Монсоро повторил ту же басню, что рассказал привратнику.
— Знаете, — сообщил мажордом, — мы были очень обеспокоены, когда увидели лошадь без всадника, особенно его высочество, которого я имел честь предупредить о вашем прибытии.
— А! Его высочество выглядел обеспокоенным? — воскликнул Монсоро.
— И весьма.
— Что же он сказал?
— Чтобы вас привели к нему, как только вы появитесь.
— Хорошо. Я загляну сначала в конюшню, узнаю, все ли в порядке с лошадью его высочества.
Монсоро вошел в конюшню и увидел, что умное животное стоит на том самом месте, откуда он его взял, и прилежно, как и подобает лошади, которая чувствует необходимость восстановить свои силы, жует овес.
Потом, даже не переодев платье, — Монсоро счел, что важность известия, которое он привез, ставит его выше требований этикета, — даже не переодевшись, повторяем мы, главный ловчий направился в столовую. Все придворные принца и сам его высочество, собравшись за великолепно сервированным и ярко освещенным столом, атаковали паштеты из фазана, свежезажаренное мясо дикого кабана и сдобренные пряностями закуски, которые они запивали славным, бархатистым красным вином из Кагора или тем коварным, игристым и нежным анжуйским, ударяющим в голову еще прежде* чем в стакане полопаются все топазовые пузырьки.
— Двор весь собрался, — говорил Антрагэ, раскрасневшийся, словно молодая девица, и уже пьяный, как старый рейтар, — весь налицо, как и винный погреб вашего высочества.
— Не совсем, не совсем, — сказал Рибейрак, — недостает главного ловчего. Стыдно, в самом деле, что мы поедаем дичь его высочества, а не добываем ее себе сами.
— Я голосую за главного ловчего, за любого, — сказал Ливаро, — неважно, кто это будет, пусть даже господин де Монсоро.
Герцог улыбнулся: он один знал о приезде графа.
Не успел Ливаро произнести эти слова, а принц улыбнуться, как открылась дверь и вошел граф де Монсоро.
Увидев его, герцог издал громкое восклицание, громкое тем более, что оно прозвучало среди общей тишины.
— Вот и он! — воскликнул герцог. — Как видите, господа, Небо к нам благосклонно: не успеешь высказать желание, оно тут же исполняется.
Монсоро, приведенный в замешательство самоуверенностью принца, не свойственной его высочеству в подобных случаях, смущенно поклонился и отвел взгляд в сторону, ослепленный, как филин, которого внезапно перенесли из темноты на яркий солнечный свет.
— Прошу к столу, — сказал герцог, указывая графу де Монсоро место напротив себя.
— Ваше высочество, — ответил Монсоро, — я очень хочу пить, очень голоден и очень устал, но я не сделаю ни глотка, не съем ни кусочка и не присяду, прежде чем не передам вам чрезвычайно важного известия.
— Вы прибыли из Парижа, не так ли?
— И по очень спешному делу, ваше высочество.
— Что ж, слушаю, — сказал герцог.
Монсоро приблизился к Франсуа и, с улыбкой на губах и ненавистью в сердце, шепнул ему:
— Ваше высочество, ее величество королева-мать едет повидаться с вами и почти не делает остановок по пути.
Лицо герцога, на которое были устремлены все глаза, озарилось внезапной радостью.
— Прекрасно, — сказал он. — Благодарю вас, господин де Монсоро, вы, как всегда, верно служите мне. Продолжим наш ужин, господа.
И он придвинул свое кресло к столу, от которого было отодвинулся, чтобы выслушать графа де Монсоро.
Пиршество возобновилось. Но стоило главному ловчему, помещенному между Ливаро и Рибейраком, опуститься на удобный стул, стоило увидеть перед собой обильную еду, как он вдруг тут же потерял аппетит.
Духовное снова одержало верх над вещественным.
Увлекаемая печалью, душа Монсоро устремилась в меридорский парк. Вновь совершая путь, который только что проделало его разбитое усталостью тело, она шла как ко всему присматривающийся паломник, по той заросшей цветами тропинке, которая привела графа к стене.
Он снова увидел чужого коня, поврежденную стену, бегущие прочь тени двух любовников, снова услышал крик Дианы, крик, проникший в самую глубину его сердца.
И тогда, безразличный к шуму, к свету, даже к еде, забыв, рядом с кем и перед кем сидит, он погрузился в собственные мысли и не заметил, как на чело его набежали тучи, а из груди внезапно вырвался глухой стон, привлекший внимание удивленных сотрапезников.
— Вы падаете от усталости, господин главный ловчий, — сказал принц, — пожалуй, вам лучше отправиться спать.
— По чести так, — сказал Ливаро, — совет хорош, и, если вы ему не последуете, вы рискуете заснуть прямо на тарелке.
— Простите, ваше высочество, — сказал Монсоро, вскидывая голову, — я умираю от усталости.
— Напейтесь, граф, — посоветовал Антрагэ, — ничто так не бодрит, как вино.
— И еще, — прошептал Монсоро, — напившись, забываешься.
— Ну и ну! — сказал Ливаро. — Это никуда не годится. Поглядите, господа, его бокал все еще полон.
— За ваше здоровье, граф, — сказал Рибейрак, поднимая бокал.
Монсоро был вынужден ответить на тост и залпом опорожнил свой.
— Пьет он, однако, отлично, посмотрите, выше высочество, — сказал Антрагэ.
— Да, — ответил принц, который пытался угадать, что делается в душе графа, — да, чудесно.
— Вам следовало бы устроить для нас хорошую охоту, граф, — сказал Рибейрак, — вы знаете эти края.
— У вас тут и егеря и леса, — сказал Ливаро.
— И даже жена, — прибавил Антрагэ.
— Да, — машинально повторил граф, — да, охотничьи команды, леса и госпожа де Монсоро, да, господа, да.
— Устройте нам охоту на кабана, граф, — сказал принц.
— Я попытаюсь, выше высочество.
— Черт возьми! — воскликнул один из анжуйских дворян. — Вы попытаетесь, вот так ответ! Да лес кишит кабанами. На старой просеке я бы за пять минут с десяток поднял.