род древнее — французские лилии или лотарингские дрозды…
— Э-э, — протянул Шико, — тут-то и заключена ошибка, Генрих.
— Какая ошибка, где?
— Конечно, ошибка: род господина де Гиза гораздо древнее, чем ты предполагаешь.
— Древнее, чем мой, быть может? — спросил с улыбкой Генрих.
— Без всякого “быть может”, мой маленький Генрике.
— Да вы, оказывается, дурак, господин Шико.
— Это моя должность, черт побери!
— Я имею в виду, что вы сумасшедший, из тех, кого связывать приходится. Выучитесь-ка читать, мой друг.
— Что ж, Генрих, ты читать умеешь, тебе не надо снова отправляться в школу, как мне, так почитай же вот это.
И Шико вынул из-за пазухи пергамент, на котором Никола Давид записал известную нам генеалогию, ту самую, что была утверждена в Авиньоне папой и согласно которой Генрих де Гиз являлся потомком Карла Великого.
Генрих бросил взгляд на пергамент и, увидев возле подписи легата печать святого Петра, побелел.
— Что скажешь, Генрих? — спросил Шико. — Нас с нашими лилиями малость обскакали, а? Клянусь святым чревом! Мне кажется, что эти дрозды собираются взлететь так же высоко, как орел Цезаря. Берегись их, сын мой!
— Но как ты раздобыл эту генеалогию?
— Я? Да стал бы я на это время тратить! Она сама ко мне пришла.
— Но где она была, прежде чем прийти к тебе?
— Под подушкой у одного адвоката.
— Как его звали, этого адвоката?
— Мэтр Никола Давид.
— Где он находится?
— В Лионе.
— А кто извлек ее в Лионе из-под подушки адвоката?
— Один из моих хороших друзей.