На третий день вечером, когда в городские ворота въезжал огромный обоз со съестными припасами, добытыми с помощью поборов, которыми герцог обложил своих радушных и верных анжуйцев, а сам он, изображая доброго сеньора, отведывал черный солдатский хлеб и с аппетитом ел копченые селедки и сушеную треску, возле других ворот города раздался громкий шум.
Герцог Анжуйский осведомился о причине этого шума, но никто не смог ему ответить.
По доносившимся звукам можно было понять, что там разгоняют рукоятками протазанов и мушкетными прикладами толпу горожан, привлеченную каким-то новым и любопытным зрелищем.
А все началось с того, что к заставе у Парижских ворот подъехал всадник на белом, покрытом пеной коне.
Надо сказать, что Бюсси, верный своей методе устрашения, заставил принца назначить его главнокомандующим войск провинции Анже и главным начальником всех ее крепостей и установил повсюду самый жесточайший порядок, особенно в Анже. Никто не мог ни выйти из города, ни войти в него без пароля, без письма с вызовом или без условного знака какого-нибудь военного сбора.
Цель у всех этих строгостей была одна: помешать герцогу отправить кого-нибудь к Диане так, чтобы об этом не стало известно Бюсси, и помешать Диане въехать в Анже так, чтобы Бюсси об этом не предупредили.
Кое-кому это может показаться чрезмерным, но пятьдесят лет спустя Бекингем станет совершать и не такие безумства ради Анны Австрийской.
Всадник на белом коне, как мы уже сказали, примчался бешеным галопом прямо к заставе.
Но у заставы был пароль, и часовой тоже его получил. Он преградил всаднику дорогу своим протазаном. Тот, по-видимому, намеревался оставить без внимания этот воинственный жест, тоща часовой закричал:
— К оружию!
Выбежали все стражники, и вновь прибывшему пришлось вступить с ними в объяснения.
— Я Антрагэ, — заявил он, — и хочу говорить с герцогом Анжуйским.
— Не знаем мы никакого Антрагэ, — ответил начальник караула, — но что касается разговора с герцогом Анжуйским, то ваше желание будет исполнено, так как мы вас сейчас арестуем и отведем к его высочеству.
— Арестуете меня! — ответил всадник. — Не такому жалкому сброду, как вы, арестовывать Шарля де Бальзака д’Антрагэ, барона де Кюнео и графа де Гравиля!
— И, однако, я его арестую, — ответил, поправляя свой нагрудник, анжуец, позади которого стояли двадцать человек, а перед ним — всего один.
— Ну, погодите, милейшие! — сказал Антрагэ. — Вам, как видно, еще не доводилось сталкиваться с парижанами. Отлично. Я покажу вам образчик того, что они умеют делать.
— Арестовать его! Отвести к его высочеству! — завопили обозленные стражники.
— Полегче, мои анжуйские ягнятки, — сказал Антрагэ, — я доставлю себе удовольствие явиться к нему без вашей помощи.
— Что он говорит, что он говорит? — спрашивали друг у друга анжуйцы.
— Он говорит, что конь его сделал всего лишь десять лье, — ответил Антрагэ, — а это значит, что он проскачет по вашим брюхам, если вы не посторонитесь. Прочь с дороги, или, клянусь святым чревом!..
И так как анжерские буржуа, по всей видимости, не поняли парижского проклятия, Антрагэ выхватил шпагу и великолепным мулине обрубил древки ближайших к нему алебард, острия которых были направлены на него.
Меньше чем за десять минут около двух десятков алебард было превращено в ручки для метел.
Разъяренные стражники осыпали непрошеного гостя градом палочных ударов, которые он отбивал с волшебной ловкостью спереди, сзади, справа и слева, хохоча при этом от чистого сердца.
— О! Что за прекрасная встреча, — приговаривал он, крутясь на своем коне. — О! Что за милейший народ эти анжуйцы! Разрази меня Бог! Ну и весело же тут! Как мудро поступил принц, покинув Париж, и как хорошо сделал я, что поехал вслед за ним!
И Антрагэ не только отражал самым блестящим образом удары, но время от времени, когда на него слишком уж наседали, рассекал своим испанским клинком чью-нибудь кожаную куртку, чей-нибудь шлем или же, приглядевшись, оглушал ударом плашмя какого-нибудь неосторожного вояку, бросившегося в схватку, позабыв, что голову его защищает всего лишь шерстяной анжуйский колпак.
Сбившиеся в кучу горожане наперебой наносили удары, калечили при этом друг друга, но снова возобновляли свои атаки. Казалось, они вырастают прямо из земли, как солдаты Кадма.
Антрагэ почувствовал, что начинает сдавать.
— Что ж, — сказал он, видя, что ряды нападающих становятся все более плотными, — отлично, вы храбры, как львы, это несомненно, и я тому свидетель. Но вы видите, что от ваших алебард остались только палки, а мушкеты свои вы заряжать не умеете. У меня было намерение въехать в этот город, но я не знал, что его охраняет армия самого Цезаря! Я отказываюсь от мысли победить вас. Прощайте, доброго вам вечера, я удаляюсь; только скажите принцу, что я специально приезжал из Парижа повидать его.
Тем временем капитану ополчения удалось поджечь фитиль своего мушкета, но в тот момент, когда он приложил приклад к плечу, Антрагэ с такой силой огрел его несколько раз по пальцам, что анжуец выпустил свое оружие и запрыгал от боли.
— Смерть ему! Смерть! — завопили избитые и взбешенные ополченцы. — Не выпускайте его! Не дайте ему ускользнуть!
— А! — сказал Антрагэ. — Только что вы не хотели впускать меня, а теперь не желаете выпускать. Берегитесь! Я переменю тактику. Я бил плашмя, а буду колоть, я обрубал алебарды, а буду обрубать руки. Ну как, мои анжуйские ягнятки, выпустите меня?
— Нет! Смерть! Смерть ему! Он устал! Убьем его!
— Прекрасно! Значит, возьмемся за дело всерьез?
— Да! Да!
— Ладно, берегите пальцы — я рублю руки!
Только произнес он эти слова и собрался приступить к исполнению своей угрозы, как на дороге появился второй всадник, скачущий таким же бешеным галопом. Он ворвался в ворота и как молния влетел прямо в гущу схватки, которая сулила превратиться в настоящую битву.
— Антрагэ! — крикнул вновь появившийся. — Антрагэ! Что, черт возьми, ты делаешь среди этих буржуа?
— Ливаро! — вскричал Антрагэ, обернувшись. — Разрази Господь! Ты как нельзя кстати! Монжуа и Сен-Дени! На помощь!
— Я был уверен, что нагоню тебя. Четыре часа тому назад я напал на твой след и с той минуты скачу за тобой. Но куда это ты влез? Тебя же убивают, прости меня Господи!
— Да, это наши друзья анжуйцы, они не хотят ни впустить меня, ни выпустить!
— Господа, — сказал Ливаро, снимая шляпу, — не угодно ли вам отойти вправо или влево, чтобы мы могли проехать?
— Нас оскорбляют! — завопили горожане. — Смерть им! Смерть!
— Ах, вот они здесь какие, в Анже, — заметил Ливаро, одной рукой надвигая плотнее свою шляпу, а другой выхватывая шпагу.
— Сам видишь, — сказал Антрагэ. — Одно плохо: их много.
— Ничего. Втроем мы с ними отлично справимся.
— Да, втроем. Если бы мы были втроем! Но нас только двое.
— Сейчас здесь будет Рибейрак.
— И он тоже?
— Ты слышишь? Уже скачет.