— Не спеши возносить меня так высоко, Реми, ты сейчас увидишь, где обитает мое сиятельство.
И с этими словами он ввел Одуэна в свой домишко у крепостной стены.
— Клянусь честью, — сказал Бюсси, — дворец перед тобой. Устраивайся где хочешь и как сможешь.
— Это будет нетрудно. Вы ведь знаете, мне много места не нужно, могу и стоя спать, коли понадобится, я достаточно устал для этого.
Друзья, ибо Бюсси обращался с Одуэном скорее как с другом, чем как со слугой, разошлись, и Бюсси, испытывая двойное удовлетворение оттого, что он снова находится возле Дианы и Реми, в одно мгновение погрузился в сон.
Правда, герцог, дабы спать спокойно, попросил прекратить стрельбу из пушки и мушкетов; что до колоколов, то они замолкли сами собой, так как звонари натерли себе волдыри на ладонях.
Бюсси поднялся чуть свет и поспешил в замок, распорядившись передать Реми, чтобы и он туда пришел.
Граф хотел оказаться у постели его высочества в тот момент, когда принц откроет глаза, и, если удастся, прочесть его мысли по выражению лица, обычно весьма красноречивому у пробуждающегося человека.
Герцог проснулся, но было похоже, что он, как его брат Генрих, надевал на ночь маску.
Напрасно Бюсси встал так рано!
Между тем у него был подготовлен целый список дел, одно важнее другого.
Сначала прогулка за стенами города с целью изучения городских укреплений.
Затем смотр горожанам и их вооружению.
Посещение арсенала и заказ различных боевых припасов.
Тщательное изучение выплачиваемых провинцией податей, дабы осчастливить добрых и верных вассалов принца небольшим дополнительным налогом, предназначенным для того, чтобы украсить внутренность его сундуков.
И, наконец, корреспонденция.
Но Бюсси знал наперед, что ему не следует слишком полагаться на этот последний пункт; герцог Анжуйский старался писать поменьше, с недавних порой придерживался поговорки “Написанное пером не вырубишь топором”.
Итак, вооруженный до зубов против дурных мыслей, которые могли прийти в голову герцогу, Бюсси увидел, что тот открыл глаза, но, как мы уже сказали, ничего нельзя было прочесть в них.
— А-а! — сказал герцог. — Ты уже здесь!
— Разумеется, ваше высочество: я не спал всю ночь, меня преследовали мысли о делах вашего высочества. Чем мы займемся нынче утром? Постойте, а не отправиться ли нам на охоту?
“Превосходно! — похвалил себя Бюсси. — Вот еще одно занятие, о котором я позабыл”.
— Как! — возмутился герцог. — Ты заявляешь, что думал о моих делах всю ночь, и после бессонницы и неустанных размышлений являешься ко мне с предложением отправиться на охоту; ну, знаешь ли!
— Вы правы, — согласился Бюсси. — К тому же у нас и своры нет.
— И главного ловчего, — подхватил принц.
— Сказать по чести, охотиться без него куда как приятней!
— Нет, я с тобой не согласен, мне его недостает.
Герцог произнес это со странным выражением лица, что не ускользнуло от Бюсси.
— Этот достойный человек, — сказал граф, — этот ваш друг как будто бы тоже и пальцем не пошевельнул ради вашего спасения?
Герцог улыбнулся.
“Так, — сказал себе Бюсси, — я знаю эту улыбку: улыбка скверная, берегись, граф де Монсоро’Ч
— Значит, ты на него сердит? — спросил принц.
— На Монсоро?
— Да.
— А за что мне на него сердиться?
— За то, что он мой друг.
— Напротив, я его очень жалею.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что чем выше вы ему позволите взобраться, тем с большей высоты он будет падать.
— Ты, однако, в хорошем настроении, как я вижу.
— Я?
— Да, такое ты мне говоришь, только когда ты в хорошем настроении. Как бы то ни было, — продолжал герцог, — я стою на своем: Монсоро может нам пригодиться в этих краях.
— Почему?
— Потому, что он имеет здесь владения.
— Он?
— Он или его жена.
Бюсси закусил губу: герцог сводил разговор к тому предмету, от которого Бюсси вчера с таким трудом его отвлек.
— Вы уверены?
— Разумеется. Меридор в трех лье от Анже, разве тебе не известно? Ведь это ты привез ко мне старого барона.
Бюсси понял, как важно ему не выдать себя.