Лошади ласкались одна к другой, встряхивая украшенными серебром поводьями, а влюбленные сжимали друг друга в объятиях, забыв обо всем на свете.
Внезапно раздался голос, который заставил их обоих вздрогнуть: Диану — от страха, Бюсси — от гнева.
— Госпожа Диана, — кричал этот голос, — где вы! Отвечайте, госпожа Диана!
Этот крик пронзил воздух как зловещее заклинание.
— Ах! Это он, это он! Я о нем и забыла, — прошептала Диана. — Это он, я грезила! О, какой чудесный сон и какое страшное пробуждение!
— Послушай, — воскликнул Бюсси, — послушай, Диана, вот мы опять вместе! Скажи слово — и никто тебя не сможет больше отнять у меня. Бежим, Диана! Что нам мешает бежать? Погляди: перед нами простор, счастье, свобода! Одно слово — и мы уедем! Одно слово — и, потерянная для него, ты станешь моей навеки.
И молодой человек ласково удерживал ее.
— А мой отец? — спросила Диана.
— Когда барон узнает, что я люблю тебя… — прошептал он.
— Да что ты! — вырвалось у Дианы. — Ведь он — отец.
Эти слова отрезвили Бюсси.
— Я ничего не буду делать против твоей воли, милая Диана, — сказал он, — приказывай, я повинуюсь.
— Послушай, — сказала Диана, вытягивая руку, — наша судьба там. Будем сильнее демона, который нас преследует. Не бойся ничего, и ты увидишь, умею ли я любить.
— Бог мой, значит, мы должны расстаться? — прошептал Бюсси.
— Графиня, графиня! — послышался голос. — Отвечайте, или я соскочу с проклятых носилок, хотя бы это стоило мне жизни.
— Прощай, — сказала Диана, — прощай; он сделает, как говорит, и убьет себя.
— Ты его жалеешь?
— Ревнивец, — ответила она с прелестной улыбкой.
И Бюсси отпустил ее.
В два скачка лошади Диана догнала носилки. Граф был в полубессознательном состоянии.
— Остановитесь! — прошептал он. — Остановитесь!
— Проклятье! — сказал Реми. — Не останавливайтесь! Он сошел с ума. Если он хочет убить себя, пусть убивает.
И носилки продолжали двигаться вперед.
— Но кого вы зовете? — спросила графа Гертруда. — Госпожа здесь, возле меня. Подъезжайте сюда, сударыня, и ответьте господину графу. Его сиятельство бредит, это ясно.
Диана молча въехала в круг света, падающего от факелов.
— Ах! — сказал выбившийся из сил Монсоро. — Где вы были?
— Где же мне быть, сударь, если не позади вас?
— Рядом со мной, сударыня, рядом со мной. Не покидайте меня.
У Дианы не было больше никакого предлога, чтобы остаться позади. Она знала, что Бюсси следует за ней. Если ночь будет лунной, она сможет его видеть.
Прибыли к месту остановки.
Монсоро отдохнул несколько часов и пожелал отправиться дальше. Он не в Париж спешил попасть, он торопился удалиться от Анже.
Время от времени описанная выше сцена повторялась, и Реми тихонько бурчал:
— Хоть бы он задохнулся от ярости, тоща честь лекаря была бы спасена.
Но Монсоро не умер. Напротив того, на десятый день пути он въехал в Париж, чувствуя себя значительно лучше.
Решительно, Одуэн был очень умелым врачом, более умелым, чем этого хотелось бы ему самому.
За те десять дней, что длилось путешествие, Диане удалось силой своей любви преодолеть гордыню Бюсси. Она уговорила его явиться к Монсоро и извлечь все выгоды из дружбы, в которой его заверял граф. Предлог для визита был самый простой: здоровье графа.
Реми лечил мужа и передавал записки жене.
— Эскулап и Меркурий, — говорил он, — в одном лице!
ХХХV
О ТОМ, КАК ПОСОЛ ГЕРЦОГА АНЖУЙСКОГО ПРИБЫЛ В ПАРИЖ, И О ПРИЕМЕ, КОТОРЫЙ ЕМУ ТАМ ОКАЗАЛИ
Время шло, а ни Екатерина, ни герцог Анжуйский не появлялись в Лувре, и слухи о распре между братьями становились все настойчивее и многочисленнее.
Король не получал никаких известий от своей матери, и вместо того чтобы согласиться с пословицей “Отсутствие новостей — хорошие новости”, он, напротив, говорил себе, покачивая головой: “Отсутствие новостей — плохие новости”.
А миньоны добавляли:
— Франсуа, слушаясь дурных советов, должно быть, не отпускает вашу матушку.
“Франсуа, слушаясь дурных советов…” Действительно, вся политика странного царствования Генриха III и трех предшествующих царствований сводилась к этому.
Дурных советов послушался король Карл IX, когда он, пусть и не приказывал избивать гугенотов, но, во всяком случае, допустил Варфоломеевскую ночь. Дурных советов послушался Франциск II, когда он дал распоряжение об Амбуазской резне. Дурных советов слушался отец этого вырождающегося семейства, Генрих И, когда отправлял на костер столько еретиков и заговорщиков, пока его самого не убил Монтгомери; последний, как говорят, тоже послушался дурных советов, поэтому-то его копье и угодило столь неудачно прямо под забрало королевского шлема.
Никто не осмелился сказать Генриху III: “В жилах вашего брата течет дурная кровь, он хочет, как это повелось в вашем роду, лишить вас трона, постричь вас в монахи или отравить. Он хочет поступить с вами так же, как вы поступили с вашим старшим братом и как ваш старший брат поступил со своим старшим братом, — так, как ваша мать всех вас научила поступать друг с другом”.
Нет, короли тех времен, и в особенности короли XVI века, почли бы эти слова за оскорбление, ибо в те времена король был человеком. Только цивилизации удалось превратить его в такую копию Господа Бога, как Людовик XIV, или породить такой безответственный миф, как конституционный монарх.